Что ты видишь за моей гримасой? (гет)

Примечания:

*Глава отредактирована и немного изменена 25.12.2023

События прошедшего вечера Лив помнила смутно, точнее, помнила она плохо то, что происходило после признания Мира, но все ещё чувствовала приятную негу в теле.

Но снова почувствовав тошноту, девушка недовольно промычала в нечто тёплое, что сначала показалось ей подушкой, но, как оказалось, было грудью рэпера. От вызванной действиями девушки щекотки мужчина выдал смешок, а затем, промямлив что-то о том, что нельзя так рано вставать, сгрёб девушку в объятиях и затих. Но Оливия все же решила, что ей неплохо было бы посетить ванную комнату, и поэтому, еле выпутавшись из цепких рук Фёдорова, она мышкой выскользнула из спальни, завернувшись в плед и оставив Мирона наедине с его сновидениями и запахами утреннего весеннего Петербурга, которые проникали в комнату через приоткрытые окна.

В зеркале Оливия увидела уже привычное отражение с небольшими синяками под глазами, остатками туши, которую она вчера благополучно не смыла, и растрёпанными волосами.

— Да уж, королева красоты, — протянула девушка, умываясь.

Неприятная тошнота снова подступила к горлу, и поэтому девушка была вынуждена покинуть комнату в поисках аптечки, желательно, аптечки с наличием в ней активированного угля или смекты.

Обыскав гостиную, спальню и прихожую, девушка не нашла ничего, кроме нескольких одиноких носков, которые в итоге скинула в стиральную машинку. К счастью, на кухне, из одного из навесных шкафчиков, Лив с тихим «Бинго!» вытащила пластмассовую аптечку и выудила оттуда пластинку таблеток угля. Выпив несколько и вскоре почувствовав, как тошнота медленно отступает, она решила приготовить Мирону завтрак.

— Надеюсь, он не придёт в ужас от моих кулинарных талантов, — усмехнулась Оливия, обжаривая на сковороде яйца с двух сторон.

Вскоре она выключила газ и переложила своё творение на уже подготовленную «основу» шикарного бутерброда — белый хлеб с маслом и красной рыбой, так удачно оказавшейся в холодильнике.

Тарелку с завтраком девушка поставила на стол, накрыв все это стеклянной полукруглой крышкой, а затем начала варить мужчине чёрный кофе.

Лив почему-то почувствовала невероятную усталость, и, поместив чашку кофе рядом с завтраком, девушка снова пошла в ванную.

Смотря в зеркало, она стала размышлять о причинах тошноты. И в голову ударила неприятная мысль. А вдруг беременность…

Ей хотелось бы верить, что она ошибается, но симптомы говорили сами за себя, и поэтому бледная Оливия со скоростью света и аккуратностью беременной, как иронично, кошки, то есть сбивая все на своём пути, собралась и вылетела из квартиры, предварительно оставив записку Мирону, в которой она извинялась за ранний уход и обещала загладить вину позже.

Уже в квартире Жени, которая, к счастью, пустовала, смотря на положительный тест, Лив поняла, что не сможет видеть Мира.

Не сможет смотреть ему в глаза без угрызений совести.

Только она подумала, что они смогут сделать друг друга счастливыми, как вдруг появляется эта неимоверно «радостная» новость и возводит между ними стену…

— Возможно, это абсурд, — сама себе говорила Лив, но в душе она уже твёрдо решила, что не станет проблемой ни для Мирона, ни для Жени, ни для Вани.

Да, больно, но она не могла позволить себе разрушать им жизнь своей беременностью.

* * *

Женя, вернувшаяся домой в третьем часу дня, не застала Лив и улыбнулась мысли о том, что, скорее всего, их с Фёдоровым ужин прошёл хорошо.

Сняв верхнюю одежду, Муродшоева решила приготовить свой фирменный борщ, который в зависимости от настроения Жени и присутствия или отсутствия вечно смеющегося над ее кулинарными способностями Вани выходил или очень хорошо, или из рук вон плохо.

И вот, спустя пару часов, наслаждаясь горячим супом, Женя все же решила узнать, как там ее юная подруга.

Зайдя в гостиную, она начала искать сумку, которая явно закинула куда-то в порыве кулинарного рвения, но остановилась, не найдя.

Она медленно подошла к дивану и взяла в руки незаметный на первый взгляд лист белой бумаги.

* * *

Это щемящее чувство пустоты вдруг накрыло ее с головой, не давая сделать ни вздоха. Глаза застилала пелена невыплаканных слез, которые вряд ли потекут по щекам.

Непонимание.

Почему Лив так поступила? Почему она просто ушла? Просто оставила несчастную записку, да и запиской это не назовёшь — так, пара слов, прощальное письмецо, горящее стыдом и желанием испариться.

Зачем было так? Так жестоко?

Женя опустилась на диван, все ещё хранящий аромат Эссен. Кафка лежал приоткрытый, давая увидеть выделенные маркером слова, но Женя не хотела из читать, она просто смотрела на оставленные Лив вещи и думала, думала, думала…

Когда в квартиру зашли весело переговаривающиеся Мирон и Ваня, Женя впала в ступор. Как сказать Ему? Она боялась, что правда порежет душу Фёдорова на тонкие лоскуты и затем сожжёт их, развеяв прах по тусклому небу сумеречного Петербурга, города грусти, лишь иногда озаряемого проблесками счастья. Этим проблеском для всех них была Оливия. И теперь ее не было.

— Женьк, а где Оливка? Утром убежала, только завтрак оставила…- начал было Федоров, но потом увидел состояние подруги и осекся, — Же-ень…

— Бля Мирон, колись, не обижал мелкую? — втиснулся в гостиную Евстигнеев, но потом тоже умолк, — Э… Муродшоева, что за херня?!

Вместо слов Женя протянула парням измятый листок, уже жалея о том, что не соврала, не спрятала эту несчастную записку, не сказала, что Лив решила помириться с родителями или что-то подобное.

Первым пляшущие от волнения строки прочитал Ваня. По мере того, как глаза его пробегали по тексту, выражение лица Евстигнеева приобретали все более непонимающее выражение.

Мирон заглянул в текст из-за плеча друга, и, кажется, его сердце рухнуло. Лицо сразу посерело, а глаза начала затягивать корочка льда.

Женя не могла заставить себя говорить, язык не слушался, лишь губы тряслись, да текла по щеке одинокая слезинка. На Фёдорова было больно смотреть.

Ваня смял записку в ладони, подошёл к дивану и упал на него. Он молчал.

Один Мир остался стоять посреди комнаты, которая становилась все темнее и темнее с каждой минутой. Он бессильно сжимал кулаки, а в голове набатом били слова Эссен.

«Дорогие Мирон, Женя и Ваня… я безмерно благодарна вам за всем что вы сделали для меня, за то, что не оставили в трудной ситуации, но сейчас мне нужно уйти. Я не хочу снова доставлять вам проблемы. Поймите меня, прошу.

Люблю вас. Ваша Оливка»

Перед глазами Мирона возникла утренняя записка Лив, совершенно другая, в ней она обещала загладить вину за свой побег.

— Что это вообще за хуйня? — безжизненно спросил Мир.

Никто не знал, как ответить.

Примечания:

Я вернулась, Оливия ушла. Что же будет дальше?

Новые главы скоро, жду ваших отзывов!