Список (гет)

Почему мы должны были остаться в Хогвартсе

Составлено Гермионой Джейн Грейнджер

1. Там нет сумасшедшей матери, пытающейся свести меня с моим лучшим другом (хотя есть сумасшедшая Джинни, но после того, что произошло, думаю, нужно пересмотреть ее поступки).

2. Не нужно беспокоиться о том, убьет ли мой папа Гарри (только представьте, что ваш папа был членом стрелкового клуба и у него есть доступ к оружию, даже если оно заперто в клубе).

3. Нет сумасшедшей женщины прямо с твоего факультета, которой, кажется, нравится мучить парня и девушку, являющихся друзьями, только потому, что в ее жизни нет романтики. (Прозвучало жестоко? Возможно, это немного неуместно).

4. Кроме того, в Хогвартсе нет катка.

5. В школе у меня больше контроля. От меня зависит, окажусь я в спальне Гарри или нет. У меня дома он запросто может зайти в мою комнату, когда захочет. Конечно, он так не поступит. Слишком джентльмен, чтобы сделать настолько очевидную глупую вещь.

6. Даже когда я нахожусь в комнате с Гарри, там обычно присутствует еще кто-то, кто не дает нам целоваться.

7. Никакого неловкого молчания за ужином. Всегда кто-то говорит. Даже если это Джинни, которая рассказывает о чем-то, что никого из нас не волнует.

8. Время от времени нам с Гарри все же удается переключить внимание с наших отношений на будущие отношения Рона и Луны. Они обязательно начнут встречаться. Думаю, они прекрасно дополняют друг друга.

9. Комната, в которой я сплю, не украшена фотографиями, где должны быть трое из нас, но которые благодаря Рону стали святыней нас с Гарри. Даже если самая здравомыслящая девушка, в конце концов, думает, что это, возможно, больше, чем дружба, на первый взгляд.

10. Я бы не поняла, что влюблена в Гарри Поттера.

Так много всего, что можно сказать для самообмана, особенно когда это касается сердечных дел.

Дайан Фролов & Эндрю Шнайдер

В течение последних минут он сидел в тишине, ее нарушали только звуки опускаемого на стол Гермионой столового серебра и тарелок. Гарри осознавал необходимость поговорить с подругой о произошедшем, иначе он имел шанс наблюдать, уничтожение Гермионой всего фарфора, и это, естественно, привело бы к тому, что мистер Грейнджер похоронил бы его живьем.

— Тебе не кажется, что ты слегка преувеличиваешь? — тихо поинтересовался Гарри, смотря на нее. Гермиона подняла взгляд, тарелка в ее руках дрожала.

— Преувеличиваю? — в неверии повторила она. — Гарри, произошедшее… Я хочу сказать... Это было унизительно! — закончила она сервировку стола и отвернулась, чтобы скрыть покрасневшее лицо.

— А я думаю, что они запросто могли ошибиться, — заметил Гарри, подходя к ней. — Мы же держались за руки, — он затаил дыхание в ожидании ее реакции. Но когда ее не последовало, Гарри задался вопросом, а что, он рассчитывал, Гермиона сделает?

— Но это все равно не давало им права настаивать…

— Я знаю, Гермиона, — сказал Гарри, пытаясь говорить спокойным голосом, но понимая при этом, что терпит неудачу. «Учтивость» не являлась одной из его лучших черт, да и вообще не имела к нему никакого отношения, раз на то пошло. — Просто проигнорируй это. Как на четвертом курсе, помнишь? Забудь об этом. В любом случае, какая разница, что они там себе думают?

Гермиона прикусила губу. Она почувствовала себя униженной не из-за того, что все эти люди на катке на них смотрели, а потому, что на долю секунды…

- Думаю, что ты действительно научился! — смеясь, воскликнула Гермиона, когда Гарри начал набирать скорость. — Готова поспорить, что ты уже готов кататься сам, без моей помощи.

