Великий поход (джен)

Новости вернувшиеся разведчики узнали буквально на трапе в московском аэропорту, и новости эти были скверными. Гитлер все же не удержался, и его марионетки начали войну…

Германия напала на Норвегию и Швецию, видимо, ожидая быстрого успеха — но в этом ее вожди ошиблись. Скандинавы уперлись намертво, а Республика и Ирландия, хотя и не вмешивались официально, не только снабжали их ресурсами, но и обеспечивали прикрытие для терранских частей и терранской техники.

О терранах, кстати говоря, официально пока не сообщал никто, но вот слухи… Слухи, распускаемые Министерством печати, в которых явно чувствовался почерк Геббельса, были весьма показательными. Ничего конкретного, одни намеки — но никто не усомнился бы, что Норвегия и Швеция имеют некоего могущественного и враждебного всему миру союзника. Пришельцев с другой планеты, например. И если на Терре такая идея вызвала бы лишь всеобщий смех, то здесь, насколько знал Игорь, у астрономов были веские основания считать, что на других планетах существует — или существовала в прошлом — разумная жизнь… Что ж, ложь должна быть грандиозной, а на сей раз бесноватый проповедник даже почти не солгал — инопланетные захватчики были, а то, что он сам был в их числе — не стоящий внимания пустяк…

Все это Хаецкий узнал по дороге из аэропорта в Министерство обороны, принял к сведению и запомнил, но сейчас его больше занимал вопрос: а что, собственно, они забыли в Москве? По идее, им нужно было вернуться в Архангельск, главную базу разведки, и оттуда наблюдать за развитием событий…

Ответ оказался прост: их обоих хотел видеть Хилленкоттер. Скорее всего — для того, чтобы свалить какое-то новое и неприятное задание…

Хилленкоттер его ожидания отчасти оправдал. Задание он выдал, но не настолько неприятное, как ожидал Хаецкий. Вот только как его выполнять…

От Этне и Игоря требовалось решить, когда и как следует сообщить аборигенам о существовании терран и об их роли в творящемся безобразии. И почему именно они?..

— Мы-то тут причем?! — воскликнул Игорь, едва дверь кабинета закрылась за его спиной. — Что он вообще придумал?

— И вы, и я — аналитики высокого класса, — заметила Этне. — При этом у нас разная специализация и очень разный опыт… Вы привыкли иметь дело с быстро меняющейся ситуацией, где я чувствую себя неуверенно, у вас есть опыт полевой работы — вы знаете, как думает солдат и что ему сказать… И главное — вы хорошо знаете наших врагов.

— А вы знаете свой мир и привыкли к стратегическому уровню, — продолжил мысль Хаецкий. — Да, пожалуй, мысль вполне логичная. Только я все равно не представляю, с чего начинать.

— Я тоже, призналась Этне, — но давайте подумаем, что у нас вообще есть?

Как выяснилось несколько минут спустя, когда Хаецкий добрался до выделенного ему кабинета, в их распоряжении имелось все, что успела узнать разведка. Не так уж и много, на самом деле, но там было главное — информация о немецкой пропаганде.

Сообщить о пришельцах из другого мира следовало так, чтобы при этом основательно окунуть гитлеровского бешеного попугая в грязь. Для этого было бы желательно заставить его самого произнести эти слова, а затем продемонстрировать, что он сам — пришелец, и что если кто и стремится поработить мир, то только он и его компания. Но вот как это сделать…

Игорь Хаецкий был разведчиком. Он умел добывать информацию, прекрасно умел ее анализировать, но вот вкладывать нужную информацию в чужие головы… Пропаганда всегда была для него темным лесом. А раз так, то и думать ему над проблемой следует, как разведчику. Итак, когда следует сообщить аборигенам, с чем на самом деле они столкнулись? Лучше всего — в тот момент, когда это соберется сделать Геббельс, причем в самый последний момент, чтобы он не успел ничего изменить. Но перед этим терранские части должны стать чем-то привычным и зарекомендовать себя как можно лучше. Что будет несложно — вот уж что-что, а гитлеровцев никто из пришельцев бить не откажется при любых условиях. На фоне всего этого геббельсовские кликушества будут смотреться особенно жалко… А ему самому, таким образом, оставалось лишь вычислить нужный момент.

