В Хай-Уикоме, в полночь (гет)

Долгая, кажущаяся нескончаемой череда побед — и неизбежный проигрыш. Ирэн давно выучила свой жизненный сценарий назубок, так как он повторялся не раз и не два. Но еще она знала, что после каждого поражения, подводящего ее к опасной черте, к краю бездны, ей всегда выпадет шанс сделать новый виток. Ведь она, Ирэн Адлер, была любовницей самой фортуны. Или же сам Господь Бог верил в нее.

А вот верила ли она в Бога?

Ответ утвердительный. Ее помыслы были направлены на сверхчеловека, чье безразличие к окружению соперничало лишь с заботой об окружающих. Мозговитость и сексуальность. Великий мозг и великое сердце. И все это — Шерлок Холмс.

Ее внутренний голос подсказывал, что именно сейчас, после целого года мирной жизни в Хай-Уикоме, пора начинать готовиться к новому жестокому удару. Вся ее жизнь подчинена сценарию, который не даст ей вздохнуть свободно, и так будет до тех пор, пока зацикленный мозг (мысли должны двигаться по всем траекториям) и надломленное сердце (пульс должен быть ровным) объединены желанием... умереть.

Шерлок Холмс умирал на заголовках газет, он страстно желал вернуться в загробный мир. И Ирэн не могла помешать ему даже в этом. После целого дня баталии, которая шла посредством SMS, ее черные проиграли.

Как жаль.

«Какая жалость. Сказать, что за желание?»

«Нетрудно догадаться, зная Вашу одержимость вечерним приемом пищи».

О да... Да. Шерлок был бы в ее власти, если бы все-таки согласился поужинать. Эта мысль будоражила, оставаясь при этом несбыточной, нереальной, поскольку Ирэн — это трещина, песчинка. Алый след на подкорке, яркий зрительный образ, не более. И ей принадлежала всего лишь каморка в поистине огромных Чертогах Его Разума.

«А если бы я попросила назвать день Вашего рождения?» — набрала она SMS, но Шерлок умолк. Куда уж тривиальнее. Возможно, стоило поддаться любопытству и задать более смелый вопрос. Например...

«Назовите мне день Вашей смерти».

Ей казалось, что он не устоит перед искушением вновь заранее спланировать свою смерть. И все шло в точном соответствии с его планом — все, включая огнестрельное ранение. Но мисс Адлер не узнала бы об этом без неожиданного звонка от... Подумать только.

— Шерлок в больнице. Состояние крайне тяжелое, — без всяких предисловий сообщил ей Майкрофт Холмс. Пускай его тон был нарочито деловым, часть сознания Ирэн отметила странную поспешность, с которой он это произнес. Похоже, брат Шерлока на какое-то время утратил способность мыслить рационально. Он хоть понимает, с кем говорит? Зачем звонит именно ей? Почему сам?

Множество вопросов смешалось в ее голове. Застыв у зеркала, Ирэн смотрела на себя и сама не могла поверить, до чего бледной и растерянной она может выглядеть. Ей было даже к лицу.

В то же время Майкрофт словно читал ее мысли.

— Думаю, вы понимаете, насколько все серьезно, учитывая факт моего звонка.

Ирэн потратила немало усилий, чтобы разлепить пересохшие губы:

— Да, понимаю, — ее голос невольно скопировал интонацию старшего Холмса. — Могу я что-нибудь сделать?

— Врачи уже делают. Им ваша помощь без надобности.

Она услышала его усталый вздох, но не была уверена, что ей не показалось. Майкрофт какое-то время молчал, явно очень тщательно взвешивая то, что собирался сказать. Вот теперь он не спешил.

— Мисс Адлер. Независимо от исхода, это наш последний разговор. И мне хочется спросить: имеете ли вы хоть малейшее представление, кем вы являетесь для Шерлока Холмса?

Ирэн закусила губу, ее пронзительный взгляд заметался, но ответ так и не пришел.

