Stages (гет)

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Он проводит лето в ловушке между двумя грохочущими тучами. Было решено, что никто и никогда не будет произносить вслух имя Сириуса, чтобы никто и ничего не узнал. Также Ремус поставил условие, что между родителями Эллы не будет ссор в его доме. Но их самая главная проблема, когда они остаются наедине — это толстая стена напряжения. Хоть он и видит обе стороны кната, Ремус боится общаться с Эллой, потому что боится, так сказать, наступать Сириусу на ноги, ведь он не имеет права близко приближаться к ней.

Теперь после работы Гермиона надолго остаётся у них. Когда она пришла второй раз, после беседы с Сириусом, тот опять настаивал на встрече со своей дочерью. Враждебность так и лилась из него, когда она сказала, что ещё не время. Пару раз, когда Ремус вовремя приходил домой, то ему удавалось остановить Сириуса, который собирался воспользоваться камином без согласия Гермионы. Он взволнован и агрессивен, когда он не Бродяга и его лучший спутник в этот момент — это бутылка огневиски. Сириус постепенно набирает вес и выглядит более здоровым, а бутылка, похоже, прочно приклеилась к его ладони, что беспокоит Ремуса больше, чем он ожидал.

Гарри счастливый луч в жизни Блэка. Когда Сириус впервые получил письмо от мальчика, он светился от счастья и выглядел гораздо моложе и человечнее. Ответы он пишет быстро. Ремус знает, что от этих посланий, Блэк получает истинное удовольствие, но, к сожалению, чаще писать их не может, только раз в неделю. Сириус всегда, словно на иголках ждёт долгожданные письма, он отсылает свои с различными экзотическими птицами, чтобы заставить Гарри поверить, (и остальных, кто мог бы перехватить письмо) что Сириус прячется на иностранных берегах.

Сириусу не нравится врать молодому волшебнику. Однако, его безопасность превыше всего, поэтому немного лжи не навредит. И все эти невероятные фантазии делают Сириуса по-настоящему счастливым, когда он разрабатывает историю о том, как солнце и море помогают ему в оздоровлении. Ремус уверен, что, скорее всего, Гарри мало верит письмам, что его Крестный где-то на островах, но всё равно меньше беспокоится за него.

Это согревает Ремуса. Это так. Видя счастливую улыбку на лице своего напарника и то, что в бутылке осталось столько же напитка, сколько он видел утром, ему становилось намного легче засыпать по ночам. Но в то же время есть небольшое, тёмное местечко внутри него, о чём ему не хочется думать вовсе.

В то время как Сириус, Крёстный Гарри, получает письма, Ремус не получил ни одного.

Это возмущает его. И он ненавидит, что обижается на Сириуса, потому что отнимать внимание Гарри и встречи с Эллой — это ужасно для Сириуса. Поэтому, если Гарри счастлив, то и Ремус счастлив. Но та верность и любовь, которую испытывал Гарри к профессору в прошлом году, куда… куда она делась?

Это не имеет значение, думает он. Гарри пишет своему крёстному и это лучше для него.

Сириус ненавидит оставаться слишком долго в гостевом доме. Может быть, это из-за того, что он был заперт более десяти лет. Иногда, когда Сириус высказывает своё мнение по поводу этого домика, Ремус начинает кричать на друга, объясняя, что получил свой дом при помощи магловской работы в супермаркете, и если бы не она — то сейчас ничего бы этого не было. В его скромном убежище нет библиотеки, а волшебников, которые бы здесь жили и подавно, поэтому Рем часто наведывается к Гермионе.

В ту ночь, он стоял перед своим маленьким домом с волшебной палочкой в руке и шептал что-то около десяти минут. Он сделал толстый и многослойный щит для охраны или обнаружения кого-нибудь, кто подойдёт слишком близко к дому, и если это случится, то Рем об этом узнает первым. Сириус остановился в дверном проёме, наблюдая, как Ремус колдует, потом тот опустил палочку и тяжело дыша сел прям на землю, сдувая с глаз непослушную челку. Сириус, прежде чем помочь другу остановился, не зная, а нужно ли подходить, а потом торопливым шагом подошёл к приятелю.

— Лунатик?

