Война Драконов: секреты Дурмстранга (гет)

* * *

— Или ты встаешь, или я за себя не ручаюсь…

— Отстань, исчезни, испарись!

— Вставай, уже пора!

— Не слышу тебя!

Кажется, сработало, по крайней мере, исчез навязчивый звук шелестящих в воздухе крыльев, и Эйидль блаженно снова погрузилась в дрему: так хочется хоть раз в этой школе выспаться. А завтра суббота, вообще мечта ученика Дурмстранга, это точно…

— Ай!

Как же, отвязалась она! На девочку опрокинулась пара ведер ледяной воды, она чуть не захлебнулась, садясь и отплевываясь, убирая с лица мокрые волосы.

— Ты… Ты! Я тебя убью!

— Нельзя утро начинать с агрессии!— назидательно заметила Кляйн, повиснув в воздухе на расстоянии вытянутой руки.— Ты невоспитанная и злая девчонка, да еще соня, каких на свете не найдешь, даже если очень искать…

— А ты мелкая заноза!— Эйидль попыталась схватить фею, но та была начеку, тут же взвившись под потолок. Девочка вскочила на ноги и запустила в Кляйн подушкой, но та увернулась, показывая язык.— Ненавижу тебя!

— Зато ты проснулась, к тому же, невозможно спать в мокрой и холодной постели, так что сушись и отправляйся на занятия, потому что завтрак ты уже почти пропустила…— фея опять переместилась, когда в нее полетела щетка для волос.— А беспорядок наводить в комнате я бы не рекомендовала, потому что убираться потом все равно тебе…

— Ты мерзкая…— Эйидль кинула в Кляйн учебником, который ударился о стену и с глухим стуком упал на пол,— занудливая…— в ход пошли туфли,— спесивая…— обе туфли оказались закинуты на шкаф,— уродливая ведьма!

— Я уродливая?!— взвилась фея, чуть не задохнувшись от негодования.— Я уродливая?! Да ты на себя посмотри! Мокрая, как курица, растрепанная, с синяками под глазами, тощая, неумытая! Да ты просто позор для девичьего крыла! Поэтому с тобой никто не дружит!

— Да ты что?!— Эйидль бросила в крылатую няньку книгу, девочка кипела от злости.— А я думала, что это из-за того, что у меня самая тупая и страшная фея, которая ужаснее, чем все Драконы, вместе взятые!

— Вот и поделом тебе, пусть они тебя разыгрывают, потому что ты маленькая и злая девочка, невоспитанная, неряшливая и ленивая! Более ужасного ребенка я за свои триста восемь лет не видела!

— Вот и ладно, вот и лети отсюда, без тебя обойдусь, корова с крылышками!— топнула ногой исландка, садясь на мокрую кровать и сжимая кулаки. Ее трясло от холода и гнева.

В комнате воцарилась тишина, и Эйидль подумала, что Кляйн испарилась, но, когда подняла глаза, увидела, что та, как ни в чем не бывало, сидит на шкафу и даже улыбается.

— Выпустила пар?— спокойно спросила фея, поправляя фартучек.— Готова идти на завтрак?

— Так… так ты это специально? Специально меня выводишь из себя?— почти зарычала исландка, сузив глаза.

— Ну, конечно, а иначе зачем бы меня к тебе приставили? Несовместимость характеров — это часто наилучший вариант для того, чтобы предотвращать несчастные случаи в школе,— довольная собой, проговорила Кляйн, наблюдая, как Эйидль встает в поисках одежды.

— Сама поняла, что сказала?

Фея закатила глаза:

— Мерлин и царство гномов, ну что тут непонятного?! Под землей на долгий срок в замкнутом пространстве заперты несколько сотен подростков с волшебными палочками, эти студенты владеют заклинаниями, которые могут не просто покалечить, а порою и убить. И чтобы у них, этих самых студентов с играющими гормонами, не было соблазна устраивать дуэли каждый десять минут из-за любого пустяка, к ним приставлены подземные феи, которые должны вызывать на себя все негативные эмоции, быть, так сказать, громоотводом. Ну, чтобы студент выпускал пар не на однокласснике, шлепнув его чем-нибудь неприятным в спину, а на существе, которому наплевать…

— То есть тебе наплевать?— фыркнула Эйидль, застегивая рубашку и завязывая галстук.

