Вместо Ночного дозора (джен)

30.10.303. Робб — хороший всадник, воин и сильный варг легко сел на Дрогона и справлялся не хуже Дейенерис с уничтожение Иных. Сложнее было с Ридом, он был никудышным наездником, не совсем варгом и скорее разведчиком, чем воином. Рейгаль его едва терпел, пожалуй, спасало лишь сходство комплекции с Арьей, он тоже был низкорослым и худым, и, по-видимому, напоминал дракону Арью. Команд Рида Рейгаль слушался плохо, и Джон боялся его отправлять в бой — либо сам погибнет, либо дракона погубит, либо своих пожжет. В конечном счете он и стал больше разведчиком, чем воином, освобождая Джона от этой обязанности.

Но несмотря на появление всадников у всех драконов и удлинение светлых часов дня, дела на войне шли скверно. Прибывшие силы противника, хотя и имели слабых вихтов, но вполне годных Иных, с которыми новоприбывшие неопытные воины, несмотря на пройденное обучение, справлялись плохо. То они бесцельно ходили весь короткий световой день, почти не обнаруживая вихтов, но зато увязая в болотах и попадаясь неожиданно размножившимся после наступления львоящерам, которых Иные догадались не превращать в вихтов, а оставлять живьем нападать на людей как на редкую крупную добычу. Но чаще они заходили слишком глубоко, не успевали вернуться до темноты, оказывались бессильны в схватке с Иными и вихтами и не возвращались вовсе, а потом Джон пытался уничтожить вихтов, в которых их превратили.

Опытных воинов, которых осталось слишком мало, Джон почти перестал посылать в атаки, они были измотаны, им нужна была передышка. К тому же и настоящей передышки у большинства из них не получалось — они требовались для обучения новоприбывших, что оказалось много сложнее, чем надеялись, даже двух лун не хватало, чтобы подготовить новобранцев, даже с хорошими боевыми навыками, к такой войне. Многие откровенно трусили, а гордые рыцари, которые не трусили, а рвались в бой, порождали еще больше проблем: некоторые из них не хотели сражаться пешими, и почти гордецы считали, что обучение у членов Ночного дозора, пиромантов и простых северян-пехотинцев роняет их достоинство. Джон кричал на них, что они погибнут как новички в первом же бою, что он пригласит Верховного септона, чтобы с них сняли рыцарские шпоры, но угроз хватало ненадолго, через неделю-две вновь появлялись столь храбрые и спесивые новобранцы, что даже выговор короля, прилетевшего на драконе, на них не действовал. Перелом наступил лишь тогда, когда у самых спесивых под громогласную речь какого-то важного септона отобрали рыцарские шпоры и оружие с обсидиановыми наконечниками, выдали палки вместо пик и алебард и приказали отправиться домой как людям, непригодным к войне. Тогда они встали на колени и разрыдались, они не представляли, как они смогут вернуться домой с таким позором, и что с ними сделают их отцы — убьют, прогонят или как минимум лишат наследства и фамильного имени. Джону все это страшно не понравилось, как с точки зрения дальнейшего ведения войны, так и отношения к нему, королю. Эти спесивцы были из Простора, привыкшие относиться к северянам свысока и наслушавшиеся приспешников Мейса Тирелла, который вообразил себя едва ли не вторым королем.

Но военные успехи были еще печальнее — сперва войска застыли на месте, а потом по мере подхода новых отрядов Иных стали понемногу отступать, много медленнее, чем в предыдущий раз, поэтому прорыв Иных за пределы Перешейка в ближайшее время не угрожал Вестеросу. Но хороших и опытных воинов было слишком мало, чтобы одновременно учить новичков и пытаться перейти в наступление. Оставалось, как и прежде, довольствоваться разными способами замедлить отступление, тем более, что Рид несколько освоился с драконом и показал себя неплохим разведчиком.

Однако замедлить наступление Иных почти не получалось, их количество явно прибывало, на их стороне стали исчезать черные и зелено-бурые пятна. Та сторона стала опять белой, снежной и ледяной. В дальнюю разведку Джон опасался отправлять Рида и вновь полетел вдоль Королевского тракта, но, вопреки его ожиданиям, поток новых Иных не увеличился, как ему показалось, даже немного поредел. Тем не менее, настроение было настолько нерадостным, что новый 304-й год с момента Завоевания Вестероса практически не отмечался.