— Нет, — Гарри посмотрел на нее со страхом в глазах. — Честно, я катаюсь хорошо только потому, что меня направляет твой дух. И твоя грациозность, конечно же, — она закатила глаза. — Что?

— Если ты надеешься покорить девушку, то тебе определенно нужно выучить парочку других комплиментов, — покачав головой, ответила Гермиона. — Меня направляет твоя... — из ее горла вырвался еще один смешок, который был прерван померкнувшим светом и голосом из динамика:

— Парочки, наступило ваше время! Хватайте свою вторую половинку и наслаждайтесь романтическим катанием на катке! — заиграла медленная песня.

Гарри и Гермиона обменялись сомневающимися взглядами.

— Думаю, пришло время уходить, ты как? — спросила Гермиона.

— Не могу не согласиться! — Гарри выглядел довольно встревоженно, и они оба, все еще держась за руки, направились к выходу.

Молодая женщина, которая чем-то напомнила Гермионе Лаванду, остановила их прежде, чем они успели покинуть каток.

— Куда это вы собрались? — поинтересовалась она. — Не уходите! Вы одна из самых милых парочек на льду. Если кто-то увидит, что вы покидаете каток, то им покажется, что они тоже должны!

Гарри и Гермиона в шоке открыли рты.

— Кажется, вы не поняли, — затараторила Гермиона, только чтобы быть прерванной надоедливой женщиной.

— Не нужно смущаться, — рассмеялась та. — Я тоже была когда-то молодая и легкомысленная.

«Когда-то? — тревожно подумала Гермиона. — Сколько лет может быть этой женщине? Явно не больше, чем двадцать пять».

— Я знаю, что в таком возрасте выражать свои чувства друг к другу на публике может быть немного проблематично, но вы до этого хорошо справлялись.

— Послушайте, — снова начала девушка, но женщина просто сделала шаг вперед и подтолкнула ее. Пальцы Гермионы все еще были переплетены с пальцами Гарри, так что мгновением позже, когда она упала на каток, тот последовал за нею. Люди на катке, заметив переполох, поторопились удовлетворить свое любопытство и обратили внимание на краснеющего Гарри, лежащего прямо на такой же красной Гермионе. Тут же раздалось коллективное «Оууу» и один или два человека воскликнули: «Целуй ее».

Гермиона, которая старалась смотреть куда угодно, только не на своего лучшего друга, начала еще быстрее переводить взгляд. А Гарри уставился на нее, пытаясь успокоиться. Она могла чувствовать его дыхание на своем лице, и на долю секунды, по никому не известным причинам, Гермионе больше всего на свете захотелось, чтобы Гарри наклонился и поцеловал ее. Это странное желание исчезло в тот момент, как он скатился с нее и пробормотал несколько извинений, все так же отчаянно краснея.

— Пойдем, — сказал он, поднимая ее. К счастью, им удалось сбежать, пока та сваха обрабатывала другую группу «молодых», как она выразилась.

Как бы Гермиона ни старалась, она все равно не могла выбросить одно короткое мгновение из головы. «Что за чертовщина произошла там? И, Мерлина ради, как до этого дошло»?

Она коротко простонала и скользнула на ближайший стул, спрятав лицо в ладонях. Должно же быть какое-то рациональное объяснение этому. Она не была влюблена в Гарри. Она уже влюблялась в лучшего друга, и это привело к так и не объявленным официально семидневным отношениям, закончившимся фразой «Это же не работает, не так ли?». Если бы не тот факт, что Рон был довольно глуп, когда дело доходило до неловких ситуаций, то они бы, вероятно, поссорились. Гарри же, с другой стороны, хоть и не являлся самым умным в Хогвартсе, но все же был немного более догадлив в таких вопросах, нежели его первый партнер по преступлениям. И это был бы их конец, если все это оказалось правдой.