— Конечно,— улыбнулась Кляйн,— устроены мы так: это наша работа, мы этим занимаемся испокон веков, зато ты вот теперь в спокойном состоянии выйдешь из комнаты, и почти нет шансов, что решишь кого-то покалечить из-за негативных эмоций, что кипели в тебе несколько дней…

— А если я тебя решу покалечить?

— Ну, это вряд ли: во-первых, это очень сложно, мы практически неуязвимы в полете, во-вторых, быстрые и маленькие, тебе не удастся в меня попасть…

— То есть мне просто нужно тебя поймать — и дело в шляпе?— Эйидль перед зеркалом надела берет и обернулась, вздыхая.

— Ну, попробуй поймать…— хмыкнула Кляйн, аккуратно укладывая свои кудряшки.

— И что? Все вот так живут, как мы с тобой?

— Нет, почему, все зависит от характера студента. Есть неконфликтные спокойные ученики (везет же кому-то), тогда у них и феи ласковые и спокойные, есть студенты угрюмые и малоэмоциональные, есть вот такие, как ты…

— Какие это?

— Это такие, кто копит в себе гнев, а потом выплескивает на кого-нибудь, очень этому студенту неприятного,— пожала плечиками фея, слетая со шкафа и направляясь к дверям.— Всяко бывает, я даже знаю одного фея, которому студентка одежду шьет и вяжет,— с едва заметной завистью проговорила Кляйн,— но это скорее исключение, чем правило. А теперь — поторопись, у тебя скоро лекция у профессора Сциллы, а она не любит опоздавших, если ты успела заметить…

— Да в этой норе вообще никто никого не любит,— буркнула Эйидль, беря сумку и выходя из комнаты.

— Ну, ты любишь Феликса,— захихикала фея, по дурной привычке садясь на плечо исландки.— Кстати, подружки тут болтали …

— У тебя есть подружки?— скептически спросила девочка, выходя в Нижний Зал.

Кляйн слегка ущипнула ее за ухо:

— Не перебивай, что за дурная привычка?

— Сейчас ведь поймаю и точно что-то с тобой сделаю!

— Да делай ты на здоровье,— фыркнула фея.— Так вот, подружки тут болтали, что сегодня после ужина твоего ненаглядного Феликса выпишут из госпиталя. Глядишь, снова откуда-нибудь прыгнет…

— Пусть.

— То есть тебя это не беспокоит?

— Беспокоит, только все равно он не сможет умереть, потому что он Чемпион,— почти мурлыкая от удовольствия, проговорила Эйидль, входя в Центральный зал и садясь за стол. Странно, но помещение было почти пустым, и почему-то девочке показалось, что «еще» пустым, а не «уже». Она подозрительно взглянула на часы и возмутилась:

— Но ведь еще такая рань!

— Тот, кто встает заранее, не рискует опоздать,— назидательно проговорила Кляйн, слетая с плеча сердитой исландки и легко, хлопком в маленькие ладошки, наполняя ее тарелку омлетом.

— А кто-то рискует остаться без крыльев…— пробурчала Эйидль, берясь за вилку.

— Пустые угрозы,— фыркнула фея,— все, я пошла, хорошего дня, если буду нужна, кликни…

— Обязательно, как только соскучусь,— девочка ворчала, приступая к еде, настроение было ниже уровня школы, это точно, а ведь день еще даже не начался. Громоотвод, чтобы тебя саламандра спалила!

Но мысли Эйидль быстро переместились с Кляйн на Феликса. Она так и не видела его с тех пор, как не позволила утопиться на «Касатке» — боялась показаться ему на глаза, чтобы не сделать хуже. Но скоро брат будет ходить по школе, и ей придется снова переносить его взгляд, полный ненависти, но это ничего, главное — чтобы он поправился и перестал пытаться убить себя.

Эйидль вздохнула, допила чай и поднялась: Зал постепенно заполнялся проснувшимися студентами. Девочка махнула улыбнувшемуся ей Айзеку, стало сразу как-то веселее: всегда приятно знать, что с тобой хоть кто-то общается.

