Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

На шестом этаже образовалось болото. Если учителя и знали, как его осушить, то, во всяком случае, не делали этого. В итоге Филчу пришлось завести лодку и переправлять на ней учеников. Только и разговоров было, что об отбытии Фреда и Джорджа, и, как водится, с каждым разом история обрастала новыми подробностями, делалась всё сложнее и драматичнее.

Приступы «амбриджита» только усиливались ― похоже, близнецы распродали годовой запас «Забастовочных завтраков», ― но особенно старались даже не ученики, а полтергейст Пивз. Похоже, он принял завет Фреда близко к сердцу. С безумным хихиканьем он носился по всей школе, переворачивал столы, выскакивал из-за классных досок, опрокидывал вазы и статуи; дважды он запихивал бедную миссис Норрис в пустые рыцарские доспехи в коридоре, и Филч извлекал её оттуда истошно орущей (но, к счастью, живой и невредимой). Пивз разбивал фонари и тушил свечи, жонглировал горящими факелами над головой у перепуганных учеников, заставлял аккуратно сложенные стопки пергамента обрушиваться в огонь или за окно; он открыл краны во всех умывальниках на третьем этаже и устроил наводнение, набрал полную сумку тарантулов и выпустил их посреди вестибюля во время завтрака. Если же Пивзу хотелось передохнуть, он часами парил над Амбридж, сопровождая её повсюду, куда бы она ни пошла, и издавая громкие непристойные звуки всякий раз, как она открывала рот.

Горгулья на входе в директорском кабинете тоже объявила протест — как Амбридж ни пыталась, пройти мимо неё ей не удалось. Пришлось остаться в старом кабинете, только на дверь повестить золотую табличку с надписью «Директор».

А между тем ― с опозданием на два дня, но в торжественной обстановке ― Амбридж представила нового декана Гриффиндора. И тут, честно говоря, даже мне потребовалось очень много усилий, чтобы не раскрыть рот от изумления: к столу преподавателей прошёл, нервно расправляя складки на новенькой синей мантии, Перси Уизли.

Вакантных преподавательских должностей не было, поэтому Амбридж объявила, что «профессор» Уизли как сотрудник Министерства магии будет проводить у пятого и седьмого курсов обязательные занятия по профориентации. Место она ему выделила рядом с собой, потеснив профессора МакГонагалл.

— Вы шутите! — воскликнул Рон так громко, что его услышал весь зал. Как всегда, я сидел довольно близко к краю стола, со стороны преподавателей, поэтому видел, что уши у Перси покраснели.

— Перси! Кусок-драконьего-дерьма-Перси! — шипел Рон. Я подошёл к нему сразу после ужина, на котором представили нового декана Гриффиндора. Насколько мне было известно, Перси разругался с семьёй ещё летом. Он пришёл на похороны отца, но ни с кем не помирился, более того: вечером после похорон крупно поссорился с Биллом, когда сказал, что отец «сам виноват». С тех пор Рон предпочитал делать вид, что у него не пятеро старших братьев, а четверо. И вот Перси появился в замке — холёный, с горделивой осанкой и надменным взглядом. В обновлённое расписание вписали «семинар по профориентации» — на четверг. Всё оставшееся до этого момента свободное время я (и остальные друзья) потратили на попытки убедить Рона не делать глупостей. Помолчать, не нарываться. Гермиона оптимистично считала, что нам это удалось, но я придерживался строго противоположного мнения.

Что особенно плохо, семинары проводились для каждого факультета по отдельности: у нас — перед сдвоенным зельеварением, у Гриффиндора — после. А это значило, что удерживать Рона от резких поступков придётся Гарри и Гермионе вдвоём.

Мы зашли в кабинет (Перси выделили пустой класс на третьем этаже), расселись. Вздохнув, я занял первую парту. Блейз плюхнулся рядом со мной, скрестил руки на груди и уставился в потолок с видом человека, который намерен просидеть так до скончания века. Или, учитывая, что на дворе стоял девяносто шестой, ещё дольше.

