Проклятие (гет)

Гарри, кивком поприветствовав Гермиону, извлек из складок мантии пучок высохшей полыни и поджег его от чайной свечки на столе. Когда пламя наполовину охватило сухую траву, он торопливыми движениями притушил его так, чтобы полынь медленно дотлевала, а затем расположил на одном из кофейных блюдец. Дождавшись, пока их столик окутает аромат терпкого дыма, Гарри наконец заговорил.

— Пока травы тлеют, никто не разберет, о чем мы будем говорить, — обратился он к сидящей напротив него Грейнджер. — Здравствуй, Гермиона.

— Здравствуй, Гарри, — она тепло улыбнулась ему. — Как ты, как Джинни?

— Все в порядке, гостит у Флер и Билла, передавала тебе привет, — Гарри бросил в кофе пару кусочков сахара и принялся размешивать. Куда более тщательно, чем требовалось.

Гермиона ответила на его реплику слабой улыбкой, когда Поттер, отодвинув от себя чашку, поднял на нее взгляд. Никто из них не решался нарушить тяжелую паузу, оба лишь молча смотрели друг на друга.

Наконец Гарри кашлянул и, привычным жестом взъерошив волосы, спросил:

— Это было осознанное решение?

— Целиком и полностью, Гарри, — ответила Гермиона, — целиком и полностью.

За прошедшие годы Поттер повзрослел и возмужал. Это был и все тот же Гарри, и совсем другой. Гарри научился контролировать свои порывы. Он был по-прежнему сердечный и душевный человек, но жизнь научила его ставить доводы рассудка во главу угла, если того требовали обстоятельства.

Гермиона знала, что на этой встрече не будет истерик, резких обвинений, оскорблений и упреков. Гарри не будет спрашивать лишнего, не будет пускаться в пространные рассуждения, они поговорят достойно и спокойно, уважая друг друга.

Но разговор не клеился. Поттер сосредоточенно что-то обдумывал, смотря то куда-то в пустоту, то фокусируя взгляд на Гермионе. А она в свою очередь не решалась нарушить ход его мыслей.

— Не знаю, что и сказать, — наконец признался он.

— Да уж, — усмехнулась Гермиона, — повод для встречи так себе.

— Гермиона, — задумчиво протянул Гарри и, остановившись на пару секунд, нахмурился, будто что-то вдруг пришло ему в голову, а затем решительно продолжил, — я не понимаю твое решение и не поддерживаю его. Но сейчас, наверное, худшее время выяснять отношения. Хотя, признаюсь, в какой-то момент мне хотелось тебя придушить. Но об этом не сейчас. Скажи только, что ты намерена делать? Я посмотрю, сумею ли как-то помочь лично тебе.

Ей захотелось кинуться ему на шею и стиснуть в объятиях, так она была благодарна другу за сдержанность. Сиди на его месте взрывной Рональд, он бы прежде чем разобраться во всем, завалил бы Гермиону вопросами и упреками, обвинениями в предательстве и неосмотрительности. А Гарри был просто Гарри. Сдержанный, проницательный, он умел закрывать глаза на личные обиды и смотреть на вещи не через призму собственных эмоций, а гораздо большее масштабно.

Грейнджер дотянулась до его руки и порывисто и крепко сжала ее.

— Спасибо тебе, — шепотом проговорила она.

— Тебе не за что меня благодарить, — ответил Гарри чуть более мягким тоном, — два старых друга встретились, чтобы выпить кофе. Но скоро нам придется встретиться официально. В менее приятной обстановке. И там я буду спрашивать все, Гермиона, а тебе придется отвечать. И выбора у тебя не будет. А теперь все же ответь мне, что ты планируешь делать дальше.

— Снять проклятие, — тихо сказала Гермиона.

Гарри шумно выдохнул, откинувшись на спинку стула. Сдержанной улыбкой он поблагодарил официантку, которая принесла их заказ. И ей было абсолютно все равно, что это сам Гарри Поттер обедает в их закусочной. Как, впрочем, и любому другому маглу в магловской части Лондона, где они сейчас находились.

— Зная тебя, вряд ли тебя волнует то, что это невозможно, — сказал он.

— Ты абсолютно прав, — улыбнулась Гермиона, — в этой истории полно белых пятен, не отрицай это.

— Например?

