Stages (гет)

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Она произвела невероятное впечатление на него, когда он впервые встретил её в одиннадцать лет. Маглорожденная ведьма с длинными густыми каштановыми волосами и слишком большими для её маленького, нежного лица передними зубами. Он встретил её в Ховартс-экспрессе во время поиска свободного купе, где он смог бы спрятаться от людей, шума и волнения. Ремуса не переполняло возбуждения от того, что он едет в Хогвартс. Нет. Он был в ужасе. Если люди поймут, что с ним что-то не так, то они могут предпринять меры безопасности и даже Дамблдор не сможет помочь. А вдруг он убьёт кого-нибудь или заразит? Именно поэтому, Ремус искал тихий уголок, чтобы успокоиться, чтобы спрятаться в своих мыслях, игнорировать окружающий мир и незнакомые улыбки. Не обращайте внимание на это, он уже привык.

А потом он встречает её.

На самом деле — это был несчастный случай. Он не знал, что это произойдёт. В коридоре поезда толпились студенты, Ремус просто пытался пройти в купе, тем более, это была его первое путешествие в поезде. Для него всё это было ново. Три мальчика первокурсника устроили драку, заблокировав проход, поэтому Ремус запаниковал. Он должен попасть в купе. Он не хочет быть здесь, хочет обратно домой к своим родителям, пусть его запрут где-нибудь в подвале, а не здесь, где повсюду люди. До полнолуния ещё три недели, но это не имеет значение, он взволнован и обеспокоен, поэтому волк вырывается наружу, а когда его собственное тело выступает против него, то рот наполняется рычанием, а ногти готовы вцепиться во что-нибудь, чтобы вылезти наружу.

Он слышит угрозу. Именно этот неожиданный звук приводит его в чувство. Он быстро моргает, стараясь прогнать ужасные воспоминания. Вдруг он замечает, что смотрит на испуганную девочку. Зверь ревёт внутри него и Рем отпускает свою жертву.

Он напугал её. Он не должен быть здесь — он монстр. Его грудь напрягается, что-то звенит в ушах и кружится голова. Ремус пытается извиниться, но слова не могут вырваться наружу, будто что-то застряло в горле. А потом её рука тянется к его плечу и втаскивает во внутрь, где весь тот шум исчезает, комната наполнена светом и теплом, и совсем нет людей. Ремус сидит и чувствует, как кто-то поглаживает его руку, а потом инстинктивно закрывает глаза, сворачивается в кресле, часто вдыхает воздух через нос, наполняет легкие, позволяя своему сознанию вернуться на землю и замедлить учащенное сердцебиение. Это занимает некоторое время, но в конце концов он открывает глаза, чтобы рассмотреть девчушку, на которую напал и испугал. А она сидит напротив него с книгой в руке.

Убить пересмешника. Он наслаждается, что он один.

— Я прошу прощения, — хрипит он. Волшебница поднимает взгляд от книги, наклоняет голову, а карие глаза с любопытством его рассматривают. Она изучает его, словно он, клоп под микроскопом. Рем ерзает на скамейке под её взглядом.

— Часто ли у тебя происходят панические атаки? — спрашивает она, голос у неё не очень дружелюбный, скорее, она просто спрашивает, чтобы узнать. Она любопытна. Он хмурится, но девочка снова говорит:

— Хотя ладно, это не имеет значение. Если тебе лучше, то поставь вещи наверх.

Потом она снова утыкается в свою книгу, давая понять, что разговор окончен. Ремус смотрит на неё с открытым ртом, ведь не каждый день встретишь мальчика, который врывается в купе и начинает рычать на тебя. Она не визжит и не кричит, чтобы привлечь внимание. Вместо этого девочка тянет его в пустое купе и… запирает дверь магией?

Он смотрит на нее, ощущая магию, хотя она не слишком сильна, как та, что он привык чувствовать. Девочка дала ему возможность прийти в себя, взять себя в руки, а все после того, как он напал на нее.

В груди разлилось необычное тепло, в тот момент, он никому не был благодарен на столько сильно в своей жизни, нежели ей.

— С-спасибо, — шепчет он. Юная волшебница снова смотрит на него и слегка улыбается.

— Нет проблем. В поезде часто случается подобное, поэтому не беспокойся. Так ты собираешься положить вещи?

Ремус кивает и делает то, что она сказала. Хоть больше они и не разговаривали за всё время поездки, оборотень искоса поглядывал на девочку. А вопрос всё еще крутился в голове, правильно ли он все сказал, ведь до этого он никогда не общался со сверстниками?

И неужели это его первый друг?

* * *

Гриффиндор. Он попал на Гриффиндор. Рем ожидал Хаффлпафф, Рейвенкло в лучшем случае, но не Гриффиндор. Никогда. Он сбит с толку и уверен, что шляпа допустила ошибку. Ну, не мог быть он в Гриффиндоре. Может быть Гермиона Грейнджер или те двое мальчишек, что устроили драку в поезде — да, они могли попасть в Гриффиндор. А теперь Сириус Блэк и Джеймс Поттер его соседи по комнате. И он не знает, что делать.

Они громкие, шумные и грязные, и всегда любят задавать вопросы. Его другой сосед по комнате, Питер Петтигрю, держится в тени и ходит всегда с Джеймсом и Сириусом. Рем против Питера ничего не имеет. Они с ним похожи в некоторых отношениях. Но Джеймс с Сириусом очень дружелюбны и они действуют на нервы, особенно в полнолуние. Поэтому он часто уходил в библиотеку и забивался в самый дальний и темный угол, только чтобы избежать этих двоих, а также других студентов с шумными голосами и удушающими ароматами тела. Их слишком много, Рем скрылся там однажды вечером, за две недели до полнолуния. Вдруг он почувствовал, что пришла Гермиона.

Она пахла маргаритками. Едкие, мускусные и острые запахи вторгались в его голову, отвлекая от эссе по Трансфигурации.

— Могу ли я здесь присесть? — нахмурившись спрашивает она и садится не дожидаясь ответа, — Кругом полно людей. Это библиотека, а не базар!

Её голос звучит раздраженно, Ремус снова смотрит на эссе, пока она раскладывает свои книги и не знает, что ей сказать. Они занимаются тихо минут пятнадцать или около того, а затем рыжеволосая девочка по имени Лили Эванс, которая пахнет имбирем и малиной присоединяется к ним. Эти две девчонки начинают обсуждать домашние задание по зельям. После приветливой улыбки, Лили не пытается втянуть Рема в разговор, и это утешает. Он сидит и работает в то время, как они говорят об ингредиентах для зелий. Запах книг и пергамента, тихая библиотека и бесшумный шепот двух девушек, расслабляет его. Ремус вдруг осознает, что совсем не скучает по дому. Он улыбается в книгу и начинает что-то писать. Интересно, а если они разрешат ему присоединиться к разговору?

В конце концов, они разрешают. Или, может быть, Ремус чувствует себя более комфортно, когда он может добавить комментарий. Они не раздражаются, когда он рассказывает им, где можно достать дополнительный материал по Истории магии.

Теперь они регулярно встречаются в темном углу библиотеки после обеда. Рем счастлив и даже иногда тихо смеется раза два или три за всю встречу.

И тогда первая полная луна подкрадывается к нему.

Это ужасно. Ужасно и болезненно, одиноко, так одиноко, ему ни было никогда в его жизни. Ему обидно, что из-за полнолуния не получится сходить дня два или три в библиотеку, ведь он болен. И вы не поверите, как он был изумлен, когда Лили и Гермиона пришли его навестить.

— Эй, Люпин, там к тебе Грейнджер с Эванс пришли. Просят, чтобы ты спустился, — говорит Питер, а Ремус удивляется и смотрит на него широко раскрытыми глазами. Джеймс и Сириус, которые сидели кровати второго, хихикая над чем-то, вдруг прекращают это и смотрят на Ремуса с удивлением. Глаза Джеймса сужаются.

— Вы подружились с Эванс? — он хмурится, а Рем качает головой. Являются ли они друзьями? Он по-прежнему не знает ответ на этот вопрос.

— Мы просто занимаемся вместе, — тихо говорит он. Но и вправду, является ли это дружбой, если они пришли к нему? Сириус фыркает, а Джеймс все еще хмурится, разглядывая Ремуса.

— Ремус! — вскрикнула Лили, когда увидела Рема на лестнице. В её ярко-зеленых глазах виднелось беспокойство и тревога, — Что случилось? Где ты был?

— С тобой все в порядке? — спросила Гермиона, наклонив голову так, будто изучала его. В её глазах застыл тот же вопрос. И Люпину сразу вспомнился поезд, где Гермиона спасла его. Рем сглотнул.

Гермиона Грейнджер решительна. Он не знает её хорошо, но понял, что если она проведет некоторые исследования и понаблюдает за ним, то она сможет догадаться, кто он…

Его руки инстинктивно прижались к телу. Он должен все делать более осторожно.

— Я в порядке, — говорит он спокойно, переводя взгляд с одной девочки на другую, — Я просто плохо себя чувствовал. Но сейчас все нормально.

Он видит, как напряжены плечи Лили, и в глазах Гермионы скользит беспокойство. Ремус видит любопытство и доверчивость в их взглядах. Но всё, что они делают — это просто улыбаются.

— Хорошо, — говорит она, кивая так, что волосы скрывают её глаза. Лили с раздражением мотает головой, чтобы убрать их с лица, а рыжая смеется над ней.

— Вы не делали еще задания по Чарам? Я вот не знаю, достаточно ли я подробно расписала. У меня получилось десять дюймов в длину.

— Но это же на три дюйма длиннее, чем требуется, — усмехается Лили, а Гермиона закатывает глаза. Затем они толкают портрет, продолжая разговаривать и смеяться. Ремус не знает, стоит ли идти за ними.

— Ремус, ты идешь? — спрашивает Лили.

Тем временем, Гермиона стоит, скрестив руки и приподняв одну бровь. На ее лице написано, что он ведет себя глупее придурка. Ремус тяжело выдыхает, теперь он уверен, что они его друзья. Его желудок скручивается, он отрывисто кивает, и торопиться догнать двух волшебниц.

У него есть друзья.

У него есть друзья.

Он не знает, хорошо это или нет.

* * *

Гермиона меняет свои отношения к соседям по комнате Ремуса. Лили не хочет иметь ничего общего с Джеймсом, Сириусом и Питером, в основном потому, что Джеймс раздражает ее. А это в конечном итоге сказывается на отношениях Рема с тремя мальчиками.

Он знает, что они думают, будто он странный и недружелюбный. Но Рем никогда не признается в том, насколько сильно ему обидно из-за этого. Он разочаровывается, когда они устраивают ему молчанку на несколько месяцев, только это не имеет смысла, ведь ему не нравилось, как они обращались с Лили.

Может быть, он чрезмерно обороняется. Лили одна один из его первых друзей и ему бы не хотелось бы видеть её расстроенной. Гермиона говорит, что она сильно разгневана и разочарована, нежели расстроена, когда он рассказывает ей о своих чувствах. Но разве это не то же самое?

Гермиона улыбается уголками губ, когда слышит его бормотания об этом. А Ремус доволен тем, что совсем не важно, что он говорит, но он может заставить ее улыбаться.

— Поговори с ними, если они тебе так сильно не нравятся, — предлагает она в первый день после рождественских каникул. Ремус смотрит на нее, какая же она хитрюга!

Но после того, как Джеймс перекрасил свои волосы в красный и, встав на кровать под балками на потолке, обозвал Лили “Королевой с палкой в жопе”, Сириус свалился со стула, и смеялся громче и дольше всех. Тогда Ремус понял, что у него нет выбора. Собрав все свое Гриффиндорское мужество он сказал тем же вечером:

— В-вы должны оставить Лили в покое.

Болтовня между тремя мальчиками прекратилась и все уставились на него.

— Что? — раздался громкий вопрос от Джеймса. Ремус поджал губы.

— Ты должен оставить Лили в покое, — повторил он. Джеймс встал. Серые глаза Сириуса жадно посматривали на Джеймса и Ремуса. Питер явно нервничал.

Ремусу знакомо это чувство.

— Почему ты мне указываешь, что можно делать, а что нельзя? — вопрошает мальчик с растрепанными волосами и с жестким взглядом, который полыхает за стеклами его очков. Желудок Ремуса подпрыгивает, но он старается держаться.

— Я просто не могу понять, почему она так тебе не нравится? — начал было он, но Сириус начинает хохотать, а Джеймс с красным лицом поворачивается к другу, чтобы дать хороший пинок в бок. Смех Сириуса превращается в икоту и он валится на кровать. Лицо Джеймса еще сильнее краснеет. Ремус не знает, почему он красный: от смущения или от гнева.

— Я буду относиться к Эванс так, как я хочу, — утверждает Джеймс, выпятив нижнюю губу, — Ты не сможешь остановить меня, только потому, что ты всегда рядом с ней.

Сириус не успев до конца успокоится, опять взрывается диким смехом. Что-то промелькнуло в глазах Джеймса, но тут же исчезло. Питер выглядит смущенным. И вдруг, лампочка, которая находится в мозгу Рема загорается. Он открывает рот так, что теперь он похож на букву “О”.

Джеймсу не не нравится Лили. Джеймс влюблен в нее.

Джеймс Поттер мечтает о Лили Эванс.

Рем мигает несколько раз, он ошеломлён, потому что никак не может поверить в это. Лили милая и красивая девушка; хороший друг, но он не любит ее именно так. Он не может представить ее в таком плане. Его нос морщится при этой мысли. И даже если он действительно думает о Лили или Гермионе в таком образе, то сразу же себя одергивает, потому что они не могут быть с ним.

Не с такими, как он.

Он мотает головой, чтобы избавиться от этих мыслей и возвращается в реальность к товарищам по комнате. Не в силах чем-то помочь, Ремус кидает взгляд на Джеймса. Он не думает, что у него есть шанс. Вообще. Лили ненавидит Джеймса, но может быть, если он начнет вести себя более скромно и сдержанно, то что-то изменится.

Хмурый взгляд Джеймса смягчается, теперь он смотрит скептически, когда Рем говорит ему об этом. Его глаза сужаются в подозрениях.

— Я думал, что ты хотел, чтобы я оставил ее в покое? — продолжает сомневаться он. Но Ремус качает головой.

— Я хочу, чтобы вы все перестали ее дразнить, — говорит он, нервно облизывая губы, — Ей это неприятно и обидно. Она мой друг. Может быть, вы могли бы стать её друзьями тоже?

Его Гриффиндорское мужество заканчивается после этого предложения, поэтому Ремус забирается на кровать и рывком задергивает полог. В комнате повисает молчание, Джеймс Поттер начинает что-то говорить Ремусу, но тот делает вид, что не слышит его. Мысли приводят его к тому, что весь этот разговор был напрасным и из-за этого его сердце сжимается.

Ремус был шокирован, когда на следующий день в библиотеку вошла растерянная Лили.

— Что случилось? — спрашивает Гермиона, когда Лили занимает свое место в библиотеке.

— Поттер … Поттер сказал мне сегодня приятное. Он никогда не делал этого раньше, — объясняет она. Гермиона тихо фыркает и усмехается.

Эти ухаживания, которые длятся несколько месяцев, кажутся Рему чрезмерными. Все эти цветы, нелепый вздор, который начинается у новоиспеченных возлюбленных его раздражают. Джеймс начинает дружить с Ремусом, потому что после первого успеха в любовных делах, Поттер решает, что Рем гуру любви и продолжает спрашивать его советов. Сириус присоединяется к нему и Люпин понимает, что в один из прекрасных дней, трое мальчишек ожидают его, чтобы вместе пойти на озеро. Теперь у него много друзей.

Опять же, он сбит с толку, ему крайне неудобно. Как, черт побери, это произошло?

* * *

Трое новых друзей оказались лучшими товарищами, поэтому уже на втором году обучения они узнают его тайну. Рем боялся, как они отреагируют, будут ли презирать или перестанут с ним разговаривать, а может быть, расскажут другим ученикам Хогвартса, а потом узнает Дамболдор и выгонит его, и он снова окажется один. Ему теперь вообще не нравится быть одному. Не после того, как добрые люди научили его жить.

Хогвартс стал его домом и теперь он должен уйти.

Он стоял на вершине астрономической башни, когда Гермиона нашла его. Ветер трепал волосы и он испугался, её руки коснувшейся его плеча. В голове что-то щелкает, Ремус смотрит на нее со страхом и паникой, а потом унизительный всхлип слетает с его дрожащих губ. Гермиона обвивает его своими руками, не говоря ни слова.

Он так привык к запаху календулы, что окружает её, и его щеки становятся влажными.

— Они все прекрасно понимают, — шепчет она, нежно потирая рукой его спину, — Это часть тебя Ремус, тот кто ты есть. Друзья заботятся о тебе. Они никогда не оставят тебя просто из-за того, что ты оборотень. Ты это не выбирал, когда это случилось с тобой, так почему ты должен быть наказан за это?

Ее рука все еще двигается вдоль позвоночника, а слова уже пробудили в нем бурю эмоций. Рем постепенно осознавал, что она знает. Он рывком отстраняется и смотрит на Гермиону. Но она выглядит спокойной и мысль о том, что она так долго знает об этом, поражает его.

Святая Богородица.

— Сколько? — его выражение лица никак не влияет на настроение девушки.

— С окончания первого курса, — спокойно произносит она и сердце Ремуса падает вниз. Воздуха категорически не хватает, но он успокаивается, когда смотрит в глаза Гермионы. Она прижимает ладони к его лицу.

— Ремус, успокойся, — почти приказывает она, глядя ему в глаза, — Меня это не волнует, потому что это все еще ты. Милый, добрый, удивительно остроумный мальчик с очень плохим вкусом в выборе друзей из числа ребят. Ты всегда будешь собой. И мы всегда будем рядом. То, что ты раз в месяц становишься волком, не заставит нас ненавидеть тебя.

— Ты не осознаешь всю серьезность ситуации! — Эти слова выкрикивает мозг Ремуса, но когда он открывает рот, чтобы произнести их, губы Гермионы превращаются в тонкую полоску, и она шикает на него.

Она шикнула на него. Из-за абсурдности ситуации Рем вздрагивает, а Гермиона решительно кивает.

— Так лучше. Мы твои друзья, Ремус. Попробуй нам доверится, хорошо?

Она обхватывает плечо друга и разговор заканчивается, хочет того Ремус или нет. Молодой оборотень слабо хихикает. Они сидят, не произнося ни слова, он тяжело сглатывает.

Она дрожит от холода.

— Нам надо идти, — тихо бормочет он. Заходящее солнце делает зимний вечер волшебным. Гермиона соглашается. Она встает на ноги, берет его за руку и ведёт из башни вниз по лестнице. Девушка использует потайной ход, чтоб добраться до гостиной Гриффиндора и не попасться старостам или учителям.

Общая комната наполовину заполнена, но все внимание Ремус обращает на троих мальчиков, что сидят в кресле у камина. Джеймс, Питер и Сириус смотрят вверх. У Ремуса останавливается дыхание.

— Все хорошо, Лунатик?

Челюсть оборотня падает на пол, его глаза расширяются, и что-то между хихиканьем и фырканьем доносится голос Гермионы. (откуда донёсся голос Гермионы? это она фыркала? и хихикала. Что-то упустила видимо) Сириус и Джеймс выдают искреннюю ухмылку, и все напряжение резко пропадает. Ремуса приветствуют и усаживают в кресло рядом с камином. Смеяться над ним никто не собирался.

Они нормальные. Ведут себя нормально. У него снова покалывают глаза и болит горло, он судорожно сглатывает. А потом его глаза смеются и Гермиона усмехается, приподнимая изогнутую бровь.

Она злорадствует в голове и Рем вздыхает, закрывая глаза, но небольшая улыбка появляется на его губах.

У него есть друзья. У него есть друзья. Он может послушать насмешливых Сириуса и Джеймса, а Питер пихнёт его в бок, чтобы на него обратили внимание. Открыв глаза Рем увидит мальчишек, которые предлагают ему шоколадную лягушку. Он наконец-то может признать, что возможно, только возможно, что может быть, всё хорошо.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Ему пятнадцать, когда девочка-подросток впервые приходит к нему в гости, несмотря на то, что он оборотень.

И Сириус указал на это. Не в буквальном смысле, но его лучший друг не находит в этом ничего позорного. Вместо этого, он наклоняет голову и осматривает гостью кокетливым взглядом. Его глаза медленно сканируют и дразнят. Гермиона смотрит на него также, с широко распахнутыми глазами, её взгляд задерживается там, где он никогда не останавливался. У Ремуса горят щеки.

Они смутили его этими взглядами. Гермиона прибыла с сумкой, полной книг, и презрительной улыбкой, которую сопроводила неизменной приподнятой бровью. Он знает, что она девушка, но его подруга никогда не вела себя таким образом. Годом раньше, он слышал её жалобы на пятикурсника из Рейвенкло, который постоянно ходил за ней. Девушка находила его постоянные разговоры раздражающими, а его попытки заигрывать с ней выглядели ужасно странно. Ремус был несказанно рад этому, потому что ему не пришлось находить с ним общий язык. Она, казалось бы, не интересуется мужчинами или женщинами, даже когда проходит шестикурсник из Хаффлпаффа и Лили говорит о том, что этот парень красавчик. Гермиону прямо таки тошнит от этого.

Она выглядит, как девочка. Он заметил это. У нее выровнялись зубы, но лицо по-прежнему выглядит нежным и тонким, такое же стройное и легкое тело, дикие кудри, которые развеваются на ветру и небольшой рост. И естественно, Ремус заметил это, он же мужчина, в конце концов. Ему совсем неважно, как она выглядит, потому что она его первый друг, его лучший друг, и она отличается от Джеймса, Сириуса и Питера. А он сделает для нее всё…

Поэтому, он действительно не волнуется о тех взглядах между девушкой и его приятелем. Он понимает, что Гермиона знает наверняка, что Сириус просто флиртует, да и она слишком умна, чтобы попасться на его удочку.

Или он так только думал.

Но всё меняется однажды вечером, когда он возвращается из больничного крыла, где пролежал два дня из-за полнолуния. Пролезая через проход в портрете в гостиную, Ремус замечает Сириуса и Гермиону, которые прячутся в дальнем углу комнаты. Блэк смотрит ей в глаза, приподняв её подбородок одним пальцем, и медленно наклоняется вперед. Она не отталкивает его. А наоборот, её рука лежит на его щеке. Люпин смотрит, как они поддаются вперед и их губы встречаются.

Ремус был ошеломлен.

Он ошеломлен.

— Ты этого не ожидал?

Этот голос принадлежал Лили. Парень переводит взгляд на неё, прислоняется плечом к стене рядом с портретным проёмом, скрещивает ноги и не знает, что чувствует. Рем сглатывает и медленно качает головой. Он не знает, что сказать.

— Они встречаются уже неделю, — говорит Лили, наблюдая за реакцией своего друга, — Как ты мог не заметить? Ты не думал, почему Сириус стал учиться намного лучше? Ему просто нужно исправить свои оценки.

— Это из-за СОВу, — буркнул Ремус, и взгляд Лили смягчается. Она хлопает его по плечу. Эванс оглядывается через плечо, и Ремус делает то же самое.

Они больше не целовались, но по-прежнему сидели рядом. Сириус разговаривал с Джеймсом, а Гермиона сидела с книгой на коленях. Оскал Сириуса действительно подтверждал слова Ремуса. Гермиона улыбалась мягкой улыбкой, её глаза затуманено всматривались в книгу. Их пальцы соприкасались на кружевной обивке дивана.

Ремус мог слышать стук своего сердца в ушах. Он не мог подобрать нужных слов.

— Я не знаю, как долго это продлится, и я сомневаюсь, что они будут вместе. Просто... постарайся привыкнуть, ладно? Они выглядят счастливыми. Разве это не главное?

Ремус не любит перемены. Ему намного комфортнее, когда всё не идёт наперекосяк, а течёт плавно, без малейшего намека на разлад. Всё, что случилось с Сириусом и Гермионой настолько неожиданно и он не представляет, как быть дальше. Поэтому он поступает так, как обычно, когда ему необходимо не забивать голову ненужными мыслями.

Он отступает.

Ремус уходит, не говоря ни слова, пересёк общую гостиную и поднялся вверх по лестнице в его спальню, закрыл за собой дверь и занавесил полог.

Он не спал всю ночь.

* * *

— Почему ты так к ней относишься? — вырвалось у Ремуса; как всегда резковато, когда он нервничал.

В комнате все сразу же затихают, а обнаженная спина Сириуса застывает на пару мгновений.

— Эээ... мы подождем вас... внизу?

Джеймс всегда тактичен, когда кто-то в этом нуждается. Они закрывают дверь, и Ремус с Сириусом остаются наедине. Темноволосый маг поворачивается к другу с дерзким выражением на лице. Две пары глаз уставились друг на друга.

— Не знаю, — говорит Сириус. В конце концов, и Ремус хмурится и печально качает головой.

— Ты относишься к ней неправильно. Она заслуживает большего, а ты просто играешь с ней. Гермиона не такая, как твои бывшие пассии.

Сириус выглядит оскорблённым и открывает рот, чтобы ответить, но останавливается. Через мгновение его плечи опускаются.

— Нет, — спокойно говорит он, — Она не такая, — выражение его лица умоляет выслушать. Он делает шаг вперед.

— Но вот что мне в ней нравится, Лунатик. Она умная и смешная, её саркастические шутки великолепны, у неё упрямый характер и она хочет проводить время со мной. Она не говорит разное дерьмо и не визжит от одного моего вида, как это многие любят делать. И, и... я люблю ее. Я люблю ее. Я буду относиться к ней хорошо. Я буду!

У Ремуса сжимаются все внутренности, ему не нравится, Мерлин, как же всё это ему не нравится! Но он не может протестовать. Он не может. Сириус — один из его лучших друзей, и Гермиона — его... его...

Сестра, подсказывает мозг, но он не чувствует удовлетворения. Это не совсем подходит. Но лучшего он не может придумать, поэтому сойдет. Ремус нерешительно топчется на месте и пристально смотрит на Сириуса, который выглядит необычайно уверенным. Ремус сглатывает. Конечно, Гермиона, скорее всего его лучшая сестра, которая у него когда-либо была. Поэтому, он сделает всё для того, чтобы Сириус не причинил ей боль.

Да и разве он не хотел для неё самого лучшего? А если это лучшее — один из его лучших друзей, то кто он такой, чтобы говорить, что этого не может случиться?

— Одно условие: я не буду знать, что вы там делаете, — хрипло говорит он. Сириус кивнул настолько быстро, что спутанные волосы закрыли его лоб. Ремус ещё минуту молча стоит, а затем разворачивается и выходит из комнаты, и проходит мимо Джеймса, Питера и Гермионы, которые ждут их в общей гостиной.

— Рем..? — зовет Гермиона, её брови нахмурены, но он не останавливается. И когда она и Лили позже присоединяются к нему в библиотеке, он чувствует себя неловко и молчит, совсем как на первом курсе.

* * *

В течение пяти месяцев Сириус держит свое слово. Ремус уверен, что он разговаривал с Джеймсом об этом, но они как-то умудряются не обсуждать при остальных. Ремус наблюдает за новой парой Хогвартса. Они держатся за руки, Гермиона сидит у Сириуса на коленях, и они целуются всё свободное время, но в комнате для мальчиков, Гермиона и Сириус ни разу не появлялись вместе.

В конце концов, день рождения Пита и много огневиски, может многое изменить.

Четверо друзей сидят в кругу в пустом классе по Чарам. Они играют во взрывающиеся карты. У Рема в голове приятный гул, но он ещё не пьян. Это заняло бы много времени, чтобы напоить его. А три его буйных друга оплакивают тот факт, что Джеймс после четырех с половиной лет ухаживаний до сих пор не вместе с Лили.

— Я для неё всё делаю, но ничего не получаю взамен, — нечленораздельно мямлит он. Его усы, которые он старательно отращивать, опалены злосчастным напитком. Сириус хихикает.

— Чо ржете, придурки? — он тянет слова с усмешкой, болтая в стакане янтарную жидкость. Сириус машет головой, как собака. Джеймс улегся на спину, зажимая руками рот.

— Он... он... он хочет, чтобы ему кто-нибудь подрочил! Он же у нас такой беспо-о-мощный.

— Пфф.. Будто вы никогда не дрочите, — пьяно фыркает Джеймс.

— Не-а, не-а,— поёт Сириус, вскидывая широко руки и делает "ласточку", — Для меня все делает Ге-ик-рми-иона, — он хихикает, вздыхает и закрывает глаза, складывая руки на животе, — Мда. Она любит меня. Вы не поверите, как же она меня любит, когда я делаю то, что вы, мои дорогие, не сделаете с девушкой ещё мно-ого лет. Великий Мерлин, а какие она издает стоны, когда я доставляю ей удовольствие, гиппогриф меня затопчи, я могу кончить только от её стона.

Рычание, нарастающее в глубине грудной клетки Ремуса, вот-вот вырвется наружу, сломав все ребра. Он не смог удержать это в себе. Теперь уже все услышали утробное рычание. Глаза Сириуса распахиваются, и он перестает смеяться. Из рук Джеймса выпадает бутылка с недопитым огневиски, и вся жидкость растекается по полу.

— Лунатик? — пищит Питер, мутным взглядом смотря на друга.

Ремус чувствует, будто цепи сковали все его тело. Он пытается встать, чтобы хорошенько врезать Блэку за его отвратительные слова, но не может.

— Рем, я…

Но Сириус не успевает договорить. Ремус вскакивает со своего места и уходит.

* * *

Они не говорят об этом. И это странно, потому что они говорят обо всем, но не об этом. Правда, Ремус уверен, что, когда его нет поблизости, его друзья обсуждают, произошедшее в день рождения Питера. Бывает, когда Рем заходит в их общую спальню, друзья сразу прекращают беседу, наступает молчание и все сразу переключаются на какие-то нейтральные темы. Сам Ремус счастлив, не обсуждать это. Он стесняется своей бурной реакции, и не хочет думать о том, почему так сильно разозлился.

Абсолютно против того, чтобы думать о том, что привело к такой реакции.

Теперь это будет ещё одна запретная тема для разговоров, и четверо мальчиков будут притворяться, будто ничего не произошло.

Одним вечером Ремус стал свидетелем разговора о предстоящем походе в Хогсмид.

— Вы собираетесь пойти в Хогсмид? — спрашивает Лили. Гермиона качает головой и дёргает Сириуса за плечо, когда тот обиженно смотрит на нее.

— Нет. Мы собираемся весь день заниматься уроками, — отвечает девушка. Сириус тяжело вздыхает.

— Но как же Сладкое королевство, любовь моя! — Сириус делает жалостливые щенячьи глазки, — А сливочное пиво! А Зонко! Тем более, вы же хотели пойти в книжный магазин, разве нет? Мы же сможем позаниматься в любое другое время!

— Сириус Блэк, разве ты забыл, что на следующий недели у нас будет тест? — ругает его Гермиона, тыча пальцем в грудь своего парня. Ремус усмехается фамильярности её тона, — Мы остаемся здесь и будем учиться. И перестань жаловаться! Я ясно выразилась?

— Да, мама, — Джеймс тыкает Сириуса в бок, а Питер, закрывает рот рукой, чтобы не захихикать.

Гермиона ухмыляется и похлопывает парня по плечу. Разговор переходит на тему того, что Ремус, Питер и Джеймс собираются пойти в деревню. А Лили шмыгает носом и говорит, что пойдет с Марлин Маккиннон и Алисой Макмиллан, и они будут держаться подальше от этих троих. В глазах у Джеймса появляются озорные искорки и он начинает что-то шептать Питеру, а Ремус смотрит на них с подозрением. Он уже думает, как бы их отвлечь от задуманного.

В конце концов, он не получит шанса отвлечь этих двоих. На следующий день Ремусу стало ужасно плохо, это бывает перед полнолунием. Поэтому к полудню он ничего не мог сообразить или сделать. Его друзья отнеслись с пониманием, когда он попросил обойтись остальную часть прогулки без него. Он пошёл обратно в замок с мыслями о горячем шоколаде и постели.

В его голове стоит туман, когда он поднимается в спальню и не замечает, что он здесь не один.

Он видит широкую голую спину. Полог открыт нараспашку. Ему видны руки Сириуса, которые сжимают бедра Гермионы, а её бледная грудь раскачивается из стороны в сторону. Она стонет, её руки скользят по его коже, гладят растрепанные волосы Сириуса. Парень рычал, когда входил и выходил из неё. В воздухе парил аромат календулы и ещё какой-то пряной специи.

Ремус наблюдал.

Его одолела брезгливость, но в тоже время благоговение. Их бедра набирают скорость, и они даже не замечают, что кто-то за ними наблюдает. Ремус заставляет ноги сдвинуться с места, отступая обратно за дверь. Ум затуманен, а глаза ничего не видят.

Ему сложно двигаться, такое чувство, будто тонны камней привязаны к его ногам.

Молодой оборотень не знает точно, сколько огневиски выпил, но набрался в этот день прилично. Он бредёт по туннелю, который ведет в подвал Сладкого королевства. Выходит из веселого магазина и тащится по опустевшей дороге в маленький невзрачный паб “Кабанья Голова”. Бармену видимо плевать, сколько лет молодому посетителю, главное, что с собой есть галлеоны, а остальное пустяки. Ремус спотыкается весь путь обратно до школы поздним вечером. Он настолько зол, что не замечает ничего, происходящего вокруг.

— Лунатик! Где ты блять, был весь день?! — доносится до него чей-то обеспокоенный голос.

Ремус постарался аккуратно вылезти из портрета, который вёл обратно в Сладкое королевство.

— Кто-о зде-есь? — голос Люпина был откровенно пьяным.

Перед ним колеблется воздух и в только что пустовавшем коридоре появляются Джеймс и Лили в плаще-невидимке. Ремус тупо смотрит на них, а затем начинает хихикать без остановки.

— Джеймс! Джейми, Дже-ееее-йми, ты получил её! Ты получил свое — ИК! — получил свой цветок!

— Господи, Ремус, ты что, пьян? — задыхается Лили и упирает руки в бока, — Ты исчезаешь, говоря, что ты заболел, а потом оказывается, ты напился в хлам!?

— Эванс, заткнись! — кричит Джеймс. Удивленная Лили сжимает губы в тонкую линию. Очкастый мальчик делает шаг вперед, кладёт обе руки на плечи Ремуса, и тихо спрашивает, вглядываясь в его глаза: — Все хорошо, Рем?

— Всё ве-еликолепно-о, — отвечает Ремус с широченной улыбкой, топчась на месте, — Я сто-о-о-олько выпил оге-ик-виски! Дохрена много-оо.

Джеймс хмурится и ищет поддержку в зелёных глазах Лили.

— Давай, Лунатик, — в конце концов, вздыхает он, — пойдем в постельку, да? — он приобнимает друга за плечо, а тот бормочет что-то, но, ни Лили, ни Джеймс не могут понять, что именно он им говорит. Потом они медленно пробираются через весь замок с Ремусом, который повис на шее у Джеймса. Плащ невидимка бережно скрывает их от учеников и от профессоров. В Общей гостиной пусто. Только Питер, Сириус и Гермиона ждали возвращения друзей.

— Вы его нашли! — восклицает Гермиона, на её лице появляется облегчение, она подбегает к Ремус, — Где он был? С ним все в порядке? Ремус, что случилось? — девушка тянется к нему, но резко останавливается, когда понимает, что Ремус отворачивается от неё.

— Нет, Нет, Нет, нет, — бормочет он, падая спиной на стену, и сползает на пол, — Только не ты, не хочу тебя.

— Что с ним случилось? — визгливо вопрошает ведьма с густыми волосами. Она выглядит напуганной и шокированной. У Джеймса суровое выражение лица.

— Он же пьяный, — сквозь стиснутые зубы говорит он. Челюсть Питера падает, а Сириус качает головой, нахмурив брови.

— Но Лунатик не может напиться, — смотрит Блэк, на слабого друга.

— Видимо, может. Давайте поднимем его наверх. Ему завтра с утра будет, ой, как хреново.

Сириус кивает. Они с Джеймсом приподнимают его.

— Не трогайте, блять, меня!

Рык останавливает всех. Ремус присел на корточки, злобно глядя на Сириус, голубыми глазами. Сириус шагнул назад.

— Эй, Луни, хватит. Успокойся! — говорит он, выставляя руки вперед¸— Какой чёрт его укусил?

— Я не знаю, — вздохнул маг, челюсть его по-прежнему была напряжена, — Но это что-то должно быть серьёзным, потому что это заставило его набухаться, как свинья. Вероятно, он выпил тонну алкоголя, чтобы довести себя до такого состояния.

— Но, что он хотел забыть? — тихо говорит Питер. Джеймс вздыхает и потирает висок большим пальцем.

— Ты мыслишь в верном направлении, Пит, но я не знаю. Мы всё равно должны дотащить его до комнаты. Сириус, ты должен остаться, и, возможно, Гермиона тоже, видимо вы что-то натворили, ребятки. Пит, поможешь мне?

— Конечно, — Питер соглашается, и двое мальчишек осторожно подходят к Ремусу, который снова оперся на стену и сидит на полу с согнутыми коленями и обхватив голову руками.

— Хорошо, Пити, только ты — ИК! и ты Джеймс проводят меня.

—Ладно. Поднимайся по лестнице, Луни.

Трое мальчиков медленно пробираются вверх по лестнице, Сириус, Гермиона и Лили следуют за ними. Ремус молчит весь путь до комнаты. Только когда друзья заходят в спальню, Ремус толкает друзей и, спотыкаясь, валится лицом вниз на кровать.

— Не хочу спать, — бормочет он, а затем быстро закрывает глаза и вырубается.

* * *

Целую неделю Ремус не выходил из своей спальни. Люпин никому не рассказывал, что видел, и не объяснял причину, почему напился, также он игнорировал этого ублюдка. Сириус был явно расстроен, но, чем дольше Ремус его игнорировал, тем меньше это волновало Блэка. Он упрямо не пытался привлечь внимание Ремуса, чтобы как-то приободрить, так как знал, что это раздражало Джеймса и Питера.

Как ни странно, Ремус не разговаривал и с Гермионой, хотя сам не понимал почему. Он знал, что Сириус талантлив в обращении с девушками в своей постели. Люпин не мог удержаться от гнева, и никто не сможет ему в этом помочь. Каждый раз он чувствовал почти мстительное удовлетворение, зная, что ни один из его друзей не понимает, отчего он злится на них, не смотря на требования Гермионы, которая теперь постоянно ругалась с ним.

— Я не знаю, что у тебя за проблема, но ты ведешь себя, как мудак! — она кричит на него, уперев руки в бока. Её волосы спадают копной диких кудрей, будто имитируя поведение своей хозяйки. Голос срывается, и она выбегает из общей гостиной.