— Теперь ты можешь выходить на улицу, — прохрипел Ремус, прикрывая глаза, — Заклинание, которое я установил, создаёт дымовую завесу. Она так же обыденна для всех тех, кто проходит мимо нашего дома или тех, кто к нам намеренно хочет зайти. И мы будем знать заранее, что происходит там снаружи, — он поднимает голову и встречается с широко раскрытыми глазами Сириуса. — Заклинание нас спрячет и даст видимую свободу. Но если ты уйдёшь отсюда больше чем на километр, то оно не сработает. Ты не сможешь… Это лучшее, что я могу сделать. Прости, что ничем другим помочь не могу.

Это как наблюдать восход солнца. Или получить письмо. Сириус восторженно улыбается, берёт лицо Ремуса, а потом трансформируется в Бродягу. Его лай разносится по всей округе, отчего птицы вылетели из-за деревьев. Потом Сириус опять принимает человеческий облик: кричит и смеётся, а потом через секунду он снова собака. Ремус вытирает обслюнявленное лицо, а Сириус прыгает на него и бежит.

Бежит, бежит, бежит.

Ремус понимает, как тяжело приходилось другу в камере, где постоянно летали Дементоры, нагнетая грусть и депрессию. Теперь, когда дом под охраной, Сириус может выходить за пределы дома, чтобы если что, его не нашли. Правда вначале у Блэка была идея путешествовать на Клювокрыле, но так как он, как и другие животные, имеет ряд недостатков, эта идея не подошла. А теперь заклинание позволяло мужчинам знать, когда авроры прошаривали местность вокруг, давая Сириусу время превратиться в собаку и уйти.

О том, что случилось на Чемпионате по Квиддичу, вскоре узнали и жители маленького домика. Стабильность, которую приобрёл Сириус за небольшой промежуток времени, опять ушла от него. Словами нельзя было описать то, что чувствовал Ремус. В первую очередь — это страх, когда он услышал о "незначительных сбоях" на Кубке мира по Квиддичу, как прокомментировало это Министерство. Это не сбои, а какой-то грёбаный бунт, вот что такое, думал Ремус, когда читал статью в «Ежедневном Пророке» от Мисс Скитер. Сириус в это время ходил взад-вперёд, яростно комментируя статью себе под нос. Когда на следующий день они ничего более ясного не услышали ни от Гермионы, ни от кого-нибудь ещё, Ремус с трудом остановил его от поездки к Гарри. Только к вечеру Гермиона появилась в камине и сказала им, что Гарри уехал к Уизли, он в полном порядке, но немного напуган, и чтобы они, Ремус и Сириус, не устраивали похищение мальчика.

Ремус понял одно, что Гарри — это своего рода временная затычка для Сириуса. При одном только упоминании, что с Гарри всё хорошо, тот успокаивался, а когда кто-то говорил, что Гарри в беде всё, пиши пропало.

Гарри нуждается в Крёстном. А Сириус нуждается в Крестнике.

Первое сентября проходит медленно, Сириус большую часть дня провёл, как Бродяга, свернувшись калачиком в своей комнате. Гарри, как и Элла, уезжают в школу, а ему, Сириусу, так и не разрешили встретиться с дочерью. Ремус и сам сейчас не очень общительный.

Он хмуро смотрел в одну точку на своих ладонях, пока не подействовало его заклинание.

Ремус мгновенно встал на ноги и повернулся к задней части дома.

— Сириус!

— Да здесь я. Уже ухожу.

Большой чёрный пёс проскользнул через заднюю дверь. Ремус сидит и ждёт. Ровно через тринадцать минут раздался стук в дверь. Рем встал на ноги.

Этого он не ожидал.

— Привет, Ремус! Блин, а ты совсем не изменился! — восклицает девушка, держа руки за спиной. Её волосы, будто жевательная резинка, такие же розовые, на лице ехидная усмешка, которая отражается в её тёмно-карих глазах. Она пахнет сладкой ватой и скошенной травой. Ремус в замешательстве хмурится .

— Простите, но мы знакомы?

Усмешка расползается по довольному лицу девушки.

— Должны, — говорит она, с улыбкой на лице, — По крайней мере, вот так ты должен меня узнать.

