Потерянная — незнакомая себе (гет)

После того, как раны Джорджа были обработаны, его состояние значительно улучшилось. Царапины исчезли, кровь остановилась, а тупая боль в боку утихла благодаря зелью Чарли. Чарли справился с лечением быстро и уверенно, не забывая ворчать что-то себе под нос про «упрямых младших братьев» и «драконов, с которыми легче, чем с вами».

Джордж, несмотря на то, как был измучен, покорно выпивал даже самые мерзкие снадобья. Он знал: чем скорее поправится, тем меньше шансов, что мама узнает — и тем меньше вопросов будет вообще. Учитывая, что он сам не хотел об этом говорить, такой расклад был идеален.

Когда всё наконец улеглось, палатка наполнилась тихим дыханием спящих. Ева лежала на своей раскладушке, но сон не шёл. Она смотрела в потолок, ощущая, как мысли клубятся в голове, как сжимается сердце. И, в конце концов, не выдержала — вышла наружу.

Ночь была прохладной. Над лесом висел тонкий серп луны, дым пожарищ ещё витал в воздухе, лёгкий ветер шевелил траву. Ева села на бревно недалеко от входа в палатку и обняла себя руками, будто пытаясь удержать разлетающиеся мысли.

Прошло, может, минут пятнадцать. А может, и час.

Шорох. Хлопнул полог палатки. Кто-то вышел. Ева обернулась — и застыла. Это был Джордж.

Он шагнул вперёд, огляделся, заметил её — и едва заметно нахмурился. Лицо было бледным, в лунном свете особенно чётко читались тени под глазами. Он, как и она, не мог уснуть. Может, от боли. А может, от чего-то другого.

Он хотел было пройти мимо, молча, будто её не заметил. Но Ева встала. Неуверенно, но с решимостью, шагнула к нему навстречу.

— С тобой всё в порядке?.. Может… может, тебе что-то нужно?.. — её голос дрожал, но не от холода.

Она смотрела на него с такой беззащитностью, такой отчаянной надеждой, что Джордж замер на месте. Ком подступил к горлу. Он отвернулся.

— Не надо. Ничего не нужно, — тихо сказал он и уже сделал шаг, но Ева не отступала.

— Прости, — выдохнула она. — Прости меня… Я виновата. Я должна была подумать о тебе тоже. Я не должна была…

— Ты правда думаешь, что я злюсь на тебя потому, что ты… не подумала обо мне? — оборвал он её, обернувшись с неожиданной резкостью.

— А разве нет?.. — прошептала Ева. — Ты получил раны… ты пострадал. Из-за меня.

— Нет! — сказал он чуть громче, чем хотел, и тут же поморщился — боль отозвалась в боку. Он сделал глубокий вдох, сдерживая себя, и уже тише добавил:

— Я не злюсь из-за этого. Раны… это ерунда. Я сам на это пошёл. Никто меня не заставлял. Это был мой выбор. Я бы снова так поступил.

— Тогда… тогда почему?.. — Ева растерянно посмотрела на него.

— Ты и вправду поверила, что я просто останусь там лежать? — Голос Джорджа дрожал, в нём закипало что-то гораздо большее, чем злость. — Что я буду спокойно охлаждаться в том месте, где ты меня оставила? Нет! Никогда. Я бы ни за что не доверил тебе справиться одной… в такой момент… с ними.

Он стиснул кулаки, взгляд потемнел.

— Тем более, если речь идёт о Пожирателях смерти. Это не просто паника на матче. Это реальная угроза. Я не могу... я не хочу... оставлять тебя в такой опасности, — он сделал шаг вперёд. — Я злюсь не из-за того, что ты не подумала обо мне. А из-за того, что ты, как обычно, не подумала о себе, Ева!

Слова вырвались из него, как будто он сдерживал их слишком долго.

— Ты не подумала, что можешь оказаться в беде. Что тебя могут схватить... — он запнулся, опустив глаза. — Что с тобой может что-то случиться. Ты снова решила, что справишься одна. Тащишь всё на себе, снова. Не просишь помощи. Даже после всего, что ты пережила… ты так и не научилась… заботиться о себе.

Он резко закрыл лицо ладонями, и в его голосе послышалась отчаянная боль.

— А если бы с тобой что-то произошло?.. Что бы я делал? — прошептал он. — Я ведь… я же обещал себе, что буду рядом. Что защищу тебя. Я бы себе этого никогда не простил. Никогда!

