Новая Кровь (джен)

Гарри, слегка опустив голову, медленно поглощал завтрак, с раздражением отмечая противный сладковатый привкус у обязанного быть очень соленым мяса. И запах… Несмотря на сильные специи, которые должны перебивать его, все равно чувствуется. Возможно Эванс и придумывает, а отчетливые приметы наличия в еде того самого зелья ему кажутся, но расслабиться, зная, что он спокойно употреблял эту отраву изо дня в день, Гарри не мог. Раздражение и отвращение к самому себе каждый раз просыпалось в нем, стоило ему вспомнить, как именно он себя вел в Хогвартсе, пусть и под воздействием волшебства. Почему-то чувство, что он мог бы сопротивляться, если бы был сильней, его не покидало. А это значило только одно — он был слаб, а, значит, беспомощен и беззащитен. Гарри ненавидел это.

* * *

Выходя из кабинета после очередного урока, Гарри думал о том, что, несмотря на явное доминирование чистокровных в совершенно различных ситуациях, все со стороны выглядит вполне сносно, если, конечно, не знать, как оно на самом деле должно было быть. Общее течение жизни в школе было абсолютно нормальным и мирным, а все грязные и противоестественные события, свидетелем которых невольно стал Эванс, всегда происходили вдалеке от взора любого из студентов или родителей учеников. Впрочем, зная характер определенных профессоров, а также реакцию Снейпа на зелье Ламберга, похоже, что не весь преподавательский состав был в курсе происходящего. Некоторые точно знали обо всем, так как Гарри неоднократно замечал, что завхоз, патрулирующий коридоры в школе, может запросто пройти мимо кабинета, из которого отчетливо раздаются звуки избиения, а учитель Ритуальной и Контрактной Магии лишь качает головой, препротивно улыбаясь и вздыхая, будто бы говорит: «а что я могу сделать?».

Впрочем, Эванс, после пары дней размышлений, пришел к выводу, не особо хочет как-то реагировать — его все устраивает, ведь его не трогают, и он никого не трогает. Гарри всегда предпочитал занимать нейтральную позицию в любых спорах или случаях, хотя, конечно, он, выращенный истинной гриффиндоркой — а это было так, что бы кто не говорил о Лили — обладал излишней порывистостью, которая изредка просачивалась сквозь кажущуюся холодность и отстраненность. К счастью для него самого, он не имел такого качества, как героизм, которым определенно точно страдала одна четверть студентов Хогвартса. Пожалуй, мальчика можно было даже назвать, в каком-то смысле, бессердечным, но только лишь если мерить его по принципам двенадцатилетней девочки, являющейся типичной тепличной геранью, не встречавшей лицом к лицу мерзости этого мира. Эванс не испытывал каких-либо угрызений совести, когда видел, что, к примеру, некоторые старшеклассники в его маггловской школе издевались над кем-то. Если человек настолько слаб и труслив, что не может дать хотя бы малейший отпор, то тогда он из себя ничего не представляет — так считал равенкловец, знавший по своему опыту, что такое побои и всеобщая травля, которую он благополучно пресек некоторыми крайне неприятными, но очень действенными способами. А то, что в результате пострадали не только виноватые, но и, к примеру, беззащитные и невинные животные… что ж, эта победа имела свою цену, которая была довольно жестока.

Однако, мальчик, иногда встречавшийся взглядами с Фиоре и Берк, ощущал какой-то странный горький осадок: то ли из-за слабых отголосков совести, то ли из-за недовольства самим собой и исходом этой ситуации вообще.

Пока еще Гарри ни с кем особо не имел каких либо трений, так как его самого не трогали после того, как он отошел от действия зелья, ведь, в данном случае, он бы не стал покорно сносить все то, что на него бы вывалили, а ответил бы чем-то очень неприятным. Возможно, открыто, а, может быть, и вне видимости ненужных свидетелей.

* * *

Он столкнулся с Малфоем в свободное время, предоставляемое всем ученикам после обеда. Тогда самому Гарри было безразлично на все, но вот Драко, как ощущал Эванс, чем-то был раздосадован и заметно раздражен, хотя первое явно преобладало. По крайней мере, лицо слизеринца, которое чисто автоматически отметил Гарри, напоминало выражением ребенка, которого лишили за какой-то незначительный, по мнению провинившегося, проступок чего-то «крайне ценного».