Уставившись в потолок, когда за девушкой захлопывается дверь, Ремус говорит сам себе, что гнев вполне оправдан. Он имеет полное право злиться. Они ушли назад... Они меня предали... Они сделали это. Но ведь она же ему, как сестра, и он не может...

Пусть они страдают.

В ночь перед полнолунием, когда его друзья, где-то отрывались, Ремус закрыл шторами окна, чтобы не мешал свет, но вдруг кто-то рывком открыл их. В его голове что-то щёлкнуло и он нахмурился от раздражение.

— Эй, я здесь работаю!

— Плевать, — говорит Джеймс, — Мы кое-что тебе должны показать. Может быть, это остановит твое бичевание навсегда. Бродяга?

Бродяга? Ремус удивляется, потом хмурится, но прежде чем он успевает что-то прокомментировать, из-за Джеймса выходит Сириус, с нервным выражением на лице, которое отличается всем другим выражениям, которое он носил на этой неделе. Он облизывает губы и делает глубокий вдох.

— Хм, мы всё это долго планировали, и всем нам, наконец, удалось достичь успехов на прошлой неделе, и, ну... эээ, я думаю, тебе просто стоит на это взглянуть, — он делает еще один вдох, становится в удобную позу и закрывает глаза. Ремус продолжает хмурится, а потом Сириус исчезает. У Ремуса отваливается челюсть.

На месте Блэка стоит большой чёрный пес.

— Что..? — бормочет он, разглядывая собаку, которая подходит к нему на несколько дюймов ближе. Нос пса касается колена Ремуса. Сириус сидит на ковре с высунутым языком. На шокированный взгляд Ремуса, Джеймс качает головой.

— А он просто...?

Джеймс усмехается.

— Йип! А теперь у нас... Хвост!

Под булькающий смех убегает Питер, а на месте, где только что стоял мальчик, появляется, тихо попискивая, крыса. Хвост бегает вокруг собаки, а потом залезает ей на хвост. Ремус почти решил, что у него галлюцинация.

— Мерлина Мать!

— И последнее на сегодня, но определенно не последнее в очереди, объявляю... Сохатый!

Джеймс вскидывает подбородок, а затем на его месте встает олень.

Он олень.

— Черт бы меня побрал! — визжит Ремус, его организм яростно протестует против полной луны. От удивления он бросается назад на кровать. Олень фыркает, постукивая копытом, крыса спускается на нос собаки и бежит за оленем. Последний опускает свою голову, чтобы позволить крысе, добежать до своего носа.

Ремус уставился на трёх животных, а поток дыхания из лёгких с силой грузового поезда выходил из него, его сердце бешено колотилось. Он ошарашено и недоверчиво смотрел на друзей. Они…Они…

Что они наделали?

— Лунатик?

Повернув головой, он встретился со взглядом Сириуса, который стоял рядом со своим другом у и смотрел на него с тревогой.

— З-зачем вы это сделали?

— Мы сможем помочь тебе сейчас, Лунатик, — торопливо, но искренне говорит Сириус, — Теперь тебе не придется быть одному завтра или когда-нибудь ещё. Оборотни не нападают на животных, и мы можем... мы можем стать твоими друзьями, когда ты превратишься. Это, конечно, не остановит боль, но, может быть, ты не сможешь навредить себя, если отвлечёшься. Гермиона тоже хотела это сделать, но нагрузка слишком велика, ей пришлось бы затратить много магической энергии. Она узнала только в этом году, о нашем обучении и обиделась, что не сможет попробовать. Она чувствует себя невероятно виноватой, — он сделал шаг вперед и сел на кровать, пристально глядя на оборотня, который обнимал свои колени, — Но даже без неё, тебе не придётся больше столкнуться с этим в одиночку. Мы.., — он поворачивается и кивает головой на оленя, который отчаянно пытается стряхнуть крысу, цепляющуюся за один из его рогов, и злится с каждой минутой всё сильнее и сильнее, — …Мы будем с тобой сейчас. На каждом этапе этого пути. Если ты этого захочешь.

Ремуса будто парализовало. Они стали ... они стали незарегистрированным анимагами, ведь они должны быть незарегистрированными, чтобы помочь ему.

Сириус сделал — это для него.

Гнев начал отступать.

— Будь ты проклят, Блэк, — стонет он, трёт свои глаза и тяжело вздыхает. Но мрачные эмоции тают, будто они не существовали. Оскал наследника Благороднейших из семьи Блэков превращается в улыбку.

— Бродяга, — исправляет его друг, становясь опять чёрным псом. Он выдает тихое “Тяф” и начинает танцевать вокруг кровати, прыгает на оленя и на крысу, не переставая поскуливать. Ремус смеется так сильно, что, кажется, вот-вот не хватит кислорода, и он умрет.

— Бродяга, — шепчет он, наблюдая, как олень опускает рога и начинает трясти головой.

Слышится крысиный визг, когда Сохатый валится на спину собаки и сползает вниз.

У Ремуса в глазах стоят слёзы от осознания того, что для него сделали друзья и на что они пошли. А они продолжают играть, делая вид, что не замечают слёз друга.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Теперь она, как и его шрамы: постоянные, никогда не исчезающие. Она часть его жизни. Гермиона всегда находится рядом с ним. Он не может представить свою жизнь без неё, так же, как и без Бродяги, Сохатого и Хвоста. Гермиона, как и его друзья, Мародёры, стала для него опорой. Он чувствует себя сейчас более уверенным, нежели в детстве, когда его укусил оборотень.

Шестой год прошёл, принеся с собой подготовку к ТРИТОНам. Внутри Хогвартса безопаснее, чем за его пределами, потому что волшебный мир на грани войны. У Сириуса с Гермионой наступило напряженный период в их отношениях. А Ремус познакомился с Мелиссой Мерфи. Он не замечал её раньше. Она на год старше его. Они стали встречаться в её последний год, когда преподаватели решили, что было бы лучше, чтобы старосты с разных факультетов помогали друг другу.

Мелисса, неугомонная Хаффлпаффка с гривой кудрявых белокурых волос, с яркими карими глазами и с пышным телом, на которое Рем постоянно пялился, когда она проходила мимо него, стала его напарницей.

Он всегда краснел, понимая, что снова смотрел на неё и поспешно опускал свой взгляд. Мелисса, слава Мерлину, кажется, не замечала взглядов. И так начинался каждый их обход школы. Ремус был счастлив в те минуты, потому что находился рядом с ней. Мелисса обычно рассказывала забавные истории, а Рем улыбался и слушал. Когда заканчивался час патруля, он с нетерпением ждал следующего раза.

Одним вечером, когда они раньше закончили, Ремус отправился в гостиную Гриффиндора. Открывая портрет Полной Дамы, он даже не заметил, что всё ещё улыбался, пока Сириус не напомнил ему об этом.

— И почему это ты такой довольный? — спросил он, было что-то злобное в его тоне и Ремус догадался, что он грустит о чём-то. Гермиона сидела в противоположном кресле и читала TheOutsiders и не обращала никакого внимания на своего парня. Сириус просто наслаждался, раздражая её (и всех остальных), своим притворством.

Ремус не знает, когда началось всё это притворство. Сириус был энергичным и возбужденным все это лето, когда появился на пороге Джеймса. Блэк рассказал, что ушёл из дома и больше туда никогда не вернется. Друг тут же втащил его в дом и сказал, что его дом — теперь дом Сириуса, но родители Джеймса не восприняли это всерьез, пока Дорея не отправила письмо Вальбурге Блэк. В обратном письме мать Сириуса говорила, что ей всё равно, где теперь Сириус, потому что теперь у неё только один сын — Регулус. После этого, Поттеры поддержали своего сына и приняли в свою семью Сириуса. Блэк не рассказывал никому об этом, даже Гермионе. Он стал безрассудным, более диким, чем обычно, страстно желал нарушать правила, придумывал жестокие шалости, и гораздо жестче дразнил слизеринцев. Гермиона была против всего этого, поэтому и не разговаривала с ним, а Ремус делал всё возможное, чтобы держаться подальше от него.

Даже если он и знал, почему Сириус так себя ведет, Ремус чувствовал обиду за то, что Блэк ничего ему сам не рассказал. Поэтому, отвечая ему, он пытался показать, что ничего не произошло.

— Ничего, — отмахнулся Ремус, усаживаясь в кресло. Глаза Сириуса сузились, а потом широко распахнулись от понимания. Его угрюмое настроение резко исчезло.

— Я узнаю этот взгляд! — восклицает он. Блэк полностью поворачивается к Ремусу и наклоняется вперед, — Кто она, Лунатик?

Глаза Ремуса бегают от Гермионы к Сириусу, он уже проклинает его.

—Ты о ком вообще? — спрашивает он, переминаясь на месте. Сириус ухмыляется.

—О Пташке, из-за которой ты улыбаешься, как ненормальный. Кто заставил Рема фантазировать, а?

— Фантазировать? Что?

Гермиона смотрит на них, её книга закрыта и она хмурится, склонив голову. Ухмылка Сириуса тает.

— Наш маленький Лунатик, влюбился! — он снова поворачивается к Ремусу и его рука взмывает вверх, чтобы побольнее ущипнуть друга за щеку,— Ой, посмотрите на нашего мальчика, он наконец, стал мужчиной!

— Эй, отвали!

— Сириус, прекрати!

— Ну, кто она, Лунатик? — требует Сириус, не обращая внимания на протесты. Он почти подпрыгивает в кресле, — А может быть, ты во время патрулирования наткнулся на пару, которая трахалась и тебе понравилось то, что вы увидели? Хотя нет, ты бы краснел или бледнел. Но ты светишься, поэтому… ага!

В это время в гостиную зашла Лили, и Бродяга навострил на неё глаз.

— Эй, Эванс! Кто патрулирует школьные коридоры с Ремусом?

— Мелисса Мерфи, — ответила ведьма, подходя ближе к друзьям, а затем настороженно добавила, — А зачем это тебе?

— Мелисса Мерфи? — Сириус приподнимает густые брови, ухмыляясь, — Эта, которая из Хаффлпаффа…?

— Сириус!

— … в выпускном классе? Блин, Рем, у тебя, оказывается, есть вкус! А ты, Гермиона, успокойся, хорошо?

Гермиона фыркает и Ремус обменивается взглядом с Лили. Он никогда не слышал, как они ссорятся, но постоянное напряжение, которое висело между ними, пугало даже больше.

— Так ты собираешься спросить её?

— Что? Нет, — Ремус хмурится и снова смотрит на Сириуса, который в данный момент похож на сплетника. Он нетерпеливо наклоняется вперед и в его серых глазах пляшут искорки.

Сириус усмехается, закатывает глаза и говорит:

— Почему бы тебе не пригласить её в Хогсмид в эту субботу?

Ремус вздыхает:

— Бродяга, я не…

— Он не собирается приглашать никого, Сириус, потому что Ремус слишком умный, чтобы связываться с кем-то, когда у нас и так проблем много!

Восторг исчезает с лица Сириуса, и он поворачивается к Гермионе.

— Что это значит?

— Именно то, что я сказала, — отвечает Гермиона, переводя взгляд обратно в книгу. Сириус смотрит на неё, а затем на его лице красуется усмешка.

— Ну, может, ты не знаешь его так хорошо, как тебе кажется, а? Спроси Мерфи, Рем, или, я сделаю это за тебя.

Голова Гермионы поднимается, когда Сириус встает на ноги и направляется к спальне по лестнице, а на её лице написано беспокойство. Она вздыхает, Лили садится рядом с ней и кладёт ей руку на плечо. Гермиона грустно улыбается и качает головой, потом возвращается к своей книге. Обычно, Рем присоединялся к Лили, чтобы попытаться развеселить ведьму, но в данный момент его голова была забита другим.

Слова друга приобретают резко отрицательный подтекст и Ремус хмурится. Он же Мародёр, не так ли? Он думал больше всех, когда разыскивал разные заклинания для их карты (вот почему Сириус и Джеймс не попадаются преподавателям или старостам по ночам). Но всё, что Сириус видел, неужели это так заметно?

Это слово приклеивается к нему до конца недели. Всё это время он ходил по школе с гораздо боле решительным видом, чем раньше. Ремус не видел Мелиссу три дня, пока он и его друзья с Гермионой не спустились на завтрак в Большой Зал.

— Ремус!

Он оборачивается, широко улыбаясь. Гермиона хмурится, разглядывая девушку.

— Ты не хочешь пойти со мной в Хогсмид? — эти слишком откровенные для Ремуса слова вылетают из его рта, прежде чем он успевает обдумать их.

Он выпаливает это так громко в переполненном коридоре, отчего воцаряется мёртвая тишина. Ремус стоит тёмно-красный от смущения, Сириус улюлюкает, а Мелисса быстро моргает. Она покраснела, когда толпа начинает хихикать.

— Ох. Гм…

— Не обращай внимания, забудь, что я сказал, — бормочет Ремус. Как же ему стыдно! Он поворачивается с намерением убежать подальше от этого позора, но тормозит, остановленный чьей-то рукой.

— Нет, подожди, прости, ты просто удивил меня. Я бы... я бы...

Румянец темнеет на ее щеках:

— Ты бы? — пищит он, а затем прокашливается и повторяет вопрос более мужественным голосом. Она выглядит смущенной.

— Да. Да, я бы пошла с тобой.

— Ура! Лунатик идет на свидание!

Смех студентов разносится по коридору, когда рука друга приобнимает Ремуса за плечо. Сириус висит у него на шее, Люпин усмехается, не смущаясь, несмотря на ропот толпы. Выражение лица Мелиссы совпадает с его собственным, она закатывает глаза, а Сириус продолжает кланяться Ремусу, как будто тот совершил что-то впечатляющие.

— У меня сейчас дополнительные занятия, поэтому я должна идти, — говорит она, глядя на Ремуса,— Но я буду ждать тебя в холле, хорошо?

— Я буду там, — отвечает Ремус. Он чувствует, что щёки опять покраснели из-за голоса, который получился слишком радостным. Глаза Мелиссы расширяются.

— Как и я, — говорит она тихо, многозначительно и щеки Ремуса вспыхиваю еще ярче, хотя куда еще? Смех освещает её глаза и, подмигнув, она разворачивается на пятках и бодро шагает прочь, через медленно расступающуюся толпу.

— Ну, Лунатик, я не подумал бы, что смущение и всякая ерунда, которую ты только что сказал, может сработать. Удивлён, что у тебя всё получилось, — Джеймс ухмыляется, когда Ремус возвращается к своим друзьям, — Я не знал, что в тебе это есть. Поздравляю, дружище.

— Если ты не знал, что это работает, Поттер, почему ты постоянно используешь это на мне? — появившись из ниоткуда, спросила Лили, но она быстро отвернулась, прежде чем с языка Джеймса слетело какое-нибудь пошлое замечание. Её взгляд падает на Рема, а потом она уходит.

В толпе людей, Рем заметил уходившую девушку с густыми каштановыми волосами.

* * *

Свидание проходит хорошо. Они встретились в главных дверях Хогвартса и пошли с остальными. Они почти не разговаривают друг с другом. Молчание — это некомфортно. День был теплым, но это не помогло Ремусу не нервничать, хотя гулять с Мелиссой было легко. Есть ещё одна небольшая проблемы — это его друзья. Он боится, что они ляпнут что-нибудь не то, а он потом будет за это краснеть. Но всё равно свидание, кажется, шло гладко.

Но была ещё одна тёмная туча. Гермиона злится на него, хотя он не знает, почему.

Она шла в пяти футах рядом с Сириусом, но было такое ощущение, что между Ремусом и Гермионой — целая пропасть. Он чувствовал себя хреново от того, что она совсем не сердится на него. На самом деле, нет. Ему не нравилось то, как он вёл себя на пятом курсе, когда увидел её и Сириуса. Он почти всю неделю извинялся перед ней. Нет, Гермиона не сердилась.

Она была осторожна.

Она вежлива. Она настороженна. Она далеко. Это делает пропасть еще глубже, его пульс подскакивает каждый раз до невероятных ударов, что Ремус ничего не понимает. И это заставляет его постоянно следить за ней, даже сейчас, когда всё, на чём следовало бы сосредоточиться — это магловские джинсы, в которых пришла Мелисса. Они облепили её так, словно они — это вторая кожа.

Это нахрен сбивает его с толку. Ремусу это не нравится. Вообще.

Они достигают Хогсмида и глаза Ремус следят за Гермионой, которая уходит в противоположную сторону с Сириусом в магазин книг и свитков. Мелисса подталкивает его, и он улыбается ей. Ремус рад, что до конца этого дня его мысли покинула его лучшая подруга.

Вечер подошёл к концу. Ремус и Мелисса возвращаются в замок. Ремусу было хорошо сегодня.

Они провели весь день, гуляя по деревне, как правило, держась подальше от популярных мест, и по взаимному согласию избегая мадам Паддифут, как чуму. Мелисса очень легко поддерживает любую беседу, будто они знают друг друга давно. Они много смеялись. Не было никаких глубоких разговоров. Их общение состояло из легких, односложных и воздушных тем и Ремусу это очень понравилось.

Глубокие и содержательные разговоры часто приводят к необходимости врать. Это облегчение, когда не нужно придумывать определенные события и периоды жизни в определенное время.

Друзья Мелиссы ждали её недалеко от главных дверей в школу, и вдруг Ремусу стало неловко. Он не знает, что теперь нужно делать. Как нужно заканчивать свидание? Он же никогда раньше не был на свиданиях. Черт, нужно было у Сириуса спросить! Может быть, просто прощаться и уйти? Или сказать, что было все замечательно, дружелюбно пожать руку и уйти? Нет, это всё как-то формально.

— Ремус?

— Хм…? — Ремус поднял голову, отвлекаясь от своих терзаний. Мелисса улыбнулась ему, как будто её что-то забавляло.

— Может быть, ты поцелуешь меня на ночь?

Дыхание Ремуса сбивается, а его челюсть немного опускается. Поцеловать её? Он не думал об этом. Это же первое свидание.

Разве ты не хочешь поцеловать ее?

Звучит в его голове голос Сириуса, который заставляет осознать, что да, он хочет её поцеловать. Он тяжело сглатывает, делает шаг вперед, Мелисса закрывает глаза; её губы находятся на уровне его губ и ему даже не приходится наклоняться, потому что она только чуть-чуть ниже, чем он. Ремус может чувствовать тепло её тела.

Она пахнет морской водой.

Ремус колеблется некоторое время, в его животе что-то скручивается, а затем он накрывает её губы своими.

Они мягкие. Тёплые и мягкие, и очень приятные. Ремус прижимает её ближе, углубляя поцелуй, наслаждаясь исследованием контура её рта. Мелисса вздыхает и впускает его, потом открывает рот, и её язык прикасается к губам партнера. Ремус испускает испуганный вдох, прежде чем быстро придти в себя и продолжить целовать Мелиссу. Ему было просто тепло и хорошо.

Голова кружится. Он обхватывает её шею и властвует над ней в её собственном рте. Мелисса судорожно сжимает его свитер и стонет.

Она стонет.

Его волнует этот звук. Он заставил её сделать это. Он приподнимает её лицо за подбородок, отрываясь, а потом снова и снова целует её, снова и снова, желая, чтобы она громче и больше стонала. Она ответила с энтузиазмом. Они были прижаты так близко, что он мог чувствовать её торчащие соски через блузку. Жар в животе постоянно увеличивался, и он не мог дышать. Ремус не знал, хотела бы она того, чего хотел он сам.

— МИСТЕР ЛЮПИН!

Громкий, ужасающе знакомый голос раздается по всему коридору. Молодые люди быстро отстраняются друг от друга. Мелисса несколько раз моргнула, напряженно глядя на ошарашенного Ремуса. Его лицо горит.

Он быстро прочищает горло после молчания. Ремус и Мелисса смотрят на профессора МакГонагалл, которая стоит, скрестив руки и плотно сжав губы.

— Вам двоим должно быть стыдно за себя! — рявкает она, и Ремус вдруг осознает, что все на них смотрят. Он сильно краснеет, когда студенты всех возрастов ухмыляются и шепчут что-то друг другу. Друзья Мелиссы прикрывают рты ладонями, чтобы МакГонагалл не услышала их.

Он опять устроил спектакль.

— Такие публичные проявления отношений совершенно неуместны в школе! — продолжает заместитель директора, — Вы оба префекты. Вы должны быть примером для младшекурсников! Десять очков с Гриффиндора и Хаффлпаффа. Мисс Мерфи, я расскажу профессору Стебль о том, что произошло здесь сегодня!

— Извините, профессор, — бормочет Ремус, и Мелисса вторит ему. Он заметил слабую улыбку на лице Мелиссы. МакГонагалл выпускает злой “хафф”.

— Назад в общежитие, вы оба, — огрызается она, её глаза-бусинки зло смотрят на них, — И не ленитесь!

— Да, Профессор.

Мелисса улыбнулась Ремусу извиняющей улыбкой. Странное сочетание гордости и стыда ощущается в груди, и он останавливается как вкопанный, когда видит, Сириуса, Питера и Джеймса, которые ждали его в вестибюле. Все улыбались, и...

Гермиона.

Она выглядела так, будто в неё прилетел бладжер. Неприкрытое изумление исчезает, когда их взгляды встречаются, и пропасть опять нависает над ними. У него не хватает терпения, когда она проходит мимо него, ничего не сказав.

— Гермиона!

Её спина деревенеет, но она не останавливается, и он бежит, чтобы догнать её. Он хватает её за руку, игнорируя её протесты, и тянет в пустой класс. Дверь закрывается и Гермиона смотрит на него злобным взглядом. Он не знает из-за чего. Может из-за того, что грубо схватил и потащил её или из-за невежества. Ремус не знал.

— Почему ты сердишься на меня?

Слова вылетают из его рта, прежде чем он обдумывает их. Гермиона удивилась на мгновение, а потом сказала:

— Я не сержусь на тебя.

— Да нет, как бы. Что-то случилось. Что-то не так или я сделал что-то? Это продолжается всю неделю. Что я опять натворил?

Все эти слова льются из него, будто из водопада. Ему не нравится тот факт, что она обижена на него. Эти слова отзываются беспокойством. В животе у него всё скручивается в тугой узел, он чувствует себя одиннадцатилетним мальчик, который боится сделать неверный шаг, боясь потерять драгоценных друзей. Он делает шаг ближе и берёт её за руки. Его сердце сильно бьётся о грудную клетку.

— Пожалуйста, скажи мне, в чём дело, как я могу исправить это?

Столько эмоций были в глаза Гермионы. Он не может прочитать их все. Она отступает от него на пару шагов. Его руки опускаются по бокам, а ногти больно впиваются в ладони.

— Я думала, что ты умнее.

Ремус нахмурился.

— Прости, но я не понимаю.

— Я думала, что твоё образование намного важнее, чем отношения, — говорит Гермиона. Она не смотрит на него.

Ремус мигает и отступает на шаг назад. Его рот открылся и закрылся. Она озадачила его.

— Ты злишься на меня, потому что я пригласил Мелиссу на свидание? — спросил он медленно. Он попытался расставить все мысли по местам, — Разве это не лицемерие? Ты сама в отношениях с Сириусом.

— Это другое.

— Э-э…как это? — Гермиона качает головой. Она выглядит раздражённой.

— Он не отвлекает меня от учебы, вот как, — отвечает она, — Я не позволяю ему отвлекать меня. Я желаю тебе счастья, Ремус. Но на этот раз, я буду мешать встречаться тебе с ней, я это гарантирую.

Ремус почесал затылок.

— Кто тебе сказал, что я буду с ней встречаться? Это было только первое свидание.

— Да ты же с ней целовался! А сейчас говоришь, что это ничего не значит! — Ремусу начинает раздражать весь этот разговор.

— Что такого плохого в этом? Я просто тебя не понимаю. Вы значит с Сириусом вместе, целуетесь и так далее, а мне нельзя значит, да?!

— Сириус не тот, за кем нужно повторять! Он не идеален!

— Вы же уже многое опробовали? Не так ли?

— Отлично, — глаза Гермионы расширяются, а затем её лицо темнеет от ярости. Её голос был высоким и пронзительным, — Можешь ходить на свидания с кем хочешь, но учти, если она провалит экзамены, в этом виноват будешь ты.

Она разворачивается и пулей вылетает из класса. Ремус наблюдает за ней. Сожаление заставляет его чувствовать себя неловко. Он думает, что она в чём-то права.

* * *

Проходят два месяца. Ремус и Мелисса по-прежнему видятся. Они не встречаются в истинном смысле этого слова. Это просто случайные встречи, когда они хотят видеть друг друга. Рем понимает, что между ними присутствует какая-то недосказанность, он чувствует себя виноватым из-за этого, потому что не выполняет того, о чем говорила Гермиона в тот вечер.

Он может пойти на свидание, когда бы ему ни захотелось. И это нечестно, и не безопасно. Они общаются и часами целуются, когда не учатся и, в конечном счете, он теряет девственность на одной из встреч. Он наверстывал все упущенные моменты в плане секса.

Много.

Пропасть между ним и Гермионой увеличилась до нереальных размеров. Он старается быть с ней вежливым и в принципе ему это удается, потому что Гермиона больше не сердится на него. Она сердится на Сириуса. У неё не осталось места для гнева на Ремуса. Теперь вся Гриффиндорская гостиная каждый день наблюдает за тем, как самая известная пара в Хогвартсе ссорится и орёт друг на друга.

Ремус ненавидит это. Ему хотелось бы вмешаться, но он не знает, как? Да и должен ли он вообще это делать? Она не рассказывает ему, почему они ссорятся с Сириусом. Вскоре анимаги начинают игнорировать и обходить её стороной .

Иногда Ремус думает, что это хорошо. Он причинял ей боль, и это скорее помогло бы Гермионе не встречаться с Сириусом.

Сегодня полнолуние, и Ремус собирался уходить, чтобы встретиться с мадам Помфри, когда он вновь услышал крики. Общая гостиная была наполнена людьми, но из-за шума никто не слышал и не обращал внимания на них. Их голоса были на лестнице, которая вела в комнату для мальчиков.

— Ты живешь в мире грёз, Гермиона! — лает Сириус, его голос отлетает от стен, — Ты несёшь хуйню! Ты должна спуститься с небес на землю и принять реальность! А если нет, то ты обязательно найдешь, такого же идиота, который будет счастлив с тобой!

— Ну, может быть, ты пойдешь и найдешь кого-то, кто обладает теми качествами, о которых ты ту распинаешься, поскольку я, очевидно, не обладают ими! — шипит Гермиона ему в спину. Её слова наполняют лестницу, наступает мёртвая тишина. Общая гостиная смотрела на них, ожидая продолжения. Ремус глядит перед собой, не моргая, в темном коридоре. Его мышцы напряжены.

— Возможно, я должен.

Она задыхается, и её взгляд пуст. Вдруг рыдания вырываются из её груди, она бежит через всю комнату, закрывая руками лицо. Две двери захлопываются перед ним. Ремус резко встаёт.

— Нет, Рем, тебе не нужно идти туда. Пусть это сделает Лили. А я пойду и проверю, как там Сириус. Встретимся позже, ладно?

Нерешительность — это болезненная вещь, но Ремус знает, что Джеймс прав. Он смотрит в сторону Лили, которая уже направляется к комнате для девочек. Ремус сжимает зубы и решительно поворачивается к портретному отверстию. Уже через час он расхаживает по гнилой комнатушке в хижине.

Где они? Луна скоро взойдет, Ремус скоро почувствует, как все его кости ломаются, а его товарищей Мародёров всё ещё нет. Они никогда не опаздывали раньше. Он чувствует волнение и боль, и сильнее всего — одиночество, которое он не испытывал уже давно.

Его кровь сворачивается внутри, глаза наливаются кровью. Их здесь нет. Их здесь нет! Лунный свет льется через окно, вот оно. То, что он чувствует на протяжении многих лет: шок, панику и ужас. От ужаса он начинает задыхаться. Рычание низко вырывается из него, превращаясь в вытье. Его тело взрывается.

Его последняя человеческая мысль, что ему жаль мальчика, который лезет через туннель.

* * *

Он просыпается в знакомой постели, за знакомыми шторами, со знакомой пульсирующей болью по всему телу и знакомой рукой. Ремус повернул голову, чтобы посмотреть на Гермиону. Она лежала на матрасе, подложив руку под щёку, а ее глаза были закрыты. Завиток волос довольно изящно лежал на его плече.

Свободной рукой он потянулся к ней.

Она шевельнулась. Её глаза сонно мигали.

— Ремус?

— Что ты здесь делаешь? — прошептал он. Гермиона снова моргает и садится, а потом что-то мелькает на её лице. Ремус резко вздыхает от того, что она забралась на кровать и обнимает его. Она тесно прижимается к нему, и пропасти больше нет.

Его руки поднимаются и парят над её спиной. Он опускает голову, чтобы увидеть её лицо.

— Эй, эй, что случилось? Гермиона? Что случилось, дорогая? Ты не будешь плакать сейчас..., — его голос умирает, как память о ночи, прежде чем разум его покинул. Он чувствует, как кровь отливает от его лица.

— Снейп, — хрипит он, его мозг снова рычит, оборотень плюётся пеной через стену его сознания. Он вспомнил запах старых ботинок, человеческую кровь и голод. Его ярость была приостановлена, когда олень повалил его на бок. Рука Ремуса касается бока, на который наложили толстую повязку. Голос Джеймса раздался в голове Ремуса, когда тот орал на Снейпа, чтобы он убирался оттуда. Оборотень сходил с ума, потому что два человеческих запаха присутствовали рядом, один знакомый, но в тоже время, будораживший, смущавший и раздражавший его.

А потом они ушли. Оставили оборотня в одиночестве, и он остался один на всю ночь. А потом Ремус пришёл снова.

— Блять, — шепчет он, в жилах стынет кровь, он физически чувствует холод, — Блять. Сука. Черт. Я же почти… он же мог умереть. Я чуть не убил его. Я почти… блять.

— Нет, это не ты!

Ведьма взяла его лицо в свои руки. На её лице отразился страх и ярость.

— Это не ты! — повторяет она, её голос звучит пронзительно в его голове, — Это был волк! Вы разные! И это даже не его вина, он просто следовал инстинктам! Есть один человек, который действительно виноват, и только один!

Путаница в его мозгах заменяет шок и отвращение. Ремус хмурится и садится, игнорируя его протестующее тело. Он удивлен.

— О чем ты говоришь?

— У Снейпа были только подозрения, но он никогда бы не понял это сам! Этого никогда бы не произошло, если бы он не открыл свой чертов рот! Я знала, что он был зол и расстроен, но я не думала, что он кому-то расскажет.

— Гермиона, о ком ты говоришь?

— Она говорит обо мне.

Он стоял в изножье кровати, и его лицо была словно маска. Скулы сильно выделялись на бледном лице, кожа была туго натянута. Его руки дрожали, а глаза зияли, как бездонные колодцы.

— Сириус…Что?

— Я послал Снейпа после того, как ты прошлой ночью пошёл в хижину. Послал его вниз по туннелю, зная, что ты был там, зная, что ты на него нападёшь, а затем убьёшь. Он был в курсе, что ты оборотень, и единственная причина, почему он не рассказал все — это Дамблдор. Он запретил ему.

Порезы предательства пилили, резали где-то глубоко и бесконечно больно. Они кромсали его, и Ремус молча смотрел на Сириуса, а его сердце оглушительно треснуло. Он не мог дышать. Он не может понять. Он не может поверить.

— Зачем?

Вроде бы такое маленькое слово, но Ремус кое-как выдавил его из себя. Руки Сириуса сжались в кулак.

— Я не знаю, Ремус. Мне жаль. Мне чертовски жаль, Ремус.

Вдруг раздался резкий треск. Рука Гермионы только что зарядила пощечину Сириусу. Его голова метнулась в сторону. Ремус спрыгнул с постели, он хотел её остановить. Когда голова Блэка повернулась к нему, то он заметил большой красный след на щеке. Он молча посмотрел на взбешённую ведьму. Просто смотрел на Гермиону пустым взглядом. Её рука снова поднималась.

— Не надо, — Ремус останавил её, когда рука девушки была уже на середине пути к щеке его друга. Она быстро отдернула ладонь. Ремус заметил, что ведьма дрожала. Сириус не двигался. Он просто молчал, когда она говорила, а в мёртвой тишине, будто разбивалось стекло.

Щелчок.

— Я тебя никогда не прощу за это.

А потом она ушла. У Ремуса не осталось сил на то, чтобы позвать её обратно. Он поворачивается к Сириусу, чтобы посмотреть на него, как он отреагировал на уход своей бывшей девушки. Закрыв дверь, внимание анимага возвращается обратно к оборотню. Его тело движется, как у робота.

Они смотрят друг на друга в течение долгого времени. В конце концов, маска, которая удерживала черты лица, начинает рушиться. Он весь дрожит начало дрожать. Его руки сжимаются и разжимаются.

— Мне жаль. Мне очень жаль. Черт, Ремус, Мерлин Великий, прости, прости меня, я не хотел…я не знаю, что я имел в виду. Я был так зол, и я срывался на всех, а потом вчера вечером я был... а потом Нюниус, он... мне очень жаль. Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста. Я не могу — я не могу потерять нашу дружбу, Лунатик, пожалуйста. Пожалуйста.

Ремус молчит, разглядывая парня, тот выглядит сломанным. Потом он поворачивается, ложится на бок и закрывает глаза.

— Я устал. Ты можешь сейчас уйти, пожалуйста?

Ответа не было. Звуки доносятся до Ремуса, когда он слышит спешащие шаги, шаркающие по комнате. Дверь открывается и закрывается во второй раз. Медленно приоткрыв глаза, Ремус смотрит на шторы. Он не может спать, бессонница, мучает его до конца пребывания в больничном крыле и за его пределами.

Он принял решение ещё долго не прощать Сириуса Блэка.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Он постоянно трудится. Гермиона тоже работает днями и ночами, хотя она всё знает, поэтому седьмой год пролетает в мгновение ока. Ремус не успел начать учиться, как он уже выпускник. Теперь у него есть та желанная квалификация на своё имя. Он был лучшим на своем курсе наряду с Гермионой и Лили. Он, конечно же, счастлив тем достижениям, которых он добился, но всегда есть "но".

Ремус знает, что даже с высшими оценками по всем его ТРИТОНам, он не имеет перспективного будущего. Не так, как Сириус и Джеймс, которых возьмут в Академию Авроров. Не так, как Лили, которая хочет стать целителем или Гермиона, которая мечется между местом в департаменте по регулированию и контролю магических существ и отделом тайн. Или даже, как Питер, который счастлив, что работает неполный рабочий день в Косом переулке в данное время, а остаток своего времени посвящает девушке. Он говорит, что познакомился с ней на седьмом курсе, но ещё никто её не видел.

Ремус может получить хоть все наивысшие оценки и быть единственным за последние сто лет, кто получил высокий балл, но из-за того, что раз в месяц должен ходить "по своим делам", не сможет получить ту работу, которую хочет. Люди не доверяют оборотням. Он принял действительность, несомненно, чувствует гордость за себя, потому что показал, на что способен. Ремус достиг своих личных целей, даже если не сможет идти дальше. И он, как и его друзья, вышел из Хогвартса в мир, где все позитивны и полны оптимизма.

О, как они наивны.

Это начинается с приглашения Дамблдора. Они идут туда не потому, что им любопытно, а потому что они хотят помочь. Война достигла апогея за их последний год обучения в школе, и кажется, что все знают кого-то, кто пострадал в ней. Группа противостоящих Тому-кого-нельзя-называть и его последователям называется "Орден Феникса", и Сириус и Джеймс имеют достаточно наглости, чтобы вступить в неё и стать героями.

На первой встречи Ремус усмехается, когда вспоминает реакцию Лили, когда Джеймс попытался запретить ей посещать собрания, для её же блага.

Её медные брови, причудливо изогнувшись, поползли вверх. Её голос надменен, а глаза полны опасности.

— Ты на самом деле думаешь, что можешь запретить мне делать что-то, не так ли, Поттер? — она растягивала слова. Гермиона фыркает от смеха, когда Джеймс говорит, что хочет только, чтобы она была в безопасности. Одна из любимых вещей Ремуса за их последний год — это смотреть на развитие романтических отношений между Джеймсом и Лили. Когда Джеймс рассеянно пригласил Лили на свидание в Хогсмид, потрясённые факультетские столы в Большом Зале замолчали, потому что она спокойно ответила "хорошо", после минутного раздумья.

Можно было услышать, как пролетала муха.

— Что? — ошарашено, спросил Джеймс, таращась на неё в неверии. Зал начал что-то тихо бормотать, а Лили усмехнулась.

— Ты спросил меня, Поттер, а я тебе ответила. Так что, подбери свою челюсть с пола, прежде чем кто-то спотыкнётся, ага?

Она встала и с высоко поднятой головой и немного поспешно покинула зал. Гермиона схватила Ремуса и потащила его следом. Три друга встретились за "их" столом в библиотеке. Карие и голубые глаза уставились на Лили, которая ёрзала на стуле, перебирая в руках учебник по нумерологии. Обе пары глаз требовали объяснений.

— Я просто ... Я не ... он не такой, как я думала, — говорит Лили, разглядывая потолок, её голос твёрд и решителен. Её пальцы плотно сомкнуты вокруг книги, — Он другой. Он уже не просто тупой шутник и не высказывает в мой адрес резкие шуточки. Вот, например, на пятом курсе, когда ты, Ремус был пьян, Джеймс заботился о тебе и взял на себя ответственность. А потом, когда Северус пошёл за тобой в Хижину, он его остановил, хотя ненавидел его. А ещё на шестом курсе, когда Сириус ушёл из дома и сделал то, что сделал, Джеймс остался с ним, несмотря на его протесты и помог ему. И да, Ремус, я знаю о твоей небольшой пушистой проблеме, — она повернулась и посмотрела на Ремуса острым взглядом, прижимая книгу к груди, создавая панику в голове парня, — Прекрати нервничать, Рем. Я знаю это почти так же долго, как Гермиона. И я ещё здесь, никуда не убежала от тебя. Ты не умеешь что-то скрывать, поэтому не быть тебе шпионом.

Гермиона прячет улыбку за ладошкой, в то время как рот Ремуса оказался там же, где и челюсть Джеймса сегодня, на полу. Чувство вины просачивается через затухающую панику. Он не понимал до этого времени, сколько она всего пропустила. Эмоции в глазах Лили говорят, что она считает его виноватым и недовольно смотрит на него.

Ремус единственный, кто смотрел в сторону.

