Сила в застывшем янтаре твоём  (джен)

Падме любила частенько подтрунивать над мужем, заявляя, что единственное наследство С-3PO от своего создателя — эмоциональный интеллект. Хотя Скайуокер на такие выпады в свою сторону показательно закатывал глаза, в глубине души он понимал, что его супруга была права — Энакин не умел замечать и распознавать чувства других людей, если они не были ему сильно близки.

Но это явно не был подобный случай.

Идя по коридору Храма, Энакин проклинал архитектора здания за то, что жилые комнаты находятся так далеко от посадочных площадок, Оби-Вана — за то, что он не живёт на одной из посадочных площадок, а всех проходящих мимо — за то, что Скайуокер в упор не понимал, что он сделал не так.

Взгляды, которыми его провожали все посторонние, делились на три категории: первые — их было больше всего — были полны жалости или сочувствия и, как правило, принадлежали старшим джедаям, нескольких из которых Энакин знал лично. Однако, когда он пытался заговорить с ними, все как один направляли взгляд в пол, бурчали себе под нос разные вариации фразы «мне очень жаль» и испарялись, прежде чем Скайуокер успевал опомниться.

Взгляды, которые Энакин мысленно окрестил «средними», сочились осторожным интересом и любопытством, закономерно принадлежа джедаям помладше — новеньким рыцарям и падаванам. Некоторые даже пытались втихаря следовать за ним, делая это настолько не подозрительно, что Скайуокер заметил бы их и будучи слепым. К счастью — или же к сожалению, — путь до жилых комнат был настолько долог, что ни один «скрытный» джедай не продержался до победного конца, уйдя по своим делам раньше достижения точки назначения.

Вот только не все падаваны относились ко второй категории. И это точно было к сожалению.

Третий тип взглядов смущал Энакина больше всего. Ему их посылали падаваны помладше или даже юнлинги. Эти взгляды явно были настороженными и… враждебными.

Не то чтобы Скайуокер пользовался популярностью среди юного населения Храма. Для этого он слишком часто был на фронте и слишком редко — в самом Храме. Но Энакин не являлся Цином Драллигом, не был Железной Рукой и ни в одном страшном кошмаре не думал становиться вторым Винду, справедливо полагая, что единственного в своём роде Ордену хватает с головой. В его представлении этого уже было достаточно, чтобы юнлингам на него было в худшем случае плевать. Но падаван Депы Биллабы, Калеб Дьюм, который частенько засиживался в тренировочном зале, наблюдая за спаррингами разных мастеров, в том числе Энакина с его падаваном, раньше демонстрировал только восхищение его навыками боя и статусом Избранного. Но сейчас, случайно столкнувшись со Скайуокером на перекрёстке двух коридоров, Калеб шарахнулся от него, как от прокажённого, и сбежал, оставив джедаю лишь недоумённо смотреть ему вслед.

Отбросив лишние мысли, Энакин тряхнул головой и прибавил шагу. Бывшему учителю нужно было ещё многое ему объяснить.

* * *

Оби-Ван многое мог понять. Мог понять, почему за Асоку было невозможно заступиться перед судом. Мог понять, почему её нельзя было признать невиновной хотя бы посмертно. Даже то, что магистр Йода наотрез отказался позволить джедаям и кому бы то ни было ещё присутствовать на похоронах, согласившись лишь дать им координаты могилы задним числом, Кеноби с натяжкой, но мог понять. И он всё понял, когда глава Ордена попросил его рассказать своему падавану, что произошло.

Но причины, по которой он был обязан объясняться с Энакином в одиночку, он понять так и не смог.

Оби-Вана не покидало ощущение, что его бросили на амбразуру, пока он добирался до своей комнаты и ставил кипятиться старый побитый чайник, подаренный много лет назад тогда ещё королевой Амидалой после битвы за Набу. Не покидало и пока он сидел, подперев голову руками и стеклянным взглядом уставившись на стрелку часов, которые не давали никакого понимания, когда же заявится Скайуокер. И, вопреки всем надеждам Кеноби, это ощущение не успело его покинуть до момента, когда в дверь комнаты постучались.

— Оби-Ван! — Энакин никогда не отличался терпением, а в сложившейся ситуации особенно. Очень скоро мелкая нервная дробь сменилась глухим стуком: с высокой вероятностью, Скайуокер забил в дверь кулаками.

Кеноби рвано выдохнул и закрыл глаза, малодушно пытаясь как можно сильнее отдалить момент объяснений. Свист закипевшего чайника частично заглушил стук в дверь и даже заставил Скайуокера на миг остановиться, чтобы после заколотить кулаками с новой силой.

— Я знаю, что ты здесь! — пока что Энакин не сорвался на крик. Пока что. — Ну, открывай же!