Зачем Перси Уизли согласился на это? Вот о чём я думал, пока тянулись минуты ожидания. Хотя, на самом деле, всё очевидно: он пытается построить карьеру в Министерстве, цепляется за Фаджа, для него это возможность выслужиться, проявить себя — конечно, он вызвался помочь. Кроме того, очевидно, Амбридж не хватало в школе своих людей, вот она и ухватилась за травму Криви как за возможность освободить место для того, кто её поддержит. Перси зашёл в класс. Не знаю, как остальным, но мне было очевидно, что его колотит от волнения, если не сказать — от ужаса. Его словно втолкнули в клетку с тиграми и забыли выдать даже хлыст. Я спиной чувствовал взгляды однокурсников, ощущал, как они переглядываются, оценивают подкинутую им жертву, делят её на куски и принимают решение. Блейз обернулся через плечо и хмыкнул. Я опустил взгляд на парту. Никогда не испытывал удовольствия от унижения других людей, даже если мне самому эти люди неприятны.

— Привет, Перси, — с ленцой протянула Панси. — Это что, новая мантия?

Я сглотнул.

— Для вас — профессор Уизли, мисс Паркинсон. Добрый день, класс, сегодня…

— Но ведь ты не профессор, Уизли, — возразил Теодор. — Профессор должен что-то преподавать, а ты не преподаёшь. Твой максимум — мистер Уизли. Но, постойте… Это же уважительное обращение. Так что — просто Уизли.

Раздавались смешки. Перси покраснел (точно как Рон, весь целиком), а Блейз внезапно поднял руку.

— Да, мистер Забини?

— Простите, профессор, — невинно-вежливым тоном начал Блейз, — мы все понимаем, как вы получили эту должность, но остаётся один очень важный вопрос. С мадам Амбридж вы сверху или снизу? — класс грохнул хохотом, а Блейз откинулся на спинку стула, поднял его на задние ножки и бросил вдогонку:

— Вы не стесняйтесь, профессор, тут все свои.

Перси не выдержал удара. Он вылетел из класса, шваркнув дверью, а наши всё хохотали, не в силах остановиться. Через несколько минут я встал и сказал негромко:

— Ну, хватит. Если на шум вызовут декана, никому это не понравится. Давайте считать, что у нас час подготовки к СОВ.

— Он прав, — неохотно признала Панси. — Достаём учебники и вперёд. Давай, Нотт, давай, не криви тут рожу!

Минут через десять Милли Булстроуд спросила виновато:

— Кто-нибудь понимает, как определять ключевой компонент противоядия? Или только запомнить?

— Формулой, — с тяжёлым вздохом отозвался Блейз, — учебник надо читать глазами, а не задницей.

По классу пронеслось недовольное ворчание. Блейз поднялся, пересел на край преподавательского стола, махнул палочкой в сторону доски и принялся рассказывать, откуда брать значения для расчётов и как пользоваться таблицей совместимости. Судя по всему, он считал нас полными идиотами. Но говорил, надо признать, полезно и понятно.

* * *

Гарри перехватил меня по дороге на ужин, вцепился пальцами в плечо и прошипел:

— Нужна помощь! — и, стоило мне согласно кивнуть, пояснил:

— Кажется, Рон пошёл разбираться с Перси. И… ну…

Похоже, ничего хорошего от этой встречи Гарри не ждал.

— Они братья, — заметил я, как можно незаметнее потирая руку — хватка у Гарри была что надо. — Им стоит поговорить.

— Не стоит, — уверенно возразил Гарри. — У Рона было такое лицо… И они поругались на уроке. Кошмар был.

— У нас тоже, — вздохнул я, — даже без Рона. Перси непросто даётся новая должность. Но от меня-то ты чего хочешь?

— Пошли со мной туда? К кабинету? На всякий случай?

Я плохо понимал, какой такой случай позволит мне прервать разговор двоих посторонних людей, ещё и состоящих в близких родственных отношениях, но Гарри смотрел жалобно и несчастно. Поэтому, скинув сумку Блейзу и получив от него заверение, что он принесёт сэндвичи и будет держать меня под «Империусом» до тех пор, пока я их не съем, я отправился вместе с Гарри к кабинету Перси. Но, очевидно, мы опоздали. Дверь громыхнула, Рон вылетел в коридор и кинулся прочь, в противоположную от нас сторону, едва разбирая дорогу.

— Чёрт! — выругался Гарри. — Я за ним!

Он рванул следом, а я остановился возле кабинета, прислушался — и внезапно различил странные, как будто мяукающие звуки: шумный всхлип, долгий выдох... Воспитание требовало удалиться, но внезапно мне стало жаль Перси. Аккуратно зайдя в класс, я закрыл за собой дверь, наложил «Коллопортус», отработанным движением наколдовал стакан воды и поставил его на учительский стол. За ним, уткнув голову в руки, сидел Перси. Его плечи дрожали, строгие прямоугольные очки в роговой оправе лежали рядом, на ровных стопках бумаг. Услышав стук стакана по крышке стола, Перси резко поднял голову, дёрнулся, вскочил, покраснел до корней волос — и обмяк. Как ни притворяйся, было очевидно, что он плакал: длинное лицо блестело от влаги, глаза распухли.