Взглянув на часы, Игорь собрал свои заметки, позвонил дежурному и затребовал все выступления Геббельса с самого первого его появления в этом мире. Затем, убрав все документы в сейф, запер его и отправился в соседний кабинет — обсудить свои выкладки с напарницей.

Этне подняла глаза от разложенных на столе карт и сходу спросила:

— Ваши корабли могут атаковать немцев на норвежском побережье?

— Зависит от планов Горшкова и Эйзенхауэра, а что?

— Мне кажется, что это будет лучшим способом заявить о вашем присутствии. Линкоров не так уж и много, все они хорошо известны — а ваши еще и сильно от них отличаются — так что незамеченным это не пройдет…

— Думаю, вопрос «как» лучше оставить спецам, — Хаецкий положил на стол папку, — а самим сосредоточиться на «когда». Я тут кое-что набросал, но дальше двигаться пока не могу, пока не получу все выступления…

Этне раскрыла папку и перебрала лежавшие в ней бумаги.

— Да, примерно так, — согласилась она. — И уж точно этому бешеному попугаю стоит выдернуть хвост… Я сказала что-то не то?

С трудом сдерживая смех, Игорь помотал головой.

— Все в порядке, — ответил он наконец, — просто пару минут назад мне в голову тоже пришло это прозвище. Забавное совпадение, ничего не скажешь…

— Ну а как его еще назвать? — пожала плечами Этне. — Вот не понимаю я, как можно верить в весь этот бред?

— Как ни печально, но очень легко, — скривился Игорь. — Сам же Геббельс однажды и сказал, что ложь должна быть грандиозной — потому что люди нередко лгут в мелочах, но обычно неспособны на столь крупную и беспардонную ложь, и даже когда эта ложь разоблачена, сомнения все же остаются… Правда, не у нас. После фабрик смерти сомнений быть уже не может. Мы столкнулись с тварями — людьми их назвать невозможно — которые поставили истребление неугодных на промышленную основу. Я уверен, в ваших правительствах найдутся желающие решить дело миром — но этого допускать нельзя ни в коем случае. Кажется, я это уже говорил, но повторюсь — это мразь наивысшего качества, действительно отборные мерзавцы… Простите, опять я завелся… Просто мне в сорок пятом в эту выгребную яму пришлось нырнуть с головой.

Хаецкий замолчал — вспоминать о Нюрнбергском процессе он не любил, а уж о подготовке к нему — и подавно. Открывшаяся во время поиска доказательств бездна мерзости и глупости ужасала, причем глупость — едва ли не больше мерзости…

Зазвонил телефон. Этне сняла трубку, выслушала, ответила: «Хорошо» и отключилась.

— Готово, — сообщила она. — Доставят в ваш кабинет, поэтому предлагаю отправиться туда.

Толстая папка с множеством вырезок, стенограмм и фотографий лежала на столе. Игорь внимательно изучал содержимое папки, время от времени тасуя, как колоду карт, но ни к каким выводам пока что прийти не мог. И не потому, что данных было мало — скорее, наоборот. Слишком много, да к тому же еще и довольно однообразных…

Геббельс вполне ожидаемо не придумал ничего нового и продолжал крутить свою любимую пластинку, благо она очень хорошо ложилась на местные германские реалии, но время от времени в его заявлениях проскальзывало нечто… Общий тон, пожалуй, который можно было описать так: «Мы все равно непобедимы, даже несмотря на то, что у противника есть чудо-оружие». Признать наличие некоего сверхоружия у врага… Ну, если дела настолько плохи, что правительство хватается за любую отмазку — вполне возможно. Но этого-то как раз и нет! Нельзя сказать, что вермахт идет по Скандинавии победным маршем — но и никакого разгрома не было и в ближайшее время не предвиделось. Да и…

— А, вот оно! — Хаецкий отложил вырезку, схватил карандаш и подчеркнул фразу. — Смотрите!