— Я тоже нет, — с холодной честностью сказал Майкрофт. — Он зовет вас не иначе как «Эта Женщина». С точки зрения Джона Ватсона, это выражение неприязни, но я вижу все, как оно есть. Как минимум, речь идет о... небезразличии. Воистину страшный недуг. Недуг, из-за которого Шерлок так часто подвергает себя чрезмерному риску. И теперь, после всех моих предостережений, мы видим закономерный итог. Так что если вы намерены примчаться, чтобы посмотреть, как умирает мой брат... Вы хоть будете знать, из-за чего.

Она и не собиралась, даже не шелохнулась. Она думала, мир расколется на части, совсем как зеркало, если сделать хоть одно движение. Два слова моментально поработили ее разум: Эта Женщина, Эта Женщина, Эта Женщина... Ее прежнее имя явно значило для Шерлока что-то особенное.

— Где сейчас Шерлок Холмс? — не выдержала она.

Майкрофт назвал место. Затем он сухо попрощался и повесил трубку.

Но все обошлось. Шерлок выкарабкался. Разумеется, это не значило, что все волнения были напрасными. Главврач той самой больницы — человек, чье пристрастие к порке Ирэн знала весьма хорошо — сообщил по телефону, что мистер Шерлок Холмс идет на поправку, и та едва не послала все к черту.

Тем же вечером курьер доставил в палату Шерлока красную розу вместе с визитной карточкой. Насколько жалкой и ничтожной показалась бы прежней мисс Адлер такая попытка выразить ее собственное небезразличие! И все-таки первый шаг из семи был сделан. На визитке не было имени, зато был ее адрес в Хай-Уикоме, зашифрованный весьма надежно.

(Он мог бы сам узнать ее адрес у Майкрофта, если бы захотел.)

Но Ирэн спокойно уживалась с этой мыслью. И с тем же спокойствием она разворачивала очередной номер бульварной газеты, озаглавленный как «Неуемный Холмс». Вторую полосу украшала фотография некой Джанин Хокинс, привлекательной молодой женщины с белозубой улыбкой. Ирэн тоже улыбалась, а затем и вовсе покатывалась со смеху, смакуя желтые сплетни о различных пристрастиях ее детектива.

(Она бы сама узнала у Шерлока о его пристрастиях, если бы...)

В конце концов, у прежней мисс Адлер тоже не получилось, но зато она все еще хочет Шерлока Холмса... А это ведь что-то да значит?

* * *

В дни, когда безжалостное небо обрушивало вниз серый ливень — такой, как этот, — Ирэн чувствовала себя не в своей тарелке. Обычно она стойко сопротивлялась хандре и, вопреки всем планам погоды, каждый день выбиралась из дома ровно в пять вечера, чтобы нанести визит лондонскому врачу или оставить пару сотен фунтов в салоне дамского белья, или, наконец, пополнить запас полюбившихся ей благовоний… Но сегодня был тот редкий день, когда Ирэн совершенно не представляла, куда поехать. Она провела в постели все утро, то и дело забываясь некрепким сном, и лишь к обеду убедила себя спуститься вниз за своей чашкой кофе; кофеварка автоматически налила его еще в девять утра, и он, конечно, успел остыть. И был к тому же безвкусным.

Ирэн устало, словно и не отдыхала ночью, опустилась на барный стул и щелкнула пультом. По телевизору который день подряд шла «Рождественская песнь»: уже набившая оскомину, но все же нестареющая классика.

Из непривычного утреннего оцепенения мисс Адлер вырвала вибрация телефона в кармане ее восточного халата. SMS от «ШХ». Вибрация стихла, а вместе с ней и голоса в телевизоре, и шум ливня, и дыхание Ирэн. Сдвинув брови, она с бесконечным удивлением смотрела на телефон; сердце на секунду притаилось в груди, но затем его отчетливое биение стало единственным звуком, наполнившим мир.

«Прочесть».

«Почтовый ящик».

Почтовый ящик. Электронный или же...

Ее почтовый ящик?

