Хочешь мира... (джен)

Я очень надеялся, Розамунд знает, что делает. Раздражала необходимость полагаться на кого-то другого — возникало ощущение, что лучше меня никто не сделает. Осмотрелся — у стен высились винные стеллажи. Я прошелся пальцами вдоль кромки одного из них. Полка крепилась к стене на честном слове. Когда я на пробу тряхнул одну секцию, несколько сиротливых пыльных бутылок застучали в своих ячейках.

Я оглянулся.

Розамунд трясущимися руками почти в полной темноте рылась в своей сумке. И, кажется, не находила. Меня обдало, будто кипятком.

— Ты уверена, что взяла это с собой? — прошипел я, ненавидя ее за бестолковую возню.

— Да! — выдохнула она, но в голосе ее были неподдельные слезы. — Ну где же ты есть?! Я знаю, что ты в сумке… Я же доставала их…

И не положила обратно. Убью ее сам, если так. Мы тут как крысы в живоловке.

Она рылась и смахивала слезы страха пыльными руками, оставляя по щекам разводы. Потом просто вывернула сумку на пол. Конечно же, шум был еще тот. Я буквально как наяву увидел навостривших уши преследователей, которые уже повернули в нужный коридор. Упираясь плечом в стену, я начал толкать стеллаж. Из-за того, что полка была длинной, поддалась она не сразу, но потом с мрачным удовлетворением я увидел, как тяжелая секция потянула за собой следующую, и они начали заваливаться по принципу домино, словно склонялись в медленном танце.

За грохотом рушащихся полок и звоном бутылок, полетевших на пол, я совсем перестал слышать топот. В воздухе разливался терпкий запах вина. Я сбросил свою сумку на пол, чтоб не мешала. Пистолет в руке был тяжелым. Тяжесть ассоциировалась с привычной защитой. Адреналин накатывал, но как сквозь вату — я притерпелся к непрерывной опасности последних часов. У меня в запасе еще десять выстрелов. Дополнительная обойма — в кармане. Но меня всегда учили рассчитывать только на одну. Если они достаточно самоуверенные идиоты, то я кого-нибудь раню. А, может быть, и убью — рикошет в изогнутом коридоре будет непредсказуем.

— Пригнись, — бросил я через плечо, не оглядываясь.

Я присел за баррикадой из стеллажей и выдохнул, чтобы не сбивать прицел. Даже если они выдавят меня с этой точки, на то, чтобы преодолеть завал, на добрых сорок метров перегородивший коридор от стены до стены, им потребуется время.

Роз невнятно воскликнула. Нехарактерный шорох за спиной совпал с неосторожно выпрыгнувшим из-за поворота оперативником в черной полевой форме. Выстрел грохнул в замкнутом пространстве так, что в ушах яростно зазвенело, сразу остро и вкусно запахло порохом. Работой. Оперативника толкнуло, и он упал навзничь, взмахнув руками. Роз, подобравшись ползком, потянула меня за полу куртки и потащила в темноту. Из стены рядом с головой ударила каменная крошка, и мне обожгло щеку. Я больше не слышал выстрелов — заложило уши.

Из узкой щели в стене падало так мало света, что даже я не мог как следует рассмотреть, где мы. А стена, толщиной сантиметров семьдесят, непроницаемо черная и монолитная, уже ползла обратно. Я толкнул Роз прочь от щели, в которую могли еще стрелять. Мне казалось, что до того, как она сомкнулась снова, прошла целая вечность, за которую можно было не только преодолеть завал, но и расстрелять нас практически в упор.

Когда дверь закрылась, мы остались в абсолютном мраке. В абсолютном — значит, даже я не мог рассмотреть в ней ничего. В ушах звенело, Роз теребила меня за куртку, но голоса ее я не слышал.

Я прислонился к стене и позволил себе слегка расслабить сведенную болью ногу. Из бокового кармана сумки наощупь достал заряженный шприц и вкатил в бедро прямо через брюки.

— Вы сильно ранены? Геллерт? — нервно спросила Розамунд, видимо уже не в первый раз.

Я слышал ее как сквозь толстый слой ваты.

— Нет, — я педантично закрыл шприц колпачком и сунул в другой карман. Незачем оставлять лишние подсказки.

Потом нашарил запасной армейский фонарик. Где Роз потеряла тот, что был, я так и не понял в суматохе. Посветил на ногу. Место ранения ощутимо дергало. Ремень с ноги надо было снять и осмотреть рану, но не было времени. Кровь сочилась, пусть и медленно — спасибо особенностям моей смешанной биологии. Штанина под раной намокала, и я чувствовал сырость в ботинке.