Исландка была перед классом одной из первых, она села у стены, достала учебник и начала листать, не в силах ни на чем сосредоточиться. Мыслей было так много и они были такими тяжелыми, что Эйидль предпочитала вообще ни о чем не думать — так и сойти с ума недолго.

Минут через пятнадцать в коридоре начали собираться остальные ребята из класса «волшебников», они по уже заведенной традиции не обращали на исландку никакого внимания или делали вид, что не обращают. Вот прошли знакомые девочки: Тереза, Адела и Хельга. Последняя бросила на Эйидль быстрый взгляд, но тут же отвернулась.

Напротив класса по Теории Темных искусств тоже собирались ученики, на рукавах их была нашивка, которую Эйидль искренне презирала — «драконы», класс четвертого года. Их смех и веселая болтовня раздражали, хотелось встать и уйти — лицемеры. Видимо, утренняя терапия Кляйн не помогла, потому что очень хотелось кого-нибудь стукнуть, и не обязательно заклинанием.

— Надо же: сидит…

Эйидль подняла голову и увидела, что на нее пристально смотрят три девочки из класса «драконов», причем на губах одной играла насмешливая улыбка. Очевидно, не у одной исландки чесались руки, только вот непонятно, чего у Драконов-то за зуд? Хотя… Понятно. Она же так и не начала эти их дурацкие поиски, значит, возмездие началось.

Эйидль видела, как одноклассники отошли от нее подальше, видимо, они пришли к тому же выводу: розыгрыш. Интересно, это Восток или Запад вышел на тропу войны с ней? Хотите ссоры — а вот и обойдетесь, не буду подыгрывать!

Девочка сделала вид, что ничего не видит и не слышит, уткнувшись в учебник. Пусть ее считают трусихой или еще кем-то, а помогать этой кучке придурков, помешанных на каких-то там древних игрушках, она не собирается… Без них проблем выше крыши…

— Интересно, а она чешуей не покроется?

Эйидль сжала кулаки: следовало ожидать, что они заденут Феликса… Она подняла глаза и увидела мелькнувшие в руках задир палочки. Так, это уже становилось не смешно. Девочка вспомнила ту ночь в метели и горящие огнем глаза Драконов, они не шутили, значит, вряд ли и эта троица будет просто играться.

Исландка сощурила глаза, бесстрашно глядя на студенток четвертого года, они смотрели на нее. Эйидль достала из кармана мантии палочку, с вызовом вздернув подбородок, а те лишь хищно улыбались.

— Все в класс.

Девочка вздрогнула — она не заметила, как в коридоре появилась профессор Сцилла, ее черные волосы были заплетены в блестящую косу, глаза, которые скорее можно было назвать «очи», обращены к стопке учебников, что нес за ней один из студентов.

Эйидль не сразу поняла, что произошло, но мальчик странно вскрикнул и упал, книги полетели в воздух, опускаясь на голову Сцилле и стоящих поблизости учеников.

— Это… что?— прошипела профессор, дернув головой и цепким взглядом буквально сканируя коридор. И этот неприятный, полный скрытого негодования взгляд остановился на Эйидль, сжимавшей в ладони волшебную палочку. Девочка обернулась, чтобы посмотреть на студенток-Драконов, но те невинно улыбались, их пустые руки были скрещены на груди каким-то театральным жестом.— Убрать палочку сейчас же!— глаза профессора прожигали насквозь, и Эйидль даже не могла открыть рта, чтобы защититься, да и смысл? Кто из присутствующих подтвердит, что она не виновата?

В коридоре стояла полная тишина, и исландка прикусила губу: все-таки попалась.

* * *

Она сидела в темной комнате, которых по всей школе была не одна сотня, ими пользовались для интимных встреч, составления заговоров, дуэлей, тайников, как местом для уединения.