— Так что, тебе нравится властный Джеймс, не так ли? — у Гермионы хитрый голос, и этот вопрос привлекает внимание Лили и Ремуса. Румянец заливает её щеки.

— Нет, нет, — отвечает она, подражая Джеймсу. У неё писклявый голос и лицо до сих пор красное. Ремус и Гермиона улыбаются. Конечно, она знает.

— Просто он изменился. Я встретилась с ним и с Сириусом в Косом переулке этим летом, и мы провели весь день вместе. А потом, когда Сириус свалил куда-то, Джеймс был дружелюбным, умным и смешным, и он не проронил ни одной шутки в мой адрес, и это хорошо... что он изменился. Созрел. Я... М-мне он нравится. Неужели я не могу дать ему шанс?

— Конечно, можешь, Лилс, — говорит Гермиона, улыбаясь. Ремус кивает и держит при себе правду о том, что Джеймс в действительности не изменился. Он остался таким же, как и был. Лили просто была не готова заметить это.

Теперь, Ремус думает, что когда Лили дала Джеймсу шанс на то, чтобы стать её парнем — это было фантастическим решением с её стороны. И не зря. Ремус знает, что Джеймс намерен просить Лили выйти за него замуж, как только отважится. А поскольку он постоянно носит кольцо в кармане, Люпин уверен, что это произойдет скоро.

Встреча прошла быстро и, к сожалению, им не сказали какой-нибудь важной информации. Ремус чувствует себя больше чем немного разочарованным, когда всё закончилось. Он хочет по-быстрому уйти, но его останавливает Дамблдор и зовёт обратно. Рем говорит остальным, что догонит их чуть позже.

Пятнадцать минут спустя, он выходит из кабинета потерянным и расстроенным.

— Что-то не так? — спрашивает Гермиона, хмурясь при виде его лица. У Ремуса сосёт под ложечкой. Его наполняет чувство вины и разочарования, которое он почувствовал от просьбы Дамблдора. Поэтому он попросил у него, немного времени, чтобы обдумать всё наедине с собой. Без неё, Лили, Джеймса, Сириуса и Питера. Это опасно то, на что он подписался. Очень опасно, и он знает, что они будут яростно против. Тогда, он должен будет потерять себя, потерять человека и стать волком, дать чудовищу, то чего оно хочет...

Это ужасает его.

— Ничего, — говорит он, и очевидно, что Гермиона не верит ему. Ремус проходит мимо неё, не говоря ни слова. Он не знает, что сказать или что чувствовать, и не может избавиться от ощущения, что нужно вернуться обратно к Дамблдору и отказаться от миссии.

Но он должен был понять, что у него никогда не было выбора.

* * *

Убийство Мелиссы Мерфи шокировало всех. Она стала первым человеком, который умер, как молодой и новый член Ордена. Когда сообщили эту ужасную новость, Ремус сидел на собрании. Всё его тело окаменело. Её рука пахла морской водой. Она поддразнивала его чувства, и он не мог смотреть на неё. Он не мог двигаться. Удар слишком велик, а горе и сожаление слишком долгое.

Мелисса и он больше никогда не станут ближе. Он никогда не предлагал ей большего, чем просто дружба, и она никогда не настаивала, чтобы они стали парой. Они расстались по-хорошему, когда она закончила школу на год раньше него. Ремус никогда не любил её, но она ему нравилась. А теперь она мертва.

Она умерла, потому что оказалась в неправильном месте в неправильное время. Её растерзала стая оборотней, словно она была мусорным пакетом.

Он прослушал остальную часть собрания. Когда совещание закончилось, Гермиона не двигалась с места, поэтому ему пришлось насильно прогонять её и всех остальных.

— Я сделаю это.

Сочувствие и забота промелькнуло в глазах Дамблдора, когда он повернулся к Ремусу.

— Мой мальчик, ты уверен? Я не хочу, чтобы ты вот так необдуманно принял такое решение.

— Я сделаю это, — решительно сказал Рем и покинул кабинет бывшего директора.

На следующий день прилетела сова с зашифрованным посланием.

Три дня спустя он сидел у Джеймса, смотрел телевизор и краем глаза наблюдал, как Лили демонстрирует Гермионе, Алисе и Марлин кольцо на её пальце. Они шепчутся и смеются от счастья. Лили говорит Гермионе, что она будет подружкой невесты, а Джеймс чуть ли не лопается от гордости. Их настроение заразно, и у Ремуса возникает только одна мысль.

Семья.

— Я уезжаю в Данию, — резко объявляет он, разрушая счастливый момент.

— Что? Почему? — вопрошает Гермиона, вскакивая на ноги. Ремус смотрит ей в глаза.

— Мне предложили работу там. Буду собирать различные магические грибы и растения на ферме. Дамблдор это организовал, и я не могу подвести его. Всё равно, нет ни одного человека в Англии, который захотел бы взять на работу оборотня.

— Надолго? — спрашивает Джеймс, нахмурившись. Сердце Ремуса вздрагивает, когда он переводит на него взгляд с шокированной Гермионы.

— Может быть на несколько месяцев, может дольше. Не знаю. Как выполню поручение.

— А как насчет…, — голос Сириуса замолкает и он смотрит на Марлин, Алису и Френка Лонгботтома, которые сидят тихо. Блэк делает паузу, потому что в комнате присутствуют те, кто не знает, что они — незарегистрированные анимаги. Он прочищает горло и смотрит на Ремуса.

— Лунатик, ты не можешь.

Слова звучат громко и ясно, но Рем качает головой. Орден знает, что он оборотень. Это не то, что он мог держать в себе, и, кроме того, он Зарегистрирован. Все они должны быть зарегистрированными. Но они не знают о Джеймсе, Сириусе и Питере, последний правда не посещает заседания уже несколько недель. Сириус говорит, что у него девушка, поэтому он не может на них присутствовать.

Ремус очень хорошо понимает, что он окажется вдали от друзей-анимагов в каждое полнолуние. Но не может взять их с собой. Он должен полностью погрузиться в своего зверя. Это не только слишком опасно, но также не может сказать им о миссии.

Дамблдор очень озабочен тем, чтобы они не узнали. И Ремус согласился с ним. Они только будут беспокоиться, если узнают.

— Я буду в порядке, — говорит он твёрдо, глядя на Сириуса и Джеймса, которые выглядят так, будто сейчас начнут протестовать. Лили не даёт им это сделать, когда произносит следующее:

— Ты вернешься к свадьбе, не так ли?

— Конечно, Лилс, — отвечает Ремус с усмешкой, внутренне молясь, что он не лжёт ей в данный момент. Дамблдор не дал ему срок, но это не должно продлиться слишком долго. Он знает только то, что должен сделать и уехать. Плечи Лили опускаются с облегчением и разговор должен перейти в другое русло, но Гермиона спрашивает:

— Когда ты уезжаешь? — она не отвернулась от него, когда он сделал это заявление. Её глаза буравили его кожу, и Ремус отчаянно пытался не извиваться. Вместо этого, он поворачивается, чтобы посмотреть на неё с нейтральным выражением лица.

— Завтра.

— Что?

— Завтра?

— И ты говоришь об этом только сейчас?!

Ремус выставляет руку вперед, чтобы все успокоились.

— Вы узнали сразу после меня. Это подтвердилось пару дней назад. Это произошло слишком быстро, потому что кому-то это нужно, как можно скорее. Мне повезло, что они готовы взять меня, зная, кто я есть. Плюс, Дамблдор хочет видеть меня там, если я смогу незаметно разведать кое-что для него, поэтому, чем раньше начнётся, тем лучше. Так что завтра я уеду.

Наступает достаточно длительная пауза, а затем Джеймс вздыхает и говорит: "Ну, нам тогда нужно устроить чёртов праздник, да?", после чего он встает и уходит на кухню. Он приносит несколько бутылок сливочного пива, эльфийского вина и огневиски. Сириус тянется и с нетерпением разливает напитки по стаканам. Ремус выпивает только три стакана.

Оборотень хихикает над тем, как Джеймс неуклюже ловит Лили, чтобы остановить её падение с кресла (шанс пощупать её в то же время).

— Они хотят выяснить, лжёшь ты им или нет.

Голубые глаза встречаются с карими.

— Я никому не лгу.

— Ерунда, — тихо говорит Гермиона. Она изучает его, как будто он сломанный двигатель, который ей нужен, чтобы понять, как снова двигаться. Её глаза куда более ясные, чем должны быть, ведь она выпила три четверти бутылки вина. — Чем ты будешь заниматься, Ремус?

Глаза светловолосого волшебника сузились.

— Я собираюсь работать на ферме в Дании, Гермиона. Вам нужно поверить мне.

— Ты должен сказать мне правду и тогда я тебе поверю.

— Ты мне не доверяешь? — рявкает он. Гермиона пугается.

— Конечно, доверяю.

— Вот и веди себя как они, — говорит он, его голос резок, потому что ему немного неловко от того, что она видит его насквозь. Все купились на обман. Почему она нет?

Он встаёт, пересекает комнату и собирается спуститься вниз. Неподалёку спит громко храпящий Френк. Лили начинает паниковать, когда Ремус говорит, что ему пора домой, потому что ему нужно выспаться. Она боится, что не увидит его снова, перед тем, как он уедет. Джеймс успокаивает невесту и говорит, что они смогут заехать утром, перед отъездом Ремуса.

Люпин не может сдержать улыбки, когда следующим утром, весьма потрепанные от вчерашней тусовки, друзья вваливаются через каминную сеть к нему домой.

Чемоданы упакованы, уменьшены и засунуты в карман. Портключ будет активирован через пять минут, а пока он и его друзья стоят на улице. Последние жалуются на яркость солнца, которое еще не взошло.

Вот почему он делает это. Он не может охранять их, словно они — это фарфор. Но может сделать всё возможное, чтобы они жили в безопасности. Ремус нуждается в том, чтобы они были в порядке, даже если за счет собственной безопасности. Он знает, война никого жалеть не будет, поэтому то, что случилось с Мелиссой, может произойти и с ними или кем-то другим...

Нет ничего важнее, чем то, чтобы держать своих близких подальше от опасности.

— Ворчун, не хочешь ли ты попрощаться со мной?

Вездесущий запах календулы крадется по его коже, наполняя грудь своим ароматом. Ремус оборачивается и видит Гермиону, которая бросается в его объятия. Она вдыхает, и её дыхание распространяется по его лицу, шее — по всей коже. Она везде. Ремус вздрагивает от одной мысли, что его руки созданы для того, чтобы обнимать её.

Она моргает и отворачивается. Её глаза мечут молнии, когда она берёт его лицо в свои руки.

— Будь осторожен, — шепчет она, со слезами на глазах. Её губы сомкнуты, она кивает, а затем её руки покидают его лицо, и девушка отходит назад. На её место встает Лили, чтобы попрощаться перед тем, как сработает портал в виде зубной щётки, которую настроил Дамблдор. Он поднимает портал и улыбается своим друзьям.

Его семье.

— Я напишу, — обещает он, когда сияние освещает всё пространство. В последнюю минуту он поворачивается и видит только бесконечно-карие глаза. А затем портключ активируется.

* * *

Жить в стае с дикими оборотнями — это не то, что можно назвать весёлой поездкой. Вначале уходит некоторое время, чтобы найти их, а когда это дело сделано, то он убеждается, что в человеческом обличье — они больше животные, нежели в полнолуние. Ремус должен был отыскать стаю, а потом отдать большую часть себя, чтобы остаться в ней. Но он знает, что это для блага, по словам Дамблдора.

Маленькая ферма, где Ремус должен был "работать" на самом деле существует. Владелец в курсе всех дел, поэтому письма и посылки от друзей отправлялись прямо к хозяину.

Раз в две недели он бывал на ферме, чтобы забрать свои письма от друзей или поручения от Ордена. Он писал ответы, когда находил свободное время. В результате, все письма приходили от его семьи или друзей, которые волновались о его состоянии. А также послания от Лили и Джеймса, по поводу свадьбы. Они постоянно прилагали к основному тексту письма, одну и ту же дату их церемонии.

Ты приедешь на свадьбу, не так ли?

Это причиняло боль Ремусу каждый раз, когда он читал это, потому что не знал, сможет ли приехать. Полнолуние каждый месяц становилось всё ужаснее и мучительнее, как эмоционально, так и физически. Хотя процесс перевоплощения — это ничто, по сравнению со стаей во время полной луны. Они постоянно хотели доказать, кто из них главный. Но он чувствовал, что если он уйдет от них, то… порвёт с ними связь.

Что важнее?

Гермиона за него приняла решение и за неделю до свадьбы, когда он приехал, в очередной раз на ферму перед ним лежал красный пергамент. Узнав мгновенно, он быстро выбегает из дома на улицу.

Ничто не может остановить кричалку от своей задачи. Ремус вздыхает, осторожно берёт конверт и вскрывает его.

— ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРИТАЩИШЬ СВОЮ ЗАДНИЦУ СЮДА ВОВРЕМЯ НА РЕПЕТИЦИЮ, РЕМУС ДЖОН ЛЮПИН, ДА ПОМОЖЕТ МНЕ МЕРЛИН, Я ПРИДУ И ПРИТАЩУ ТЕБЯ ДОМОЙ! У ТЕБЯ ЕСТЬ ДВА ДНЯ!

Конверт шипит, сжимается и сгорает. Остатки летят на его ноги. Ну, у него точно нет выбора. Он не может не сделать то, что велела Гермиона. Ему хана, если он не приедет. Ремус идёт на ферму, чтобы написать ответ.

Два дня спустя, Ремус тянет на себя тяжелую дверь церкви и медленно идёт по проходу к небрежно одетой паре, которая стоит впереди всех.

— Смотри, я говорю, я, Лили Эванс, беру тебя, Джеймса… Ремус!

— Ой, но это не моя фамилия, — протестует Джеймс, но улыбается от уха до уха, когда Лили бежит обратно к алтарю. Ремуса повалила рыжеволосая женщина, её тело неслось на него со скоростью света, и опрокинуло наземь. Он чувствует запах малины и имбирь. Эти запахи расслабляют его впервые за несколько месяцев.

— Ты пришел.

— Я же говорил, — отвечает немного угрюмо, прижимаясь к солнечной макушке подруги. Он понял, насколько соскучился по ней, — Мне жаль, что я не мог заранее дать ответ. Не был уверен, что смогу получить отгул. Босс очень строг с подобными вещами.

Лили принюхивается к нему и отодвигается.

— Ну, по крайней мере, ты теперь здесь, — взяв его за руку, дрожащей рукой она приобнимает его, — Пойдем, там есть местечко для тебя.

Она ведёт Ремуса вперед. Джеймс крепко его обнимает, а затем Пит, который передаёт его Сириусу. Черноволосый маг хлопает его по спине и отходит немного назад, всматриваясь в лицо.

— Приятель, ты выглядишь дерьмово.

— Спасибо, Бродяга, это то, что я хотел услышать, — сухо утверждает Ремус. Ухмылка на лице Сириуса расширяется, он хочет что-то сказать, пока Рема кто-то не тянет назад.

Она осталась такой же маленькой. Наблюдение является совершенно абсурдными, потому что, конечно, она не будет расти, только и подумал Ремус, когда она вытягивает шею и качает головой из стороны в сторону, карие глаза, наполнены болью. Ремус сглатывает и спокойно стоит, пока её глаза путешествуют по его лицу, затем по телу, возвращаются снова вверх, рассматривают рваную одежду, которая висит на его теле и замечают бледность его кожи. Её лоб морщится и девушка раздраженно фыркает, он сразу вспоминает школьные годы, она делала точно также, когда ей что-то не нравилось.

— Он прав. Ты совсем не заботился о себе, не так ли?

Ремус ничего не говорит. Он не может, потому что понимает, насколько сильно устал, он даже не может заставить язык связать слова в предложения. Из-за постоянной работы на адреналине, теперь оказавшись дома, где безопасно, пусть и ненадолго, в нём ничего не осталось, чтобы сдержаться. Его молчание имеет вес, за что он получает хмурый взгляд от Гермионы. Она отпускает его подбородок и отступает в сторону, где стоят Алиса, Марли и Лили, которая берёт пример с неё и говорит:

— Так, Лунатик, ты сидишь за Сириусом. Подвинься, Хвост, вот так. Теперь у нас всё готово.

Репетиция заканчивается вскоре после этого, и Ремус проводит следующие три дня рядом со своей семьёй, наблюдая и радуясь, когда Джеймс и Лили становятся Мистер и Миссис Поттер. Он пьет и празднует, а потом срабатывает портал для Поттеров, который доставляет их на медовый месяц.

Праздник закончился.

— Ты не должен возвращаться.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на неё. На ней по-прежнему надето платье подружек невесты, из обтягивающего красного материала, а её пышные, дикие волосы давно растрепались от длительных танцев. На самом деле, весь её вид намного больше нравится Ремусу. Гермиона не разговаривала с ним во время небольшого перерыва, но он на самом деле был благодарен ей за это. Он испытывает своего рода баланс, так как он впервые увидел её, более, чем просто как дикую девушку из стаи, а как обычного человека из общества. Это смущает его, и он не может разобраться в себе, слишком много всего произошло. Ему это очень не нравится.

— Да, не должен. Но надо, — говорит он, голос при этом ровный. В конце он не услышал ответа от Гермионы. Она не двигалась, когда он шептал слова, чтобы активировать портал. Во второй раз, её глаза — это последнее, что он увидел, прежде чем возвратился к животным и инстинктам.

В следующий раз он увидит её на рождение Гарри Джеймса Поттера, и это ещё хуже, чем раньше.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Он получал письма. Иногда в них только был один лист с огромными буквами, но бывали и длинные, исписанные мелким убористым подчерком листы пергамента. Только в нескольких посланиях содержались грубые слова, но они всегда пахли календулой. Они — его якорь. Ему нужен якорь. Ремус — человек, и он это знает, но проходят дни, месяцы, и он забывает, что в нём осталось что-то человеческое. Он каждые две недели ездит на ферму и получает письма, которые напоминают ему, кто он и почему всё это делает.

Потому что временами он не уверен, что его миссия — это правильное решение или зачем он постоянно приезжает на ферму. Иногда он запутывается в письмах, потому что не помнит, кто такие Лили и Джеймс или Сириус с Питером, правда от последних он получил меньше всех писем. Ароматы на конвертах до боли знакомы ему, так что Ремус почти вспоминает их, но потом они снова исчезают. А потом приходит новое письмо. Запах календулы настолько силён, что даже сквозь нечёткость и сомнения Ремус понимает, кто это.

Он знает кто это.

Он тонет в волке. Это негуманно, жить так, как он, но он должен делать это. Должен остаться, потому что много достиг. Он уже близко. Он слышит намного больше, и знает, что кто-то ведёт стаи к Тёмному Лорду, но до сих пор не понял в чём главная фишка. Он застрял в рутине, медленно теряя себя в темноте существа под его кожей, и его манипулятор — Дамблдор, говорит, чтобы тот отступил.

Это неправильно. Ремус упрям, потому что это единственное, что он может сделать для Ордена, единственное, в чём он действительно "хорош". Но кто он такой? Если бы он только мог добраться до вершины правды, выяснить, что именно было принято, и как далеко они ушли, то, возможно, сможет переключить направление стаи. Это не невозможно, но ему нужен шанс. Плюс, чем дольше он здесь, тем больше они ему доверяют, а доверие — это ценная вещь, которую шляпой не покроешь. Его позиция тверда, но в тоже время неустойчива и близка к падению, если уйти сейчас...

Поэтому он остаётся. Остаётся и получает письма. Когда он в стае, он берёт ответственность, но когда он на ферме, он ясен умом. Смерть неотступно следует за ним, кода он в стае, но в письмах содержится жизнь. Такие лова и предложения, как: беременна, будет мальчик, мы решили назвать его Гарри.

Ты был так долго на расстоянии, и мы хотим, чтобы ты присутствовал здесь при рождении Гарри, я желаю, чтобы ты был, Ремус. Почему ты не возвращаешься домой?

Он не может написать ответ. Он не может. Не может.

Не может написать ни слова.

Он прикладывает письмо к груди, заставляя запах календулы пропитаться в его порванную рубашку. А когда возвращается обратно, то по пути видит яркий, сияющий свет, который летит с неба и оседает на землю прямо перед ним. Что-то трепещет крыльями и трясёт головой, тут раздается гром. Ремус видит Патронуса, который говорит голосом директора.

"Достаточно, мистер Люпин. Вы сделали достаточно. Лили Поттер должна родить менее чем через неделю, и ты вернешься домой к этому событию. Каждый человек нуждается в отдыхе, мой мальчик."

Вспышка Патронуса достигает Ремуса, и оборотень скулит, потому что знает, что не может сбежать. В следующее мгновенье Ремус осознаёт, что он в школе, в захламленном кабинете, на самой вершине башни. Старый волшебник с длинной серебристой бородой, сидящий за столом смотрит на него.

Мерцание быстро затихает. Дамблдор поворачивается к одному из портретов на стене и тихо говорит:

— Могли бы вы пригласить Поппи, пожалуйста? — Ремус сворачивается в клубок на полу и трясётся. Он напуган, и рычание непрерывно рвётся из него.

* * *

Восстановительный процесс, чтобы он пришёл в себя, занял три дня. Они держали его на успокоительных зельях и зачаровали потолок в больничном крыле, как в Большом Зале. Ремус, когда не спал, не сводил с него глаз. А спал он много. В его снах постоянно боролись волк и человек, но на третий день ему приснились густые волосы, зелёные глаза, собака, олень и крыса. Когда он проснулся, то чувствовал твёрдость и холодность там. Он моргнул и посмотрел в потолок на быстро движущиеся облака, вдыхая спёртый воздух, а потом повернул голову и распахнул глаза.

— Малыш, — прохрипел он, и волшебник, сидевший рядом с его кроватью, положил "Придиру" на прикроватную тумбочку и улыбнулся.

— Добро пожаловать обратно, мистер Люпин. Не нужно паниковать, Лили по-прежнему в положении. Её беременность протекает хорошо, по словам целителя, поэтому вы можете позволить себе еще, немного отдохнуть. Как ты себя чувствуешь?

Как будто был убит и снова ожил, подумал Ремус, но не сказал вслух. Вместо этого он предпочёл не отвечать на вопрос, закрыв глаза. Не хотелось смотреть на своего бывшего директора, потому что ему было страшно, что если он начнёт говорить, то закричит на него. А у него нет сил, чтобы кричать на директора.

Кроме того, какой в этом смысл? Если Дамблдор знал, что когда Ремус уйдёт в лес, то в самом деле станет чудовищем, обитающим в нём, которого так трудно остановить.

Ничего бы не помешало ему уйти.

— Ремус?

Молодой волшебник повернулся спиной к Дамблдору. Он уловил паузу от посетителя, а затем услышал, как скрипнул стул.

— Я дам тебе знать, когда у неё начнутся схватки. Отдыхай, мой мальчик.

Я не твой мальчик.

Но он был им.

Он невидящим взглядом смотрел на занавески, и его мысли возвращались к тому, как бы попросить кого-нибудь о встрече с друзьями. Он в течение четырёх дней повторял снова и снова: "Я в порядке. Мне лучше. Я хочу увидеть своих друзей". У него заняло некоторое время, чтобы убедить мадам Помфри, которая жила в школе даже во время летних каникул, что его можно отпустить. Она, наконец, позволила ему уйти, и Ремус направился в кабинет Дамблдора. Его одежда путалась под ногами, задираясь, при быстрой ходьбе. Возможно, зная, что он, Альбус, на данный момент не самый любимый из людей для Ремуса, директор ничего не сказал, когда маг ворвался в его кабинет. Он подходит к камину.

Ремус бросает порошок, шагает в огонь и произносит: "15 Бакбёрн Кресент!"

Зелёный огонь поглощает его, и он выходит на кухню. Его не было много месяцев, и да, это повод, чтобы чья-то палочка была направлена ему прямо в нос. Глаза оборотня косятся, чтобы сфокусировать взгляд, а затем он смотрит на хозяина волшебной палочки.

— Сириус?

— Какая идея пришла Ремусу Люпину на четвертом курсе, когда он думал, что шалость была слишком опасной?

Знакомые ароматы в доме переполняют его, превращая разум Ремуса в кашу. Он смущён и немного расстроен вопросом.

— Сириус, я не понимаю…

— Ответь на вопрос или я оглушу тебя.

Брови Ремуса изогнулись, но он произносит:

— Ты хотел зачаровать доспехи, чтобы вытащить камень из Хогвартской стены и сыграть в маггловский боулинг по студентам Слизерина, которые стали бы кеглями. И я не единственный, кто сказал нет. Даже Джеймс не пошёл на это.

Лицо Сириуса расслабляется, и он опускает волшебную палочку, а затем жесткий взгляд сменяется презрительным.

— Ну, посмотрите только, кто, наконец, решил почтить нас своим присутствием, — иронизирует он, глядя на Ремуса, — Малыш бы уже в Хогвартс пошёл, прежде чем ты явился бы к нам.

Презрение вызывает удивление у Ремуса. Он знает, что его друзья, скорее всего не очень счастливы с ним, и будут еще больше не рады, когда узнают, что он не может дать им реальный повод держаться подальше от него, но не ожидал столь бурной реакции. Он хмурится и открывает рот, чтобы ответить, но тут громкий стук и запах календулы проникает в его нос. Волк внутри него стискивает зубы и тихо стонет.

Он движется в его человеческом теле, чтобы догнать жертву. Она вскрикивает, когда он обнимает её сзади, и его тело тянет её к полу. Ремус обнюхивает её, втягивая запах, как часто делали в стае.

Он зарывается лицом в её плечо и проводит носом вдоль её горла, вздыхая нежный аромат. Она застывает.

Нет. Она скорее напрягается.

Тело Ремуса напряжено, и наконец-то он приходит в чувства. Он моргает и дёргает головой. Она похожа на кусок дерева в его руках, её мышцы так натянуты, будто сейчас сломаются на ветру.

Она не хочет, чтобы он прикасался к ней.

Мысль закрадывается в его голову, он быстро встает на ноги, и отходит в противоположную часть комнаты. В животе начинает крутить, и стена перед ним кружится.

— Я извиняюсь, — тихо говорит он. Знает, что это звучит официально и неестественно, но ничего не может поделать. Она никогда не реагировала на его прикосновения раньше, в любом случае. Он не знает, как быть. Её мнение, что он — оборотень как-то изменилось? А у остальных?

Она прочищает горло и говорит:

— Нет, нет, все в порядке, это, ах. Это моя вина. Я не знала, что это ты. Ты меня немного напугал.

Она врёт. Неправдоподобно. Его глаза смотрят на её покрасневшее лицо. Она слишком нервничает, и есть что-то в груди, что хочется разорвать острыми когтями. Он переводит дыхание.

Имбирь и малина и другой запах, напоминающий сырую землю, заключенную внутри.

— Ну, по крайней мере, мы знаем, что ты по-прежнему любишь нас, — шутит Лили, и Ремус оборачивается, заметив, что Джеймс и Сириус достали палочками, а потом его глаза расширяются, потому что она огромная. Её живот как будто пляжный мяч, и она стоит, прислонившись спиной к Джеймсу. Ремус открыл рот, а глаза Лили сразу сузились.

— Не смей делать ни единого комментария, Ремус Люпин, — рычит она, и вдруг Ремус смеётся, потому что всё нормально. Она нормальная.

Он не мог вспомнить, когда в последний раз смеялся.

— Я просто хотел сказать, что ты красивая, — усмехается Ремус и лицо Лили светлеет. А Джеймс напротив, хмурится.

— Почему он получил положительную реакцию, когда похвалил тебя, а я получаю подзатыльник и хмурый взгляд?

— Не он же сделал меня такой? — надменно говорит Лили, отходя от мужа. Она идёт в сторону Ремуса, тянется его обнять, когда он спешит к ней навстречу.

— Тебе нужно нам многое объяснить, — шепчет она ему на ухо, и Ремус вздыхает.

— Что делать, если я не могу объяснить? — бормочет он отстраняясь. Лили не отвечает, но вместо того, чтобы отстраниться, она берёт его за руки. Он паникует, когда понимает, куда она пытается положить их. Мерлин, вдруг он навредит ей? Ему?

Раздаётся смешок.

— Это чудо жизни, Ремус. Пока это чудо, а не сопливый и вонючий гуманоид.

Лили лепечет:

— Мой сын не будет вонючим! — плачет она, глядя на Гермиону. Ведьма закатывает глаза, и миссис Поттер проводит рукой Ремуса по пляжному мячику. Лили задыхается, издаёт тихое "ох" и волшебник присаживается возле неё, его глаза смотрят на свои руки.

Это волна. Это волна под её свитером, ударяет по ладони Ремуса, постукивая по его пальцам. Это Гарри там, он может чувствовать сына Сохатого, и это поразительно. Ремус сглатывает и поворачивает голову в сторону зелёных глаз, которые не отрываясь смотрят на него.

— Прости.

Лили улыбается, и хотя напряжение всё ещё исходит от Джеймса и Сириуса (где Питер?),Ремус чувствует, как его собственные тревоги проходят. Гермиона улыбается ему и гладит по плечу, и он медленно встает.

Он всё ещё касается её живота, когда всё происходит. Лили ещё раз говорит “ой” и на этот раз она прогибается в талии, а её пляжный мяч сжимается. Джеймс быстро подбегает к ней.

— Дорогая? Пора?

— О Боже! Я-я думаю… Джеймс!

— Все хорошо, я с тобой. Ладно. Ладно, ладно, блять. Гермиона, эм, вызови целителя?

— Я сейчас, — говорит Гермиона и поворачивается к камину, — Отведи её в спальню, я буду через минуту.

— Ладно. Ладно. Ты можешь двигаться, Лилс? Могу я понести тебя?

— Только попробуй, Поттер, и это будет последний ребенок, в твоей жизни! Я рожаю, а не умираю!

Она разворачивается и шаркает по коридору, Джеймс кружит вокруг неё, а Ремус остаётся наедине с молчаливым Сириусом. Гермиона стоит на коленях на полу, вызывая целителя.

— Похоже, она ждёт тебя, — говорит она и целительница проходит мимо него в спальню.

Гермиона улыбается, но это напрягает, потому что улыбка фальшивая, словно они никогда не были друзьями и не было тех минут до. Беспокойство сдавило ему сердце.

Есть что-то большее, чем просто его друзья, которые не любят его за то, что он находился вдали так долго.

Ремус не рискует задавать этот вопрос в течение следующих четырнадцати часов. Сейчас не подходящее время, чтобы спрашивать у Сириуса, что произошло или даже Питера, когда он, наконец, аппарирует три часа спустя на кухню в крики и хрипы, доносящиеся из спальни. Три мага сидят за столом и ждут, а глаза Сириуса сканируют Ремуса, словно рентген. Постоянно. Даже когда он разговаривал с ним, в его словах проскальзывало загадочность и едкие замечания.

Напряженность охватывает Ремуса, отчего кровь в его теле, словно гудит. Затем, 31 июля, в 5:26 утра, сердитый крик новорожденного пронзает тишину. Все трое мужчин вскакивают со своих мест, и спустя десять минут Джеймс, спотыкаясь, вваливается на кухню.

— У меня родился сын, — бормочет он, его ноги подкашиваются. Сириус ловит его, прежде чем он заваливается на пол и обнимает его крепче. Плечи Джеймса вздымаются, раз, два, потом он поднимается из объятий Сириуса, и его лицо в экстазе.

— У меня родился сын! — кричит он. Сириус то ли смеётся, то ли лает, и снова обнимает его, Питер хлопает его по спине. Рем улыбается такой широкой улыбкой, будто она — это самый широкий океан, а после на автомате подходит и обнимает друга. Руки Джеймса медленно поднимаются, но они все-таки обнялись.

Сириус хмурится. Это выражение не покидает его лица, пока они кучкуются в спальне, Джеймс громко шепчет, что они должны подождать внизу, ведь Лили спит. Всё внимание обращено к люльке у кровати. Ребёнка так запеленали, что невозможно было его увидеть, но, когда вы, наконец, смотрите на этого морщинистого и красного, маленького пришельца — это просто удивительно. Дополнительная камера в сердце Ремуса открылась, он подходит ближе, его рука протягивается, наступает пауза, прежде чем он дотрагивается до маленького человечка.

— Это мой крестник, — говорит Сириус, и в его тоне звучит предупреждение. Но Ремус смотрит.

— Это, — и тогда он отходит в сторону, давая Сириусу, Питеру и Джеймсу возможность посмотреть на новорожденного. Он чувствует боль и безысходность. Растёт пузырь беспокойства, и когда он встречается взглядом с шоколадно-карими глазами, которые внимательно изучают его, беспокойство растет еще больше.

Он не уходит в течение семи месяцев. Ремус не может ответить на вопросы, всегда присутствующие в глазах Сириуса и Гермионы, тогда он находит, что они слишком боятся задавать их. У Лили никогда не бывает вопросов, а Джеймс носит маску настороженности, но, в конце концов, он успокаивается, и это нормально, ведь не может, же он с Сириусом относиться к нему как к изгою. У Питера это выражение на лице присутствует постоянно, когда он рядом, что бывает не часто. Лили говорит, это потому, что его мать больна, а его подруга тоже требует от него внимание.

Есть и другой, отдельный вопросительный взгляд в глазах Гермионы. Ремус не знает, что это было, но оно не было долгим, исчезло где-то через неделю или около того после рождения Гарри, а тут ещё и разочарование. И боль. Он не может осмыслить всё из-за неуверенности, которая мешает ему расследовать дальше. Поэтому он притворяется, что постоянное давление вокруг них, вызванное эскалацией войны и заданий от Ордена, продолжается. Это неудобно, он не высыпается, будто каждый день — это полнолуние, порой хочет, чтобы его друзья не сопровождали его в те ночи. Единственный раз, он счастлив, когда оказывается с Лили и Гарри.

Ребенок — это радость. Ремус любит его всем, что находится у него в душе. Он чувствует себя намного моложе в присутствии Гарри Поттера, много беззаботно смеётся, и линии на лице разглаживаются. Джеймс и Сириус сдерживают своё недоверие ради Лили и ребёнка, когда Ремус рядом с Гарри. Было почти, как в старые времена. Почти, почти, счастливые времена. Ремус надеется.

А затем появляется Дамболдор, который эту надежду выкидывает в окно.

— Вы хотите, чтобы я вернулся, — говорит Ремус, в один из дней, когда директор вызывает его в Хогвартс. Старый маг вздыхает и кивает головой, выглядя при этом очень несчастным.

— Мне очень жаль, Ремус, но это новая и очень важная информация, нам нужно узнать о передвижениях Волдеморта, насколько возможно. Я бы не просил тебя, если бы существовал другой выход.

Но вы не спросили меня! Подумал Ремус. Он слушал, и думал, как бы подать в отставку, чтобы остаться здоровым и целым. Но это лишь мысли, с которыми он собирал, то немногое, что приобрёл в своей комнате в доме Лили и Джеймса.

Как же ему начать? Ремус морщится и выходит из комнаты. Ему не терпится узнать, что будет дальше. Его шаги громко стучат по ковровому покрытию в коридоре и голоса на кухне смолкают.

Он смотрит на каждого человека в комнате и понимает, что-то происходит, и это не имеет ничего общего с его отъездом.

— Ты возвращаешься.

Её голос такой же, как у него, когда Дамблдор сказал ему, что ему нужно делать. Ремус сглатывает и смотрит, чтобы встретиться с глазами, которые не показывали ему истинной дружбы в течение нескольких месяцев. Там всегда подчеркивались вопросы; вопросы, которые кричали на него сейчас.

— Да, — говорит он, и глаза всех, Джеймса, Сириуса, Гермионы и даже Лили, прикрылись.

— Зачем?

— Потому что я должен.

— Ты не должен, — говорит Джеймс, словно бросает дротик. Его руки обвились вокруг Лили и Гарри, а его глаза находятся на грани бунта, — Ты можешь остаться.

Римус удивляется, когда это выяснилось. В груди он чувствует пустоту и его рука трясётся, когда он проводит ею по волосам. Он всегда знал, что они возненавидят его за это.

— Я не могу. Я должен. У меня нет выбора.

— Ремус, у всех и всегда есть выбор! — Гермиона встает, он поднимает голову, чтобы увидеть её слезы в глазах, и как яростно они катились по её щекам, — Ты не должен это делать! Ты не должен превращать себя в монстра!

Смех настигает Ремуса врасплох. Она ускользает от него, как будто это никогда не кончится, а потом смех снова превращается в рыдание.

— Чудовище? Монстр? Черт возьми, Гермиона, я уже монстр! Это то, что позволяет мне сделать это! Вы должны быть благодарны!

Наступает мёртвая тишина, а потом Сириус взрывается:

— Благодарны?! Ты ублюдок, я убью тебя!

Он бросается к Ремусу. Лили кричит "нет!", плачет Гарри, и Гермиона встаёт на его пути, когда Ремус аппарирует. Он ничего не чувствует, когда его руки тянутся к порталу.

* * *

Это заняло три месяца, чтобы отыскать их. Стаи уже не было в Дании, поэтому Ремусу пришлось отслеживать их по континенту. Когда он отыскал их, был бой. Нескончаемый, бесконечный, кровавый бой, потому что его не было тринадцать месяцев, он уже не являлся частью стаи.

А потом наступил Хеллоуин.

Он узнал новость вместе со всеми. Новость распространилась по всей стае. Ремус сидел неподвижно, словно статуя, в душе пустота, заполненная лишь криком о том, что это не может быть правдой. Это не правда. Мир ликует и приветствует Гарри Поттера — героя, и забывает про Лили и Джеймса, потому что Сам-Знаете-Кто сгинул.

Они не задерживаются на смерти родителей Гарри. Ни на смерти Питера, который был убит, ни о "виновности" Сириуса. Сириус. Ведь он никогда не знал о Волан-де-Морте, ни о Фиделиусе. А потом он вспомнил о последней фразе, которую сказал сам.

Они умерли, думая самое худшее про него.

Боль в груди становится невыносимой и он бежит. Бежит Бог знает куда, но главное подальше от стаи, где его крики не будут услышаны. Когда он отдалился на большое расстояние от волков, он кричит. Кричит громко и истерично, смотря в небо. А потом он падает на землю, дрожа всем телом.

Его мозг повторяет одно и то же имя, когда снова может функционировать. Он не думает, ни о борьбе, ни о задании Ордена, Ремус просто знает, что он нуждается в ней. Поэтому он аппарирует к ней в дом.

Она стоит посреди своей спальни, закрывая лицо руками.

— Гермиона.

Шепчет он, потому что она не услышала звук аппарации. Она толкает, когда видит его. Её глаза дикие.

— Нет, нет, Ремус, ты не можешь быть здесь! Уйди, пожалуйста, уйди! Оставь меня в покое! Уходи! Пожалуйста!