Она поднимает руки и показывает на свою голову. Глаза Ремуса расширяются, когда её розовые волосы медленно, с каждой прядкой всё больше и больше, зеленеют, такое ощущение, будто вместо волос у неё жабросли. И тут воспоминания зашевелились в глубине его мозга, отчего рот Ремуса открылся.

— Дора?!

— Правильно, только не называй меня по имени, пожалуйста, — Нимфадора Тонкс бодро качает головой, чтобы возвратить прежний цвет волос. — Приятно видеть, что ты ещё не сошёл с ума до старости. Могу войти?

— Конечно, — бормочет Ремус, смотря на хихикающую девушку, которую в последний раз видел, когда ей было пять лет, а он тогда только закончил Хогвартс. Он делает шаг в сторону и машет рукой в знак приветствие. — Что ты здесь делаешь?

Кузина Сириуса пожимает плечами и проходит через порог.

— Просто ходила-бродила по этому району, и так грустно стало от воспоминаний. Ты не возражаешь?

— Нет, нет, просто немного удивлён. Не думал, что ты помнишь меня.

— Ты ведь шутишь, правда? — отвечает она, оглядываясь через плечо. — Я любила, когда вы приходили к нам в гости.

Ремус подаётся вперёд, говоря:

— Дора, смотри…

Бум!

— Ой! Прости! — говорит ведьма, а Ремус смотрит вниз на опрокинутую вешалку. Она поворачивает голову и подмигивает Ремусу, который успел подхватить её за талию.— Спасибо, что спас, красавчик. Мне всегда нравилось быть в твоих руках.

Его лицо вспыхивает, как свекла, Ремус ставит её на ноги и говорит:

— Ах... ещё и неуклюжая, я вижу.

— Ага. Всегда была и всегда буду, — говорит она, безразлично пожав плечами, подбирает вешалку для одежды и устанавливает её на своё место. — Это моя фишка, не так ли? Ремус, а можно выпить чаю? Если что, то мне две ложки сахара и без молока.

— Сейчас, — отвечает оборотень, ведя её на кухню. Он бросает ей улыбку через плечо, — Я тут подумал, что ты можешь изменить любую часть тела на что угодно, это тоже твоя фишка.

— Да, хорошо, что тоже. — Дора смеётся, присаживаясь на стул у барной стойки, и осматривается. — Оригинальный и небольшой дом у тебя здесь.

— Старый и обветшалый, ты имеешь в виду, — говорит он сухо, ставя чашку перед ней и, усаживаясь напротив, — Но мне здесь хорошо и это все, что мне нужно.

Дора с улыбкой смотрит на него, и они сидят и разговаривают довольно долго. Легко говорить с юной ведьмой. Она позволяет Ремусу вспомнить о прошлом без душевной боли. Ремус смеётся и безмерно радуется, когда кто-то с помощью камина приходит к нему. Уже зная, кто это, потому что только один человек так сюда приходит, не спрашивая разрешения. Он смотрит с усмешкой, когда толкают дверь.

— Так они ещё... Ой. К сожалению, не знала, что у тебя компания.

— Всё в порядке, — отвечает он, поднимаясь на ноги. — Вы встречались, Дора? Гермиона, это Нимфа…

— Ремус, я клянусь, если ты назовешь меня ещё раз Дорой, то я ударю тебя, — поспешно говорит Дора. Она встаёт и протягивает руку Гермионе. Ремус закатывает глаза, признавая своё поражение. — Привет. Я — Тонкс. Мое первое имя просто ужасное, поэтому мы не будем повторять это.

— Гермиона Грейнджер, — отвечает взрослая ведьма. Брови Ремуса хмурятся от настороженного тона подруги. Потом Гермиона пожимает руку Тонкс. — Я знаю кое-что о необычных именах. Ремус назвал тебя Дорой.

— Тонкс будет лучше, — утверждает Дора. Она быстро подходит к Рему, пожимает ему руку, а потом возвращается обратно к Гермионе, которая следила за ней как ястреб. Небольшая улыбка появляется на лице ведьмы. — Ну, я действительно должна идти. Приятно было видеть тебя, Ремус. Может быть, в другой раз?

— Конечно. В любое время.

— Отлично! — отвечает она весёлым тоном, опять пожимая руку Ремуса. Глаза Гермионы сузились, и Ремус клянется, что слышал, как девушка с розовыми волосами посмеивается себе под нос. — Я, наверное, пойду. Приятно было познакомиться, Гермиона.

