Дорога судьбы (гет)

В день, когда погиб Пак Тхаран, случился переполох. Ын Квансан, молодой учёный, живший по соседству с семьёй министра финансов, заметил толпу наёмников, зачем-то покушавшихся на Пак Мичжу и её телохранителя Ким Шингвана. Молодой человек с благообразным лицом смотрел, как внезапно останавливались сурикомы и падали на землю, хотя погода была совсем не ветреной.

«Что происходит? — не понимал Квансан. — Госпожа Пак ёчжон? Нет, быть того не может! Их не существует! Это просто городская легенда».

Когда молодые люди убежали, и наёмники последовали за ними, Ын испугался и спрятался в своём доме. Его молодая жена, Ю Суиль, заметив прячущегося мужа, взволнованно спросила:

— Оппа, что происходит?

— На дом министра Пака напали наёмники. Они побежали за его дочерью и тем телохранителем. Спрячься! Вдруг они на нас покусятся.

— Какой кошмар! Хоть бы выжили... Так жалко будет, если они погибнут.

— Суиль, этот юноша очень смелый. Он защитит госпожу Пак, чего бы ему ни стоило.

Учёный и его жена смотрели в сторону пустующего дома министра Пака. Неожиданно к нему подъехали принц Ли Сукчжон, его «правая рука» Хон Чунгэ и толпа наёмников. Зачем-то глава убийц забрал с собой Хёнсук, и они отправились куда-то в сторону востока.

— Надеюсь, это всё, — дрожащим голосом сказала Суиль. — Надо доложить в бюро расследований, что убили министра финансов и похитили служанку.

Когда принц и его «псы» скрылись, Ын Квансан отправился в бюро расследований, и через некоторое время офицеры во главе с Ан Ханъёном обыскивали пустующий дом погибшего министра финансов. Два молодых человека в чёрных ханбоках, синих чонбоках и понгончжи осмотрели тело Пак Тхарана.

— Да, он умер от потери крови после того, как суриком перерезал сонную артерию, — изрёк молодой человек.

— Интересно, кто его убил? — недоумевал второй. — Знаю, что наёмники. Кто им дал приказ убить министра Пака?

Тем часом Чжан Пёнсон, молодой следователь, ученик Ан Ханъёна, расспрашивал Квансана об увиденном.

— Что вы можете сказать об убитом?

— Знаете, он был очень хорошим человеком. Он так заботился о своей дочери, что даже нанял для неё телохранителя. Он взял деревенского парня, владеющего оружием, предоставил ему кров и дом.

— Что вы можете сказать о его дочери Пак Мичжу, телохранителе Ким Шингване и служанке Хёнсук?

— Госпожа Пак довольно хорошая девушка, хоть и немного капризная, не очень хорошо относится к простым людям. Я хорошо знаком с Ким Шингваном. Он починил нам забор, наделал кучу заколок моей жене. И как человек он хороший. Такого искреннего и простого парня никогда ещё не видел. И я удивляюсь его терпению. Госпожа Пак его унижает, а он её защищает. Я видел, как они вместе побежали. Надеюсь, они с госпожой Пак выживут. А Хёнсук... Она хорошая девушка, только очень любит сплетничать с нашей служанкой.

— Куда они могли убежать?

— Это я точно не знаю, но их служанка рассказывала нашей, что они направляются в Ханманчжу. Возможно, они там. Кстати, их служанку Хёнсук похитил Хон Чунгэ. Не знаю, зачем он это сделал, но его нужно разыскать. Мало ли, что у этого человека на уме.

— Мы этим займёмся, а пока ответьте на один вопрос. У министра Пака были враги?

— Не знаю. Вроде кто-то на него покушался, раз министр Пак нанял телохранителя для дочери.

— Это уже интересно. Как вы думаете, кто это мог быть?

— Не могу сказать. Я с ним близко не общался. Наверное, это дело рук Хон Чунгэ. Я видел, как он похитил Хёнсук, служанку в их доме. С ним ещё был принц Ли Сукчжон. Не знаю, что их связывает, но думаю, что это они пришли посмотреть на место преступления. И ещё. Насколько я помню, Ли Сукчжон часто туда приходил. Он встречался с госпожой Пак.

— Знаете, — вмешалась Ю Суиль, — наёмники, которые напали на дом министра Пака и убили его, были одеты в тёмно-коричневые ханбоки, ткань которых чуть светлеет, когда на неё падают прямые солнечные лучи, а псы Хон Чунгэ, пришедшие с ним, были в тёмно-синих.

Чжан Пёнсон выслушал учёного и ушёл от него в недоумении. Записав его версию произошедшего, он направился в бюро расследований и доложил Ан Ханъёну:

— Офицер Ан, я допросил учёного Ын Квансана и его супругу Ю Суиль. Он сказал, что видел, как Ким Шингван и Пак Мичжу сбежали, а наёмники за ними гнались. Потом приехали Ли Сукчжон и Хон Чунгэ. Зачем-то они похитили служанку из дома министра Пака.

— Не думаю, что похищение служанки как-то связано с убийством министра Пака, — изрёк тридцатилетний офицер в чёрном ханбоке, красном чонбоке и понгончжи. — Если Хон Чунгэ наслал наёмников на дом министра Пака, то зачем ему похищать какую-то служанку? Не логичнее ли было бы убить и её, чтобы не было свидетелей?

— Не знаю. Вы же знаете, какие слухи бродят вокруг Хон Чунгэ. Он очень жестокий убийца. Он безжалостен даже к своим ученикам.

— Офицер Чжан, обвинения строятся на чётких доказательствах его вины, а не на слухах, сплетнях, подозрениях свидетеля или предвзятом отношении. Они должны основываться на реальных фактах и следах, найденных на месте преступления. Нельзя обвинять человека только из-за того, что про него ходят подобные слухи. У тебя есть чёткие доказательства, что это именно он убил министра Пака? Каковы мотивы этого убийства?

— Доказательство только одно — он был на месте преступления. К тому же он служит Ли Сукчжону. Наверняка это он отдал приказ убить Пак Тхарана.

— Это косвенное доказательство, офицер Чжан, — отрезал Ан Ханъён. — Есть доказательства, что это его наёмники? И какова цель этого убийства? Зачем Хон Чунгэ убивать министра Пака? И потом — судя по твоим записям в отчёте, ханбоки наёмников отличались по цвету. К тому же сам Хон Чунгэ ничего не сделает без приказа Ли Сукчжона. А какие мотивы могут быть у принца?

— Не знаю. Это у него спросить нужно. И потом — Хон Чунгэ мог подослать разных наёмников, чтобы запутать следы. Какие мотивы у принца? Наверное, Пак Тхаран мог не дать разрешение на свадьбу с его дочерью, поэтому принц его убил.

— Чжан Пёнсон, — с укором сделал замечание старший офицер, — я понимаю, что ты хочешь как можно скорее найти убийцу, но не нужно рубить с плеча. Его дочь, телохранителя и служанку мы не сможем допросить, ибо не знаем, где они сейчас находятся. Нужно расспросить остальных министров, чтобы найти убийцу. Помни, Чжан Пёнсон, что преступник далеко не всегда показывает своё истинное лицо. И он не всегда среди самых близких людей жертвы.