Её голос ломается, Ремус молча, подходит к ней. Она борется с ним, хлопает по рукам, пытаясь его оттолкнуть, но он держится. А потом она плачет, захлебываясь слезами, которые вытекают из глубины её души, и, повторяет: "мы думали, что это ты," снова и снова. Они опускаются на пол, Ремус качает её, скорбя вместе с ней, его собственное тело дрожит. Он не знает, сколько времени проходит, прежде чем они отстраняются друг от друга.

Её лицо покраснело и опухло. Ремус проводит большим пальцем по щеке, её глаза печальны, а потом что-то просто щелкает.

А потом был толчок. Нежный и тихий толчок в правильном направлении, чтобы сделать всё правильно, а не делать из этого сюрприз. На самом деле, нет. Потому что это так и должно быть. Это было всегда, даже когда они не знали. Он на самом деле был так слеп?

Это самая естественная вещь, вот так взять наклониться и поцеловать её. Так он и делает. И он думает, что, возможно, магия имеет не одну форму, потому что медленно целовать — это волшебно. Это волшебство. Она прекрасна, и он целует её. Их языки танцуют в её рте, потом он то оттягивает, то покусывает её губы, то тщательно изучает её вкус, желая большего. Нуждаясь в большем. Пальцами он касается её щечек, она тихо издаёт звуки, которые отравляют, и девушка целует его так, как будто он завтра умрет, и ни одна мысль не прорывается через его кровь в помутившийся рассудок.

Этот дом.

А потом она опять рыдает. Глухой звук рыданий раздается сквозь дымку похоти, Ремус открывает затуманенные глаза, она вдруг дёргается и отстраняется от него, продолжая всхлипывать и икать. Его руки снова опускаются на её лицо. Её плечи трясутся с новой силой. Ремус тяжело сглатывает и тянется к ней, предварительно тронув за плечо.

Он немного сбит с толку.

Во всей тьме и смерти, произошло что-то удивительное. Почему она плачет?

— Гермиона?

Её руки опускаются, а лицо разрумянилось, как от печки. Она в ярости.

— Будь ты проклят, Ремус Люпин! Почему сейчас? Почему ты сделал это сейчас? Почему нельзя было сделать это несколько месяцев, лет назад, когда это было бы реально? Ты пытаешься разбить моё сердце?

Её гнев взрывается через него, оставив ему борьбу внутри себя.

— Нет, нет, это не так! — плачет Гермиона, ударяя его по щекам и отступая назад, — Не сейчас! Питер, Джеймс и Лили, они просто... просто мне хочется комфорта и уюта! Я одна-а-а осталась!

Она обняла себя руками и вздернула подбородок.

— Ну, я не собираюсь позволить этому случиться! Я не буду! Я не могу справиться... я ухожу! Я ухожу, Ремус, всё! Ухожу, пока ты здесь не изменил моего решения!

Она пронзительно и решительно смотрит на него, а пол под ногами оборотня рушится. Он смотрит на неё, в то время как его сердце начинает высыхать и рушиться в его груди.

— Ты уезжаешь, — говорит он шепотом. Может быть, его тон, не то, что она хотела услышать, поэтому он увидел, столько злости от его слов. Она вздыхает, и расстояние между ними становится такое, словно между ними целые миры.

Пропасть широкая и темная, и чертовски бездонная, она разрывает его на куски.

— Я должна, — говорит Гермиона, её голос раздается эхом по комнате, — У меня нет выбора.

— Выбор есть всегда, — повторяет он её же слова. Она поджимает губы и качает головой. Взгляд фокусируется на полу, её тело сжимается в комок.

— Н-нет, не в этот раз. Я должна... я должна уехать. Мне надо. Я не могу... мне надо идти.

Она не смотрит на него. По рукам прошлась судорога. В его груди узел. Он отдал ей своё сердце, а она швырнула его обратно.

Она не хочет его.

— Так иди, — говорит он, и в его голове что-то щелкает. Её глаза округляются и опять становятся влажными. Рыдание вырвалось из ее груди, а потом она крутанулась на пятках и ушла, оставив едва уловимый намек на запах календулы.

Он тупо разглядывает пустоту, где только что стояла она, прежде чем он заставляет себя двигаться дальше.

* * *

Время опять перестает иметь смысл. Ремус движется на автопилоте. Он один. Он одинок, как никогда не думал раньше. Он с готовностью принимает заверение Дамблдора, что Гарри в безопасности и то, что за ним хорошо заботятся. Тихий голос в его голове шепчет, что может быть стоит вернуть Гермиону, но упрямая гордость не позволяет её искать. Он вял. Проходят недели, потом месяцы, потом годы.

Ничего не меняется. Его жизнь теряет смысл, он устраивается на низкооплачиваемую работу, после которой все дни проходят также пусто. Но ему хотя бы разрешается во время полнолуний не выходить на работу, чтобы никто не узнал о его секрете. Где-то на этом пути он слышал, что недавно изобрели зелье, которое может облегчать симптомы ликантропии, и он пытался вложить достаточно энтузиазма, чтобы найти денег на это, но, в конце концов, это слишком сложно. Тёмный Лорд мёртв и ушёл, люди, которых он терроризировал двигаются дальше, а он чувствует, как остался позади. Он всегда бежит, отчаянно пытаясь догнать. Но у него это не получается.

Первые ростки интереса, после более десяти лет бессмыслия, зародились в нём, когда Дамблдор посетил его ветхий домик в Йоркшире. Он смотрел на него в недоумении.

— Вы хотите, чтобы я стал учителем? Почему?

Дамболдор улыбнулся.

— Я думал, тебе понравится. Тем более, ты вроде бы не работаешь сейчас? — он осмотрел тоскливого вида гостиную, а потом опять перевёл взгляд на Ремуса, — Кроме того, Сириус Блэк сбежал из Азкабана.

— Что? — выпрямился волшебник, — Не может быть! Это же невозможно!

— Нет ничего не возможного, мой мальчик, — сказал директор, глядя поверх очков половинок на испуганного Ремуса, — Разве ты не знал? Об этом писали в каждой газете.

— Я видимо не получил. Когда это случилось?

— Не так давно. Я думал, ты бы хотел быть в школе, чтобы помочь следить за Гарри. Не то, чтобы мистер Блэк будет близок к нему, но иметь кого-то, кто знает каждый его шаг, может быть выгодно.

— Да, вы правы, — согласился Ремус. Голова шла кругом. Если Сириус идёт за Гарри..., — Конечно, я приеду. Я думаю, это будет то же самое, гм, как и меры предосторожности, как в прошлый раз?

Дамболдор довольно кивнул.

— Хижина твоя, как и всегда. Хотя я верю, что с аконитом, она тебе не понадобится. Я попрошу Северуса, чтобы он начал делать его для тебя как можно скорее. Хочешь отправиться на Экспрессе первого сентября? Министерство создало определенную оборонительную тактику, что я не очень одобряю. Нужно иметь кого-то на борту, кто может справиться с ними.

Северус? Северус? Северус? Он что, преподаватель? Мерлин, помоги этим детям!

— Если вы этого хотите, то я согласен. Но, профессор, вам не нужно просить кого-то, чтобы кто-то готовил мне зелье. Я могу делать это сам. Каким-нибудь образом.

— Я знаю, что ты сможешь Ремус, — соглашается Дамблдор, — Но почему это должен делать ты, когда Мистер Снейп очень способный зельевар? Ты должен хорошо помнить, что мистер Снейп любит что-нибудь варить.

Ремус что-то бормочет в знак согласия, и милосердие проникает в его грудь. Аконит. Он собирается сделать это. Он знает, что это не уберет боль от превращений, но только мысли о том, что его человеческий разум...

Он резко приходит в себя, понимая, как же глупо было самому не догадаться, что можно было бы устроиться работать в Хогвартс.

— Спасибо, сэр.

— Не думай об этом. И ты теперь коллега, мой мальчик. Пожалуйста, зови меня Альбус.

И Дамблдор уходить.

Через месяц Ремус сидит в Хогвартс-экспрессе, незадолго до прибытия студентов.

Воспоминания пролетают в голове, заставляя тяжело дышать. Он нервничает, потому что никогда и никого не учил, кроме Питера. Неизвестность, которая ждёт его, немного пугает. А особенно полнолуния.

Он никогда раньше не делал таких ставок на зелье. Что он будет делать, если аконит не сработает?

Он заранее не надеется ни на какие чудеса, поэтому он уверен, что Луна ничего не изменит в его состоянии.

Поезд заполняется и, к счастью, никто не входит в купе, в котором сидит он, а потом дверь скользит в сторону.

Глаза Ремуса тут же распахиваются, но он сидит тихо. Напротив него, разговаривая с рыжим мальчиком, который пахнет перцем и пластмассой, стоит парень, который очень похож на Джеймса. Те же вечно грязные чёрные волосы, одинаковая форма лица, такое же телосложение. Он помнил, что мальчик был похож на Джеймса, ещё младенцем, но сейчас он просто его копия. Это лишает Ремуса возможности делать что-то, кроме как смотреть на него в шоке, лишает способности мыслить. Он моргает, проглатывает ком в горле, благодарит Мерлина, что ни один из мальчиков не заметил, что он проснулся.

Гарри. Сын Джеймса и Лили, которого он в последний раз видел, когда ему было семь месяцев от роду. Это физически больно смотреть на него, но он чувствует, как что-то рушится внутри него в то же время, как если бы он носил шар внутри себя, а потом бы тот пропал. Потому что теперь он здесь, перед ним, и в безопасности, и почему, почему Ремус никогда не наблюдал за жизнью этого мальчика?

Он чертов трус. И он останавливается.

Он погружается в свои мысли. Он собирается открыть рот, чтобы поговорить с Гарри, но поезд кренится и останавливается, Ремус вскоре узнает, что Министерство поставило охранять школу. Становится холодно и пусто, когда Дементор подходит к двери. Гарри падает на пол в приступе боли, а оборотень вскакивает со своего места, доставая свою палочку. Он смог сотворить только щит, а потом встает на колени возле Гарри и вглядывается в ярко-зеленые глаза, которые смотрят на него. Он запихивает прошлую боль поглубже и достает шоколад из кармана.

— Съешь вот это, — говорит он, помогая мальчику сесть. Он должен видеть, если кто-то еще испытал такие побочные эффекты, — Ты почувствуешь себя лучше, обещаю.

Гарри кивает и ест шоколад, а Ремус ему тепло улыбается и поворачивается к двери. Он дёргает её в сторону и выходит в коридор, а потом какая-то девочка бежит прямо на него. Его руки удерживают её от падения, он ставит её на ноги. Нарциссы и дарджилингский чай захватывают его внимание.

То, что он видит, останавливает его дыхание.

Густые, темно-каштановые волосы. Тонкое личико. Слишком большие передние зубы, и глаза, которые должны быть шоколадными. Но они не такие.

Потому что они синевато-серые, как у Сириуса.

У неё глаза Сириуса.

— Мерлин, мне очень жаль, сэр, я вас не видела! Вы — профессор? Вы, не так ли? Я Элла Грейнджер, и это мой первый год в школе. Я не могу дождаться начала! Что вы преподаете? Вы будите учить меня, не так ли? О, Гарри Поттер здесь? Гарри! Что ты делаешь на полу? Извините, профессор.

Она очень быстро тараторит, прям как Гермиона, когда та хотела что-то знать. Девочка улыбнулась и пошла в купе. А сердце Ремуса, которое успело склеиться заново, разбивается на огромные куски.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Полнолуние прошло довольно-таки легко. Вначале ломались кости, преображаясь под новое тело, а затем вернулся человеческий разум. Он смог остаться в своих личных покоях в Хогвартсе. Ремус рассматривал себя с нового ракурса, потому что никогда не видел себя в личине оборотня. Он встал на середину комнаты, где только что преобразился, в его голове возникли картины, в которых Сириус, в образе собаки гонялся по кругу за своим хвостом. И он попробовал тоже. Это было забавно, пока мысли не потекли в другом направлении…

Бродяга. Элла. Гермиона.

Внезапно он почувствовал себя старым и уставшим. Запутанным. У него заболело в области груди, а постоянные вопросы крутились в голове; вопросы, которые после их разрыва, он не смог задать, да и уже много времени прошло. Пусть всё остается на своих местах. Он, поскуливая, бегал по комнате взад и вперед, постукивая ногтями по каменному полу.

Вдруг он отчетливо услышал собачьи звуки, которые напугали его настолько, что он перестал расхаживать по комнате, но они не остановили поток мыслей и чувств. Ремус попытался вздохнуть, но вышло что-то типа "Хаф", потом свернулся в клубок у камина и положил морду на лапы. Он закрыл глаза, в ожидании, когда луна уйдет. Это показалось ему, вечностью.

Утром, после завываний, которые превратились в крики, он проснулся голым на полу. Ремус спотыкаясь, побрёл к куче одежды, которая аккуратной стопкой лежала на кровати.

Он должен поговорить с Дамблдором.

* * *

— Ремус? — удивленно произносит директор, когда слышит, как из камина выходит новый профессор ЗОТИ. Ещё весьма рано, учитывая, что только недавно взошло солнце. Но старый волшебник сидит за своим письменным столом, перо висит в воздухе, ожидая приказаний хозяина. — Чем я обязан такому неожиданному визиту? Ты должен быть в постели. Как прошло первое полнолуние на аконите?

Ремус останавливается у камина, не проходя дальше. Его мышцы вибрируют после трансформации, он знает, что если вскоре не найдет мягкую поверхность, это не будет волновать его тело, он просто упадет. Но ему придётся это сделать.

Он должен знать.

— Элла Грейнджер, — хрипит он, и смотрит в вездесущий блеск несколько потускневших за годы голубых глаз. Директор посылает Ремусу нежную улыбку.

— Ах, да, юная мисс Элизабет…

— Элизабет?

— Элизабет — это ее имя; Элла — это прозвище. Я считаю, что девочка считает своё имя слишком старомодным.

Ремус смотрит на мужчину. Горячее, расплавляющее чувство начинает шевелиться в животе. Он поднимает голову и зевает, показывая острые зубы.

— Откуда вы это знаете?

— Гермиона сказала, мой мальчик, — говорит Дамблдор, и чувство усиливается, Ремус почти рычит. Глаза директора смотрят с опаской, — Я постоянно поддерживал контакт с ней, как я делаю со всеми выжившими членами Ордена. Я думал, что ты делал также.

Не многие люди могут скрыть выговор, но сделать его потрясающе ясным одновременно может ещё меньшее число. Жар внутри Ремуса сжимается на словах Дамблдора, и пятно, маслянистое чувство вины всплывает и распространяется через его живот, заставляя гореть по другой причине. Он стискивает зубы от чувства вины и распрямляется. Он не ребенок, поэтому спрашивает:

— Где она? — вопрос вырывается сквозь зубы, ожидая, пока директор ответит.

— Она остановилась в Хогсмиде на некоторое время, — спокойно отвечает Дамблдор, сплетая руки на столе. Перо по-прежнему колышется рядом с его локтем, — Я предлагаю тебе немного выспаться, прежде чем ты увидишь её.

— Я больше не хочу прислушиваться к вашим словам, Альбус, — отвечает Ремус, немного со злостью, отчего у его собеседника приподнимаются брови. Оборотень поворачивается к камину, через секунду он возвращается в свою комнату и направляется к двери. Ещё достаточно рано, завтрак не начался, поэтому он проходит свой путь через пустую школу, пока не добирается до одноглазой статуи ведьмы. Кончик палочки упирается в статую и Ремус шепотом произносит "Dissendium". Открывается проход, а потом он идет по тоннелю, карабкается в погреб Сладкого Королевства и выходит оттуда, будто ничего и не произошло.

Дамблдор не упомянул, где остановилась Гермиона, но он думает, что если она осталась, то скорее всего в Трёх Метлах. Он направляется к гостинице.

— Ремус Люпин, как мне дальше жить и дышать, — восклицает Розмерта с удивленной улыбкой, когда она открывает дверь на его бешеный стук, — Что ты здесь делаешь? Это чертовски рано, сынок. Я не наливаю никому в это время.

— Нет, Розмерта, на самом деле я думаю, что он здесь, чтобы увидеть меня.

Вдруг сквозняк приносит в комнату запах календулы, заставив дыхание Ремуса на мгновение остановиться. Он медленно оборачивается, и видит её впервые за двенадцать лет, это равносильно удару под дых, чувство невыносимой боли пронзает его.

Она не изменилась. Сидя за столом с дымящейся кружкой чая в руках, её густые кудри длинные и дикие, спадают вниз по её спине. Она всё так же прекрасна, как в день, когда ушла. Признаки прошедших лет едва заметны только вокруг её глаз и в более полной фигуре, но все это добавляет изящества и шарма. Какого хрена она стала ещё сексуальнее? На её розовых губах появилась улыбка, а широко распахнутые глаза пристально смотрели на него. Ремус испытал физическую необходимость обнять и прижать её к себе.

Но он не может. Она не его. Он даже не знает, дружат они или нет.

— Ты? — спрашивает она мягким голосом, и Ремус моргает, возвращаясь в реальность. Он, молча, кивает. Гермиона прикусывает и засасывает между зубами нижнюю губу, а затем кивает. Он замечает, как напряжены её плечи.

— Ладно, ладно, — говорит она и встаёт, оставив недопитый чай на столе. Её голос до сих пор шепчет. Она подходит к нему, берет его руку и тянет в сторону. Они направляются на второй этаж. У закрытой двери, когда её рука уже касается дверной ручки, Ремус улавливает то, как тяжело она дышит.

Это не должно, пожалуй, нравится ему, когда она нервничает. Но это не так.

Гермиона садится на одну из двух односпальных кроватей, которые зачастую устанавливают в небольших гостиницах. Ремус стоит в дверях, его глаза наблюдают за Гермионой, пока та стряхивает что-то невидимое с кровати, а затем подходит к маленькому письменному столу напротив двери и предлагает ему присесть на стул. Ремус разворачивает его лицом к ней и опирается на спинку.

Пока он садится, в глазах резко темнеет. Он медленно выравнивает дыхание и собирается с мыслями.

Кровавый ад. Он действительно должен был остаться в Хогвартсе, чтобы восстановить силы, как говорил Дамблдор.

— Ты хорошо выглядишь.

Её внезапное заявление отвлекает его. Он сглатывает и заставляет себя встретиться с ней глазами, пятна в глазах постепенно уходят.

— Я выгляжу старым и серым, — сухо исправляет он. Гермиона улыбается и качает головой.

— Не слишком. Просто местами, — её рука тянется к нему, но останавливается на середине пути, щёки розовеют, а взгляд устремляется к двери, — Я думаю, это выглядит изысканно.

Ремус тихо фыркает, а потом просто смотрит на неё, не в состоянии сделать что-нибудь. Ему неловко и любопытно, но ещё хочет узнать её, потому что женщина, сидящая рядом с ним, совсем ему не знакома. Он не знает, что делать с этой Гермионой; эта женщина, которой не было в его жизни на протяжении более десяти лет, и у которой есть ребёнок, а он даже не знал, что она была беременна. Все эти мысли заставляет его нахмуриться, он открывает рот, потом закрывает его, и хмурится ещё сильнее.

Тишина наполняет комнату. Затем Гермиона вздыхает, её глаза возвращаются к нему. Она выглядит очень усталой.

— Что ты делаешь в Хогсмиде, Ремус?

Вопрос заставляет отпереться замку на языке Ремуса, поэтому он говорит:

— Я теперь новый профессор по Защите От Тёмных Искусств.

— Ты? — улыбка медленно возвращается на лицо Гермионы, — Это же идеально для тебя подходит! Поздравляю! Наверное, тебе Дамблдор рассказал, где я? Я здесь не живу, ну, постоянно, но с…

Её голос замолкает и глаза расширяются. Ремус наблюдает за тем, как краска сходит с её лица, но он продолжает говорить.

— Дамблдор хотел, чтобы я сел на поезд со студентами, и знаешь, я встретил одну хорошенькую студентку. Она мне напомнила одного человека, только глаза другого цвета.

— Его глаза, — бормочет Гермиона, и Ремус кивает, не находя больше слов. Она закусывает нижнюю губу и отсаживается на кровать, играя с нижней частью своей рубашки. Её взгляд опускается.

Наступила тишина, которая была ещё хуже, чем раньше, поэтому казалось, что комната опустела. Ремус сжал челюсти. Он должен держаться, если он собирается получить то, зачем он пришёл.

— Почему ты мне не сказала?

Дыхание Гермионы останавливается:

— Я не успела, Ремус, и тогда я не могла заставить себя искать тебя.

— Нет, я не о том, — взмахивает Ремус рукой, — Я знаю это. Я имею в виду, почему ты не сказала мне, что ты вместе с Сириусом?

Эта причина, почему ты не хочешь меня?

Голова Гермионы взлетает вверх.

— Нет! Мы не... мы не... это была всего одна ночь! Марлен умерла и она, и Сириус... ну, я не знаю точно, были ли они кем-то, но что-то было между ними. Он был зол, ему было больно. Он пил, чтобы спрятаться, и я чувствовала... мы напились. Мы были пьяны. Этого бы не случилось иначе. Мы просто... я думаю, что мы оба просто нуждались в ком-то. Мы никогда не говорили об этом потом; черт, он даже ушёл, когда я проснулась.

— Ой.

Он потерял почву под ногами уже во второй раз. Во всех едких мыслях, которые проносились в его голове в течение ночи, он и не думал, что это могло быть всего на одну ночь. Он не… он не знает, что чувствовать.

— Хорошо, — бормочет он, — Так это, гм, Сириус…

— Нет! — почти кричит Гермиона, — И он не собирается им быть, когда бы то ни было! Как ты думаешь, почему я здесь? Он хочет прийти за Гарри! Он не заслуживает даже знать про неё, не после того, что случилось с Джеймсом и Лили!

Гермиона встает с кровати и направляется к другой, а потом обратно. В её глазах стоят слезы и яростные огоньки, и это так чертовски красиво, что дыхание Ремуса учащается.

Он всё ещё озадачен, как он мог пропустить то, что было таким важным на протяжении стольких лет. Это, вероятно, всегда будет.

— Этого сраного ублюдка, он убил их собственными руками, и ты думаешь, я позволила бы, чтобы он был рядом с моей дочерью? Он может катиться прямиком в ад! Я сама посажу его туда, если он даже подумает, чтобы тронуть Эллу!

— Я согласен, — говорит Ремус тихо. Она сопит от злости.— Я помогу тебе.

— Ты сделаешь?

— Конечно, сделаю. Он предатель, который всех нас обманул, отнял у нас людей, которых мы любили. Я с тобой.

Гермиона посылает ему слабую улыбку, а затем снова оседает на кровать. Она вздыхает и откидывает волосы назад:

— Не говоря уже о том, что он получил всё, став шпионом, — бормочет она, теребя рукав кофты, а затем складывая пальцы вместе, плечи изогнуты, — И как это было вовремя с его стороны, что ты стал шпионом.

Она поворачивает голову в его сторону, подняв бровь и ухмыляясь, заставив Ремуса вспомнить моменты из школы. Его сердце дергается в груди, устремляясь вверх, где шея, а потом в лицо. Дыхание со свистом вырывается сквозь его зубы, заставляя его кашлять. Кровавый ад, он звучит как чайник.

— Я был шпионом, просто не тем, о ком вы думали,— говорит он откашливаясь. Гермиона усмехается и Ремус отводит взгляд.

— Ты не расстроился? Мы думали, что ты предатель..., мы думали, что это был ты?

Вопрос заслуживал некоторых размышлений. Он? Это не заняло много времени для него, чтобы понять, что он не предавал. Это же естественно, не так ли? Инстинкт с их стороны. Он оборотень, тёмное существо, конечно, друзья должны хуже думать о нём. Но, даже зная, о чём он думает, это не давало им права думать о нём лучше.

Он не скажет об этом Гермионе. Он представил её реакцию, если он это сделает.

— Ты не могла уйти далеко, — комментирует он вместо ответа на вопрос. Гермиона хмурится.

— Всего за месяц. Я узнала два дня назад, я даже не думала о том, чтобы рассказать кому-либо еще.

Целый мир пуст и рядом с ней висит приговор. Они оба успешно игнорируют до сих пор, слона, который громко топает ногами. Что-то в груди у Ремуса сжимается, и он просто смотрит на неё, нервно облизывая губы. Они ждут.

Уважаемый Мерлин, он хочет, чтобы она взяла его. Чтобы дала ему надежду. Если она ушла только потому, что она была беременна ребенком Сириуса Блэка...

Есть ли хоть небольшой кусочек шанса?

Секунды — это вечность, а потом она разрывает их почти болезненно, её тело приближается к нему. Расстояние в пару сантиметров. Она опустила глаза в пол.

— З-значит, ты видел Гарри?

Щепка, словно скручивается и сгорает при лесном пожаре, распадаясь перед его глазами. Он не двигается несколько секунд, а потом лишь медленно кивает головой. Он не может двигаться быстрее.

— Да, в поезде, — говорит он таким тихим голосом, что аж сам удивляется, как она до сих пор может его слышать. Но он не может говорить громче. Он должен быть спокойным; быть осторожным. Любое резкое движение мог бы разжечь лесной пожар, а он не готов к этому.

— Там были Дементоры, осматривали поезд.

— Прости?! — кричит Гермиона, огрызаясь на него, — Что, блять, Дементоры делали в Хогварт-экспрессе?!

— Искали Блэка, — ровно отвечает Ремус, его взгляд устремлен на её плечо, — Альбус хотел, чтобы я из-за этого именно так поехал в школу. Я выбрал самое дальнее купе, пока не было студентов, но Гарри и ещё один мальчик как-то умудрились выбрать именно то, в котором был я. Гарри, э-э, не хорошо реагируют на них.

— Он в порядке? — требовательным тоном вопрошает Гермиона, приподнявшись на ноги. Она выглядит так, будто хочет взять замок штурмом. — А Элла? Почему они думают, что Сириус путешествовал бы в поезде?

— Эллы не было в вагоне, поэтому я не знаю, как она реагирует на них, но она была в порядке, когда я столкнулся с ней — или я должен сказать, она меня толкнула. Другая история с Гарри. Теперь ему лучше, не беспокойся, — говорит Ремус поспешно, глядя ей в лицо, когда она делает шаг к двери, — Я сам убедился в этом.

Плечи Гермионы опускаются от облегчения, и улыбка освещает её глаза.

— Конечно, — вздыхает она, и Ремус тяжело сглатывает, он ищет кровать. Жужжание проникает в его кровь. Пожар. Он должен уйти, прежде чем скажет или сделает то, о чём потом будет жалеть.

Он очень сильно хочет накричать на неё, требовать ответы, но не имеет права на это. Жужжание призывает его. Это делает его голову легкой. Поджимая губы, он рассматривает ногти.

— Ты знаешь Гарри. Лично.

Голова Гермионы наклоняется. Она смотрит на него.

— Да, — соглашается она, наконец. Ремус не может понять её эмоций.

— Это произошло чисто случайно. Элла и я переехали обратно в Англию, когда ей было три года. Мы нашли небольшой идеальный домик в Литтл-Уингинг. Довольно удобный на самом деле. А по соседству с нами жила женщина, как назвал её агент по недвижимости: "сумасшедшая кошатница". Она довольно-таки милая, несмотря на не очень приятный запах. А потом я стала замечать, что Гарри часто играет у неё во дворе, потом оказалось, она его няня.

Её голос безупречен и достаточно спокоен, но это самая большая ложь, которую он от неё слышал. Она стала лучше врать, чем раньше. Это заставляет его задаваться вопросом, зачем она придумывает эту легенду.

Она могла бы забрать Гарри, как только они переехали, но где она была? (Где она?) У Гарри нет крестной матери; закон, созданный чистокровными волшебниками, требует, что если у несовершеннолетнего волшебника будет полный комплект крестных, они должны быть замужем. Так что, хотя Джеймс не традиционно чистокровный, и так как он женился на маглорожденной, ради Мерлина — им бы все равно пришлось выбирать между одним крестным или крестной, так заведено статусом Министерства магии. Сириус превзошёл всех.

Если она попыталась усыновить Мальчика-который-выжил, то тогда понятно почему ей отказали. Гермиона не являлась опекуном Гарри. Она сразу поняла бы, что её запрос отклонили. Но Ремус не понимает, зачем нужно создавать эту ложь. Может быть, это намек на то, что Гарри нужен ей?

Жужжание становится громче. Пчёл в его крови так много, что ему становится плохо. Он провёл последние двенадцать лет бесполезно. Пока Гарри… Гарри.

Лили будет так разочарована.

Он чувствует себя больным. Задыхаясь, при попытке встать на ноги, его сердце сжимается, и жужжание получается высоким и плаксивым, превращаясь в свист. Его голова тонет. Мир рушится.

— Ремус? Ремус!

Земля уходит из под ног, а затем его тело врезается в нечто. Чьи-то руки трогают его лицо.

— Ради Бога, Ремус, ты же знаешь, что было ночью! Ты пришёл сюда после того, как солнце встало? Ты дурак, ты знаешь об этом?

Он плывет. Мягко. Затем кто-то уложил его на матрас, и запах календулы течёт по его коже, он вдыхает его. Он имеет достаточно сил, чтобы погрузить лицо в подушку с ароматом календулы, прежде чем его сон унес бы в бессознательность.

У него даже не было шанса, чтобы опять почувствовать, как знакомая рука будет мягко водить по его волосам, губам и по щеке.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Он проснулся и его нос всё ещё утопал в запахе календулы. В комнате было темно и пусто. Ремус приподнял голову, мигнул пару раз, а затем улёгся обратно, вжимая голову в матрас. Он сглотнул, и дыхание со свистом вырвалось между его зубов.

— Ты проснулся.

Может быть, потому, что он сконцентрировался на себе, чтобы постепенно успокоить сердце. Или, может, он спал с запахом календулы несколько часов, поэтому больше не понимает, где разница между старым и новым. Что бы это ни было, Ремус не услышал, как она вошла из-за двери, а заметил только запах. Её голос напугал его настолько сильно, что он спрыгнул с кровати, как испуганный кролик, и оглянулся вокруг.

Глаза Гермионы были распахнуты от удивления и полны внутреннего ликования, он не видел её такой уже очень много лет.

— Я что, напугала тебя?

— Я… не знаю. Возможно? — его голос грубый, он кашляет, прочищая горло и морщась от боли в животе. Ремус чувствует себе так, словно три дня не выходил из запоя или, может быть, как в тот вечер, когда увидел, как Сириус и Гермиона занимались сексом. Эта мысль заставляет его чувствовать себя ещё хуже, он забирается обратно на кровать со стоном, ложится в неё, а его голова просто раскалывается. Но, по крайней мере, комната больше не кружится. Тень падает на него, и Ремус жмурится, видя перед собой знакомого человека с гривой роскошных волос.

— Ремус, зачем ты пошёл искать меня после полнолуния? Ты же знаешь, как оно на тебя влияет. Это не безопасно, — её голос полон неодобрения и озабоченности.

— Вообще-то оно не влияет на мои чувства, — ворчит оборотень, прикрывая глаза. Он чувствует себя маленьким ребенком, который сильно нашкодил. Ему неудобно и неловко перед своим, некогда лучшим другом. Поэтому он рассказывает, в чем дело:

— Я думаю, это, наверное, побочный эффект от аконита.

— Ты думаешь? Но ты не знаешь!?

— Я только первый раз принял зелье, — говорит он. Шок на лице Гермионы ослабевает, прежде чем порицание проступает во взгляде. Её руки упираются в бедра.

— Ты первый раз принял зелье? — спросила она, её глаза метали молнии. — Что ты имеешь в виду под словами в первый раз? Это же зелье было доступно в течение нескольких лет!

— Да, а где бы я взял деньги? Я не мог позволить такие вещи, — резко отвечает Ремус. Это его раздражает. Он почти желает, чтобы она вернулась к тихим нагоняям, которые были вначале, чтобы не вспоминать свои нелегкие года.

— Но ты зарегистрированный оборотень, Ремус! Ты же знаешь, что Министерство помогает с деньгами, если тебе это нужно!

— Мне не нужна помощь от этого ебанного Министерства! Если я приду к ним и сдамся, то закончу свою жизнь как какой-то ебнутый научный эксперимент! Они будут дёргать меня за яйца, чтобы получить своё!

Его рычание эхом проносится через всю комнату. Гермиона моргает и делает шаг назад. Ремус тяжело вздыхает и понимает, как грубо это прозвучало. Конечно, он сердился и раньше, но так грубо он никогда с ней не разговаривал. Ремуса выводили из себя, но он не взрывался так.

Он устал. Он просто устал, даже после Мерлин-скольких часов сна, он чувствует себя несчастным. Он должен вернуться в школу, чтобы следить за Гарри; начать зарабатывать деньги за ошибки прошлого.

Ремус должен уйти от Гермионы, пока не приведёт голову и сердце в порядок.

— Сколько я здесь? — спрашивает он, потирая виски, и с тихим стоном принимает вертикальное положение. Другой боли, кроме головной он не чувствует, хотя тело говорит ему, что он будто с похмелья. Он ненавидит это.

— Больше двадцати часов.

Голова у Рема немного кружится.

— Правда? — Гермиона кивает и хмурится, интересно, неужели это из-за аконита? Он проспал дольше, чем требовалось. Это немного беспокоит его. Неужели так будет происходить каждый месяц?

Как долго он будет спать днём после трансформации? Ему нужно подождать, когда раны пройдут. К счастью, у него нет занятий до следующей недели, но потом? Он же не сможет отменять свои уроки на два дня каждый месяц.

Он должен опять поговорить с Дамблдором. Осознание заставляет его вздрогнуть, и Ремус осторожно поднимается с постели, а Гермиона отступает подальше. Её взгляд прикован к нему.

— Я должен идти. Спасибо... за ответы на мои вопросы, а потом и за заботу. За то, что дала мне место для сна. Я буду на связи.

Он идёт к выходу, и её голос останавливает его, как только он открывает дверь.

— Точно будешь?

Он не может распознать, что за тон скрыт в её голосе.

— Да, — Гермиона отворачивается. Спина напряжена.

— Я буду следить за совой.

Не зная, что сказать, Ремус ещё несколько секунд смотрит на неё, а потом поворачивается к двери.

— Не забрасывай себя, Ремус.

Это был приказ. Он замолкает и бросает взгляд назад, но она уже заправляет кровать, и не смотрит на него.

— Не буду, — тихо произносит он, спускается по лестнице, проходит через по-прежнему пустой паб, и аппарирует ко входу школы.

* * *

Элла Грейнджер — дружелюбная и общительная девушка. Глаза Ремуса натыкаются на неё во время завтрака, когда девчушка присаживается возле Гарри. Оборотень понял, что сын Лили и Джеймса и молодая волшебница близки. Это имеет смысл, ведь они росли вместе, когда Гарри воспитывала няня, а Элла жила по соседству. Ученик третьего курса не ведёт себя раздраженно по отношению к девочке. Он приветливо, как и все, улыбается, когда Элла шлепается на свободное место рядом с ним и с рыжим мальчиком (Ремус узнал, как его зовут — Рон Уизли.)

Чего нельзя было сказать о Роне. Молодой волшебник сердито смотрит на неё, когда девчушка появляется. Глаза Ремуса сузились, когда он увидел, что мальчик говорит что-то не особо лестное в её сторону. Гарри хмурится, глядя на Рона, к сожалению, они сидели в конце гриффиндорского стола, поэтому Ремус, даже имея нечеловеческий слух, не смог услышать, о чем они говорили.

Он может только смотреть, и его брови поднимаются вверх, а на лице появляется небольшая улыбка, когда наглая и хитрая ухмылка расползается по лицу Эллы.

Она наклоняется вперёд и что-то говорит Рону. Его лицо сливается с цветом его волос, а Гарри фыркает в свою кашу. Молодая девушка бросает на него самодовольный взгляд, говорит что-то Гарри, встаёт и выходит из зала.

Когда она уходит, Ремус замечает, что её галстук в зелёную и серебряную полоску.

Тыквенный сок, который он совсем недавно отпил, оказывается на груди, когда он закашлялся. Он задыхался, пока очень большие руки со всей силы не похлопали его по спине.

— Всё в порядке, Ремус?

— Всё хорошо, Хагрид, — он откашлялся, взял себя в руки и печально улыбнулся, глядя на полувеликана, — Просто не в то горло попало. Спасибо.

— Рад п’мочь. Волнуешься перед первым днем?

— Немного, — бормочет Ремус, смотря на дверь. Элла в Слизерине? Это… не то, чего он ожидал.

Он знает, что шляпа хотела распределить её мать в Рейвенкло, но Гермиона никогда не упоминала про Слизерин. Что касается Сириуса…

Он быстро прекратил обдумывать эту линию, не желая вспоминать о его бывшем лучшем друге, и поскорее закончил завтракать. Он не должен об этом думать. Просто потому, что два человека из того же факультета могут подружиться.

Ремус, ты же не собираешься подавать плохой пример, не так ли? Нет ничего плохого в Слизерине! Слизерин использует и подчеркивает определенные аспекты характера человека также как Гриффиндор, Рейвенкло и Хаффлпафф! Это человек, а не факультет! Не суди и не отталкивай людей только потому, что их отсортировали на данный факультет! Прими своё собственное решение после того, как встретишь и познакомишься с этими людьми!

Так говорила Лили, когда Джеймс и Сириус издевались над слизеринцами. Тогда он считал, что это бред. Но сейчас, мудрость её слов, стала понятной для Ремуса. Теперь он знает, что она права. Он не собирается думать худшее только потому, что дочь Гермионы в Слизерине, а не в Гриффиндоре.

Улыбка снова озаряет его лицо, и он поворачивается обратно к Хагриду, слушая, как профессор по уходу за магическими существами говорит о чем-то. Он действительно с нетерпением ждёт встречи с ней.

И он получил этот шанс в первый же день. У третьекурсников Гриффиндора ещё не было урока по ЗОТИ, поэтому он объединил их с первоклашками. Он разделил Слизерин и Гриффиндор по парам, чтобы всё было на равных.

Ремус снова нервничает, даже больше, когда обладательница густых волос, которые темнее, чем он первоначально думал, занимает своё место на заднем ряду. Ремус собирается с мыслями, потому что нужно обучать не только её, но и всех этих молодых людей (а что, если он сделает что-то неправильно и подвергнет их жизни опасности?), рассказывает о себе и урок начинается.

К концу урока он чувствует себя гораздо лучше. Он ожидал, что все будут спорить о родственниках, друзьях и факультетах, но большинство студентов совершенно спокойно воспринимали обучение.