Сам Эванс никоим образом не привлекал к себе внимания, да и Драко, вероятней всего, прошел бы мимо и не заметил его, но, увы, этого не случилось из-за одной персоны, которую Гарри уже заранее недолюбливал. Нотт, личность которого и так не особо внушала доверия, а после инцидента с Гермионой уж так точно, прочно укрепился в группе Малфоя, впоследствии каким-то слишком уж естественным образом став самым заметным среди массы чистокровных первогодок, после их лидера, конечно же.

* * *

Гарри сидел под тенью одного из деревьев во внутреннем дворе школы, лениво листая одну из книг, которые ему с Лили удалось приобрести в маггловском магазине литературы. Книжка была подержанная, довольно новая, если судить по цвету страниц, но сильно потрепанная и кое-где даже порванная и склеенная вновь. Эванс предпочитал истории, которые давали ему так любимые им загадки, над которыми он любил подумать. Гарри любил размышлять, получая удвоенное удовольствие от сложных задач, испытывая невероятный восторг, когда со всей аккуратностью и дотошностью подобранные им ключи к разгадке тайны оказывались верными. Любая загадка была приятная Эвансу так или иначе, а в книгах он порой находил действительно крайне любопытные и интересные. К примеру, вряд ли в жизни бы он имел возможность столкнуться с картиной, которая, спустя века после своего создания, молчаливо спрашивала наблюдателя о том, кто же именно убил рыцаря. Хотя, несмотря на свою любопытность и необычность, задача была до обидного проста, но персонажи, описанные автором, действительно понравились мальчику.

Равенкловец со вздохом захлопнул так и не начатую книгу, так как настроение читать у него в принципе отсутствовало: он-то надеялся, что желание придет во время процесса, но сейчас, смотря на картонную обложку, он понимал, что испытывает только досаду и раздражение, когда хотя бы задумывается о том, чтобы начать скользить взглядом по ровным печатным строкам потрепанного романа Пьюзо.

Гарри посмотрел на удивительно чистое для осени бледно-голубое небо, облака на котором лишь редкими мазками разбавляли всю однообразность открывавшейся картины. Отчего-то даже птиц не было слышно, лишь еле уловимый свист ветра и тихий, почти призрачный шелест травы на неуловимые мгновения заглушал гомон отдыхающих студентов. Вдруг со стороны скамьи, которую занимали одни лишь слизеринцы, послышался особенно громкий возглас, который даже скорее напоминал возмущенный крик, невольно привлекший внимание Эванса.

— Отвяжись, Панси! — рассерженно зашипел на хватавшую его за руку девочку Драко, одергивая стиснутую в довольно крепких объятиях конечность. Малфой был явно раздражен чем-то, а наличие таких прилипал, как Паркинсон, только еще больше выводили из себя слизеринца. Гарри хмыкнул, одним лишь взглядом из-под полуприкрытых ресниц лениво наблюдая за разворачивающейся сценой.

— Драко, что не так-то? — Казалось бы, девочку совершенно не волновало состояние ее жениха — а он действительно был ее женихом, несмотря на то, что в Магической Британии пропагандировались нечистокровные браки в связи с ранее повсеместным по определенным причинам кровосмешением — она упорно продолжала лезть к блондину, хотя тот уже совсем не ограничивался достаточно тонкими намеками на неприятие ее общества, а открыто оскорблял и угрожал, надеясь обрести хотя бы капельку свободы. Очередной выпад Панси Драко проигнорировал, отводя глаза куда угодно, лишь бы не видеть опостылевшего лица однокурсницы. — Драко! Ты совсем на меня не обращаешь внимания!

Такие трения часто происходили между Паркинсон и Малфоем, и они обычно заканчивались довольно мирно, но, видимо, в этот раз у блондина не было никакого желания что-то терпеть. Гарри буквально кожей чувствовал волны негодования со стороны блондина, хотя находился он сам на довольно-таки приличном расстоянии от спорщиков.

