Черная сторона рассвета (джен)

Тяжелая болезнь растянулась на две седмицы, но благодаря поддержке и заботе Эрика Ричард почувствовал себя гораздо лучше уже к первому дню зимы. Врач, которого вызвал угрюмый Искандер, прописал микстуру, теплое питье и постельный режим, после чего велел Эрику ночевать в другой комнате, чтобы не заразиться самому. Это было еще тяжелее, но конечно же брат не оставил его в одиночестве и забегал в детскую перед школой. После учебы, сделав уроки, он направлялся к Ричарду, ничего не боясь. И Эрику повезло — он не подхватил простуду, находясь рядом с братом. Казалось, все шло на лад. Как только Ричард смог выходить из детской, сразу же добрел до телефона и позвонил маме.

У Ивонет Силиван-Мириам все шло отлично. В другой обстановке, спокойной и лишенной тяжелой атмосферы, ей стало гораздо легче, так что до рождения ребенка она не собиралась возвращаться в замок. Это тяготило, но Ричард быстро уверил себя, что так надо. Ведь, в конце концов, у них обязательно все наладится, и забудется прошлый траур, тем более, нежить в доме успокоилась и перестала тревожить немногочисленных жильцов старого поместья, а рассказ Эрика казался Ричарду плодом богатой фантазии. Хотя во время болезни он считал иначе.

В ночь со второго на третий день Зимнего Ветра брату приснился первый кошмар, а Ричард совсем перестал их видеть. Что снилось ему: Двойники или другие страшные сущности? Эрик не рассказывал, морща лоб и хмурясь, а потом и вовсе отмахнулся, и у Ричарда неприятно заныло в груди, на глазах выступили слезы. Неужели скопившаяся в этом доме губительная сила настолько успела их разделить, чтобы завладеть каждым поодиночке? Свела с ума отца и деда? Но ведь отец не жил здесь после свадьбы — они с мамой купили дом в Вете.

Запоздало Ричард вспомнил, что Кайл Силиван провел в старом поместье все детство — без братьев и сестер, с ласковой тихой матерью и безумным отцом. Отцу было в разы тяжелее, чем сейчас близнецам, и он поспешил убраться отсюда, не желая приводить в это страшное место свою жену — их мать Ивонет.

Чуть позже он присмотрелся к Искандеру. Вернувшийся из психиатрической больницы отчим не изменился внешне, но стал менее серьезным и строгим, чем раньше, и в его темных глазах постоянно плескался плохо скрытый испуг. Его тоже пугал этот дом, но скорее всего Искандер старался не подавать виду и оставаться главой семьи — сильным и смелым человеком, способным защитить жену, своего ребенка и даже пасынков, которых недолюбливал. По этой причине Ричард невольно проникся к нему уважением.

Сам Искандер, судя по всему, тоже не собирался злиться на близнецов за устроенные ими в прошлом злые шутки и розыгрыши; это было подобно перемирию. В четвертый день месяца Зимнего Ветра он встретил Ричарда и Эрика из школы с готовым обедом.

− Знаете, парни, − сказал он приглушенно, опустив голову, − я подумал, что нам с вами нечего делить. Поэтому предлагаю договор: я не лезу в ваши дела, а вы не устраиваете мне подлянки. Договорились?

− Да, − ответили близнецы звонким нестройным хором.

− Отлично.

Мимо кухонной плиты промелькнула маленькая тень, и Ричард уже собирался испугаться, как вдруг невольно улыбнулся — у его ноги остановился серый пушистый котенок, и, внимательно посмотрев на мальчика, мяукнул. Откуда здесь взялись коты?

− Я подумал, − словно прочитав его мысли, сказал Искандер слегка смущенно, − что вам не хватает рыжего Фокса. Тот отчего-то помер. И подобрал этого на улице. Был голодный и мокрый, я его взял и накормил.

− Спасибо, Искандер, − внезапно поблагодарил отчима Эрик, и присел на корточки, чтобы погладить дымчатую шерсть.

