Изгоняя тьму (гет)

Май 2ХХ8

В начале мая кошмары вернулись.

— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

 — Айзек Фостер.

 — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

 — Кто я…

 — Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

 — Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Пауза.

 — Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

 — Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек. Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял?

Как она и говорила, он много и долго лажал, жизнь ебала его и выбрасывала, как побитую шлюху, но он выжил.

Она всё равно однажды сказала, что у них в семье талант лажать по-крупному, так что он здесь не был удивлён. Но это не значило, что он закончит, как она. Он не собирался. Два года назад он бы вполне смог, но встретив Рей, он знал, что сумеет избежать её участи.

Хотя.

Если только Рей не умрёт.

— Понял.

Несмотря на отчаяние, растерянность, несмотря на чувства горечи и предательства от того, что она его бросила, он знал, что она говорила что-то важное. Она смотрела прямо ему в глаза — мало кто делал это в принципе — и говорила твёрдо, спокойно. Поэтому он не собирался кричать на неё и просить оставить в покое. Она никогда не врала и не могла нести какую-то тупую хуйню. То, что она говорила сейчас, было действительно важным.

Вот странно.

Когда начались кошмары, он всё ещё обижался на неё. Но сейчас он начал медленно вспоминать, что она, хоть и не была хорошей, но и однозначно плохой не была. Она не была святошей, но и не была монстром.

Верно.

В конце концов, она была всего лишь человеком.

— Эй, милочка, закругляйтесь, — это был один из хозяев, мужчина. Он положил руку ей на плечо. Бля-я-ядь, как же Зак ненавидел эту свинью. — Вам пора.

Отъебись. Она здесь жизни учит.

— ЗАВАЛИ ЕБАЛО, Я ЖИЗНИ ЕГО УЧУ! — заорала она и, повернувшись, отбросила мужика пиздецки сильным ударом кулака. Наверняка злилась.

Ага, неважно, как сильно Зак не хотел быть похожим на неё, ему стоило признать, что они были похожи — и не только внешне. Его нетерпение, вспыльчивость, жажда насилия — это он унаследовал от неё. Именно она научила его бороться, она показывала ему, как ударить.

Она не учила его быть добрым, но, несомненно, научила быть жёстким.

Сцена зарябила, когда она повернулась обратно. Ему стало интересно, когда он, наконец, досмотрит этот эпизод, потому что у него никак не получалось вспомнить это вне кошмаров. Наверное, поэтому и не хотел вспоминать. Он помнил, как было больно, что она его кинула в такой дыре, но не то, что было после.

Конечно, не факт, что она не пыталась быть последней сукой до конца.

Она могла бы развернуться и уйти, но нет! Она осталась поговорить, сказать ему последние слова, провести с ним последние моменты, прежде чем полностью отказаться от родительской роли.

Она пыталась в последний раз быть ему мамой.

Бесящее шипение вернулось, и зрение размылось.

 — …Монстр.

Он увидел эту сучку-хозяйку, пинками выпирающую его во двор. Сама-то она была под зонтиком, унылый дождь ей был не страшен. Она бросила вперёд мешок, который тащила за собой.

 — Мы тебя не кормили, но ты копался в мусоре, — она с отвращением зажала нос. — Отвратительно, поверить не могу, — он не ответил, не отреагировал, и она покачала головой. — Как бы там ни было.

Она подтолкнула к нему мешок кончиком перепачканной в грязи туфли, как будто не хотела больше необходимого прикасаться к одноразовому рабу. Какая же ты сука, Фабьен.

 — Это тебе.

Она не говорила, что внутри, потому что теперь для неё содержимое — всего лишь «это». Это было не важно. Это было скучно. Это было не достойно какого-либо имени. Теперь — всего лишь «это», как и все прочие, кроме неё и её мужа.

— Закопай, будь так любезен.

Иди-ка ты на хуй, Фабьен. Как же сильно он ненавидел её голос.

Мешок слегка открылся, и он увидел то самое «это».

Это был труп.

Ребёнок, умерший от голода, отощавший и уже подгнивший. Вонял. Как же отвратно. Он узнал в нём мальчика, который плакал, когда его здесь бросили месяц назад. Сестра не могла больше его растить — и он плакал до самой своей смерти.

 — Всё просто, выброси этот мусор. Для монстра вроде тебя это плёвое дело, да?

Монстр. Она снова это произнесла. Завали-ка ты, Фабьен. Даже если тебя зовут не Фабьен.

— Муж сказал, ты раньше уже это делал. Монстр вроде тебя станет неплохим инструментом, если давать правильные приказы.

Инструмент. Второе слово, что он так сильно ненавидел. Слово, которое он не переносил. Слово, которое вызывало в нём жажду убийств. Он просто хотел накормить эту суку грязью, но десятилетний пацан медленно и молча подчинился.

Чтобы выжить.

 — Ты и вправду молча начал копать! — впечатлённо воскликнула она. — Полезная вещь.

Вещь, инструмент — всё, чем он был для неё. Всё, чем он когда-либо будет.

 — И позаботься об объедках, — продолжила она, как будто он был собакой. — Сам же жить будешь, да и мусор вонять не будет.

В первую очередь — выживание, даже если придётся быть инструментом. Он не знал, как выжить по-другому. Может, раньше знал, но в этом аду он забыл обо всём. Сейчас он просто цеплялся за жизнь настолько, насколько мог.

 — Будь благодарен, что мы позволяем тебе жить.

Это ты, сука, будь благодарна, что я раньше не сломался.

Sale pute. Sale PUTE. Le jour où tu chialera pour ta vie, je serai pas aussi indulgent.

 — J’aurais dû la buter plus tôt, — прошептал Зак, открывая глаза.

Ему потребовалась секунда, чтобы понять: он уже проснулся и сжимал подлокотник дивана с такой силой, что скоро кусок отломает.

Он резко поднялся.

 — Блядь!

Зак глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Блядь. Блядь. Он хотел убивать. Сейчас ему хотелось перерезать кому-то глотку, потому что голова продолжала кружиться от ярости. Гнев продолжал отравлять его тело после кошмара, он хотел убивать. Он действительно хотел убивать. Блядь. Блядь.

И в этой комнате была Рей.

Он думал, что всё будет хорошо, ведь в последнее время всё было спокойнее, но нет. А как же? Она была в одной с ним комнате и, к счастью, он всё ещё мог соображать — наверное, благодаря её умиротворяющему присутствию — но сдержать жажду крови он не мог. Просто не получалось. С каждой секундой жажда нарастала всё сильнее, и следом поднималось волнение. Он хотел убивать, он действительно хотел убивать, и хотел убивать прямо сейчас.

Блядь!

Зак встал, убедился, что она не проснулась — нет, Рей свернулась калачиком под простынями, одетая в одну из его толстовок, и обнимала одеяло во сне. Она была такой милашкой, и какая-то его часть сейчас до смерти желала скользнуть под одеяло рядом с ней и снова уснуть, чувствуя её в своих руках.

Но он не мог.

Во-первых, она могла этого не хотеть, а он не собирался ничего делать без её явного разрешения, даже если во все прошлые разы она была не против. Во-вторых — что более важно — он знал, что, подойдя, может сделать кое-что ещё.

«Ты про объятия или про боль? Чего ты сильнее боялся?»

И того, и другого, Рей. Он не знал, что сейчас может сделать из этих двух вариантов, и не рискнул выяснять.

(Потому что он даже самому себе доверять не может).

Зак молча оделся, взял нож и открыл дверь. С каждой секундой сохранять трезвость было всё труднее. Нужно было спешить, пока соображалка ещё не отказала.

 — Зак… — пробормотала Рей во сне.

 — Не надо, — прохрипел он.

Он даже собственный голос не узнал.

Его сознание закружилось, перед глазами встала красная занавесь, и всё, что он мог сейчас слышать — шипение сломанного телевизора и резкий стук собственного сердца.

Он хотел убивать.

Хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить

Захлопнув за собой, Зак убежал в ночь.

* * *

Sale pute. Sale PUTE. Le jour où tu chialera pour ta vie, je serai pas aussi indulgent —

Ты сука. Ты СУКА. Я не буду таким милосердным, когда ты будешь молить меня о пощаде.

J’auraisdû la buter plus tôt. —

Нужно было раньше её мочнуть.

* * *

 — Ты здесь, я это знаю.

Голос Кэти не дрожал, но ей стоило признать, что для похода в подворотню ночью нужна недюжинная смелость. Днём ходить туда не было проблемой. Но после захода солнца она ни разу там не была.

Атмосфера кардинально отличалась. Было страшно и жутко, под её ногами и по толстым стенам ползли зловещие тени. Улицы казались ещё у́же в тусклом освещении. Было холодно и грязно.

Где угодно могло таиться что угодно.

Было очень трудно осознавать себя, погрузившись в этот мир вдали от обнадёживающих огней большого города. Как будто вслепую идёшь по лабиринту. Нормальные люди должны были быть сумасшедшими или безрассудными, чтобы соваться в эти места после заката, да и Кэти предпочла бы этого не делать, но сегодня была веская причина.

Она пришла поймать Переулочного Убийцу.