В этот же день до короля Ли Донмина и других министров дошли слухи об убийстве министра финансов Пак Тхарана, и офицеры из бюро расследований допросили каждого, получая один и тот же ответ от разных министров: ничего подозрительного не замечали, относились к нему положительно-нейтрально, убитый ни с кем не спорил, ни с кем не ссорился. Новый министр финансов ещё не назначен, и борьба за место в Государственном Совете отпадала.

Правитель Ачимтэяна пытался решить важные вопросы. Как поднять сельское хозяйство в стране? Как решить проблему с Тянся, неспокойным западным соседом, с которым долгие годы военное напряжение? И новая проблема — гибель одного из министров.

«Кто убил министра Пака? Кому выгодна его смерть? Кого назначить на должность министра финансов? Кто же это мог быть?» — несколько раз задавал сам себе самые острые вопросы Ли Донмин, не находя на них ответы.

— Офицеры из бюро расследований Ан Ханъён и Чжан Пёнсон просят аудиенции у Его Величества, — сказал евнух Чжехун, отвлекая правителя от тяжёлых мыслей.

— Пусть заходят, — отозвался король. — Как раз нужно кое-что у них узнать.

Чжехун поклонился пришедшим стражам порядка, и офицеры вошли в зал короля. Низко поклонившись, Ан Ханъён доложил Ли Донмину:

— Ваше Величество, мы занимаемся расследованием убийства министра Пака. Когда мы пришли в его дом и обыскали, его дочери, телохранителя и служанки не было дома. Как рассказал учёный Ын Квансан, после того, как Пак Мичжу и Ким Шингван сбежали куда-то в Ханманчжу, к дому подъехали Ли Сукчжон, Хон Чунгэ и другие наёмники. Хон Чунгэ похитил служанку из дома министра Пака, и они куда-то уехали.

— Вы что-нибудь подозрительное нашли в доме Пак Тхарана?

— Ничего особенного кроме сурикомов, которые валялись во дворе или застряли в деревянных столбах. Мы в его доме всё перерыли и в одной из книг нашли вот это письмо, которое он, возможно, оставил вам. Написано, что это Его Высочеству Королю.

Ли Донмин достал из конверта лист бумаги и прочитал предсмертное послание, написанное министром финансов:

«Ваше Высочество, я знаю, что скоро погибну. Причина этому — моё несогласие с министрами, придерживающимися консервативных взглядов. Их не устраивают новые порядки в Ачимтэяне.

Им не нужны умные крестьяне, знающие письменность, литературу, математику и другие науки. Они не хотят, чтобы более способные и умные крестьяне сместили их детей с подготовленных им должностей. Они говорили, что отрекутся от своих детей, если те вступят в брак с людьми из крестьянских семей, а не из родовитых знатных потомков.

Я до самой смерти буду придерживаться этой позиции. Знаю, что умру, но наша идея будет жить. Поэтому, Ваше Высочество, присмотритесь к людям, которые придерживаются консервативных взглядов на политику и на жизнь.

Один из них, Чха Гималь, жестокий человек. Его дочь Чха Юнхён сбежала от него с молодым человеком, прибывшим из деревни. Сейчас неизвестно, где они скрываются. У меня нехорошие предчувствия по этому поводу. Вдруг они убиты? Подозреваю, что именно он причастен к гибели Квон Хисока, той чольмёнской семьи, Ом Хёнчжина. Скоро он убьёт меня...

Моя дочь убежит с телохранителем Ким Шингваном. Вы должны знать кое-что. Моя дочь мне неродная. Перед смертью моя супруга Шим Чоныль призналась, что она похитила Мичжу из чрева её матери Мин Чжунхи, ибо та обладала необычными способностями. Возможно, моя дочь тоже ими обладает.

Ваше Высочество, вы должны остановить Ли Сукчжона. Наверняка он решил использовать Мичжу в своих личных целях. Возможно, Ачимтэяну грозит опасность. Спасите нашу страну от этих преступников. Наверняка они с Чха Гималем заодно».

Ли Донмин прочитал письмо. Он понимал, что подозрения Пак Тхарана не беспочвенны — король замечал, что Чха Гималь очень жестоко относился к своим слугам, старался продвинуть законы, ущемляющие крестьян, объясняя это тем, чтобы «чернь знала своё место». Несколько месяцев назад сбежала его дочь Чха Юнхён, которую министр обороны хотел выдать замуж за него, ещё наследного принца; она исчезла не одна, а с неизвестным конюхом родом из деревни Мальмён, славившейся большими ипподромами, по которым бегало множество лошадей. Где могут быть Чха Юнхён и её возлюбленный? На это король не мог дать ответ.

— Нам нужно будет проследить за Чха Гималем, — изрёк Ли Донмин. — Исходя из прочитанного письма, уверен, что это он заказал министра Пака.

— Ваше Высочество, мы будем готовы выполнить приказ! — отчеканил Чжан Пёнсон.

— Не торопитесь, офицер Чжан, — посоветовал король. — Это очень опасный человек. Нужно осторожно за ним следить, иначе мы подвергнемся опасности.

— Слушаемся, Ваше Высочество! — Офицеры откланялись, выказав почтение правителю.

Когда Ан Ханъён и Чжан Пёнсон отправились в бюро расследований, Ли Донмин не знал, что делать. Кроме письма Пак Тхарана у него не было никаких доказательств вины Чха Гималя, но и это была лишь подсказка. Но правильная ли она?

Король просматривал полученные послания от простого народа, и случайно наткнулся на книгу, на которой было написано «Моя борьба».

«Что это?» — недоумевал Ли Донмин и, открыв книгу, принялся изучать текст.

Написанное на первой странице не вызывало никаких подозрений; король продолжал читать, и во время изучения дневника его словно окатило ледяной водой и на него повеяло морозным холодным ветром. Иероглифы, сложенные в предложения, содержали такую жуть, отчего даже молодому правителю стало противно.

«Я обучаюсь в военной академии. Меня туда отправил мой отец, но у меня не получается сражаться с соперниками, хотя умею планировать стратегию ведения боя. Некоторые крестьяне, поступившие сюда, сражаются лучше меня. Это хорошо, когда есть ум и он связан с силой. Плохо, когда один человек умён, а другой силён. Как мне хочется быть таким же сильным».

«Они всё время смеются надо мной. Обзывают сопляком, унижают и оскорбляют. Недавно они меня избили. Сонсэн запретил этим животным меня трогать, но они продолжают бить меня. Недавно одного парня, сына знатной вдовы, два деревенских выродка заставили несколько часов стоять на присогнутых ногах и избивали, если он пытался встать. Ноги у него почернели из-за того, что там застоялась кровь. Ему отрезали ноги и виымбу, и вскоре он покончил с собой, ибо не знал, как ему жить, если не может ходить, если не может иметь детей. Мерзкие крестьяне! Довели парня до калечества, из-за чего он свёл счёты с жизнью, и даже не раскаиваются в содеянном? Неужели у этого зверья нет жалости?».

«Эти уроды меня доконают! Сволочи! Издеваются над людьми просто потому, что кто-то «слишком слабый» или «не разговаривает с другими». Всегда заступаюсь за таких, из-за чего попадает и мне. Ну ничего. Если вдруг я стану министром, то сделаю так, чтобы будущие воины не подвергались пыткам от своих же товарищей. В первую очередь нужно остановить призыв в королевскую армию крестьян, ибо они являются самыми главными зачинщиками подобных издевательств. Они звери, которых нужно ломать, ломать и ломать, чтобы слушались и делали только то, что им скажут. Если дать хоть немного воли этим зверям, то они и короля растерзают. Семьдесят лет назад король Ли Санкан уравнял всех в правах и обязанностях, позволил черни получать образование, занимать государственные должности, и с тех пор оценивают по заслугам, а не по происхождению. Именно происхождение говорит о характере и цивилизованности каждого человека. Даже если крестьянин станет знатью, то он не искоренит в себе эту дикость, которая ему присуща».