Джон предпринял новую разведку вдоль всего всей линии раздела и обнаружил, что Иные прибывают откуда-то с востока. Хотя это на данном этапе войны не имело большого смысла, до войны на Севере, если она вообще состоится, оставалось порядком времени, но из какого-то мальчишеского любопытства он полетел дальше и на холмах около замка Хорнвудов наткнулся на крутую тропу, которая летом, вероятно, состояла из русел разных ручьев и глубоко врезалась в землю, то резко шла вверх, то резко вниз. Он увидел на ней сотни, нет, даже скорее тысячу Иных, которые вели стада овец-вихтов к Перешейку. Он решил, что если он их всех перебьет, то на войне станет немного легче. Он много часов подряд кричал «Дракарис!» и уничтожал Иных и вихтов, которые в утопленной в глубокую долину тропе не имели возможности разбежаться. Наконец он увидел, что овцы кончились, Иных стало много меньше, но меньше стало и пламя Визериона, да и скорость его движений замедлилась — силы дракона были на исходе.

Они медленно и с остановками долетели до замка Хорнвудов, где он рассчитывал поживиться остатками продовольствия. Однако ворота замка были взломаны, не то самими жителями, то какими-то беженцами, шедшими с севера, возможно, одичалыми, а кладовые были пусты. Сперва он еще думал о том, как много Иных и вихтов он уничтожил, что Тюлений залив около Восточного дозора, вероятно, замерз, и Иные обходят Стену с обеих сторон. Но потом по мере хождения по пустым кладовым, ход его мыслей изменился. Оставаться внизу было опасно, сломанные и полуоткрытые ворота угрожали появлением Иных во дворе замка, поэтому он поднялся на крышу, но самое худшее заключалось в том, что он застревал здесь и не понимал, как он с голодным и уставшим драконом отсюда выберется. После долгих поисков он находит в какой-то почти заброшенной кладовой кусок не очень свежей солонины. Джон, вспомнив опыт жизни в Дозоре, подержал солонину подольше над огнем до образования обгорелых корок, она не стала вкусной, но сам он мог ее есть, а дракон не захотел.

Джон отдал дракону весь свой запас еды, он сам обойдется и этой солониной — и не такое приходилось есть, но для дракона трёхдневный запас еды Джона был закуской на один зуб. Имея карту, Джон представлял, что до Черной заводи Слейтов всего пятьдесят лиг, а до Белой Гавани — шестьдесят-семьдесят. Но ночное небо было затянуто облаками и направления Джон не знал, а как ориентирован замок, в котором он никогда доселе не бывал, он не помнил. Однако еще хуже всего было другое, не выбор направления — он дождется полудня на крыше, когда на юге станет чуть светлее. Главная проблема была в том, что делать с драконом, который голоден, беспокоен и слаб — он не сможет долететь до Белой гавани, а через день-два голодный дракон уже посмотрит на Джона как на еду.

Он не знал, что делать, его действительно охватило беспокойство. Он долго сидел на крыше, сон не лез ему в голову, он ругал себя за мальчишеский поступок и мучительно искал выход. За все это время единственная мысль, которая пришла ему в голову — неужели Иные нашли все медвежьи берлоги? Если поджечь лес, может быть, какой-то медведь и выползет на завтрак дракону. Поджечь засыпанный снегом лес было очень нелегко, но все же даже ослабевший драконий огонь поджигал кроны вековых деревьев, постепенно огни отдельных горящих деревьев соединились и возник настоящий пожар, но медведей не было, из леса почти не выбегали звери, лишь какая-то мелочь вроде белок и куниц, которые дракону были на пол-зуба. Когда Джон уже совсем отчаялся, вдруг из леса выбежала медведица с медвежатами. Ему было жалко их убивать, едва ли не последние медведи на Севере, символ дома его друзей Мормонтов, но драконьим огнем и Длинным когтем, названным в честь когтей медведя, он убил всех и кое-как освежевал — несмотря на северное воспитание, он не любил охоту, и у него были довольно скверные навыки охотника.