Это могло стоить всех рисков.

Он становился всё большей загадкой. Впервые работая над его делом, она думала, что это просто очередной маньяк, которого они быстро разоблачат и поймают. Но он оказался куда более опасным и непредсказуемым, чем ожидалось, и её команде пришлось передать дело в полицию штата.

Переулочный Убийца был местной городской легендой. Даже если он существовал на самом деле, истории о нём ходили настолько невероятные, что он был своего рода бабайкой, которым родители пугали своих детей. Да оно и неудивительно.

Помимо того, что он убил достаточно для звания «серийного убийцы», и убивал уже годами, никто не смог выявить никаких совпадений места или времени. Большинство убийств совершались в подворотне или возле неё — откуда и прозвище — но некоторые убийства происходили на окраинах, а изначально и в центре города.

Он убивал насильственно, но не всегда жестоко и кроваво — бывало, что просто перерезал кому-то горло. Никто не знал, от чего оно зависело. Он был невероятно сильным и быстрым, и хотя многие преступники знали его в лицо — никто не осмеливался давать о нём информацию. Этого было достаточно, чтобы осознавать исходящую опасность.

А теперь он вёл себя странно.

Он целый год никого не убивал, не считая десятого июня, когда о нападении Переулочного Убийцы заявил выживший Макс Мартинс. С его слов, нападающий был в капюшоне, его лица не было видно, и он нападал с ножом — по сути, описание подходило. Но то, что Мартинс был ранен и оглушён, а не убит, было крайне необычно. Кэти подозревала, что мужчина мог кое-что утаить, но теперь для уточнений было слишком поздно.

Он погиб.

Жестоко погиб от рук Переулочного Убийцы, такого полиция раньше не видела даже от него. На следующий день после обнаружения Мартинса, Люси выдвинула интересную теорию: убийца мог таить обиду. Даже без доказательств, было ясно, кто тогда напал на Макса, но если первую встречу он пережил, то вторую — нет. Это могло значить, что нечто — или некто — помешало ему убить. А кто или что это было — загадка.

В любом случае, ещё странным был тот факт, что Переулочный Убийца был снова активен и более жесток. Место убийств показывали, что он будто пытался уйти подальше от центра города. В его поведении за год затишья определённо произошли какие-то перемены.

Но что именно случилось? Полиция не имела понятия. Переулочный Убийца оставался загадкой.

Последней странностью было нападение на группу подростков. Даже не нападение — угроза. Это были старшеклассники из школы Рейчел, зависавшие в подворотне, и они случайно его встретили. Не видели его лица — только голос слышали. Они тут же убежали, но их не преследовали. Все были до смерти перепуганы, когда пришли в полицию, но одна деталь вызвала в Кэти тревогу.

Подростки сообщили, что их было девять. В участок пришло восемь. Узнав имя пропавшего, Кэти стало только хуже.

 — Рейчел Гарднер.

Первой мыслью было, что Рейчел в опасности — ранена или даже убита рукой этого психопата. Не было ни единого способа связаться с Рейчел, кроме как пойти к её отцу или домой, и она не могла срываться с рабочего места. На звонок домой не ответили — её мать была на работе. Её друзья, Елена Валлетт и Адриана Рейнольдс, подтвердили, что после школы её не видели. Вечером она звонила отцу Рейчел, но он и сам не знал, где она — сказал, что она часто где-то гуляет.

Кэти очень беспокоилась и уже была готова бегать по подворотням и звать подругу, но Люси её отговорила и успокоила.

На следующий день в участок пришла Рейчел, целая, невредимая и вообще не испуганная. Просто пришла извиниться за доставленные неприятности. Она подтвердила, что была с остальными, когда появился Переулочный Убийца, и сказала, что спряталась в мусорном баке на той же улице, где всё случилось. А чтобы быть уверенной в своей безопасности — сидела там до утра. Её версия совпадала с тем, что говорили остальные, ничего не казалось необычным… кроме двух вещей.

Переулочный Убийца не преследовал их.

Рейчел не выглядела напуганной.

Кэти всегда знала, что Рейчел — мастер самообладания, но чтобы столкновение с серийным убийцей никак на неё не повлияло? Всё не могло быть так просто. Рейчел могла увидеть, как он однозначно уходит. Или это был вовсе не он, и Рейчел это знала — но почему тогда не рассказала?

Или она видала худшее, чем это.

Кэти знала, что у Рейчел много секретов. О жизни, о семье, о ней самой и об ужасных моментах, которые она не должна была переживать. Кэти знала её много лет, и они были хорошо дружны с Даниэлем Диккенсом — так что какое-то время наблюдали за Рейчел. Они знали, что с ней что-то не так — и даже догадывались, что именно.

Но попытавшись что-то с этим сделать, они столкнулись с твёрдым нежеланием Рейчел впускать кого-либо в свою жизнь.

И у них обоих, господи, блядь, боже, не было другого выбора, кроме как продолжать присматривать, не имея возможности ни помочь, ни сообщать, что они практически всё знают. Они так долго наблюдали её грустной и опустошённой, что настоящим облегчением было видеть, как она пошла на поправку.

Что-то у неё изменилось. Они не знали, что именно, но перемены были к лучшему. Теперь можно было понадеяться, что…

Послышался шорох, и Кэти насторожённо повернулась — мимо пробежала бездомная кошка. Она облегчённо вздохнула и продолжила путь.

Обычно Кэти была бесстрашной. Она повидала достаточно, чтобы привыкнуть к опасностям, но всё же сейчас ей было не по себе. Она была на территории врага, ей явно здесь были не рады, она знала эти места куда хуже него — если не сказать, что вообще не знала. Это был не её мир, и здесь ей было не место. Она не сможет использовать окружение в свою пользу, если бой будет проигран. И в лабиринте переулков она не сможет быстро сбежать.

Это вправду могло быть очень плохой идеей.

Нет, сейчас нельзя было так думать. Переулочный Убийца был грешником, преступником — и его нужно было предать суду. А она была бы только рада привлечь его к ответственности, даже если для этого придётся рискнуть жизнью.

Ей было очень тревожно, она не могла спать по ночам с тех пор, как всё началось. Этот убийца был опасен, и хоть она не вела его дело, это уже перешло в разряд личного — он угрожал её подруге. Она не могла просто так отпустить его. Она знала, что Рейчел часто гуляет по ночам — вдруг она его встретит? Вдруг он откроет охоту на неё? Мусорный бак её не спасёт во второй раз. Этот человек может убить её в любой момент.

И сегодня ночью Кэти хотела быть уверенной, что Переулочный Убийца больше никого и никогда не убьёт.

Кэти знала, что он силён и опасен, но и в своих способностях была уверена. Её коллеги не боялись бы её зря. Она одолела и арестовала многих грешников, её даже прозвали «Судьёй» за количество преступников, которых она привлекла к ответственности. Она была уверена в своих силах, и даже если она не сможет победить его — она хотя бы может увидеть его лицо или получить другую информацию.

 — Ты здесь, я это знаю, — повторила она, выходя на улицу с мусорным баком.

Единственным источником света был жалкий мигающий фонарный столб, но он не давал достаточно света, чтобы ориентироваться. Каждые две секунды подворотни погружались во тьму. Для схватки места ужаснее не придумаешь, но она была уверена, что он рядом.

Она ждала, что в подворотнях будут шуметь бандиты, но было тихо, словно все ушли.

Словно все сбежали.

И тому была причина.

 — Зачем ты убиваешь? — спросила Кэти, вынуждая его показать себя. Но ответа не прозвучало. Она начала злиться. — Почему ты ждал целый год, прежде чем снова убивать?

Пауза.

 — …Это была забастовочка.

Она не могла определить этот голос. Хриплый, надтреснутый, насмешливый и веселящийся — словно у хищника, загоняющего добычу. Она не видела его, не знала, где он, но чувствовала опасность. Он играл с ней, он смеялся над ней. Она усилила хватку на пистолете, который держала наготове, чтобы не дать себя одурачить. Пусть только появится — она его пристрелит.

Свет замигал. Тьма.

Кэти услышала смех и резкий звук, и на одном рефлексе уклонилась от ножа, который отрезал ей несколько прядей.

Свет.

Она резко обернулась, но всё, что увидела — расплывчатый силуэт, быстро ушедший из поля зрения. Прошло меньше секунды, и на правой руке что-то оставило два пореза.

Тьма.

Скрипнув зубами, Кэти выстрелила вслепую, зная, что промазала. Он был безумно быстр, не попадался ей на глаза и прекрасно знал, как использовать мигающий свет в свою пользу. Услышав шорох, она пнула ногой воздух, но в ответ получила только очередную рану.

 — Блядь! — крикнула она.

Свет.

Она почувствовала нечеловеческой силы удар в спину и влетела в стену. Игнорируя разливающуюся в теле боль, она заставила себя двигать рукой и выстрелить в его направлении.

Тьма.

Кэти упала на землю, чувствуя, как над её головой только что просвистел нож. Сделав подсечку, она встала, но он заблокировал её ногу. Она отступила, пока её не успели снова повалить на землю.

Свет.