— Мне тоже, — говорит она, а потом дверь закрывается, ведьма смотрит на Ремуса так, что смущает его до чертиков.

— Что?

— Серьёзно? — это всё, что она говорит, сухим тоном. — Где Гундосый?

— Ваш домашний питомец здесь,— отвечает голос. Сириус шагает на кухню, примерно с таким же выражением лица, как у Гермионы. Путаница растет.

— С малышкой Тонкс, приятель?

— Что? — опять спрашивает он, огрызаясь на этот раз. Сириус бросает взгляд на Гермиону, которая выглядит слишком подавленной, и на лице у Блэка появляется ухмылка.

— Только не давай ей доступ к камину, окей? — произносит он со смехом в голосе. Ремус хмурится на него и выходит их комнаты.

Это раздражает и расстраивает, что они подумали о нём в таком плане.

* * *

Когда Сириус получил очередное письмо от Гарри, весь ад вырвался на свободу. В письме молодой волшебник написал, что он каким-то образом стал четвёртым чемпионом Турнира Трёх Волшебников. Ремус ещё никогда не был таким злым и устрашающим, как в тот вечер. Он и Гермиона штурмовали Дамблдора, чтобы тот как-нибудь освободил Гарри от участия в этом турнире. Но, к сожалению, он ничем не смог помочь.

— Это магический контракт, — ладони директора были сцеплены на столе, а успокаивающий голос констатировал факты, — Он не может отказаться от соревнований. Поверьте, я также обеспокоен, как и вы.

— Что за чертовщина! — огрызается Гермиона, глядя на Дамблдора с таким количеством брезгливости, что удивляет Ремуса. — Вы должны были составить правила так, чтобы остановить подобные вещи!

Дамблдор вздыхает.

— Я не всесилен, мисс Грейнджер, — говорит он тихо, пристально глядя на разъярённую ведьму, — Пожалуйста, постарайтесь не волноваться. Ничего не случится с Гарри, это я могу вам обещать.

— Да, получше следите за ним, а то, черт возьми, Альбус, я клянусь, что ты пожалеешь об этом, — гневно отвечает она, откидывая волосы назад. — Иногда так трудно уследить за вашими решениями. Но если с мальчика хоть волосок упадёт, то я…

— Мы знаем, что за ним весь его факультет, — вставляет в панике слово Ремус, бросив на Гермиону предостерегающий взгляд. — А теперь мы пойдём. Давай, любовь моя.

Он хватает Гермиону за руку и тащит её к камину, встретив её один из видов хмурых взглядов, когда они возвращаются в гостиную.

— Что это было? — складывая руки на груди и прижав её взглядом. — Ты только что угрожала Альбусу Дамблдору! Ты не можешь угрожать Альбусу Дамблдору!

— Я не понимаю, почему, блять, нет! — Гермиона бросается на него, всё ещё злая как кошка. — Он подвергает жизнь Гарри в опасность!

— Он делает всё, что может!

— Он делает всё, что хочет! — она рычит, наступая на него, сверля его взглядом и тыкая в грудь указательным пальцем. — Мерлин, ты не можешь сказать мне, что ты чертовски наивен, Ремус!

— Но-но-но, хватит воевать детишки, — растягивая слова, говорит Сириус, переключая на себя внимание ведьмы и волшебника. Он сидит на диване, с огневиски в одной руке и магловской сигаретой в другой. Он единственный, кто остаётся более или менее спокойным, когда Ремус целый месяц ждёт каких-нибудь новостей о турнире. — Ваша война не поможет Гарри. Дайте мне угадать, ваш всемогущий Дамблдор ничем не смог помочь? Ах, хорошо, — говорит он, когда Гермиона качает головой: "Мы лучше подумаем все вместе, чтобы убедиться, что наш мальчик выживет, не так ли?”

Это начало нового этапа. Сириус сейчас — это спокойный, уравновешенный и внимательный крёстный, который старается чаще писать Гарри и даже договаривается о том, чтобы поговорить с ним через каминную сеть. Он рассказывает о своих страхах, о ссоре с Роном и первом испытание в Турнире. Ремус предлагает Гарри, чтобы тот воспользовался метлой и призвал её с помощью манящих чар. Так же Гарри рассказывает о том, что не знает, кого позвать на Святочный Бал. Ремус действительно надеется, что они ведут себя, как реальные опекуны, потому что Гарри именно в этом и нуждался.