«Квон Хисок стал для меня бывшим другом. Просто потому, что женился на кисэн, которая решила стать женой и матерью. Кого может родить девица, которая много времени развлекала других мужчин? Узнал я многое о её семье. У её матери есть ещё две дочери от разных мужчин. Как можно создать семью с дочерью колэ? Она родит от него ребёнка и потом уйдёт от него. Но этот идиот слеп и глух. Эта колэ даже его родителей очаровала. Если бы я такую привёл к себе домой и сказал, что хочу жениться на ней, то мои родители меня бы вышвырнули. А этим идиотам всё равно на судьбу своего сына».

Ли Донмин изучал дневник и ощущал себя человеком, который долго рылся в выгребной яме. Куча записей, пропитанных ненавистью к определённой группе людей. В основном не из-за того, что крестьяне ему сделали что-то плохое — он их ненавидел из-за принадлежности к классу ниже среднего, считал их недолюдьми, от которых нужно избавиться. Всё написанные истории о нападениях крестьян на знатных людей было правдой, только выставляло всех жителей деревень озлобленными невежественными людьми, у которых умственное развитие на уровне диких животных; зато все богатые люди в его мире выглядят как благородные и добрые, страдающие от нападок злых сельских чудовищ.

«Единомышленник хёна? — задал сам себе вопрос король. — Я знал, что министр Чха не особо терпимо относится к крестьянам, но такого я от него не ожидал...»

Правитель продолжал изучать дневник. Было одно и то же, но кое-что заинтересовало Ли Донмина, и он внимательно прочитал запись.

«Квон Хисок предал нас всех. Когда министр Нам предложил ему взятку, чтобы тот спас его сына от смертной казни за убийство крестьянина, он отказался от денег и решил продолжить суд. Неужели эти звери важнее, чем сын министра Нама, от которого больше пользы вышло бы? Квон Хисок убил человека, который смог бы сделать Ачимтэян более процветающим. Но ничего. Он должен ответить за то, что подверг хорошего человека опасности из-за этой падали».

«Здорово было убивать всю его семью. Смотреть на смерть этой кисэн и этих двух выродков — одно удовольствие! Если его семья не избавилась от неё раньше, то я с радостью сделал это! Давно пора очистить мир от этой грязи, которая разрастается и разрастается повсюду».

Король читал записи о пытках, которым Чха Гималь подверг крестьянскую семью в Чольмёне, о жестоком убийстве супругов, Квон Хисока и Чон Ачжуна; министр обороны был расстроен, что ему не удалось избавиться от Юн Минбока и сына «двух мерзких крестьян», мальчика по имени Шингван. Ли Донмин был в ужасе — ему попал в руки дневник убийцы, где тот во всех подробностях рассказывал о своих «подвигах». Для него это были подвиги, но по закону Ачимтэяна это чудовищные преступления, которым нет и быть не может никакого оправдания.

Правитель дальше изучал дневник и узнал много нового о Пак Тхаране, министре финансов, который предлагал снизить налоговую нагрузку на крестьян и обеспечивать сельское хозяйство для его дальнейшего процветания. Ли Донмин был шокирован, читая записи об убийстве министра образования Ом Хёнчжина, продвигавшего идеи о приютах для детей-сирот с полным финансированием от государства.

«Попытался убить этого урода Пак Тхарана. Подослал нескольких наёмников. Думал, что они от него избавятся одним ударом, но какой-то оборванец из деревни его защитил. Он их разбросал одним ударом меча, а позже они с Пак Тхараном куда-то пошли. Вскоре узнал, что этот оборванец стал телохранителем для его дочери. Она та, кого правильно воспитали. Надеюсь, что она выживет этого паразита из их дома».

«Этот идиот Ом Хёнчжин плохо воспитывал своего сына, и тот постоянно общается с крестьянами и разными кисэн. Ему нравится слушать их игры на каягыме. Плохо, что не убил, а просто спугнул его сына, и он пропал в неизвестном направлении. Зато как наёмники его зарезали... На сей раз мне повезло — хотя бы от одного прокрестьяского чинуши удалось избавиться. Этим мелким выродкам нужен не приют. Их надо собрать вместе и массово казнить, чтобы они не наплодили себе подобных».

Ли Донмин изучал дневник и ещё больше поражался тому, какую ненависть выплёскивал Чха Гималь на всех крестьян. Король читал записи о его дочери Юнхён, которая сбежала с крестьянином. Он дошёл до записей о королевской семье и узнал, что министр обороны готов убить и его, чтобы занять трон и истребить всех крестьян, но на его пути стоит сын короля и наложницы, который тоже являлся человеком второго сорта из-за матери-крестьянки. Это и было последней страницей его дневника.

«Что я упустил в воспитании Юнхён, раз она сбежала с каким-то деревенским выродком? Чем ей не нравится наследный принц? Надо стремиться к лучшему, а не жить с животными. Но ей не нужна власть, она захотела любви. Нет никакой любви — есть только похоть. Самому было позорно испытывать такое желание к кисэн, но я сдерживал свои чувства. Зачем мне какая-то грязная колэ, когда есть прекрасная дочь министра? Да, я женился на ней не по любви, мне был неприятен её характер, мне хотелось её убить, но зато она из знатного рода, где нет примесей этой грязной крови животных. Только она убежала от меня, и я не знаю, где она сейчас живёт».

«Никогда не понимал королей, которые выбирают себе в наложницы крестьянок. И не противно с ними спать? Лучше бы Ли Дэён её с ребёнком из дворца выставил. А ещё лучше — убил бы обоих, чтобы избавить планету от черни, которая не приносит обществу ничего хорошего, а только уничтожает всё. Ли Сукчжон метит в короли, а сам является сыном личной королевской колэ, которую Ли Дэён взял из жалости. Бедная девочка из Бульгурымёна. Плохо, что сородичи мамаши Ли Сукчжона только руку ему сломали. Лучше бы убили его. Они же обожают это делать со всеми знатными и незнатными».

Ли Донмин сидел на троне и смотрел в потолок. Столько мерзости было написано в этом дневнике. Такого опустошения король не испытывал даже после чтения сказки-ужаса о Гу Санчжане, королевском страже, который заманивал маленьких детей в заброшенный дом, где пытал их: жёг ноги и руки, клал спиной на горящие угли, резал их тела «кошачьими когтями» из стали и делал много других страшных вещей, после чего убивал. Родители его жертв, крестьяне и знать, выследили его. Поняв, что в заброшенном доме никого, кроме Гу Сачжана, нет, они подожгли его, и убийца сгорел заживо. Но вскоре он стал являться во сны своих губителей в образе обезображенного огнём человека в форме королевского стражника, носящего «кошачьи когти» на правой руке, и те оказывались в том самом сгоревшем заброшенном доме. Когда Гу Сачжан убивал своих жертв во сне, они погибали и наяву от тех же ран. Противостоять ему смогли только Лим Нанчжу и Пак Вонки. Расставив в своём доме ловушки, в своём сне они схватили Гу Сачжана и вытащили его в реальный мир, проснувшись. При помощи ритуала им удалось отправить его в потусторонний мир, но убийца возвращался и не оставлял Нанчжу и Вонки в покое.