«Но это не так, — твердым голосом убеждала себя Гермиона. — Я не настолько глупа, чтобы позволить такому произойти. У меня, наверное, ПМС или что-то типа того, потому мои гормоны и вышли из-под контроля».

Она глубоко вздохнула, позволив этой мысли упокоить ее, хоть и понимала, что это должно начаться только через две недели.

— Гермиона? — позвал Гарри, уставившись на подругу, которая, казалось, была в самом разгаре нервного срыва. — Ты уверена, что у тебя не болит голова?

— Я в порядке, — вяло ответила Гермиона, взглянув на него. — Просто немного не по себе от этой ситуации. Почему людям трудно понять, что мужчина и женщина могут быть друзьями без каких-либо иных чувств между ними?

— Не знаю, — пробормотал Гарри, отведя глаза. И так хотел добавить: «Может потому, что они правы?» — но знал, что такое утверждение просто нереально. «Не может быть правдой», — продолжал он напоминать себе.

— Ужин готов! — раздался голос миссис Грейнджер в столовой, и Гарри быстро занял свое место рядом с Гермионой, которая выглядела довольно бледной, когда старшие Грейнджеры внесли ужин: запеченную курицу с гарниром из картофеля с луком, и большой тарелкой по-разному приготовленных овощей.

— Выглядит очень аппетитно, миссис Грейнджер, — произнес Гарри в надежде избежать гнетущей тишины. Гермиона, которая обычно весело болтала за ужином, сейчас была непривычно молчалива.

— Спасибо, Гарри, — миссис Грейнджер просияла в ответ на его похвалу, в то время как мистер Грейнджер оставался просто наблюдателем.

— Итак, как прошла ваша небольшая прогулка? — спросила Элизабет, сложив руки на столе. Это сразу напомнило Гермионе все те замечания, что она получала в детстве: «Локти не должны лежать на обеденном столе, Гермиона!» Девушка мгновение пребывала в шоке. Покачав головой, она наконец-то поняла, о чем спрашивала мама, и появившаяся мгновение назад уверенность вновь ускользнула.

— Я же сказала, что не хочу говорить об этом, — мягким голосом ответила Гермиона, проткнув свою курицу вилкой.

— Миона, — неодобрительно произнесла ее мать.

— Не называй меня так! — воскликнула Гермиона, подняв голову. — Ты же знаешь, что единственной причиной, почему я разрешала себя так называть, было то, что я тогда не могла правильно произнести свое собственное имя.

В другой ситуации Гарри не смог бы удержаться от смеха. Вместо этого он предпочел молча гонять по тарелке горох. Его не покидала уверенность, что даже первый обед с Уизли после разрыва с Джинни был гораздо менее неудобным, чем этот.

— Тогда начни вести себя как взрослая, а не как ребенок, — сверкнув глазами, заметила миссис Грейнджер.

Гермиона стиснула зубы. В такие моменты она абсолютно не понимала свою мать. Почему та так упрямится? Неужели она не видит, что ее дочь расстроена?

— Я не понимаю, почему ты так злишься, — продолжила Элизабет, опустив руки на колени и принявшись расправлять салфетку. — Не могло случиться ничего столь ужасного, а даже если и могло, то нет никаких причин переносить это на меня.

От возмущения Гермиона даже не пыталась скрыть насколько расстроенной была. Никто, кажется, не понимал (и она никому не расскажет), что это ни Гарри, ни ее мать, а она сама была той, на кого больше всего злилась. И все из-за одной минуты. Тот момент снова и снова повторялся в ее голове: Гарри падает на нее, его глаза смотрят в ее, сердце бьется так быстро и только единственная мысль в голове…

Гермионе казалось, с ней что-то не так. Да и другого рационального объяснения просто не было. Все это сигнализировало о том, что она хотела разрушить их дружбу, потому что нет ни единого шанса на этой Земле, что у них могли быть какие-либо другие отношения с Гарри, кроме платонических. Ни за что на свете. Очевидно, она собиралась забросить свою жизнь, ведь других объяснений просто не существовало.