Это был ее уголок, темная ниша, где она пряталась, порою от всех, опускалась в уголке на песчаный пол, обнимая колени, и сидела часами, думая. А ей всегда было, о чем подумать, в чем разобраться, спланировать, решить, что дальше…

Только сегодня она хотела просто побыть одна, чтобы никто не видел ее заплаканных глаз, ее слез, что второй раз за три дня прорвались неконтролируемым потоком, и она не сдерживалась: нужно было выпустить накопившееся напряжение.

Наедине с собой.

Порою ей было безумно трудно, она чувствовала себя одиноким путником, бредущим по пустыне истории всего лишь с одной целью — найти кого-то, кто пойдет за нее дальше, продолжит этот нескончаемый путь сквозь века, храня в себе тяжелые тайны, окутанные временем и кровью…

— Поплачь, так ведь будет легче…

Вздрогнула, поднимая глаза: не слышала, как в ее темной комнатке на втором уровне под залом Святовита появился кто-то еще. Мягкая рука легла на плечо, но девушка уже по голосу узнала гостя. Да и кто еще мог найти ее здесь?

— Учитель…— прошептала, пытаясь разглядеть в темноте силуэт того, кто, как и она, брел по этой пустыне войны, неся тайны, чтобы передавать их поколениям.

— Слезы очищают, особенно таких юных и добрых созданий, как ты,— хрипло проговорил Учитель. Его шагов почти не было слышно, только дыхание, да тепло руки, что поглаживала ее по плечу.— Особенно, если их хрупкие плечи несут тяжелый груз, а сердце взято в тиски ответственности…

— Я не из-за этого плачу,— проговорила она, вздыхая, пытаясь остановить слезы, что скатывались по щекам, падая вниз, на согнутые колени.

— Ты плачешь, потому что сердце у тебя доброе, любящее, а для таких сердец бессилие — самая страшная мука…

Девушка промолчала, не зная, что сказать и как сказать. Учитель гладил ее по волосам, и от этой ласки еще сильнее хотелось заплакать — навзрыд, от пережитого страха, от неизвестности, тайны, невозможности открыться, бессилия перед тем, что не может ничего изменить из-за постоянной секретности. Она чувствовала себя девочкой, которую мама утешает после маленькой, но важной для ребенка, неудачи.

— Я слабая,— прошептала она, откидываясь на стену и глядя в темноту,— потому что не могу сосредоточиться на главном, думаю о себе…

— Ну, а о ком тебе еще думать? Ты же не продала душу Ордену, ты всего лишь на некоторое время согласилась служить ему, отдавать какую-то часть себя Тайне,— хриплый голос Учителя успокаивал, как и его рука. Он всегда был само спокойствие, мир, словно в нем вместе с памятью поколений хранилась и мудрость тех, кто когда-то был на его месте, но давно ушел.

— Почему я? Почему вы выбрали меня?— спросила она, стараясь отвлечься от своих мыслей.— Почему не Луку? Он ведь мальчик, мальчишки всегда легче переносят подобное…

— Мария,— было слышно, как Учитель садится рядом,— я выбираю не по полу и силе тела, а по силе духа, по стойкости, по температуре сердца, если можно так сказать… Твое сердце горит и пылает, а больше мне ничего и не нужно… Ты умеешь любить, ты умеешь сострадать…

— Но разве это главное? Ведь… это война…

— На войне милосердие и доброта нужны сильнее, чем в любых других условиях, Мария,— теплая рука потрепала ее по плечу.— Враг — это не тот, кто играет против тебя, враг — это злость, трусость, жажда власти, безжалостность… И мы с тобой прекрасно знаем об этом… И боремся именно против этого…

Девушка кивнула темноте: помнила все то, чему ее учили, именно поэтому никогда не испытывала к лагерю противников никаких сильных негативных эмоций. Она знала правду и только жалела их…

— Расскажи, что тебя так расстраивает, может, мы решим твои проблемы? Вместе всегда проще,— предложил Учитель. В воздухе запахло табаком, он закурил.

— Я не знаю, как помочь ему, не открываясь, а я не имею права открыться, не имею права быть рядом с ним,— прошептала Мария, покусывая губы. Она знала: Учитель поймет.— А еще мне больно за Луку, я причиняю ему эту боль и чувствую вину, хотя знаю, что ничего не могу с этим сделать и не виновата… И постоянный обман… Я делаю больно Гаю, хотя он этого не показывает, и я лгу ему в глаза, потому что не могу, не имею права открыться!