— К следующему уроку напишите пятидюймовое эссе на тему "Практика Lumos и Nox". Все свободны, — говорит он. Его глаза ненадолго задерживаются на Элле, которая взволнованно разговаривала с девушкой рядом с ней. Он не задавал много вопросов во время урока, зная по опыту, что лишь немногие студенты первого курса читали летом свои учебники, но её рука всегда взмывала в воздух, стоило ему что-то спросить.

Она отвечала правильно, но не так высокомерно и самодовольно, как Гермиона. Скорее, девочка, кажется, просто была довольна собой. Единственная проблема с ней, похоже, состоит в том, что она не умеет молчать.

У неё нет фильтра. Говорит всё, что придет ей в голову. Это может быть хорошо и плохо; Ремус пока не знает её и не делает поспешных выводов.

— Профессор Люпин?

Сказал маленький дьяволёнок. Запах нарциссов и чая дарджилинг плывёт в воздухе, Ремус перестаёт перекладывать пергамент на столе и поворачивает голову, чтобы найти в опустевшем классе Эллу. На его удивление она смотрит прямо на него и замешательство настигает его, когда он понимает, что видит глаза Сириуса, смотрящие на него с лица этой молодой девочки. Его сердце громко стучит в грудной клетке.

— Чем могу помочь, мисс Грейнджер?

Он морщится от такой официальной фразы. Его голос прозвучал слишком формально, нежели во время занятия. Элла морщит лоб, а затем её лицо принимает благоприятное выражение.

— На каком факультете вы учились?

Ну, он не ожидал. Ремус хмурится.

— Гриффиндор. А почему ты спрашиваешь?

— Просто пытаюсь разобраться во всей этой особенности чертовых факультетов, — объясняет Элла, вежливо улыбаясь, — Вы много взаимодействовали с другими факультетами за пределами своего класса? Я просто хочу знать, если ли ещё такой человек, как я.

— Не совсем, — медленно отвечает Ремус, глядя на Эллу. Поведение Эллы кричало о её невинности.

— Мы в основном общались с Гриффиндорцами. И я не думаю, что что-то изменилось за эти годы, хотя я считаю, эту идею хорошей.

Молодая ведьма морщится, её рот открывается, чтобы что-то сказать, но её прерывают. За открытым окном ухает сова. Брови Эллы опускаются вниз.

— Ладно, спасибо, профессор, я не хотела беспокоить вас, — говорит она со вздохом, выглядя при этом весьма недовольной, — Я ценю ваши советы. Не хочу быть на особом положении у старост или преподавателей. Я рада, что нашла того, кто не потакает моим капризам.

— Вы очень радушны, — отвечает Ремус. Элла улыбается, кивает и направляется к двери.

— Мисс Грейнджер?

Она останавливается и вопросительно смотрит на него.

— Научись быть не слишком напористой. Ложь всегда более правдоподобна, когда остаётся простой.

Удивление мелькает в глазах Эллы, а потом она улыбается также как и на завтраке. Это выглядит гораздо более естественно, чем пискляво-невинный образ до этого.

— Я сделаю это.

Ремус задумчиво смотрит на пустой дверной проём некоторое время после того, как она уходит. Затем, покачав головой, он начинает готовиться к его следующему классу. Если это влияет на других учеников, возможно эта девочка действительно не его дело, верно?

* * *

Встреча с Гарри прошла странно. Он более сложный подросток, чем Элла. Из младенца он превратился в мальчика, но практически заброшенного. Ремус не знает, что делать, когда находится рядом с ним. Он не знает, стоит ли вести себя как учитель и относиться к нему, как и любому другому студенту; стать заменой отца (бля, ни за что!), или просто быть другом. Это сбивает с толку и огорчает Ремуса, поэтому он старается избегать его, потому что пока у него нет выбора.

Игнорируя недовольство на воображаемом им лице Лили, осуждение Джеймса, и вполне реальный гнев, который он увидит на лице Гермионы, если она узнает об этом. Сам он не выходит на контакт, чтобы рассказать ей.

Но, будучи учителем, необходимо решить эту проблему. Он должен вести себя естественно, давать знания юному волшебнику, поэтому Ремус не фокусируется на нем. Уроки проходят хорошо, пока на очередном занятии у Гарри не получается противостоять боггарту. На его лице написано разочарование, когда он покидает кабинет.

Этот взгляд не проходит, пока перед Хэллоуином, когда все ученики отправляются в Хогсмид, Гарри не натыкается на профессора. Он просит поговорить с ним, оборотень не может отказать ему, несмотря на растущую боль во всем теле перед полнолунием.

— Если бы появился Тот-Кого-Нельзя-Называть, в классе полном студентов это не было бы хорошо, — говорит он, объясняя Гарри. Зеленоглазый мальчик сидит в кабинете профессора и пьёт крепкий чай. Чёрный с тремя кусочками сахара. Точно такой же, какой всегда брал Питер.

Ремус молча вздыхает и мысленно спрашивает себя, есть ли у него шанс противостоять Сириусу? Он не знает, как тот отреагирует, если он сделает это. Ремус знает, что сказал Гермионе, что будет следовать за ней, на каждом её этапе, так как зол на Сириуса за его предательство. Встретится ли он с ним и даст ли гневу толчок?

Эта мысль ускользает от него, и он концентрирует своё внимание на Гарри, когда мальчик упоминает Дементоров. Вообще Гарри умный и поразительно скромный парень. Из одного разговора понятно, что той напыщенности, которая была в Джеймсе, он не унаследовал, и этим он не похож на отца. Он даже не похож на Лили, не считая тех хороших качеств, которые были в ней, у него они, конечно же имеются, но от Джеймса он не унаследовал ничего, кроме внешности.

Гарри Поттер — это новый человек. С ним становится легче беседовать к концу их беседы. А когда появился Северус с порцией волчьего аконита, Ремус чувствовал себя гораздо более непринужденно. Он мог сказать, что Гарри чувствует тоже самое.

Молодой маг вскоре покидает кабинет, и после небольшой перепалки со Снейпом, который совсем не изменился со школы, Ремус выпивает зелье и располагается в кабинете, в ожидании полнолуния.

— Блэк прошлой ночью попытался проникнуть в гостиную Гриффиндора, — мрачно отвечает ему Минерва, когда он спрашивает на следующий день после полнолуния, что произошло нового, — Он испортил портрет Полной Дамы, просто за то, что она не впустила его. Некоторые учителя и старшекурсники участвуют в дополнительной защите Гарри, вы не могли бы..?

— Конечно, — бормочет Ремус, после чего Минерва одобрительно кивает и уходит. Его почти не держат ноги, и он сползает вниз по стене на пол, обхватывает голову руками, пытаясь восстановить дыхание.

Сириус знал. Он знал, что накануне было полнолуние, и Ремус, так сказать, был связан. Он выбрал именно это время, чтобы пойти за Гарри, зная, что Ремуса не будет. И он знал, что Ремус был в школе. Его анимагические чувства очень хорошо развиты, чтобы знать это.

Он чувствует... он чувствует, как... Мерлин, ведь его нахождение здесь не пособничество Сириусу, да? Может, Гарри знает, что Ремус знал его родителей, и они были друзьями? Что, если Гарри думает...?

Камин вспыхивает, возвращая Ремуса к жизни, но он не двигается, пока чья-то рука не приподнимает его за подбородок. Карие глаза смотрят на Ремуса.

— Перестань винить себя. То, что Сириус сделал, останется с ним и только с ним. С Гарри всё хорошо, и все те годы, когда тебя не было. Ты никого и никогда не подводил.

— Я подвёл Гарри, — шепчет Ремус, Гермиона тяжело вздыхает и прислоняется к стене рядом с ним, уставившись в пустоту. Проходит минута или две, прежде чем она снова начинает говорить.

— Хорошо, ты виноват, — говорит она. Ремус поднимает голову. Челюсть сжата, приподняты брови, и упрямство читается в глазах Гермионы.

— А что такого? Ты так долго в это веришь. Ты думаешь, что я виню тебя? Моё мнение сейчас не важно, потому что я не собираюсь тебя убеждать в обратном. Почему ты не можешь видеть всё это по-другому?

— Я … Я не… А что я могу сделать?

— Ну, для начала, перестать хандрить, — Гермиона оглядывает комнату, — Гарри не одинок, у него кроме нас есть Уизли. Конечно же, у него есть Дамблдор и весь волшебный мир за него. А мы, те, кто заботимся о нём. Мы должны защищать Гарри или дать семью, которую он заслуживает, а не погружаться в прошлое. Забудь о том, что мы делали, когда были молоды и глупы, и сосредоточься на сегодняшнем дне. Хорошо?

Почему сейчас нет совы, чтобы нарушить его молчание? Ремус смотрит на Гермиону, которая уже стоит, скрестив руки на груди, и пытается найти что-нибудь интересное в его кабинете. В её словах есть смысл, но он не знает, сможет ли он прислушаться к ним.

Забыть о прошлом? Легче сказать, чем сделать. Так много произошло тогда. Он не знает получится ли у него нормально общаться с Гарри после смерти Джеймса и Лили, у него ещё осталось чувство вины перед ними; сможет ли он увидеть Сириуса таким, какой он есть или же его чувства к Гермионе возьмут верх как тогда, когда он поцеловал её.

Возможны ли все эти три вещи? Она всё ещё не смотрит на него. Но в её словах есть смысл, и он может, по крайней мере, попробовать, не так ли?

— Хорошо, — мягко говорит он, наблюдая, как плечи Гермионы расслабляются и на лице расцветает улыбка. Она гладит его по руки.

— Хорошо. Я должна идти. Кстати, почему камин не заблокирован? Ты профессор по защите от темных искусств и оставляешь его открытым для всех и вся. Ты что, совсем обезумел?

Она снова ругает его. Но на этот раз, посылая ему ухмылку, смотрит на него прямо как её дочь.

— Я заблокирую камин сразу же, когда ты уйдешь, мама.

Улыбка исчезает, но потом она вдруг улыбается ещё раз, вежливо и тепло. Ремус удивляется, что же он сказал, чтобы вызвать такое резкое изменение.

— Я действительно должна идти. Я хочу проведать Эллу и Гарри до темноты. Кстати, я ещё не получала ни одной совы, Ремус.

Её глаза мерцают, так же, как и в прошлом, а потом она исчезает. Он остается один. Ремус остается на полу, не такой угрюмый, но смущенный и немного расстроенный, потому что она тоже расстроена. Чертовски неприятная в целом ситуация. Он вздыхает и проводит остаток ночи, разбирая бумаги, а взгляд постоянно падает на окно. Ремус не задвигает шторы, чтобы заметить, если во тьме появится его старый друг.

Он проклинает слабость, которая мешает ему физически, чтобы побороть предателя.

Впервые за годы он так захотел снова взглянуть на карту.

Он больше не думает над тем, как бороться с Сириусом.

* * *

Ремус наблюдает за квиддичным матчем между Гриффиндором и Хаффлпаффом. Никто и не подумал отменить матч из-за проливного дождя, поэтому бедные игроки страдают. Люпин всю игру наблюдает за Гарри, он чувствует запах пряностей, пот, которые исходят от влажной кожи. Но вдруг Ремус теряет запах, он лихорадочно пытается глазами найти гриффиндорского ловца, но всё тщетно. Рой Дементоров появился, словно из ниоткуда. Люди закричали, привлекая его внимание посмотреть чуть в сторону. А там с неба тряпичной куклой, падал Гарри.

Его сердце остановилось.

Вдруг падение подростка замедлилось и он плавно приземлился на землю, Дамблдор убрал свою палочку. Мысли о Сириусе забыты и Ремус ждет возле больничного крыла, желая войти, но у него не хватает смелости. Ведь Гарри не знает, в каких отношениях Ремус был с его родителями, так почему бы простой учитель станет проявлять столько беспокойства? Его живот всё ещё скручивает от страха, когда он смотрит на Гарри, и он решает не приближаться к молодому Гриффиндорцу, это лучшее, что он может сделать для него. Ремус сможет защитить его, не вовлекая мальчишку в свою личную жизнь.

В глубине души он боится, что Гарри не захочет впускать его в свою личную жизнь.

— Он в порядке и не пострадал. Просто опять потерял сознание, как и тогда.

Элла безмятежно улыбается ему и направляется по коридору от Больничного крыла. Ремус морщится от её слов. Он знает, что не стоит удивляться, почему Дементоры так влияют на Гарри, ведь не зря они же его Боггарт. Эта правда отдается болью, поэтому, когда Гарри просит его научить заклинанию против Дементоров, он охотно соглашается. Гарри смотрит на него глазами Лили, и он так сильно похож на Джеймса, что просто нет возможности отказать.

Как он может сказать нет?

Месяцы проходят весьма спокойно без признаков появления Сириуса. Ремус занимается с Гарри, пишет Гермионе письма, докладывая обо всём, что происходит в школе. Сейчас обучение Гарри — это самое главное. Элла постоянно проводит время с рыжим котом, который то уходит, то приходит. Ремус конфисковал новую метлу, которая пришла для Гарри на Рождество от незнакомца. Он обещает её вернуть, когда проверит на проклятия.

Гарри ворчит от недовольства, но не спорит с профессором.

Ремус понял со временем, что теперь Гарри не только ученик. Уже нет. Не после того, как Гарри узнал, что Ремус дружил с его родителями. Гарри умён и разумен, и полон решимости изучать заклинание патронуса. И у него уже есть прогресс. Правда, со счастливыми воспоминаниями всё не очень просто поначалу.

— Не думаю, что это воспоминание как таковое, — усмехается Гарри, жуя шоколад, который дал ему Ремус, — Я думаю о маме с папой. Когда я был еще ребенком. Как вы думаете, это настоящие воспоминание?

Оборотень прочищает горло и сопротивляется холодной руке, которая больно сжала его сердце.

— Я не знаю, Гарри. Может быть. Твои родители... твои родители очень любили тебя. Даже если это не память, это прекрасный пример. Используйте его, я надеюсь, это сработает парень.

Ухмылка Гарри расширяется, когда он использует заклинание Патронуса, и оно срабатывает. Хоть и Дементоры не настоящие, но он справился с ними. Гарри в полном восторге, отчего Ремусу захотелось вернуть метлу и крепко обнять его.

Он еще никем не гордился так, как им.

Но гордость быстро исчезает, заменяя её волной ярости, потому что Сириус опять приходит ночью. Замена портрета Толстой Дамы привела к тому, что сумасшедшего впустили в общую гостиную, потому он знал все пароли. Ремус в гневе, но он старается сдержать его, отворачиваясь от преподавателей, направляясь прямиком из школы с палочкой в руке.

Он вспоминает приятные моменты из прошлого, и его патронус появляется перед ним, в ожидании команды.

— Блэк снова приходил за Гарри. Я иду за ним. Ты пойдешь со мной?

Серебристый волк бежит вдаль, а Ремус направляется в сторону леса. Пусть другие обыскивают школу вдоль и поперёк, но он знает, что Блэка они там не найдут. Свет звёзд меркнет из-за плотно растущих деревьев. Ремус стоит в Запретном лесу, в кромешной темноте, он так зол сейчас, что плохо соображает.

— БЛЭК!

Лес поглотил его крик. Птицы вылетают из ветвей из-за неожиданного шума. Ремус ждёт, крутя головой во все стороны, но ответа так и нет.

— БЛЭК! СИРИУС!

Мёртвая тишина. Если бы не знал, что вокруг него есть деревья, он бы подумал, что стоит в пустоте. Ремус плотнее сжимает руку вокруг палочки.

— БРОДЯГА, ЕБАНЫЙ ТРУС, ВЫЙДИ И СРАЗИСЬ СО МНОЙ!

Лес затаил дыхание, а затем раздаётся хруст ветки. Ремус поворачивается на звук, но ничего не видит. А потом появляется тень, которая делает два шага назад, затем принимая человеческую форму.

— Сириус, — рычит Ремус. Он поднимает голову к небу. Ремус морщится.

— Осталось четыре дня до полнолуния, засранец. Неправильное ты время выбрал, волчонок. Пожелтевшие зубы вспышкой показываются в темноте, и тень снова изменяется, принимая форму огромной собаки. Даже сквозь свой гнев, Ремус шокирован состоянием своего старого одноклассника. Одна кожа да кости. Можно посчитать его ребра и нащупать позвоночник. В каких-то местах явно не хватает шерсти. Он выглядит безумным.

Он безумен.

Сириус останавливается в двух футах от Рема и присаживается. Ремус делает то же самое. Ярость вспыхивает в голове, и он сердито смотрит на черного пса, обхватив дрожащими пальцами палочку.

Он хочет его убить. Он хочет его убить. Он хочет его убить.

— Ты убил Лили и Джеймса?

Что-то мелькает в глазах собаки, его голова опускается. Злобный рык вибрирует в груди Ремуса.

— Я не позволю убить ещё и Гарри.

Голова пса поднимается, утыкаясь в палочку Ремуса, но громкий крик вторгается в полную тишину. Рем инстинктивно оборачивается, чтобы посмотреть, кто кричал. Но когда он поворачивается обратно, то палочка была направлена в пустоту. Сириус ушёл.

Он ушёл.

— Ремус! — зовёт Гермиона. Он слышит приближающиеся шаги, и палочка Ремуса выпадает из его трясущихся рук. Из-за адреналина у него кружится голова.

— Я-я здесь.

— Рем! Всё в порядке? Что случилось? Ты нашёл его?

— Да, — шепчет оборотень, дрожащие руки успокаивают Рема, — Да.

Гермиона бежала к нему изо всех ног. Он ее немного насторожил тем, что сразу уткнулся лицом в её шею. Ремус полными лёгкими вдыхал запах календулы.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Прошло некоторое время, прежде чем ужас того, что он почти убил Сириуса Блэка, накрыл его. Чувство вины пульсировало по всему телу с каждым новым ударом сердца. Это продолжалось снова и снова. Это сбивало с толку, потому что он не должен себя так чувствовать. Он не должен. Блэк пришёл сюда, чтобы убить Гарри, и он бы это сделал, если бы не перепутал кровать. Почему он должен чувствовать себя ужасно, ведь он просто хотел справедливости?

Ремус тяжело вздохнул и почувствовал, как пальцы Гермионы нежно проводят по его шее, бережно перебирая его волосы. Она ничего не говорила, но повторяла эти движения медленно, слишком, блять, медленно. Когда эмоции стихли, Ремус осознал, что лежит на руках Гермионы.

Она держала его.

Он в её руках.

Теперь он ощущает другие эмоции. В его животе распространяется жар, как тогда, когда он поцеловал её в квартире в день гибели Лили и Джеймса.

Её кожа мягкая и тёплая. Гермиона заставляет его мозг полностью отключиться, а сердце нестись стрелой непонятно куда. Он постепенно наклонятся к её шее, утыкаясь носом, ощущая аромат её тела.

Он хочет, узнать вкус её губ. Он хочет попробовать.

И он это делает.

Его губы целуют её шею, слегка прикусывая. Он заставляет Гермиону шумно вздохнуть от удовольствием. Но потом она быстро отстраняется.

Ремус заливается румянцем.

— Чёрт. Гм… извини, я просто… извини.

— Нет, нет, всё в порядке, скоро же полнолуние, — почти срываясь на крик, отвечает Гермиона, отворачиваясь от него. Он слышит её бешеное сердцебиение. А потом вспоминает картинку из прошлого: глубокие стоны, растрепанные Гермионой волосы Сириуса и движение их бёдер. Ремус рассержено вздыхает, и делает шаг вперед.

— Так ты сказал, что нашёл Сириуса?

Это напоминание, словно ведро ледяной воды. Его горячие мысли мгновенно растаяли под этим напором, он моргнул и удивился, какого хрена себе позволил. Она же не хочет его! Она никогда не хотела его, поэтому нужно съёбывать отсюда, потому что Гермиона не собирается быть ему кем-то большим, чем другом. Просто лучшим другом.

Единственный человек, который у него остался, кроме мальчика-подростка, который даже не знает, кто он для него.

— Ах, да. Он ушёл. Мне жаль.

— Почему ты извиняешься? — спрашивает Гермиона, наконец, смотря на него. Она вздыхает, когда видит выражение на его лице.

— Из-за того, что ты не смог хладнокровно убить человека, Рему? Тебе незачем извиняться. Он использовал всех нас, чтобы стать нашим лучшим другом.

Но вы же были в состоянии, чтобы заниматься этим, думает он, но в слух говорит:

— Но я отпустил его, и он опять придёт за Гарри, а что будет, если он узнает об Элле?

Выражение лица Гермионы каменеет.

— Я не вижу ни одного человека, кто мог бы рассказать ему об Элле, и честно сказать, кому это нужно? Что касается Гарри, мы просто будем следить за ним. Нужно быстро поймать собаку и обратно отправить в Азкабан, где он, блять, и должен быть.

— Да, — тяжело дыша, говорит Ремус. От сильного порыва ветра, он вздрагивает. Осталось четыре дня до полной луны. Сегодня он нашёл и отпустил врага, который раньше был его лучшим другом.

— Давай вернемся обратно в замок к Гарри, — предлагает ведьма, и Ремус кивает. Они оба достают палочки и идут из леса.

— Ты слышала тот шум?

— Какой шум? — спрашивает Гермиона, поглядывая на тонкие деревья.

— Был громкий, жуткий визг, ты должна была его слышать. А потом Блэк ушёл, когда… какая-то птица закричала.

Гермиона пожимает плечами.

— Наверное, слышала. Даже сам Дамблдор не знает всех обитателей этого леса.

—Ты права, но никаких зверей поблизости не было, — Рем нахмурился, — Всё-таки этот крик был странным. Очень странным.

—Я бы не стала волноваться на этот счёт. Может быть, он остановил вас специально.

Её слова показались ему странными, отчего Ремус пристально посмотрел на женщину, но на её лице не было ничего, что помогло бы увидеть скрытый смысл. Они почти дошли до дверей Хогвартса, когда заметили человека, который их там дожидался. Ремус и Гермиона остановились.

Неодобрительный взгляд МакГонагалл до сих пор мог заставить их нервничать.

— Я так понимаю, вы не нашли его?

Ремус и Гермиона посмотрели друг на друга.

— Э-э…

— Это хорошо, что вы этого не сделали, мистер Люпин, — сложив руки на груди, Минерва пришпилила их своим фирменным взглядом. — Как вы думаете, мистер Поттер бы обрадовался тому, что потерял бы ещё одного близкого человека?

— Конечно, нет, но…

— Тогда я предлагаю вам перестать подвергать себя ненужной опасности, Ремус. Ловить Сириуса Блэка это обязанность тех ужасных существ, которые находятся здесь. А вы здесь для того, чтобы учить учеников защищаться, а не мстить кому-то.

Минерва не менялась, она кого угодно могла поставить на место.

— Мы всё поняли, профессор.

— Вот так вот, — фыркнула МакГонагалл, отступая назад, — Вы хоть нашли его?

— Да, профессор, — пробормотал Ремус, наблюдая, как заместитель директора кивнула.

— Вы также хорошо, как и раньше, когда мы ещё были подростками, отчитываете, мэм.

— Конечно, только нужно было лучше за вами следить, — ворчит Минерва, и Гермиона смеётся. Они находят студентов в Большом зале, директор решил, что ученики переночуют здесь. Ремус вздохнул, и что-то необычное и острое ворвалось в его нос. Этот запах был обычным для Снейпа.

Обида?

— Он сердится. Он хочет, чтобы это всё закончилось.

Из тени послышался мягкий голос, и Ремус пригляделся. Он почувствовал, как напряглась Гермиона.

— Ты должна спать.

— А ты не должна быть здесь, — отвечает Элла, глядя на мать. — Ты не профессор и не член школы.

— Просто иди спать, Элла. У тебя завтра уроки.

Молодая девушка замолкла, и её серые глаза посмотрели на Ремуса.

— Я постараюсь остановить Гарри, чтобы он не искал Блэка, но он в Гриффиндоре, поэтому я не всегда могу быть рядом, — говорит она, а потом ложится и переворачивается на бок. Ремус смотрит на неё несколько секунд.

— Гарри хороший парень. Он подумает, прежде чем что-то сделать, — бормочет Гермиона, прислоняясь к стене.

Сын Джеймса Поттера.

Ремус решает, что он должен лучше присматривать за Гарри в будущем, по многим причинам.

* * *

Карта Мародёров попадает обратно к хозяину самым неожиданным образом. Но его радость была не долгой, потому что вид оскорблённого Снейпа и его оскал, портит всё хорошее впечатление Ремуса. До него доходит, что Гарри использовал эту карту, чтобы улизнуть из школы и подвергнуть свою жизнь опасности. Молодой маг рассказал Ремусу, как она попала к нему (от близнецов Уизли) и то, что эта карта врёт, потому что она показывает, человека, который уже давно мёртв. Ремус конфискует карту.

Он скрывает своё колотящееся сердце и потные ладони, а после нравоучительной лекции, отправляет Гарри обратно в комнату. Ремус идёт в собственные покои и открывает карту впервые за долгое время.

«Господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост, поставщики вспомогательных средств для волшебников-шалунов с гордостью представляют своё новое изобретение — Карту Мародёров…»

Воспоминания нахлынули на него с силой бесконечного обстрела из ружья. У Ремуса сжались лёгкие, и его голос треснул, когда он прошептал:

— Шалость удалась.

Изредка совесть подсказывала ему открыть карту. Правда, он предпочитал следить за Гарри физически, так что только пару месяцев спустя, он заметил нечто невозможное.

Этого не может быть.

Он выбежал из школы и быстрым шагом направился через газон, забыв и об Аконите, и о том, что нужно предупредить Гермиону. Он торопился предотвратить страшные вещи. Карта показывала, что в Визжащей хижине находятся три человека: Гарри, Рон и Блэк. А ещё неподалёку была Элла.

Он бежит вперёд. У него такое ощущение, будто поле никогда не кончится, оно всё расширяется и расширяется. Сердце бешено отбивает ритм, на глазах наворачиваются слёзы. Нажав на специальную ветку у Гремучей Ивы, чтобы спокойно пройти, не покалечив себя, он заходит внутрь и застывает на месте.

Тоннель совсем не изменился. Он ещё некоторое время стоял, дабы собраться с мыслями и быстро двинулся по коридору разрушенного дома. Он с криком толкнул дверь в комнату. Свою волшебную палочку Ремус направил на Сириуса. Блэк смотрел на него несколько секунд, а потом начал хохотать.

Он смеялся.

Громко и не сдерживаясь. Хоть это давалось с трудом, потому что он был слишком худым, и на его теле виднелись глубокие раны. Гнев от предательства захлестнули Ремуса. Сейчас повторялась сцена там, в лесу, когда они впервые встретились. Но на этот раз он его не отпустит.

Палочка дрожит в его руке.

— Давай, сделай это, — шепчет Блэк. Он закрывает обезумевшие глаза и судорожно трясёт головой, как собака. — Но только не сейчас, нет, нет, не сейчас. Попозже, Лунатик. Мы должны позаботиться ещё и о другом.

Он кивает головой в сторону сломанной кровати. Рон орёт, кто-то пищит в его руках. Весь мир останавливается на руках пострадавшего мальчика.

— Питер.

Гарри начинает что-то быстро говорить, Рон сидит в замешательстве, не зная, что произойдёт дальше. Потребность отомстить Сириусу резко исчезает. Выражение лица Гарри меняется от боли и неверия до шока, ужаса, гнева и брезгливости. Рон отпихивает грызуна подальше от себя. Сириус за долю секунды превращается в пса. А затем Гарри умоляет не убивать Питера, пока, отчего Ремус кое-как сдерживает Сириуса и себя.

Они и сами не могут убить их бывшего друга при Гарри. Не после того, как они общались весь год. Они не могут. Не перед сыном Джеймса.

Жалкая крыса-человек ползает вокруг ног Гарри, а Ремус с отвращением оглушает его. Плотный от напряжения воздух наполняется оглушительной тишиной. Ремус выпускает вздох облегчения, который сдавливал его легкие в течение многих лет.

Это конец.

— И что теперь?

Ремус поворачивается к другу, пытаясь улыбнуться.

— Теперь мы отдадим этого дементорам, а тебя попросим помиловать. Ты, кстати, можешь идти?

— Конечно, могу, — усмехается Сириус, подходя к Гарри, чтобы помочь поднять Рона. Ремус вздыхает.

Обратный путь через туннель проходит в тишине. Вопросы, мысли и заботы парят над их головами. Взгляд Гарри постоянно останавливается на Сириусе, который шёл рядом. Блэк изредка поглядывает на него, встречаясь взглядами с мальчиком. Ремус замечает, что его друг собрал всё своё мужество для следующего разговора:

— Гарри, э-э, ты знаешь, что я твой Крестный отец, верно?

Гарри смотрит на крестного, кивает, а потом быстро смотрит на землю. Эти действия стали поводом для улыбки Сириуса. Хоть она и выглядела болезненной на его костлявом лице, но всё-таки была счастливой.

— Значит, хм, это позволяет мне… я имею в виду, что когда меня оправдают я, конечно, могу… думаю, что ты з-захочешь жить у меня?

Гарри останавливается, сгорбившись в конце тоннеля, ночь сияет над ним. Ремус берёт под руку Рона и смотрит на Сириуса, который тоже остановился. В тот момент они были, словно отражение друг друга, и Ремусу никогда бы не пригодилось зеркало, чтобы их различить.

— Уйти от Дурслей? — шепчет Гарри, рассматривая на грязь под ногами.

— Да. Т-только, если ты этого захочешь, я не хочу тебя заставлять, если ты не хочешь…

— Когда он будет прощён? — не даёт договорить Гарри, глядя на Ремуса зелёными глазами, которые подозрительно влажные. Медленная улыбка появляется на лице Ремуса.

— Скоро, парень, скоро.

Гарри кивает.

— Гермиона поймёт это, — говорит он, и Сириус быстро моргает. Ремус наклоняет голову.

— Я уверен, что она поймёт. А теперь давайте пойдем дальше, потому что твой приятель нуждается в Больничном крыле.

— Ну да, конечно, извини, Рон.

— Все хорошо, дружище, — хрипит рыжий, и Ремус взмахивает палочкой, левитируя Питера к выходу.

Это всё, что запомнил Ремус, пока не появилась Луна.

— Ремус! — лает Сириус, когда лунный свет освещает его. Ремус в последний человеческий миг видит, как Рон и Хвост падают на землю, — Ремус, ты принимал зелье?! Ты его взял? Гарри, вернись!

Это хуже. Это хуже, чем когда бы то ни было, потому что он не принял ту последнюю дозу аконита, что Снейп принёс этим утром. Электрический ток проходит сквозь него, его тело дёргается от боли. Его ум умирает.

Он кричит, разум умирает.

Сочные ароматы.

Голова волка поворачивается и видит двух шокированных мальчишек и знакомую женщину, которая защищает подростков, и большое чёрное пятно, которое надвигается на него.

* * *

Как обычно, он думал, что сломан. Ремус просыпается в Больничном крыле. Его глаза остаются закрытыми, когда он возвращается в сознание, и занимает всего лишь пару секунд, для него, чтобы понять ту боль. Его тело наполнено адским пламенем, которое протекает по всем его венам, растягивая и раня его. Он не может побороть стон, который вырывается изо рта.

— Поппи, он очнулся!

Он думает, что это она и кое-как выдавливает из себя полу стон полу вздох:

— Миона-а-а.

— Тс-с-с, не говори пока. Поппи скоро будет здесь, чтобы снять боль.

— 'арри, — мычит он, пытаясь встать. Его глаза всё ещё закрыты, но он уже привык к боли. Беспокойство делает боль ещё хуже.

— Он в порядке. Сириус тоже, он сбежал на Клювокрыле. Просто отдыхай, ладно?

Клювокрыл? Он уходит в свои мысли, не замечая шагов около койки, и как что-то прижимается к краю его рта. После стольких лет бесконечной боли, тело Ремуса сразу же реагирует на зелья. Его рот открылся, и зелье скользнуло в горло.

Наступает облегчение. Боль уходит. Ремус вздыхает, и его веки дрожат в попытках приоткрыть глаза. Гермиона сидит у его постели.

— Эй, — произносит она, улыбаясь ему нежно. Мадам Помфри осматривает его, говорит, что с ним всё в порядке и что у него хорошая компания и уходит к себе в кабинет, — Добро пожаловать.

— Где Гарри? И Сириус?

— Гарри в своей спальне, а Сириус... Сириус, Мерлин знает где. Он в бегах, — уточняет она, когда Ремус хмурится от её слов. Его плохое настроение растёт, словно в замедленной съёмке, возвращаются воспоминания о вчерашних событиях. Его глаза расширяются от ужаса.

Рыча, огрызаясь, пенясь, нуждаясь, кровь, кровь, кровь, моя!

— Иисус я же… Я же мог их всех убить!

— Но ты этого не сделал, Ремус, — твёрдо говорит Гермиона, беря его за руку и плотно сжимая ладони, — Сириус отвлёк тебя. Он остановил тебя.

Острые зубы, когти, высоко, визг, боль, рычание, лай, стая, стая, стая, стая, боль бежать!

— Не только он, — бормочет оборотень, пытаясь разобраться в смутных образах в голове, — Там была ещё... сова?

— Сова? В каком смысле?

Её голос мягкий, уравновешенный. Слишком уравновешенный. Ремус сузил глаза, вспоминая тёмно-коричневое с белым оперение совы, сияющие огнём тёмные глаза, которые смотрели на волка.

— Гермиона, что ты сделала?

— Это было давно. Не беспокойся об этом, ладно? Это не важно. Важно то, что... Ремус, Питер сбежал.

Ремус моргает и пытается сосредоточиться на том, что она только что сказала, и это охренеть как важно. У него что-то оборвалось в животе, по коже будто прошлись иголками. Он мог слышать своё дыхание, потому что оно было слишком громким. В голове у него каша.

Он не знает, что нужно чувствовать. Что должен ощущать при этих словах?

Дыхание со свистом вырывается сквозь зубы.

— Он сбежал?— скрипучим голосом вопрошает Ремус. Гермиона кивает, выглядя при этом несчастной.

— Да, он это сделал. Мне жаль. Я… привела Гарри и Сириуса обратно в замок после того, как Элла нашла меня. Я ещё не знала, что Питер жив, и что именно он был предателем, а не Сириус. Мы с Эллой столкнулись со Снейпом, и я сказала ему, чтобы он связался с Министерством. А потом Гарри рассказал всю правду, в то время как Снейп вешал лапшу на уши Фаджу про то, что Сириус в хижине пытался убить Гарри, что он сознался в убийстве Лили и Джеймса. Министр потом не захотел слушать ни меня, ни Гарри с Роном, — её лицо потемнело от ярости. — Похоже, что наш уважаемый министр хочет публично наказать и доказать самого-злого-преступника так сильно, не считая нужным выслушивать очевидцев. Он сказал, что Гарри и Рон слишком молоды и травмированы от этих событий, поэтому их показания ложные. Он приговорил Сириуса к Поцелую Дементора.

Голова закружилась. Ремус прижал руку ко лбу, щурясь, уставившись на ведьму, у него внутри нарастала паника. Головная боль снова начиналась, с новой силой, делая из всех мыслей винегрет.

— Поцелуй! Но ты же сказала, что всё в порядке!

—Он! — спешит заверить его Гермиона, — Он в полном порядке. Он был спасён, прежде чем это случилось, — Она делает паузу и смесь гордости, отчаяния и глубокого недовольства виднеется в глазах, — Моя дочь очень помогла нам. Мне это и приятно и не совсем нравится.

— Объясни? — Ремус вздыхает, когда она не договаривает. Изнеможение ползет ближе, и он не уверен, как долго он может бодрствовать. Не говоря уже о зелье, боль не будет длиться вечно.

Он хочет послушать всю историю, пока разум ещё не отключился.

Гермиона кидает взгляд через плечо, чтобы убедиться, что они только вдвоём, наклоняется и говорит:

— Я… ну, понимаешь, я взяла отпуск в министерстве, чтобы быть рядом с дочерью, но у меня был один проект, который я не могла оставить, и Элла… О, коварная, маленькая мисс Воровка. Я этого не знала, пока Дамблдор не предупредил меня. Оказалось, что она и Гарри пошли спасать Сириуса.

— Гермиона, подожди, объясни мне всё заново, потому что я ничего не понял. Что Элла украла?

— Э-э. Это.

С этими словами она достает из-под блузки крошечный золотой прибор, висящий на цепочке на её шее. Истощение Ремуса мгновенно испаряется.

— Маховик времени? — он задыхается, глядя на безобидную, на первый взгляд, вещицу, — Они использовали хроноворот? Черт, Гермиона, это же опасно!

— Я это знаю! — огрызается Гермиона, быстро заправляя цепочку под воротник. На комнате, где я его держала, было много различных заклинаний! Тем более я не ожидала, что двенадцатилетняя девочка-подросток сможет пройти через все эти заклинания! Она дочь своего отца больше, чем я думала!

— Но что ты хотела сделать с хроноворотом? — требует Рему и смотрит на её лицо. Он качает головой. — Ладно, не бери в голову. Это важно?

— Да, — его посетительница соглашается и смотрит с облегчением, — Шведское обучение. Я перевелась в английское Министерство, когда мы переехали. Я не должна была брать его из дома, но подумала, что эта вещь слишком важна, чтобы оставлять её там. И я понятия не имела, что Элла смогла бы заполучить её.

Никогда не стоит недооценивать Блэков, горько подумал Рему, вдруг усталость с новой силой навалилась на него. Он тяжело вздыхает, смотря в потолок.

— Значит, они его спасли. И Сириус наверняка видел её. Он ничего не говорил?

— Это не ко мне, я его даже не видела, — пробормотала Гермиона после затянувшейся паузы. — Элла ничего не говорила о нём, кроме того, что Гарри смог вызвать телесного Патронуса и ещё о полёте на гиппогрифе — это отличный вид транспорта.

— Ты собираешься ей сказать? — спрашивает он.

— Я не… это сложно Ремус.

— Именно, — бормочет он. Усталость овладевает им, отчего он зевает. Гермиона вздыхает.

— Я пойду и дам тебе выспаться, — тихо говорит она. Ремус чувствует, как её рука прикасается к его ладони. Звуки её шагов так далеки от него, что он даже не услышал, как хлопает дверь. Усталость укутала его в свой кокон и не хочет отпускать. Последней мыслью была, что Он знает. Гарри знает, что он оборотень.

* * *

В конце концов не Гарри ему нужно было бояться. Разъярённый Снейп, из-за того, что Блэк ушёл от него, "случайно" рассказал слизеринцам о ликонтропии Ремуса. Оборотню сразу начали приходить Кричалки с обидными словами от разъяренных родителей и не только они. Были ещё письма с порчей. После третьего такого письма Ремус принял решение, что пора уйти в отставку. Тем более был уже конец учебного года, поэтому он не оставлял их в беде, кроме того он точно понимал, что не сможет остаться в Хогвартсе.

