Потерянная — незнакомая себе (гет)

— Билл, тебе что, не ясна простая истина? — с раздражением бросил Чарли, сердито глядя на брата. — Если я наложил запирающие чары на дверь, значит, не хотел, чтобы кто-то входил!

Он злился. Билл всё испортил. Чарли собирался всерьёз поговорить с Евой — отчитать её, заставить понять, насколько опасным было её состояние, и убедиться, что в школе она будет принимать лекарства под наблюдением. Эта слепота, сопровождаемая, по его мнению, ещё и глухотой — могла стоить ей жизни. Он до сих пор не понимал, как она могла довести себя до такого состояния. И теперь, когда у него наконец был шанс всё выяснить, вмешался Билл.

До отбытия в школу оставалось совсем немного времени, и у всех было полно дел. Но Чарли всё рассчитал. Всё продумал. Ему было по-настоящему жаль Еву — он видел, как ей плохо. Но злость на её безответственность пересиливала жалость. А ещё — тяжесть молчаливого согласия: он пообещал ей, что не расскажет своей матери о её состоянии. И это только добавляло ему чувство личной ответственности за неё — такое же, как он испытывал за Джинни.

— Чарли, спустись с небес, ей четырнадцать! — хмуро бросил Билл, глядя брату прямо в глаза. — Не нашлось кого-то постарше ?

Чарли оторвался от мыслей и на секунду замер. Смысл слов не сразу дошёл до него, поэтому он ответил с паузой:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сам всё понимаешь, — сказал Билл сдержанно, но твёрдо. — Я всё понял, как только вошёл. Я давно наблюдаю за тобой с тех пор, как ты познакомился с ней. Ты ведёшь себя иначе. Смотришь на неё, следишь, волнуешься, споришь с ней. Это не просто забота. И то, что я увидел сейчас…

Билл тяжело выдохнул и продолжил, уже без обвинений, но с ясной тревогой в голосе:

— Чарли… она ещё ребёнок. Я понимаю, она кажется взрослой — она умна, рассуждает зрело, будто старше своих лет. Но ты ведь понимаешь, это неправильно. Она стала для нас почти как сестра. И всё это… непростительно.

Он говорил не как враг — как старший брат, искренне обеспокоенный. Он давно замечал перемены в поведении Чарли и только теперь решился поговорить об этом. В тот момент, когда увидел их вдвоём — близко, в запертой комнате — все его догадки встали на свои места.

Ева, конечно, была особенной. Слишком умная для своих лет. Видно было — она прожила больше, чем четырнадцать лет. Она почти сразу органично влилась в их семью. Билл даже замечал, как Джордж смотрит на неё — не по-братски. Но Джордж был подростком. Он имел право на ошибки. А вот Чарли…

Чарли был взрослым. Зрелым. Умным. И Биллу совсем не нравилось, что младший брат — пусть и искренне — запутался в своих чувствах. Поэтому он, как самый старший, и должен был вмешаться. Пока ещё не поздно.

А Чарли просто стоял, слушая весь этот бред.

Билл, который был старше него всего на два года, вдруг решил, что может читать ему нотации, как будто сам когда-то был безупречным. Чарли, конечно, понимал: брат волновался, но звучало это нелепо. Что, он, взрослый двадцатидвухлетний мужчина, мог бы… что? Развратить девочку? Ребёнка? Ей же всего четырнадцать!

От этой мысли Чарли чуть не фыркнул. Хотелось и рассмеяться, и закатить глаза одновременно. Бессмыслица.

Он хотел уже открыть рот и объяснить Биллу, что всё неправильно понято, что он не дурак, чтобы переходить какие-то границы. Хотел объяснить, что видел в Еве младшую сестру, за которую чувствовал ответственность — не меньше, чем за Джинни.

Но в голове всплыло другое.

Её голос. Её глаза.

«Пожалуйста… только никому не говори… Я не хочу, чтобы… чтобы они думали, что я слабая… Я не хочу, чтобы меня видели жалкой…»

И с этими словами в памяти он просто развернулся и молча вышел.

— Стой! Я ещё не договорил! — окликнул его Билл, но Чарли даже не остановился.

Он не собирался тратить время на бессмысленные обвинения. Сейчас было важнее другое — убедиться, что с Евой всё в порядке.

Он обошёл несколько комнат, спустился вниз — и нашёл её. На кухне. Как всегда, она помогала миссис Уизли: аккуратно нарезала яблоки для пирога, оживлённо что-то рассказывала и искренне смеялась. Щёки у неё были чуть раскрасневшимися, глаза светились.

