Ничего личного. Это просто работа - 2 (джен)

— Вот, выпей, — чашка в руке Стефани тряслась так сильно, что было непонятно, кому приготовленный чай нужен больше — ей или Люси. — Прости…

— Всё нормально.

Жалкая попытка улыбнуться в качестве благодарности бесславно провалилась, и Люси поспешила, спрятавшись за чашкой, сделать несколько глотков, не желая своим отказом огорчать и без того расстроенную золовку — той и так сегодня досталось от брата и, скорее всего, позже, как только эти двое получат возможность остаться одни, прилетит ещё. А ведь по сути Стеф была не так уж и виновата: спровоцировать кошмар могло что угодно, но теперь, по крайней мере, они узнают причину его возникновения. Хотя бы за одно это можно сказать спасибо.

— Расскажешь? Тогда станет легче.

Люси, кивнув, поставила чашку на столик, но говорить начала не сразу. Её никто не торопил. Нацу лишь крепче обнял за плечи, таким нехитрым способом демонстрируя свою поддержку, остальные — полковник Флеминг, Локи, Телец, Близ — молчали, но и в этой чуткой тишине чувствовалось участие: она среди друзей, никто не будет осуждать или смеяться, а большего ей пока и не надо.

— Я часто спрашивала маму, — негромко начала Люси, — почему у них с папой нет свадебных фотографий. Она смеялась: «Всё произошло спонтанно. Мы были молоды, влюблены и совершенно не думали о таких глупостях». Отшучивалась: «Ты же знаешь — папа не любит фотографироваться, считает, что у него получается слишком крупный нос». Переводила разговор на другую тему. Со временем я и сама перестала спрашивать, видя, как ей неприятно говорить на эту тему. Но, оказывается, всё было до банального просто — родители никогда не любили друг друга, не женились, не планировали моё рождение. Если говорить о физическом родстве, Лейла не являлась моей биологической матерью, хотя по сути стала ею. Она была моей няней.

Едва слышный гул работающего ноутбука, тиканье часов, скрип мебели — привычные звуки успокаивали, скрадывая напряжённость момента, позволяя абстрагироваться от горьких воспоминаний, тем самым не давая им взять над собой верх.

— Мою настоящую мать звали Алиса, Алиса Хартфилия. Я так отчётливо помню сейчас её имя, потому что после того, как мама пропала, долго верила, что она стала актрисой и уехала на гастроли с моим любимым спектаклем — «Алиса в Стране Чудес». Поэтому упрашивала Лейлу ходить на каждую постановку — а вдруг я смогу хоть мельком увидеть маму? Конечно, она не играла в театре — это была очередная ложь, нужная для того, чтобы я перестала задавать неудобные вопросы.

В горле пересохло, но Люси упорно терпела: чтобы взять чашку, пришлось бы — пусть и на краткий миг — лишиться тёплых объятий мужа, а её уже начинало потряхивать.

— Что я могу сейчас вспомнить о маме? Немного. Приторно-сладкий запах её духов, тщательно подведённые карие глаза, всегда смотревшие на меня с плохо скрытым раздражением и досадой, бесконечную вереницу мужчин, приходивших в наш дом в отсутствие отца. Однажды я спросила её, кто все эти дяди. Мать отхлестала меня по лицу и пригрозила, что если я ещё раз спрошу об этом или расскажу отцу, она отрежет мне язык огромными кухонными ножницами, которыми потрошили рыбу. А потом искромсала ими мою любимую игрушку. С того дня я больше у неё ничего не спрашивала.

Голос прервался надсадным кашлем. Нацу сам потянулся за чашкой. Люси осушила её в два глотка, почти не чувствуя вкуса, и плотнее прижалась к мужу, уже не стараясь сдерживать нервную дрожь.

— Мной занималась исключительно Лейла — читала, кормила, водила на прогулки. Мать только однажды взяла меня с собой. Ничего не объясняя, схватила за руку, потащила к лифту. Я плакала и пыталась вырваться, безрезультатно звала Лейлу — та по приказу матери за минуту до этого ушла в магазин. Мы долго куда-то ехали, пока не оказались за городом, на аэродроме. Там нас встретил мужчина.

— Ты его знала? — не удержался от вопроса Локи.