Наевшийся медвежатины Визерион уснул, а, проснувшись, пришел в свое обычное настроение и довез Джона до его ставки. Эта история не имела особого смысла и реальных последствий, она могла лишь служить началом подготовки к ожидавшейся, но еще далекой долгой войне на Севере после освобождения всего Перешейка, включая реку Горячку и ее притоки. Но ощущение бессилия, причем наполненного не злостью и желанием действовать вопреки всему, как перед битвой с Тайвином, а унылой безнадежностью, сильно подействовало на Джона. Он вспоминал разговор с Бринденом Риверсом после гибели Ланнистера и его отряда, другие свои и чужие неудачи и стал мрачнее и задумчивее, чем был обычно. Хотя и обычное его состояние его окружение и без того находило мрачным и задумчивым.

Тысяча Иных и несколько тысяч овец-вихтов вряд ли бы сильно повлияли на ход боевых действий, которые по-прежнему шли плохо. На место старых северных отрядов приходили новые, вроде бы обученные в течение полных двух лун, но все равно заметно уступавшие старым отрядам Королевской армии, северян и одичалых. Лучше других воевали воины из Долины и Железных островов, привыкшие к снегам и засадам. Но все равно даже они уступали первоначальному войску — те прожили год и больше на Перешейке, много раз в жизни видели снег, долго учились выполнять приемы борьбы с Иными. Эти новые воины проваливались ногами в снег или в трясину, не замечали вихтов и Иных, прячущихся у них под носом, но все равно были полны рыцарским гонором и плохо выполняли команды тех северян, которыми Джону пришлось заменить их совсем не справляющихся командиров.

1-15.02.304. А потом что-то стало меняться, источники теплой воды забили сильнее, некоторые ручьи стали оттаивать, сугробы осели и уменьшились в размерах, на озерах стал темнеть лед. Причем новички этого практически не заметили, но северяне почувствовали сразу, не говоря уж о местных болотных жителях. Изменения коснулись и другой стороны фронта — несмотря на прибывающее количество Иных, опять появились черные и зелено-бурые проталины, сугробы посерели и стали оседать, где-то даже появились ручейки. Атаки новичков-южан стали успешнее, наступление зимы прекратилось, а кое-где она даже стала отступать, причем порой сама, без помощи людей.

Вслед за этими изменениями пришло и другое изменение — дни стали удлиняться, а солнце стало подниматься выше над горизонтом, на некоторых возвышенных местах возобновились торфяные пожары и появился запах гари, хотя горели они недолго из-за подземных вод и ручьев тающей воды. Как предположил Джон, командиры Иных в Землях Вечной Зимы послали на юг свои последние или предпоследние резервы, и оставшимся уже не под силу удерживать Долгую ночь.

Реакции людей поражали Джона. Северяне, любые северяне от лордов до одичалых женщин, и болотные жители особенно, видели эти перемены. Многие даже тонко различали влияние усиления подземных теплых вод, удлинения дней, торфяных пожаров и ослабления Иных. А новички-южане, тоже от лордов и рыцарей до оруженосцев и слуг, как правило, не видели ничего — они считали, что, возможно, чего-то и изменилось, но, главное, их храбрые атаки имели успех и привели к отступлению Иных.

Надо сказать, что южане, оставшиеся у себя на Юге, были гораздо внимательнее — не только крестьяне и крестьянки, но также лорды и леди Юга замечали, что удлинились дни, что солнце стало выше подниматься над горизонтом, что стало теплее, что местами стала пробиваться зеленая трава — хотя настоящая весна еще не началась, но запахло приближением весны. Однако Цитадель молчала, не посылала Белых воронов, чтобы объявить о начале весны, они вообще не знали, как трактовать Долгую ночь и говорили какие-то наукообразные запутанные речи, которые даже сами не могли понять.