— Чуждые всем нам технологии… — прочитала Этне. — Любопытно. И вот еще — «чужое оружие и чужие деньги». Ладно, это можно списать на риторический прием, но он же его употребляет едва ли не чаще, чем обвиняет евреев!

— А вот из последнего: «Наши враги могут рассчитывать лишь на помощь пришельцев с иных планет, но даже и они не смогли бы спасти их», — зачитал Игорь распечатку недавнего выступления по радио. — Это уже слишком даже для Геббельса. Похоже, что мы действительно правы, и нам отведена роль злобных марсиан из американской бульварной фантастики…

— Что возвращает нас к вопросу: когда?

— Мне кажется, что в ближайшие месяц-два, — ответил Хаецкий. — Ваш же брат недавно отмечал, что сама идея параллельных миров в научных кругах обсуждалась и была признана возможной. Думаю, вскоре об этой гипотезе заговорят и научно-популярные журналы, а когда идея станет общеизвестной — бешеного попугая воспримут всерьез. Нам надо опередить его, причем неважно, насколько, поэтому предлагаю следующее: вы готовите доклад, а я тем временем намечу места, где наше вмешательство будет наиболее эффективным и эффектным. Обстановка, конечно, к тому времени поменяется раз двадцать, но немцы, похоже, завязли… Так что много менять не придется.

— Так и сделаем, — согласилась Этне. — Я вернусь к себе и займусь докладом, а вы набросайте примерный план акций — одной мы явно не обойдемся.

Три часа спустя Хаецкий пришел к выводу, что лучше всего действительно будет атаковать приморский фланг кораблями или палубными бомбардировщиками, а потом высадить десант. Его, разумеется, придется поручить американцам — с их опытом никому не тягаться, а вот корабли… Лучше всего будет привлечь оба «Ришелье» — их уж точно ни с чем местным не спутают.

Разумеется, все эти выкладки следовало показать отделу пропаганды — причем желательно не американской его части, поскольку эти творческие личности сделали бы из банального артналета бродвейский мюзикл… А как раз слишком эффектного появления и хотелось бы избежать. Хватит и просто незнакомых кораблей…

Заправив бумагу в машинку, Хаецкий уже приготовился печатать, когда в кабинет ворвалась Этне, швырнула на стол какой-то журнал и заявила:

— Нет, вы только посмотрите на это!

— На что? — спросил Хаецкий, развернув журнал. — Мда… Подтверждение теории Гербигера о параллельных мирах?

— Именно. Нам надо торопиться — не сегодня-завтра Геббельс предъявит всем «инопланетных захватчиков», и тогда нам будет куда сложнее жить. Да, по непроверенной информации готовится вторжение немцев в континентальные английские владения.

Придумать новость хуже было сложно, хотя и возможно. Выругавшись про себя, Хаецкий ответил:

— А вот это очень глупо. По крайней мере, до тех по, пока они не покончат со Скандинавией. Если это верно, то нам необходимо узнать, почему они так торопятся и чем это грозит…

— Скорее всего, на них давят пришельцы, — Этне прохаживалась по кабинету. — Поверьте, я знаю немцев — они никогда не приняли бы Гитлера вот так, появившегося из ниоткуда и за три года проделавшего путь, на который у них самих ушло бы раза в три больше…Причем главное — именно что появился ниоткуда, без связей и рекомендаций, но с армией. Следовательно, пост он занял силой — и силой же заставил Рейхстаг поддерживать его решения. Это не так сложно, как может показаться — некоторых из членов Рейхстага я знаю лично, так что в их реакции уверена — но, насколько я поняла, в вашем мире он действовал иначе.

— Скорее, дольше, — поправил Хаецкий, — и осторожнее. Но тогда ему было и некуда спешить, а сейчас… Нацисты знают о нашем присутствии и прекрасно понимают, что с каждым днем у них все меньше шансов на успешное вторжение. Уже сейчас оно неизбежно обернется кровавой баней, и подставить под ядерные бомбы хиви не выйдет… Нет, для того, чтобы иметь хоть какие-то шансы, им придется сперва подмять под себя всю Европу как минимум, вот они и торопятся. И нам, вообще-то, тоже надо торопиться.