— Да. Это был Марк Рэдфокс, отец Гажила. Увидев меня, он стал возмущаться: «Зачем ты привезла девчонку? Мы же должны были улететь только вдвоём». «Так её папаша будет сговорчивее», — ответила мама и приказала мне сидеть в машине, а сама с Марком отошла в сторону. Я не хотела никуда с ними ехать, поэтому, пока они о чём-то разговаривали, осторожно выбралась из машины и спряталась за ящиками в ангаре. Марк и мама очень разозлились, увидев, что я сбежала, стали кричать друг на друга, потом принялись меня искать, правда, недолго — Рэдфокс без конца повторял, что им нужно уезжать. Мама сказала, что посмотрит ещё вот здесь — как раз за теми ящиками, за которыми я пряталась. И тут приехал отец. Теперь она ругалась уже с ним, пока он не достал пистолет и не выстрелил в неё. Не знаю, каким чудом мне удалось не закричать. Что было дальше, не знаю — я зажмурилась, зажала уши ладонями и плакала. Проснулась уже дома, в своей комнате. Очень хотелось пить. Я пошла на кухню, по дороге услышала голоса в кабинете отца. Там были он и Лейла. Отец на чём-то настаивал, она отказывалась, он её ударил и начал угрожать пистолетом. Мне стало так страшно, что сейчас повторится сцена из ангара, что я закричала и бросилась к Лейле. Она взяла меня на руки, попыталась успокоить, отнесла в спальню. А утром убедила, что мне всего лишь приснился плохой сон и предложила сыграть в «Дочки-матери», только так, чтобы всё у нас было по-настоящему, без кукол: она станет моей мамой, а я — её дочкой. Лейла даже стала надевать мамины платья и красить волосы, а я всегда и везде должна была называть её мамой. Мне очень понравилась эта игра, и я не заметила, как она перестала ею быть.

По щеке скользнула широкая ладонь, легонько царапнув кожу бугорками мозолей. Люси повторила её путь собственными дрожащими пальцами и только тогда поняла, что плачет. Все по-прежнему молчали, словно чувствовали — рассказ ещё не окончен.

— В моей жизни ничего особо не изменилось — свою настоящую мать я и раньше почти не видела, Лейла по-прежнему проводила со мной всё свободное время. Исчезли только мужчины, что раньше сменялись едва ли не каждую неделю. К нам вообще перестали ходить гости, кроме Гажила и его отца. Но и они заглядывали редко. Потом я пошла в школу, а Лейла целыми днями оставалась дома одна. Не знаю, в какой момент и как она сорвалась, я долго не замечала перемен в ней, да и просто не знала, на что нужно обращать внимание. Дилер обычно приходил, когда я была в школе, но иногда мы сталкивались с ним в дверях. Всегда один и тот же парень — высокий, синеволосый, с татуировкой на лице. Кроме последнего раза, в день смерти Лейлы. Возможно, он и не был дилером, я не знаю, зачем приходил этот человек, слышала только имя — мистер Нит, так он представился. Меня отправили в комнату, мама с гостем остались в гостиной. Сначала было тихо, потом раздался странный шум, будто что-то упало, грохот и звон. Я бросилась к маме, думая, что ей может понадобиться помощь — она плохо чувствовала себя последнее время. В коридоре меня перехватил мистер Нит: заступил мне дорогу, придержал за плечо, поднял за подбородок лицо. «Ты очень красивая, Люси, — сказал он. — А когда вырастешь, станешь ещё красивее. Не торопись взрослеть, девочка, этот мир слишком жесток к столь нежным созданиям». Он ушёл, а я ещё какое-то время не могла пошевелиться — от этого человека веяло смертельной опасностью как от готовой к броску кобры, однажды в зоопарке мне довелось увидеть, как она нападает. Маму я нашла на полу в луже крови. Она что-то ещё пыталась сказать, но не смогла произнести ни звука. Потом было расследование — отец разрешил полицейским только раз поговорить со мной, но я мало что могла рассказать из-за шока — похороны, ночные кошмары, закрытая школа… А дальше вы знаете. На память о маме Лейле мне осталось только обручальное кольцо, да и то оно оказалось не её. И теперь я не знаю, было ли в моей жизни хоть что-то настоящее.

Радионяня вдруг ожила, разразившись сначала обиженным кряхтением, а потом коротким требовательным криком. Люси тут же инстинктивно дёрнулась, спеша как можно скорее оказаться рядом с дочерью и успокоить её. Едва она скрылась за дверью спальни, Близ, повинуясь молчаливому приказу начальства, придвинул к себе ноутбук и бодро застучал по клавишам. Нацу, подойдя ближе, с любопытством рассматривал мелькавшие на экране фото.

— С такой явной приметой был только один дилер, — отчитался Близ, чуть увеличив одно из изображений. — Зигрейн Фернандес, известный так же как Советник. Не женат, родственников нет. Привлекался в основном по мелочи, отсидел два срока. В общем, ничего интересного. Так, где он сейчас? — Дух, быстро пробежав глазами сухие строчки досье, мотнул страницу вниз, чтобы узнать ответ на свой вопрос, но его опередили.

— В могиле, червей кормит, — раздался в тишине спокойный голос Нацу. — Убит пять лет назад, одиночным выстрелом в затылок с близкого расстояния.

— Откуда ты… — резво развернулся к нему Близ.

— Он был моей первой мишенью, — Нацу отвечал ему, но смотрел исключительно на отца. Тот не стал комментировать заявление сына, лишь нахмурился и отвёл взгляд, а потом и вовсе покинул комнату, словно находиться в одном помещении с убийцей ему было неприятно.

— Кто его заказал? — не дал Нацу погрузиться в невесёлые раздумья Локи.

— Учитель. Возможно, это была обычная проверка, что-то вроде экзамена. Или своеобразное посвящение. Меня в эти тонкости не посвятили.