Джон приписывал Брану происходящие изменения в природе, хотя, кроме него, в это мало кто верил, сомневался даже Хоуленд Рид. Но впрочем неважно, что именно изменило обстановку — важно, что войско поверило в успех, и он надеялся, что их военные усилия в скором времени приведут к победе на Перешейке. Но при этом Джон он сильно опасался войны на Севере — там теплых источников не будет, Винтерфелл — едва ли не единственное место на Севере, где замок можно отапливать подземными водами. Зато там будет лес, где Иные прекрасно умеют прятаться. Ночной дозор и одичалые помнят, как долго и успешно вихтам и Иным удавалось прятаться в лесах за Стеной, и Джон опасался, что война в лесах может затянуться на годы. Он беседовал с Мансом на эту тему, и Манс и другие вожди одичалых подтвердили его опасения.

1-10.04.304. Для предотвращения бегства Иных в леса Джон задумал отрезать скопившихся Иных и оставшихся вихтов между линией фронта и болотистым, прорезанным множеством речек и ручьев берегом реки Горячки, уже начавшей освобождаться ото льда.

Для этого они втроем с Роббом и Хоулендом Ридом пролетели вдоль берега реки, уже частично очистившегося от снега. Во время полета он заставил драконов, не жалея себя, уничтожать лед и снег там, где они еще сохранились. От горячего драконьего огня земля нагрелась, и полоса черной земли оказалась широкой, пересеченной растаявшими речками и ручьями, топившими вокруг снег и лед. Затем вдоль ручьев и рек под прикрытием драконов они с Роббом в трудных боях с Иными с тяжелыми потерями провели в эту полосу почти всех опытных воинов-северян, не задействованных в обучении новичков, и множество болотных жителей, снабдив их большим запасом ядер с диким огнем и осколками обсидиана, а также провиантом на длительное время. На южном берегу Горячки северяне вырыли траншеи и построили укрепления, а небольшие отряды лучников и арбалетчиков в засадах на берегу подстерегали Иных.

План Джона состоял в том, что южане, а других войск у него уже просто не было, прижмут Иных и вихтов к полосе, освобожденной северянами, стреляющими смертоносными ядрами, стрелами и арбалетными болтами с обсидиановыми наконечниками из-за построенных укреплений, а передовые отряды прорвутся через скопления Иных в оставшейся белой полосе и вместе с северянами преградят путь к реке до тех пор, пока она от теплых источников снизу и драконьего огня сверху не вскроется полностью. Кроме того, в тех местах, где не удавалось сблизиться войскам, атакующим одновременно с юга и севера, на Иных и вихтов сверху обрушится драконий огонь, и вслед за драконьим огнем южане прорвутся к берегу реки.

В ходе этой операции погибло немало северян, причем едва ли не половина погибших не пала от рук вихтов и Иных, а утонула в трясинах оттаявшего болотистого берега. Но более всего пострадали менее опытные и менее осторожные южане, полегли тысячи воинов, которым приходилось по снегу и черным проталинам гнать Иных и вихтов, большей частью их вчерашних боевых товарищей. Но в основном цель была достигнута — немногие Иные пробивались к Горячке и там гибли, ибо шли по воде, замораживая поверхность водной глади под каждый шаг столь медленно, что не попасть в них из лука в них не смог бы даже самый плохой лучник.

Гибель тысяч южан вызвала на Юге скорбь и некоторое озлобление против Джона, бросившего их братьев, мужей и сыновей в самое опасное место. Сами южане, гнавшие Иных к черной полосе, сложили множество песен о том, как храбрые южные рыцари спасли северян, как их жены и матери кормят северянских жен и детей, а они в боях берут на себя самое сложное и опасное, защищая северян. В самых грубых песнях северяне назывались варварами и трусами. На самом деле суммарные жертвы среди южан — от четверти до половины воинов, участвующих в боях, были даже несколько меньше, чем суммарные жертвы среди северян за время войны, но эти потери они понесли за очень короткий срок, причем гибли люди, плохо приспособившиеся к этой войне, и гибель такого количества воинов за короткое время произвела столь сильное впечатление.