— Например то, что Волан-де-Морт использовал в проклятии противоречащие друг другу компоненты. Недосягаемый кусок льда с одной стороны, и уязвимый человеческий род — с другой. Странная логика, да? — спросила Гермиона, барабаня пальцами по столешнице.

Гарри пожал плечами, заинтересованно глядя на Грейнджер. Когда его подруга чувствовала поблизости тайну или задачу, требующую решения, она загоралась как лампочка, готовая рассеивать сумрак неведения. Вот и сейчас у Гермионы уже опасно сияли глаза, а движения стали чуть более порывистыми и нетерпеливыми чем обычно.

— Наши аналитики считают, что у него не было выбора, — ответил Поттер, — заклинание составлено таким образом, что род Малфоев — это своего рода источник, питающий проклятие. Как батарейка, аккумулятор.

— Если проклятию нужен источник, он мог бы принести жертву, использовать артефакт, — возразила Гермиона, которая почувствовала нарастающее волнение от внезапно выяснившихся деталей.

— Мало энергии, — ответил Гарри, казалось, готовый к такому ответу, — что такое артефакт или жертва, да пускай даже серия убийств, в сравнении с таким магическим наследием, как у Малфоев? Только представь, сколько поколений волшебников насчитывает их род, и какой силой должна обладать эта связь.

— Да, но почему именно эта семья? — не сдавалась Гермиона. — Разве не разумнее было бы поискать кого-то менее… заметного? Процветают они или в упадке — о них не забывают, Малфои всегда на виду.

— Не нашлось замены. Не было времени. Опять таки, личностные мотивы. Да что угодно, мало ли причин.

— Вот именно, что “что угодно”, — отозвалась Грейнджер, отрицательно покачав головой, — и так в этой истории постоянно. Любой факт можно объяснить этим “что угодно”. Нет, не все так просто. Мы что-то упускаем.

Гарри зарылся пальцами в волосы. Упрямство его подруги было знаменито далеко за пределами их троицы. И Гермиона ни за что не сдастся, пока не испробует все возможные варианты.

— Надеюсь, ты не думаешь, что мы пошли по наименее гуманному пути, потому что всем плевать на эту семью? Мы испробовали все, что могли. Это единственный способ разрушить заклинание. Нет батарейки — нет проклятия.

— Драко последний из рода?

— Да, последний Малфой. Я все проверил. Французская линия семьи угасла в прошлом веке, — Гарри пригубил свой кофе, бросив взгляд на блюдце в центре стола. Времени у них оставалось немного, прежде чем травы окончательно истлеют.

— Нет, Гарри, конечно я так не думаю, — слабо улыбнулась Гермиона, — я верю, что ты сделал все, что мог, чтобы спасти его. Только я думаю, что я могу сделать еще кое-что.

— И что же это? — поинтересовался он.

— Использую идею Драко.

— Что за идея?

— Если он прав, то как только он перестанет быть частью рода Малфой — проклятие развалится, — вздохнув, поделилась Грейнджер, хмуро глядя на друга. — Один раз он уже попробовал, не получилось. Теперь моя очередь.

— Гермиона, — Гарри слегка склонился над столом, — я полагаю, ты не отступишь?

Грейнджер, вполне ожидаемо, отрицательно покачала головой.

— Тогда прошу тебя, будь осторожна, — Поттер не ответил на ее еле заметную улыбку, — и скажи мне, я могу чем-то помочь?

— Ты связался со мной, потому что узнал в обнаруженной палочке мою, — не спросила, а скорее подтвердила Грейнджер.

Гарри утвердительно кивнул, комкая пальцами салфетку.

— И у тебя неделя, прежде чем Олливандер вернется из Европы и опознает ее.

— Неделя — это немало, — попыталась улыбнуться Гермиона, хотя ее внутренности, казалось, от волнения отплясывали польку.

— Что будет после, я даже думать не хочу, — нервно передернул плечами Поттер.

Он указал на полынь, которая наконец истлела и больше не обдавала пространство вокруг них резким ароматным дымком.

— Гарри, спасибо тебе, — Гермиона сжала его ладонь.

— За что?

— За все, — открыто улыбнулась ему Грейнджер, — за то, что ты — это ты.