Он снова двинулся, когда свет включился, но теперь Кэти была готова. Она широко открыла глаза и выстрелила, зная, что он перед ней — но слишком медленно. Спустя секунду он исчез. Она подавила ругань, почувствовав удар в плечо. Он точно играл с ней. С такой скоростью он мог в первую минуту трижды ей горло перерезать, если только не считал, что она наверняка уклонится. Он предпочёл убивать её медленно, ослабляя мелкими порезами.

Тьма.

Она несколько раз выстрелила во тьму, полагаясь исключительно на слух. Бесполезно. Даже если она правильно прицелилась — он ушёл от пули. Единственная информация, которую она точно передаст после этого боя — он отлично видел в темноте.

Передаст, если, конечно, она его переживёт.

Свет.

Сердце Кэти пропустило удар, когда она потеряла его из виду. Что, ушёл из подворотни? Нет, он был здесь, но использовал шум пистолета, чтобы скрыться. Он продолжал играть с ней. Когда свет отрубится — он нападёт, и ей нужно было быть к этому готовой.

Тьма.

Бах-бах. Кэти почти прикусила язык, от удара локтем в живот перехватило дыхание. Ей удалось не потерять равновесие и тут же выстрелить. Инстинктивно она ушла в сторону, и лезвие неглубоко оцарапало ей левый бок, вместо того, чтобы пронзить.

Свет.

Краем глаза она заметила его и снова выстрелила. Это была последняя пуля. Упав на землю, чтобы увернуться от следующего удара, она быстро вернула пистолет в кобуру. Поднималась на ноги она уже с собственным ножом в руке.

Тьма.

Он засмеялся. Кэти глубоко вдохнула, очищая разум от паники, и встала в стойку. Она была хороша в стрельбе, но и в бою на ножах была неплоха — это всегда был её запасной вариант, когда заканчивались пули. Она могла бы перезарядить, но сражаться с ним дистанционкой больше не было хорошей идеей.

Свет.

Она отреагировала достаточно быстро, но услышала только стук лезвий, прежде чем он снова скрылся. Это было словно сражение с фантомом: слишком быстрым, чтобы полагаться на зрение. Оставалось только защищаться. Кэти позволила инстинктам взять над собой верх, и следующие несколько секунд она вслепую парировала его атаки, пока он не проскочил её защиту и не ранил её ногу.

Тьма.

Удар, отражение, удар, отражение. Она приняла его атаку, он блокировал две. Звон их лезвий и звук ударов наполнил подворотню.

Свет.

Кэти опёрлась на стену. Ей сейчас нужно было чуть больше времени, чтобы вернуться в бой. Всё затягивалось, она начинала уставать, но не могла позволить себе дать слабину. В отличие от неё, он был настоящим монстром. Она явно недооценила силу Переулочного Убийцы, думая, что он всего лишь человек, что у него тоже были пределы. Теперь она должна была поплатиться за эту глупую ошибку. Она не могла сбежать — с этим мигающим светом и скромными знаниями о переулках она точно потеряется. Да и он победит её прежде, чем она сбежит. Другого выбора, кроме как сражаться, не было.

Тьма.

Глубокий порез на руке вынудил уронить нож. Он резал, резал и резал, и она едва могла увернуться. Все его удары должны были стать смертельными. Она теряла кровь, слишком много крови, чтобы бороться с безумным монстром вроде него, и долго ей не продержаться.

Свет.

Заметив нож, она нырнула и, перекатившись, подняла его с земли. Поднявшись, она успела лишь выставить нож, удерживая чужое лезвие, направленное на её горло. Он толкал её клинок своим в попытке добраться до её шеи, и она собрала все свои силы, чтобы дать отпор. Он был близок, так близок, но она не могла увидеть его лица. Его голова почти вплотную прижималась к её, и она не могла позволить себе отвлекаться — но могла видеть перед собой. Она различила тёмную ткань его толстовки и улицу за его плечом.

Тьма.

Он мог отступить и снова напасть, но, похоже, впечатлился её выдержкой и решил сломить. Он давил, она отталкивала. Он хотел убить её, доказав, что у неё всё равно недостаточно силы удержать нож, помешать ему, несмотря на оказанное сопротивление.

Свет.

Ей конец.

Она закрыла глаза и подумала о Люси, спящей в их доме без малейшего понятия, что Кэти сегодня не вернётся домой. Она собрала всю решимость остаться в живых, хотя бы немного дольше.

Тьма.

Бой почти закончился.

«Прости», подумала она, «Люси, прости…»

Топ-топ-топ-топ-топ.

Звук быстрых шагов. С другой улицы кто-то бежал в их направлении.

Топ-топ-топ-топ-топ-топ.

Свет.

Топ.

Переулочный Убийца замер. Спустя секунду она почувствовала разницу между давлением на клинок и не движущейся рукой. Кто бы ни прибежал, он стоял в несколько метрах от них, позади Кэти, но перед глазами убийцы.

Тьма.

Давление исчезло. Она почувствовала, как он убегает со всей своей нечеловеческой скоростью. В мгновение ока его уже здесь не было, и Кэти осела на асфальт, роняя нож.

 — КЭТИ! — донёсся отчаянный крик.

Кто-то со знакомым голосом бросился к ней и крепко обнял.

Свет.

Это была Рейчел.

 — Рей… чел? — непонимающе спросила Кэти. Её голос дрожал. Она сейчас была очень слабой и жалкой. — Почему ты здесь?

 — О, Боже, Кэти, ты как? Я была на главной и услышала твой крик… — воскликнула Рейчел и осмотрела подругу. — Тебе нужно в больницу сейчас же!

Положив руку под плечи, она помогла Кэти подняться — та, хоть едва встала, но могла идти. Ни один из порезов не задел жизненно важные органы. Она теряла кровь, но смертельной опасности не было.

 — Это же лабиринт, — прохрипела Кэти. Как они выйдут?

Но Рейчел медленно повела её.

 — Я знаю дорогу, — просто ответила она. — Подожди немного, ладно? Я отведу тебя в больницу.

Кэти слишком устала, чтобы задавать вопросы, чтобы волноваться о возможном нападении и они медленно, но верно дошли до светлых улиц, а затем и до больницы.

Кэти было жаль.

Она была достаточно тупой, чтобы пойти против Переулочного Убийцы на его же территории. Она была достаточно слепой, чтобы не заметить, что не справится. Она была достаточно самоуверенной, чтобы по наитию пойти в одиночку без поддержки или подготовки.

Она была достаточно безрассудной — и в итоге девочка, которую она пыталась защитить, сама спасла ей жизнь.

* * *

Рей было немного жаль, что она бросила Кэти, но пришлось оставить её, едва она убедилась, что подруга в больнице в хороших руках.

Ей нужно было найти Зака. Она не знала, куда он убежал, он мог быть где угодно. Он мог быть в подворотне, или вернуться домой, или вовсе убежать от неё так далеко, как мог. И последний вариант был самым вероятным.

Она разрывалась на части. Она снова увидела в нём Переулочного Убийцу, кровожадного маньяка, который собирался лишить кого-то жизни, но теперь всё было по-другому. Это было не так как с Максом.

Он напал на её подругу.

Она не знала, что Кэти здесь делала в это время, но судя по оружию и униформе, она пришла арестовать преступника. И, конечно же, она сразу пошла на Переулочного Убийцу.

 — Кэти, как глупо…

Независимо от её силы, с Заком ей было не справиться. Рей была невероятно счастлива, что пришла вовремя, и Зак при её виде тут же остановился, потому что она не знала, что сделала, если бы он убил Кэти.

Она не хотела даже думать об этом.

Да, она понимала, что Зак был не в себе. Он знал, кто такая Кэти, и в обычный день не пошёл бы на неё — она же подруга Рей. И когда их взгляды пересеклись… Он словно вернулся в реальность.

На самом деле, поэтому он и сбежал. Он увидел её, понял, что собирался убить её подругу у неё на глазах, и убежал. Выражение абсолютной вины и отчаяния на его лице сказало всё за него. Она никогда не видела его таким потерянным и…

Напуганным.

Когда она пришла, первое, что она увидела в его глазах — намерение сделать её следующей добычей. Но меньше чем за мгновение, жажда крови превратилась в чистый ужас, когда он понял, на кого собирался напасть и на кого напал до этого.

Он был в ужасе от того, что мог убить её.

Задумавшись об этом, Рей внезапно вспомнила, что она ночевала у него дома, когда его переключило. Он мог убить её гораздо раньше.

…Тогда и не удивительно, что он был так испуган. Зак снова боялся самого себя и того, что на этот раз она от него убежит. Она достаточно хорошо его знала, чтобы догадаться наверняка.

Рей бежала в подворотню, но она не боялась. Она не боялась его, даже если сейчас ясно увидела, что он меньше и меньше контролирует свою жажду убийств, и что даже она не была в безопасности. Она не боялась его, и нужно было найти его прежде, чем собственный страх толкнёт его на глупости. Нужно было успокоить его, привести в чувство, показать, что она всё ещё верит в него.

 — Зак? — взволнованно позвала она. — Зак?!