Ричард молча смотрел на зверька, и не переставал думать о том, как в одночасье изменилась их привычная жизнь, превратившись в мрачный и нескончаемый ужас. Оставалось надеяться, что котенка не постигнет печальная участь Фокса.

− Будешь называться Шайн, − сказал Эрик, глядя питомца по голове.

− Мяу, − ответил котенок, которого меньше всего волновало имя, его радовало, что здесь тепло, светло и сытно.

− А еще, − тверже и серьезнее добавил Искандер, отведя взгляд в сторону, − я позвал экзорциста. Этот дом нечист, в последнее время здесь случилось аж две смерти, да и в подвале кто-то сидит.

− Ты тоже заметил? — вздрогнул Ричард.

− Да, парень. Поэтому я запрещаю вам туда ходить и впускать туда кота. Он очень любопытный. Сбежит в подвал — поминай, как звали.

− С ним такого не случится, − заверил Эрик. — И с нами тоже.

− Посмотрим.

Ненадолго в особняк вернулись душевное тепло, спокойствие и уют, чему Ричард был очень рад. Стараясь не вспоминать о смерти бабушки Мей, близнецы спускались по вечерам в гостиную, где пили чай и играли в карты, найденные в одном из шкафов. Возможно, бабушка или дед тоже играли в них, но думать об этом не хотелось, и Ричард старательно гнал все мысли о мертвых родственниках прочь. Игральная колода содержала четыре масти: щиты, клинки, кубки, фитили. В каждой масти было десять цифр, паж, королева, король. Единицы назывались кошельками и в большинстве игр считаются старшими, так как даже король подчиняется власти денег.

Именно такие были карты в Фиаламе, а про другие страны Ричард ничего не знал, и только радовался, что отец научил их с братом играть в карты, когда близнецам было девять лет. О, отец!

Вечером шестого дня Зимнего Ветра, когда они играли в гостиной при свете настенных бра и настольных ламп, вспомнились странные и страшные слова Ирвина Силивана.

− Как ваш отец хотел вас переделать, да не успел — ну мы над ним поработали до этого.

Ричарда замутило. Затряслись руки, и он выронил карты — они мягко упали на ковер, рассыпавшись у его ног светлым веером. Значат ли эти слова, что отец посещал этот дом незадолго до своей смерти, и Двойники с немертвыми схватили его?! Они пытали его, рвали, резали душу, выбрасывая доброту и человечность, а потом домой к жене и детям вернулось чудовище в обличие отца.

Ричард не выдержал этой мысли и по его лицу потекли обильные слезы.

− Что с тобой? — изумился Эрик. — Опять заболел?

− Нет, − всхлипнул Ричард, − но я подумал про отца…

И срывающимся голосом он рассказал брату все, что считал необходимым, все, до чего додумался; в результате Эрик зарыдал тоже. Им было страшно за погибшую душу отца, за Искандера и котенка Шайна, за самих себя. Они думали, что нечто жуткое вселилось в Кайла или приняло его облик на промышленном заводе, где он работал, но все оказалось намного сложнее и страшнее. Конечно же, нельзя рассказывать об этом матери, ни теперь, ни потом. Кайл Силиван стал для нее монстром, ночным кошмаром, о котором лучше забыть раз и навсегда.

Эрик предложил забыть тоже, и Ричард не имел ничего против, но смутно подозревал, что однажды им напомнят о себе немертвые. И к тому же переделанный отец оставил на руках сыновей «зеркальные следы» − одинаковые толстые шрам на правом локте Эрика и левом локте Ричарда. Эти отметины останутся с ними навсегда, не позволяя забыть о прошлом — конечно, если им суждено вырваться из поместья и встретить будущее.