— Не стоило в это ввязываться, Гермиона. Да что уж теперь говорить об этом. При любом исходе, — Гарри невесело улыбнулся в ответ, — я увижу тебя через неделю.

* * *

— У тебя прекрасный домовой эльф, Малфой, — Грейнджер улыбнулась Сэмми, — ты должен высоко ценить то, что он делает для тебя.

— Можешь не стараться, ты не в его вкусе, — Малфой стоял у окна, отвернувшись от Гермионы.

— Что там? — спросила она, приближаясь к Драко.

Гермиона проследила направление его взгляда — Малфой разглядывал что-то в небе.

С минуту ей не удавалось ничего рассмотреть из-за стены дождя.

Тяжелые капли нещадно барабанили по стеклу, создавая серую завесу, которая скрывала от их глаз все, что находилось дальше, чем на пару ярдов. Но чем дольше они стояли, тем слабее становился дождь и лучше видимость. Грозовые тучи таяли на глазах, а ливень, продлившийся несколько минут, сменился ярким солнцем. Настолько ярким и сильным, что дождевые лужи буквально изошлись паром под иссушающими лучами.

Грейнджер и Малфой с сомнением и недоверием смотрели на сад, утопающий во влажных испарениях, словно они находились где-то в тропическом лесу. Вода, которой была залита маленькая терраса, в считанные секунды высыхала, будто кто-то направил на нее прицельный поток горячего воздуха. Самое большее через пять-семь минут от грозового ливня не осталось и следа. Все поверхности были сухими, трава на газоне — увядшей, а листья кустарников обожжены по краям, словно несколько недель этот сад видел лишь палящее обжигающее солнце и давно не получал влаги.

Но едва Гермиона и Драко переглянулись, встречаясь друг с другом недоуменными вопросительными взглядами, как за окном будто по мановению волшебной палочки стемнело. Но не от того, что солнце село за горизонт, а от черных туч, что на “раз” возникли откуда ни возьмись, на “два” сбились в отдельные чернильные кучи, а на “три” заволокли плотным слоем все небо. И начался град. Ледышки размером с куропаточьи яйца барабанили по каменной кладке террассы, ломали ветки и листья кустов, стучали по крыше. Падали, сталкивались друг с другом, отскакивали от препятствий, устилали горизонтальные поверхности слоем ледяных камешков.

— И что дальше, — мрачно спросил Малфой, — огненный дождь?

Они застыли у окна и с нехорошим предчувствием следили за происходящим. Однако их опасения были напрасны. Град продлился так же недолго, как и его предшественники. Через несколько минут тучи стремительно разошлись, являя ясное небо, покрытое редкими перистыми облаками.

Гермиона и Драко, немного погодя, вышли на улицу, вглядываясь в небесную синеву. Под ногами хрустели уже начавшие постепенно таять ледышки, и это было единственное, что напоминало о диких погодных скачках, что имели место быть совсем недавно. Ни температура, ни влажность не выходили за рамки и были абсолютно нормальны для этого времени года.

— Ничего не понимаю, — покачала головой Гермиона — что это было?

Малфой только молча пожал плечами, зарываясь носком ботинок в слой подтаявших ледяных осколков.

— Может, это как-то связано с проклятием? — предположила она.

— По-твоему им можно любую херню оправдать? — скептично отозвался Драко.

— Других объяснений все равно нет. Сильные чары вполне могут влиять на окружающую среду.

— А может, мы просто спим, Грейнджер? Оба или кто-то один. И сон разваливается, намекая, что пора просыпаться, — тихо сказал Малфой, запрокинув голову и щурясь от солнца.

— Или мы — герои фильма. Хотя это почти одно и тоже, по сути, — задумчиво сказала Гермиона. — А ты бы хотел проснуться?

— А ты нет? — он прикрыл глаза, подставляя лицо мягкому солнечному теплу. Благо, в это время дня внутренний дворик был залит светом солнца.

— Даже если проснувшись, ты все забудешь?

— Ты напрашиваешься на фразу из какого-нибудь тошнотворного любовного романа? — усмехнулся Малфой.

— Я тебя не забуду, — сказала Гермиона, и почувствовала себя полнейшей дурой — у нее увлажнились глаза.

Малфой очень натуралистично изобразил приступ тошноты.

— Дурак, — она стукнула его по плечу, выдавив что-то наподобие слабой улыбки.