Ответа не было. Подворотни были тихими, но оно и понятно: Зак вышел на охоту, и бандиты решили отсиживаться по домам, чтобы не пасть случайной жертвой.

Рей пересекала улицы одну за другой, отчаянно пытаясь найти друга — но его нигде не было, если он только не прятался. Посмотрев в мусорный бак, у неё собрался ком в горле. И здесь его не было.

Она влезла по лестнице на крышу, но даже там не смогла его увидеть, как бы тщательно не осматривала подворотни под ней. Как будто сквозь землю провалился. Впрочем, она и так знала, как он умеет скрываться, так что даже не удивилась.

Рей внезапно почувствовала усталость. На неё навалились чувства усталости, досады, противоречия и одиночества. Зак открывался ей, рассказывал о своём прошлом, семье, позволял ей стать к нему ближе тактильно и эмоционально, но продолжал держать дистанцию. Она не просила его быть открытой книгой, но хотела, чтобы он перестал убегать, когда у него появлялись проблемы.

Она понимала, почему он убежал прямо сейчас. Она понимала его беспокойство за неё и его нежелание её ранить. Но ещё она прекрасно знала, что он не покажется ей на глаза до конца недели, даже если убивать ему расхочется куда раньше. Он продолжит копить чувства в себе, чего она очень не хотела.

Потому что однажды он просто не сможет убежать.

И в этот день его страхи могут сбыться на самом деле.

 — Ты дурак, — сказала она. Не смогла удержаться. — Ты самый настоящий дурак. И это ты мне говорил, чтобы я полагалась на других? — она сжала кулаки в надежде, что он сейчас её услышит. — ДУРАК! — заорала она. — ДУРАК, ДУРАК, ДУРАК! — она нечасто в жизни кричала, но сейчас как никогда захотелось. — ТЫ ТУПОГОЛОВЫЙ, ГРУБЫЙ, БЕЗРАССУДНЫЙ ДУРАК, И Я ПЕРЕЖИВАЮ!

Рей глубоко вдохнула, чтобы успокоиться и не наорать лишнего. Даже если он её услышал — отвечать в любом случае не собирался. Да, крик помог ей выплеснуть эмоции, но больше толку от этого не было. Она вздохнула. Какая глупость. Заку сейчас наверняка нужно было успокоиться, и может, даже лучше, что она его не нашла, но всё равно не могла так просто сдаться. Прищурившись, она осмотрела подворотни в последний тщетный раз и спустилась с крыши.

Она действительно устала. С таким же успехом она могла бы дожидаться его дома.

Улицы казались до боли пустыми, когда она шла к квартире Зака, и с каждой секундой она волновалась всё сильнее.

Как он? Что сейчас делал? Он… убивал? Или просто бесцельно бродил, чтобы успокоиться? Он же помнил, что она не лгала, когда говорила, что не убежит? Он знал, как она переживает? У него были мысли сообщить ей, как долго он не появится в этот раз?

Где же он был?

Очевидно, не дома. Рей разулась и закрыла за собой дверь. Она выскочила на улицу в пижаме и, к её счастью, Кэти не заметила, что она была одета в слишком большую на неё и явно чужую толстовку. Проснувшись и не увидев ни Зака, ни его ножа, она решила не терять времени.

Она хотела остановить его. Попытаться успокоить. Но затем она услышала выстрелы и крик Кэти, и всё, что имело тогда значение — бежать к ним, пока не стало слишком поздно.

Рей села на кровати, скрестила ноги и сжала кулаки. Она решила не спать, пока он не вернётся. Но в ожидании квартира казалась ещё более пустой, чем переулки: её как будто окутывала тьма, как будто чего-то не хватало. Она посмотрела на диван, представляя, как он спит там, похрапывая, сложив руки за головой — она много раз видела, как он спит, и могла представить довольно точно. Когда фантазия исчезла, она почувствовала себя маленькой и одинокой в большой пустой комнате. Она скучала по нему.

Она обняла себя. Сейчас был май, но было холодно — то ли из-за погоды, то ли потому что Зака не было рядом. Наверное, это было эгоистично с её стороны, но она хотела как можно скорого его возвращения, потому что ей было тревожно и одиноко, и потому что она хотела быть с ним рядом. А учитывая, как крепко он прижимал её к себе во время объятий, он, наверное, сейчас нуждался в ней.

Она не собиралась спать до его возвращения и пока не будет уверена, что он в порядке. Она должна была ждать его, чтобы поприветствовать его с распростёртыми объятиями, сказать «ты и сейчас мне дорог» и обнять изо всех сил.

Зак был хрупким человеком. Да, силы в нём хватало, но он был хрупким. Она научилась это видеть, замечать, даже если он сам этого не признавал. Иногда ему просто нужна была чья-то доброта, привязанность, иногда он просто должен был успокоиться, но не хотел замечать это.

Он был человеком. И как у каждого человека, у него были свои страхи, неуверенность, уязвимость и сомнения. Он имел полное право просить утешения. И даже если он не попросит — она всё равно могла попытаться это предоставить. И поэтому она не собиралась спать.

Но солнце взошло, утро наступило, она не спала, а Зак не вернулся.

* * *

Две недели.

Прошло две недели, и хотя Рей ночевала у Зака каждый день, она ни разу его не видела. В первые дни единственным доказательством его существования была новость об убийстве в ту ночь, когда он сошёлся с Кэти. Бедному прохожему не повезло оказаться не в том месте не в то время.

Но теперь он начал возвращаться: он проявлял осторожность, но ему не хватало терпения убирать все следы своего присутствия. Он приходил, когда она была на учёбе — так они не встретились бы даже случайно. На выходных его было не увидеть.

 — Рейчел, ты как будто несколько дней не спала, — отметил доктор Денни. — Что случилось?

Она вздохнула. Она пришла после занятий в медпункт, чтобы поговорить с другом, но мыслями она была вообще не там. В этом году Зак занимал добрую половину её мыслей, а сейчас и подавно, когда она до смерти за него переживала. Но всё равно заметила, что, кажется, в жизни Денни точно что-то (если не кто-то) произошло, потому что стены медпункта украшало всё больше плакатов о ЛГБТ.

 — Всё хорошо, доктор, — с улыбкой ответила она. — Я просто плохо сплю.

 — Это из-за… происшествия с Кэти?

Она не могла сказать настоящую причину усталости, так что воспользовалась случаем.

 — Да, вроде того. Время от времени я её навещаю, и… надеюсь, она больше не сделает чего-то настолько безрассудного.

 — Думаю, Люси ей доходчиво это объяснила.

 — Ей же будет лучше, — проворчала она. — Я так испугалась, что опоздаю!

 — Кэти повезло, что ты проходила мимо… и что вас обеих не убили, — прищурившись, добавил Денни. — Рейчел, ты тоже рисковала.

 — Я просто услышала её крик, а до этого выстрелы. Я так переживала, что побежала, не подумав, — сказала она. — Я вообще не знала, что буду делать на месте. И я не могла подумать, что она с самим Переулочным Убийцей дралась!

 — Чудо, что он при виде тебя сбежал, — кажется, его раздражало такое попустительство. — Он мог тебя за компанию убить.

 — Не знаю, что там случилось, но жаловаться не буду. Мы выбрались живыми, Кэти в безопасности — а другого мне и не нужно. Я просто надеюсь, что другие полицейские не подхватят идею за ней, я же не могу постоянно ходить мимо.

Он засмеялся.

 — Ты дважды столкнулась с печально известным Переулочным Убийцей, и это всё, что тебя беспокоит?

 — Ну, то есть… — она попыталась сообразить оправдание, но в итоге пожала плечами. — Наверное, меня просто уже мало что пугает? Не знаю. В первый раз он нас не преследовал, во второй раз он убежал, едва меня увидев. Может, он меня испугался.

Испугался, но не её, а её потерять. В каком-то смысле, она не соврала Денни. Со стороны было похоже на шутку, но она сказала, как было на самом деле.

 — Кстати о первой стычке, — внезапно сказал Денни. — Лиза Мейвис тебя больше не трогает?

Он знал, почему она в тот день оказалась в подворотне — Ленни и Адриана рассказали, да и Рейчел не стала утаивать. Он действительно ценил её откровенность, потому что складывалось ощущение, что её друзья что-то готовят, чтобы скинуть школьную альфа-сучку с трона.

 — Нет, — заверила она. — Думаю, сейчас она меня побаивается. Переулочный Убийца очень здорово меня тогда прикрыл, и теперь ей кажется, что я какая-то ведьма или типа того.

 — Ну, то, что ты не боишься, нагоняет мурашки.

Рей хихикнула.

 — Не знаю, когда он пришёл, это было настолько к месту, что я даже не испугалась. И он не погнался за нами, так что… мне показалось, что он подыграл мне, чтобы припугнуть Лизу и её друзей.

 — …Твоё самообладание поистине впечатляет.

 — Доктор, я уже давно спросить хотела… — она подняла бровь. — Вы что-то замышляете против Лизы?

Она знала, что после этого инцидента, Ленни и Адриана зачастили в медпункт. Да и на выходе взгляды у них были слишком заговорщицкие.

Денни внезапно стал уж больно невинным.

 — О чём ты, Рейчел? Я же всего лишь школьный врач.