Панси была эталоном типичной чистокровной девочки-волшебницы из более-менее богатой семьи: капризна, громка и, в общем, по мнению Эванса, просто неприятная личность. Смотря на представление, устроенное Паркинсон, Гарри даже тайно посочувствовал несчастному — а в уж в этом, если судить по лицу блондина, сомневаться не приходилось — Малфою, в очередной раз не понимая, почему взрослым представителям его пола часто нравятся девушки, так как те, в общей своей массе, казались Эвансу такими же, как и Панси. Хотя Лили была, однозначно, исключением. Но Гарри надеялся, что его будущая партнерша — или партнер, что тоже не было исключено, ведь в Магическом Мире однополые браки, как оказалось, далеко не редкость — будет более спокоен в общении, да и в принципе менее раздражающим.

Внезапный порыв неожиданно ледяного ветра забрался Эвансу под одежду, заставляя мальчика зябко поежиться и поплотнее запахнуть мантию, дабы избежать неприятного холода. Несмотря на солнечную погоду, воздух казался не сильно прогретым, зато земля была довольно теплой. Отчего-то в груди у Гарри потяжелело от странного тревожного ощущения.

Тем временем у скамьи, которую окружили слизеринцы, примкнувшие к Малфою, начала разгораться нехилая такая ссора. Похоже, краем сознания отметил Эванс, Панси сочла поведение Драко крайне оскорбительным для своей тонкой и нежной натуры. Неизвестно, чем бы закончилось все это, если бы Нотт, до этого сидевший относительно тихо, не влез.

— Драко, не следует ругаться с Панси, — сказал тот на ухо блондину, — забыл, что лорд Паркинсон довольно влиятельная личность, а его дочь, которая стоит перед тобой, твоя будущая жена?

Малфой резко передернул плечами, отстраняясь от однокурсника, и рассерженно процедил какие-то явно непечатные слова, еле сдерживаясь от того, как казалось Гарри, чтобы запустить в Нотта что-нибудь из своего личного арсенала неприятных проклятий. Похоже, Драко был сильно зол.

— Видимо, ты у нас очень умный, Нотт, — прошипел тот, раскрасневшийся от переполняющих его эмоций. Гарри, не знавший, о чем же именно говорят эти двое, отметил, что Малфоям явно не идут яркие эмоции — лучше всего эти аристократы смотрятся именно с холодным и надменным выражением, лишенных всяких оттенков чувств, будто те были безучастными мраморными статуями. — И что же ты мне посоветуешь делать? Молча терпеть выходки этой наглой особы, которая по какому-то глупому стечению обстоятельств является моей невестой? — Эти слова были произнесены тихим голосом, так и источавшим перешедшую в холодную ярость, что явно показывало воспитание Драко, как мага из благородной семьи с многовековой историей. Малфой, несмотря на свою сволочную натуру и в принципе довольно истеричный характер, все равно оставался Малфоем, способным обуздать свои эмоции, хотя, по мнению с любопытством наблюдавшего за слизеринцами Гарри, у того это выходило из рук вон плохо. Впрочем, мерить по своим ощущениям Эванс не брался — он всегда, по непонятным для себя самого причинам, всегда легко отличал то, что является ложным, а что истинным: будь то эмоции или слова.

— Я предлагаю тебе сбросить напряжение, а уже после, с холодным и ясным рассудком решить, как именно следует поступить, — Теодор, кажется, был непоколебим в своей самоуверенности, так как он даже не вздрогнул под режущим взглядом серых глаз, а лишь упрямо вздернул подбородок, не готовый мириться с возможным игнорированием его слов. Тем не менее, кажется, Малфой счел слова мальчишки верными, но его злость только сильнее вскипела внутри, практически опаляя окружающих, как казалось Гарри, хотя слова Нотта и были произнесены со всей возможной учтивостью и покорностью, как и подобает наследнику менее могущественного рода перед наследником превосходящего.

— Допустим, — предупреждающе сузив глаза, обронил Драко, не отрывая взгляда от храбрившегося перед ним однокурсника. — И каким же образом?

Казалось, что напряжение, царившее между слизеринцами, вмиг растаяло, а Нотт, хоть и сдерживая свои эмоции, победоносно улыбнулся — или только Гарри так показалось? — и, срывающимся в подрагивающий от нетерпения шепот голосом, сказал:

— Наследник Малфой, — намеренно официально обратился к нему Теодор, — вокруг нас множество мишеней, которые молча снесут любое ваше слово.