Так же думает и Гермиона, смотря на Сириуса другими глазами.

— Как ты думаешь, может мне и вправду позволить ему?

— Хм? — Ремус поднимает глаза от газеты. За последние три месяца она проводила много времени в его доме, и большую часть это похоже на тот случай, когда он подошёл к ней дрожащий и поцеловал её. Ремус не знает, радоваться или разочаровываться в этом.

— Сириус. Как ты думаешь, я должна позволить ему? Познакомиться с Эллой?

Возмутительная статья Риты Скитер резко забывается и Ремус переключает всё своё внимание на Гермиону.

Гермиона играет со своими пальцами и ёрзает, Ремус наклоняется к ней поближе и кладёт свою руку на её ладонь, чтобы остановить. Она поднимает голову.

— А хочешь ли этого ты? — тихо спрашивает он. Гермиона хмурится.

— Неважно, чего хочу я. Это важно для Эллы. Она постоянно спрашивала, кто её отец, и Сириус в последнее время стал лучше… я не знаю, что делать, — она вздыхает и опускает взгляд, — Я-я боюсь, Ремус.

— Потерять её? Ты же знаешь, что этого никогда не случится, любовь моя, — мягко говорит он, когда она тяжело сглатывает, — Она твоя. И всегда будет твоей. Никто для неё не будет лучшим, чем ты.

— Боже, как бы мне хотелось в это верить, — бормочет Гермиона, затем поднимает взгляд на Рема. — Так ты думаешь, что я должна это сделать?

Ремус хмурится.

— Я думаю, — начинает он, осторожно подбирая слова, — Что вы должны делать то, что лучше для Эллы. Сириус пойдёт за ней. Всегда. Её счастье — это самое главное, не так ли?

Рот Гермионы открывается и закрывается.

— Да, — она тяжело дышит, но огорчение покидает её глаза, — Да, — повторяет она, но её челюсть напряглась. — Ладно. Мы здесь это сделаем?

— Я не думаю, что это место — лучшая идея, не так ли? — шутит Ремус с бешено колотящимся сердцем, отчего Гермиона немного улыбается.

— Нет, ты прав. Во время Рождественских каникул? Это уже совсем скоро.

— Тогда мы справимся в следующий раз, — говорит он твердо, сжимая всё еще руку Гермионы. Она смотрит на сплетение их рук и что-то мелькает на её лице то, что Ремус никак не может расшифровать. Затем она двигается, и оборотень вдруг обнаруживает, что он её обнимает.

— Мерлин, я не знаю, чтобы я делала без тебя, — бормочет она ему в шею. Ремус безучастно смотрит в окно на кухне и в следующее мгновение его руки сжимают её, как тиски. Календула делает своё дело, и время перестает иметь смысл.

— Это выглядит уютно. Я могу присоединиться?

Гермиона застывает в его объятиях, и на минуту Ремус думает, что она будет отнекиваться, будто это всё произошло спонтанно и так далее, но она просто нехотя отстраняется и бросает на Сириуса весьма фальшивую улыбку.

— Сириус, гм, я могу поговорить с тобой? Наедине.

Он смотрит на неё с любопытством.

— Конечно. Веди.

Спустя десять минут Гермиона возвращается домой с помощью летучего пороха, а Сириус сидит на своей кровати в оцепенении, когда Ремус приходит к нему, чтобы проверить как он.

— Ты в порядке?

— Да, — черноволосый маг смотрит на своего друга беспомощно. — Я просто... я не знаю, что делать, Лунатик. Не знаю.

— Постараться всё не испортить? — предполагает Ремус, с очень острым взглядом. Сириус медленно кивает.

— Да, ты прав, приятель. Я сделаю именно это.

— Обращайся в любое время, — улыбаясь, отвечает Ремус, отрываясь от дверного косяка, и выходит из комнаты.

Праздники, кажется, после этого проходят очень быстро, и прежде чем Ремус замечает это, Гермиона уже выходит из камина бледная и беспомощная, прижимая дочь к себе.