Ирэн не помнила, как выскочила из дома в одном халате, как столкнулась с ледяным ливнем, как почти вслепую брела от крыльца к почтовому ящику, стоявшему в отдалении. Струи так и хлестали ее по лицу, пока она трясущимися от волнения руками доставала изнутри непромокаемый конверт.

Снова очутившись в холле, она первым делом вскрыла этот конверт, не отдавая себе отчета, что промокла до нитки меньше чем за минуту. Холод словно выжидал, пока она не встряхнет конверт, чтобы беспощадно нанести удар.

На ее ладонь выпала блестящая черная подарочная коробка. Сгоравшая от любопытства Ирэн тотчас сорвала с нее крышку.

То, что было внутри, заставило ее остолбенеть, и тогда холод обрушился на нее.

Ей стоило понять сразу же, как пришла эта чертова SMS. Она могла догадаться. Все, что когда-либо заботило Ирэн, вдруг показалось бесконечно далеким, принадлежавшим не ей, а кому-то другому. Человеку, которого никогда не существовало и которому не было бы больно от осознания, что все в мире рано или поздно подходит к концу.

Все эти годы Ирэн готовилась, но так и не преуспела. Она не узнавала ни себя, ни этих чувств, что ножом вошли в ее сердце. Сквозь влажную пелену, возникшую перед глазами (что это — неужели дождь?), она разглядывала золотой Vertu, и бархатный голос в ее подсознании твердил: «А это — проигрыш».

— Соскучились по мне?

Ирэн вскинула голову: этот голос, он был в ее доме, он шел с экрана телевизора...

— Соскучились по мне?

Не помня себя, она брела обратно в гостиную, словно на эшафот.

— Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне?

* * *

Вот и все.

Минули десять минут, Ирэн умирала.

И не о чем тут думать, все уже кануло.

Минуло полчаса, Ирэн умирала.

Даже приключениям Шерлока Холмса было суждено когда-нибудь кончиться, и глупо было полагать, что он и вправду бессмертен.

Минул час, Ирэн умирала.

Ее силы тоже истощились.

Минуло два, Ирэн умирала.

Минуло три. Почему она все еще была жива?

Поднося к бескровным губам третью сигарету, Ирэн внутренне усмехалась: выходит, она не умеет достойно проигрывать. А ведь думала, что умела. Но наружу эта усмешка не просочилась, и не нужно было зеркал, чтобы знать, насколько все плохо.

Вся ледяная, дрожащая от озноба, с тусклым лицом, мисс Адлер сидела в своей гостиной, пропитанной на сей раз не запахом благовоний, а дымом, горьким и терпким. Позади нее бубнил оставленный телевизор — Ирэн вряд ли слышала. Она сидела ссутулившись, невидящий взор застыл на разбитом корпусе Vertu у дальней стены; в порыве раздирающего ее душу отчаяния она запустила ни в чем не повинным смартфоном в стену и, кажется, даже кричала. Нет, выла. А потом наступила апатия, стало не до чего.

Обхватив себя левой рукой, словно зажав кровоточащую рану, Ирэн позволила всхлипу снова прорваться сквозь стиснутые зубы. Она имела полное право горевать и не стыдиться этого, тем более в стенах собственного дома. Возможно, у нее не было прав на Шерлока Холмса, но на скорбь по нему — сколько угодно.

И она отдалась этой скорби с таким желанием, что время вообще остановилось.

Дождь за этими стенами заглушал своим монотонным шумом все звуки, включая шум колес подъезжающего к дому такси.

Должно быть, вернуть ей тот злополучный камерофон было жестом доброй воли, а может, проявлением сентиментальности. Очень символично, мистер Холмс. Мир в одночасье встал с ног на голову: Шерлок мертв, Мориарти жив, и теперь ее собственная жизнь в опасности. После такого поражения… наступит ли в ее жизни новый счастливый виток? Ирэн это нисколько не заботило. Она даже не хотела выяснять, как это случилось, как же вышло, что Шерлок… Нет, хватит думать об этом.