Даже Дамблдор не сможет помочь.

Кстати о нём. Сириус дико обижен на него, потому что тот знал, что во всём виноват именно Питер. Из-за того, что именно он сказал, что хранителем был Сириус старик отправил его без суда и следствия в Азкабан.

Он главный Чародей Визенгамота, позволил отправить Сириуса прямиком в Азкабан без суда.

Гневное рычание клокочет в его горле, из его палочки вырываются искры, и Ремус осторожно кладет её на стол и наклоняется вперед, делая глубокий вдох. Проходит некоторое время, прежде чем он успокаивается. Тогда он возвращается к упаковыванию своих вещей. А потом кто-то стучит в дверь. Его сердце еще выше.

— Гарри? Что ты здесь делаешь?

— Гермиона сказала, что ты уходишь.

Он хмурится.

— Да. Мне нужно.

Гарри спрашивает почему, но даже Ремус не знает, как ответить ему.

— Гм, у меня нет выбора, — говорит он, ощупывая свою недавнюю рану от гноя бубонтюбера, который недавно прислали в одном из конвертов, — Никто не хочет, чтобы оборотень учил их детей, Гарри.

— Но это не ваша вина! — протестует мальчик, хмуро и яростно глядя на профессора. Ремус изумляется. — Мне Гермиона рассказывала, что на вас напал монстр! Вам не надо ничего говорить о последствиях! Почему вы наказаны за то, что вне вашего контроля?

— Ты… ты не должен заботиться обо мне.

Прошептал он, глядя в глаза Гарри, которые очень похожи на глаза Лили.

— У нас не было до этого учителя ЗОТИ лучше!

Взгляд Гарри суров. Ремус сжимает руки на рабочем столе так, отчего костяшки пальцев белеют. Он благодарен Гарри за его поддержку. Он медленно дышит и делает шаг назад.

— Ты на самом деле так думаешь? — бормочет он, улыбаясь, когда Гарри смотрит на него. — Спасибо, парень.

— Так вы останетесь?

— Я не могу, — вздыхает Ремус. Плечи Гарри опускаются, — Я правда очень хотел, но тогда школьный совет закроет школу из-за меня. Поэтому, лучше мне уволиться. — Он подходит к молодому волшебнику и кладёт руку ему на плечо. — Я уверен, что следующий учитель, будет тоже хорош. Даже лучше.

— Сомневаюсь, — ворчит Гарри, шаркая обувью по полу. Он светлеет, когда мысль приходит к нему, — Но я, наверное, увижу вас этим летом, да? Поскольку вы дружите с Гермионой , так?

Ремус мигает.

—Ах-х…

— Конечно, Вы не должны торчать у неё. Я просто подумал... неважно. Мне пора, поезд скоро уходит.

Гарри разворачивается и спешит к двери, пока Ремус не останавливает его.

— Гарри!

— Что? — оборачиваясь, спрашивает мальчик.

— Я напишу тебе. Всё в порядке?

Гарри поворачивается. Улыбка растёт всё больше и больше.

— Ладно, — он радостно кивает, и уходит. Оборотень ухмыляется, и продолжает паковать свой офис с лёгким сердце. Это занимает час, чтобы сказать его прощания кабинету, затем уменьшает свой багаж и использует летучий порох в последний раз.

В его коттедже тихо. Стоя у камина, Ремус окидывает взглядом комнату со скудной мебелью и голыми стенами, шагая из одного конца комнаты в другой. Он чувствует себя пустым по сравнению с громкой, шумной школой, и его шаги эхом раздаются по всей комнате, когда он подходит к дивану. Пружины скрипят, когда оборотень садиться.

Теперь он не знает, что делать.

— Знаешь, ты становишься жутко предсказуемым.

Ремус подскакивает со своего места, вынимая палочку. Сириус, ухмыляясь, стоит, прислонившись плечом к стене, длинные грязные волосы свисают ниже подбородка.

— Привет, Лунатик. Давно не виделись. Давай поболтаем.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Отец Эллы стоит перед ним. Ремус ещё пару секунд смотрит на Сириуса, прежде чем опустить палочку. Сириус представляет собой то ещё зрелище. Хоть Люпин и видит Блэка не в первый раз, после его побега из Азкабана, но сейчас Ремус разглядывает своего друга получше. От того Сириуса, которого Ремус знал раньше, осталось лишь та ехидная ухмылка на болезненно-худом лице. Его кожа так обтянула кости, что каждый смог бы пересчитать все. Из-за бледности, чёрные татуировки на груди резко выделяются на коже. Его тюремная мантия покрыта грязью, штаны в клочья разорваны, а его глаза как-то странно блестят.

Сириус провел двенадцать лет в Азкабане за преступление, которого он не совершал. Это несправедливо.

— Ты голоден? — хриплым голосом спрашивает хозяин дома, направляясь в сторону кухни. Сириус с ухмылкой на губах резко поворачивается в его сторону. Глаза бывшего заключённого всё ещё странно поблёскивают, отчего у Ремуса появляется плохое предчувствие.

— Я бы не отказался, но там нет никакой еды, Лунатик. Я уже проверял.

— У меня есть кое-что, — бормочет Ремус. Он проскальзывает Сириуса в направление холодильника и начинает что-то искать в морозильнике. Через несколько минут, комната наполняется запахом жареного мяса. Сириус смотрит в сторону Ремуса, который при помощи заклинания поджаривает кусок бифштекса.

Ремус не умеет готовить, поэтому надеется на чудо. Он чувствует, как Сириус наблюдает за его потугами. Он стоит в дверном проеме, прислонившись к стене. Его фигура настолько худощавая и изнеможённая, что Ремус боится, как бы его друг не упал.

— Сидеть, — шуточно приказал он, стоя с миской в руке, и впервые за всё это время на лице Ремуса появляется подобие улыбки.

— Гав, — отвечает Сириус и садится на барный стул. Ремус ставит тарелку, а Блэк, игнорируя вилку и нож, ест мясо прямо руками и жадно рвёт его зубами. Он ест, как оголодавший волк.

Вот кто он такой.

— Что ты здесь делаешь? — Тихо спрашивает Ремус, отворачиваясь к окну, чтобы не видеть, как ест Сириус. Чавканье на мгновение прекратилось.

— Как я уже сказал, нам нужно поговорить.

— Это что, настолько важно? Из-за этого ты рискуешь быть пойманным? Ты же знаешь, что ты самый разыскиваемый преступник во всей Англии?

— Это действительно важно, старина Лунатик, — Сириуса смотрит прямо на Ремуса. Затем он встаёт, — И ты знаешь о чём.

Ремус поморщился. О да, он знает.

— Я уверен, что разговор может подождать, пока ты сходишь и примешь душ, а также сменишь одежду. Без обид, Бродяга, но ты воняешь.

Улыбка возвращается на лицо Сириуса, он кивает и со словами: "Хорошо. Но ты не отвертишься Ремус, когда я вернусь, мы обязательно поговорим", выходит из комнаты. Ремус осторожно выдыхает, накопившийся в его лёгких воздух и начинает убирать посуду. Затем он находит пригодную для Сириуса одежду и начинает уборку в доме.

Здесь так много пыли, и она везде.

Прибрав комнату только наполовину, Ремус слышит, как хлопает дверь в ванной. Сириус снова смотрит на него, он выглядит также жутко, но, по крайней мере, он чистый. Они сели на диван и какое-то время молчали.

— О чём хочешь поговорить? — в конце концов, нарушает молчание Ремус. Сириус издаёт истерический смешок, который, скорее всего, похож на лай.

— Ой, ну я даже не знаю, Лунатик. Может быть обо всём? Чем ты занимался все эти тринадцать лет? О Сохатом? О блядском Хвосте? — он наклоняется вперёд, взгляд Сириуса впивается в Ремуса, — Может быть о том, кто та маленькая девчонка, которая вместе с Гарри спасла меня? Не хочешь рассказать мне о ней?

Из-за шока Ремус не может вздохнуть. Тяжело дыша, оборотень тихо шепчет:

— Я не имею право рассказывать тебе о ней.

— Тогда кто имеет? Её мать? — требует Сириус, вставая с дивана и расхаживая по комнате, — Где она? Где Гермиона? Я думал, вы были как сиамские близнецы? Где, блять, мать этой девочки, Ремус?

— Её здесь нет!

— Тогда тебя здесь не должно быть! Ты должен быть у неё и трахаться с ней!

— Я ничего и никому не должен, Сириус. Я пока подожду, когда ты уймёшься,— огрызается Ремус, поднявшись на ноги.— Если ты считаешь, что я трахал Гермиону, пока ты…

— Давай договаривай, Лунатик, — лает Сириус, подходя ближе к другу, — Почему никто мне, даже по секрету не сообщил, что у меня есть дочь?! Почему никто из вас не захотел разукрасить мою, и без того хуевую жизнь, а? Почему я не знал этого, почему?!

Ремус опускается обратно на диван, не зная, что ему ответить. Сириус сползает по стене, закрыв руками голову.

Снова тишина.

— Я не знаю, — сдавленно говорит Ремус, он чувствует, как Сириус смотрит на него, — Я ничего не знал об Элле до этого года. Я познакомился с ней, когда стал преподавателем. А Гермиона… мы не общались с ней очень долго. Мы не… мы не близки так, как раньше.

— Элла, — задыхаясь, произносит Сириус с широко распахнутыми глазами, прежде чем грубо добавляет, — А почему нет? Вы же раньше теме закадычными друзьями были!

— Теперь нет, — бормочет Ремус, — Это длинная история.

— У меня много времени, не так ли?— нахмурившись, говорит Сириус, — Это что же вы такое сделали, что поссорились? Вы всегда были половинками одного целого.

Ремус быстро мигает, пораженный этой фразой, затем хмурится и качает головой.

— Я не хочу об этом говорить.

— Ладно, — говорит Сириус, глядя на него. Повисла тяжелая пауза, — Но ты всё равно должен позвать Гермиону сюда. И… Эллу.

— Ты ещё не готов увидеть Эллу. Во-первых, тебе нужно поговорить с Гермионой. Девочке только двенадцать лет, Бродяга. Дай ей самой сделать о тебе первое впечатление, хорошо?

— Тогда свяжись с Гермионой, сейчас же! — рычит Сириус. Ремус плотно сжимает челюсти, встаёт и направляется к камину.

Высунув голову в офисе подруги, он видит: компактную и уютную комнату, с книжным шкафом до потолка и прибранным столом, на полу лежит ковёр, в углу стоит викторианский шезлонг, а рядом журнальный столик, на дымчатом стекле которого, лежит раскрытая книга. Там же на деревянном блюде стоит графин, наполненный янтарной жидкостью.

Вся эта комната говорила о новой Гермионе, о серьёзной женщине, а не о той девчушке, что раньше всегда была рядом с Ремусом. Ему пришлось прокашляться, прежде чем он смог заговорить.

— Гермиона, ты дома?

— Ремус? — из-за закрытой двери послышался удивлённый голос. Дверь открылась, и Гермиона вошла в комнату, — Не ожидала так скоро тебя увидеть. Всё в порядке?

— Да всё хорошо, но ты можешь прийти ко мне? У меня Гость, который хотел бы с тобой поговорить. Это важно.

Понимание, опасение, беспокойство и страх промелькнули во взгляде Гермионы. Она тяжело сглотнула и сказала:

—Я не возьму её с собой.

— Я жду только тебя, — а потом Ремус нерешительно добавил, — И он тоже.

Губы Гермионы сомкнулись в тонкую линию, она кивнула:

— Хорошо. Только… Только дай мне немного время, чтобы пригласить няню? Я буду у тебя, как только смогу.

— Камин открыт, — говорит он, когда она уже повернулась к двери с обеспокоенным лицом. Словно вдогонку Ремус с нежностью назвал её по имени, Гермиона обернулась, посмотрела на него и мягко улыбнулась.— Все будет хорошо, и ты это знаешь. Все пройдёт отлично.

Я буду с тобой, думает он, но не говорит, и, может быть, она услышала его, потому что её плечи немного расслабились.

Её улыбка напомнила ему прошлое. Всегда есть надежда.

— Скоро увидимся, — говорит она, и Ремус кивает и отступает назад обратно к себе в дом. Взгляд Сириуса сразу устремляется к нему.

— Она придёт, только найдёт няню. Я думаю, что она пригласит соседку. Элла уже знакома с ней, она ещё присматривает за Гарри. Хочешь выпить?

Ремус идёт на кухню, где в шкафчике возле раковины стоит старая и пыльная бутылка огневиски. Он рад этой отмазке, потому что сейчас он на грани того, чтобы начать нести всякую чушь. Он нервничает.

Почему именно он нервничает?

— У нас есть время, поэтому расскажи мне пока о Гарри.

Ах, вот почему.

Его сердце останавливается. Ремус шагает обратно в комнату с не открытым огневиски. Ему трудно что-то сказать. Он не хочет ничего рассказывать о Гарри, но выбора нет.

— Что ты хочешь узнать? — спрашивает он, в ужасе ожидая ответа, потому что он знает, что не сможет ответить.

Он не знает Гарри так, как должен.

Сириус взорвётся из-за этого.

— Всё. Я послал ему письмо в поезд, это был единственный случай, когда я поболтал с ним. Этого недостаточно. Какой у него любимый цвет? Любимая еда? Раньше он любил свежевыпеченный хлеб, масло и пудинг, это изменилось? Он больше похож на Лили или на Джеймса? Ведь он больше похож на Джеймса, не так ли? Какое первое заклинание он сделал? Он великолепен в Квиддиче, сколько ему было, когда он впервые полетел? Ты его научил? Хоть я и знаю, что полёты — это не твоё, но всё же лучше, чем ты думаешь. Ремус, почему ты выглядишь так, словно Минерва застала тебя за чем-то непристойным?

Чувство вины когтями рвёт всю его душу, щемящее беспокойство заполняет все внутренности, когда он видит щенячий взгляд Сириуса, освещающий его скуластое лицо. Он медленно встаёт, отрывая от дивана все свои части тела по очереди: сначала икры, потом бедра, туловище, потом шею со шрамами. В груди Ремуса столько боли, что он не может вынести всё это.

— Лунатик? Что происходит?

— Меня не было рядом, — тихо говорит Ремус, опуская взгляд в пол. — Я не знаю, какое у него было первое заклинание, потому что я познакомился с ним только когда начал преподавать в Хогвартсе. Я никогда не видел его, никогда не приходил к нему, никогда не пытался стать частью его жизни, после того, как его отправили к родственникам. Я проигнорировал его, и Гермиону, и Эллу. Он рос с людьми, которые ненавидят его, потому что он — волшебник. Он вырос несчастным, и я не сделал ничего, чтобы изменить это. Гермиона пошла вслед за ним, но я этого не сделал, и все двенадцать лет прошли мимо меня. Я ненавижу это. Я ненавижу это. Мне так жаль его, и я буду сожалеть об этом всю оставшуюся части моей жизни, я клянусь.

Наступает долгая пауза, из-за которой слышно напряжение в комнате.

— Тебя… не было рядом? — слишком спокойно спрашивает Сириус. Ремус пытается уйти от ответа, но Сириус перебивает его.

Его голос опасен.

— Тебя не было с ним, Лунатик? Ты бросил сына Джеймса, когда он больше всего нуждался в тебе? Когда я был заперт в этой дыре за то, чего я не делал, ты поджал хвост и сбежал, как ебаный трус? Когда ты остался единственным, кто у него остался, когда все, кто был знаком и кто любил его, ушли, ты оставил его одного?!

Каждое слово — это упрёк, отчего Ремус онемел.

— У него была Гермиона, — жалко отвечает он, хотя знает, что Гермиона не переехала в этот район, пока Элла слишком маленькой. Сириус фыркает, и дикий гнев прячется за напускным спокойствием.

— Ах, да, у него была Гермиона, беременная девушка, у которой был собственный ребенок, чтобы сосредоточиться на нем. Ему нужно внимание, Ремус. Почему ты не дал это ему? Ты настолько эгоистичен? Ты чувствуете себя чертовским предателем, но ты не можешь понять большего.

— Нет! — вырывается у Ремуса, — Не так!

— Тогда как, Луни? — требует Сириус, подходя ближе к нему, — Он был просто ребенком! Грёбаным ребенком! Как ты мог оставить его одного в незнакомом мире?!

Ремуса одолевает злость, и он так же стал наступать на Сириуса, тыча пальцем в грудь, прежде чем понимает, что это была не самая лучшая идея.

— Не смей говорить о моём уходе от Гарри, король всех лицемеров! Ты вообще был в взаперти в Азкабане всё его детство!

— И ты поверил, что я предатель и хладнокровный убийца! — Сириус плюет эти слова ему в спину, хватая Ремуса за руку, — Он мой лучший друг! Я никогда бы не предал его!

Сигнал тревоги срабатывает где-то в мозгу Ремуса, но он слишком пьян от гнева, чтобы заметить это.

— О, так это я — предатель? Были времена, когда вы все считали, что я на стороне Волдеморта, помнишь? Он был моим другом тоже, Бродяга, как и Лили! Они мертвы, ничего не изменить, и ты просто злишься, потому что чувствуешь себя виноватым, как и я. Вы же замечали, каким этот уёбок Питер стал странным, если бы вы включили штуку под названием "Внимательность", то Гарри сейчас не был бы сиротой!

Ремус не дожидается ответа Сириуса, потому что тот, неожиданно с яростным рёвом набрасывается на оборотня. Они падают, ломая деревянный кофейный столик, и кубарем катятся по полу, попутно кряхтя и ругаясь. Ремус пытается бороться с разъяренным мужчиной. Он ожидал, что вся эта драка скоро утихомирится, но нет, видимо его противника подпитывает приток адреналина и сильных эмоций. В конце концов, Ремусу удаётся прижать ноги и руки Сириуса так, чтобы тот не мог двигаться.

— Я оборотень, а ты кретин,— орёт Ремус на Сириуса, когда тот начинает извиваться, — Ты всегда думал, что ты лучше меня.

— Ты — трус, вот кто ты, — рычит Сириус, как-то умудряется освободить руки и бьёт Ремуса прямо в живот. Ремус задыхается, инстинктивно обхватывает живот руками, а Сириус пихает его и резко вскакивает на ноги, волоча Ремуса по полу. Он дважды бьет Ремуса в лицо.

Перехватив его кулак занесённый для третьего удара, Ремус хмурится и в ответ ударяет Сириуса прямо в челюсть, надеясь, что ничего не сломал другу. Его старый приятель камнем падает на пол.

— Не надо! — шипит Ремус, но Сириус с рыком уже встаёт на ноги и кидается вперед. Ремус скалит зубы, вытягивая ноги.

— Immobulus!

Они не услышали, как кто-то активировал камин, но они, конечно, почувствовали заклинание, ударившее в них и заморозившее их на месте. Гермиона появилась в их поле зрения, с грозным выражением на лице.

— Вы что, издеваетесь? Скандалите как пара алкашей в Кабаньей Голове. Вы же уже взрослые люди! Что с вами? Я думала, что ваши драки закончились ещё в школе, но нет! Высуньте головы из своих задниц и начните действовать, как положено людям в вашем возрасте, или да поможет мне Мерлин, эта глупая, дебильная пьянка будет выглядеть как прогулка в парке по сравнению с тем, что я вам устрою!

Она впилась в них взглядом, посматривая то на одного, то на другого. Ремус опустил бы голову, как провинившийся мальчик, если бы смог двигаться. Её губы были напряжены, она раздраженно фыркнула и направила палочку, бормоча контр-заклинание. Ремус и Сириус свалились на пол.

— Где ты научилась так быстро снимать это заклинание? — спрашивает Ремус, хотя мозг говорит ему, чтобы он этого не делал, потому что момент не совсем подходящий. Он встаёт на ноги и встречается с её глазами. А в ответ взгляд её шоколадных глаз стреляет в него молниями, и она, фыркнув во второй раз, разворачивается на каблуках и уходит из комнаты, топая каблуками по коридору.

Мужчины вздрогнули, когда услышали, как захлопнулась дверь в спальню.

— Удачной беседы, приятель,— пытается пошутить Ремус, но как только он поворачивается к другу, напряжение в воздухе звенит, как натянутая тетива. Выпрямившись в полный рост, два волшебника настороженно смотрят друг на друга.

Сириус сдается первым:

— Черт возьми, Лунатик — ты же оборотень! Не мог что ли, по легче как-то со мной? — морщится он, проводя рукой, по уже потемневшему месту на челюсти. Ремус слегка ухмыляется.

— Мог бы, — отвечает тот и из горла Сириуса вырывается натужный смех, — Мне кажется, что я истекаю кровью. Я истекаю кровью?

— Нет, не истекаешь. Хотя, может быть, совсем чуть-чуть. Ты выживешь.

Ремус сглатывает, внутренне морщась от привкуса меди во рту.

— Надеюсь на это, — говорит он тихо, а потом подходит к Сириусу и протягивает руку (ему пришлось приложить львиную долю смелости), — В прошлом?

Наступает нерешительная пауза, но она быстро проходит. Ремус чувствует боль в боках от их драки, пока длится эта минута молчания.

— Прошлое в прошлом, — соглашается Сириус, грубо взяв Ремуса за руку и дергая его вперед в свои жесткие объятия. Что-то внутри Ремуса сжимается, а Сириус отступает назад. Темноволосый волшебник слабо улыбается и тяжело выдыхает.

— А теперь, время встретиться с главным драконом.

Ремус тихо посмеивается.

— Удачи.

— Спасибо, но у меня есть право быть сердитым, а не она. Я прав?

Он направился в спальню, прежде чем Ремус смог ему ответить. Дверь щёлкает и Ремус остаётся один в гостиной.

Он один, но знает, что в другой части дома идёт беседа, и он не чувствует себя одиноким. Ремус выходит на улицу и присаживается на сломанные качели на заднем крыльце, разглядывая заросший задний двор. Он примерно знает, сколько здесь торчит — семьдесят три минуты. Не знает правда для чего, считает всё это время, но одна часть мозга сама это делает за него, а другая часть подслушивает разговор, который вёдётся внутри. Хоть он и оборотень и у него отменный слух, голоса в доме всё равно плохо слышны, только изредка он слышит крики, которые периодически затихают. Иногда Ремус слышит долгие крики друзей, и ему хочется встать с проржавевших качелей и разнять обоих.

Прошло слишком много времени, прежде чем голоса в комнате стихают и наступает тишина. Ремус разминает затёкшие мышцы, прогуливаясь туда-сюда, потом обратно садится на качели. Подняв измученный взор к небу, Ремус задумывается, а что было бы, если Поттеры были живы? Что случилось бы с жизнью Ремуса, Гермионы, Сириуса и самих Поттеров? Сириус бы не отсидел в Азкабане, а Ремус с Гермионой, возможно, только возможно, были бы вместе. За своими мечтами и мыслями, Ремус не замечает, как отворилась дверь, выходящая на задний двор.

— Всё в порядке? — спрашивает он, когда Гермиона садится рядом с ним. Качели зловеще скрипят, но выдерживают вес двоих людей. Гермиона вытирает припухшие и влажные глаза и щёки.

— Не совсем. Это очень трудно, Ремус. Я даже и не думала, насколько всё будет сложно. Он сейчас на кухне, нашёл бутылку с огневиски. Он просто… он другой. И я не думаю, что мне он нравится.

— Азкабан не самое хорошее место для жизни, — бормочет Ремус, глядя на пятнистую, как дебри траву. Гермиона вздыхает.

— Нет. Не в этом дело. Он зациклился на своём, что я должна была рассказать ему об Элле. И неважно, что я не хотела этого, потому что думала, что он убил моих лучших друзей. Я не знаю, насколько я была убедительна, но он мне не совсем поверил. Что теперь делать дальше, ума не приложу.

Они просидели ещё немного, прежде чем Ремус снова заговорил, отчего ведьме стало не комфортно.

— Ты позволишь ему встретиться с ней?

Гермиона снова вздохнула.

— Нет... пока нет, — её лицо перекосилось, — Ему нужно уладить кое-какие проблемы, забыл? Быть Сириусом Блэком — опасно. Встретиться с ней, когда он… он не должен думать о ней. Я не позволю, чтобы он сделал моей дочери больно, Ремус.

Оборотень вздохнул пьянящий аромат её тела, и мозг сам придумал план действий. Он не знает, действительно ли это хорошая идея или нет, но поворачивается к Гермионе, нервы гудят от напряжения. Её лицо бледнеет, от простого прикосновения, когда он объясняет ей.

Тем не менее, она решительно кивает.

— Если ты думаешь, что это сработает, то давай сделаем это, — говорит она, и смотрит в глаза Ремуса.

* * *

Солнце светит ярко, когда они появляются на травянистом берегу у лесной кромки. Воздух свеж, голоса птиц то раздаются, то затихают. На деревьях вокруг щебечут птички и теплый ветерок, обдувает их, заставляя щуриться от пыли, которая летит в глаза. По пути им встречается церковь. Сириус осматривается вокруг.

И тут до него доходит, где они находятся.

Если посмотреть на него в данный момент, то он похож на треснутое зеркало, по всей поверхности которого паутиной расползлись трещины и на каждом промежутке видна боль, паника и отрицание. Его глаза мечут в сторону Ремуса молнии, а потом он качает головой, будто пытается избавиться от чего-то, что находится внутри. Его кожа бледнеет, становясь белее мела.

Ремус и Гермиона видят, как тяжело Сириусу сейчас, они должны это сделать. Он нуждается в этом.

И они это сделают.

— Почему мы здесь? Я не должен быть здесь! Мы не можем... не здесь! Мы можем вернуться к тебе, Ремус, я не могу... я не могу. Не здесь. Я не хочу, я не могу. Я не могу!

— Нет, ты сможешь, — с абсолютной убежденностью говорит Ремус, но его сердце будто рассыпается на мелкие кусочки, когда он с Гермионой окружают волшебника и нежно берут его под руки. Сириус рычит и пытается рвануть прочь, но в отличие от Гермионы, Ремус не даёт ему сбежать. В глазах Сириуса отражается паника, а на лбу блестят бусины пота.

Придерживая взволнованного и сопротивляющегося на каждом шагу анимага, они выходят из тени деревьев и направляются на кладбище.

Ремус был здесь раньше. Не часто, и уж точно не тогда, когда могилы были ещё свежими, когда почва возле них ещё не осела. Он не ходил на похороны, потому что был не готов встречаться с людьми, потому что недавно вернулся из стаи. Ремус не мог находиться слишком близко к толпе, где присутствовали только чужаки и незнакомцы. Тогда нет. Но он пришёл к ним позже, спустя несколько месяцев, когда почувствовал себя немного стабильнее, хотя ему было ужасно больно видеть, где они оказались в конце.

Сириус нуждался в их помощи. Он нуждался в помощи Джеймса.

К тому времени, когда они достигли двух надгробий, Сириус перестал бороться, чтобы сбежать. Вместо этого, он отвернул голову, его шея перекосилась, глаза были зажмурены, а тело дрожало. Когда они остановились и Ремус отпустил его руку, Сириус намеренно не смотрел на их могилы, как будто не видел их, будто они не существуют.

Ремус чувствует, что он должен признать их существование, но он также знает, что принуждение может иметь неприятные последствия. Он уже приложил множество усилий чтобы, привести сюда Сириуса, ведь это в его интересах. Поэтому вместо того, чтобы пытаться вразумить Сириуса открыть глаза, Ремус опускается на колени, глядя на слова, вырезанные в камне.

Они всегда будут высечены в камне.

— Мне жаль, что меня не было в последнее время, — бормочет он, пальцами трогая имена Джеймса, а затем Лили. Его сердце сжалось. В тугой комок.— Произошло всё, как вы знаете, что не должно было произойти — это случилось, но правда открылась только сейчас. Я не могу обещать Вам, что будет всё хорошо, но я надеюсь, всё будет даже лучше. У Гарри всё хорошо, даже отлично, и я собираюсь делать то, что я должен был сделать с самого начала. Я могу обещать. Вам не придется стыдиться меня, потому что я собираюсь стать счастливым. Сделаю всё, что в моих силах, чтобы убедиться Вас в этом.

Он проводит пятернёй по волосам, и его ведьма, ведьма, которая всегда была рядом, крепко обнимает его. Её голова покоится на его плече, слезы тихо скатываются по её щекам. Бесконечно-тёмные разоружающие глаза разглядывают трещины на могильных плитах. Её тело вздрагивает от рыданий, Ремус прижимается губами к её макушке.

И вдруг трещины в зеркале выпадают. Разбиваются. В какой-то момент его лучший друг поворачивается в сторону надгробия, и Ремус наблюдает, как падает Сириус. Он рухнул на траву рядом с ними, и сильные рыдания, которые таились глубоко внутри него, вырываются наружу. Его волосы свисают на лицо, руки бесполезно висят по бокам, его тело сотрясается, будто от сильного землетрясения и бьётся в конвульсиях. Его плач настолько суров, будто раненный зверь.

Ремус отходит от Гермионы и собирает по кусочкам друга, убаюкивая его на коленях. Сириус льнёт к нему, кажется, что горе кромсает его душу, Ремус не говорит ни слова. Гермиона, шмыгая носом, подходит к ним и берёт Сириуса за руку.

Так они и сидят ещё очень долго после заката солнца, и каждый вертится в собственном маленьком аду.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Он проводит лето в ловушке между двумя грохочущими тучами. Было решено, что никто и никогда не будет произносить вслух имя Сириуса, чтобы никто и ничего не узнал. Также Ремус поставил условие, что между родителями Эллы не будет ссор в его доме. Но их самая главная проблема, когда они остаются наедине — это толстая стена напряжения. Хоть он и видит обе стороны кната, Ремус боится общаться с Эллой, потому что боится, так сказать, наступать Сириусу на ноги, ведь он не имеет права близко приближаться к ней.

Теперь после работы Гермиона надолго остаётся у них. Когда она пришла второй раз, после беседы с Сириусом, тот опять настаивал на встрече со своей дочерью. Враждебность так и лилась из него, когда она сказала, что ещё не время. Пару раз, когда Ремус вовремя приходил домой, то ему удавалось остановить Сириуса, который собирался воспользоваться камином без согласия Гермионы. Он взволнован и агрессивен, когда он не Бродяга и его лучший спутник в этот момент — это бутылка огневиски. Сириус постепенно набирает вес и выглядит более здоровым, а бутылка, похоже, прочно приклеилась к его ладони, что беспокоит Ремуса больше, чем он ожидал.

Гарри счастливый луч в жизни Блэка. Когда Сириус впервые получил письмо от мальчика, он светился от счастья и выглядел гораздо моложе и человечнее. Ответы он пишет быстро. Ремус знает, что от этих посланий, Блэк получает истинное удовольствие, но, к сожалению, чаще писать их не может, только раз в неделю. Сириус всегда, словно на иголках ждёт долгожданные письма, он отсылает свои с различными экзотическими птицами, чтобы заставить Гарри поверить, (и остальных, кто мог бы перехватить письмо) что Сириус прячется на иностранных берегах.

Сириусу не нравится врать молодому волшебнику. Однако, его безопасность превыше всего, поэтому немного лжи не навредит. И все эти невероятные фантазии делают Сириуса по-настоящему счастливым, когда он разрабатывает историю о том, как солнце и море помогают ему в оздоровлении. Ремус уверен, что, скорее всего, Гарри мало верит письмам, что его Крестный где-то на островах, но всё равно меньше беспокоится за него.

Это согревает Ремуса. Это так. Видя счастливую улыбку на лице своего напарника и то, что в бутылке осталось столько же напитка, сколько он видел утром, ему становилось намного легче засыпать по ночам. Но в то же время есть небольшое, тёмное местечко внутри него, о чём ему не хочется думать вовсе.

В то время как Сириус, Крёстный Гарри, получает письма, Ремус не получил ни одного.

Это возмущает его. И он ненавидит, что обижается на Сириуса, потому что отнимать внимание Гарри и встречи с Эллой — это ужасно для Сириуса. Поэтому, если Гарри счастлив, то и Ремус счастлив. Но та верность и любовь, которую испытывал Гарри к профессору в прошлом году, куда… куда она делась?

Это не имеет значение, думает он. Гарри пишет своему крёстному и это лучше для него.

Сириус ненавидит оставаться слишком долго в гостевом доме. Может быть, это из-за того, что он был заперт более десяти лет. Иногда, когда Сириус высказывает своё мнение по поводу этого домика, Ремус начинает кричать на друга, объясняя, что получил свой дом при помощи магловской работы в супермаркете, и если бы не она — то сейчас ничего бы этого не было. В его скромном убежище нет библиотеки, а волшебников, которые бы здесь жили и подавно, поэтому Рем часто наведывается к Гермионе.

В ту ночь, он стоял перед своим маленьким домом с волшебной палочкой в руке и шептал что-то около десяти минут. Он сделал толстый и многослойный щит для охраны или обнаружения кого-нибудь, кто подойдёт слишком близко к дому, и если это случится, то Рем об этом узнает первым. Сириус остановился в дверном проёме, наблюдая, как Ремус колдует, потом тот опустил палочку и тяжело дыша сел прям на землю, сдувая с глаз непослушную челку. Сириус, прежде чем помочь другу остановился, не зная, а нужно ли подходить, а потом торопливым шагом подошёл к приятелю.

— Лунатик?

— Теперь ты можешь выходить на улицу, — прохрипел Ремус, прикрывая глаза, — Заклинание, которое я установил, создаёт дымовую завесу. Она так же обыденна для всех тех, кто проходит мимо нашего дома или тех, кто к нам намеренно хочет зайти. И мы будем знать заранее, что происходит там снаружи, — он поднимает голову и встречается с широко раскрытыми глазами Сириуса. — Заклинание нас спрячет и даст видимую свободу. Но если ты уйдёшь отсюда больше чем на километр, то оно не сработает. Ты не сможешь… Это лучшее, что я могу сделать. Прости, что ничем другим помочь не могу.

Это как наблюдать восход солнца. Или получить письмо. Сириус восторженно улыбается, берёт лицо Ремуса, а потом трансформируется в Бродягу. Его лай разносится по всей округе, отчего птицы вылетели из-за деревьев. Потом Сириус опять принимает человеческий облик: кричит и смеётся, а потом через секунду он снова собака. Ремус вытирает обслюнявленное лицо, а Сириус прыгает на него и бежит.

Бежит, бежит, бежит.

Ремус понимает, как тяжело приходилось другу в камере, где постоянно летали Дементоры, нагнетая грусть и депрессию. Теперь, когда дом под охраной, Сириус может выходить за пределы дома, чтобы если что, его не нашли. Правда вначале у Блэка была идея путешествовать на Клювокрыле, но так как он, как и другие животные, имеет ряд недостатков, эта идея не подошла. А теперь заклинание позволяло мужчинам знать, когда авроры прошаривали местность вокруг, давая Сириусу время превратиться в собаку и уйти.

О том, что случилось на Чемпионате по Квиддичу, вскоре узнали и жители маленького домика. Стабильность, которую приобрёл Сириус за небольшой промежуток времени, опять ушла от него. Словами нельзя было описать то, что чувствовал Ремус. В первую очередь — это страх, когда он услышал о "незначительных сбоях" на Кубке мира по Квиддичу, как прокомментировало это Министерство. Это не сбои, а какой-то грёбаный бунт, вот что такое, думал Ремус, когда читал статью в «Ежедневном Пророке» от Мисс Скитер. Сириус в это время ходил взад-вперёд, яростно комментируя статью себе под нос. Когда на следующий день они ничего более ясного не услышали ни от Гермионы, ни от кого-нибудь ещё, Ремус с трудом остановил его от поездки к Гарри. Только к вечеру Гермиона появилась в камине и сказала им, что Гарри уехал к Уизли, он в полном порядке, но немного напуган, и чтобы они, Ремус и Сириус, не устраивали похищение мальчика.

Ремус понял одно, что Гарри — это своего рода временная затычка для Сириуса. При одном только упоминании, что с Гарри всё хорошо, тот успокаивался, а когда кто-то говорил, что Гарри в беде всё, пиши пропало.

Гарри нуждается в Крёстном. А Сириус нуждается в Крестнике.

Первое сентября проходит медленно, Сириус большую часть дня провёл, как Бродяга, свернувшись калачиком в своей комнате. Гарри, как и Элла, уезжают в школу, а ему, Сириусу, так и не разрешили встретиться с дочерью. Ремус и сам сейчас не очень общительный.

Он хмуро смотрел в одну точку на своих ладонях, пока не подействовало его заклинание.

Ремус мгновенно встал на ноги и повернулся к задней части дома.

— Сириус!

— Да здесь я. Уже ухожу.

Большой чёрный пёс проскользнул через заднюю дверь. Ремус сидит и ждёт. Ровно через тринадцать минут раздался стук в дверь. Рем встал на ноги.

Этого он не ожидал.

— Привет, Ремус! Блин, а ты совсем не изменился! — восклицает девушка, держа руки за спиной. Её волосы, будто жевательная резинка, такие же розовые, на лице ехидная усмешка, которая отражается в её тёмно-карих глазах. Она пахнет сладкой ватой и скошенной травой. Ремус в замешательстве хмурится .

— Простите, но мы знакомы?

Усмешка расползается по довольному лицу девушки.

— Должны, — говорит она, с улыбкой на лице, — По крайней мере, вот так ты должен меня узнать.

Она поднимает руки и показывает на свою голову. Глаза Ремуса расширяются, когда её розовые волосы медленно, с каждой прядкой всё больше и больше, зеленеют, такое ощущение, будто вместо волос у неё жабросли. И тут воспоминания зашевелились в глубине его мозга, отчего рот Ремуса открылся.

— Дора?!

— Правильно, только не называй меня по имени, пожалуйста, — Нимфадора Тонкс бодро качает головой, чтобы возвратить прежний цвет волос. — Приятно видеть, что ты ещё не сошёл с ума до старости. Могу войти?

— Конечно, — бормочет Ремус, смотря на хихикающую девушку, которую в последний раз видел, когда ей было пять лет, а он тогда только закончил Хогвартс. Он делает шаг в сторону и машет рукой в знак приветствие. — Что ты здесь делаешь?

Кузина Сириуса пожимает плечами и проходит через порог.

— Просто ходила-бродила по этому району, и так грустно стало от воспоминаний. Ты не возражаешь?

— Нет, нет, просто немного удивлён. Не думал, что ты помнишь меня.

— Ты ведь шутишь, правда? — отвечает она, оглядываясь через плечо. — Я любила, когда вы приходили к нам в гости.

Ремус подаётся вперёд, говоря:

— Дора, смотри…

Бум!