И Чарли остановился в дверях.

Он хотел подойти. Сказать пару слов. Напомнить ей, что завтра — школа, и чтобы она не забывала про зелья. Просто быть рядом. Но... не стал. Он не захотел разрушать её хрупкий, почти сказочный момент счастья.

Он знал и понимал, как редко они бывают у Евы. И не посмел его отнять.

* * *

А Ева, сбежав от нравоучений Чарли, свернула за угол — и едва не врезалась в Джорджа.

— Где ты был?! — выпалила она зло, даже не подумав, что он, возможно, совсем ни при чём.

Нет, она уже решила: весь её гнев, всё раздражение и усталость лягут на него. Словно он виноват в том, что она забыла принять зелье. Словно он подвёл. Словно именно из-за него она теперь чувствует себя слабой и уязвимой перед Чарли.

А Джордж, который в первый момент искренне обрадовался, увидев её одну, вдруг растерялся. Радость быстро сменилась тревогой, когда он понял, что Ева — зла. Зла на него. Хотя он даже не знал, за что.

— Я… прости. Ты меня искала? Я был с Фредом… в комнате… — начал он, запинаясь.

Он не хотел говорить, что они работали над новыми шалостями — зельями и приспособлениями для будущего школьного бизнеса. Ева, по его мнению, и так была на взводе. Он не хотел её раздражать ещё больше.

— Мы… делали домашку, — добавил он неуверенно.

— Понятно. Иди, занимайся! — буркнула Ева с такой злостью и обидой, что Джордж невольно сжался. В её голосе была не просто досада — там было настоящее разочарование.

Ева попыталась пройти мимо, но Джордж преградил ей дорогу.

— Ты ведь что-то хотела? Я сейчас свободен. Могу помочь… — на самом деле он шёл за ингредиентами для очередной безумной идеи. Но всё это теперь казалось неважным.

— Ты уже всё пропустил! Тебя не было, когда ты был нужен. А теперь — отойди, учись, и не мешай! — выплюнула Ева, сжав кулаки.

— Прости… — тихо сказал он. — Я не знал, что тебе нужно было… что я нужен тебе. Могу… как-то это исправить?

— Нет, не можешь! — резко отрезала она. — Я иду к маме Молли. Я обещала ей помочь. Отойди с дороги!

Она оттолкнула его плечом — не сильно, но достаточно, чтобы показать: разговор окончен.

И ушла, оставив Джорджа в коридоре, растерянного и с повисшими руками. Он стоял, глядя ей вслед, с виноватым видом, словно что-то сломал.

Спустя минуту мимо прошёл задумчивый Чарли. Он не заметил Джорджа, а Джордж не заметил его — оба были погружены в мысли об одном человеке. Только каждый — по-своему.

* * *

После того, как Ева вылила всю свою злость на «виновного» — Джорджа, которого сама же и назначила крайним, — настроение её заметно улучшилось. Стало легче. Будто с души упал тяжёлый камень.

С этими мыслями она направилась на кухню — туда, где всегда чувствовала себя нужной. Где царило тепло, запах домашней еды и спокойное материнское присутствие.

Молли встретила её с лёгким удивлением.

— Ева, милая, может, тебе лучше отдохнуть? Или доделать сборы? Завтра же в школу. Столько всего ещё...

— Я уже всё собрала, — с лёгкой улыбкой перебила Ева. — С самого утра. Всё аккуратно сложено, ничего не забыто. Я хочу помочь вам, мама Молли. Пожалуйста… Не хочу упустить шанс что-то приготовить с вами. Вкусненькое, домашнее… Такое, чтобы запомнилось в Хогвартсе.

Молли на мгновение задумалась, а потом её лицо озарила добрая улыбка. Она прекрасно понимала это желание. Для неё самой кухня, готовка, хлопоты по дому — были способом успокоиться, навести порядок не только в вещах, но и в мыслях. Наверное, и для Евы это было чем-то похожим. Неудивительно. В последние дни девочка выглядела напряжённой.

— Ну, раз ты так настаиваешь… — сдалась Молли. — Только фартук не забудь надеть. У нас много дел. Я собиралась заготовить варенье и испечь пару пирогов на прощальный ужин.

— Да! — с неподдельным воодушевлением откликнулась Ева и потянулась за фартуком.