Вспомнив сюжет знаменитой «сказки на ночь», Ли Донмин понимал, что даже она не вселяла в него такой ужас, какой возник после чтения дневника Чха Гималя.

«Кроме дневника, написанного его почерком, у меня больше никаких доказательств нет. Возможно, он готовится убить меня. Я женился на крестьянской девушке, некоторые мои родственники тоже не являются знатными людьми. Нужно вести себя естественно, чтобы не вызвать подозрения».

Чтобы убедиться в правильности своих подозрений, правитель со своей королевой почти две недели без всякой охраны прогуливался по королевскому саду, освещённому летним солнцем. Хван Чжакму шла со своим супругом в красном тани с золотистыми узорами, синей чхиме, с причёской, украшенной большой шпилькой с цветными бриллиантами и другими заколками.

— Ваше Высочество Королева, как вам погода? — задавал вопрос Ли Донмин, рассматривая герань, цветущую на клумбе.

— Очень красиво, Ваше Высочество. Вы постарались, чтобы цветы украсили наш сад во дворце. Никогда не думала, что окажусь здесь.

— Я тоже не ожидал. Хорошо, что Ли Санкан изменил жизнь ачимтэянцев в лучшую сторону, и мы можем выбирать свою жизнь сами, без опоры на предрассудки. Почти девяносто лет лет такая благодать в стране.

Неожиданно на короля и королеву напали десять наёмников. Взяв своё оружие, Ли Донмин и Хван Чжакму принялись отбиваться от убийц. Король зарубил мечом двух наёмников, и те замертво упали, обагрив землю кровью; королева бросала кинжалы в наёмников, поцарапавших её руки и спину длинными лезвиями, и они мгновенно умирали, крича от невыносимой боли после попадания лезвия в глаз и в шею.

— Сзади! — крикнула Хван Чжакму, когда заметила убийцу за спиной супруга.

Ли Донмин получил резкий удар в спину и, развернувшись, отрубил наёмнику голову. Королева бросала кинжалы, и они попали в шею и в руку убийце, бежавшему к ней с мечом. Два наёмника напали на короля, и тот сражался с переменным успехом, уворачиваясь от них и пытаясь убить их. Получив царапины на руках, выбившийся из сил Ли Донмин всё же убил напавших: одного ударил мечом по животу, а другому пронзил живот насквозь.

Последний наёмник попытался убить королеву, но отрезал лишь кусок шёлковой ткани от тани; Хван Чжакму достала из низкого пучка волос тонкий кинжал, замаскированный под шпильку, сняла чехол с лезвия и проткнула напавшему руку этой иглой.

— Эта игла отравлена ядом фанмубичиан , и через полчаса ты умрёшь в страшных мучениях, — сказала с хитрой усмешкой королева. — Если хочешь получить противоядие, то ответь мне на вопрос — кто тебя подослал?

Наёмник рассмеялся королеве в лицо, и его щёки зашевелились, кровь потекла у него изо рта. Убийца опустил голову и упал замертво.

— Ты сам выбрал такой путь, — изрекла Хван Чжакму и, подбежав к своему мужу, расправившемуся с наёмниками, задала вопрос: — Вы как, Ваше Высочество?

— Всё хорошо, только меня немного ранили.

— Ваше Высочество, это ещё в старые времена к людям со шрамами относились с пренебрежением, а теперь более терпимо, ведь они не просто так появляются на теле, — улыбнулась королева.

Посетив королевского лекаря, обработавшего им раны, Ли Донмин и Хван Чжакму сидели в тронном зале и обсуждали нападение, случившееся минувшим днём.

— На нас напали, а мы так и не выяснили, кто нас заказал, — изрёк король. — Из всех доказательств виновности того, кого мы подозреваем, — это письмо с подозрениями от министра Пака и дневник министра Чха, где он рассказывал, как ненавидит крестьян, и описывал, как планировал убить меня.

— Мой отец говорил, что преступник не оставляет своих следов на том месте, где совершил злодеяние, — улыбнулась королева, — но если слишком много косвенных совпадений, подтверждающих его вину, то уже есть все основания для обвинения.

— Он может отрицать свою вину, но если у него в дневнике явно написано, что он ненавидит крестьян и всех, кто поддерживает прокрестьянство, описано наслаждение от убийств Квон Хисока, родителей Шингвана и Ом Хёнчжина. Причём почерк его. Я знаю, как он пишет. Если вскоре после убийства Пак Тхарана напали на меня, то тут уже есть повод задуматься. Я знаю, что он будет ждать, когда мы расслабимся, чтобы ударить снова.

— Нужно схватить его! — заявила Хван Чжакму. — Нужно самим напасть на него. Возможно, он себя выдаст.

На следующий день Ли Донмин, одевшись в белый ханбок, красное топхо и кат, отправился в бюро расследований и показал Ан Ханъёну дневник Чха Гималя. Прочитав его, офицер был неприятно удивлён ужасающим содержанием.

Вечером в тот же день офицеры во главе с королём направились к дому министра обороны, где Чха Гималь собирался готовиться ко сну. Стражи ворвались в дом и захватили преступника. Ли Донмин зашёл в дом схваченного министра обороны и, показав ему полный ненависти дневник, сказал ему:

— Министр Чха, вы арестованы. Завтра будет публичный королевский допрос.

Чха Гималь ничего не сказал, и офицеры отправили его в тюрьму. Утром должен состояться королевский допрос. Ли Донмина мучил только один вопрос — что он скажет в своё оправдание?

Наступил день королевского допроса. Привязанный к деревянному стулу Чха Гималь в белом ханбоке сидел перед правителем. Его лицо не выражало раскаяния, ужаса перед казнью или гнева; в его чёрных волчьих глазах читалась ненависть ко всему живому, желание воплотить «Великую Идею» в жизнь, но не вышло.

— Осуждённый Чха Гималь, ваш дневник был найден в письмах, которые мне передают подданные, — сказал Ли Донмин. — Кто-то передал его мне. Плохо спрятали сокровище, которое выдало вас, министр Чха. Говорить, что ваш почерк подделали, бесполезно. Бумага со старыми записями пожелтела, а чернила чуть побледнели, и это говорит о том, что вы писали в разное время.

— Думаешь, я буду отпираться? — зло спросил Чха Гималь, ухмыляясь. — Да, я хотел прикончить всех, кто поддерживает этих уродов из деревень. Я ненавижу крестьян потому, что они самое настоящее зло. Они не приносят пользу. От них один вред.

— Я читал все ваши манифесты, — заявил король. — Даже я не имею право решать, кому жить, а кому умирать на основании одного лишь происхождения. Но за все убийства и покушения вы должны понести наказание. На вашей совести смерть Квон Хисока, Но Суён, Квон Чханчжина, Квон Чхангана, Ким Хэнмёна, Чан Пинми, Чон Ачжуна, Ом Хёнчжина и Пак Тхарана. Так же вы виновны в покушении на Пак Мичжу, Ким Шингвана, Его Высочество и Её Высочество Королеву. И ещё. Вы оставили сиротой Ким Шингвана и изувечили ему лицо, а это членовредительство. Вы будете приговорены к смертной казни.