 — А Адриана просто старшеклассница, но мы все знаем, что она умеет делать с компьютером.

Ходил слушок, что, пойди против Адрианы, и она просто покажет три файла с компроматом на тебя, и Рейчел даже не могла этого опровергнуть. Адриана, конечно, была красивой, милой и с виду невинной заучкой, но она также была невероятно мозговитой и хитрой, и никому не позволяла смотреть на себя свысока.

 — Ну, мы можем или не можем копить доказательства и свидетельства, чтобы раз и навсегда осудить её… — протянул доктор, как будто они промышляли этим уже давно. Не успела Рейчел заинтересованно посмотреть, как он закачал головой. — Просто болтовня, не слушай. Тебе пора идти, у тебя наверняка много домашней работы.

С удивлённой улыбкой она встала.

 — Нет, но я всё равно пойду. Ждёте кого-то?

Он покраснел. Впервые за многие годы она видела самый настоящий румянец на его щеках, и её улыбка стала шире, когда она пошла к выходу. Она просто пошутила, но кажется, попала в точку.

 — Я просто отложил очень интересную энциклопедию о кофе, — прокашлял он.

Она улыбнулась ему напоследок.

 — Повеселитесь там, доктор.

К её удивлению, Ленни и Адриана ждали её в коридоре. Наверняка с ними был и Эдди, но ему пришлось уйти, когда за ним приехал отец.

 — Выглядишь хуже некуда, — прокомментировала Ленни.

 — Спасибо, — показав язык, ответила Рейчел.

 — Что-то задумала? — спросила Адриана.

И троица пошла к выходу из школы.

 — Так, ладно… — она поколебалась, но решила спросить совета. — Я переживаю за…

 — Прекрасного При-и-инца~

Рейчел спрятала лицо в ладонях, пока Ленни давала Адриане пять за удачный смущающий выпад.

 — Ладно, что там с ним?

 — Прячется от меня, — проскулила Рейчел. — Я не вынуждаю видеться, если он не хочет, но сейчас он снова выматывает себя до последнего, и я переживаю.

Её подруги обменялись взглядами, которых она не смогла понять.

 — Скажи, что ждёт его, если он продолжит в том же духе, — посоветовала Адриана. — Я уже предлагала тебе, но ты этого не делала, да?

 — …Я боюсь его тревожить.

 — Но тебя-то он тревожить не боится, — отметила Ленни.

…И то верно.

Она не должна была чувствовать вину за то, что её слова его заденут, потому что второй раз он исчезал с лица земли, зная, что она до смерти встревожена. Она имела право напрячь его в ответ. Да, она будет чувствовать вину за это, но она была вредной малявкой, и пора бы уже ему попробовать на вкус собственное лекарство.

 — Ты знаешь о риске срыва лучше него, — продолжила Адриана. — Ради вас обоих ему тоже стоит это знать.

 — А если он снова начнёт убегать — вцепись в него и не отпускай! — пошутила Ленни. — Сделай это, устрой драму!

Она хотела просто поблагодарить, но подумала кое о чём ещё.

 — Ленни, как можно оскорбить его по-французски?

Даже если это было глупой идеей, но ей хотелось достучаться до Зака. Раз уж у неё было туговато с оскорблениями в лицо, может, на другом языке сказать это будет проще.

 — По-французски? — подмигнула подруга. К счастью, она предпочла не задавать вопросы, слишком счастливая поделиться своей культурой. — Ну, в этой ситуации я бы сказала «t’es con».

 — T’es con, — повторила Рейчел, по примеру Ленни делая ударение на последний слог. Прозвучало достаточно приятно. — Спасибо.

 — Это как «ты дебил», но с усилением: «твой бред зашёл настолько далеко, что я устала с этим мириться, дебил». Вообще, это от ситуации зависит, но в твоём случае произнеси именно таким тоном — и будет прекрасно.

 — И обязательно скажи, как он отреагирует. Мы с Ленни были бы рады узнать, что он заплатил за то, что наша милая Рейчел так переживает, — с напускной грустью добавила Адриана.

Рейчел на секунду испугалась, что если однажды она действительно обидится на Зака — её подруги тут же найдут его дом и ворвутся туда с огнемётом. И плевать, Переулочный Убийца он или нет (здесь она пообещала себе не рассказывать про Зака слишком много, ради него же). Но это вызвало у неё улыбку, и она почувствовала себя лучше, слушая беседу подруг.

 — Надеюсь, сработает, — как всегда неуверенно пробормотала она.

 — Ну, ты всегда знаешь, что делать, если не сработает, — пожала плечами Ленни.

 — И что?

Подруги ответили единогласно.

 — Приватный танец.

* * *

Зак призраком шатался по подворотне.

Оголодавший. Жаждущий. Уставший. Желающий убивать. Сегодня вечером уже убивал, но было мало. Хотел убивать больше.

Не мог думать. Его мысли растеряли всякий смысл. Он пытался сохранить внутри себя остатки логики, остатки человечности, но было тяжело. Он пиздецки не любил думать.

Но продолжал пытаться, потому что последнее, чего хотелось — стать неспособным контролировать себя монстром. Он и так растерял достаточно здравомыслия.

Он был мимолётной тенью тихих улиц, ночной невидимкой, шёпотом ветра. Отсутствие света не беспокоило его — наоборот, так даже было лучше. По крайней мере, он так не вспоминал о другом свете, который был ему недоступен. О другом солнце, которого он избегал две недели.

Две недели холода.

Холодно было не снаружи — внутри него. Он устал. Пиздецки устал. Хотелось просто дать себе ещё один шанс, на секунду отключиться от мира тьмы, но было нельзя — он рисковал снова проебаться. Он проебался, и потерпел лишения.

Он лишился своего рассудка. Лишился своего солнца.

(«Даже самому себе доверять не можешь». У него не было никакого настроения злиться на эти слова.

Они были слишком верными.)

Убивать-убивать-убивать… Но тело не слушало. Он был слишком измотан, чтобы искать добычу, чтобы кого-то преследовать. Хотелось вернуться домой. Он пытался продолжать в том же духе, но не осталось никаких сил. Он почти не ел. Едва что-то пил. Практически не спал. Он ненавидел ощущать собственные пределы, но сейчас был к ним близок.

Хотелось в душ. С него капала кровь. Запах крови был везде и всегда. Свежая кровь двух только что убитых мужчин. Ему понравилось, но было мало, он не удовлетворился до конца. Хотелось снова убивать. Но сил, к сожалению, не было.

Он любил убийства, его личным наркотиком были убийства. Но он продолжал нападать только на бандитов, даже случайно не вредить кому-то, к кому не следовало даже приближаться. Он проебался две недели назад и проёбывался до сих пор. Но проёбы были заложены в его генах, другого ожидать и не следовало.

 — On est des fouteurs de merde, Zack.

Ага. Сихам была права, когда говорила, почему он закончит так же, как и она. Не то чтобы она ему этого желала, но они оба лажали по-крупному. Она проёбывалась куда больше него, но она потеряла Райса — человека, которого больше всего любила и хотела защитить — из-за ёбаной случайности. Он думал, что в его случае ни хрена подобного не случится, но едва не потерял свой драгоценный солнечный лучик из-за собственного безумия.

Сихам была храбрее его. Она без колебаний встречала трудности, а он просто убегал.

Но Сихам не была убийцей. Она не рискнула собственноручно убить человека, которого ставила превыше собственного выживания. Она была человеком. Зак был монстром.

Монстром, который желал стать человеком.

Он устал и хотел домой. Какая-то частичка его, застрявшая в детстве, хотела вернуться в то время, когда он в этом настроении мог пойти в комнату Сихам в два часа ночи. Она бы ещё не спала — что-то читала. Она бы на него наорала, как обычно, но он бы ничего не ответил — и она бы тут же успокоилась и начала что-то тихо читать вслух, пока он снова не уснёт.

И была частичка его уже повзрослевшая — но всё ещё нуждающаяся. Она желала снова обнять свой солнечный лучик, изгоняющий его тьму.

…Он скучал по солнцу, по своему солнцу. Но единственным моментом, когда он мог позволить себе приблизиться к этому солнцу, был короткий беспокойный сон. Он был слишком напуган, чтобы приближаться наяву, потому что мог её потерять навсегда. Оставался только сон. Хотелось спать. Хотелось ещё и убивать, но желание поспать немного перевешивало. Перед убийством стоило поспать. А если кто-то попадётся на его пути — он даже колебаться не будет.

Ноги неосознанно повели его, и он пришёл в себя уже дома, в своей квартире.

Было тихо.

Слишком тихо и темно. Даже жутко. Как будто он в другой мир попал. Нужно было включить свет и улечься, но он не спешил. Не было ни желания, ни такой уж сильной необходимости, но вдруг его настигла насторожённость. Он бегло осмотрел комнату, не увидел ничего необычного, кроме…

Человека в его постели.

Спящего беззащитного человека, полностью в его власти, так и манящего напасть.