— Эх, молодость, молодость,— голос Учителя был полон добродушного понимания,— все ваши проблемы идут от сердца, когда вы так стремитесь любить… Это так прекрасно, но так сложно… Лука, Лука… И Гай тут… Ты же умная девочка, ты должна понимать, почему именно Гай стал Главой Западного Ордена…

— Они считали, что у нас Главой станет Лука…

— И они сейчас в этом уверены, благодаря тебе.

— Они хотели… хотели поселить вражду между нами?— неуверенно спросила Мария, пытаясь высмотреть в темноте хотя бы силуэт Учителя, но не было видно даже огонька трубки, которую он курил.

— Да, они были уверены, что Гай и Лука станут врагами, противниками, так проще управлять, так проще лгать, потому что их ложь — залог того, что Драконы им верят, что Гай им верит…

— И мы не можем ему рассказать,— грустно вздохнула девушка.

— Не поверит, как и десятки до него, да и не имеем мы права подвергать Тайну такому риску,— также грустно откликнулся Учитель.— Когда-нибудь все они узнают правду, хотя бы ее часть…

— Когда-нибудь…

— Мария, ты оплот Ордена сегодня, в твоем сердце скрыта великая Тайна, но это не значит, что оно закрыто для жизни и любви. Если ты хочешь ему помочь, если ты хочешь его спасти — спаси его, чего бы тебе это не стоило. Ты не можешь прийти к нему, но пусть он придет к тебе, пусть он станет…

— Своим?— изумилась девушка, садясь прямо и сжимая руки.

— Протяни ему руку помощи, прежде чем дарить свое сердце. Помни: ты охраняешь Тайну, а она подвергает тебя опасности. Тебя и тех, кто тебе дорог…

— Учитель, разве он согласится? Разве мне это по силам?

Ей никто не ответил, тогда девушка протянула руку, но нащупала лишь воздух. Он ушел так же тихо, как появился, но это уже давно стало привычным.

Мария прикрыла глаза, пытаясь понять то, что говорил Учитель, но в голове была полная сумятица. Девушка поднялась, поправила берет и мантию, протерла уже почти сухие глаза и направилась в коридор.

Хватит раскисать, надо действовать…

Она быстро миновала коридор, поднялась на первый уровень и юркнула из боковой двери в нишу между колоннами. Был почти час отбоя, но кое-кто из студентов еще бродил по Залу, мелькали голубые и черные мантии гостей.

Мария поспешно пересекла колоннаду и уже собиралась двинуться к дверям в Нижний зал, когда кто-то мягко, но ощутимо толкнулся в ее сознание. Блок сработал автоматически, владение в совершенстве окклюменцией было одним из важнейших условий подготовки Главы Ордена, чтобы никто никаким способом не узнал то, что хранил в памяти первый из Драконов.

Она замерла, оглядывая находящихся тут студентов, но никого из ребят Запада не увидела. Но взгляд ее наткнулся на ярко-зеленые глаза, что внимательно смотрели на нее из-за стекол очков. На лице студента Хогвартса была широкая, но немного удивленная улыбка, словно он сделал открытие, которое ему понравилось, хотя и стало неожиданным.

Мария постаралась сдержать испуганный стук сердца, мысли тут же потекли стройно и быстро.

Кто он? Кем послан? Что знает?

Хогвартс. Англия. Саксоны.

Нужно было срочно найти Учителя и предупредить о вмешательстве третьих сил, но она не успела двинуться с места, как на нее налетел Яков, глаза его горели.

— Повсюду тебя ищем, идем скорее, есть вести от Айзека.

**

Франсуаз дё Франко пылала от счастья и гордости, но никто бы об этом не смог догадаться, она прекрасно умела скрывать свои чувства. В школе ее за спиной звали «коробка», считая пустой и равнодушной ко всему. И Франсуаз не обижалась и никак не комментировала эти, наверное, обидные слова.