— Да мне всё равно! — продолжал ухмыляться преступник. — Я сдохну, но мои идеи будут жить. Не я, так кто-то другой истребит всех крестьян.

— У меня к вам вопрос, Чха Гималь, — продолжал допрос Ли Донмин. — У вас есть хоть немного жалости? Что вам сделал маленький ребёнок, что к его лицу нужно было приложить раскалённое железо?

— Зачем мне жалеть это крестьянское отродье? Этот выродок превратился бы в такое же чудовище, как и все эти крестьяне.

— И ещё. Чха Гималь, в своей проклятой теории ты не учёл, что крестьяне несут гораздо больше пользы, чем ты, кусок падали! Благодаря им ты жрёшь пипимбап, для которого они собирают рис и овощи, забивают коров и свиней, варят его и накладывают тебе в тарелку. Благодаря им ты живёшь в доме, сидишь своей задницей на стуле, спишь на перинах. А что сделал конкретно ты? Знаю, что ответа не получу. Уведите его в камеру для приговорённых к казни! — последний приказ был адресован двум королевским стражникам; те, кивнув, схватили бывшего министра обороны и отправили его в камеру.

Ли Донмин смотрел в сторону министров и был ошарашен. Преступник даже не испытывал и капли раскаяния за свои злые деяния. Король услышал разговоры министров, вспомнивших другие чудовищные преступления.

— Даже не ожидал, что работал с таким чудовищем, — заявил министр образования Нам Гунхо. — Как это было с дочерью главы королевской академии. Не ожидали, что она подружку закажет.

— Я ещё помню преступление, которое расследовал ещё мой отец, — поделился министр правосудия Кан Чжонхван. — Помните учёного Чжин Дамхо? Он преподавал ачимтэянский язык и литературу в королевской академии. Никто не подозревал, что, путешествуя по разным городам и деревням Ачимтэяна, он насиловал и убивал молодых женщин, в основном кисэн и крестьянок, и их тела находили в лесах. А он даже ещё наследного принца Ли Дэёна учил языку и философии.

— А помните Ко Мёнмана? — вмешался новый министр финансов На Ынмён. — Он был конюхом родом из Мальмёна. Никто и не знал, что в своём сарае он насиловал, пытал и живьём свежевал юношей. Говорят, что мёртвые мальчишки были седыми от ужаса!

— Самое ужасное — как тридцать лет назад в Бульгурымёне одну крестьянскую девушку Пак Чжону четыре парня целых сорок четыре дня насиловали и пытали, — продолжал наводить ужас Кан Чжонхван. — Причём так пытали, что королевским палачам и не снилось: жгли лучинки на коже, били палками, плетями, прутьями, кулаками, кидали ей в живот камни. Когда они проиграли ей в «Хато», привязали её к столбу и сожгли на костре. А всё потому, что она отвергла чувства одного из этих парней.

— Или как двадцать лет назад в Чольмёне одна старуха Хо Саннён заманила трёх девушек к себе в дом, попросив их донести до дома хворост или бэчу, — сгустил краски Нам Гунхо. — А у неё сын, Шин Анчжан, насиловал и пытал их. Когда одна из них умирала от пыток, они с мамашей из её плоти варили суп, делали хве, лепили из них манту, жарили пулькоги. Они сами это ели и заставляли других жертв закусить мясом подружки. Никто не подозревал, что происходит в их доме, пока одна старушка не позвала местных стражей порядка, ибо чуяла, что там что-то неладное. У него там, в погребе, нашли уже прогнившую голову девочки и тело без ног, рук и головы. А в комнате была одна из трёх девочек, Кан Хиран. В лазарете она рассказала, что с ней случилось, но на следующий день умерла.

— Зачем вы вспоминаете эти ужасы? — недоумевал Ли Донмин, слушая министров.

— Знаете, Ваше Высочество, — объяснил Кан Чжонхван. — Просто всех этих чудовищ объединяет то, что они совершали такие зверские убийства и были уверены, что их не поймают. И они получали удовольствие, причиняя боль тому, кто не может себя защитить.

— Эти чудовища живут среди нас и не отличаются от других людей, совершают свои преступления тайно, отчего мы не можем сразу их поймать, — продолжил мысль король и отправился в покои.

Прошло несколько дней, и казнь через повешение бывшего министра обороны Чха Гималя состоялась. За неделю до приведения приговора в исполнение Ли Донмин получил новости — его старший брат прибыл в Ханманчжу.

— С Чха Гималем покончено, и теперь у нас новое дело, — изрёк король своей супруге, сидя в тронном зале. — Нам нужно остановить моего брата, пока он не наделал что-то.

— Нам тоже нужно поехать в Ханманчжу, — сказала Хван Чжакму. — Мы должны остановить Сукчжона, пока он нас не сверг.

— Хён это может устроить. Он умеет убеждать людей, чтобы они шли за ним. Умеет внушать им нужные мысли. Скольких наёмников он привлечёт, чтобы Хон Чунгэ их обучил? И вдруг по пути мы встретим Шингвана. Он точно сможет нам помочь.

Этой же ночью король и королева оседлали коней, отправились на восток и спустя два дня очутились в Чонсанмёне. Медленно проезжая по деревне, Ли Донмин заметил знакомое лицо.

— Ваше Высочество, вы приехали? — задал вопрос молодой человек, низко поклонившись.

Спустившись с коней, король и королева зашли в дом, где кроме самого хозяина дома были Чжин Ёнби, Лим Намчжун, Мин Кансун, Кан Чжеби и Чха Юнхён. Друзья Сонки дружно поднялись и поклонились правителю и его супруге. Дочь министра обороны затравленно смотрела на короля и словно пыталась закрыться от него, стать маленькой и спрятаться там, где её не найдут.

— Ваше Высочество, мы не ожидали, что вы прибудете к нам, — заявил Намчжун.

— Я слышала, что отца казнили, — дрожащим голосом прошептала Юнхён, девушка лет восемнадцати, одетая в бирюзовую чогори с тёмно-синими манжетами на рукавах и воротнике и в малиновую чхиму; её низкий пучок украшала медная шпилька с наконечником из бирюзы.

Ничего не говоря, Чха горько заплакала. Можно было подумать, что девушка оплакивала отца, но её душили слёзы из-за нахлынувших воспоминаний: Юнхён вспоминала всё плохое, что ей сделал этот человек. Он её бил, унижал по любому поводу, запрещал ей дружить с другими детьми, не разрешал ей изучать ачимтэянский язык и литературу, требовал учиться этикету, готовя её в жёны принца.

Однажды, поссорившись с отцом, Чха выбежала из дома и ходила по улицам Нунбушина, где встретила конюха Чжин Ёнби. Юнхён помнила этот день, освободивший её от гнёта отца-тирана. Девушка бежала по ночной улице Нунбушина, куда глаза глядят.

— Вам помочь? — задал вопрос незнакомый ей юноша.

— Нет! Не надо мне помогать! — отрезала Чха и захотела вернуться домой, но остановилась, ибо почувствовала боли в спине от ударов плетью, которыми недавно «наградил» её отец из-за того, что у него было плохое настроение.

Незнакомец смотрел ей вслед. Юнхён обернулась, кинула взгляд на молодого человека и горько заплакала. Ничего не говоря, юноша забрал её себе и обработал все её ушибы с царапинами, которые нанёс ей «любящий» отец. Поняв, что Чжин Ёнби не желает ей зла, Чха сбежала с ним в Чонсанмён и вскоре вышла за него замуж лишь из-за протеста отцу. Юнхён до сих пор боялась незнакомых людей. Вдруг их подослал её отец, чтобы вернуть сбежавшую дочь и сурово наказать за побег из дома?