Хотя успех был достигнут с большими жертвами, но это был несомненный успех, лишь небольшая часть Иных сумела вырваться на Север по Королевскому тракту, а среди вихтов не прорвался практически никто. Теперь уже Джон требовал прислать конницу с длинными пиками с обсидиановыми наконечниками и конных лучников и арбалетчиков, чтобы прикончить отступающих Иных. Эти отряды сопровождали бомбардиры-арбалетчики с ядрами с диким огнем и обсидиановыми осколками, все три дракона летали над местами погони за бежавшими Иными и уничтожали их сразу десятками и сотнями. Джона очень беспокоило, где находятся новые отряды Иных, которых их командование, в существовании которого он более не сомневался, бросило на войну, даже пожертвовав для этого продлением Долгой ночи. Поочередно один из драконьих всадников вылетал в дальнюю разведку на многие десятки лиг, драконьи всадники часто видели и уничтожали небольшие подкрепления Иных, но никто из них не встречал настоящих больших отрядов.

15-23.05.304. Наконец Джон решился, собрал несколько сотен фунтов лучшего обжаренного мяса, водрузил его на спину дракона и отправился к Стене, точнее, к Ледовому и Тюленьему заливам. И на западном и на восточном берегах, около Медвежьего острова и острова Скагос, он увидел одну и ту же картину — на льду появились лужи и даже полыньи, и Иные, которые раньше казались совсем бесстрашными, поворачивают назад, чтобы успеть перебраться за Стену до таянья льда и появления человеческих войск. Причем отступали даже те Иные, которые дошли до Винтерфелла и Дредфорта и должны были скоро вступить в бой. Он мог бы сжечь тысячи Иных, которые разбегались, увидев над ними дракона, но не стал этого делать, провизии для дракона у него было мало, ее едва хватало на столь длинный полет без трат сил дракона на погоню за Иными и их сжигание. Вместо этого он приказал железнорожденным собрать флотилию из самых крепких кораблей, захватить горшки с диким огнем с Кремниевого пальца и отправиться ломать и растапливать слабеющий лед в Ледовом заливе. Вторую такую же флотилию он отправил с Драконьего Камня в Тюлений залив.

Южная рыцарская конница, занятая погоней за Иными, почувствовала себя в своей стихии. Их действия при сражениях с таким врагом были часто неосторожными и просто рискованными, острые мечи Иных находили незащищенные места их коней или пробивали их собственную броню неожиданными ударами, чаще всего в круп коня и в спину всадника. После каждой стычки появлялись воины-вихты, которые нападали на своих бывших товарищей, и, хотя сами вихты уступали живым воинам в скорости и легко гибли от одного тычка пикой или одного удара алебардой с обсидиановыми остриями, они давали возможность Иным подобраться к сражающимся и перебить значительную часть отряда, умножая количество конных вихтов. В конечном счете прилетал драконий всадник и уничтожал отряды Иных и вихтов. Но сложенные южанами песни и героические истории не говорили об неосторожности рыцарской конницы, они говорили о том, как южане, жертвуя собой, освобождают Север.

1-10.08.304. Хотя множество Иных, так и не вступив в бой, успели по тающему льду возвратиться за Стену, после взлома льда в обоих заливах на их южных берегах (то есть на краю Севера около Стены) скопились тысячи Иных. И вот здесь драконы показали свою мощь — откормленные доставленными им тысячами стоунов отборного мяса, они сжигали разом десятки и даже сотни Иных, заодно превращая снег, на которым стояли Иные в ручьи, мешавшие их движению. Южные рыцари, успевшие добраться до места бойни пытались помогать драконам, хотя в этом не было нужды, они только мешали драконьим всадникам, боящимся сжечь своих, но героический порыв южан и их представления о своей ведущей роли в победе над Иными требовали, чтобы и эту заключительную операцию они разделили с драконами.

За Стеной, конечно, оставались Иные, и те, которые там были уже долго, и те, что недавно вышли из самого сердца тьмы — Земли Вечной Зимы. Но реального пути за Стену не только для Иных, возвращающихся с Севера, но и для армии Джона, вообще не было — все проходы сквозь Стену были заложены, а в морях еще было полно плавающих льдин и прибрежного льда, мешающих переправе по воде. Единственная возможность состояла в том, чтобы восстановить давно уничтоженный мост Черепов около Западного Дозора у Моря и малыми отрядами, чтобы не разрушить наскоро восстановленный мост, отправиться за Стену.