Оби-Ван со вздохом поднялся с жёсткой кровати, поняв, что, если он сейчас же не откликнется, то рискует остаться без двери.

— Я здесь, Энакин, — устало произнёс Кеноби, даже не повышая голоса: звукоизоляция в Храме оставляла желать лучшего. — И дверь не заперта.

Спустя пару секунд недовольного сопения послышался щелчок, и Энакин переступил порог комнаты.

— Что здесь происходит? — без всяких прелюдий выпалил тот, сердито сложив руки на груди.

— Чаю? — Оби-Ван, отвернувшись от ученика, наклонился к прикроватному комоду, в котором всегда хранилось две чашки. Вспомнив, что в последние годы к ним прибавилась и третья, он сжал зубы и, резким движением ухватив кружки за ручки, аккуратно поставил прямо на кровать: матрас был настолько твёрдым, что вполне мог заменить стол.

Кеноби практически затылком увидел, как Энакин безмолвно закатил глаза и облокотился на стену, встав в излюбленную позу, прозванную им же «первая готовность к получасовым нотациям».

— Я обойдусь.

— Всё же я налью, если ты не против, — комнату заполнил мягкий, успокаивающий звук медленно льющегося кипятка. Запахло цветами и травами.

— Может, лучше объяснишь, почему на меня косятся как на прокажённого? И где Асока?

Будь у Кеноби немного меньше самообладания, ночью пришлось бы спать на мокрой простыне. А так мимо чашек не пролилось ни капли. Проигнорировав вопрос Энакина, он выпрямился и кивнул в сторону кружек, над которыми начали подниматься облачка пара.

— Может, всё же попробуешь?

Скайуокер медленно подошёл к краю кровати, смотря прямо на Оби-Вана. Так же не отводя от него взгляда, он потянулся к ближайшей чашке.

— Лучше возьми другую, — жестом остановив его, Кеноби сам взял дальнюю кружку и протянул её другу.

— А чем она лучше?

Оби-Ван невесело усмехнулся.

— Она небьющаяся.

Энакин меланхолично пожал плечами и поднёс напиток ко рту. Не боясь ошпариться, он отхлебнул большой глоток и тут же скривился.

— Тарин? Не лучшее проявление твоих кулинарных навыков, скажу прямо.

— Что не так? Слишком слабый?

— Слишком горький.

Оби-Ван протяжно вздохнул и, отвернувшись, махнул рукой в сторону кровати.

— Присядь.

Кинув на учителя тяжёлый взгляд, Энакин несколькими гигантскими глотками допил обжигающе горячий чай до дна и поставил кружку обратно на поверхность кровати, утирая губы.

— Давай без этого, Оби-Ван. Мне уже не шестнадцать и я не падаван. Прекращай ходить вокруг да около и скажи прямо: что тут творится? — последнюю фразу Скайуокер зло отчеканил, сверля друга взглядом.

— Тебе стоит присесть.

Уловив странный акцент в голосе Кеноби, Энакин в очередной раз недовольно закатил глаза и с силой плюхнулся на кровать. Чашка, стоявшая на ней, медленно накренилась от толчка и опрокинулась, разлив чай по одеялу. Оби-Ван раздражённо нахмурился — возможно, физиологически его падавану уже было и не шестнадцать, но в остальных аспектах он бы с этим поспорил.

— Позволь задать тебе вопрос, Энакин, — Кеноби отошёл к другому краю кровати и взял кружку в руки, стараясь не смотреть в сторону ученика. — Всегда ли Совет прав?

— Ты же и так знаешь, что я не примерный рыцарь с руками по швам и взглядом в пол, так чего спрашивать? — нарочито тяжело вздохнул Энакин, сцепив руки в замок. — Если решил в очередной раз мне объяснить, насколько Совет умный, а я — идиот и не понимаю его гениальности, то скажи это сейчас, а не через час пространных речей.

— Дело не в этом, — медленно покачал головой Оби-Ван. — Дело совсем не в этом. Я просто хотел услышать твою точку зрения.

— Можно подумать, ты её раньше не слышал! — вспылил Скайуокер, развернувшись в сторону магистра, аккуратно ставящего чашку на место. — Наши совместные дипломатические миссии наполовину состоят из споров по поводу решений Совета. Хочешь поспорить ещё раз? Отлично, тогда я считаю, что Совет слишком боится рисковать, отчего джедаи постоянно терпят поражение!

— Вынужден согласиться.

Оби-Ван все ещё не поворачивался к собеседнику, но, когда тот, поперхнувшись воздухом, вскочил на ноги и схватил его за плечи, развернув к себе, Кеноби не стал сопротивляться.