Сноп света выхватил из мрака что-то вроде тамбура. Материал стен и двери за нашими спинами — черный, словно бархатный -буквально поглощал свет. Я вспомнил, что что-то подобное попадалось мне на техносвалке, на которую я лазил прогуляться. Такие же антрацитово-черные маленькие обломки. Не металл, не камень, не пластмасса…

— Как быстро они вскроют этот вход? — я попытался уловить хоть что-то сквозь толщу стены, но на слух пока нельзя было полагаться.

— Если нет ключа, то очень нескоро. Скорее, никогда. Мы до сих пор точно не знаем, из чего это, но оно очень прочное. Если есть ключ… — она замолчала и перескочила на другое, словно опомнившись. — У меня было время подумать. Только санитаров сразу не зовите… — она нервно ухмыльнулась неуместной шутке. — Но те, кто гнался за нами, это… точно найдазе.

— Нет. Эти — нет. Но работают на найдазе — да.

Она поежилась и сделала шаг от двери.

— Тогда у нас проблемы. У них-то ключ наверняка есть.

— Не думаю, что они носят его с собой. При самом плохом раскладе у нас есть час форы. Надо шевелиться. Мы сможем убраться подальше за час?

— Теоретически — да. Надо включить аварийное питание на управляющей панели, это недалеко отсюда. Потом… Потом интереснее, но папа любил рассказывать мне про это место, так что всё должно получиться.

Весь ее план держался на импровизации, везении и предположениях. Везение постоянным не бывает. А с учетом того, что до этого нам определенно везло, мы, вероятно, исчерпали весь выделенный нам запас.

Ладно, выбирать не приходится. Свет фонаря выхватил сбегающий далеко вниз пандус обычной транспортной ленты вроде эскалатора. На ней лежал годами нетронутый слой пыли. Слева вдоль стены — обыкновенные ступени. Роз пошла впереди меня.

Пыль заклубилась в луче света, и Розамунд несколько раз громко чихнула. Шаги отражались от камня, и казалось, что мы топаем как табун диких лошадей. Спуск закончился обычным проемом, в котором, были установлены запирающие ворота. Судя по конструкции и толщине, запор был сконструирован герметично. Чтобы прятаться? Или чтобы прятать? По прозаическому бетону и разным отметкам было понятно, что эти двери устанавливали военные.

Широкая платформа, похожая на обычный железнодорожный перрон, обрывалась в темноту, на дне которой посверкивал магнитный рельс — столько лет, а на нем ни пятнышка ржавчины. Только пыль. В обе стороны шел узкий круглый туннель, обвязанный канатами проводов, насколько хватало мощности фонаря. Мы же стояли в большом открытом зале, похожем на пещеру или на станцию. Высокие своды были укреплены стальной сеткой. А у противоположной стены в рядок выстроились тусклые обтекаемые капсулы, подведенная каждая к основному рельсу своим дополнительным. Как ожидающие на привязи у магазина собаки.

Роз огляделась, задирая голову к потолку, потом потянула меня за рукав, чтобы я повернул фонарь.

— Нам туда, — указала она на узкий коридорчик, идущий от противоположного края платформы вдоль стены основного туннеля. Вероятно, где-то там должен быть узел управления. Я поднял фонарь выше — почти под самым потолком зала сверкнули стекла «скворечника».

— Ты говорила, у тебя есть карта. Давай, — потребовал я, пока мы шли.

Роз кивнула и на ходу достала из сумки сложенный в несколько раз большой лист чертежной бумаги с вручную нанесенными на план пометками. Лист был старый. Чернила слегка выгорели, да и чертежную кальку такую производили лет тридцать-сорок назад. Будем надеяться, с тех пор тут мало что изменилось. Меня обнадежило то, что на плане были пометки гораздо свежее, сделанные современной шариковой ручкой.

Через пару сотен шагов мы подошли к железной двери, к которой были приварены петли с самым обыкновенным амбарным замком.

Роз расстроенно приподняла гирьку замка:

— Об этом я как-то не подумала. Раньше станцию не запирали…

— В туннелях больше никто не работает?

— Нет. Финансирования не хватает. Ценное сразу засекретили и вывезли военные. А отцу приказали закрыть проект до лучших времен, которые так и не настали. На людей мы тут точно не наткнемся.

Я вытащил набор отмычек. Никогда не знаешь, где пригодятся. Нехитрый замок стандартной конструкции — и скрепка сошла бы — я открыл через несколько секунд. С мерзким скрипом и сухим хрустом осыпающейся с петель ржавчины, дверь открылась, явив нам небольшое помещение, уставленное пультами и экранами. И это явно было наследием найдазе — непривычный форм-фактор, обозначения на высоком языке, своеобразные инженерные решения. Кое-что выглядело знакомо — мы многое переняли.