Гарри, передернув плечами от странного ощущения, которое показалось ему смутно знакомым, отвернулся от группки слизеринцев, решив, что наблюдение ему наскучило и делать ему тут более нечего, однако, стоило ему подняться с земли и отряхнуть мантию, как его совсем близко, буквально в паре метров, окликнул неприятно растягивающий гласные голос, который Эванс предпочел бы не слышать столько, сколько было бы возможным.

— Эванс, — Гарри даже не стоило оборачиваться, чтобы понять, что на высокомерной роже Драко висела наглая ухмылка, не особо скрывающая так и прущее из всех щелей предвкушение блондина.

На мгновение прикрыв глаза, равенкловец напомнил себе о том, что он не хочет привлекать чьего бы то ни было внимания, потому реагировать стоит максимально холодно и отстраненно: возможно, Драко сам и отвалится, поняв, что никаких острых ощущений от него не получит. Проблема была только в том, что Гарри должен был именно сдержать себя, чего, несмотря на обычно холодное выражение лица Эванса, а также его спокойную речь, получалось у равенкловца довольно-таки плохо, если его усердно начинали провоцировать.

— Малфой, — коротко кивнув блондину, бросил Гарри, отворачиваясь, дабы по-быстрому уйти из поля зрения слизеринца и, увы, тем самым совершая ошибку.

— Эй-эй-эй, — от притворно-вежливого тона равенкловца замутило, а в памяти так некстати всплыли некоторые фрагменты прошлого, которые мальчик не хотел ворошить ни при каких обстоятельствах, — нехорошо поворачиваться спиной к тому, кто с тобой говорит, полукровка, — злобно улыбаясь, хмыкнул блондин, чувствуя превосходство.

Гарри торопливо огляделся по сторонам, скрывая взгляд от Малфоя и его подпевал, и, с какой-то обреченностью поняв, что все вокруг отворачиваются от него с Драко, делая вид, что ничего не происходит, равенкловец еле слышно цокнул языком, осознавая, что учителя сейчас сидят по кабинетам, так что ждать помощи ему неоткуда.

Вдруг его резко и больно схватили за волосы, потянув с такой силой, что Гарри просто свалился на землю, ударяясь спиной о твердую поверхность. Сумка, естественно, распахнулась, из-за чего часть учебников оказалась рядом с равенкловцем. Чувствуя, как в нем закипает злость, Эванс поднял разъяренный взгляд на перекошенную уродливой, на взгляд Гарри, ухмылкой, которую так и хотелось стереть с холеного лица мальчишки, забывая разом о том, что он хотел как-то сдерживаться и не привлекать к себе внимания.

Драко, хищно сверкнув глазами, наступил на руку равенкловца, втирая ладонь каблуком начищенной туфли в песок.

— Отвечай, когда с тобой говорят, Эванс, — сказал Малфой. Гарри почувствовал невероятное отвращение к этому мальчишке, когда ощутил те волны садистского удовольствия от унижения другого человека, исходящие от слизеринца. Вдруг, прежде чем Гарри успел что-то сказать, его внимание привлек злобно сверкавший исподлобья глазами Нотт, который, расширив лихорадочно блестящие глаза, с безумным восторгом наблюдал за разворачивающейся перед ним картиной. Но Драко, поняв, что жертва отвлеклась, с размаху ударил ногой равенкловца по лицу. — Тебе следует извиниться за то, что ты толкнул меня, ты в курсе?

Такого уже Гарри проигнорировать не мог: что-то внутри него дрогнуло от омерзения, когда мальчик понял, что он молча сносит все происходящее с ним, никак не отвечая на откровенно нетерпимые им обстоятельства. Эвансу показалось, будто ему кто-то наступил на горло — откровенно говоря, отвратительное ощущение, когда ком застывает в горле, а дышать становится тяжелее из-за затопляющей тебя ярости. Раздраженно повернув голову в сторону Малфоя, Гарри рывком поднялся и, не обращая никакого внимания на продолжавшие валяться учебники, сплюнул кровавую слюну, утирая рукавом саднящий рот — Драко разбил ему губу.