И какого хуя человек здесь забыл? Это было не важно, это была лёгкая добыча. Лёгкое убийство. Зак растянул губы в ухмылке. Это было бы быстро, удобно и как раз идеально, чтобы полностью удовлетвориться на всю ночь. Большего он не мог просить. Медленно и молча он подошёл к кровати и посмотрел на человека.

Бледная кожа, миниатюрное тело, светлые волосы разметались по подушке. Человек был в его толстовке? Он не мог нормально понять то, что видел. Наверное, разум над ним издевался. У него начались глюки, но, наверное, это была просто воображаемая хуйня от недосыпа.

Рей свернулась калачиком под простынями, одетая в одну из его толстовок, и обнимала одеяло во сне.

Он на автомате занёс нож. Ни единого слова, ни единого дрогнувшего мускула на лице, ни единого намёка на трепет. Он слишком для этого устал. Опустел и устал. Хотелось убивать.

Она была такой милашкой, и какая-то его часть сейчас до смерти желала скользнуть под одеяло рядом с ней и снова уснуть, чувствуя её в своих руках.

Какая-то его часть сейчас до смерти желала провести лезвием по горлу, увидеть, как кровь медленно окрашивает простыни в алый. А затем просто посмеяться над так удобно подвернувшимся человеком. Хотелось убивать, как же сильно хотелось убивать.

Но он не мог.

Кончик лезвия замер в каком-то миллиметре от шеи. Он же хотел убивать, так почему остановился? Почему он не мог просто прикончить добычу?

Во-первых, она могла этого не хотеть, а он не собирался ничего делать без её явного разрешения, даже если во все прошлые разы она была не против. Во-вторых — что более важно — он знал, что, подойдя, может сделать кое-что ещё.

Кое-что ещё. Кое-что ещё. Кое-что ещё.

«Ты про объятия или про боль? Чего ты сильнее боялся?»

Рей.

Его сознание вернулось в реальность секунду спустя, и он просто забыл, как дышать. Это была Рей. Перед ним была Рей, она действительно спала здесь, и это не его больное воображение смешало реальность с воспоминаниями. Она спала в его постели, а он собирался её убить.

Ту самую, которая стала для него такой ценной, которая сказала, что никогда от него не убежит, кого он так обожал и не хотел отпускать. Он хотел убить девушку, которую старался оберегать любой ценой и не мог позволить себе потерять.

 — Блядь, — выдохнул он.

Зак убрал руку и закрыл глаза, борясь с чувствами отчаяния и растерянности. Ему хотелось упасть на пол, свернуться калачиком и там и оставаться, пока он просто не исчезнет.

Не мог даже самому себе доверять. Не мог даже самому себе доверять, блядь. Блядь!

Какого хрена он только что пытался сделать? Почему, стараясь защитить, он только толкал себя к потере? Он дебил, просто ёбаный дебил, но сейчас усталость стояла на первом плане. Открыв глаза, он просто отошёл от кровати и пошёл в ванную.

Он даже не думал, что делает. Это были просто рефлексы, разум сдался — и его направляло тело. Раздевшись, он отбросил одежду, снял повязки и пошёл в душ. Горячая там была вода, или холодная — он не знал. Просто хотелось смыть с себя кровь, избавиться от её металлического запаха. Сейчас его дом был наполнен другим ароматом, и он хотел вдохнуть его полной грудью: аромат тепла, солнца и крепких объятий, а не то, что напоминало ему о крови на его руках.

Возвращаясь в комнату, он не надел повязки. Сейчас не хотелось. Его кожа холодила от свежего воздуха, холодила и обжигала. По-настоящему странное ощущение. Наверное, потому что в последний раз он ходил без бинтов очень давно, его кожа сейчас вся напряглась от ощущений. Он переоделся в чистое, но чувство осталось. Было ли больно? Он не знал. Его давно не преследовали фантомные боли, так что, наверное, это было не то.

Жажда убийства никуда не исчезла. Осознание, что он собирался убить Рей, отрезвило его, но тревога всё ещё была с ним. Он до сих пор не был удовлетворён. Но сейчас нужно было найти что-то помимо убийства, чтобы утолить свою жажду до конца. Он мог бы пойти на улицу, но слишком устал, чтобы искать жертву, и сейчас просто хотелось, чтобы кожа перестала дарить такое странное ощущение. Нужно было просто надеть бинты, но ему не хотелось. Серьёзно, раньше такого с ним не было, что за хуйня началась сейчас? Что это за ощущение? Что…

И он понял. Он смотрел на мирно спящую Рей, и всё понимал.

Его влекло к ней.

 — Désolé.

Французский криком души сорвался с его губ.

Он сел на кровать рядом с ней и нежно дотронулся её уха, провёл большим пальцем по виску. Он водил рукой по её волосам, её лицу, её шее. Проверив пульс, он поправил рукав толстовки, грозившийся сползти с её плеча. Ладонями он обхватил её щёки, и сердце пропустило удар, когда она сквозь сон довольно загудела и сама двинулась навстречу его прикосновениям.

Он не смог сдержать нежной улыбки, когда взял её руку, начал рисовать на её запястье, выводить на предплечье короткие слова, которым она его научила. Он обязательно должен был спросить, как пишутся «извини», «спасибо», «солнце» и «обожаю тебя». Если бы он умел писать, он бы написал на ней тонны и тонны текста обо всём, что он в ней любил, как ему было жаль за всё, что он сделал. И он бы написал все французские стихи, которые читала ему Сихам, которые он помнил до сих пор.

Но его руки были созданы только для того, чтобы держать нож и проливать кровь.

Он не знал, почему осмелился касаться Рей этими руками, но и остановиться уже не мог. Касаться её было подобно электричеству, которое от его пальцев передавалось по всему телу. Он любил приятное и нежное ощущение её гладкой кожи, чувство восторга, от которого голова шла кругом. Он забыл об убийствах. Он забыл о жажде крови. Он просто затерялся в лёгкой дрожи, и всё желание оборвать чью-то жизнь сменилось желанием увеличить контакт с ней, крепко обнять её — чтобы они оба забыли о тьме в своих разумах.

Она была так ему дорога. Она была его последним якорем рассудка, последней связью со светом — он желал её, как кислорода. Он никогда не смог бы сказать, как сильно её ценит, как она важна, как волшебно ощущать её в своей жизни. Но она заслуживала слышать это каждый день.

Если он и мог за что-то сказать «спасибо» её ебанатам-родителям — так это за то, что они её создали.

 — Зак… — сквозь сон промямлила она.

Его сердце сделало кульбит, и он снова понял, что изо всех сил сдерживает желание её обнять. За эти две недели ему так часто снилось, как он спит с ней на руках — по-другому он бы не понял, что всё-таки упал в сонный обморок. Теперь, когда она была перед ним, до боли очаровательная, он понимал, как трудно её не обнимать.

Он так хотел, но не мог.

У него не было никакого явного разрешения обнимать её, когда она спит, да и он до сих пор боялся ранить её. Он боялся себя и того, что он с ней может сделать. Даже если она доверяла ему свою жизнь — он только что получил доказательство, что ему нельзя доверять (он даже самому себе доверять не мог), поэтому решил не рисковать в очередной раз.

К тому же, он побаивался её реакции поутру: если бы Рей проснулась и увидела его в постели после двухнедельного отсутствия (и он прекрасно знал, как она переживала — слышал, как она орала на той крыше) что она бы сказала? Что она бы сделала? Как он мог посметь появиться на её глазах, когда он чуть не убил её подругу, и её следом?

Он не мог. Нужно было оставить ей что-то, показать, что он в порядке, и опять вернуться на улицу, но он не знал, что делать. Может, вообще стоило пойти к Грею, как он делал несколько раз за эти две недели (хоть он и приходил, зная, что Грея наверняка нет дома). К счастью, от него лишних вопросов можно было не ждать, и он мог помочь советом-другим. Звучало не так уж и плохо.

Зак неохотно встал с кровати и отошёл от Рей. Вернувшись в ванную, он на автомате провёл старую добрую перевязку, успокаивая мысли. Он окончательно решил избегать Рей ещё пару деньков. Обычно он был не мастер много думать, но эта мелкая зазнайка привила ему какую-никакую необходимость обдумывать и планировать. Закончив, он тихо пошёл ко входной двери квартиры, мысленно извиняясь перед ней за то, что снова её оставляет, и потянулся к дверной ручке.

 — Зак.

MERDE.

Он замер, а затем под бешеный стук сердца медленно обернулся. О, нет. Боже, блядь, нет. Об этом развитии событий он даже не задумался, и по закону подлости — здравствуйте. Он был так уверен, что уйдёт налегке, но карма была той ещё сукой, и теперь ему придётся расплатиться за собственную трусость, потому что Рей проснулась, сука пиздец.

Она не спала, он был дома, она его увидела и заметила, что он уходит. Зак сглотнул ком в горле, когда Рей слезла с кровати и в два шага решительно подошла к нему.

 — Не уходи.

 — Ты проснулась, — прохрипел он.

 — Проснулась, — её голос был сердитым. — На свою удачу, я проснулась.

 — Рей…

Она закусила губу и покачала головой, заставляя его замолчать. Ох, бля, он раньше не видел её такой злой. Она сейчас наверняка собиралась ударить его по лицу и, если честно, у неё было на это полное право.