— Определенно, нужно убавить градус пафоса, Грейнджер.

Драко, исхитрившись, ущипнул Гермиону за бок, вызвав возглас протеста и еще один тычок в плечо.

— Взбодрись, — он сопроводил слова ленивой ухмылкой, — если мы ничего не придумаем, я все еще Малфой, а значит, быстро бегаю. Поттер получит меня, только если я сам к нему приду.

— Через неделю мою палочку идентифицируют, и вряд ли я смогу тебе чем-то помочь, — нахмурившись, поделилась Гермиона.

— Тогда не будем терять время, — сказал Драко, расправив плечи и стряхивая с них легкими движениями пальцев невидимые пылинки.

— Позер, — тихо шепнула Гермиона и рассмеялась, когда Малфой одарил ее в высшей степени возмущенным и негодующим взглядом.

* * *

Гермиона плохо и мало спала. Третью ночь она долго ворочалась в поисках удобного положения и с трудом засыпала. А сейчас сон не шел совсем. На часах было уже давно заполночь, и сил оставаться в кровати, которая теперь казалась душной и неудобной, не было. Хотелось свежего воздуха.

Луна в эту ночь вытворяла что-то сумасшедшее. Иногда она казалась маленькой, иногда — большой. Зависело от ее фазы, плотности воздуха, положении наблюдателя относительно горизонта. Может, еще от чего-то еще, чего Гермиона не помнила. Но то, что творилось на ночном небе сейчас — вряд ли вообще какие-то фазы и факторы могли объяснить.

Грейнджер стояла с чуть приоткрытым от от удивления ртом, запрокинув голову и глядя в небо. Сколько хватало глаз, все было — луна. Огромная, гигантская луна вместо темного ночного неба противоречила всем законам астрономии, физики. Здравому смыслу, в конце концов. Как будто кто-то, заарканив ее гигантским лассо, притянул аккурат к их дому. Кусочек неба виднелся только где-то с краю стены, если изо всех сил вытянуть шею и перегнуться через перила, заглядывая за угол. Похоже это было и на фантастическую картину, и на картинку, что умело растянули в графическом редакторе, сохранив качество рисунка.

— Кто-то поломал реальность, — протянул Малфой.

Гермиона вздрогнула от неожиданности, оборачиваясь на голос.

— Что ты тут делаешь?

— Не спится. Подумал, может, тебе тоже, — он оперся на перила балкона, глядя в небо.

В отличие от Гермионы, которая стояла на свежем ночном воздухе в одной пижаме, на плечи Драко была накинута мантия. Он бросил взгляд на ее все в мурашках руки и плечи, на то, как она пытается согреть теплым дыханием ладони и пальцы, и взмахом палочки набросил на Гермиону согревающие чары.

— Сумасшествие, да? — Грейнджер облокотилась на перила рядом с ним. — Творится черт-те что.

— Эта реальность нас выгоняет, — зевнул Драко, — пора уходить в другую.

— А что там?

— Не знаю. Может, ты будешь там бобром? — весело спросил Малфой. — Опыт у тебя уже есть.

Он приложил ко рту два пальца, имитируя длинные передние зубы.

— Какая глубокая мысль, Малфой, да ты просто философ, — Гермиона утрированно покачала головой и всплеснула руками.

Драко улыбнулся, оставшись крайне довольным своей шуткой.

— Что-то ты больно спокоен эти дни, — прищурилась Грейнджер, — а ведь почти половина срока прошла.

— Я спокоен, Грейнджер, потому что уже давно принял решение, — Малфой плотнее закутался в мантию.

— И что это за решение?

— А ты как думаешь?

— Ты решил бежать, — озвучила свое предположение Гермиона.

Она боялась, что он поступит именно так, и в то же время очень хотела этого. От одной мысли, что для деактивации проклятия нужно прервать чью-то жизнь, ее кидало в дрожь, и она готова была собственными руками сотворить портключ или портал, да что угодно, лишь бы эту жизнь сохранить. Но Гермиона прекрасно понимала — всеобщее благо неизбежно требует жертв.

— Это ты сказала, а не я, — заметил Драко.

— Шанс еще есть.