Розамунд пошла от пульта к пульту, выискивая что-то. Откинула крышку на одной из панелей и, почти воткнув нос в переплетения проводов, что-то переткнула, переставила, чем-то щелкнула. Вокруг тихо загудело, и свет проявился, как фотография в каретке с реагентом. Я даже не понял, откуда он идет. Светились, как будто, сами стены, мягко и рассеянно, но теперь на расстеленной карте я мог без усилий разобрать и самые мелкие пометки. Роз зависла над одним из пультов, что-то изучая. Ее палец бродил по схеме цепей на стенде-подсказке.

Судя по карте, туннели тянулись далеко — ими был пронизан весь материк. Но отдельные куски не соединялись между собой, а где-то были перечеркнуты волнистыми линиями.

— Это что? Неисследованные области? — я ткнул пальцем в карту.

Роз бросила короткий взгляд через плечо.

— Завалы. Еще мы находили несколько наглухо закрытых веток. Проникнуть туда оказалось невозможно — двери вы видели. Наши ключи не подошли. Так что они нанесены весьма приблизительно, пунктиром. Куда ведут, мы не знаем.

— Что будет, когда эта предполагаемая…бес-машина достигнет завала?

— Вообще, вся их автоматика настроена на сохранение — капсула должна остановиться и подавать сигнал о препятствии на путях. Как-то так. Предположительно.

— Предположительно? — я поднял голову от карты.

Роз отвлеклась от схемы и развела руками:

— Никто никогда не стремился рискнуть жизнью и проверить. Мы исходили из стандартов их программ — груз перевозят не для того, чтоб его потерять. Как оно на самом деле… Мы и проверим как раз, — она криво улыбнулась.

— Прости, что не пылаю исследовательским азартом первопроходца.

— Мы можем пойти по туннелям пешком, но перегоны составляют до сотни километров, а технические люки наружу устанавливались не в расчете на экскурсию на своих двоих. К тому же, многие засыпаны или замурованы снаружи.

— Самый длинный перегон, который идет в сторону Дагема, тянется около четырехсот километров… — сказал я, ведя пальцем по схеме. — От него есть боковые ответвления, которые почти все идут к крупным городам. Если выберем одно из них, нас сложнее будет найти. Капсулу можно остановить принудительно?

— Да, там предусмотрен экстренный тормоз, не знаю, правда, для кого — это же почтовые капсулы. Но если они войдут в систему, маршрут вычислят без труда. Любая капсула программируется и отчитывается.

Кто «они» уточнять не требовалось.

— Давно я не занимался злостным вандализмом…

Я окинул плотоядным взглядом весь пункт управления, выбирая, что испортить. Ломать — не строить. И да, это иногда бывает приятно.

— Что?! — Роз вдруг прикрыла пульт, над которым склонилась, руками, как дитя. — Нельзя! Это же великая научная ценность, мы до сих пор…

— Роз! У нас нет времени и выбора. Компьютер или твоя жизнь? Если все это так тебе дорого, оставайся тут и торгуйся с ними сама. Они придут.

Я ощущал постоянное раздражение. Хотелось придушить ее, бросить ее, вернуть этот миг два дня назад и спустить курок, едва она появилась под моими окнами. Во всем виновата была ноющая, непрерывная, дергающая боль в ноге.

Роз провела рукой по лицу, разлохматила волосы, сняв кепку, и снова уткнулась в схему.

Она взялась за тумблеры и верньеры, что-то там подкрутила-включила, нажала пару кнопок и посмотрела на экран панели.

— Готово. Нам надо спуститься на станцию, я задала отправление через пять минут. На одном из перекрестков капсула притормозит, потом поедет дальше. По той ветке выход на поверхность свободен — там расчищенный завал.

— Я так понял, вот эта линия, — я указал на толстый пучок кабелей, торчащий из пульта, — это не сама магнитная дорога, а питание системы управления, так? Если я его испорчу, капсула все равно отправится по маршруту?

Роз поколебалась, ответила неохотно:

— Да, программа уже задана.

Розамунд глухо вскрикнула, когда я взялся за сноп силовых кабелей и, поднатужившись, выдрал их с корнями из гнезда. А потом бросил на ближайший металлический поручень. Искры сыпанули отовсюду. Я огляделся. Этого должно хватить, чтобы задержать любых преследователей. Что-то подсказывало, что нам уже наступают на пятки.

Я схватил карту, сумку и Розамунд — за локоть — и поволок всё и всех на выход. Пять минут.

Тесная и совершенно пустая внутри капсула, принимая наш вес, качнулась и сильно осела над рельсом. Мне показалось, что со стороны лестницы, по которой мы спустились, донесся неясный гул.

А потом свет в капсуле мигнул и погас.