 — Две недели, — начала она, угрожающе подходя ближе. — Две недели я тебя не видела, но знала, что ты снова себя доводишь. Две недели я думала, что тебе скажу, потому что, о, боже, я так много хотела сказать тебе той ночью, две недели я до смерти переживала за тебя, две недели задавалась вопросом, когда же ты соизволишь вернуться, две недели я скучала по тебе… И всё, что я от тебя слышу, это «ты проснулась»?

У неё был низкий голос, она звучала спокойно, но он знал, что она злится. Эта сдерживаемая злость была не той бешеной яростью, к которой он привык. И это было даже страшнее, чем, если бы она на него наорала.

 — Зак, однажды то, что ты делаешь, сыграет против тебя. Отталкивая меня, ты доводишь себя до края. Однажды ты перейдёшь этот край, и всё, что ты сделал до этого, просто взорвётся тебе в лицо.

В нём уже было что-то, что могло через время вырваться. Он не мог это контролировать, и это беспокоило. Он беспокоился за Рей. Она не могла знать, от чего он убегал на самом деле, когда не показывался ей на глаза. Он старался держаться подальше, чтобы в день, когда он сломается, именно она не стала очередной жертвой его безумия.

Но ей нельзя было это говорить. Она бы тогда переживала только сильнее.

 — Я знаю, что ты становишься более жестоким.

Его сердце пропустило удар. Она решительно и серьёзно смотрела прямо ему в глаза, и он действительно не припомнил, когда она была такой суровой.

 — Откуда?..

 — Полицейские отчёты. Твоё отношение. Ты пытаешься это скрыть, скорее, даже забыть, но когда ты доводишь себя, ты становишься похожим на загнанное животное. А сейчас ты даже не похож, — она подняла бровь, — ты такой и есть.

Он резко закусил губу, сдерживая прилив досады. Трудно было слушать правду. Ему не нравилось, когда напоминали, что он сам больше на добычу похож, что он слаб. Он знал, что мог не выглядеть слабым, но он сам видел себя таковым, и это было невыносимо. Он боролся с самим собой, боролся со своими желаниями, и не мог позволить себе быть слабым.

 — Я много наблюдала за тобой, твоё поведение изменилось, — подчеркнула она. — Может, не по отношению ко мне, но я всё равно заметила. Твоя грусть или раздражение сразу переходят в злость. Ты более резок в действиях, иногда в словах. Ты жёстче сам к себе. Ты избегаешь общественных мест сильнее, чем раньше. Твои убийства стали более жестокими после того, как ты убил Макса.

Он слегка вспотел, вспоминая это кровавое убийство. Стоило догадаться, что она узнает — со слов Грея, об этом упомянули в двух словах в газете — но не могла же она знать подробности.

 — Да, я знаю, что ты сделал с ним и с его телом, — подтвердила Рей. — Но после этого, даже если ты убиваешь меньше, ты убиваешь жёстче. Как будто… срываешь свои нервы и эмоции на людях.

Он признавал свою вину — так и было. Он пытался не убивать мирных граждан, но когда наваливалось слишком много, он не хотел ничего иного — только выместить злость на этих счастливых ублюдках.

 — А две недели назад ты собирался убить мою подругу, — тихо заключила она. — Потом ты убежал, убил прохожего и… просто избегал меня. Я абсолютно точно знаю, что что-то происходит. У тебя всё больше проблем с самоконтролем.

Он грустно на неё посмотрел.

 — Рей…

 — И я знаю, что всё летит к чертям из-за меня, — с каким-то отчаянием перебила она. — Я знаю, что ты пытаешься меня защитить, но в итоге только ослабляешь себя и позволяешь поглотить, и это тебе не поможет.

 — Рей, я держу себя в руках.

Она прищурилась.

 — Ты думаешь, что сможешь это контролировать. Не срыв сам по себе, но его предпосылки. Проблема в том, что чем больше ты пытаешься это предотвратить — тем ближе ты становишься к срыву. Ты не знаешь собственных границ, поэтому не можешь их понять, даже если осознаёшь, куда всё идёт, да?

Она была права, но он не хотел признавать. Признание означало бы, что у него больше не осталось способов её обезопасить. Он хотел продолжать убеждать себя, что у него всё получится, что он в итоге взорвётся подальше от неё, что его тело, даже если это будет просто мешок с костями, работающий на инстинктах, выдержит.

 — Я не могу тебя в это впутывать, — застонал он. — Это будет больно.

 — Не будет, я знаю, что ты не причинишь мне боли, — настаивала Рей. — А если и причинишь — это мой выбор, Зак. Ты не можешь выбирать за меня.

Дело было не столько в боли, сколько в вопросе её жизни и смерти. Даже если это был её выбор — он не хотел в итоге видеть, как она умирает от его рук.

 — И точно так же я не… заставляю тебя быть со мной, когда ты не в порядке. Просто оставил бы мне какую-то весточку, чтобы я знала, как ты, — мягко закончила она. — Той ночью я искала тебя, чтобы именно об этом поговорить.

Он не мог найти подходящего ответа. Как бы он не хотел её слышать — она была абсолютно объективной, а не просто пыталась помешать сбежать. Она просто рассказала, что будет, если он продолжит.

Вот только он хотел доказать, что она не права.

Не получив ответа, она сникла. Она не собиралась дальше ему рассказывать о рисках: с его упрямством это бесполезно.

 — Я многое хотела тебе сказать, — сообщила она. Сейчас бы мало кто догадался, что она продолжала злиться. — Я хотела сказать, что ты был не в себе, когда едва не убил Кэти. Я хотела сказать, как рада, что пришла вовремя. Я хотела сказать, что не знала, что бы делала, если бы ты убил Кэти, но ты всё ещё был моим другом. Я хотела сказать, что не боюсь тебя и всё равно не убегу.

Когда она говорила, в его груди разливалось странное облегчение. Несмотря ни на что, она была всё той же Рей, и он оставался для неё всё тем же Заком. Их отношения не изменились, она в нём не разочаровалась, и он был невероятно счастлив, что они не расстанутся так скоро.

Но на смену счастью пришла вина. Он был последним уёбком, сбегал от неё, заставлял переживать, подвергал риску жизни её друзей и её собственную, но она была здесь и всё так же им дорожила.

…Он действительно её не заслужил.

 — Но ты сбежал от меня, — горько добавила она. — На две недели. До того, как у меня появилась возможность тебе всё это сказать.

 — Я не хотел ранить тебя.

 — И ты всерьёз приходил в себя две недели?

Ему нечего было ответить. Если бы он начал говорить — пришлось бы выкладывать правду, что ему было стыдно за себя, стыдно показываться ей на глаза, и он боялся, что может быть опасен, даже когда успокоился.

 — Я слышал, как ты кричала на крыше, — пробормотал он.

Он был намного выше её, но сейчас, перед её сильным решительным взглядом, он чувствовал себя нашкодившим малявкой.

 — Это хорошо, — сказала она.

Ой. Он не знал, почему, но «ой». Теперь он понимал, что если Рей разозлится на него всерьёз и надолго — его жалкой заднице как минимум не поздоровится.

 — T’es con.

Два слога. Два слога, произнесённых самым «как-ты-уже-заебал» голосом Рей с небольшим, но милейшим акцентом полностью донесли суть слов.

Он был просто ебанатом. Полным дятлом. Эталонным идиотом. Он был тупицей, и у него не было этому никакого оправдания. Точно, можно было рассказать, как ему было стыдно, что он чувствовал вину и страх, но это не оправдало бы, что он даже сейчас уходил, не оставив ничего обнадёживающего. И это не оправдывало, что он не дал ей знать, когда вернётся.

Он мог бы сказать, что он не мог, и она всё равно видела, как он убегал, но что мешало прийти на следующий день и сказать, что он хочет побыть один? Он же сказал, что, несмотря ни на что, в следующий раз даст ей знать. Он обещал, и он ненавидел ложные обещания. Он мог быть верным своему слову.

Но не был. Он соврал.

Ой.

 — …Прости.

Он выглядел настолько погрустневшим и поникшим, что выражение её лица смягчилось. Она сделала к нему несколько шагов, но он отвёл взгляд. Ему было плохо, пиздецки плохо из-за своего поведения. Он сделал худшее, чем убить или ранить её и её друзей — он ей соврал.

 — Ты мне дорог, Зак. Именно поэтому я переживаю за тебя, когда ты пропадаешь — мягко сказала она. Он не ответил, и она начала сомневаться. — Я… извини. Я такая эгоистка. У тебя наверняка были свои причины.

 — Эх, да не извиняйся, — вздохнул он. — Ты права.

 — Но…

 — И ты имеешь право быть эгоисткой. Ну, я всегда таким был.

Она не знала, что сказать, но и у него больше не было слов, и разговор, к сожалению, поутих. Это было из тех случаев, когда, несмотря на все усилия, они всё равно не могли друг друга понять. Когда они пытались одновременно защищать и друг друга, и свою точку зрения, и в итоге не могли нормально общаться.