Так они и начали. За кухонным столом, в окружении банок, теста, ароматов фруктов и специй, они работали в идеальной тишине, наполненной уютом. И хотя снаружи моросил дождь, внутри дома становилось всё теплее.

Для Евы это был её способ сказать «спасибо» — Молли, дому, самой жизни — за передышку перед новым годом в Хогвартсе.

* * *

Поздно вечером, когда всё было готово — сумки собраны, закрутки убраны в кладовку, кухня вычищена до блеска, а ужин почти дожидался на столе, — Молли, взволнованная, начала поглядывать на входную дверь. Она ждала мужа. Появление Артура с Перси стало для всех сигналом к тому, что день подходит к концу — пора собираться за общий стол.

Дом наполнился оживлённым гулом. Все враз стали весёлыми, говорливыми. Кто-то смеялся, кто-то переговаривался сквозь шум. Дети рассаживались по привычным местам. Ева села между Джинни и Гермионой, радуясь уютному, почти семейному моменту.

— Ну что ж, — с улыбкой сказала Молли, — давайте, пока горячее.

Раздался звон столовых приборов, послышалось чавканье, смешки, оживлённые разговоры. Почти у всех было отличное настроение. Почти.

Чарли, сидящий чуть поодаль, за весь ужин почти не притронулся к еде. Он будто забыл о тарелке перед собой. Всё его внимание было сосредоточено на Еве. Он то и дело бросал в её сторону взгляды — не грубые, не настойчивые, но внимательные, задумчивые. Словно искал в ней ответ на вопрос, который сам себе ещё не задал.

Ева же, чувствуя на себе его взгляд, старательно избегала встречаться с ним глазами. Каждый раз, как случайно её взгляд пересекался с его, она тут же резко отводила его в сторону, будто обожглась. В её лице проскальзывало что-то между испугом и настороженностью. И всё же иногда, против воли, она бросала короткие взгляды на Чарли. Но больше не как на строгого взрослого, а как на кого-то опасного. Или непонятного.

К счастью, Джинни, переполненная предвкушением нового учебного года, быстро переключила внимание Евы. Она с упоением рассказывала, как мечтает попасть в команду по квиддичу Гриффиндора и как намерена поразить всех на отборочных. Ева слушала с улыбкой и искренним интересом, кивая и даже предлагая какие-то свои идеи.

— Главное — не растеряйся на высоте, — сказала она, чуть наклоняясь к подруге. — И держись ближе к Кэти. У неё отличный стиль игры, у неё можно многому научиться.

Джинни светилась от радости. Она не только мечтала, но уже представляла себя в красно-золотой форме с метлой в руках. Её энергия была заразительной — Ева не смогла устоять и сама начала веселиться, смеяться, комментировать и даже спорить с Фредом, который, в свою очередь, отпускал традиционные колкости и шутки.

Джордж, который до этого сидел в задумчивости, сначала молчал, только наблюдая за Евой. Но, заметив, как она уже смеётся над чем-то, откликается на шутки и даже одобрительно кивает в его сторону, когда он вставляет дельный совет Джинни — оживился. Его глаза немного засветились прежним задором. Словно облегчённо вздохнув, он начал участвовать в разговоре — аккуратно, не слишком навязчиво. А когда услышал, как Ева поддержала его совет, он не смог не улыбнуться. Её реакция была для него важна. Она давала ему ощущение, что всё в порядке, что их ссора — мимолётный всплеск, свойственный… ну, девушкам.

Однако на другом конце стола Билл, хоть и выглядел спокойным, вовсе не расслабился. Он всё это время наблюдал за Чарли. Видел его взгляд. Видел, как тот будто забывает обо всём, наблюдая за Евой. Это раздражало Билла. Он не мог отпустить ту сцену в комнате, не мог забыть, как брат запирался с четырнадцатилетней девочкой, пусть даже, по рассуждениям Чарли, под объяснимым предлогом. Что-то в этом всём не давало ему покоя.

Не выдержав, он незаметно толкнул Чарли под столом ногой, как бы намекая: «Хватит. Очнись. Хватит так смотреть».

Но Чарли только фыркнул едва заметно, с долей пренебрежения, и даже не отвернулся. Его взгляд снова вернулся к Еве. Он не мог не наблюдать за ней. Не сейчас. Он думал о том, как легко она улыбается, словно несколько часов назад не сидела перед ним с побелевшими губами и заплаканными глазами. Как будто в ней были две стороны: одна — светлая, лёгкая, почти беззаботная; и другая — мрачная, закрытая, пугающая… Он не знал, какая из них настоящая. И это мучило его.