— Как ты можешь верить в успех, если мы даже не знаем, что ищем во всех этих книгах? — он поднял на Грейнджер вопросительный взгляд. — Мы весь день листали всю эту ерунду про проклятия, наветы, темную магию, кровные узы, и это такая мура. Ни в одной из этих книг и близко нет того, что могло бы помочь.

Гермиона устало прикрыла глаза, потирая пальцами виски. Она устала, действительно устала. Кроме того, что, казалось, ее голова сейчас работает на грани, денно и нощно обдумывая одну и ту же тему, ей еще приходилось прикладывать немалые силы, чтобы поддерживать хотя бы иллюзию надежды. Не для Малфоя, так для самой себя. И день ото дня это становилось все труднее.

— Если ты так уверен в провале, почему ты еще здесь? — устало спросила она.

— Решил дать последний шанс твоим замечательным мозгам, — усмехнулся Малфой. — А может, мне просто нравится тот парень, который к тебе прилагается.

— Что за парень? — нахмурилась Гермиона.

— Драко Малфой, версия два ноль, — ответил он, — по непонятным причинам эта улучшенная вариация меня появляется только в твоем присутствии.

— И тебе он нравится? — улыбнулась Грейнджер.

— А тебе?

— Я первая спросила, — она шутливо прищурилась. — Мне, определенно, да.

— И мне, — признался Малфой, — хотя иногда мне хочется его придушить. То есть себя. В любом случае, он испарится, как только тебя не окажется рядом, это я уже понял. Так что, может присоединишься к нему? К нам. Ко мне. Ты поняла, о чем я.

Гермиона помолчала, разглядывая Малфоя — его глаза, светлые ресницы и брови, тонкие губы, тени, которые залегли вокруг глаз. Неужели ей действительно будет не хватать всего этого, вкупе с его паршивым характером? Похоже на то. Вот уж точно, выражаясь словами Драко “мы в жопе”.

— Ты знаешь мой ответ, — отворачиваясь, сказала она.

— Когда они опознают палочку, вариантов у тебя немного. Но ты даже не задумалась.

— Нет ни одной причины, которая заставила бы меня хотя бы задуматься, — ответила Гермиона.

Озвучить эту мысль было странно, но, на удивление, она чувствовала себя спокойно и легко, зная, что поступает правильно.

— А если бы между нами что-то было? — спросил Драко, доставая из складок мантии футляр и извлекая оттуда сигарету.

— Святые угодники, Малфой, — удивленно сказала Гермиона, — сначала — маггловское пиво, теперь — сигареты. Чем еще ты меня удивишь?

— Все мы полны сюрпризов, Грейнджер, — закуривая, философски заметил Малфой, — это не просто маггловские сигареты. Лимитированное издание, частное производство. Если уж и травить себя, то самым лучшим. Я же Малфой.

— Ты сноб, Малфой, — засмеялась Гермиона.

— Может и так, — согласился он, — я все еще жду ответа.

— Сейчас будет много пафоса, который ты так не любишь, — предупредила она. — Ничто не заставит меня поставить личные чувства и эмоции превыше будущего тысячи тысяч волшебников. Ничто. Есть ли между нами что-то или нет — абсолютно не имеет значения. Я никогда бы не рискнула жизнями людей. Ни ради симпатии, страсти, влечения, ни даже ради возможного “долго и счастливо”.

— Высшее благо, да, Грейнджер? — спросил Малфой.

— Ты же знаешь, “В параллельном мире я бы обязательно согласилась”, — повторила она свою собственную фразу.

Малфой молчал, выдыхая сигаретный дым. А Гермиона смотрела на его профиль, думая о том, что она ни за что не позволит ему уйти. Ее будет ломать от этого решения, она будет винить себя, жалеть его, но в конечном итоге, поступит правильно. Даже если ради этого ей придется встать с ним под Аваду. И Драко, наверное, прекрасно понимает это.

— Жаль, — он затушил окурок о перила и откинул его куда-то прочь с балкона, — что мы не в параллельном мире. Я знал, что ты откажешься.

Он снял мантию и накинул ее на плечи Гермионы. Удивительно, она была так увлечена беседой и собственными мыслями, что и не заметила, как стремительно ослабевали согревающие чары.

— Спокойной ночи, Гермиона, — сказал Малфой, направляясь к двери.

— Спокойной ночи, Драко.