Кроме самого очевидного, конечно же, голоса, очень похожего на Джинни, нашептывающего в сознании Гермионы. Она покраснела и, притворившись, что у нее снова разболелась голова и извинившись, ушла в свою комнату прежде, чем родители позволили ей это сделать. Гарри оставалось только сидеть там и смотреть, как она убегает. Он отодвинул свою тарелку, потеряв аппетит, и тоже извинился. Поднимаясь вслед за Гермионой, он чувствовал, как его сердце сжимается от мыслей о том, что их дружба разрушена навсегда.

* * *

— Рон, я устала, — простонала Джинни, когда он в четвертый раз за вечер поставил шах ее королю.

— Но сейчас еще только полвосьмого! — воскликнул Рон, смотря на сестру широко раскрытыми глазами.

— Я устала играть в эту игру, — прорычала Джинни, поняв, что партия подошла к тому моменту, когда Рон ставит ей шах и мат.

— Это все потому, что ты проигрываешь, — ухмыльнулся он.

Джинни закатила глаза.

— Не прикрывайся этим. Я обыграла тебя в каждой партии два дня назад. Просто тебе повезло, удача на твоей стороне.

— В шахматах не так много удачи нужно, Джинни, — обиженно заметил Рон.

— Ой, да ладно тебе. Пошли, поедим.

— Еще одну партию! — умолял Рон.

— Зачем? Чтобы ты почувствовал себя так, будто ты лучше, чем женщина?

— Да! — воскликнул Рон. Джинни уставилась на него. — Эм, нет. Конечно же нет. Просто… ну пожалуйста?

— Если мы отправимся сейчас, то ты, возможно, встретишься с Луной, — пропела Джинни. — Она осталась на каникулы и в это время обычно ужинает.

— Я знаю, — выпалил Рон, и кончики его ушей покраснели. — Я просто… просто не хочу идти туда сейчас.

Джинни нахмурилась.

— И почему же? Все знают, что ты чувствуешь к ней. Кстати, ты это сделал достаточно очевидным.

— Я просто не хочу встретиться с ней, — слегка отвернувшись, пробормотал он.

— Почему? Что-то неловкое произошло?

Рон, сузив глаза, посмотрел на нее, а затем повернулся — его лицо было залито румянцем.

— Так значит, что-то все-таки случилось, — воскликнула Джинни. Она ухмыльнулась, а затем плюхнулась на живот и положила голову на руки, будто на девичнике в женской спальне. — Да ладно тебе. Расскажи все своей маленькой сестренке.

— Что-то не хочется, спасибо.

— Рон, — Джинни слегка надула губы. Но он оставался тверд. — Посмотри на это с такой стороны: либо ты мне поведаешь все сейчас сам, или же я стану ходить, высматривать и вынюхивать и в итоге узнаю все и расскажу всей школе, — Джинни невинно улыбнулась брату.

— Даже не знаю, почему я зависаю с тобой, если ты такая раздражающая маленькая засранка, — пробурчал Рон. — Если хочешь знать, то я столкнулся с Луной, когда возвращался с обеда сегодня.

— И? — протянула Джинни.

Рон безучастно посмотрел на нее.

— И что? Вот это и произошло.

— То есть неловким моментом, удерживающим от ужина Рона Уизли, который еду, возможно, ценит больше, чем друзей, является то, что ты столкнулся с кем-то? — недоверчиво произнесла Джинни.

— Ну, из-за меня одна из ее книг упала на пол! — запротестовал ее брат.

— И Луна выглядела разозлившейся?

— Нет, она, правда, немного позлорадствовала, когда я предложил проводить ее в башню Когтеврана в качестве извинения, но это все.