Нет, конечно, временами было обидно, что никто не принимает ее такой, какая она была, что почему-то окружающие считали, что она должна быть такой же, как остальные — улыбаться, когда все улыбаются, плакать, если всем грустно… А Франсуаз не подчинялась общепринятым законам поведения — зачем? И зачем всем вокруг знать о том, что ты испытываешь или чувствуешь, да еще в каких-нибудь неподконтрольных вариациях, как это бывало со многими девушками от радости или гнева?

В общем, Франсуаз была не такой, как остальные школьницы, по крайней мере, она так считала, поэтому не скакала от восторга, когда ее имя вылетело из Кубка Огня и было названо чемпионским. Но это не значило, что она не рада. Нет, наоборот, внутри пылал бешеный восторг, словно в нее вошел чистый Патронус, это счастье и красота, но делиться этим ощущением девушка не спешила. Да и с кем? С теми. Кто улыбается и поздравляет, но при этом тайно завидует?

Франсуаз быстро собрала рассыпавшиеся волосы в «хвост», взглянула на часы и поспешила прочь из спален. Ей вслед неслись пожелания удачи, девушка лишь кивала, сосредоточенно глядя перед собой. Она прокручивала в голове тот вечер, вечер триумфа, когда ее выбрали среди остальных одноклассников, как самую достойную, и воспоминание грело и придавало уверенности в себе. Дё Франко знала, что будет трудно, что можно даже погибнуть, но ни за что бы не отказалась от участия.

Ее имя уже вошло в историю!

Франсуаз наизусть знала план школы, который им всем выдали, поэтому найти Зал Достижений не было для нее трудным. Говорили, что это голова «дракона» — большого дракона Дурмстранга, но девушка не замечала особо сходства. Она миновала учительскую и шагнула в широко распахнутые двери, на несколько мгновений замирая, чтобы оглядеться.

Все сверкало, хотя горело всего два факела. Стены были покрыты завораживающим орнаментом из камней, которые сотни и тысячи раз отражали свет, ослепляя непривыкшие еще глаза, отражаясь в золоте кубков и медалей, что лежали на зеленых подушках за стеклами стеллажей. В центре комнаты — огромный камень, правильной формы с ровными углами, в центр которого вделана явно золотая медаль, по диаметру не меньше тарелки.

Именно у этого камня стояли трое ребят из Хогвартса, единственные пока присутствующие в комнате. Они разглядывали медаль, перекидываясь короткими фразами.

— Добрый вечер,— вежливо поздоровалась Франсуаз, делая несколько шагов к камню. Она бросила взгляд на медаль и поняла, что так заинтересовало хогвартчан: золотой трофей был пустой. Просто круглый медальон, без всяких обозначений или надписей.

— И вам,— кивнул Роберт Конде, мальчик со странными глазами. Говорили, что он наполовину вампир, именно поэтому синеву радужки оттеняла красная обводка, от которой по телу шли неприятные мурашки.

— Может, суть в том, что эта медаль просто еще никому не была вручена? Вроде как — подвиг, ее заслуживающий, еще не совершен, и она ждет своего часа?— говорил второй мальчик, в очках, будто бы ни к кому не обращаясь. Девушка из Хогвартса молчала, лишь пожимая плечами, потом отошла к стендам, разглядывая награды Дурмстранга.

— Смотрите, у них, оказывается, есть весенний Чемпионат по квиддичу!

— Кристин, и ты о квиддиче,— закатил глаза зеленоглазый студент, отвлекаясь от камня в центре комнаты и подходя к подруге.— А я тебя еще с братом не познакомил…

— Посмотри, Ал: каждый год они проводят весной чемпионат, в прошлом году победили «гномы»…

— Ну да, класс «гномов»,— кивнул мальчик, названный Алом,— их тут считают за наш Хаффлпафф, если я правильно понял…

— Накопал уже пищи для мозгов?— фыркнул Конде и улыбнулся молчавшей Франсуаз.— А в Шармбатоне есть чемпионат по квиддичу?

— Конечно,— ответила девушка, глядя в пронзительные синие глаза,— а еще Состязания Единорогов…

— Что?— Ал сразу же заинтересовался, подходя. Он был очень приятным, лицо доброе и веселое, с таким было бы весело общаться, если бы Франсуаз была общительной.