Они оба осознавали, что его двухнедельный побег теперь не был проблемой, раз уж она уже высказалась. Теперь предстояло поговорить о другом — о его причинах её избегать, и никто из них не знал, как это сделать.

 — Ты меня ненавидишь?

Вопрос прозвучал слишком внезапно.

 — Зак?..

 — Ты меня ненавидишь? — повторил он.

 — Нет, — тут же ответила она. — Ты и сам это знаешь.

Она не смела прикасаться к нему, не смела подойти, он не смел смотреть ей в глаза. Не после случившегося. Всякий раз, вспоминая её лицо в момент, когда она увидела его с ножом у горла своей подруги, он чувствовал полное отчаяние, вину и стыд.

 — Я ранил твою подругу, — сказал он. — Я собирался её убить. И я мог убить тебя вслед за ней.

 — Но ты не убил.

Он хорошо помнил свою первую мысль, почувствовав, что она вмешалась в бой: будет веселее. Он бы убил её, и это сводило с ума.

 — Но я почти убил! Я видел в тебе очередную добычу! Я вернулся, увидел тебя и даже не узнал! Я собирался убить тебя здесь, и просто чудо, что я опомнился!

На её лице мелькнуло удивление, но ненадолго. Осознав его слова, её взгляд снова стал решительным.

 — Но ты не убил.

Он поднял голову и резко глянул.

 — Я мог убить тебя, Рей. И я не понимаю, с чего ты так уверена, будто тебя не тронут. Я не понимаю, почему ты мне доверяешь! Может, ты слепая?!

 — Нет, не слепая! — жёстко ответила она. — Я знаю, насколько ты опасен, но ты не ранишь меня!

Это он-то не ранит? Он же только что сказал, что мог убить её! Он дважды мог её убить, если бы не понял, что это Рей. Она дважды могла погибнуть от его руки, и он бы заметил это, только придя в себя!

Рано или поздно он её ранит!

 — Нет, не знаешь! НИ ХУЯ ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ!

 — НЕТ, ЗНАЮ!

Нечасто она повышала голос и начинала взаправду спорить. Он не понимал, с чего она так решилась доказать, будто он не представлял для неё угрозы. Он не понимал, почему она цеплялась за него, когда давно пора было сдаться и сбежать.

В следующую секунду на неё был наставлен нож.

 — Я могу убить тебя прямо сейчас, Рей. У тебя не будет и секунды на побег, — пригрозил он. — Поэтому я лучше буду убегать от тебя. Если я крышей двину, и ты будешь рядом — мне ничто не помешает убить тебя!

 — Ты не знаешь этого! — она смело ударила его по руке, и это было настолько внезапно, что он выронил нож. — Ты дважды сдержался, да?!

 — Да почему ты так в меня веришь? С чего ты убеждаешь, что какой-то ёбаный монстр, вроде меня, тебя не убьёт? Ты ведь тоже этого не знаешь!

 — Я жива! Ты прямо сейчас меня не убил! Разве это не доказательство?

 — НЕТ! — рыкнул он, и она вздрогнула. — Я не настолько хороший, Рей! Ты сама видела, что я машина убийств!

 — Нет!

Да что ж она глаза не откроет? Почему она настолько тупорылая, и не понимает, что он монстр?

 — Я убил бы твою подругу, если бы ты не пришла, и я прекрасно знал, кто это! Я сказал тебе, что собирался убить тебя несколько минут назад! А когда я злюсь, я эту поеботу вообще не контролирую, и если я полностью свихнусь, ТЫ СДОХНЕШЬ!

Почему она продолжала им дорожить?

— Я, БЛЯДЬ, УБЬЮ ТЕБЯ!

Он смотрел на неё смесью отчаяния и ярости в глазах. Она в шоке испуганно на него смотрела, и по левой щеке скатилась слеза.

О, нет.

Буря эмоций внутри него тут же утихла, сменившись одной тревожной мыслью: «она плачет из-за меня». Он наорал, довёл её до слёз, обидел и вёл себя грубо — в общем, сделал то, что обещал не делать.

 — Ох, б-бля, Рей, извини… — пробормотал он. Его сердце бешено колотилось, а руки дрожали. — Извини, что до слёз довёл, я просто ебанат, извини…

Она моргнула, как будто и сама только сейчас поняла, что плачет.

 — Э-э-э, нет… — ответила она. — Всё хорошо, ты не виноват, я не знаю, с чего вообще…

Её глаза распахнулись. Они молча смотрели друг на друга, пока до Зака не дошло.

Это были не её слёзы. Она плакала за него.

Он распахнул руки, и следующее, что осознавал — она прижималась к нему, сжимала в руках ткань толстовки на его спине, и он держал её так крепко, словно весь мир собирался отнять её. Он наполнялся ею, наполнялся её светом до такой степени, что понимал: Рей была единственной, чего он на самом деле хотел все эти две недели.

Её тепло, её аромат, её прикосновения, её доброта, её мягкость, вся она, чёрт побери — как же сильно он этого хотел. Она тихо всхлипнула у него на груди, и он сдался, вдохнул запах её волос и нежно поцеловал в макушку.

Бля-я-ядь, вот теперь Зак действительно не мог её отпустить. Неважно, как сильно он пытался отогнать её от себя — он был счастлив, что она не разочаровалась. Он был рад, что она с ним. То, что она спорила, до сих пор доверяя ему, тревожило его и радовало одновременно.

Он был ёбаным эгоистом, но не хотел её терять.

Блядь-блядь-блядь, он не мог думать, он в принципе не соображал, потому что сейчас важными были только она и тот факт, что она в безопасности, что она рядом. Даже если он — монстр, который подвергает её жизнь опасности.

 — Прости, — прошептал он. — Прости, прости меня, Рей.

Я дебил. Я чуть не убил твою подругу. Я подвергаю тебя риску. Я избегал тебя две недели. Я чуть тебя не убил. Ты так сильно за меня переживаешь, но я не доверяю себе так, как ты доверяешь мне. Прости, что накричал и заставил тебя плакать.

Прости за то, что тебе приходится проливать свои слёзы вместо меня.

 — Всё хорошо, — фыркнула она. — И ты меня извини. Я снова была эгоисткой.

 — Désolé, — он снова перешёл на французский. — Je suis tellement désolé, putain, tellement désolé — Наверное, ему было проще говорить, потому что она не понимала. Да и по-французски всегда было легче выражать чувства. — J’ai été con. J’ai été con mais je veux pas te perdre. Je peux pas te perdre, quoi qu’i arrive. Merde. Putain de merde. Désolé. Dé…

 — Зак…

На несколько секунд он перестал думать в принципе и просто прижал к себе крепче. Его тело отреагировало кульбитом в сердце.

 — Понятия не имею, что ты сказал, но не суть, — мягко сказала Рей. — И твой французский действительно очень хорош.

Он выпустил смешок.

 — А у тебя не такой уж стрёмный акцент.

 — Так, я старалась!

 — Эй, можешь сказать «je tiens à toi»? — попросил он, упиваясь собственной наглостью.

 — А что это?

 — Без перевода.

Она слегка вздохнула.

 — Je tiens à toi, — пробормотала она ему в толстовку.

Бля-я-ядь.

Это было просто убер-мило. Её акцент был самым восхитительным, и слышать, как она говорит «ты мне дорог» на языке, таком близком его сердцу… Он просто растаял. В самую что ни есть ёбаную лужу. Он теперь хотел услышать, как она говорит и другие фразы, но он и так позволил себе слишком много. Он снова поцеловал её в макушку, наполненный бесконечной благодарностью и привязанностью к ней.

 — Спасибо, что не ненавидишь.

Спасибо, что не убежала, не испугалась и не бросила, несмотря на всё, что я тебе делаю. Спасибо, что ты такая упрямая и всё равно остаёшься рядом.

Спасибо, что ты живёшь.

* * *

— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

 — Айзек Фостер.

 — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

 — Кто я…

 — Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

 — Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Пауза.

 — Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

 — Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек. Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял?

 — Понял.

 — Эй, милочка, закругляйтесь. Вам пора.

 — ЗАВАЛИ ЕБАЛО, Я ЖИЗНИ ЕГО УЧУ! Блядь, было бы у меня время, был бы у меня этот ёбаный выбор… Я бы никогда в жизни того ебаната к тебе не подпустила. Никогда.

 — Сихам…

 — Ты выжил, Айзек. Будет лучше, если ты и это переживёшь, а потом надерёшь мне задницу за всю хуйню, что я тебе сделала.

Впервые за несколько месяцев, наверное, благодаря Рей в его руках, Зак не слышал во сне ни ужасного шипения сломанного телевизора, ни как Сихам называла его монстром.

* * *

On est des fouteurs de merde, Zack. —

Мы ёбаные лохи, Зак.

Désolé. —

Мне жаль.

Je suis tellement désolé, putain, tellement désolé. —

Мне так жаль, блядь, так жаль

J’ai été con. J’ai été con mais je veux pas te perdre. Je peux pas te perdre, quoi qu’il arrive. Merde. Putain de merde. Désolé. Dé… —

Я протупил. Я протупил, но не могу потерять тебя. Не могу потерять несмотря ни на что. Блядь. Сука блядь. Мне жаль. Мне…