— Ты, похоже, еще тугодумней, чем Гарри и Гермиона, — выпалила Джинни. Затем она вскочила и схватила его за руку. — Пошли. Мы собираемся поужинать. И ты не только увидишься с Луной, но и будешь с ней разговаривать и сядешь рядом, чертов идиот.

* * *

Наконец-то поднявшись наверх, Гарри заметил, что дверь в комнату Гермионы была открыта, и остановился перед ней. Девушка сидела на кровати и яростно вязала, бормоча себе что-то под нос, но он не смог разобрать слов. Задаваясь вопросом, а не идет ли он на верную смерть, Гарри постучался.

— Я не хочу с тобой разговаривать, мама, — воскликнула Гермиона со своего места.

— Это я, — неловко ответил Гарри.

Гермиона подняла глаза, и ее злость мгновенно растворилась.

— О, Гарри! Прости, я думала…

— Я понял, — он сделал шаг ближе к порогу. — Можно войти?

— Конечно! — Гермиона убрала свое вязание, когда Гарри сел на кровать.

— Что вяжешь? — спросил он, махнув рукой в сторону какой-то неправильной пары перчаток.

— Не знаю. Иногда, когда нервничаю, я просто вяжу. И когда расстроена, то могу сделать что-то для подготовки к Т.Р.И.Т.О.Н.А.М. Да и это расслабляет.

— Уверен, что домашние эль… — начал Гарри, а затем исправился. Не хотел давать ей лишних надежд. — Уверен, Добби понравится.

— Все эти годы он от них в абсолютном восторге, не так ли? — слегка нахмурившись, сказала Гермиона. — Просто мне кажется, что он берет слишком много. Это не честно по отношению к другим домашним эльфам.

— Уверен, Добби отдает их при необходимости всем желающим, — быстро добавил Гарри, а затем решил сменить тему разговора: Так кто приедет сюда на Рождество?

— Родители моей мамы, но ты уже знаешь об этом. Моя тетя и дядя с маминой стороны с двумя детьми и папина сестра. Думаю, на этом все.

— Есть что-то, что мне нужно знать, чтобы не опозориться?

— Ну, наверное, мне стоит сказать тебе имена моих кузенов во избежание шока.

— О чем ты говоришь? — Гарри выгнул бровь.

— Моя мама и тетя с детства соперничали друг с другом. После того, как мама решила меня назвать Гермионой, как персонажа из «Зимней сказки», тетя решила, что это тоже хороший повод для конкуренции. Когда у нее родился первый ребенок, она назвала ее Дездемоной.

— Дездемона? — повторил Гарри.

— Да. Ты знаешь, из «Отелло»? И это довольно ужасно, потому что Дездемону называли проституткой и шлюхой на протяжении всей пьесы, и в конце ее задушил собственный муж, который решил, что у той интрижка. Не самое хорошее имя для ребенка.

— Можешь повторить это, — пробормотал Гарри.

— Что еще хуже, Дездемона — это греческое имя, которое значит «неудача». Так что решили звать ее просто Мона, — продолжила Гермиона. — Удостоверься, что будешь называть ее так, даже если моя тетя попытается всеми правдами и неправдами представлять ее как Дездемона.

— Понял. А что насчет другой?

— Офелия, — грустно вздохнула Гермиона. — Еще одна ошибка, по моему мнению. Видишь ли, эта героиня сошла с ума и покончила жизнь самоубийством. Мы зовем ее Лия, по большему счету из-за того, что она слишком маленькая, чтобы произносить «Офелия». Ей только три, и пока что это слишком сложно для нее. Когда мы просим ее назвать свое полное имя, она обычно говорит «Фелья». Так что они просто Лия и Мона.

— Я так полагаю, что у Гермионы из «Зимней сказки» за спиной нет никакой смущающей истории, — заметил Гарри.