— Да, ваш отец убийца, поэтому был приговорён к смертной казни, — изрёк Ли Донмин и опустил голову. — На его совести гибель Квон Хисока, Но Суён, Квон Чханчжина, Квон Чхангана, Ким Хэнмёна, Чан Пинми, Чон Ачжуна, Ом Хёнчжина и Пак Тхарана. Ещё он покушался на Пак Мичжу и на нас с королевой, изуродовал лицо Ким Шингвану и жестоко обращался с вами, Чха Юнхён.

Девушка заплакала ещё горше, закрывая лицо руками. Ёнби успокаивал жену, обнимая, гладя её плечи, и приговаривал:

— Ты не виновата, что твой отец убийца. Я знаю, что ты не такая, как он.

— Но как мне теперь Сонки-оппе в глаза смотреть? Мой отец убил его отца. Лучше мне умереть, чем жить, осознавая это.

— Хён, — обратился к Ому Кансун, — ты не сердись на неё. Она тоже пострадала от своего отца. Она ни в чём не виновата. Не мсти ей.

— Я знаю, поэтому не собираюсь опускаться до её отца и мстить этой бедной девочке, ибо ей и так от жизни досталось, — ответил Сонки и обратился к Ли Донмину: — Ваше Высочество, Ким Шингван и Пак Мичжу не так давно были здесь. Они направляются в Ханманчжу.

— Мы тоже едем туда, — изрёк король. — Мой хён уже там. Не знаю, что он собирается сделать, но его нужно остановить. Вы со мной? Теперь вы можете передвигаться свободно и не бояться за свою жизнь.

— Мы с вами, Ваше Высочество! — хором воскликнули музыканты, кисэн и Юнхён.

На следующий день молодые люди все вместе отправились во вторую столицу Ачимтэяна; спустя неделю король, королева и их спутники приближались к Ханманчжу.

— В резиденцию идти опасно — там мой хён, и поэтому нас не ждёт тёплый приём, — изрёк Ли Донмин. — Нам нужно скрыться.

— Я знаю, где можем спрятаться, — изрёк Намчжун. — Там моя тётя работает служанкой. Она была женой Чон Ачжуна.

Сказав это, Лим направился в сторону леса, и остальные последовали за ним, добираясь до тайного убежища.

Мичжу кое-как свыклась с ужасной правдой о своём рождении, которая ей открылась через воспоминания; чтобы не думать об этом, Пак пыталась отвлечь себя готовкой и чтением новой книги, которую Шингван забрал для неё из дома, где живёт его приёмная семья. Мичжу читала Хёнсук роман о пятерых ёчжон, сражавшихся со злодеем Пак Хэчжуном, стремившимся захватить город.

— Интересное начало, — улыбнулась служанка, слушая голос госпожи. — Жутко представить себе того человека со шрамами от ожогов и порезов. Каково же Мин Асану и его друзьям сражаться с ним?

— Я видела, как Шингван-оппа плакал над этой книгой, когда он читал про отца Мин Асана. Как же это грустно, что у него было такое тяжёлое детство, раз любое упоминание о его или чьих-либо других родителях доводит его до слёз.

Продолжив читать роман, Мичжу не заметила, как вошёл Шингван. После тренировки с Чунгэ Ким чувствовал себя уставшим, но довольным. Подойдя к Пак, юноша задал девушкам вопрос:

— Мичжу, нуна, вы не хотите завтра научиться кататься на конях? Хён-ним обещал, что научит нас ездить верхом.

— Я хотела научиться, но отец не разрешал, — сообщила Мичжу. — Боялся, что я упаду и что-нибудь сломаю.

— Ничего страшного, — ответил Шингван. — Поначалу я боялся, но хён-ним подбадривал меня. Говорил, что нужно держать спину прямо, следить за направлением коня и самое главное — не бояться. С конями нужно просто быть добрыми.

— Посмотрим, — улыбнулась Пак и обратилась к Хёнсук: — Онни, завтра пойдём учиться кататься на конях? Хочешь?

— Я боюсь, — сказала служанка. — Боюсь, что упаду.

— Нуна, мы тебе поможем. Хён-ним поддержит тебя.

— Хорошо. Нужно же уметь что-то ещё кроме готовки и уборки. Читать я так и не научусь из-за расплывающихся перед глазами букв. Нет, я просто не могу читать.

— У тебя нандокчжын , онни, — изрекла Мичжу. — Ты просто не можешь освоить иероглифы на бумаге, поэтому тебе трудно научиться читать. Зато ты можешь быть сильна в другом. Ты вкусно готовишь. Если захочешь, то научишься кататься на коне.

Наступил новый день. Молодые люди отправились на небольшой импровизированный ипподром, где их ждали четыре гнедых коня. Шингван взял Мичжу на руки и усадил её на седло; волнуясь, Пак вцепилась в поводья и наклонилась вперёд.

— Не бойся, Мичжу, — говорил Чунгэ, стоявший рядом. — Выпрями спину. Сиди ровно и смотри прямо. Это самое главное в верховой езде.

Ким забрался на своего коня, и тот медленно шёл, ступая подкованными копытами по песку. Хёнсук со страхом смотрела на животное и боялась сесть на него. Передав узду коня Мичжу в руки Шингвану, Хон взял возлюбленную на руки, усадил её на седло и сам забрался на своего скакуна. Служанка сжалась от страха, но Чунгэ, держа поводья, погладил девушке руку и сказал:

— Расслабься и выпрями спину. Всё будет хорошо. Ты скоро научишься.

Сидя на конях, молодые люди медленно передвигались по ипподрому. Мичжу чувствовала себя более расслабленно; выпрямив спину и глядя чётко вперёд, Пак ощущала себя принцессой, въезжающей со своим верным телохранителем во дворец.

— Оппа, я не думала, что это может быть так интересно! — говорила счастливая ёчжон. — Это просто сказка! Хочу продолжать учиться кататься.

Хёнсук поначалу боялась упасть с коня но, глядя на уверенного в себе Чунгэ, гордо восседавшего на своём скакуне, поняла, что это не так страшно, как кажется, выпрямила спину и, ощутив лёгкость во всём теле, направилась вслед за любимым. Глядя, как служанка постепенно осваивалась с конём, Хон ощущал радость, что его любимая девушка улыбается, начиная управлять скакуном.

Спустя некоторое время молодые люди устали от долгой езды. Идя в дом, Мичжу делилась впечатлениями с Шингваном:

— Оппа, ты не представляешь, как это прекрасно — ездить на коне и слышать шум ветра.

— Я тоже не ожидал, что мне понравится кататься на лошади, — ответил Ким. — В Чольмёне не было возможности научиться, а в Нунбушине времени не было. Не думал, что мне это пригодится.

— А теперь ты увлёкся, и тебе понравилось, — вставил Чунгэ и обратился к возлюбленной с вопросом: — Хёнсук, как тебе новые впечатления?

— Мне понравилось, — улыбнулась служанка. — Поначалу было страшно, а теперь так интересно. Когда же ещё такой шанс выпадет?

— Ты так красиво смотрелась на коне. Такая гордая, величественная, — говорил комплименты Чунгэ, чем смутил Хёнсук.