— Так. Оби-Ван, заканчивай свою тираду и немедленно объясняй, какого хатта здесь происходит. Небо на землю упало? Мол вернулся? Что могло вынудить тебя согласиться?

— Асока мертва.

Повисла гробовая тишина, перебиваемая лишь мерным тиканьем часов. Одна секунда, две… Энакин изменился в лице и медленно, осторожно, словно ходя по льду, сделал шаг назад от Оби-Вана. Три, четыре… По лицу Скайуокера расползлась дрожащая улыбка. Он замотал головой, глядя прямо в глаза учителя, стараясь найти там хоть намёк на тайну, на обман, хотя бы на злую шутку, но не смог найти ничего, кроме горечи. Пять секунд. Энакин приподнял живую ладонь, и Оби-Ван увидел, как она еле заметно подрагивает.

— Слушай, — его голос сломался прямо посреди слова, но Энакин продолжил говорить, всё ещё криво улыбаясь. — Я понимаю, что ты не можешь мне этого сказать, но… всё же. Вы ведь просто отправили её на какую-то секретную миссию, да? Ну, как тебя тогда послали на защиту канцлера. Правда же?

Оби-Ван опустил взгляд, оказавшись неспособным смотреть Скайуокеру в глаза. Почему-то, когда он представлял, как Энакин орёт на него самыми витиеватыми ругательствами, крушит всё вокруг или даже даёт по лицу — его падаван никогда не отличался уравновешенностью, — ему было куда спокойней, чем сейчас. Сейчас он видел на дне глаз Энакина очень хрупкую, почти незаметную, но надежду. И Оби-Ван не был настолько силён, чтобы мочь её разрушить.

— Энакин, мне жаль…

В голове Скайуокера словно щёлкнул какой-то рычаг: так молниеносно переменилось его лицо.

— Так вот о чём они говорили… Все они знают? Все, кроме меня? — ладонь протеза со странным скрежетом, которого Оби-Вану раньше слышать не доводилось, сжалась в кулак. — Просто подай мне какой-нибудь знак, что это неправда. Подмигни, помаши руками… Хотя бы скажи, что объяснишь мне все позже. Сделай хоть что-нибудь!

— Здесь нечего объяснять, — Кеноби сделал маленький шажок навстречу другу и поднял руки, стараясь его успокоить. — Это наша вина.

— Нет. — Энакин быстро покачал головой, отступив ещё на несколько шагов от магистра и оказавшись почти рядом с выходом из комнаты. — Я тебе не верю. Докажи.

Кеноби приоткрыл рот, стараясь найти хоть какое-то мягкое доказательство истинности своих слов, и со вздохом опустил голову. Ещё дольше сохранять надежду Скайуокера на лучший исход было бы бесчеловечным.

— Я своими глазами видел её труп, Энакин.

— Не верю. — он закрыл глаза, ещё сильнее мотая головой, и безапелляционно скрестил руки на груди. Будто это придавало ему уверенности в своих словах. — Сколько раз Совет уже обманывал меня? Откуда мне знать, что и сейчас ты не врёшь?

Оби-Ван умоляюще посмотрел на Энакина, но тот только закусил губу и встретил его взгляд своим — упёртым, недоверчивым. Лишь чуть-чуть испуганным.

— Если ты действительно хочешь убедиться, можешь посмотреть сам. — Оби-Ван нехотя сел на краешек кровати и закрыл глаза. — Я уберу щиты. Но я очень советую тебе не смотреть.

Мысленный блок он всегда выставлял автоматически, и чтобы убрать его, потребовались немалые усилия над собой. Ещё больших усилий стоило показать Энакину то, что он хотел увидеть, при этом скрывая то, что сам Оби-Ван не хотел ему показывать.

Кеноби выдохнул и сосредоточился на своих ощущениях в тот вечер, чувствуя, как звуки и запахи настоящего отходят на второй план.

Журчание воды в Зале тысячи фонтанов. Выкрики тренирующихся падаванов, гудение лезвий их световых мечей и разговоры мастеров, сидящих неподалёку. Тоненькие голоса юнлингов. Другие джедаи, медитирующие по всему залу, которых он не видел, но чувствовал их присутствие. Спокойствие. Умиротворение. Баланс.

Тишина…

Шепотки, пронёсшиеся по всем джедаям в поле зрения. Баррисс, тихо говорящая что-то одному из рыцарей, застывшему с включённым световым мечом в руке. Рыжеволосая девочка, как-то странно смотрящая в его сторону. Носилки с окровавленной простынёй, под которой чётко проявляются очертания человеческой фигуры.

И рука с засохшими пятнами крови на костяшках пальцев, высунувшаяся из-под алой ткани.

Когда он открыл глаза, Энакина в комнате уже не было, а перед кроватью на полу лежали черепки разбитой чашки.