— Ой! Прости! — говорит ведьма, а Ремус смотрит вниз на опрокинутую вешалку. Она поворачивает голову и подмигивает Ремусу, который успел подхватить её за талию.— Спасибо, что спас, красавчик. Мне всегда нравилось быть в твоих руках.

Его лицо вспыхивает, как свекла, Ремус ставит её на ноги и говорит:

— Ах... ещё и неуклюжая, я вижу.

— Ага. Всегда была и всегда буду, — говорит она, безразлично пожав плечами, подбирает вешалку для одежды и устанавливает её на своё место. — Это моя фишка, не так ли? Ремус, а можно выпить чаю? Если что, то мне две ложки сахара и без молока.

— Сейчас, — отвечает оборотень, ведя её на кухню. Он бросает ей улыбку через плечо, — Я тут подумал, что ты можешь изменить любую часть тела на что угодно, это тоже твоя фишка.

— Да, хорошо, что тоже. — Дора смеётся, присаживаясь на стул у барной стойки, и осматривается. — Оригинальный и небольшой дом у тебя здесь.

— Старый и обветшалый, ты имеешь в виду, — говорит он сухо, ставя чашку перед ней и, усаживаясь напротив, — Но мне здесь хорошо и это все, что мне нужно.

Дора с улыбкой смотрит на него, и они сидят и разговаривают довольно долго. Легко говорить с юной ведьмой. Она позволяет Ремусу вспомнить о прошлом без душевной боли. Ремус смеётся и безмерно радуется, когда кто-то с помощью камина приходит к нему. Уже зная, кто это, потому что только один человек так сюда приходит, не спрашивая разрешения. Он смотрит с усмешкой, когда толкают дверь.

— Так они ещё... Ой. К сожалению, не знала, что у тебя компания.

— Всё в порядке, — отвечает он, поднимаясь на ноги. — Вы встречались, Дора? Гермиона, это Нимфа…

— Ремус, я клянусь, если ты назовешь меня ещё раз Дорой, то я ударю тебя, — поспешно говорит Дора. Она встаёт и протягивает руку Гермионе. Ремус закатывает глаза, признавая своё поражение. — Привет. Я — Тонкс. Мое первое имя просто ужасное, поэтому мы не будем повторять это.

— Гермиона Грейнджер, — отвечает взрослая ведьма. Брови Ремуса хмурятся от настороженного тона подруги. Потом Гермиона пожимает руку Тонкс. — Я знаю кое-что о необычных именах. Ремус назвал тебя Дорой.

— Тонкс будет лучше, — утверждает Дора. Она быстро подходит к Рему, пожимает ему руку, а потом возвращается обратно к Гермионе, которая следила за ней как ястреб. Небольшая улыбка появляется на лице ведьмы. — Ну, я действительно должна идти. Приятно было видеть тебя, Ремус. Может быть, в другой раз?

— Конечно. В любое время.

— Отлично! — отвечает она весёлым тоном, опять пожимая руку Ремуса. Глаза Гермионы сузились, и Ремус клянется, что слышал, как девушка с розовыми волосами посмеивается себе под нос. — Я, наверное, пойду. Приятно было познакомиться, Гермиона.

— Мне тоже, — говорит она, а потом дверь закрывается, ведьма смотрит на Ремуса так, что смущает его до чертиков.

— Что?

— Серьёзно? — это всё, что она говорит, сухим тоном. — Где Гундосый?

— Ваш домашний питомец здесь,— отвечает голос. Сириус шагает на кухню, примерно с таким же выражением лица, как у Гермионы. Путаница растет.

— С малышкой Тонкс, приятель?

— Что? — опять спрашивает он, огрызаясь на этот раз. Сириус бросает взгляд на Гермиону, которая выглядит слишком подавленной, и на лице у Блэка появляется ухмылка.

— Только не давай ей доступ к камину, окей? — произносит он со смехом в голосе. Ремус хмурится на него и выходит их комнаты.

Это раздражает и расстраивает, что они подумали о нём в таком плане.

* * *

Когда Сириус получил очередное письмо от Гарри, весь ад вырвался на свободу. В письме молодой волшебник написал, что он каким-то образом стал четвёртым чемпионом Турнира Трёх Волшебников. Ремус ещё никогда не был таким злым и устрашающим, как в тот вечер. Он и Гермиона штурмовали Дамблдора, чтобы тот как-нибудь освободил Гарри от участия в этом турнире. Но, к сожалению, он ничем не смог помочь.

— Это магический контракт, — ладони директора были сцеплены на столе, а успокаивающий голос констатировал факты, — Он не может отказаться от соревнований. Поверьте, я также обеспокоен, как и вы.

— Что за чертовщина! — огрызается Гермиона, глядя на Дамблдора с таким количеством брезгливости, что удивляет Ремуса. — Вы должны были составить правила так, чтобы остановить подобные вещи!

Дамблдор вздыхает.

— Я не всесилен, мисс Грейнджер, — говорит он тихо, пристально глядя на разъярённую ведьму, — Пожалуйста, постарайтесь не волноваться. Ничего не случится с Гарри, это я могу вам обещать.

— Да, получше следите за ним, а то, черт возьми, Альбус, я клянусь, что ты пожалеешь об этом, — гневно отвечает она, откидывая волосы назад. — Иногда так трудно уследить за вашими решениями. Но если с мальчика хоть волосок упадёт, то я…

— Мы знаем, что за ним весь его факультет, — вставляет в панике слово Ремус, бросив на Гермиону предостерегающий взгляд. — А теперь мы пойдём. Давай, любовь моя.

Он хватает Гермиону за руку и тащит её к камину, встретив её один из видов хмурых взглядов, когда они возвращаются в гостиную.

— Что это было? — складывая руки на груди и прижав её взглядом. — Ты только что угрожала Альбусу Дамблдору! Ты не можешь угрожать Альбусу Дамблдору!

— Я не понимаю, почему, блять, нет! — Гермиона бросается на него, всё ещё злая как кошка. — Он подвергает жизнь Гарри в опасность!

— Он делает всё, что может!

— Он делает всё, что хочет! — она рычит, наступая на него, сверля его взглядом и тыкая в грудь указательным пальцем. — Мерлин, ты не можешь сказать мне, что ты чертовски наивен, Ремус!

— Но-но-но, хватит воевать детишки, — растягивая слова, говорит Сириус, переключая на себя внимание ведьмы и волшебника. Он сидит на диване, с огневиски в одной руке и магловской сигаретой в другой. Он единственный, кто остаётся более или менее спокойным, когда Ремус целый месяц ждёт каких-нибудь новостей о турнире. — Ваша война не поможет Гарри. Дайте мне угадать, ваш всемогущий Дамблдор ничем не смог помочь? Ах, хорошо, — говорит он, когда Гермиона качает головой: "Мы лучше подумаем все вместе, чтобы убедиться, что наш мальчик выживет, не так ли?”

Это начало нового этапа. Сириус сейчас — это спокойный, уравновешенный и внимательный крёстный, который старается чаще писать Гарри и даже договаривается о том, чтобы поговорить с ним через каминную сеть. Он рассказывает о своих страхах, о ссоре с Роном и первом испытание в Турнире. Ремус предлагает Гарри, чтобы тот воспользовался метлой и призвал её с помощью манящих чар. Так же Гарри рассказывает о том, что не знает, кого позвать на Святочный Бал. Ремус действительно надеется, что они ведут себя, как реальные опекуны, потому что Гарри именно в этом и нуждался.

Так же думает и Гермиона, смотря на Сириуса другими глазами.

— Как ты думаешь, может мне и вправду позволить ему?

— Хм? — Ремус поднимает глаза от газеты. За последние три месяца она проводила много времени в его доме, и большую часть это похоже на тот случай, когда он подошёл к ней дрожащий и поцеловал её. Ремус не знает, радоваться или разочаровываться в этом.

— Сириус. Как ты думаешь, я должна позволить ему? Познакомиться с Эллой?

Возмутительная статья Риты Скитер резко забывается и Ремус переключает всё своё внимание на Гермиону.

Гермиона играет со своими пальцами и ёрзает, Ремус наклоняется к ней поближе и кладёт свою руку на её ладонь, чтобы остановить. Она поднимает голову.

— А хочешь ли этого ты? — тихо спрашивает он. Гермиона хмурится.

— Неважно, чего хочу я. Это важно для Эллы. Она постоянно спрашивала, кто её отец, и Сириус в последнее время стал лучше… я не знаю, что делать, — она вздыхает и опускает взгляд, — Я-я боюсь, Ремус.

— Потерять её? Ты же знаешь, что этого никогда не случится, любовь моя, — мягко говорит он, когда она тяжело сглатывает, — Она твоя. И всегда будет твоей. Никто для неё не будет лучшим, чем ты.

— Боже, как бы мне хотелось в это верить, — бормочет Гермиона, затем поднимает взгляд на Рема. — Так ты думаешь, что я должна это сделать?

Ремус хмурится.

— Я думаю, — начинает он, осторожно подбирая слова, — Что вы должны делать то, что лучше для Эллы. Сириус пойдёт за ней. Всегда. Её счастье — это самое главное, не так ли?

Рот Гермионы открывается и закрывается.

— Да, — она тяжело дышит, но огорчение покидает её глаза, — Да, — повторяет она, но её челюсть напряглась. — Ладно. Мы здесь это сделаем?

— Я не думаю, что это место — лучшая идея, не так ли? — шутит Ремус с бешено колотящимся сердцем, отчего Гермиона немного улыбается.

— Нет, ты прав. Во время Рождественских каникул? Это уже совсем скоро.

— Тогда мы справимся в следующий раз, — говорит он твердо, сжимая всё еще руку Гермионы. Она смотрит на сплетение их рук и что-то мелькает на её лице то, что Ремус никак не может расшифровать. Затем она двигается, и оборотень вдруг обнаруживает, что он её обнимает.

— Мерлин, я не знаю, чтобы я делала без тебя, — бормочет она ему в шею. Ремус безучастно смотрит в окно на кухне и в следующее мгновение его руки сжимают её, как тиски. Календула делает своё дело, и время перестает иметь смысл.

— Это выглядит уютно. Я могу присоединиться?

Гермиона застывает в его объятиях, и на минуту Ремус думает, что она будет отнекиваться, будто это всё произошло спонтанно и так далее, но она просто нехотя отстраняется и бросает на Сириуса весьма фальшивую улыбку.

— Сириус, гм, я могу поговорить с тобой? Наедине.

Он смотрит на неё с любопытством.

— Конечно. Веди.

Спустя десять минут Гермиона возвращается домой с помощью летучего пороха, а Сириус сидит на своей кровати в оцепенении, когда Ремус приходит к нему, чтобы проверить как он.

— Ты в порядке?

— Да, — черноволосый маг смотрит на своего друга беспомощно. — Я просто... я не знаю, что делать, Лунатик. Не знаю.

— Постараться всё не испортить? — предполагает Ремус, с очень острым взглядом. Сириус медленно кивает.

— Да, ты прав, приятель. Я сделаю именно это.

— Обращайся в любое время, — улыбаясь, отвечает Ремус, отрываясь от дверного косяка, и выходит из комнаты.

Праздники, кажется, после этого проходят очень быстро, и прежде чем Ремус замечает это, Гермиона уже выходит из камина бледная и беспомощная, прижимая дочь к себе.

Сириус смотрит на Эллу, а та смотрит на него. Напряжение, словно кирпич, придавливает всех, не давая свободно вдохнуть. Ремус, видя, что им требуется уединение, выскальзывает из удушающей атмосферы дома во двор. Он садится в траву и от нечего делать, тратит следующие часы на молитвы, чтобы их встреча прошла хорошо. Для всех трех.

Нарциссы и чай Дарджилинг дарят ему первую подсказку, что может быть, уже всё кончилось.

— Профессор Люпин?

Повернув голову, Ремус нежно улыбается, глядя на молодую ведьму в чёрной юбке и колготках, в армейских ботинках и огромном, неподходящем по размеру красном джемпере, рукава которого спадают на её ладони. Волосы Эллы струятся по её спине, весь её вид выражает деликатность. Скрытая уязвимость видна в знакомых серых глазах в гораздо менее знакомом лице. Ремус плохо знал девочку, но знает, что никогда не видел её так откровенно беззащитной; она всегда была уверена в своём поведении и это даже граничило с задиристостью.

Она дочь Гермионы Грейнджер и Сириуса Блэка. Уверенность, кажется, наследуется всегда. С толчком, Ремус понимает, что это существенно напоминает ему о его первой встречей с Сириусом в начале лета.

— Я больше не ваш профессор, Мисс Грейнджер, — говорит он, стряхивая чувства и видя слабую ухмылку, что трогает её губы. Его сердце поднимается.

— Я больше не ваша студентка. Может быть, вы будите называть меня по имени, — предлагает она. Ремус склоняет голову, а потом похлопывает землю, чтобы она присоединилась к нему. Элла шагает вперед и садится на траву рядом с ним, скрестив ноги.

Он наблюдает за ней краем глаза. Её лицо по-прежнему бледное и тёмные круги виднеются под глазами. Он вздрагивает оттого, что сейчас ему комфортно, что редкость для него.

—Ладно, Элла. Чем я могу помочь Вам, Мисс Элла?

Она стреляет взглядом на него, а потом снова опускает глаза. Её плечи поднимаются от глубокого вздоха и резко опускаются. Элла проводит ладонью по волосам, распушив их.

— Можешь ли ты научить меня чарам Патронуса?

Ремус не может скрыть своего удивления.

— Чары Патронуса, — повторяет он, поворачиваясь к ней полностью, — Это очень сильная магия, Элла. Не все взрослые колдуны и колдуньи могут справиться с ними.

— Ты научил Гарри, — настойчиво говорит она, проводя пальцами по траве, — А он всего лишь на два года старше меня.

Внутренний оборотень вздрагивает.

— Это был особенный случай, — говорит он, и Элла взглянула на него сухо, отчего Ремус кое-как подавил смешок. — Всё в порядке, всё в порядке. Хорошо. Но у него был стимул. Чего ты боишься, барышня?

Элла дернула плечом.

— Не знаю. Ни разу не задумывалась над этим. Но я понимаю, о чём ты говоришь. Могу ли я хотя бы попробовать? Нет никакого вреда от попытки.

— Нет, кроме того, что ты несовершеннолетняя и тебе не разрешено использовать магию вне школы.

Она посылает ему лукавую ухмылку.

— Здесь же два волшебника есть. Как Министерство узнает, кто колдовал, а кто нет?

— Я думаю, что ты права, — говорит Ремус со вздохом после минутного раздумья, не найдя какого-нибудь способа отказаться. Он встаёт на ноги и жестом предлагает Элле сделать тоже самое.

— Тогда так. Палочка в руке. Хорошо. Теперь, я хочу, чтобы ты подумала о своём самом счастливом воспоминании, которое наполняет тебя радостью каждый раз, когда ты о нём подумаешь, что греет тебя изнутри...

Этот урок был бесполезен с самого начала. Может, потому, что Ремус знал, что юная ведьма не очень счастлива в этот момент, несмотря на то, как хорошо спрятаны её эмоции. Может быть, просто потому, что она ещё слишком молода. Скорее всего, она сможет только сделать туман, даже если бы была в лучшем настроении. Или, может, она как и другие волшебники, просто нуждается в практике.

Но Элла Грейнджер, такая же, как и её мать.

При каждой неудачной попытке она становится всё более разочарованной и расстроенной, хотя держит все эти эмоции по большей части в себе — в этом она совершенно не похожа на Гермиону. Ремус предлагает помощь и поддержку, и наблюдает, как она пытается снова и снова и снова. Но ничего не выходит.

Он останавливает ее, в конце концов. Он потерял счет, сколько раз она пыталась сотворить Патронус, но ничего не вышло. Она уже на грани истерики, вся вспотела и дрожит от усталости. Он успел это заметить. Положив руку на её нежное плечо, Ремус говорит, чтобы она отдохнула.

Останавливает её, чтобы она не выбросила палочку куда-нибудь.

Элла замирает от его прикосновения, а потом опускает голову. Ремус ждёт некоторое время, пока девочка успокоится, а потом она говорит:

— Он меня ненавидит.

— Нет, — тихо говорит Ремус, сжимая её поникшие плечи, — Он не ненавидит тебя.

— Я это чувствует, — шепчет Элла. Её тон резок, отчего Ремус хмурится. Он слегка подталкивает её к крыльцу. Качели он починил, поэтому сажает на них Эллу. Она смотрит на свои руки, когда ее бывший профессор шарит в одном из карманов куртки и протягивает слегка подтаявшую шоколадную лягушку.

— Чувствуешь что? — спокойно произносит он, вручая ей шоколад. Она молчит, а потом неуверенно берет и разворачивает протянутую сладость, отламывая вялыми пальчиками кусок зачарованной лягушки. Через мгновение, он понимает, что она не собирается отвечать, и сидит и смотрит на всё ещё очень сильно заросший газон.

— Знаешь, я знал Сириуса Блэка с того момента, как мне стукнуло одиннадцать лет, — начинает он непринужденно, глядя на садового гнома, который пытается забраться на магловскую газонокосилку. Гномы раздражают. Особенно, когда пытаются атаковать сад машинами. — Я достаточно хорошо его знаю. Немного понимание с твоей стороны может помочь тебе понять его лучше.

— Разве не он должен быть тем, кто попытается понять меня? — слышит он её бормотание. Ремус вздыхает про себя.

— Может быть. Это как двустороннее движение, каждый должен пытаться быть равным в той или иной мере. Хотя я знаю, что в твоём возрасте это кажется несправедливым…

— Несправедливым? — громко вставляет Элла, повернув голову к Ремусу. Она раздавливает последний кусок шоколадной лягушки. — Что такое несправедливость, профессор? Гарри боготворит Сириуса, так же, как и тот его. В то время как со мной, когда я сидела с ним в комнате сейчас и пыталась заставить его поговорить со мной, пыталась уговорить его, чтобы он узнал меня, всё, что он делал это были неловкие или глупые комментарии. Он глумился каждый раз, когда я вспоминала о своём факультете. Он мой отец, а у меня такое ощущение, будто Гарри его плоть и кровь, а я лишь какая-то там девчонка из Слизерина, которая неожиданно свалилась на него, как снег на голову.

Она горько и тяжело дышит. Неожиданная симпатия возникает у Ремуса от её слов, и он берёт её за руки и осторожно поворачивает к себе. В её серых глазах огромнейшее разочарование и боль, которая сменяется яростью. Он поднимает ее подбородок, и инстинктивно отодвинув прядь темных волос за ухо.

— Милая, Сириус не хотел ничего плохого сказать. Он не, — он остановился, потому что она упрямо качает головой и хмурится, — Он отчаянно хотел встретиться с тобой, когда узнал о тебе, и я могу гарантировать, что он также отчаянно хочет подружиться с тобой. Он просто не знает, как это сделать, оттого и волнуется и говорит всякую ерунду. Он — сложная личность, твой отец. Он был таким даже до того, как провел двенадцать лет в Азкабане за преступление, которого не совершал.

— Он, кажется, не имеет проблем в отношениях с Гарри, — указывает она, сжав челюсти. Ремус чувствует её ревность. Он мягко улыбается ей.

— С Гарри легче, — ухмыляется он, а Элла фыркает. — Я не пытаюсь оправдать его. Им гораздо проще сблизиться, потому что Сириус знает, что он может ему дать. Отца, — объясняет он, когда Элла смотрит в замешательстве. — У Гарри никогда не было семьи или отца, не считая того, когда он был ребёнком. Это то, что ему нужно, то чего он жаждет. Тебе сложнее, потому что он не может просто проскользнуть в эту роль. Он очень хочет, но с тобой это не так просто, потому что у тебя всегда была твоя мама. Не так, как у Гарри. Ты понимаешь?

Элла медленно кивает с по-прежнему несчастным видом.

— Да. Но… Сириус, он…

— Твой отец? — договаривает он за неё. Элла опускает плечи. Ремус гладит её руку, борясь с желанием обнять её за плечи, — Ты права, он твой отец. Просто попробуй дать ему некоторое время, ладно? Он действительно хочет узнать тебя. Не отказывайся от него только потому, что ваша первая встреча не прошла так гладко, как ты, хотела.

Элла прикусывает нижнюю губу.

— Ладно, — шепчет она, а затем смотрит вверх с облегчением и улыбается. — Ладно. Спасибо. Теперь я понимаю, почему он с Гарри так... понимаю. Спасибо.

— Всегда рад помочь, дорогая моя, — говорит он с тёплой улыбкой, когда отпускает её подбородок. Из её рта тоже вырывается мягкий смех. Потом ветер меняет направление, и запах календулы наполняет его.

— Знаешь, я раньше думала, что это ты.

— Прости, что? — глаза Ремуса с удивлением снова смотрят на молодую ведьму.

— Мой отец, — поясняет Элла с ухмылкой на лице. Она смотрит вперед и снова смотрит поверх ресниц. — Я думала, что это был ты. Мама постоянно рассказывала о тебе всё время, и я верила в тебя, но ты по какой-то причине сбежал. Моей маме было не до этого…что? — невинно спрашивает она, когда Ремус морщится. — Она не говорила. Но я склонялась к вам. Я вас узнала тогда в поезде и решила налететь на вас, чтобы познакомиться и быть полностью уверенной, что это именно вы.

Не зная, что сказать, Ремус говорит традиционное: "— Э-э-э…".

— Если быть честной, то я была разочарована, когда узнала, что это был не ты, чуть не разрыдалась, а мама подтвердила это, — гнёт дальше Элла, не замечая состояние мага, — Я думаю, что ты не будешь злым папой. Как ты думаешь, у тебя ещё будут дети?

Ремус от удивления раскрывает рот.

— Гм. Я не…

— Если они появятся, то будут самыми счастливыми. Ну, я пошла, практиковать эту магию. Спасибо за то, что выслушали меня, профессор.

— Я больше не профессор, — шепчет Ремус, у него голова шла кругом, — Элла! — говорит он, когда она спрыгивает с качелей, молодая девушка останавливается, чтобы посмотреть на него вопросительно. Она ждёт, он не знает, для чего произнёс её имя, может по какой-то причине?

К сожалению, он не знает, что это может быть за причина, потому что понятия не имеет, что сказать дальше.

— Ах да, никогда не опускай палочку, — говорит он вместо ничего. Элла делает вид, что не заметила его глуповатого поведения.

— Хорошо. Этого не повторится.

— Не нужно извиняться. Помни, если понадобиться помощь — зови. И главное запомни, чтобы вызвать Патронуса вспомни самый сильный момент.

— Я помню, — пищит Элла и улыбается ему. Затем он остается в одиночестве на крыльце со странными мыслями за компанию, потому что даже запах календулы исчезает. Мигнув в замешательстве и немного недоверчиво, он откидывается назад и трёт лицо руками.

Ветка справа от него колыхнулась. Ремус насторожился, а потом мысленно застонал от запаха. Сколько он слышал?

— Ты так и собираешься там стоять?

Сириус шагает в его поле зрения, засунув руки в карманы.

— Она не твоя.

Ах, вот сколько.

Брови Ремуса поднимаются.

— Я знаю это, Бродяга, — очень тихо говорит он. Сириус хмурится и проводит рукой по волосам.

— Просто помни это, — приказывает он, а потом проходит мимо Ремуса, уходя в дом вслед за дочерью. Ремус сидит некоторое время в тишине, когда захлопывается дверь, а затем сжимает переносицу и сдавленно смеётся.

Это действительно иронично. Потому то, что чувствует Сириус, чувствует Элла.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

— Я ухожу, — в один из холодных вечеров, говорит Сириус, когда Ремус вернулся домой из школы.

Двое мужчин сидят в гостиной, Сириус потягивает магловский виски и смотрит, как полыхает огонь в камине; Ремус работает над бумагами по финансовым проблемам. Это заявление застало его врасплох, отчего у Ремуса дрогнула рука и его перо поставило жирную кляксу. Он, будто в замедленной съёмке следит, как капля чернила скатывается вниз, не желая продолжать этот разговор. Ремус поворачивает голову в сторону дивана, глядя на друга с холодным любопытством.

— Ты уходишь? — повторяет он спокойно. Сириус смотрит на него с непроницаемым лицом и кивает.

— Я должен, Лунатик. Неразбериха с Гарри и его шрамом, да ещё и Элла — мне всё это не нравится. Гарри нуждается во мне, и я должен быть с ним. — Вспышка тревоги просочилась через глубины холодного равнодушия, которое, будто навсегда застыло в глазах Сириуса, принося жизнь им. — Ты же это понимаешь? — риторически спрашивает он, наклоняясь вперёд, язык его тела, словно кричит "умоляю, пойми меня!". — Тем более, что я не смогу вечно сидеть здесь. Там идет война, и мне нужно сыграть в ней свою роль.

Без меня? Подумал про себя Ремус, но не сказал это вслух. Люпин знает, что его друг думает, что он ничего больше не значит. Но сейчас не так много чего можно сделать на данный момент, и Сириус прекрасно это понимает. А у Ремуса была работа: следить, чтобы его лучший друг был в безопасности и пытаться помочь ему оправиться после Азкабана.

Уход Сириуса, конечно, не означает, что он его бросит. Просто Ремус уже привык к тому, что у него есть сосед, и сейчас оборотень раздражен сам на себя от таких эгоистичных мыслей. Он прикусил щёку и запихал все эти чувства куда подальше.

— Я не собираюсь останавливать тебя, Бродяга, — говорит он, когда тревожное выражение на лице Сириуса не сдвинулось ни на йоту. — Гарри нужен кто-то. Но ради Мерлина, пожалуйста, будь осторожен, чтобы тебя не поймали на следующий же день. Потому что Гарри этого не вынесет.

Плечи Сириуса опустились.

— Постараюсь, — откидываясь и потирая своё лицо, прежде чем подмигнуть Ремусу, говорит он, — Я буду странствовать по миру как Бродяга, и никто не узнает обо мне, — Натяжение опять появилось на его лице.— А как насчет тебя? У тебя всё будет нормально?

— Меня? — удивлённо переспрашивает Ремус, — Конечно же, всё будет нормально. Это будет даже хорошо, потому что теперь у меня будет своё место в доме, а ещё не будет собачьей слюны повсюду.

Сириус фыркает, но всё-таки тревога так и осталась в его глазах.

— Ты знаешь, что я не об этом говорю, Лунатик.

Ремус нахмурился, и специально опускает глаза, чтобы скрыть в них беспокойство. Да, он знает. Когда здесь Сириус, ему спокойнее. Впервые за годы, у него была компания во время полнолуния, и это даже не компания. Сириус — это его стая. И хотя до сих пор, Ремус получает аконит, на этом настоял Дамблдор, но с Блэком ему было лучше.

Те дни были радостные. Шепчет ему разум. Теперь Сириус не тот человек, каким он был, когда он, Джеймс и Питер присоединялись к Ремусу ночью во время полнолуния в школе. Но, когда Сириус трансформируется в Бродягу, то он похож на того Сириуса, каким был раньше. Вначале было больно вспоминать об этом, и что изменилось с тех пор. Поэтому энтузиазм, который был в Бродяге получал и Ремус, и хотя второй не мог сказать, что в те ночи ему было весело, но он чувствовал…

Дом. Он чувствовал себя как дома. И сейчас ему опять придётся чувствовать себя в одиночестве. Снова.

Тяжело дыша, он поднял голову.

— Со мной всё будет в порядке. Обязательно, — уверяет он, когда брови Сириуса недвусмысленно приподнялись. — Тебе незачем беспокоиться обо мне. Я уже привык ко всему. Лунатик справиться сам.

— Он мог бы, но ты — другая история, — бормочет Сириус, уныло глядя в свой стакан, гоняя янтарную жидкость по краям. — Я не хочу, чтобы ты..., — голова резко поднимается, каа когда кое-какая мысль приходит к нему, — Гермиона!

Глаза Ремуса сузились.

— Ты это о чем?

— Она может помочь тебе! — взволнованно восклицает Сириус, возбужденно глядя на него, — Она, конечно, не может быть с тобой это очевидно, но она может...

— Она не здесь, Сириус. Она уехала на прошлой неделе, чтобы сделать что-то для Дамблдора, помнишь? Кроме того, даже если бы она была здесь, кто сказал, что она этого захочет?

— Черт, я забыл об этом. Люпин, ну ты и дубина, конечно же, она бы согласилась! — Сириус картинно раздражается, как будто Ремус сказал что-то идиотское. — Она стала анимагом ради тебя, неправда ли? Где именно находится твоя голова, Лунатик?

Ремус не ответил. Сириус вздохнул, бормоча что-то о справедливости под нос. Ни Ремусу, ни Сириусу Гермиона не рассказала о том, что она теперь анимаг. Они были в шоке после того, как она упомянула об этом впервые, тогда двое мужчин долго глазели на неё и просили, чтобы та им всё рассказала.

— Ты же не думаешь, что я настолько идиот, и забыл об этом? — спросил он, хотя на самом деле и в правду чувствовал себя идиотом, потому что не узнал тогда запах Гермионы, когда она была совой. Его чувства были введены в заблуждения. И когда он поделился с ней, Гермиона стрельнула в него взглядом, а потом ещё долго ворчала что-то о психологических блоках.

— Когда ты уезжаешь?

Сириус посмотрел на него.

— Завтра утром. Туда, куда я хочу придётся долго добираться, — Сириус ненадолго задумался, будто решаясь сказать что-то важное, — Слушай, Рем... у тебя мои вещи?

Нахмурившись, оборотень покачал головой.

— Твои вещи? Ты имеешь в виду твою палочку? Сириус, ты же знаешь, что она в Министерстве.

Сириус поджал губы.

— Нет, ты меня неправильно понял, хотя хорошо бы получить её обратно. Чувствую, что нужно как-нибудь проникнуть к ним, — старался подшутить он, но потом вздохнул, когда Ремус строго посмотрел на него, — Ах, Лунатик, помнишь, как раньше всё было здорово? Ладно, не бери в голову. Я имел в виду какие-нибудь вещи, которые сохранились ещё со школы. Ну, то, что Джеймс мне… Сохатый оставил. Просто некоторые личные вещи. У тебя есть что-нибудь?

Ремус откашлялся.

— Э-э, да, — немного грубо сказал Ремус, глядя вниз и теребя в руках перо. Он не знает, почему он не подумал об этом раньше. Хотя Сириус не должен был просить эту дрянь, — Да, Бродяга, я должен был отдать тебе раньше. Я сейчас.

Он встал и направился в свою комнату. Из глубины шкафа он достал коробку и воспоминания сразу же ударили в голову, заставляя качнуться назад. Он не открывал этот ящик на протяжение многих лет, и он понял, что не хочет этого делать и сейчас.

— Возьми это, мой мальчик, — сказал ему Дамблдор через неделю после смерти Лили и Джеймса, и лишение свободы Сириуса. Рему сделал два больших шага вперёд, но ближе не смог подойти. Сцепив руки за спиной, он смотрел на коробку, как на что-то отвратительное в руках бывшего директора. Но к его сожалению, Дамблдор настоял на том, чтобы он забрал это к себе. После всего того, что произошло, у него не было никакого желания открывать и смотреть внутрь. Каждый раз он говорил себе, что должен, хотя бы краем глаза увидеть, но так и не решался заглянуть на дно ящика.

Он посмотрел на крышку изношенного картона и протёр свои больные глаза, чувствуя себя при этом намного старше своих лет, а потом он повернулся и пошёл из комнаты.

— Вот, — тихо говорит он, поставив коробку на пол рядом с диваном Сириуса.

Теперь на месте, где раньше стоял особняк в Годриковой впадине — совсем ничего не осталось. Так что эти вещи, которые сохранились — это было последнее, что осталось им на память о том месте и о том, что они раньше имели.

Сириус сделал тоже самое, что и Ремус. Он без слов посмотрел в окно, и не говоря ни слова встал и пошёл вверх в свою комнату. Дверь мягко закрылась, и Ремус обратно сел за стол, пытаясь вернуться к работе, но после получасового мучения, он сдаётся, потому что не в состоянии сосредоточиться на документах.

Он не смог уснуть в ту ночь, и когда он встал рано утром, то понял, что Сириус уже ушёл. Дом будто опустел без него.

Прощания переоценивают, Лунатик, Ремус нашёл записку на кухонном столе, не знаю, когда вернусь и даже не знаю вернусь ли я. Береги себя, приятель, скоро увидимся, так или иначе. И перестать быть невежественной задницей и поговори уже с Гермионой. Вы, может быть, узнаете что-то новенькое.

Почти весь день оборотень просидел за кухонным столом, не в состоянии поверить, что дом пуст.

* * *

Ремус проходит через три полнолуния по-своему. После первого полнолуния, проведённого в одиночестве и с чудовищем один на один, он на следующий день ходил вялым. Потом ещё Ремус узнал, что работы пока нет, и ему приказали ждать дальнейших указаний. А ему было интересно и страшно за Гермиону и её миссию, но он не спрашивал Дамблдора, где она находится, потому что знал, что не получит ответа. И хотя иногда он получал сову от неё, содержания писем давало понять, что с ней всё хорошо и что она знает, что Сириус с ним больше не живёт.

Но он не говорил ей этого.

Тем временем, Сириус присылал много писем, Ремус, если честно, не ожидал от него этого. Его послания были полны информации о Гарри, что удивляло, а также были редкие комментарии об Элле. За все годы дружбы, Ремус понял, что Сириусу нелегко кого-то полюбить. Он не может. Ему это трудно сделать, но если всё-таки он полюбит, то будет самым верным и искренним.

Элла, возможно, пока этого не знает, но у неё есть сила, которая сможет заставить полюбить её. Эта мысль заставляет Ремуса улыбаться.

Проходит второе испытание в Турнире Трёх Волшебников. Приближается третье. Ремус охотно получает письма от Сириуса и слегка паникует, когда тот рассказывает, что было во втором испытании. Это не правильно. Это слишком сложно для четырнадцатилетнего мальчика, не каждый взрослый смог бы справиться с этим. Когда он немного успокоился, ему пришла сова от Минервы МакГонагалл. Его брови дотянулись, наверное, до волос, когда он читал письмо, а потом широкая улыбка растянулась от уха до уха, от облегчения и предвкушения.

Вы и Мисс Грейнджер являетесь частью его семьи, Ремус. Вы должны быть здесь, чтобы увидеть всё, через что проходит Гарри.

В тот же день он отправил обратное письмо, где согласился приехать в Хогвартс. Два следующих дня он провёл в хорошем настроении, несмотря на протесты своего тела на Луну.

А потом наступил день перед полнолунием. За час до восхода Луны, он снял всю одежду и пошёл вниз, в подвал. Ремус присел в углу, где уже заранее разложил много подушек и стал ждать. Он тяжело вздохнул, когда почувствовал, как холод и жар начали закрадываться в его мозг. Он плотно зажмурил глаза.

А потом глаза резко распахнулись, когда подвал залил прекрасный запах календулы.

Что?!

— Нет, — бормочет он, пытаясь рукой отогнать это наваждение. Часть его мозга, который до сих пор соображает и понимает, что её здесь быть не могло. Но он чувствует её запах. Его будто коконом обвивает этот аромат. Кто-то силой выломал дверь и зашёл в одинокую комнату. Когда Луна взошла, Ремус открыл рот и начал кричать.

Он горел. Трещал, разламывался и растекался. Холодно. Его крик отчаяния и ужаса перешёл в вой. Спустя вечность он упал на пол и затрясся. Он перевоплащался. Ноги увеличивались, а вместе с ними туловище и челюсть.

А потом кто-то резко задел его нос чем-то мягким. Он услышал трель, и попытался открыть хотя бы один глаз, чтобы увидеть мордочку маленькой коричневой совы с ярко-жёлтыми глазами, которые уставились прямо на него.

Гермиона.

Что она здесь делает? Мысленно спрашивает он её, вдыхая её аромат. Она словно ухмыльнулась в его голове, а потом ущипнула его за нос клювом и соскочила с него. Её голова наклонилась, а потом сова решительно прыгнула, двигаясь вокруг него, щёлкая клювом.

Рем повернул голову и посмотрел на неё. Затем, с помощью её поддержки, он медленно встал на лапы.

Такого полнолуния у него ещё, пожалуй, никогда не было. По словам Сириуса, который всякий раз делился своими впечатлениями от полнолуний, говорил, что тот был активным или игривым. С Гермионой, однако, он был наблюдательным. Забыл о всех вопросах, которые плавали в его человеческом разуме. Он постоянно наблюдал за ней стоя или сидя, ему было не важно — как она облетала, осматривая помещение или крича на него. Наблюдал за ней всю ночь, и тепло внутри разливалось по всему телу. А потом ночь закончилась.

Он не мог придумать, как блять, он благодарен её за всё, что она делает для него. Наверное, была бы его воля, и он бы не отрываясь смотрел на неё, впитывая каждый её взгляд, жест, шаг. Всё.

Несколько часов спустя, луна и боль уходят из него. Ремус слабо скулит и ломается, вой переходит в крик, отчего срывается голос. Однако боль не продлилась долго, и вскоре после всего того, что он пережил, он просыпается и чувствует лёгкое одеяло, которое кто-то накинул на него, и чья-то рука скользит по его волосам. Потягиваясь и морщась, когда его мышцы кричит в знак протеста, он стонет.

— Гермиона?

Рука останавливается и покидает его голову. Ремус мигает, осторожно приоткрывая глаза, смотря на её бледное и беспокойное лицо.

— Эй, как ты себя чувствуешь?

Он ничего не может сделать, кроме как смотреть на неё. Он прислонился спиной к стене, одеяло прикрывало его ноги, а женщина присела рядом с ним, с неуверенной улыбкой на лице. Она в норме. Она совершенно нормальная, те же волосы, которые постоянно выходили из-под контроля, забота в глазах и стабильность в её жизни, даже когда её там не было. И теперь она здесь.

Она здесь. Она здесь.

Она всегда здесь тогда, когда ему нужна.

Грудь стянуло так сильно, отчего стало трудно дышать. Его душат собственные эмоции.

Гермиона замирает, когда его пальцы касаются её щеки. Её кожа мягкая, настолько мягкая, и немного прохладная от того, что она провела в неотапливаемом подвале в течение двенадцати или более часов. Глаза широко раскрыты, и она всё ещё не двигалась, когда он провёл кончиками пальцев аккуратно вдоль носа, вниз по её подбородку, а затем возле её рта. Он останавливается и сглатывает. Они остановились во времени, его пальцы едва касаются её полуоткрытых губ. Тишина такая резкая, что аж больно.

Он никогда не хотел её поцеловать так, как хочет сейчас.

— Не делай этого со мной, Ремус.