— Ну не то чтобы, — пожала плечами Гермиона. — Я имею в виду, что ее тоже обвиняли в прелюбодеянии, но признали невиновной. Однако ее муж, Леонт, не смирился с решением, затем его сын. Гермиона, узнав об этом, падает в обморок, и ее считают мертвой. Конечно, Леонт сожалеет о своей ошибке, но в конце концов выясняется, что она жива и просто скрывалась. И все живут долго и счастливо. Так что в истории нет ничего особо постыдного.

— Это хорошо, — кивнул Гарри.

Гермиона улыбнулась, а затем посмотрела в окно.

— Люблю, когда на небе полная луна, — вздохнула она. — Это немного компенсирует тот факт, что городские огни прячут от нас звезды.

Гарри оставалось только наблюдать за тем, как загорелось ее лицо, пока она говорила. Недавно он понял, что поражен тем, как всевозможные мелочи могут вызывать такие страсти в ней. Это разительно отличалось от тех девушек, с которыми был знаком до этого. Чжоу признала бы, что это было довольно мило, но потом сразу перешла бы к интересующей ее теме, скорее всего о себе. Джинни закатила бы глаза и сказала, что люди слишком беспокоятся о таких незначительных вещах. «Это же просто спутник, — он мог представить, как она это произносит. — Чего беспокоиться о нем? Одна ночь, на следующую его нет. Не думаю, что это какое-то особенно событие. В любом случае, если тебе так хочется посмотреть на звезды, просто аппарируй на север». При этом Парвати и Лаванда похихикали бы без особой причины, а затем вернулись к своей болтовне.

Возможно, Гарри было проще общаться с Гермионой, потому что она тоже выросла, как магл. Несмотря на проведенные в Хогвартсе семь лет, она, как и Гарри, все еще поражалась, когда обнаруживала новое заклинание. И мысль об аппарации на север, только чтобы лучше увидеть звезды, никогда бы не пришла ее в голову. Вместо этого она предпочла бы терпеливо дожидаться полнолуния.

Гермиона наконец-то повернулась к Гарри.

— Разве это не прекрасно? — просияла она. — Не могу придумать ничего более захватывающего, чем знать, что небо ярче, чем Лондон. А ты?

Уставившись на Гермиону, Гарри понял, что бессознательно кивнул. Гермиона с любопытством уставилась на него.

— Да ладно? — рассмеялась она. — Что же такого на земле ты видел более прекрасного, чем это? — она указала на окно.

Гарри почувствовал, как во рту пересохло.

— Я… эм… — он почувствовал, как задыхается, а лицо краснеет.

— Ну? — спросила Гермиона. Она вздохнула, а затем замерла. Ведь выражение лица Гарри ничего не значило, не правда ли? Она вздрогнула от шока, когда Гарри воскликнул, слезая с кровати Гермионы.

— Я собираюсь лечь спать.

Девушка почувствовала укол разочарования и заметила, что на часах была только половина десятого, немного рановато для сна.

— Хочу написать письмо Рону, — быстро добавил Гарри.

Гермиона кивнула, а затем поинтересовалась:

— И как же ты планируешь его отправить? У нас же нет сов, помнишь?

— Ну, миссис Уизли обязательно пришлет нам какие-нибудь подарки. Так что я… просто отдам письмо Эрлу, — с нервным смешком объяснил Гарри.

— Хорошо, — сказала Гермиона, в ее голосе явно звучало сомнение. — Тогда спокойной ночи.

— Спокойной, — он вышел из комнаты, а девушка только покачала головой.

— Он порой такой странный, — пробормотав сама себе, она забралась на кровать, взяла «Письмо Скарлет» с ночного столика и открыла её.

Двадцать минуту спустя Гермиона захлопнула книгу, недовольство было написано на ее лице. Она около тридцати раз прочитала одну и ту же страницу, но оказалась настолько рассеянной, что не смогла сконцентрироваться на чтении. Затем она с любопытством посмотрела на тумбочку, на которой стояла фотография с Роном, Гарри и ней, обнявшихся друг с другом. Гермиона бессознательно сжала пальцы вокруг колдографии, на которой теперь были только она и Гарри, и тут же прикусила губу, когда мысли о катке и всем, что там произошло, всплыли в ее сознании.