Хаецкий выдернул из машинки бумагу, собрал и запер все ненужное в сейф, подхватил со стола папку и сказал:

— Пойдемте, Хилленкоттер наверняка уже ждет.

Хилленкоттер не выглядел довольным — впрочем, Хаецкий сомневался, что причиной тому был он.

— Ваши предложения? — осведомился он на русском с ужасным акцентом.

— Господин адмирал, я достаточно освоила английский, — заметила Этне. — Так будет проще.

— Очень хорошо. Итак?

— У нас мало времени — информация о существовании параллельных миров выброшена в печать. В течение считанных дней кто-нибудь повторит эксперимент Гербигера и подтвердит его выкладки, после чего Геббельсу останется только заявить, что мы намерены захватить этот мир. До того, как последует это заявление, нам необходимо наглядно продемонстрировать, на чьей мы стороне. Полагаю, для этого наиболее эффективным будет высадка десанта в Норвегии при поддержке французских линкоров типа «Ришелье», а также прекращение маскировки направляемых на фронт соединений. Все это должно сопровождаться мощной, но неназойливой пропагандистской кампанией, организация которой лежит уже за пределами наших полномочий.

— Разумно, — оценил Хилленкоттер. — Ваша новая задача — отправиться в Скандинавию, оценить обстановку на месте и подготовить акцию.

— Эм… Так точно, товарищ адмирал! — на автопилоте выдал Хаецкий, ломая голову, зачем начальству проворачивать такой финт. — Это командировка или постоянное назначение?

— Командировка, — «товарища» Хилленкоттер пропустил мимо ушей. — Вашей основной задачей по-прежнему остается сбор и анализ данных о деятельности наци… Да, из Скандинавии возвратитесь в Архангельск.

— Так точно. Когда отправляться?

— Ближайшим рейсом в Мурманск, далее — по обстоятельствам, — Хилленкоттер потерял к подчиненным интерес. — Свободны.

— Так точно! — Козырнул Хаецкий и вышел.

Пройдя несколько шагов по коридору, Этне заметила:

— Оригинальная манера организовать работу…

— Адмирал, похоже, вообще оригинальный человек, — буркнул Хаецкий, — хотя понять его можно. У нас тут, конечно, не лето сорок первого, но все равно ничего хорошего. Спешка, будь она проклята, и опять никто не знает, куда бежать и за что хвататься… Можно подумать, они и впрямь какое-то колдовство используют!

— Да уж, действительно, — Этне поморщилась. — Так ловко использовать эффект неожиданности… Ближайший рейс, если не ошибаюсь, сегодня вечером? Значит, нам надо поторопиться.

— Никаких проблем, я даже вещи распаковать не успел.

Вообще-то, Хаецкий и не стал ничего распаковывать — все необходимое и так под рукой, а в то, что их задержат в Москве надолго, он не верил — и не зря, как оказалось. Суток не прошло, а они снова отправляются куда подальше… Причем на сей раз — на передовую. В Уппсалу, если немцы ее к тому времени взять не успеют… Что вполне возможно. Впрочем, пока что это совершенно бессмысленные рассуждения — сперва надо хотя бы до Мурманска добраться. Впрочем, как раз это проблемой не было… Проблемы начнутся уже в Швеции.

Кристер Сундстрем, фанъюнкер артиллерии, яростно закрутил маховики наводки, ловя в прицел танк. Непривычный, с сильно скошенным носом и длинной пушкой силуэт замер на секунду, и Кристер тут же ткнул кнопку спуска. Грохот, мягкий тугой удар по ушам — и двинувшийся было танк судорожно дернул башней и застыл, окутываясь сизым дымом. Клацнул открывшийся затвор, звякнула о булыжник выпавшая гильза, заряжающий загнал новый снаряд — и Кристер, стерев пот со лба рукавом, снова закрутил маховики.