— Странно… — Локи, задумчиво пожевав губу, хрустнул пальцами, заставив Стефани недовольно поморщиться: ломавшая в детстве ногу, она не любила подобные звуки, но вынуждена была мириться с этой дурной привычкой Солара, не в силах отучить любимое (во всех смыслах) начальство в минуты задумчивости столь изощрённо издеваться над её слухом. — Такие совпадения не могут быть случайными.

— Конечно, не могут, — усмехнулся Нацу, уже мысленно представив себе лица остальных, когда он им скажет. — Потому что фамилия моего учителя тоже Нит.

Ребята его не подвели — таких обалдевших физиономий ему ещё никогда не приходилось видеть. Пожалуй, можно было бы даже посмеяться, не будь ситуация настолько серьёзной.

— И каким образом твой учитель замешан во всём этом? — спросил слегка отошедший от шока Локи.

— Может, он решил переквалифицироваться из киллеров в наркобароны? — пожал плечами Нацу. — Потому что в месть, возмездие или добрые намерения мне как-то не верится.

— Он потом хоть раз связывался с тобой?

— Нет. После убийства Советника мы встретились лишь раз, и на этом наше общение прекратилось. Учитель сказал, что, если будет нужно, он сам меня найдёт. Но за пять лет этого так ни разу и не случилось.

— Зачем этому типу вообще понадобился ученик? — никак не мог уняться Локи. — Ему что, так дорог был собственный опыт, что он непременно решил им с кем-нибудь поделиться? Или в нём неожиданно проснулись педагогические способности?

— Я задавал себе тот же вопрос, — Нацу, сунув руки в карманы, несколько раз перекатился с носка на пятку, упорно смотря в пол, словно там, у него под ногами, мог появиться так необходимый им ответ. — Сам учитель на эту тему не распространялся, а спрашивать… Он не тот человек, к которому можно приставать с расспросами. О себе учитель, естественно, не рассказывал, а устраивать слежку было чревато, он вычислил бы меня на раз, после чего, скорее всего, просто свернул бы мне шею и нашёл другого ученика. А я как-то на тот свет не рвался.

— Можешь его описать? — не пытаясь скрыть разочарование, попросил Локи — на поле появился ещё один игрок, причём, судя по всему, он может стать довольно веской фигурой, но у них нет о нём абсолютно никаких сведений. Придётся засадить Близа за комп на всю ночь — авось найдёт что-то в архивах, хотя чутьё подсказывало, что это будет пустой тратой времени.

— Выше среднего роста, жилистый, сильный, тёмные волосы, чёрные глаза, особых примет, по крайней мере, на открытых участках кожи, нет. Думаешь найти его в Базе? Сомневаюсь, что это возможно. А если он вообще не киллер, а, скажем, бывший военный?

— Будем проверять везде, по всем базам и архивам, — сухо бросил Локи.

Близ на это коротко кивнул, то ли соглашаясь, то ли таким способом подтверждая, что понял приказ. Нацу равнодушно пожал плечами: делайте, как считаете нужным, он им в этом деле всё равно не помощник.

Однако Солар считал иначе и устроил ему форменный допрос, пытаясь собрать хоть какие-то сведения о таинственном мистере Ните. Нацу продержался почти час, в конце концов сбежав от въедливого Духа на кухню. Где тут же напоролся на не менее воинственно настроенную Стефани.

— Не начинай, ладно? — устало вздохнул он. — Да, в тот вечер я убил Фернандеса. Нет, до сегодняшнего дня я и правда не знал, кто он. Это была просто работа. Нет, я не буду ничего говорить Люси, потому что, чёрт возьми, Стеф, ей и так досталось, зачем заставлять её снова переживать этот кошмар и лишний раз напоминать, кем я был и как мы познакомились?! — Нацу, почувствовав, что срывается, зажмурился, задержав дыхание, и, выждав несколько секунд, нарочито тихо, делая паузы между словами, закончил: — И да, мне жаль, что я накричал на тебя, но сейчас мне сложно держать себя в руках, поэтому — пожалуйста! — давай закончим этот разговор. И больше никогда не будем к нему возвращаться.

Не дождавшись ответа, он резко развернулся и только тогда открыл глаза. Стеф молчала, и это было лучшее, что она могла сделать. Нацу мысленно выдохнул и поспешно покинул кухню, направившись в спальню проведать жену и дочь.

Люси не спала, в отличие от сладко посапывающей Тии. Нацу сел рядом, обнял за плечи, невесомо коснулся губами виска.

— Можно спросить тебя кое о чём? — собственный голос показался чужим, но остановиться Нацу уже не мог. — Те сны, что ты видела после острова… О чём они были?

— О тебе, — едва слышно ответила Люси. — Ты умирал в них, каждый раз на моих руках. Я не хочу терять вас, Нацу. Вас обоих.

Он хотел бы как-то успокоить её, пообещать, что они обязательно справятся и всё будет хорошо, но эти слова показались ему бессмысленными и ненужными. Поэтому вместо них Нацу сказал другие:

— Я люблю тебя.