— Выпей маленькими глотками, — сказал я спокойно, пододвигая к нему стакан. — Да не залпом же! Ну…

Ответом послужило предсказуемое икание. Как маленький, честное слово.

— Я не буду навязываться, — произнёс я, пока Перси боролся с икотой, краснея ещё больше, до свекольного цвета, — если хочешь, сейчас уйду. И никому не скажу, не смотри ты так. Я не разношу сплетни. Но… — я сделал небольшую паузу, — мы можем поговорить, если хочешь. У меня не было возможности сказать раньше — прими мои глубокие соболезнования.

На этих словах что-то внутри Перси надломилось. Он сгорбился и ответил осипшим голосом:

— Кажется, ты единственный, кто считает, что я их заслуживаю.

— Разумеется, заслуживаешь. Это твой отец. Мы с моим тоже… не очень близко общаемся, если честно. Но я его люблю. Оставить тебя?

Я был уверен в утвердительном ответе, но ошибся — Перси быстро, резко мотнул головой и выдохнул через рот, пытаясь одолеть икоту. Махнув рукой на приличия, я присел на край его стола.

— Мой… друг, — нетвёрдо начал Перси, — сказал бы, что надо выпить.

— Он ошибается. Алкоголь ещё никому и никогда не помогал.

— А ты откуда знаешь? Вряд ли пробовал.

— Во-первых, я пробовал вино, дедушка наливал. А во-вторых, для некоторых выводов не требуется личный опыт. Лучше ещё воды. Маленькими…

— Я помню! — и, после долгой паузы: — Это правда, что… ты видел будущее? Как папа…

— Откуда ты знаешь?

— Рон проболтался. Я не поверил.

— Напрасно.

— Выходит, так было суждено? Он должен был умереть? Ничего нельзя было сделать?

— Я не знаю, правда. Сначала мне казалось — да. А теперь я всё больше думаю о том, что, возможно, была надежда. Если бы узнали раньше. Или если бы он не пошёл тогда…

— В Отдел тайн? Это были дела Дамблдора, я точно знаю. Его люди постоянно там крутятся. Никто не может запретить сотруднику Министерства прогуливаться по коридорам, но… Этого бы не случилось, если бы он не слушал Дамблдора и Поттера с его байками! Ты ведь тоже считаешь, что всё это чушь про возрождение Того-Кого-Нельзя-Называть?

— Моё положение таково, что я не могу что-либо считать по этому поводу. И, тем более, говорить об этом вслух.

Перси зажмурился, потёр переносицу, взял стакан, в котором уже плескалась свежая вода, и сделал маленький глоток. Затем второй.

— Министр думает, что Дамблдор хочет таким образом захватить власть.

— А ты?

— Что — я?

— Ты что думаешь?

— А я, — Перси вдруг прищурился, и это бы смотрелось злобно, если бы не отёкшие веки, — а я считаю, что Дамблдору не место в политике! Это не его дело. И этот отряд его… Он же обычный гражданский, кто дал ему право собирать боевой отряд?

— Видишь ли, никто не может запретить профессору Дамблдору встречаться с друзьями по выходным. И просить этих друзей об одолжениях. Это не преследуется по закону.

Он снова вздохнул, устало ткнулся лбом в ладонь.

— Мы всегда были такими бедными… Это не потому что папа плохо зарабатывал, в Министерстве хорошо платят. Но нас у него было много, близнецы вечно всё ломали, что ни купишь. Ещё и эти друзья папины, коллеги — у всех вечно какая-то непредвиденная ситуация. Он всем помогал. Говорил: «Раз просят, значит, очень нужно». Сам-то никогда не просил, мы ведь справимся.

В его голосе смешивались злоба и нежность.