Седьмой день месяца Зимнего Ветра принес с собой новый и вполне обоснованный страх, дающий понять, что беды мальчиков еще не растворились в небытие и что от них не закроешься потертыми игральными картами. Явившийся молодой парень, худой и рыжий, с бородкой, одетый в длинный темный плащ с капюшоном, назвался экзорцистом, которого вызвал Искандер, и тот с радостью пропустил его в дом. Ричарду это очень не понравилось. Что может быть хуже начинающего экзорциста-недоучки против заполонившей дом нечисти?

Ричард посмотрел на брата и махнул рукой, призывая прокрасться в гостиную следом за экзорцистом. Сняв тапки, мальчики проследовали в одних носках за двумя мужчинами, и наблюдали, как Искандер, сильно жестикулируя, рассказывал гостю о неполадках в доме.

− Здесь умерла свекровь моей жены, неано Мортин, − объяснил он сбивчиво, − и мои пасынки оба твердили, что видели перед ее смертью какое-то чудище. Эй, парни! — позвал он громче, заметив два невысоких силуэта на пороге, − заходите сюда, раз пришли. Что там вам говорила эта тварь?

− «Буду кровушку пить, с Двойниками говорить», − тихим голосом припомнил Эрик.

Ричарда передернуло. Искандер скривился, не скрывая отвращения.

− А выглядела как, не помнишь?

− Белолицее существо с огромными черными глазами. Ростом с маленького ребенка или большую куклу. В колпаке…

− А я видел без колпака, − посетовал Искандер. — Что же, значит, оно тут не одно бродит.

− Я сделаю все, что в моих силах, − пафосно пообещал экзорцист, отдаленно напомнив сказочного рыцаря, клявшегося в верности то ли прекрасной даме, то ли своему королю.

Ричард закатил глаза и потянул брата прочь из комнаты. Очень скоро Искандер тоже покинул гостиную и быстрым шагом заторопился наверх, но близнецам хотелось послушать, о чем будет говорить экзорцист с жутковатой фамилией Мортин. Из-за плотно закрытой двери повеяло запахом южных курений, оттуда же донеслась скрипучая заунывная музыка, и послышались монотонные слова на древнем фиале, произносимые словно в трансе. Лучше не слушать, чтобы не бояться, все равно гость не сможет изгнать нечисть — Ричард это знал, чувствовал.

Близнецы тихо шмыгнули за мраморную колонну, чтобы высунуться из-за нее и понаблюдать за дальнейшим поведением неано Мортина, но он не задержался на этом этаже и пошел на следующий. Третий этаж был самым заброшенным в доме, не считая чердака, здесь жила недавно только домработница Саю из Донгмина, но после смерти бабушки мама рассчитала ее. Ричард с братом бродили по темным мрачным коридорам днем, в выходной, слушая странные шорохи и скрипы, а потом предпочли убраться подобру-поздорову, а Мортин вздумал подняться туда в одиночестве, на ночь глядя?

− Смелый дядька, − шепнул Эрик, и непонятно было, одобряет он или порицает такую неосторожность, хотя раньше Ричард различал любую эмоцию брата.

Идти следом за экзорцистом на третий этаж поначалу не хотелось, ведь велик риск выдать себя скрипом ступеней или любой другой неосторожностью, вроде громкого дыхания. Но через некоторое время детское любопытство победило осторожность и мальчишки, стараясь ступать как можно тише, стали подниматься наверх. Электричество в коридоре и на лестнице было выключено, а за окнами давно стемнело, и они поднимались почти в кромешной тьме, не считая льющегося в маленькие окошки холодно-серебристого света уличных фонарей. Ричард шагал чуть позади Эрика, и, услышав шуршание позади себя, быстро поднял голову.

Он увидел страшное.

Дед Льюис Силиван, перекошенное дикой ненавистью и испещренное старческими морщинами лицо которого еще не скоро покинет сны Ричарда, висело над ним. Белое. Уродливое. Ухмыляющееся. Словно некрасивая жуткая маска из бумаги, с черными провалами глаз и похожей на приклеенную щетку бородой, физиономия зависла над мальчиком, а парой секунд позже он увидел изломанное тело, с помощью которого мертвый старик ловко перебирался по потолку.