— А не много ли ты хочешь, а, Малфой? — Процедил равенкловец, стискивая кулаки и отмечая краем сознания то, как еле заметно удивленно расширились глаза Драко. По-видимому, тот не ожидал сопротивления? И, неприятно усмехнувшись, Гарри практически пропел:

— Тупая блондинка.

Эванс не очень хорошо соображал: в ушах звенит, заглушая любые попытки разума достучаться до действующего практически на голых инстинктах сознания, которое не контролировалось никакими рамками, так как те были снесены той волной темной злости, которая затопила любые здравые мысли. Будь Гарри более хладнокровным, он бы несколько раз подумал, прежде чем вообще что-то отвечать. Но, увы, спокойствие в подобных ситуациях ему было не свойственно.

Драко опасно сузил глаза и, махнув рукой Гойлу и Крэббу, которые неизменно стояли за спиной блондина, прошипел:

— Кажется, тебя следует проучить.

* * *

Гарри сидел на больничной койке в лазарете, пока медведьма обрабатывала его ссадины на руках и ногах, и смотрел ничего не выражающим взглядом на пространство перед собой. После того, как дружки Малфоя начали наступать, Эванс завязал драку и, к его чести, она закончилась ничьей: Крэбб и Гойл, несмотря на свою силу, были слишком неповоротливыми противниками для Гарри, который наловчился избегать ударов от таких идиотов практически с самого начала своего пребывания в маггловской школе, так что те быстро выбыли, а Эванс понесся на Драко, хорошенько заезжая ему кулаком в нос.

Равенкловец поморщился, когда мисс Хартбриф очень неаккуратно затянула бинт на его колене, отчего рана только сильней заболела.

Малфой был неплохо потрепанным спустя уже пару минут после начала драки и, хотя он и выглядел довольно прилизанным и избалованным, Драко оказался довольно-таки сильным мальчишкой. Помимо кучи синяков, оставшихся на теле Гарри, блондин также оставил множество ссадин, благо переломов и вывихов удалось избежать. Сам Эванс разбил аристократический нос слизеринца, оставил здоровенный синяк на скуле Малфоя и, конечно же, добавил пару болезненных точечных ударов, следы от которых, несмотря на лечение, будут ныть еще долго.

Их быстро разняли, сняв множество баллов с Равенкло и, при том, не тронув никоим образом Слизерин, обставив все так, будто факультет змей лишь пострадал от неразумных действий вспыльчивого полукровки, который плохо контролирует свой гнев. Хотя позиция преподавателя была понятна: Малфой был выходцем из старинного рода, в то время как Гарри был никем, так что преимущество первого было очевидно. Эванс понимал, что это было довольно ожидаемо, но все равно что-то внутри него неприятно скреблось.

Впрочем, мальчик был очень доволен тем, что блондин не ушел невредимым, ведь равенкловец постарался бить как можно сильней. Однако, мисс Хартбриф очень быстро вылечила Драко зельями и заклинаниями, а самого Гарри мучает перевязкой, никоим образом не желая тратить время и магию на то, чтобы как-то улучшить состояние мальчика.

— Вот и все, мистер Эванс, — сказала медведьма, напоследок дернув одну из повязок, так что брюнет раздраженно зашипел, сердито сверкнув глазами. — До свидания.

Гарри буркнул что-то в ответ, быстрым шагом уходя из лазарета. Не нравятся ему врачи в любом своем обличии: маггловском или волшебном. А теперь ему следует поспешить, ведь, помимо домашнего задания и оставшихся уроков, у него сегодня также будет отработка, которой Малфой, конечно же, избежал.

Раз уж в открытую соревноваться со слизеринцем явно глупо, то почему бы не действовать тайно? К примеру, недавно профессор Флитвик показывал, как накладывать иллюзии на предметы. Конечно, преподаватель Чар упоминал, что подобная магия подвластна далеко не всем, так как в иллюзиях необходим особый талант, но ничто не мешает Гарри хотя бы попытаться. Уж элементарные заклинания должны быть достаточно простыми и доступными, там вряд ли будет что-то архисложное.