Он выдохнул, тяжело, как будто не хватало воздуха. Затем дрожащим голосом добавил:

— Ты для меня… ты для меня очень важна. Пожалуйста… хоть иногда, просто... попроси помощи. Я готов помочь. Я всегда рядом. Только, прошу, не рискуй собой вот так.

Ева стояла, опустив голову. И только спустя секунду смогла признать — он прав. Во всём.

Она всегда ставила других выше себя. Всегда радовалась, когда счастливы другие, даже если сама тонет в болоте боли, страха и одиночества. Но Джордж… он видел это. Он видел её. Это осознание было одновременно пугающим и… бесконечно ценным.

Она подошла ближе. И вдруг — обняла его.

Джордж остолбенел. Его гнев, тревога, напряжение — всё словно растворилось. Её руки обвили его, прижались к груди, и он будто снова начал дышать. Исчез страх, исчезли ночные крики, исчезла вспышка Зелёной Метки. Осталась только она. Здесь. Живая. Тёплая.

Он бы тысячу раз прошёл через весь этот ужас заново, лишь бы снова почувствовать, как она рядом.

— Прости меня… — прошептала Ева, зарывшись лицом в его грудь. — Мне очень жаль. Ты… ты и правда мой брат, Джордж. Настоящий. В этом мире… никто никогда не волновался за меня так, как ты. Я не хотела причинить тебе боль… Я… Я всё обдумаю, правда… только, прошу… не злись на меня. Я не переживу, если ты начнёшь… презирать меня…

Джордж медленно обнял её в ответ. Его рука легла на её голову, пальцы мягко провели по волосам. Он молчал. Он не мог сказать ей, что всё, что чувствует — гораздо больше, чем просто забота брата. Что каждое её прикосновение для него — как пламя. Что он не спит ночами, потому что прокручивает в голове, как бы быть ближе. И не может сказать — потому что боится. Боится разрушить хоть то, что есть сейчас.

Он просто держал её в объятиях. Без слов. Наслаждаясь этим хрупким, почти невозможным моментом.

И знал: если она позволит быть рядом, хоть как брату — он останется. Будет ждать. Сколько бы ни понадобилось. Просто ради того, чтобы она была в безопасности. И улыбалась.

Потому что он стал пленником своих чувств. Добровольно.

Он не знал, сколько времени она держала его в объятиях. Секунды тянулись бесконечностью, и всё же — как это бывает со счастливыми мгновениями — они закончились слишком быстро.

Ева медленно отпустила его и отступила на шаг. В тусклом лунном свете Джордж увидел на её лице усталость и блеск непросохших слёз. Его сердце болезненно кольнуло: гнев давно ушёл, а на его месте поднялось мучительное чувство вины — зачем он был с ней так резок, когда она и без того натерпелась?

Он заставил себя улыбнуться, придав голосу привычную бойкую лёгкость:

— Ладно! Если тебе будет легче спать после официального заявления, то слушай, — с притворной серьёзностью начал он и, театрально расправив плечи, произнёс: 

— Я тебя прощаю. Не виню. Со мной всё в полном порядке. Ты, наверное, набегалась за Гарри, Роном и Гермионой, так что марш отдыхать.

Ева всхлипнула, но уже с оттенком облегчения, быстро вытерла слёзы. Сделала пол‑шага, остановилась, вернулась и обняла его ещё раз — коротко, но крепко. А затем, поднявшись на носки, мягко поцеловала Джорджа в щёку.

— Спасибо тебе, Джордж. Ты самый настоящий брат. Я счастлива, что именно ваша семья приняла меня как родную. Если вдруг понадобится помощь — просто скажи. Спокойной ночи.

Она улыбнулась — устало, но по‑настоящему — и юркнула в палатку для девочек. Полог качнулся — и лёгкая тень исчезла.

Джордж застыл, будто на него вновь наложили «Петрификус Тоталус». Щёку, на которую легло её тёплое прикосновение, будто обожгло изнутри; кровь прилила к лицу жаркой волной. Он и не заметил, как вокруг стих ветер, как ночь стала гуще: все звуки будто затихли, оставив в голове ровный гул и вновь и вновь перекручивающийся кадр — Ева, её робкая улыбка, её губы, лёгкий взмах ресниц…

Он не слышал, как прошли минуты. Не заметил, когда вновь откинул полог мужской палатки, добрёл до своей койки и опустился на одеяло. Схватился ладонью за левую щёку, словно боялся, что тепло исчезнет, и застыл, глядя в темноту. Так и лежал, с открытыми глазами и открытым сердцем, прокручивая каждую секунду ночного разговора до тех пор, пока снаружи не заскрипели доски настила и голос отца не начал поднимать всех, чтобы готовиться к отъезду.