* * *

Грейнджер — боец. Она ни за что не позволит своему миру рухнуть, будет удерживать равновесие любой ценой, костьми ляжет в фундамент светлого будущего и утянет его, Драко, за собой. А потом будет страдать и мучаться, винить себя, и, в лучшем случае, отправит несколько лет жизни в помойку сожалений, а в худшем — свихнется.

Так зачем подвергать ее такой моральной пытке? Уж лучше Драко все сделает сам, не оставив ей выбора.

Малфой действительно не врал, когда говорил, что принял решение. Только не то решение, что озвучила она. Стоит ли винить ее, ведь он сам много раз убеждал ее именно в том, что бегство — его единственный шанс

Несмотря на то, что она могла бы с гордостью сказать, что Малфой теперь точно знает, в какой стороне находится лагерь хороших парней, ему было по-прежнему плевать на судьбу волшебного мира, и во всей этой ерунде с проклятием он не хотел допустить только одного. Гермиона не должна расплачиваться за помощь ему.

Она не должна проходить девять кругов ада на допросах в Министерстве, не должна нести наказание, а главное — она не должна жить на руинах волшебного мира, которые останутся после того, как проклятие сработает.

Часть его кричала о том, что это самая большая его глупость, что он когда-либо совершал.

А часть как могла пыталась оправдаться.

Твердила, что он просто-напросто устал от этой затянувшейся гонки.

Сетовала, что он не сможет влачить на себе груз ответственности за свой побег в одиночку.

Признавала, что он откровенно затрахался доказывать этому миру, что он достоен просто быть. А в ответ — то особое задание Реддла, то проклятие, то Поттер в сияющих доспехах.

А еще Малфой знал, что так надо. Не потому, что правильно, а просто “надо”. И был убежден, вопреки доводам сопротивляющегося рассудка и инстинкту самосохранения, так будет лучше.

Вдруг там его ждут мама и отец? Вдруг этот мир — его персональный ад, а там его ждет что-то совершенно иное, лучшее.

А может, он просто тронулся умом от навалившегося груза? Бывает и так. Тем более нет причин цепляться за жизнь сумасшедшего.

А Грейнджер. Это его личная путеводная звезда. А звезды должны сиять ярко, оставаясь недосягаемыми. Так надо.

— Малфой! — в комнату вбежала взбудораженная Гермиона. — Малфой!

Вид уставшей и вялой Грейнджер уже стал привычным. Они целыми днями просиживали за книгами, и оба выглядели откровенно плохо. Бледные, с темными кругами вокруг глаз. А сейчас Гермиона буквально источала саму жизнь — глаза горели каким-то непонятным огнем, щеки раскраснелись, а движения ее были порывистыми и полными силы.

— Что такое? — спросил Драко. — К нам пришел Поттер, и ты уже празднуешь, что наконец избавишься от меня?

Она крепко схватила Малфоя за руку, уставившись на него своими горящими глазами.

— Тебе нужен вампир, — восторженно проговорила она.

— Спасибо конечно, — Драко кивнул, — но я предпочитаю женщин.

Гермиона отмахнулась, пропустив его ответ мимо ушей, и сунула ему под нос какой-то потрепанный кусок пергамента.

— Обратившись, ты потеряешь связь с человеческой родословной, — сбивчиво проговорила она, тыкая пальцем в пергамент, — ты будешь частью рода того, кто тебя обратил. Рода Малфоев больше не будет, нет батарейки и нет проклятия!

Драко с полминуты буравил Гермиону пристальным взглядом, а затем дернулся уголок его рта. Он улыбнулся, хохотнул, а затем и вовсе залился нездоровым смехом, схватившись руками за живот.

Грейнджер терпеливо ждала, пока пройдет приступ истерики, одолевшей Малфоя, и когда наконец он рвано выдохнул, утирая тыльной стороной ладони заслезившиеся от смеха глаза, она молча подала ему стакан воды.

Драко весело смотрел на Гермиону, пока дыхание выравнивалось, а отдельные нездоровые смешки постепенно сходили на нет.

— Ты хочешь сделать меня вампиром? — улыбаясь, поинтересовался он.

— Не вижу ничего смешного, — возразила Гермиона, — это может сработать.

— А потом мы заразим твоего Уизли ликантропией и сообразим тройничок? — Драко недвусмысленно поиграл бровями.

— Это не смешно! — серьезно повторила Гермиона. — Малфой, это не шутки!