— Мичжу, ты словно принцесса на коне! — хвалил возлюбленную Шингван. — Ты всегда красивая. Но какой прекрасной ты была, когда каталась на коне.

— Ты тоже выглядишь таким воинственным, когда едешь на коне, — говорила Мичжу, гладя его руку.

«Какая милая пара... — думала Хёнсук, глядя на госпожу и телохранителя. — Мы с Чунгэ-оппой тоже счастливая пара, только я не чувствую к нему любви».

Служанка взяла Хона за руку, и тот крепко сжал её ладонь, не желая отпускать. Молодые люди были так счастливы, и даже Сукчжон не мог омрачить им эти приятные моменты своей готовностью напасть в любую минуту.

Длилась такая идиллия долго и казалась такой бесконечной. Всё это время Чунгэ и Шингван сражались на мечах, тренируя навык битвы, чтобы сразить толпу наёмников Сукчжона; Мичжу и Хёнсук помогали Чжисон на кухне; вечером молодые люди все вместе учились у Хона кататься на конях. Пак общалась со своим отцом, и тот делился с ней разными тайнами и воспоминаниями о былых временах, когда был молодым стражем и игрецом на каягыме, когда они с Мин Чжунхи мечтали о счастливых днях. Отцу и дочери не хотелось думать, что светлые мечты молодых супругов были навсегда разрушены алчностью озлобленной и разбалованной богатой девицы.

Однажды Шингван прогуливался с Мичжу по лесу, и им навстречу выскочили шестеро всадников. Ким узнал их — это были король и королева Ачимтэяна, те самые музыканты; кисэн, пытавшаяся его соблазнить, обнимала сзади Сонки, чтобы не упасть с коня; перед Ёнби сидела девушка, показавшаяся Пак смутно знакомой. Телохранитель поклонился правителю и его супруге со словами:

— Ваше Высочество, Ваше Высочество Королева, добро пожаловать в наше секретное укрытие.

Мичжу сделала поклон и присмотрелась к лицу девушки, и её осенило. Это же дочь убийцы одного её самого близкого человека, который не был ей отцом, но растил как родную. Пак почувствовала глухое раздражение. Она понимала, что эта девушка ни при чём, но не могла совладать с нарастающим гневом в своём сердце.

— Я знал, что ты придёшь в Ханманчжу, — изрёк Ли Донмин, — только не думал увидеть тебя в доме господина, у которого работает служанкой Чжисон, тётка Лим Намчжуна

— Правда? — удивился Шингван. — Неожиданно было встретить вас здесь. Рад, что вы приехали.

Ким и Пак проводили гостей в большой деревенский дом Чхве Киндэ. Путники после долгой дороги перекусили, приняли ванну и отправились в комнаты отдыхать. Решив не тратить время зря, король направился в комнату Чхве Киндэ, где глава «Ёнккори» словно ждал его. Поклонившись, Ли Донмин сказал:

— Господин Чхве, я прибыл в Ханманчжу, чтобы остановить моего хёна Ли Сукчжона. Пока не знаю, что он задумал, но уверен, что его нужно остановить.

— Ваше Высочество, я знаю, что он задумал. Он хотел убить Ма Дамчхи, чтобы занять его место градоначальника, но Хон Чунгэ не сделал это. Потом он собирался свергнуть вас с трона и убить Королеву-мать и Королеву у вас на глазах.

— Я ожидал от своего хёна что угодно, но чтобы это. Кстати, Хон Чунгэ... Я его видел здесь. Он с нами?

— Да, теперь он с нами, — сообщил Чхве Киндэ. — Я поговорил с ним, и он решил перейти на нашу сторону. Он был с Ли Сукчжоном из жалости, но теперь понял, что он его просто использует, поэтому он переметнулся к нам.

— Как бывает невыносимо больно верному псу, когда его предают, — прокомментировал король.

— Он спас Шингвана, Мичжу и Хёнсук, — рассказал глава «Ёнккори». — Он не позволил Ким Шингвану умереть, хотя Сукчжон приказал ему убить его. Он поддерживал Хёнсук, когда Сукчжон унижал её. Мичжу... Он избавил Мичжу от тяжёлой жизни с этим тираном.

Ничего не говоря, Ли Донмин протянул Чхве Киндэ прощальное письмо от Пак Тхарана; прочитав его, отец Мичжу задал вопрос:

— Вы никому не сказали о секрете Мичжу?

— Я об этом никому не говорил. Всё равно никто не поверит. Поначалу решил, что это выдумка, но вспомнил, что хён всё время отвергал О Хэналь, которая была в него влюблена. Ему хотелось жениться на королеве в соседнем государстве. Ни больше, ни меньше. Но почему-то ему понравилась Пак Мичжу. Тогда я не понимал, почему хён выбрал Пак Мичжу, а не О Хэналь, которая была влюблена в него? Пак Мичжу красивая, О Хэналь тоже была красивая; Пак Тхаран министр финансов, а О Ёнчхан глава королевской академии. Но после этого письма всё понял. Она ёчжон, поэтому он стремится жениться на ней. Она была влюблена в него. Министр Пак и я говорили Ким Шингвану, чтобы он оберегал Мичжу от него.

— Во время дороги она полюбила Ким Шингвана, — изрёк Чхве Киндэ. — Когда она после того путешествия вновь встретила Сукчжона, поняла, что он ей неприятен, но ей нужно было узнать его планы. Она, Хон Чунгэ и Хёнсук сбежали. Ким Шингван им немного помог.

— Я не ожидал такого поворота событий. Не думал, что встречу настоящую ёчжон. Не думал, что встречу вживую Чхве Киндэ, который остался жив, хотя по бумагам утонул в водах Хвагикана. Я не ожидал, что Пак Мичжу окажется ёчжон и ещё вашей дочерью. Теперь понятно, из-за чего погибла ваша жена. Из-за алчности Шим Чоныль. Она уже себя наказала. Я должен вам сообщить, господин Чхве, одну новость. Я нашёл и наказал убийцу Квон Хисока с его семьёй, Ом Хёнчжина, Пак Тхарана, Чон Ачжуна, родителей Ким Шингвана. Это Чха Гималь. Я читал его дневник. Это чудовище, которое лишь внешне человек, даже не раскаивалось в содеянном. Он напоминает Эдолфа Гилберта из Маритаима, который семьдесят лет назад создал свою империю и решил, что в этом мире есть место только голубоглазым блондинам, а нас не должно быть. Он сжигал людей в огромных печах, пытал их. А учёный Джозеф Милтон ставил бесчеловечные опыты на людях. Эдолф Гилберт и его прихвостни плохо закончили — они приняли яд, когда поняли, что проигрывают сариматийцам, которые боролись с ними и победили. Чха Гималь ничем не отличался от него, только в его мире крестьянам не было места.

— Его дневник предоставил вам Хон Чунгэ, — сообщил глава «Ёнккори». — За день до гибели Пак Тхарана он обыскивал дом Чха Гималя, ибо подозревал его в преступлениях. Убивать его не стал, иначе будут непонятны его грехи. Он видел, как вы начали управлять страной, и тайно обыскав его дом, украл оттуда его дневник. Когда Мичжу прикоснулась к его руке, увидела, как Хон Чунгэ читал эти паскудные записки сумасшедшего. Больше всего его поразила гибель родителей Ким Шингвана. С каким наслаждением этот нелюдь описывал, как жёг мальчишке лицо. Сообщи им эту новость. Они должны точно знать, что с убийцей покончено, и он больше не тронет их.