— Билл на работу вышел, сначала вообще кнаты получал. Года три. Потом у него дела пошли в гору, он вроде папе денег предложил, тот рассердился, накричал на него. Он, когда приезжал, конечно, привозил горы всего, маме колье подарил… Мне иногда кажется, что нас не семеро детей, а двое, потом один я, потом ещё двое. И ещё. Билл ещё про Джинни что-то знает, всё же девочка, а про Рона… сомневаюсь, что он помнит, сколько ему лет. Чарли вообще от нас от всех тошнит. То есть, конечно, он нас любит, и родителей любит, но ему всё время приходилось сидеть с мелкими. Мама с младенцем, а этих на Чарли. Билла как-то… не напрягали, что ли? Он же умница, отличник. Я хотел быть как он. А Чарли хотел жить подальше от «Норы».

Он тяжело выдохнул, но не замолчал:

— Я думаю, на самом деле ему нравится, когда мы приезжаем в гости. Он там такой крутой в своём заповеднике, старший драконолог уже. Но особенно ему нравится, когда мы уезжаем. Я думал, папа будет гордиться, когда меня взяли в Министерство. К Краучу. А он вроде пожал руку, поздравил, мама ужин устроила, только… Он не был горд. И доволен тоже. Потом вроде повеселел, а летом попросил заехать, налил огневиски и рассказал эту безумную историю про Сам-Знаешь-Кого. Сказал, Дамблдору нужна наша помощь. Я взбесился. Ладно бы — папе нужна. Но Дамблдору? Он нам кто? Начальник? Зарплату-то не платит. Друг? Хорош друг, заходит, когда ему до нас дело есть. С Поттером своим носится, будто все ему должны. Приютить, накормить, отвезти и всё такое. Да не смотри так! Знаю, что он сирота, всё такое. Но почему мы-то вечно? Других нету, что ли? Мама за Поттера больше волнуется, чем за родного сына! Я не про себя, про Рона. Он толковый парень, на самом деле, голова соображает, Поттер только этот!

Перси говорил и говорил, как под сывороткой правды, только без неё. Как будто мечтал всё это сказать уже очень давно: слова копились, собирались, и вот — пузырь лопнул, и теперь, пока все не выльется, замолчать не выйдет. Я не перебивал, даже когда мне было, что возразить. Просто чувствовал, что сейчас никакие аргументы не сработают. Перси требовалось время — и я давал его, замерев в неудобной позе на краю стола, одним мыском упираясь в пол.

— Я вот думаю. А если папа был прав? Не верю, но если?.. Я был там, в коридоре. Четыре раза ходил. Конечно, невыразимцы всё почистили, но я искал. Гладкие стены, безопасное освещение, даже не факелы, не открытый огонь. Как отец мог там?.. Или на самом деле он влез в сам Отдел тайн, и на него напала какая-то разработка? Невыразимцы ведь не скажут. Может, они там выводят ядовитых змей? Это логичнее, чем сказки про змею Сам-Знаешь-Кого. Или нет? Я уже запутался. Если бы это была разработка… у них было бы противоядие? Наверное. Билл верит. Я его прямо спросил: «Ты с Дамблдором?» А он как-то так странно посмотрел и ответил: «У нас общая цель».

Разработка Отдела тайн. Что ж, это ведь отвечало почти на все вопросы, кроме того, зачем Артур Уизли ходил в этот коридор.

— Кто-то на треть сократил популяцию великанов в Европе. Я умею читать и слушать, я не идиот. И ещё… Ты вряд ли знаешь, об этом не писали в газетах...

— Побег из Азкабана.

Перси поднял взгляд от стола и впервые посмотрел на меня. Я отметил, что у них с Роном глаза одного цвета — светло-голубые. Только у Перси больше морщинок возле внешних уголков век.

— Знаешь?

— Должны же у меня быть какие-то привилегии как у принца.

— Я бы на твоём месте выбрал лишние выходные в Хогсмиде. Или собственную спальню. Или второй ужин.

— Массаж пяток по пятницам, — фыркнул я.

— Тоже сойдёт, — развеселился Перси. — Что угодно.

— Кто б ещё мне давал выбирать, — вздохнул я. Уже не помню, где я вычитал это или от кого узнал, но есть правило: нужно отвечать откровенностью на откровенность. Иначе человек, который открыл тебе душу, останется с ощущением, что его обманули. Было не так уж много вещей, которыми я мог поделиться, не нарушив при этом бесконечных запретов Дженкинса, но кое-что я выбрал. — У меня нет права решать, что знать, а что нет. И как к этому относиться. Я не могу даже в дружеском разговоре сформулировать свою позицию, потому что кто-то может услышать. И временами это…

— Мучительно?

— Очень. Впрочем, ты первый секретарь министра, думаю, ты понимаешь.