Он медленно выдохнул, зарываясь рукой в волосы. Грейнджер все еще сжимала злосчастный кусок пергамента, который, видимо, и навел ее на эту мысль. Выглядела она, гм, внушительно. Брови были нахмурены, губы сжаты в тонкую полоску, а взглядом она бы и вовсе прожгла Драко насквозь, если бы только могла.

Малфой отрицательно покачал головой, чем вызвал негодующий возглас Гермионы.

— Как это нет? — она всплеснула руками. — Я не спрашиваю, хочешь ты или нет, мы обязаны это попробовать!

— Нет, Грейнджер, — еще раз покачал головой Драко, — я не спущусь на предыдущую ступень эволюции добровольно.

— Тогда я тебя заставлю это сделать! — прищурившись, процедила она.

— Это нелегкая задача, — Малфой сжал пальцами древко палочки, — особенно без палочки.

Гермиона отступила на пару шагов назад, смотря на предмет, предостерегающе направленный в ее сторону.

— Либо так, либо… — она запнулась, глядя как посерьезнел Малфой. — Я не дам тебе сбежать. Прости.

Драко пристально изучал Гермиону, то, как сжались ее кулаки, как участилось ее дыхание, как вся она собралась, будто хищный зверь, который готовится к прыжку.

— Пора прощаться, — спокойно проговорил он, делая шаг навстречу.

Грейнджер упрямо помотала головой, шаря глазами по комнате в отчаянных поисках того, что помогло бы ей остановить Драко.

Малфой подошел к ней вплотную, игнорируя ее попытки отшатнуться от него. И Гермиона почувствовала, как ее лба коснулись сухие губы. Она чувствовала, как неспокойно он дышит, как весь трясется от мелкой дрожи. И услышала шепот над своей головой.

— Я бы мог оглушить тебя, — проговорил он, — портключ перенес бы нас очень далеко отсюда.

Гермиона сново отрицательно покачала головой, не решаясь поднять взгляд.

— Прости меня, — тихо сказал Малфой, и Грейнджер почувствовала, как в ребра ей уперлось твердое древко, — я не хочу, чтобы ты мешала. Петрификус Тоталус!

Он подхватил парализованное тело, аккуратно опуская неподвижную Гермиону на пол. Малфой выпрямился и, не оборачиваясь, вышел из комнаты. В коридоре послышались его удаляющиеся шаги.

* * *

Стоило резкому хлопку раздаться в кабинете, как Гарри отработанным движением в ту же секунду вскинул палочку в направлении источника звука. И не поверил своим глазам.

В центре помещения стоял Драко Малфой, собственной персоной. Рядом с ним, цепляясь за запястье хозяина, переминался с ноги на ногу маленький домовой эльф.

Малфой, делая шаг в сторону рабочего стола, медленно положил на него свою палочку и продемонстрировал пустые руки.

Когда Гарри направил палочку на домовика, Драко легко поднял руку в предупредительном жесте.

— Сэмми, теперь ты служишь мисс Грейнджер, — голос хоть и прозвучал ровно, но в нем слышалась то ли неспокойная дрожь, которая сотрясала говорящего, то ли его неровное дыхание, — заботься о ней так же, как обо мне.

Домовой эльф пару секунд взирал на хозяина большими бархатистыми глазами, а затем, уважительно склонив голову, исчез.

Малфой выглядел безупречно — костюм и мантия — с иголочки, ботинки — начищены до зеркального блеска, а изящной вишенкой на торте был еле уловимый аромат, в стоимости которого сомневаться не приходилось.

Драко холодно посмотрел на Поттера, заметив, каким взглядом тот смерил его от макушки до пят.

— Уходить надо красиво, — подчеркнуто безразлично протянул он.

— Я верно тебя понял? — спросил Гарри.

Драко утвердительно кивнул.

— Какие-то формальности с завещанием? Особые пожелания? — сухо поинтересовался Поттер.

Малфой сделал отрицательный жест головой.

— Тогда не будем терять время, — ответил Гарри, открывая дверь своего кабинета.

Он пропустил Малфоя вперед, и тот почувствовал, как между лопаток ему уперлась волшебная палочка.

— Формальность, ничего личного, — пояснил Поттер.