Разведочные полеты за Стену не обнаружили ни Иных, ни вихтов нигде — не на Стылом берегу, не в ближайших горах и лесах. Но это мало о чем говорило, там всюду лежал снег, а одиночные Иные и даже небольшие группы Иных легко могли просто лечь в него, чтобы спрятаться от дракона. Вопрос о продолжении войны за Стеной был весьма сложен, вроде бы их надо добить, и Манс вполне справедливо и убедительно настаивал, что его люди помогли разнообразным южанам, к которым они причисляли даже жителей земель Амбера и Карстарка, освободить их землю, теперь войска Джона и Ночной дозор должны помочь им освободить землю за Стеной. Джон спрашивал:

— Не хотите ли вы остаться в Даре? Для сократившего Свободного народа этой земли вполне достаточно, а она явно плодороднее и безопаснее.

— Многие, конечно, останутся, особенно на этом будут настаивать женщины и дети, проведшие уже почти три года на самом настоящем Юге. Но выжившие после боев мужчины и храбрые женщины хотят попасть на свою настоящую родину.

— Армия все равно не пойдет добивать Иных в Землю Вечной Зимы, это просто невозможно. И я не полечу на драконе туда, где нет пищи, слишком холодно для дракона и меня самого и вообще неизвестно, с какими ужасами там предстоит встретиться. Вы всегда будете под угрозой возвращения Иных, и уж тем более тенны, которые выбрали для жизни самое северное место, где еще растет лес и в прежние времена водились звери. А сейчас зверей осталось очень мало, и охота, одно из основных ваших прежних занятий, принесет вам больше усталости, чем пищи. И те, кто уйдут из моего Королевства, не могут рассчитывать на мою помощь.

Однако все разумные аргументы то ли не подействовали на Манса, то ли на самом деле поколебали его уверенность, но он не захотел демонстрировать свои колебания. На словах он и другие вожди одичалых свою позицию не поменяли, но разговор о возвращении за Стену больше не заводили.

Однако для планирования дальнейших действий Джону все равно надо было понять, что творится за Стеной, и узнать об этом он мог только в одном месте. Джону очень не хотелось туда возвращаться, он помнил смерть Ланнистера, Пса, возниц, Жойена Рида, бесстыдные лживые ответы Бриндена Риверса на его слова. Но в конце войны они все же ему помогли, Джон в этом, в отличие от всех остальных, почти не сомневался. Без их помощи он, вероятно, мог справиться, хотя с южанами, которым гонор и спесь дороже победы и даже собственных жизней, мог и проиграть. Джон должен был сказать слова благодарности и задать вопросы про то, что за Стеной, это его долг короля и главнокомандующего и долг перед Мансом, чьи люди, конечно, постоянно нарушали дисциплину, гибли сами и губили других, но не трусили и провоевали с ним всю войну.

Он задумался, как получилось, что южные благородные рыцари и дикари Манса ведут себя по сути почти одинаково — не подчиняются командирам, бессмысленно рискуют жизнями и гибнут в таких количествах, которых никогда не было бы, если бы они выполняли приказы и берегли себя. Более того, и те, и другие очень любят себя украшать, одни доспехами, плащами с гербами, красивым оружием, другие — пестрыми тряпками и костями, но суть-то одна. Верховный лорд в утопающем в зелени прекрасном Хайгардене и немытый дикарь Тормунд вполне могли соревноваться друг с другом в любви к пышным титулам, бахвальстве и вранье, и при этом Тормунд умнее и много приятнее в общении, несмотря на запах. Да и покойная Дейенерис тоже любила титулы, но об этом лучше не вспоминать, не оскорблять ее память такими сравнениями. Так в чем же разница между лордами и вождями одичалых — в привычке мыться, знании высокого валирийского, умении писать? Так и среди дикарей есть люди, знающие старый язык и умеющие разбирать руны.