Или не мертвый.

Немертвый.

Пытаясь не закричать, Ричард зажал себе рот ладонью, больно хлопнув при этом в темноте по губам, но испуганное оханье все-таки издал. И Эрик немедленно остановился.

− Что-то стряслось? — спросил он напряженным голосом.

− Не смотри наверх, − посоветовал Ричард шепотом.

Слава Творцу, брат решил послушаться! Слава Творцу, мертвый дед не стал ничего говорить, да и просто не пополз за ними дальше, так что они смогли спокойно добраться до третьего этажа, где из-за одной из неприкрытых дверей виднелась узенькая полоска света. Затаив дыхание, Ричард подкрался к этой двери и осторожно приоткрыл ее ногой. К счастью за движением не последовало скрипа, значит, этаж не совсем заброшен, как он считал.

И Ричард заглянул в эту комнату — круглую, освещенную желтым по краям и красным посредине светом, полупустую пустую комнату. Она была бы хороша, будь амфитеатром, только слишком мала для этого. В самом центре замер несчастный и глупый экзорцист Мортин, выставив перед собой Святую Книгу в черном кожаном переплете, читая молитвы срывающимся шепотом, а его крепко держали за плечи и зажимали рот те, кто являлся двойниками. Страшные призрачные животные — всклокоченные собаки и козлы с горящими глазами, явившиеся будто бы из Мертвой Пустыни, грызли его ноги, а кровь тихо лилась на пол темными ручьями.

Бедняге нужно помочь, пока не стало поздно!

Сдержав рвущийся из горла отчаянный крик, Ричард Силиван отпихнул брата и рванулся вперед, в дверь, навстречу новой опасности, но его шею стиснула когтистая ледяная рука, знакомо пахнувшая тошнотворно-сладким тленом. Кто-то немертвый отдернул мальчика от двери и швырнул назад, в сторону лестницы; на первой ступени ему удалось удержаться от падения. В следующий момент Ричард схватил за руку Эрика, которого неведомо откуда взявшийся дед Льюис толкнул тоже.

Сейчас он смотрел на мальчишек с потолка возле самой двери и широко, от уха до уха, ухмылялся зубастым ртом.

− На полу слишком много крови, внучки, − сообщило то, что недавно являлось их дедом, а потом вырвалось из могилы и перенеслось обратно в дом. — А я так не хочу пачкаться.

И, перебирая изломанными конечностями, он стремительно дополз до приоткрытой двери, а затем повернул к перепуганным близнецам голову, вывернув ее на сто восемьдесят градусов, и красноречиво щелкнул зубами, давая понять, что лучше им не вмешиваться. Дверь за ним захлопнулась с громким стуком, за ним последовало две минуты гробовой тишины и громкий, разрывающий душу, вопль боли и отчаяния, будто у несчастного Мортина заживо вырывали сердце.

Переглянувшись, Ричард и Эрик побрели вниз, чтобы забиться в детскую, как испуганные волчата в нору. Они не смогли спасти человека от немертвых — снова, но разве возможно спасти хоть кого-нибудь в этом страшном доме, включая самих себя? И они сидели молча, не разговаривая друг с другом и почти не спали в ту ночь, а наутро на всякий случай спросили за завтраком у приободрившегося Искандера, не видел ли он экзорциста.

− Какого экзорциста? — спросил он с удивлением и неудовольствием. — Никого я не встречал и не приглашал.

− Отлично, − сумрачно сказал Ричард чуть позже, выходя в прихожую со школьной сумкой. — Этот дом устраивает выборочную амнезию всем, кто не Силиван.

Вместо ответа Эрик толкнул его локтем, и мальчик увидел, как в темном углу, заросшем пылью и паутиной, маленький серый Шайн весело играет с рыжим котом, которого при жизни звали Фокс. И только сейчас Ричард с горечью допустил прискорбную мысль, что им с братом уже ничего не сможет помочь.