— О, Чарли, сынок! — вдруг воскликнула миссис Уизли, обернувшись к нему с искренней заботой. — Почему ты ничего не ешь, дорогой? Ты же всегда так любил мой тыквенный пирог. Попробуй! В этот раз его приготовила Ева. Она уже совсем повторяет мои шедевры! Уверена, тебе понравится, милый.

Она тепло улыбнулась, глядя сначала на Чарли, а потом — с гордостью и нежностью — на Еву. Та, услышав похвалу, не смогла сдержать счастливой, немного смущённой улыбки. Она подняла глаза — и тут же их встретил взгляд Чарли. Как по сигналу, её щеки вспыхнули розовым, и она резко отвела взгляд, уткнувшись в тарелку.

Чарли заметил её смущение — и усмехнулся. Победно. Словно только что выиграл в какой-то внутренней игре, которую вёл один. Он даже не сразу ответил матери — просто с лёгкой ленцой потянулся за ложкой.

— Спасибо, мам. Попробую, — сказал он, взяв себе большой кусок пирога.

Он действительно оказался вкусным. С первого укуса Чарли понял — мать была права: Ева в точности повторила её рецепт, но добавила что-то своё. Что-то тёплое, домашнее. Он вдруг осознал, что голоден, и с удовольствием продолжил есть, не забывая, впрочем, кидать в сторону Евы взгляды. Теперь даже чуть откровеннее, чем раньше. Назло Биллу, который толкнул его под столом, но уже не осмелился на повтор.

И Чарли прекрасно знал, что делает. Его взгляды были почти вызывающими.

Эти его действия не остались незамеченными.

С другого конца стола Гарри, сидящий рядом Гермионой, краем глаза наблюдал за происходящим. Он не слышал слов миссис Уизли, но уловил взгляды, напряжённость, Евин румянец. Он нахмурился, испытав непонятное беспокойство. Что-то в том, как Чарли смотрел на Еву, ему не понравилось. Совсем. Это не был просто интерес — в этих взглядах было нечто личное, слишком пристальное. И Ева явно чувствовала себя неуютно.

Гарри почувствовал странную волну — не ревность, нет. А скорее... желание защитить. Почему — он не мог бы объяснить.

Тем временем, Фред, занятый обычной болтовнёй с Джинни, вдруг тоже замолчал на мгновение. Его взгляд метнулся от Чарли к Еве, потом к Джорджу. И что-то в груди кольнуло. Он знал, что брату нелегко. Джордж никогда не говорил прямо, но Фред видел, как тот реагирует на каждую перемену настроения Евы, как живёт её эмоциями, как держится за неё взглядом — всегда, когда думает, что никто не замечает.

А теперь Чарли. Брат. Старший брат. Слишком явно наблюдающий за той самой девочкой, из-за которой Джордж часто был не в себе.

Фреду стало не по себе. Он даже почувствовал злость — не на Чарли, нет. На ситуацию. На возможность, что всё может выйти из-под контроля. Потому что если чувства Чарли окажутся не случайными, не сиюминутными… это разобьёт сердце Джорджа. А значит, поставит под угрозу их братскую связь. Что бы он ни чувствовал к Еве, Фред знал точно: он не допустит, чтобы их семья из-за этого рухнула.

Но он глубоко вздохнул и напомнил себе: «Завтра Ева уезжает в Хогвартс. А Чарли — обратно в Румынию. Всё само по себе уляжется. Всё забудется. Время пройдёт — и всё снова станет, как прежде».

Но успокоение было хрупким. И недолговечным.

Билл, сидевший ближе к ним, тоже уловил настроение Фреда. Он заметил, как тот замолчал, как изменилось выражение его лица. И Билл понял. Понял всё. Его собственная тревога, раздражение и злость на Чарли теперь нашли продолжение в Фреде. И это его бесило. Неужели Чарли действительно настолько погружён в себя, что не замечает, как его поведение влияет на всех вокруг? Как может причинить боль родному брату?

А сам Джордж… Джордж ничего не заметил. Он просто сидел с довольным видом, наблюдая, как Ева улыбается, смеётся, откликается на слова Фреда и кивает в ответ на его советы Джинни. В эти мгновения он был счастлив. По-своему. Просто потому, что она была рядом. И была в хорошем настроении.

Он не знал, какие тени уже начинали сгущаться вокруг.