Нет, все же разница есть — хотя рыцари зачастую не подчинялись назначенным Джоном толковым командирам, имеющим большой опыт этой войны, но подчинялись своим самым бестолковым сюзеренам, имели представление о воинском строе, картах, тактике и стратегии. Те из них, кто не самые глупые, хотя и обирали своих простолюдинов, но не обчищали дочиста и защищали во время войны, соблюдали законы, которые признали их предки, и поэтому построили замки, дворцы, заказали красивое оружие, мебель и посуду. А у одичалых либо каждый сам за себя и сам по себе, либо бродят по-раздельности какие-то мелкие племена, которые постоянно враждуют между собой, и они ничего не могут построить, хотя в отличие от рыцарей, они действительно стали верны ему, Джону. Сперва они долго не могли ему простить нахождения между стенами, казней самых отъявленных преступников, а потом поняли, что он их спасает и стали ему верить не меньше, чем Мансу, что, впрочем, не мешало им не соблюдать дисциплину, не выполнять его приказов и бессмысленно гибнуть.

Но у него нет времени для долгих размышлений — он должен смирить себя и лететь к Бриндену Риверсу, спасителю, а также убийце и клятвопреступнику, который подло убил спасителя Королевской гавани, и одновременно такого же клятвопреступника, который напал на отца, нет, не на отца, на лорда Эддарда, и сбросил маленького Брана с башни. Ну что ж, и это Джон должен сделать.

Поляна перед пещерой была почти пуста, там находилось всего три вихта, которых в момент прикончил Визерион. В самой пещере Джон нашел поредевшее племя Детей леса, та, что понимала общий язык, была совсем больна, но обрадовалась его увидеть. Сам Бринден Риверс почти уже растворился в деревьях, рот его уже ничего не мог сказать, только единственный глаз иногда моргал, показывая, что он слушает, что ему говорят. Заправлял всем скорее выросший Бран, чем он. Джон обнял Брана, Бран тоже обнял его, но держался он скорее не по-братски, а как единственный и главный древовидец, сумевший поднять теплые воды Перешейка. Естественно, он преувеличивал свою роль, из его слов получалось, что все боевые действия до и после его помощи было лишь подготовкой к главному действию, сделанному Браном, и следствием из него. Джон предпочел не спорить — хочет так думать, так пусть так думает, ему до этого дела нет. Еще, как заметил Джон, он часто замолкал, делая вид, что гладит волка, но на самом деле уходил куда-то в себя.

Впрочем, долго Бран такой надменный тон не выдержал и признался, что только он и древовидцы из числа Детей леса еще могут говорить с Бринденом Риверсом, и он продолжает советоваться с учителем.

— А у тебя уже нет к нему нет доступа, да и я скоро смогу с ним объясняться лишь через сны и видения прошлого. Но пока еще он продолжает учить меня, хотя я уже сам многое умею, для подъема теплых вод я, пожалуй, сделал больше, чем он, — гордо сказал Бран, потом с важным видом добавил:

— А Иных больше не бойся, они понесли такие потери, что им нужны тысячи лет, чтобы оправиться от них. Все Иные ушли в Земли Вечной зимы, и мы с трудом сохранили нескольких вихтов для охраны пещеры, а твой дракон их сжег.

— Они же на нас бросились. Что нам не надо было защищаться? — удивился Джон.

— Они глупые, им приказано нападать, они и нападают. Только нам теперь придется долго еще новых вихтов у них выпрашивать, а то мы совсем без защиты окажемся, когда тенны и другие одичалые вернутся. Ты их лучше задержи подольше.

Потом Бран помолчал и сказал:

— А Дозор оставь настоящим и сильным. Он нужен, и сейчас и потом. Без него следующий раз через тысячи лет Иные пройдут прямо через Стену.

Джон удивился, как древовидцы одновременно ведут страшную войну с Иными, поднимают воды Перешейка и уже думают о следующем раунде войны через тысячи лет, но при этом выпрашивают у Иных несколько вихтов для своей защиты у своих же врагов. Потом вспомнил про слова Хоуленда Рида, про Иных, забиравших сыновей Крастера у самой Стены, но не стал про это спрашивать — не его это дело, у него и без того своих проблем хватает.