— Более чем. Я потеряю работу, если начну болтать лишнее.

— Но думать-то нам никто не запрещает. Анализировать, делать выводы. Я в этом ужасен, но у меня есть, — я улыбнулся, — советчики поумнее.

— Мой… друг считает, что самое время присматривать работу на континенте. Он зельевар, если что, везде найдёт место. А я там зачем? Иностранца в управляющий аппарат не возьмут. Переводчиком? У меня всего три языка, и те не великолепные. Я же не Крауч. А что тогда? В лавку, торговать? — он скривился. — Знаю, нищие не должны выбирать, но торговля всегда представлялась мне занятием низким. В семье Уизли торгашей нет, — тяжёлый вздох. — Раньше не было. Уже есть. Стану третьим? С ним-то ясно, он магглокровка, если что — ему лучше уехать. Я ему и сказал — проваливать, раз он так решил. Сейчас думаю, что, наверное, я тоже… должен. Он-то, конечно, говорит, что заработает на двоих, но это унизительно. Здесь я первый секретарь министра магии, там буду никем. И что? Сидеть, делать вид, что я ничего не вижу и не слышу? Тебе бы в журналисты идти. Или в следователи.

— Почему?

— Не знаю. Лицо у тебя такое, смотришь — и хочется вообще всё выложить.

Я улыбнулся, и Перси ответил на улыбку. Слегка виновато пожал плечами, спросил:

— Много я наболтал, да?

— Оно в любом случае останется между нами.

— Даже друзьям не скажешь? — нахмурился Перси. — Рону?

— Думаешь, друзья будут мне доверять, если я начну разбалтывать чужие секреты? Хочешь обмен?

— На что?

— На мой секрет.

— Не нужно… Хочу.

— Если уж говорить про выбор стороны, мы с Биллом на одной.

— Не с Дамблдором? — точно определил Перси. — Но преследуете общие с ним цели…

— Расскажешь — у меня будут проблемы.

— Расскажу — мне всё равно не поверят. Но я подумаю. Много над чем, если честно.

— Не пей ничего у Амбридж. На всякий случай. Если не хочешь поделиться с ней лишним.

Глаза Перси расширились от изумления.

— А насчёт урока… Мне жаль, что так вышло.

— Ты не особо виноват. Вообще не виноват, если честно.

— Тебе не дадут спуску. Хаффлпафф ещё нормально, Рейвенкло — если повезёт. Обращайся к Тони Голдштейну, спрашивай его мнения уважительно, делись информацией, не переводи разговор на себя, не хвастайся, и тебя не тронут. Они те ещё снобы, но многие планируют делать карьеру в Министерстве или в Отделе тайн. Покажешь, что полезен, и нападать они не будут. Наши… — я вздохнул, — я могу попытаться заткнуть Блейза, но тебе это не поможет. Трудный год, все на нервах, ребята не упустят возможность выпустить пар. Ты в их глазах — мальчик для битья.

— Я понимаю, — поделился Перси, — шёл на урок и настраивался на это, а всё равно не помогло. Но Забини этот… — его передёрнуло.

— Он будет говорить пошлости и гнусности. Это его природа.

— Я думал, Гриффиндор меня поддержит. А они смеются. Не так, как ваши, но злобно и… Я справлюсь. Наверное...

— Точно справишься. Или в конце года скажешь, что деканство — это не совсем твоё. Немного осталось.

— Спасибо, Альберт.

— Не за что, Персиваль.

— Никто не называет меня Персивалем!

— А меня никто не называет Альбертом. Берти, — я протянул руку.

— Перси, — ответил он, пожимая мою ладонь. — Мордред, отбой скоро! Ты как, дойдёшь?

— Я староста, мне можно.

На том и разошлись, пожелав друг другу доброй ночи. В тот момент я не был уверен, доведётся ли мне ещё хоть раз разговаривать с Перси Уизли иначе, нежели в рамках светской беседы или опроса в классе, но я чувствовал, что потратил всё время ужина не зря. Я не понимал, что именно, но мне казалось, что в кабинете произошло что-то важное и ценное. Правда (я мысленно тяжело вздохнул), ещё оставался вопрос с Роном. Нашёл его Гарри? Успокоил? Было очевидно, что завтра с утра нужно это выяснить. Но прямо сейчас я заслужил обещанные Блейзом сэндвичи (которые готов был съесть безо всякого «Империуса»), душ и подогретую грелками постель.