Он заворожённо смотрит на то, как шевелятся её губы, произнося эти слова. Его пальцы соскользнули с её лица, но ощущение того, что он прикасался к ней, остались с ним. Её тепло разнеслось по всему его телу, опаляя живот и быстро проходя через вены. Он не мог ей ничего сказать ни физически или эмоционально, но её тон и её глаза толкают отпустить её. Он выглядит, как лань, попавшая в ловушку на свет фар. Боль, смятение, страх… и что-то ещё было в её взгляде, заставляя его отстраниться.

Почти.

— Что ты имеешь в виду? — тихо спросил он, слова тяжело давались ему. Они не говорили, как привыкли, например, о важных вещах или о какой-нибудь ерунде. Нет, и он понимает, что сейчас тревожный момент ясности. Она его лучший друг. Помимо всего остального, она всегда была его лучшим другом. Они вернулись за последние пару лет. Так почему они не говорят?

Между ними всегда была стена. И было ужасно разрушать её, потому что он не достоин. Он никогда не был достоин, кого угодно, а особенно её.

Никогда. Никогда не был достоин её.

Почему людей, которые так важны, всегда пугаются тебя, блять?

— Ты не можете сделать это со мной, — шепчет Гермиона. Ремус хмурится в замешательстве, и она издает странный звук и вдруг карабкается подальше от него, поднимаясь на ноги. Рука Ремуса парит в воздухе на мгновение, а затем падает на колени. Его глаза смотрят на неё, в тот момент, когда она решает сбежать от него.

— Не убегай! — проговаривает он. Она поднимает голову, останавливаясь, но её тело говорит ему, что она готова убежать отсюда в любую секунду. В груди Ремуса опять защемило.

— Пожалуйста, не убегай. Пожалуйста. Я-я бежал всю свою жизнь. Я не... я не... ты для меня всё. Пожалуйста, Г-гермиона, не убегай. Мы можем просто поговорить?

Её руки обхватили живот. Глаза опустились в пол. Она буквально трепетала от мысли покинуть помещение, и Ремус молится, чтобы она осталась. Она не трусиха. Он всегда знал это. Это он трус, и он даже не представляет откуда у него взялась эта смелость сказать ей это всё.

Он прислонился к холодной каменной стене, прикрывая одеялом свою наготу, хотя сейчас было всё равно, потому что она была в тот момент, когда тащила его в комнату и укладывала его на кровать. Это не самое достойное положение, и он был бы на ногах, если бы нашёл в себе силы подняться. Он быстро приходит в себя от боли в костях, которые ломались сегодня два раза, выворачивая его наизнанку. Он голоден и истощен, а ещё и слабость, которой, наверное, нет подходящего времени, чем сейчас. Он даже не знает, зачем он это делает. Это инстинктивное.

Она отвернулась от него тогда. И если бы она сделала это снова, это уничтожило бы его.

Вздох вырвался из него, произнося её имя.

Её рот напрягся, когда он сказал её имя. Затем, все ещё не глядя, она говорит так тихо, что он едва слышит ее:

— Ты разбил моё сердце.

Ремус резко поднимает голову.

— Что? Нет.

— Да, — громче говорит она, наконец, гляля в шокированные глаза Ремуса с выражением такой лютой злобой, что его сердце разгоняется до невыносимых ритмов, — Сделал. Я положилась на тебя, обнажая всю себя, Ремус, а ты не сделал ничего. Ничего. Как будто мои чувства ничего для тебя не стоят вообще. Ты их проигнорировал. Я не могу сделать это снова. Ты разорвал меня на куски в первый раз, и я не знаю, есть ли у меня такая сила, чтобы собрать себя обратно вместе. Я не хочу, чтобы ты опять причинил мне боль, чтобы в конце я осталась одинокой, потому что ты вдруг передумаешь. Ты мой друг и я дорожу этим, но это всё. Я... блять, нет, я не жалею. Не жалею.

Изумлённый, от её слов, Ремус говорит:

— Гермиона, я не понимаю. О чём ты говоришь? — спрашивает он, моргая, когда она горько смеётся, этот звук разрывает дыру в его сердце. Она качает головой и проводит рукой по своим волосам.

— Я не думала, что говорила. Думаю, я была неправа. Ты можешь встать или тебе помочь?

Клубок страданий вторгся в его нутро, но гордость заставила схватить одеяло и очень медленно, толкая себя идти по стенке. Пот каскадом стекает по щеке. Он всё ещё смотрит на неё, и его мозг быстро работает над тем, что она только что сказала, а потом забрала обратно. По его мнению, он не сделал и в половину того, о чём она говорила про него. Но глядя на неё сейчас, он знает, что он не сможет об этом сказать ей в лицо.

Он не может копнуть глубже, потому что она закрыта. Он видит её язык тела, её лице. Её глаза. Она слишком упряма, чтобы разъяснить себе; слишком упряма, чтобы верить ему, даже если он постарается всё ей объяснить. Она не захочет поверить ему. Ремус морщится и глотает, сбивают тошноту.

Он очень сильно где-то обидел её. И он понятия не имел, ни малейшего представления, когда, где или как это случилось.

— Я справлюсь, — говорит он. Она кивнула, но когда он ставит ногу для очередного шажка, его тело подводит его. Десятилетнее привычное раздражение появляется на её лице.

— Нет, не справишься. Мерзавец. Позвольте мне помочь тебе.

Она приобнимает его за талию, прежде чем он что-либо ответил. Она отводит его обратно в постель, одеяло падает, когда он залазит на кровать.

— Спи. Я принесу тебе поесть немного, — потом она уходит, и Ремус хочет позвать её обратно, чтобы он смог выяснить, что именно он сделал и где облажался так сильно. Но сон — это наркотик. Слова исчезают, и в его голове образовалась пустота. Его глаза закрываются.

Она уже ушла, когда он проснулся. На прикроватной тумбочке на подносе стояла еда, зачарованная, чтобы она не остыла. Это было единственное доказательство того, что она была здесь. Как и его воспоминания. И десять дней спустя, когда мальчик из Хаффлпаффа погибает, Волан-де-Морт возвращается, и мир превращается в бушующую клоаку из ужаса и паники, он смотрит на Гермиону, которая наблюдает за Гарри, как тот душераздирающе рыдает и не знает, что делать.

Сириус прав. Там идет война и это сейчас самое главное.

Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Она неуловима, словно ветер. С наступлением лета началась реорганизация Ордена Феникса, и многих его членов направили на их собственные миссии, в том числе и Гермиону. Ремус думает, что это та же миссия, что была у неё до начала войны, но не успел расспросить её об этом (как будто она бы ему всё рассказала). А Дамблдор стал намекать оборотню, что в скором времени ему придётся опять наведаться в стаю.

Но Ремус не хочет

Хотя директор в лоб не говорил о своих намерениях касательно того, что он хочет от Ремуса, как от шпиона в этот раз, но оборотень чувствовал приказ в каждом взгляде Дамблдора. В каждом слове был скрыт тонкий намёк. То есть он пытался сделать так, чтобы Ремус сам предложил свою помощь.

Все эти мысли крепко засели в его голове, и сидя в одиночестве, он вспоминал о прошлых его "визитах" к волкам, и о том, как бы быстро и незаметно переманить оборотней на их сторону. И эти мысли преследовали его ещё долго.

Так нужно.

Так мы победим.

А ещё Ремус знает, что эта немая просьба в глазах директора — лишь вопрос времени. Его собственное чувство благородства намекает, как будет правильнее, но он напуган даже от мысли о возвращении туда. Тогда, когда он отправился в стаю в первый раз, у него не было времени всё хорошо обдумать и может быть отказаться, но если он согласиться сейчас, то ему опять придётся провести несколько месяцев или лет бок о бок с оборотнями. Вторая война только началась, а он должен похоронить себя в стае, добывая и передавая полезную информацию. Он не хочет потерять свою человечность; не хочет потерять того, кем он является. Потому что он до смерти боится проиграть на этот раз и потерять себя навсегда. И какая от него тогда будет помощь?

Он должен с кем-то поговорить. Должен поговорить с ней. Хотя теперь рядом Сириус, он предоставил родной дом под штаб-квартиру для Ордена, но Ремус не может поделиться своими мыслями с ним, потому что тот закрылся в себе, так глубоко, и сам не знает, как оттуда выбраться. По приказу Дамблдора, Сириус, как хорошая домашняя собачка, должен сидеть дома и не высовываться. Ремус не хочет его обременять. Гермиона — всё, что осталось у него. Она тот человек, с кем он отчаянно хочет поговорить, но не может, потому что Гермиона избегает его, даже когда не работает. И он всё равно не может, потому что никто, кроме Альбуса и Поппи не знает, что случилось с ним в первый раз, когда он находился в стае, и как тяжело ему было находиться там снова после того, как Дамблдор насильно вытащил его домой. Он никогда никому не рассказывал. Ему слишком стыдно рассказывать об этом.

Да, друзья знают о Лунатике, и он не может изменить этого. Но он хочет скрыть от них странное сочетание Ремуса и Лунатика.

Эта мысль, словно заноза, сидела в его сознании, в то время как члены Ордена, их семьи и друзья Гарри уже прибыли к дому на площадь Гриммо 12. Он молча сидел, когда Сириус спорил с Дамблдором о том, почему директор раньше не пригласил Гарри на площадь Гриммо 12.

— Как ты думаешь, с ним всё в порядке? — обратился Сириус к Ремусу после того, как голова Гарри промелькнула и скрылась из вида. Элла, Джинни и Рон ждали его на верхней лестничной площадке, и Элла протянула ему руку, когда он добрался до них. Но Гарри прошёл мимо, будто не заметив её.

— Нет, — не дождался ответа от Люпина, пробурчал Сириус всё ещё наблюдая за поведением крестника, — Я не думаю, что он в порядке. Ничего в этом нормального нет. Чертов Дамблдор.

Бродяга вышел из столовой, грустно свесил голову и направился к лестнице, откуда слышался сильный грохот. Ремус последовал за ним, засунув руки в карманы. Но вдруг остановился, почувствовав, как чьи-то пальцы легко коснулись его запястья.

— Я поговорю с Гарри.

Это был первый раз, когда Гермиона говорила с ним, откровенно прикасаясь к нему также, как в ночь полнолуния. Ремус почувствовал, что вот уже несколько минут он стоит, уставившись в пустоту, и не дышит. Его растормошил Сириус, которого Гермиона, видимо, отослала подальше от Гарри. А потом наверху начали кричать. Ремус с Сириусом решили вернуться обратно в кухню и дождаться, когда наверху всё успокоится.

У Гарри Поттер точно материнский характер.

* * *

Судебное разбирательство по делу Гарри Поттера прошло хорошо и его не исключили из Хогвартса. Он и дальше сможет жить в волшебном мире и посещать школу. Так наступает первое сентября. Гарри все каникулы был задумчив и общался только с Сириусом, Роном и Эллой. Когда все отправились на вокзал Кингс-Кросс, Ремус чувствовал тревогу и за Гарри, и за Сириуса, который пошёл вместе со всеми провожать подростков.

И опять Луна даёт о себе знать, самым что ни на есть ужасным способом. Хотя так было и раньше, но сейчас с ним сова, с которой он теперь проводит это время. Всё налаживается. Когда наступало полнолуние и Ремус уходил с Площади Гриммо к себе в обветшалый дом, странное сочетание удовольствия и тревоги сопровождало его там, потому что с ним был Сириус. Каждый раз. Это облегчало сердце Ремусу, но и делало его виноватым, потому что он не должен обременять его. Но однажды, когда он и Сириус аппарировали в гостиную, то с ними проник и запах календулы. Сириус фыркнул и рассмеялся.

А у Ремуса потемнело в глазах.

— Какой же ты кретин, — пробормотал он, игнорируя своего лучшего друга, когда заметил, что тот смеётся. Гермиона вошла в гостиную, и её глаза светились от любопытства. Её губы скривились, когда она увидела Сириуса со слезами от смеха на глазах.

— Всё готово? — спрашивает она Ремуса, повернувшись к нему. Ему потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что нужно ответить. И в итоге он сказал:

— Я сейчас.

— О, Святой Мерлин, Лунатик! — Сириус задохнулся от нового приступа смеха. Он схватился за живот и свалился на диван, смеясь так, что тряслась мебель. Кровь резко прилила к лицу Ремуса, и его температура подскочила, по крайней мере, градусов на десять.

— Да пошёл ты, Бродяга.

— А что такого, Лунатик? Я ничего не сделал!

Ремус что-то проворчал себе под нос и направился в сторону лестницы, которая вела в подвал. Через час после того, как прошла усталость и боль от трансформации, гиперактивный пес и крохотная сова, остались втроём в этой ночѝ. Когда Ремус проснулся утром, его ожидал с раздражающей ухмылкой Сириус и письмо, которое оставила Она.

Перестань сомневаться. А то я не приду больше.

Это был первый и единственный раз, когда она обратилась к нему после того злосчастного полнолуния. Он не знал, что и думать. Поэтому они с Сириусом молча вернулись обратно на площадь Гриммо 12. Ремус ощущал на своём плече руку своего друга, и этот жест был таким уютным, что это чувство не покидало его, даже когда Блэк вёл уставшего Ремуса в свою комнату.

Его голова была так переполнена мыслями об этой ночи, что он не знал, уснёт ли. Но истощение убило эту мысль.

* * *

— Я убью его!

Разъяренный крик напугал жильцов дома. На кухне повисла тишина. Ремус и Сириус растерянно переглянулись друг на друга и быстро направились к библиотеке. Вся эта сцена была им знакома. Они наблюдали её на протяжении многих лет. Это сопровождалось двумя вещами: либо она кого-то любит, и этот человек в опасности или же что-то происходит не по плану. Гермиона Грейнджер всегда хорошо преподносит неприятные известия, вот сейчас она в ярости вышагивает из одного конца комнаты в другой с письмом в руке и с бледным от гнева лицом. Она поворачивается на звук открывающей двери и смотрит убийственным взглядом на Сириуса с Ремусом.

— Вы знаете, что этот гребаный спятивший старик делает?! То, чему он позволяет случаться в школе?! Он сошел с ума! Слабоумный старикашка! Он же самый сильный волшебник, сильнее чем целое Министерство даже с одной рукой, привязанной за спину, и он, черт побери, позволяет этому происходить! Я убью его, и эту суку, которая думает, что она может поднять руку на моих детей…

— Поднять руку на детей? — лает Сириус, обрывая её,— Какого хрена ты несёшь? — требует он, и Гермиона фыркнув, кидает письмо прямо ему в грудь, а затем продолжает мерить комнату шагами. Сердце Ремуса пропустило удар, когда на всю комнату раздался низкий, яростный рык, который прошёлся по всей комнате. Письмо задрожало в руках Сириуса.

— Что это? — шепчет он, с широко раскрытыми глазами.

Гермиона выхватывает письмо из рук Сириуса, который безучастно смотрит в пустоту, то сжимая, то разжимая кулаки, и всё ещё рыча, и суёт Ремусу. Он осторожно берёт его, как будто письмо сейчас должно взорваться.

И он почти хочет этого.

Сделав глубокий вдох, он опускает взор на аккуратный подчерк на пергаменте, и чем больше он погружается в чтение письма, тем меньше он верит. Это письмо от Эллы. В нём говорится, что в этом году профессор по Защите От Темных Искусств использует тёмную магию в качестве наказания во время отработок, и Гарри был уже на нескольких из них.

У него на руке вырезано "Я не должен лгать". И Дамблдор знает об этом, мама. МакГонагалл пыталась её остановить, но это не сработало. Я не знаю, почему Дамблдор не вмешался. Я волнуюсь за него, вдруг Гарри серьёзно пострадает. Можно ли что-нибудь сделать?

Ремус глазеет на письмо, с выражением полного непонимания на лице.

— Это не может быть правдой, — обалдевши/ло, говорит он. Гермиона и Сириус смотрят на него, у обоих на лицах написана обида, и Ремус делает шаг назад, подняв руки.

— Я не говорю, что Элла лжет! Я просто говорю, что Дамблдор — директор. Его работа — защитить своих учеников! Он не позволил бы этому случиться, если бы он знал!

— Черт возьми, Лунатик, когда ты собираешься вытащить свою голову из задницы, и перестанешь быть таким наивным? — огрызается Сириус, проводя рукой по волосам, — Ты же знаешь, что он оставил меня гнить в этой дыре годами, когда знал, что я был невиновен!

— И тебя! — Гермиона хмурится, вырывая письмо из рук Ремуса и указывая на него пальцем, — Он и тебя использовал, как свою личную пешку! Он заставил нас поверить, что ты был предателем, а всё ради того, чтобы ты попал в стаю с оборотнями! Он обращался с тобой как с животным, Ремус! Я не понимаю, почему ты так сильно ему доверяешь?

Ремус сглотнул.

— Потому что он лидер Ордена и великий человек, — говорит он, но даже сам понимает, как жалко звучит его голос. Сейчас он смог бы ко многому бы придраться, потому что некоторые вещи не соответствуют его пониманию. Вещи, в которые ему не хотелось верить.

Альбус Дамблдор являлся для него тем человеком, который разрешил ему учиться в Хогвартсе. Кто дал ему жизнь, о которой он раньше, и мечтать-то не мог. Кто дал ему друзей и семью, которая заменила ему мать и отца. Кто дал ему Сириуса, Джеймса и Лили.

И Гермиону.

И Гарри.

Альбус Дамблдор ещё с раннего детства стал для него рыцарем в сияющих доспехах. И это чувство осталось и во взрослой жизни. Он не хочет верить, что этот человек мог быть в чём-то не идеальным, даже когда есть доказательства. Эта идея с совершенством была частью его детства, и он так отчаянно хотел это сохранить.

— Нам нужно поговорить с ним, — твёрдо говорит он, наблюдая, как Сириус ухмыляется, а Гермиона хмурится и открывает рот, чтобы возразить, — Там должна быть какая-то причина. Мы не узнаем, пока не поговорим с ним.

Через час, детские идеалы остаются в прошлом, разорвавшись на мелкие кусочки.

— Я боюсь сказать, что я знал об этом, — говорит Дамблдор, спокойно сидя в кабинете за своим большим письменным столом. Его глаза смотрят спокойно, в них нет даже ни единого намека на разочарование или горе. Рем должен присесть.

Как это так?

— К сожалению, мадам Амбридж была назначена Министерством, поэтому у меня нет власти над ней или над её действиями. Министерство имеет большое влияние, чему я не могу противостоять в данный момент времени, и это значит, если я что-то сделаю во вред Министерству, то школу закроют. Мы заботимся о студентах как можно лучше, но пока что больше ничего я не могу сделать.

Гермиона отвечает что-то резкое, но Ремус не слышит. Его ум сейчас словно разделился. И сердце тоже. Альбус Дамблдор, является великим человеком, да, человеком, который привнёс что-то хорошее в мир. Но даже великие люди ошибаются. Он знает это.

Позволять причинять боль своим ученикам, детям — это охуенно круто. Этого он не может принять.

— Ремус?

Он чувствует руку на своём плече.

— Иду, — тихо говорит он, следуя за Гермионой.

Директор говорит "нет", которое раздражает Ремуса, потому что оно останавливает его на полпути к выходу.

Гермиона косится на него через плечо.

— Ты и я должны поговорить, мой мальчик.

Я не твой мальчик, подумал уже во второй раз в своей жизни Ремус. Он покидает кабинет директора с гораздо меньшей надеждой, чем когда вошёл в него. Он думает, что, может быть, на этот раз, это может оказаться правдой.

* * *

— Если они не попадут в беду, то не будут наказаны, — резюмирует Гермиона спустя час после разговора с директором. Сириус чуть не взорвался от ярости, когда она рассказала ему о походе к Дамблдору. Из-за её слов пострадала библиотека, а точнее, не менее пятидесяти книг, которые задымились от стихийного всплеска магии. Гермиона бросила на него самый сердитый взгляд из её арсенала, и начала восстанавливать урон, нанесённый Блэком.

— Я знаю, что они не имеют права наказывать учеников только потому, что они врут,— продолжила она, взмахивая палочкой, — Эта сучка не учит их защищаться, хотя они знают, что сейчас это бы не помешало.

— Только не говори об этом Молли, — горько пробормотал Сириус, развалившись на неудобном деревянном стуле и попивая янтарную жидкость из стакана. Он взлохматил волосы и прикрыл глаза. Гермиона уже закончила уборку в библиотеке и от усталости потёрла виски. Ремус почувствовал её головную боль, словно она была реальной.

— Если они учатся — то должны учиться. И они не должны поднимать столько шума в классе. В любом случае, теория тоже важна, — Сириус фыркнул от последних слов Гермионы…, — Им нужен кто-то, кто смог бы научить их. Научить всех, кто готов.

Сириус поставил свой стакан на пол и уставился на Гермиону.

— И что ты предлагаешь?

— Что их кто-то должен учить, что здесь непонятного?

— Но кто их будет учить?

Вопрос, кажется, озадачил Гермиону. Она взяла второй стул и присела на него, вновь потирая виски.

— Пока не знаю. Но это должен быть тот человек, которому мы доверяем. И тот, кто знает, что делать.

— Ну, под это описание подходит Гарри.

— Ты шутишь? Гарри ещё ребёнок, Сириус.

— Он лидер, — отчеканил Сириус, — Он через столько прошёл, поэтому считать его ребенком глупо. Ему уже пятнадцать, а через два года, он уже станет совершеннолетним.

— Именно поэтому он должен быть огражден от всех этих вещей, — Сириус нахмурился, от этих слов, — Я знаю, что Гарри очень талантливый подросток, но он сам должен учиться чему-то новому, а не учить других. Поэтому нам нужен кто-нибудь другой.

— Я могу.

Две головы резко повернулись в сторону Ремуса. Он сам был в шоке, что предложил это, и молчание с их стороны только подтвердила его неуверенность. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— Почему бы и нет? Им нужен учитель. А я мог бы им стать.

Гермиона поджала губы и уставилась на него.

— А сам-то ты готов?

— Я бы не предложил, если бы был уверен, — тихо сказал Ремус, засовывая руки в карманы. Он чувствовал уверенность в своих словах, и ещё что-то вроде бунта. И Дамблдор об этом не узнает.

Потому что он этого не одобрит.

— Я считаю, что это крутая идея, Лунатик! — лицо Сириуса озаряет улыбка. Он встал со своего места и закинул руку на плечо Ремуса. — Если мы сможем забрать детей из школы, то мы можем…

— Они останутся в Хогвартсе, — Ремус прерывает его, стряхивая с плеч руку. Он должен найти взгляд Гермионы, чтобы увидеть, о чём она думает. Она кивает в знак согласия. — Они останутся там, потому что Хогвартс сейчас — самое безопасное место.

Сириус скрестил руки на груди.

— Ага, конечно, хихикающая жаба в розовом, которая использует тёмную магию на детях, делает школу самым безопасным местом в Англии, — саркастично произносит Сириус, кривясь при этом, словно от зубной боли. — И где ты собираешься проводить занятия?

Ремус не знает ответа на этот вопрос и Гермиона тоже.

— Я предлагаю сначала подождать и посмотреть, сколько человек захотят учиться у тебя, Ремус. Поэтому сначала мы отправим сову Гарри, так? — спрашивает она Сириуса, который кивает в знак согласия. — Хорошо. Главное нужно сказать Гарри, чтобы всё это было в секрете. От Дамблдора. Потому что, чем меньше директор знает, тем лучше.

Её взгляд затуманился, это был верный признак того, что она что-то обдумывает. Ремус смотрит, как она постукивает пальцами по стулу, инстинктивно зная, что она кое-что придумала, но пока не готова им рассказать. Он надеется, что когда она придумает, то придёт к нему первой.

Иногда он хочет, чтобы была возможность путешествовать во времени больше чем на несколько часов.

Гарри не заставил долго ждать ответа. Он с большим энтузиазмом писал, что очень бы хотел, чтобы Ремус возобновил преподавание. Он пообещал, что обязательно поговорит с другими учениками. Также Гарри написал, что Элла вызвалась подыскать удобное место для занятий. Молодая ведьма не оставила и себя без работы.

Прошла последняя неделя перед полнолунием, а после него ещё две, и наконец состоялась первая встреча. Ремус нервничал больше, чем он ожидал, в основном потому, что они проворачивали всё это перед носом у лидера Ордена. Но они знали, что Долорес Амбридж понятия не имеет, что происходит, и это радует Гарри и остальных членов его группы смутьянов.

В десять часов утра в воскресенье, Ремус появился в Хогвартсе через камин, и оказался в комнате, которую он не знал. Выручай-комнату Мародёры в своё время не обнаружили и, хотя он никогда не скажет об этом вслух, Ремус был немного недоволен тем, что они пропустили это местечко. Тем не менее, эта комната не была подключена к общей дымолётной системе Хогвартса, так что это идеальное место для их встреч.

Ремус почти подавился, когда услышал название группы, которую он собрался учить.

— Армия Дамблдора, — повторил он слабым голосом, потирая затылок, глядя на взволнованного Гарри, который улыбался ему и подпрыгивал на месте. Остальные студенты ещё не подошли. Но Элла уверяла его, что придёт достаточно человек. — Это... это хорошее название, парень. Я просто не уверен, что это мудрое решение. Что, если наши занятия будут обнаружены?

— Мы сделали аббревиатуру, — сказал Гарри, помахав пергаментом прямо у носа Ремуса, — Мы АД, верно? Армия Добровольцев. Никто же не собирается рассказывать, что это связано с Дамблдором, если случится непредвиденное. Но это не произойдет в любом случае, так что не о чем беспокоиться, не так ли?

Про себя Ремус вздохнул. Всё-таки сын Джеймса — лидер, но ещё слишком молод.

— Конечно, Гарри, — не найдя что возразить, согласился Ремус.

А потом комната начала заполнятся студентами разных возрастов. Гораздо больше, чем рассчитывал Ремус.

— Достаточное количество, — бормочет он почти про себя, оглядывая больше полусотни учеников. Его взгляд падает на Эллу, и он прищуривается, глядя в глаза этой хитрюге.

Чертовы Блэки.

Несмотря на некоторую нервозность Ремуса, урок прошёл хорошо. Ремус разделил учеников на группы и попросил старшекурсников помочь ему научить учеников помладше. Он был счастлив отметить, что всё известное ему о Гарри с третьего года его обучения до сих пор актуально; подросток отлично справлялся. Гарри скоро начал помогать другим, доказывая слова Сириуса, что у него имелись лидерские качества. Когда прошёл час их урока, Ремус остался доволен результатами.

Очевидно, что многие из них далеко пойдут.

— Увидимся на следующей неделе, профессор? — спросил Гарри после занятия. Мальчик стоял, подперев стену плечом, и улыбался, наклонив голову. Улыбка тронула и губы оборотня, отчего тот закатил глаза.

— Увидимся. Ты получил монету? Посмотри, может быть, сможешь сделать такую же, ладно?

— Обязательно, — сказал Гарри, глядя на заколдованную монету, которую дала Гермиона Ремусу. Она придумала, что благодаря ней, они смогут узнавать, когда произойдёт очередная встреча.

Гарри уже собрался уходить, но вдруг резко остановился, прежде чем переступить порог.

— Ремус?

— Да? — оборотень отвлёкся от своего занятия по перекладыванию матрасов. Камин уже был активирован, но Ремус ждал, пока последний ученик не покинет седьмой этаж.

— Я рад, что ты нас учишь. Это... э-э... я просто очень рад, что ты это делаешь.

Ремус немного смутился от слов Гарри.

— Это не проблема, сынок, — тихо произнёс он и улыбнулся Гарри. — А теперь, тебе стоит пойти к себе. И смотри мне, не попадись.

— Вы правы, профессор, — Гарри поклонился ему. Он вновь улыбнулся и покинул комнату. Громкий вздох эхом раздался по комнате, после того как подросток ушёл.

Он учитель. Эта роль идеально подходит ему.

Рождество приходит и уходит. Семья Уизли столкнулась с проблемой в виде последствий от укуса змеи Волдеморта. Но Артур выжил. Гарри начал заниматься у Снейпа окклюменцией по настоянию Дамблдора. Также Ремус наблюдал за Гермионой. Он постоянно сдерживал себя, чтобы подойти и задать интересующие его вопросы. Также он тайно учил детей противостоять тёмным искусствам, отчего Гермиона начала поглядывать на него с выражением, которое ошеломляло и затуманивало его.

— Мне нравится, что ты счастлив, — сказала она однажды вечером, заметив, как он наблюдает за ней. Её глаза яркие, тёплые, и глядя в них, Ремусу становится трудно глотать. Ремус опускает взгляд на свой чай. — Просто ты почти никогда не бываешь счастлив, Ремус. По-настоящему счастлив. И приятно видеть тебя сейчас таким.

Сидящий рядом за столом Сириус фыркает.

— Я знаю кое-кого, кто делает его о-очень счастливым, — попивая напиток из кружки, говорит Сириус. Гермиона бросает на него сердитый взгляд и выходит из кухни.

— Уместно ли было это говорить?

— Ага, — коротко говорит Сириус, глядя вверх на Ремуса своими вечно угрюмыми серыми глазами. Сейчас он очень зол, гораздо сильнее, чем раньше. И если бы Ремуса спросили сейчас: боялся ли он Сириуса или нет, то он бы солгал, сказав нет. — Это же пиздец какой-то. Вам обоим нужно взять себя в руки и, блядь, научиться видеть друг друга. А то вы достали поглядывать друг на друга со стороны. Возьми, наконец-то, свои яйца в руки, Лунатик. И сделай что-нибудь для вашего же счастья.

Он отодвинул стул и вышёл из комнаты, направляясь обратно в свою засаду к Клювокрылу. Ремус вздыхает в чай.

— Я делаю что-то для нас, — шепчет он, хмурясь. Он перестал постоянно думать о том: стоит ли вернуться к стае, или о том, что произошло тогда, с Гермионой. Он зациклен сейчас только на занятиях АД. Он горд за Невилла, который успешно обезоружил своего противника, или когда Элле удалось создать своего заступника.

Теперь он находится за пределами своего комфорта, чего на самом деле раньше не делал. Он решил, что “сделать что-нибудь” — это не давить на неё.

Он не хочет потерять то, что есть у них сейчас. Он через это уже проходил ни один раз и не хотел наступать на одни и те же грабли.

К сожалению, всему хорошему когда-то приходит конец. Уроки в Выручай комнате резко сократились, потому что Министерство взяло на школу под своё крыло. Амбридж сделали директором и в скором времени начались экзамены. Ремус же проводил почти всё время на площади Гриммо, беспокоясь о Хогвартсе и его учениках. Гермиона же в последнее время очень редко появлялась в доме Сириуса. А если она и приходила, то только для того, чтобы узнать у Молли о состоянии Артура. Как она сама говорила, что сейчас очень занята очередным исследованием в Министерстве. Правда Ремус ничего о нём не знает, хотя очень хотелось бы, но не задаёт лишних вопросов, потому что понимает наверняка, что толкового ответа не получит.

Ветер приносит изменения в середине июня. Ремус только что вернулся из Святого Мунго, где был с Минервой. Они вдвоем пошли в Три Метлы, где встретили Флитвика. Ремус был поражен и смущён, оттого, что Минерва знала о дополнительных занятиях, которые проходили в школе, и что она неохотно, но одобряла их. Тем же вечером, Ремус сидел в библиотеке, устроившись в удобном кресле с чашкой чая и с книгой. Не успев прочитать даже десяти страниц, он услышал шум.

— Сириус Блэк.

Голос прозвучал глухо, едва слышно. Ремус напряжённо осмотрел комнату и напряг слух, но ничего не было. После долгой паузы, он возвратился к своей книге.

— Сириус Блэк.

Книга упала на пол. Ремус встаёт на ноги, доставая палочку.

— Сириус Блэк.

— Кто здесь? — шипит Ремус, резко взмахивая палочкой, посылая оглушительное заклятье. Он медленно шагает по комнате, с чувством тревоги. Голос был знакомым. — Кто это сказал?

— ПАПА!

Ремус рывком поднимает старую кофту Сириуса, которая лежал на полу у окна. Его рука находит что-то в правом кармане. Сквозное зеркало. Его рот распахивается оттого, кого видит в нём.

— Элла? Что случилось?

— Профессор, мой отец там? — просит его через зеркало Элла, выглядя при этом безумной. Похоже, что она пыталась не заплакать. — Пожалуйста, скажите мне, что он в доме! Он должен быть там!

— Успокойся, он, конечно же, здесь, — говорит Ремус, хмурясь оттого, что видит в её глазах страх. — Он наверху. Хочешь, я позову его?

— Немедленно! — приказывает она. Ремус быстро выходит из библиотеки, зовя Сириуса. Он проходит по лестнице не обращая внимания на разгневанный портрет. Сириус выходит из своей спальни.

— Черт возьми, Лунатик, ты раздраконил это чертову сучку… Стой, зачем тебе это зеркало?

— Папа! — Элла заплакала. Из-за этого, Ремус чуть не выронил зеркало из рук.

Почему Элла плачет?, хотел спросить Ремус, но ждал пока поток слёз поубавится. Сириус вырвал из рук Рема зеркало и с силой обхватил его.

— Ты здесь! Ты! Я говорила ему, чтобы он не сходил с ума, но Кричер сказал, что тебя нет дома, и он не хотел меня слушать, но я знаю способ проверить, и теперь он и остальные пошли, и они собираются убить, пап! Ты должен остановить его!

— Элла, дорогая, я ничего не понял из твоего рассказа, — говорит Сириус, и его голос поразительно нежен. Если бы Ремус не был бы сейчас так обеспокоен, то был бы поражен. Кажется, отношения Сириуса и его дочери прогрессируют вперёд. — Мне нужно, чтобы ты успокоилась и рассказала мне, что случилось. Мы во всем разберемся, любовь моя, но мне нужно знать, что ты знаешь, ладно?

Сердце Ремуса охватил страх. Сириус успокаивает свою дочь, а она тем временем рассказывает в подробностях, что случилось с Гарри. Он даже не заметил, как Сириус взял в руки летучий порох, и когда растворился в камине. Первая мысль Ремуса: пойти и найти Дамблдора и дать ему обо всём знать. Он чувствовал, как дорога каждая секунда.

Но он не делает этого. Он даже не предупреждает Гермиону. Потому что он не хочет, чтобы та беспокоилась. И ему было некогда, так как Гарри и его друзья нуждались в помощи.

Когда Ремус прибыл в Министерство, то этажом выше, он уже слышал звуки борьбы и хаоса. Он шёл всё дальше по холлу, пытаясь на слух определить, где сражаются его друзья. В воздухе сильно пахло жженым озоном от бесконечных заклинаний, которые летали изо всех углов комнаты, а также запахи крови и пота, смешались в тошнотворный коктейль из ароматов. В ушах звенело от шума, ему приходилось щуриться сквозь пыль и пятна заклинаний, которые обстреливали комнату. Его сердце бешено колотилось, отчего он не мог вздохнуть, и на долю секунды. Даже появилась мысль, чтобы уйти, отступить и вернуться туда, где безопасно, и где никто не пытается убить людей, которых он любит. Но эта была лишь доли секунды. Сейчас, он продвигается вглубь поля боя, с палочкой наготове.

Он чертов трус. Гарри нуждается в его помощи.

Вдруг раздаётся чей-то неприятный гогот и ответная насмешка Сириуса. Ремус повернулся и увидел зловещую картину. Он лишь вздрогнул, когда прямо перед ним отвалился и упал на пол, от заклинания, огромный кусок стены. Ремус не обратил никакого внимание на пожары, которые то и дело возникали рядом с ним, потому что направлялся к эпицентру, где Сириус и Гарри (Мерлин великий, Гарри!), боролись за свои жизни. Уловив вспышку света краем глаза, он бросился в сторону, а затем повернулся лицом к Пожирателю Смерти в маске, на его языке уже чувствовалось проклятье, которым он собирался одарить Пожирателя.

Потрясающее зрелище. Ремус знает. У него не появилось угрызений совести, когда Пожиратель Смерти упал, как мешок, а его кровь брызнула, окрасив маску. Это не Тёмная магия, но это война, не так ли? Он не знает, должен ли чувствовать раскаяние.

Он не умер. Просто вырубился. Очень надолго вырубился.

Безумный смех Беллатрисы прогудел где-то, отчего Ремус забыл о чертовом Пожирателе и направился дальше, чтобы добраться до Гарри. До Сириуса. Они должны доставить детей здоровыми и невредимыми, и единственный способ сделать это — положить конец битве. Ремус вновь увидел Гарри, и по милости Мерлина, ему удалось незамеченным пройти через поле боя.

Гарри оторопел, когда увидел бывшего преподавателя.

— Ремус! — закричал он с облегчением, делая шаг в сторону оборотня и едва не получив при этом проклятие. Рычание загрохотало в горле, и палочка Ремуса сделала пас в воздухе. Раз — и противник упал.

— Не отвлекайся! — приказал он мальчику, когда Гарри поднялся на ноги, всё его лицо, было покрыто засохшей кровью.

Сириус то и дело, бросал то одно, то другое проклятие в свою кузину и лишь на секунду посмотрел на Ремуса, давая понять, что он знает, что его друг тут. На них опять откуда-то летит луч заклинания, и Ремус толкает Гарри, чтобы защитить его. Потому что Сириус сейчас занят. Всё его внимание сконцентрировано исключительно на Белле.

Ремус теряется во времени. Пожиратели Смерти держатся, а вот члены Ордена начинают уставать, потому что они не только борются с приспешниками Волдеморта, но и защищают подростков. Руку Ремуса уже сводит судорогой, а пот стекает на глаза, но он бросает всё новые и новые заклинания. Лёгкие горят, а внимание на пределе.

Это внимание ещё усиливается, когда он слышит запах календулы.

Он поворачивает голову именно туда, откуда появляется Гермиона. Она отчаянно крутится на месте, пытаясь понять, где свои, а где чужие, а потом бросает заклинания куда-то за поворот. Заклинание проходит куда нужно, разоблачая Пожирателя, который теперь двигается на неё. Кровь пульсирует в голове, а дышать стало сложнее, будто его лёгкие заморозили. Ремус видит злорадную ухмылку Антонина Долохова. Его цель — убить её. И проклятие не промажет.

Нет!

Ремус не знает, что же делать. Гул в его голове и в сердце распространяется по всему телу, дюйм за дюймом. Он не может двигаться быстрее, а буквы, слоги, слова, с ужасным смыслом, как заведённые вращаются в его голове. Он не может достичь её, он не может добраться туда, он не может дышать…

Не может жить без неё.

Последнее, что Ремус видит после того, как врезается в Гермиону и его тело отбрасывает от ярко-фиолетового луча, попавшего прямо в сердце, и почти сразу же вырубившего его, — это Сириус, стоящий на возвышении возле какой-то арки, а ярко-красный свет летит прямо к нему.