— Они же не могут быть правы? — она прошептала, обняв себя руками. Гермиона снова посмотрела на фото, и ее сердце забилось быстрее.

— Прекрати! — приказала она себе, сжав губы. — Это становится смешным. Ты просто смущена, потому что тебе восемнадцать лет, общество промыло тебе мозги, заставляя поверить, что мужчина и женщина не могут быть просто друзьями, если им больше четырнадцати.

Гермиона глубоко вздохнула, желая, чтобы сердце успокоилось. И когда ей это удалось, она услышала легкие стуки за дверью. Нахмурившись, Гермиона покинула теплую постель, открыла дверь, только чтобы обнаружить лучшего друга, спускающегося вниз.

— Гарри? — уставившись на него, позвала она.

— Гермиона! — парень выглядел удивленным. — Прости, я разбудил тебя?

— Нет, конечно же, нет. Сейчас только без пяти десять, — она облокотилась о косяк и прислонилась к нему головой. — В любом случае, свет включен. Не заметил?

Гарри покачал головой.

— Кажется, я слегка невнимателен, когда устал.

— Это имеет смысл, — Гермиона кивнула.

Гарри посмотрел наверх, задумавшись, стоит ли обижаться на то, что она согласилась с ним. Однако прежде, чем он смог решить что-то, девушка спросила:

— А что ты делаешь? Я думала, ты собирался спать?

— Мне захотелось пить, — объяснил Гарри, поднявшись наверх.

— Оу, — Гермиона кивнула. Затем наступила тишина. Они смотрели друг на друга. Гермиона спросила прежде, чем успела обдумать вопрос и остановить себя: «Если бы кто-то попросил нас описать нашу дружбу, чтобы ты сказал»?

— Что? — Гарри почувствовал, как вспотели ладони. «Что она имела в виду, задавая такой вопрос»?

А в это время Гермиона мысленно избивала себя. Что, во имя Мерлина, сподвигло ее спросить об этом? Она вздохнула, принимая тот факт, что вопрос уже открыт, и нет смысла избегать этого.

— Если кто-то придет к нам и попросит объяснить, почему мы можем быть просто друзьями, что бы ты сказал тогда? — повторила Гермиона, пальцами левой руки перебирая ткань пижамной майки.

Когда Гарри размышлял над вопросом, Гермиона могла поклясться, что в одно мгновение его лицо покраснело, а затем через несколько секунд снова вернулось в норму.

— Это легко, — ответил Гарри, надеясь, что его голос не будет дрожать от нервов. — Я бы сказал, что нам очень комфортно друг с другом, и, так как мы постоянно рядом, со стороны кажется, что мы увлечены, когда это просто этап нашей дружбы.

Гермиона на мгновение буквально уставилась на него, прежде чем заметить:

— Ну, это довольно интересное объяснение. Как ты пришел к этому?

Гарри пожал плечами, благодаря Мерлина за то, что Гермиона поверила в ту чепуху, что он придумал.

— Просто пришло в голову. Пойду, попью, хорошо?

— Вот видишь? — мягко сказала она себе. — Прекрасное убедительное объяснение. И к тому же имеет смысл. Почему тебе это не пришло в голову? «Нам очень комфортно друг с другом, и так как мы постоянно рядом, со стороны кажется, что мы увлечены друг другом, когда в действительности это просто этап нашей дружбы», — Гермиона повторила сама себе, а затем твердо кивнула. — Да, должно быть, именно так.

И пока она пыталась заставить свои мозги принять эту мысль как истину, Гарри сидел на ступеньках возле ее комнаты, задаваясь вопросом, когда же их отношения стали такими сложными, что ему пришлось совершить немыслимое — соврать единственному человеку, который всегда верил ему.