Сириус смотрит на Эллу, а та смотрит на него. Напряжение, словно кирпич, придавливает всех, не давая свободно вдохнуть. Ремус, видя, что им требуется уединение, выскальзывает из удушающей атмосферы дома во двор. Он садится в траву и от нечего делать, тратит следующие часы на молитвы, чтобы их встреча прошла хорошо. Для всех трех.

Нарциссы и чай Дарджилинг дарят ему первую подсказку, что может быть, уже всё кончилось.

— Профессор Люпин?

Повернув голову, Ремус нежно улыбается, глядя на молодую ведьму в чёрной юбке и колготках, в армейских ботинках и огромном, неподходящем по размеру красном джемпере, рукава которого спадают на её ладони. Волосы Эллы струятся по её спине, весь её вид выражает деликатность. Скрытая уязвимость видна в знакомых серых глазах в гораздо менее знакомом лице. Ремус плохо знал девочку, но знает, что никогда не видел её так откровенно беззащитной; она всегда была уверена в своём поведении и это даже граничило с задиристостью.

Она дочь Гермионы Грейнджер и Сириуса Блэка. Уверенность, кажется, наследуется всегда. С толчком, Ремус понимает, что это существенно напоминает ему о его первой встречей с Сириусом в начале лета.

— Я больше не ваш профессор, Мисс Грейнджер, — говорит он, стряхивая чувства и видя слабую ухмылку, что трогает её губы. Его сердце поднимается.

— Я больше не ваша студентка. Может быть, вы будите называть меня по имени, — предлагает она. Ремус склоняет голову, а потом похлопывает землю, чтобы она присоединилась к нему. Элла шагает вперед и садится на траву рядом с ним, скрестив ноги.

Он наблюдает за ней краем глаза. Её лицо по-прежнему бледное и тёмные круги виднеются под глазами. Он вздрагивает оттого, что сейчас ему комфортно, что редкость для него.

—Ладно, Элла. Чем я могу помочь Вам, Мисс Элла?

Она стреляет взглядом на него, а потом снова опускает глаза. Её плечи поднимаются от глубокого вздоха и резко опускаются. Элла проводит ладонью по волосам, распушив их.

— Можешь ли ты научить меня чарам Патронуса?

Ремус не может скрыть своего удивления.

— Чары Патронуса, — повторяет он, поворачиваясь к ней полностью, — Это очень сильная магия, Элла. Не все взрослые колдуны и колдуньи могут справиться с ними.

— Ты научил Гарри, — настойчиво говорит она, проводя пальцами по траве, — А он всего лишь на два года старше меня.

Внутренний оборотень вздрагивает.

— Это был особенный случай, — говорит он, и Элла взглянула на него сухо, отчего Ремус кое-как подавил смешок. — Всё в порядке, всё в порядке. Хорошо. Но у него был стимул. Чего ты боишься, барышня?

Элла дернула плечом.

— Не знаю. Ни разу не задумывалась над этим. Но я понимаю, о чём ты говоришь. Могу ли я хотя бы попробовать? Нет никакого вреда от попытки.

— Нет, кроме того, что ты несовершеннолетняя и тебе не разрешено использовать магию вне школы.

Она посылает ему лукавую ухмылку.

— Здесь же два волшебника есть. Как Министерство узнает, кто колдовал, а кто нет?

— Я думаю, что ты права, — говорит Ремус со вздохом после минутного раздумья, не найдя какого-нибудь способа отказаться. Он встаёт на ноги и жестом предлагает Элле сделать тоже самое.

— Тогда так. Палочка в руке. Хорошо. Теперь, я хочу, чтобы ты подумала о своём самом счастливом воспоминании, которое наполняет тебя радостью каждый раз, когда ты о нём подумаешь, что греет тебя изнутри...

Этот урок был бесполезен с самого начала. Может, потому, что Ремус знал, что юная ведьма не очень счастлива в этот момент, несмотря на то, как хорошо спрятаны её эмоции. Может быть, просто потому, что она ещё слишком молода. Скорее всего, она сможет только сделать туман, даже если бы была в лучшем настроении. Или, может, она как и другие волшебники, просто нуждается в практике.

Но Элла Грейнджер, такая же, как и её мать.