— Состязание Единорогов — это финальный забег единорогов, которых воспитывают общины школы, у каждой общины свое животное, которое они воспитывают и обучают, но, как правило, даже не одно, а несколько, а в финальном забеге участвует один единорог…— рассказывала девушка, поражаясь, что они не знают об этом.

— Добрый вечер!

Они все обернулись — в Зал вошли директора всех трех школ, миссис Маркета и профессор Финниган, незнакомый человек в светлой мантии, а за ними без особого энтузиазма шел… мальчик?

Франсуаз на несколько мгновений замерла, не понимая, что с ним и кто это. Рядом в таком же легком недоумении застыли студенты Хогвартса.

— Мистер Поттер, мисс Сант, подождите вашего друга за дверью,— заговорил профессор из Хогвартса, и француженка оторвала взгляд от студента Дурмстранга (на нем была форма школы), чтобы посмотреть на зеленоглазого мальчика.

— Поттер? Он сказал «Поттер»?— зашептала стоявшая рядом миссис Маркета.

— Младший сын,— шепотом ответил ей профессор Финниган.— Он очень похож на Гарри, я знаю, потому что учился вместе с его знаменитым отцом…

Франсуаз чуть нахмурилась: ничего себе компания! Конде — полувампир, его друг Поттер, и дурмстранговец… Ее светлые глаза снова скользнули по странному лицу мальчика.

— Прежде всего, познакомьтесь, это Чемпион Дурмстранга, Феликс Цюрри,— заговорил профессор Яновских, едва за двумя друзьями Роберта закрылись двери.— Он, наконец-то, поправился, и мы можем приступить к Турниру…

Франсуаз попыталась не пялиться на мальчика с фиолетовым глазом и красной чешуей, что покрывала часть его лица, шеи и запястье. Наверное, под одеждой он тоже покрыт чешуйками… Девушку передернуло, она отвела глаза и решила смотреть на своего директора. Мадам Максим подошла и встала рядом, ободряюще потрепав по плечу.

— Итак, все Чемпионы в сборе, приступим. Пока сеньор Пауло проверит ваши палочки, — процедура взвешивания волшебных палочек традиционна для Турнира Трех Волшебников — мы расскажем вам о первом испытании, а точнее — о подготовке к нему,— миссис Маркета улыбалась, глядя на трех Чемпионов, и у Франсуаз сложилось впечатление, что она среди «избранных» единственная полностью нормальная. Справа от нее стоял полувампир, слева — полу-ящер. Жуть какая-то!

— Ваши палочки, господа,— тихо попросил названный сеньор Пауло. Девушка достала свою и вложила в протянутую ладонь, то же самое проделали и мальчики. Мастер отошел в сторону, и Франсуаз снова посмотрела на судей Турнира.

— Итак, первое испытание начнется в полдень первого декабря, вот и вся информация, что я могу вам раскрыть. Остальное в ваших руках,— миссис Маркета обернулась к профессору Финнигану, и тот выступил вперед. В его руках было три шкатулки, которые он по очереди вручил Чемпионам.

Черная, довольно тяжелая, шкатулка легла в ладони Франсуаз, и сердце взволнованно забилось.

— В ваших руках источник информации о первом испытании, все очень просто,— улыбнулся профессор.— Откройте их.

Девушка прикусила губу, скосила глаза на соперников: Конде уже смотрел на что-то внутри шкатулки, Цюрри как-то равнодушно пытался справиться с крышкой.

Пальцы чуть подрагивали, открывая шкатулку. Франсуаз удивленно приподняла брови — внутри, на красном бархате, лежал ключ. Довольно большой и видимо, тяжелый, он выглядел старым, с многочисленными зазубринами. Какой же замок он открывает?

— В принципе, вот и все, что мы хотели вам сообщить,— миссис Маркета обвела взглядом Чемпионов, все еще смотревших на ключи.— Все три ключа и шкатулки одинаковы, нет никакого подвоха, у вас равные шансы. Удачи, увидимся первого декабря!

Франсуаз подняла глаза на мадам Максим, и та ободряюще ей улыбнулась.