Все, что она знала наверняка в эту минуту, — вот ведь парадокс, она все еще хочет его. Живого. Но она не в порядке.

Настолько, что даже дверь забыла запереть.

— Ирэн! — вскрикнул весь мир единым голосом. Оцепеневшая от горя, она и не вздрогнула.

Кто-то пронесся через холл и коридор, оглушительно топая, а затем видение выросло в дверях гостиной: встрепанный, в распахнутом настежь неизменном пальто, мечущий взглядом искры, совершенно живой, абсолютно здесь, прямо перед ней, как тогда, как будто ничего не было, как будто между ними было — всё…

А Ирэн, успевшая похоронить его несколько раз за эти два часа (десятки раз за эти годы), по-прежнему не реагировала так, как ему, наверное, хотелось бы. У нее ушло слишком много сил, чтобы вогнать себя в такое состояние, по сравнению с которым банальный ступор ничего не стоил, и теперь голос Шерлока с трудом пробивался сквозь ее эмоциональную глухоту.

Она молча воззрилась на него, неспособная осознать, что одной лишь смерти удалось привести его к ней.

Или же это был страх?

— Мисс Адлер, — неуверенно позвал Шерлок. Это вполне могло сойти за привет, переданный с того света.

— Мистер Холмс, — наконец, произнесла она так, словно неделями болела.

Эти кудри и скулы, и глаза, и музыкальные руки — Ирэн была не готова к тому, чтобы все это, принадлежащее невозможному, непроходимому тупице, вновь возникло в ее жизни. И это было все, чего она так жаждала.

— Как вы… — тут она хрипло закашлялась, потому что слишком долго удерживала дым в легких. — Как вы… как вы посмели здесь появиться?..

Холод все еще сдавливал ее в тисках, и если Шерлок сейчас попробует оправдаться…

— Я… Я спешил, как мог, но эти чертовы пробки…

Его растерянный вид, рот, распахнутый в недоумении — вот чего она так жаждала.

— Мерзавец.

Доминантка выпустила из рук сигарету и затоптала ее не глядя. К нему ее влекло, тянуло единственное намерение: уничтожить его, разбить, разорвать на части, подчинить его себе раз и навсегда, убедиться, что он действительно из плоти и крови, а не призрак и машина, — и для этого нужно запустить в него когти, заставить его вынести столько боли, на сколько его вообще хватит, и заставить, Господи Боже, заставить его молить о пощаде!.. — но пощады не будет.

Она впечатала пощечину в его лицо, но почему-то не порезалась о скулу и лишь сильнее обозлилась из-за этого. А возмущение, чуть ли не детская обида, проступившая в голубых глазах одновременно с пылающим следом на щеке… Будь Ирэн по-прежнему собой, она бы решила, что это лучше, чем секс. Но станет ли она собой, покажет время.

— Неужели вы думали... что я позволю вам… — дыхание распирало ее грудь до боли, однако Ирэн никак не могла надышаться. Голос ее оборвался, а затем преисполнился яда: — Вы — страшный человек. Теперь я это знаю, а вы знаете? Вы… вы убийца, мистер Холмс.

Слезы помешали ей разглядеть, что Шерлок изменился в лице. Да и если бы она заметила, то это новое, до странности сумрачное выражение все равно осталось бы для нее нечитаемым.

— Пожалуй, вы правы, — просто ответил он. Мягкий тон — тон побежденного — вызвал в теле Ирэн новую волну бесконтрольной дрожи. Миг спустя она осела в его руках, как оседает морская пена; вот бы и ей сейчас онеметь, словно русалке, но она говорила и говорила, и говорила, и затем заходилась в рыданиях, чувствуя на своих влажных и спутанных волосах чужую теплую ладонь.

Кажется, это был пат.

— Вот болван! И ведь смотрит прямо на улику! — взорвался Шерлок. Последние полчаса он жадно наблюдал за событиями телешоу, пока Ирэн с другого конца дивана жадно наблюдала за ним самим. — Сценарии пишут сущие идиоты, — пожаловался детектив, разминая шею.