К утру Джордж не сомкнул глаз ни на мгновение — но сожалеть он об этом точно не собирался.

* * *

Мистер Уизли разбудил всех рано утром. Было тихо, но сдержанная торопливость чувствовалась в каждом его движении: он хотел как можно скорее отвезти детей домой.

Ева хотя спала немного, но, несмотря на усталость, чувствовала себя удивительно легко. Разговор с Джорджем накануне вечером снял с души тяжёлый груз, и впервые за долгое время внутри было… спокойно.

Когда они добрались до Норы, у порога их уже встречала миссис Уизли. На лице её отражалось волнение, а руки дрожали, когда она кинулась к мужу и крепко обняла его. Потом, не сдерживая себя, прижала к груди детей, одного за другим — особенно близнецов.

Джордж при её объятии стиснул зубы — резкая боль в рёбрах едва не заставила его вскрикнуть. Но он не подал виду. Он знал: если мать заметит хоть намёк на травму, перепугается ещё больше. А ему хотелось пощадить её чувства.

Миссис Уизли обняла и Еву, крепко-крепко, с такой заботой, что у той даже защекотало в груди. Потом всех загнала на кухню, где их уже ждал настоящий пир. Стол ломился от вкусностей: запечённая картошка с розмарином, яичница с грибами, гренки с тыквенным повидлом и горячий шоколад с корицей.

Ева, несмотря на слабость, с аппетитом накинулась на еду. Сидела счастливая, расправив плечи, с лёгкой улыбкой — будто на секунду забыла обо всём. Джордж не сводил с неё взгляда.

Фред, заметив это, пнул его под столом. Но Джордж даже не отреагировал. Его глаза оставались прикованы к Еве, словно он боялся, что если отвернётся — она исчезнет.

Фред нахмурился. Ещё вчера Джордж вошёл в палатку, как тень — измученный, отрешённый от жизни. А Ева, вся в чувстве вины, будто не существовала вне своей тревоги за него. А сейчас они… сияли. Не ярко, но заметно.

Фред втайне порадовался, но и удивился: неужели простой разговор мог настолько изменить брата? Или Ева сделала что-то ещё? Он знал, что в его близнеце живёт буря эмоций, но такая перемена — это было нечто иное.

Пока он пытался осмыслить происходящее, Гарри, Рон, Гермиона и Ева переглянулись — и один за другим быстро ретировались наверх.

Джордж, на удивление, даже не огорчился. Он просто продолжал смотреть на пустой стул, где сидела Ева, с каким-то мечтательным выражением, которое раньше Фред у него не видел.

После завтрака миссис Уизли снова обняла близнецов, проверила, всё ли с ними в порядке, и отпустила наверх. Когда дверь в комнату за ними захлопнулась, Фред не выдержал.

— Что, чёрт возьми, произошло ночью?! — взорвался он. — Ты лёг спать одним человеком, а проснулся… как будто тебя ударили заклятием «Мечтательности»!

— Фред, не сейчас. Я устал. Хочу отдохнуть. — Джордж натянуто усмехнулся, снял рубашку, аккуратно обработал раны и начал переодеваться.

— Я понял, вы поговорили, помирились… — Фред прищурился. — Но зачем вести себя так, будто она тебе призналась в любви? Ты весь сияешь! Как будто ходишь в облаках!

— Хочу спать, — с нажимом повторил Джордж, уже лёжа на кровати. — Допрос перенеси на потом.

Он закрыл глаза, притворившись, будто спит.

Фред с шумом выдохнул, закатил глаза, но спорить не стал. Он, как и все, был вымотан — слишком много произошло за последние сутки. Натянув одеяло до подбородка, он вскоре уснул.

Джордж ещё какое-то время лежал с открытыми глазами. Мысли кружились вокруг Евы, словно пчёлы вокруг одного-единственного цветка. Он невольно улыбнулся и только потом позволил себе провалиться в первый за долгое время спокойный сон.

Сон, в котором она с ним, улыбается, и всё хорошо. Хоть бы на время.