При каждой неудачной попытке она становится всё более разочарованной и расстроенной, хотя держит все эти эмоции по большей части в себе — в этом она совершенно не похожа на Гермиону. Ремус предлагает помощь и поддержку, и наблюдает, как она пытается снова и снова и снова. Но ничего не выходит.

Он останавливает ее, в конце концов. Он потерял счет, сколько раз она пыталась сотворить Патронус, но ничего не вышло. Она уже на грани истерики, вся вспотела и дрожит от усталости. Он успел это заметить. Положив руку на её нежное плечо, Ремус говорит, чтобы она отдохнула.

Останавливает её, чтобы она не выбросила палочку куда-нибудь.

Элла замирает от его прикосновения, а потом опускает голову. Ремус ждёт некоторое время, пока девочка успокоится, а потом она говорит:

— Он меня ненавидит.

— Нет, — тихо говорит Ремус, сжимая её поникшие плечи, — Он не ненавидит тебя.

— Я это чувствует, — шепчет Элла. Её тон резок, отчего Ремус хмурится. Он слегка подталкивает её к крыльцу. Качели он починил, поэтому сажает на них Эллу. Она смотрит на свои руки, когда ее бывший профессор шарит в одном из карманов куртки и протягивает слегка подтаявшую шоколадную лягушку.

— Чувствуешь что? — спокойно произносит он, вручая ей шоколад. Она молчит, а потом неуверенно берет и разворачивает протянутую сладость, отламывая вялыми пальчиками кусок зачарованной лягушки. Через мгновение, он понимает, что она не собирается отвечать, и сидит и смотрит на всё ещё очень сильно заросший газон.

— Знаешь, я знал Сириуса Блэка с того момента, как мне стукнуло одиннадцать лет, — начинает он непринужденно, глядя на садового гнома, который пытается забраться на магловскую газонокосилку. Гномы раздражают. Особенно, когда пытаются атаковать сад машинами. — Я достаточно хорошо его знаю. Немного понимание с твоей стороны может помочь тебе понять его лучше.

— Разве не он должен быть тем, кто попытается понять меня? — слышит он её бормотание. Ремус вздыхает про себя.

— Может быть. Это как двустороннее движение, каждый должен пытаться быть равным в той или иной мере. Хотя я знаю, что в твоём возрасте это кажется несправедливым…

— Несправедливым? — громко вставляет Элла, повернув голову к Ремусу. Она раздавливает последний кусок шоколадной лягушки. — Что такое несправедливость, профессор? Гарри боготворит Сириуса, так же, как и тот его. В то время как со мной, когда я сидела с ним в комнате сейчас и пыталась заставить его поговорить со мной, пыталась уговорить его, чтобы он узнал меня, всё, что он делал это были неловкие или глупые комментарии. Он глумился каждый раз, когда я вспоминала о своём факультете. Он мой отец, а у меня такое ощущение, будто Гарри его плоть и кровь, а я лишь какая-то там девчонка из Слизерина, которая неожиданно свалилась на него, как снег на голову.

Она горько и тяжело дышит. Неожиданная симпатия возникает у Ремуса от её слов, и он берёт её за руки и осторожно поворачивает к себе. В её серых глазах огромнейшее разочарование и боль, которая сменяется яростью. Он поднимает ее подбородок, и инстинктивно отодвинув прядь темных волос за ухо.

— Милая, Сириус не хотел ничего плохого сказать. Он не, — он остановился, потому что она упрямо качает головой и хмурится, — Он отчаянно хотел встретиться с тобой, когда узнал о тебе, и я могу гарантировать, что он также отчаянно хочет подружиться с тобой. Он просто не знает, как это сделать, оттого и волнуется и говорит всякую ерунду. Он — сложная личность, твой отец. Он был таким даже до того, как провел двенадцать лет в Азкабане за преступление, которого не совершал.

— Он, кажется, не имеет проблем в отношениях с Гарри, — указывает она, сжав челюсти. Ремус чувствует её ревность. Он мягко улыбается ей.