Беззвучно усмехнувшаяся доминантка, укутанная в его пальто, натянула воротник чуть ли не до ушей: она только-только начинала согреваться, хотя разведенный в камине огонь плясал вовсю. Языки оранжевого пламени и мерцание экрана телевизора разбавляли кромешный мрак в гостиной, из-за них у Ирэн вновь начинали слезиться глаза. Слава Богу, теперь только из-за них.

— Вы неплохо здесь смотритесь, — сказала она.

Шерлок скосил на нее взгляд, правда, это длилось всего секунду. Он подался вперед, к телевизору, опираясь локтями на собственные колени. Спина, обтянутая белой рубашкой, была изогнута, словно мост, сведенные длинные пальцы касались губ… Ирэн приняла более расслабленную позу: вольготно откинулась на спинку дивана и подложила ноги под себя. Понятие домашнего уюта приобретало для нее новое, волнующее значение. Она промурлыкала:

— Скажите, вам нравится?

— Ну, если вспомнить, что в это время я мог бы быть в дебрях Восточной Европы… — отстраненно заметил Шерлок. — Тут у вас весьма… претенциозно. Вижу, Всетину не удалось отбить вашу привязанность к шику.

— Можно вывезти девушку из Белгравии, но Белгравию из девушки… — с улыбкой переиначила Ирэн американскую поговорку. — Жаль лишь, что кровать себя не оправдала, на ней не высыпаешься. Кстати... у вас на удивление удобная постель.

Серьезно, разве ей нужен особый повод флиртовать с ним? Достаточно и того, что он просто живой.

Но неожиданно Шерлок вздрогнул, выпрямился, словно пружина:

— Что вы сказали?

Она без труда различила в этих простых словах необъяснимую тревогу, и улыбка тут же исчезла с ее лица. Его рассказ про убийство Магнуссена и все, что за этим последовало — рейс в один конец, Мориарти, который то ли жив, то ли мертв, а вернее, ни то и ни другое, спешное возвращение, побег от Майкрофта — звучал весьма гладко, но Шерлок явно чего-то недоговаривал.

— Я не… Знаете что? Сидите смирно, — одной рукой Ирэн вслепую нашла пульт и убрала звук телевизора, а ее глаза устремились к его, как железо к магниту. И полуметра кожаного дивана между ней и Шерлоком как не бывало, и нескольких лет разлуки — тоже. Когда ей удалось пристроиться у него на коленях, душа Ирэн возликовала, внутри нее натянулась и зазвенела скрипичная струна.

Уходили последние мгновения. Величайший детектив, лучший из всех, кого она знала, широко распахнул глаза, а его дыхание… Что ж, оно быстро вернулось к прежнему ритму.

— Какого черта вы мне приказываете? — пробормотал он. Их точеные лбы соприкасались, и, возможно, их мысли прямо сейчас настраивались на одну волну.

— Тем не менее, вы подчиняетесь… Вам все еще интересно, как я достала те запонки, мистер Холмс?

— А вы знали, что я едва не женился на женщине, чтобы получить доступ к кабинету ее босса?

— Выходит, вы гораздо отчаяннее меня…

Их руки соприкасались, и, возможно, пульс у обоих частил одинаково. Ирэн было некогда замерять.

— И вы ветром мчались сюда, зная, что я наверняка уже вскрыла посылку и подумала, что вас убили… Так вы проявляете небезразличие?

— Вы правы, надо было ограничиться SMS. Написать, к примеру, что случился фальстарт.

— Сделай вы это, я бы вас из-под земли достала… и пригласила поужинать, — мисс Адлер снова улыбнулась, чувствуя себя всесильной.

Мгновение ушло — теперь часы на главной площади Хай-Уикома били полночь, их было слышно даже здесь. Сердце Ирэн гулко отзывалось каждому удару, а с двенадцатым — воспламенилось.

— С Новым годом, — произнес Шерлок Холмс.

Их губы соприкасались.