Малфою казалось, что они прошли с десяток каких-то коридоров и переходов, то поворачивали, то спускались, то поднимались. А может, у него окончательно сдали нервы. Потому что дрожал он весь — руки, ноги, да даже само сердце будто отплясывало в груди. А еще в голове боролись две мысли. Молотом стучал вопрос “Какого хрена?”, и перебивали этот вопрос эфемерные и нечеткие, маячившие где-то глубоко в сознании слова, что бояться ему нечего.

Шли они в полном молчании, только один раз, когда ехали в лифте, тишину нарушил Поттер.

— Почему ты пришел? — спросил он.

И что Драко должен был ответить?

Что он осознал, какой опасности подвергает волшебный мир? Но это неправда. Срать ему на этот мир.

Что делает это ради Грейнджер?

Что пришел сюда из-за взбесившегося внутреннего голоса, который твердил ему, что Авада в висок — это его личный Уроборос?

— Иди в жопу, Поттер, — ответил Малфой.

Когда Драко уже задумался, а не издевается ли над ним его спутник, или может, это такая изощренная пытка — гонять его по министерским уровням и коридорам, пока он не загнется от усталости, они пришли.

Гарри толкнул тяжелую деревянную дверь.

Они зашли внутрь и оказались в почти пустом помещении с низкими потолками. Интерьер Малфой не разглядел, потому что степень паники достигла своего апогея. Тело его трясло, сердце колотилось, а в горле стоял сухой ком. Даже дышать он едва мог, потому что уровень кислорода в воздухе упал до неприлично низкого уровня. Или это ему только кажется?

Помимо них в комнате находились два волшебника в темных мантиях. Никто не здоровался, не приветствовал друг друга кивками, лишь один из них сухо поинтересовался у Гарри о том, как все пройдет.

— Как планировали, — коротко бросил Поттер, делая шаг в сторону двери и собираясь, по всей видимости, запечатать ее.

А дальнейшие события происходили так стремительно и хаотично, что Малфой с трудом мог бы объяснить, что именно произошло и в какой последовательности.

Потому что в ту секунду, когда Поттер шагнул к двери, все завертелось.

Один из волшебников направил палочку на Драко.

Дверь распахнулась, хлопнув о стену, и в дверном проеме возникла раскрасневшаяся, как после быстрого бега, Грейнджер.

Второй волшебник и Поттер, моментально отреагировав, направили на нее какие-то щитовые или сдерживающие чары, и Гермиона так и осталась маячить в дверном проеме, без возможности переступить порог.

А самого Малфоя словно погрузили под воду или отгородили от остальных толстым стеклом, потому что фразы и слова он слышал приглушенно и будто издалека. И время, как по волшебству, замедлилось раз в -дцать.

Драко видел, как бьется о магический барьер Грейнджер, медленно раскрывая рот и крича ему, что передумала, что ошиблась и что-то еще, чего он не может разобрать. Как Поттер что-то коротко отвечает ей, продолжая поддерживать щитовые чары.

Как волшебник, что держал под прицелом самого Драко, медленно открывает рот и буква за буквой произносит Убивающее заклятие. И по мере того, как он говорит, на кончике его палочки формируется зеленая искра, которая все растет и растет, увеличивается, пока зеленый всполох не заполняет своим светом добрую половину помещения и, вырываясь наконец из палочки, ползет в направлении Малфоя.

И Драко чувствует, как сердце колотится от страха, как глаза застилает яркий свет, и жмурится, потому что сил смотреть на бушующую зелень уже нет. И, погружаясь в темноту, он не падает, а кружится, кружится в гигантском водовороте, влекомый все ниже и ниже какой-то неведомой силой. А где-то далеко то ли кричит, то ли рыдает Грейнджер. Зовет его по имени, срываясь на истошный вопль.

И пока вихрь все несет и несет его в неизведанные глубины, надорванный голос раз за разом стучит в ушах.

“Малфой! Малфой! Малфой. Драко. Драко, Драко”.

И по мере того, как фамилия сменяется именем, меняется и сам голос, зовущий его. И вот это уже не отчаянный крик Гермионы, а еле слышный голос матери.

А ослепительная зелень медленно сменяется мягким дневным светом. Таким приятным, что можно даже попытаться открыть глаза.

Драко сделал над собой усилие, пытаясь разлепить веки. И проснулся.