— С Гарри легче, — ухмыляется он, а Элла фыркает. — Я не пытаюсь оправдать его. Им гораздо проще сблизиться, потому что Сириус знает, что он может ему дать. Отца, — объясняет он, когда Элла смотрит в замешательстве. — У Гарри никогда не было семьи или отца, не считая того, когда он был ребёнком. Это то, что ему нужно, то чего он жаждет. Тебе сложнее, потому что он не может просто проскользнуть в эту роль. Он очень хочет, но с тобой это не так просто, потому что у тебя всегда была твоя мама. Не так, как у Гарри. Ты понимаешь?

Элла медленно кивает с по-прежнему несчастным видом.

— Да. Но… Сириус, он…

— Твой отец? — договаривает он за неё. Элла опускает плечи. Ремус гладит её руку, борясь с желанием обнять её за плечи, — Ты права, он твой отец. Просто попробуй дать ему некоторое время, ладно? Он действительно хочет узнать тебя. Не отказывайся от него только потому, что ваша первая встреча не прошла так гладко, как ты, хотела.

Элла прикусывает нижнюю губу.

— Ладно, — шепчет она, а затем смотрит вверх с облегчением и улыбается. — Ладно. Спасибо. Теперь я понимаю, почему он с Гарри так... понимаю. Спасибо.

— Всегда рад помочь, дорогая моя, — говорит он с тёплой улыбкой, когда отпускает её подбородок. Из её рта тоже вырывается мягкий смех. Потом ветер меняет направление, и запах календулы наполняет его.

— Знаешь, я раньше думала, что это ты.

— Прости, что? — глаза Ремуса с удивлением снова смотрят на молодую ведьму.

— Мой отец, — поясняет Элла с ухмылкой на лице. Она смотрит вперед и снова смотрит поверх ресниц. — Я думала, что это был ты. Мама постоянно рассказывала о тебе всё время, и я верила в тебя, но ты по какой-то причине сбежал. Моей маме было не до этого…что? — невинно спрашивает она, когда Ремус морщится. — Она не говорила. Но я склонялась к вам. Я вас узнала тогда в поезде и решила налететь на вас, чтобы познакомиться и быть полностью уверенной, что это именно вы.

Не зная, что сказать, Ремус говорит традиционное: "— Э-э-э…".

— Если быть честной, то я была разочарована, когда узнала, что это был не ты, чуть не разрыдалась, а мама подтвердила это, — гнёт дальше Элла, не замечая состояние мага, — Я думаю, что ты не будешь злым папой. Как ты думаешь, у тебя ещё будут дети?

Ремус от удивления раскрывает рот.

— Гм. Я не…

— Если они появятся, то будут самыми счастливыми. Ну, я пошла, практиковать эту магию. Спасибо за то, что выслушали меня, профессор.

— Я больше не профессор, — шепчет Ремус, у него голова шла кругом, — Элла! — говорит он, когда она спрыгивает с качелей, молодая девушка останавливается, чтобы посмотреть на него вопросительно. Она ждёт, он не знает, для чего произнёс её имя, может по какой-то причине?

К сожалению, он не знает, что это может быть за причина, потому что понятия не имеет, что сказать дальше.

— Ах да, никогда не опускай палочку, — говорит он вместо ничего. Элла делает вид, что не заметила его глуповатого поведения.

— Хорошо. Этого не повторится.

— Не нужно извиняться. Помни, если понадобиться помощь — зови. И главное запомни, чтобы вызвать Патронуса вспомни самый сильный момент.

— Я помню, — пищит Элла и улыбается ему. Затем он остается в одиночестве на крыльце со странными мыслями за компанию, потому что даже запах календулы исчезает. Мигнув в замешательстве и немного недоверчиво, он откидывается назад и трёт лицо руками.

Ветка справа от него колыхнулась. Ремус насторожился, а потом мысленно застонал от запаха. Сколько он слышал?

— Ты так и собираешься там стоять?

Сириус шагает в его поле зрения, засунув руки в карманы.

— Она не твоя.

Ах, вот сколько.

Брови Ремуса поднимаются.

— Я знаю это, Бродяга, — очень тихо говорит он. Сириус хмурится и проводит рукой по волосам.

— Просто помни это, — приказывает он, а потом проходит мимо Ремуса, уходя в дом вслед за дочерью. Ремус сидит некоторое время в тишине, когда захлопывается дверь, а затем сжимает переносицу и сдавленно смеётся.

Это действительно иронично. Потому то, что чувствует Сириус, чувствует Элла.