Русская пушка была столь же непривычна, что и немецкие танки, но Кристера это не волновало уже давно — недели две как минимум. С тех самых пор, как молодой и любящий покрасоваться фанъюнкер обнаружил, что война — это ни разу не красиво, замечательная густая борода — предмет его гордости — жутко мешает, а замечательный новенький «Бофорс» не берет новые немецкие танки даже в борт. Да, с такими танками немцы вполне могли рассчитывать на легкую прогулку — как в Дании…

Не вышло. Шведы и норвежцы живо напомнили, почему вся Европа так боялась «Ярости Норманнов» и, несмотря на все немецкое превосходство, сумели неслабо потрепать врага. Наступление забуксовало, но все же продолжилось, за две недели докатившись до Нидароса и Упсалы…

Но тут в дело неожиданно вмешались русские — негласно, разумеется, но когда это они что-то делали в открытую? Так или иначе, но русские потихоньку предоставили скандинавам новые пушки, одну из которых фанъюнкер Кристер Сундстрем и наводил, танки — еще более странные, чем немецкие, и какие-то совсем уж чудные автоматические винтовки. Разумеется, не бесплатно, но фанъюнкеров, само собой, в такие детали не посвящали, да Кристер и не слишком этим интересовался — у него и своих проблем хватало. И главной из них были, естественно, немцы, которые останавливаться не желали.

Вслед за первым танком появился второй, тут же получивший снаряд, за ним — третий… И так далее. Если и не до бесконечности, то ненамного ближе. После десяти выстрелов — и десяти подбитых танков — немцы стали проявлять к его позиции нездоровый интерес. То ли маскировка посыпалась, то ли кто-то прикинул траекторию, но огонь явно сосредотачивался на нем, и скоро придется перебираться либо на запасную позицию, либо на тот свет. Ни то, ни другое расчёт не устраивало… А появившиеся гаубицы еще и вычеркнули из этого списка половину пунктов, пройдясь по второй линии и превратив ту самую запасную позицию в лунный ландшафт. Самое время подумать о том, можно ли протащить в Вальхаллу пушку…

Додумать эту замечательную в своем идиотизме мысль ему не дали нежданные гости — неожиданно появившиеся в небе самолеты. Очень странные самолеты…Серебристые машины с отведенными назад крыльями стремительно ворвались в собачью свалку над полем боя, прорезали ее, оставляя за собой хаос, развернулись и снова ворвались в бой, без усилий истребляя новейшие немецкие машины… У них были красные звезды русских на крыльях, но звезды какие-то неправильные, хотя Кристер и не смог бы сказать, чем именно — его снова отвлекли. И на сей раз не танки — снова самолеты. Самые обыкновенные винтовые истребители, ничего общего с тем реактивными чудищами, что сейчас рвали в клочья немцев, вот только пилонов под крыльями невероятно много. И, как будто этого мало, опознавательные знаки на них были и вовсе неведомыми — белая звезда в синем круге с красно-белыми «ушами», причем только на одном крыле, на хвосте какие-то буквы — Кристер не успел разглядеть, какие именно…

Странные самолеты промчались над головами, сделали горку над немецкими танками и засыпали их неимоверным количеством крохотных — не больше кулака — бомб. Они не могли пробить броню, никак не могли — но почему-то исправно пробивали. Танки вспыхивали, взрывались, некоторые — наиболее везучие — просто замирали, а из люков выскакивали танкисты… Все это заняло от силы минут пять — то есть на четыре минуты больше, чем фанъюнкер Кристер Сундстрем рассчитывал прожить.

И когда самолеты исчезли так же внезапно, как и появились, Кристер далеко не сразу понял, что наступление остановилось. Где-то кто-то стрелял, что-то взрывалось — но стычки постепенно прекращались, наступала тишина — и только тогда Кристер окончательно осознал: отбились. И неважно, как и с чьей помощью — главное, что Упсала снова устояла… Кристер снял каску, рукавом стер обильный пот, уселся на станину и приложился к фляге. Теплая, пропахшая антисептиком вода… Что может быть лучше?