Поклонившись, король вышел из комнаты в лёгком шоке. От такой правды у него закружилась голова. Это было невозможно. Ему хотелось думать, что всё это сон, что всё это привиделось, но это был не сон — это была жуткая и сама по себе абсурдная правда. С этими мыслями Ли Донмин встретил Шингвана с Мичжу и прокомментировал:

— Когда подъехал и увидел вас, даже удивился, что вы теперь любите друг друга. У меня для вас радостная новость. — С этими словами король показал Пак предсмертное письмо её отца.

Девушка читала письмо. Когда дошла до строк, где раскрывался главный секрет Мичжу, она почувствовала, как по щеке невольно покатилась слеза.

— Отец... Вы знали, что я не ваша дочь, но воспитывали меня... Знали мой возможный секрет, но никому, кроме короля, не рассказали его...

— Значит, того подонка, что убил моих родителей и других ни в чём не повинных людей, казнили, — заявил Ким. — Жаль, что я не видел, как он сдыхал. Я бы посмотрел в его глаза, когда он висел в петле и мучился в агонии. Видимо, даже это не залечило бы мою рану, и она теперь всю жизнь будет болеть, когда вспомню родителей.

— Оппа, я тебя понимаю, — вмешалась Мичжу. — Когда Шим Чоныль повесилась, я плакала, ибо считала её своей мамой. Но когда узнала правду о своём рождении, понимаю, с какой страшной болью началась моя жизнь. Шим Чоныль сама себя наказала, но этот шрам на душе навсегда останется со мной, и его не залечишь.

— Мичжу, давай просто вспоминать наших родителей добрым словом, — изрёк Шингван. — Они не обрадуются, если мы будем постоянно плакать. Их убийцы получили своё наказание. А мы будем жить дальше без оглядки на прошлое. Что скажут наши родители, если увидят, как мы грустим?

— Ты прав, оппа, — улыбнулась Пак, взяв его за руку и гладя его ладонь.

Ли Донмин направился в свои временные покои. Мичжу и её телохранитель направились к балкону, и им навстречу шла Юнхён. Пак вспоминала её, но ничего хорошего не могла воскресить в своей памяти: ещё в раннем детстве Чха не хотела с ней дружить и всё время хвасталась новыми куклами или платьями, которые сшила ей няня, и сравнивала себя с другими в свою пользу, что раздражало Мичжу.

— Пак Мичжу, это точно ты? — задала вопрос Юнхён и прокомментировала увиденное без капли иронии: — Неожиданно, что ты влюбилась в телохранителя. Вы так красиво смотритесь.

— Да? Думала, что ты начнёшь острить и сравнивать моего оппу со своим.

— Думаешь, теперь это мне интересно? Кстати, Мичжу, прости меня за то, что мой отец убил твоего. И ты, телохранитель Ким, прости меня за то, что мой отец замучил и убил твоих родителей, а тебе оставил этот шрам.

— Госпожа Чха, вы не виноваты, что ваш отец оказался таким чудовищем. Насколько мне известно, он и вас постоянно унижал и колотил. Вы такая же его жертва, как и я.

Ничего не говоря, Юнхён заплакала от нахлынувших воспоминаний о постоянных издевательствах, оскорблениях и унижениях, которые постоянно терпела от отца; Мичжу погладила её по голове и утешала девушку:

— Я никого ни с кем не сравниваю, поэтому не плачь. Ты ни в чём не виновата. Ты не стала такой, как твой отец. Кстати, как ты вышла замуж за Чжин Ёнби?

— Он нашёл меня, когда я сбежала из дома и плакала от обиды. Ёнби-оппа лечил мои раны и отвёз меня к лучшему другу Сонки-оппе, с которым познакомился ещё в Нунбушине. Эта кисэн Кан Чжеби попыталась к нему пристать, но Ёнби-оппа не поддался. Какой был ужас, когда мы узнали, что мой отец убийца; но какое было счастье, когда этого нелюдя казнили. Мне было стыдно перед Сонки-оппой так же, как перед вами.

— Всё позади. Он вас не тронет, госпожа Чха, — изрёк Шингван.

— Как тебе твой оппа? — задала вопрос Мичжу, решив отвлечь девушку от мрачных воспоминаний.

— Он хороший человек, он заботится обо мне и всегда защищает меня, но я его не люблю. Мы с ним мало знакомы, а замуж вышла только для того, чтобы сделать отцу назло. Думала, что в браке почувствую себя такой защищённой, только боялась, что отец нас с оппой убьёт.

— Знаешь, онни, я своего оппу поначалу четыре года недолюбливала, а потом, когда он столько для меня сделал, поняла, что жить без него не могу. Возможно, и к тебе это придёт со временем.

— Надеюсь. Сейчас мне нужно идти. Мой муж ждёт.

Юнхён отправилась к себе с ощущением, словно камень с плеч упал. Мичжу смотрела ей вслед и говорила:

— Вот бы ещё Аксан-онни так встретить. Уже столько времени живу в Ханманчжу, но так её и не встретила, потому что не знаю, где она сейчас живёт. Возможно, она так же сбежала от своего отца, ибо тому вряд ли понравится зять-крестьянин.

— Возможно, ты её скоро увидишь. Может, она тоже, как и мы, где-то скрывается, когда узнала, что на её отца покушаются.

— Мне с тобой, Чунгэ и Хёнсук хорошо, но так хочу узнать, как Аксан-онни живёт сейчас. Счастлива ли она с мужем-плотником?

— Скоро мы это узнаем, — улыбнулся Шингван и, обнимая Мичжу, отправился с ней в их спальню.

С хитрой улыбкой Пак закрыла дверь на ключ, чтобы им никто не помешал, чтобы никто не нарушил их покой. Ким обнял девушку и, гладя её щёку, крепко целовал; она ласкала его шею кончиками пальцев, вцепилась в его волосы и, взъерошив их, развязала повязку на голове и распустила его высокий хвост. Шингван крепко целовал её подбородок и шею сверху донизу и прервал ласку. Гладя его длинные жёсткие волосы, Мичжу коснулась губами его щеки и прошептала:

— Стань моим первым мужчиной. Знаю, что мне будет больно, но я готова к этому. Не бойся причинить мне боль — потом всё будет хорошо. Я хочу быть с тобой.

Ничего не говоря, Ким развязал и снял с девушки чогори, обнажая её бюст, прикрытый цветным корсетом для женской груди; Пак сняла с него пояс, топхо и, скинув рубаху, открыла его подтянутый торс. Глядя на шрамы, украшавшие его живот, Мичжу гладила их, стараясь не вспоминать тот момент, когда чуть не потеряла своего любимого телохранителя; Шингван легонько сжимал её грудь, прикрытую тканью, нащупывая самую чувствительную часть, отчего девушка ощутила небольшое смущение и лёгкое желание. Влюблённые потянули завязки на чхиме и пачжи и сбросили с себя одежду.

Молодые люди разделись донага. Шингван уложил Мичжу на татами и целовал её шею, ключицу, спускаясь ниже и ниже, пока не дошёл до груди. Пак гладила его голову, ероша волосы, и ощущала нарастающее удовольствие внизу живота, когда Ким по очереди ласкал её соски, щекоча их языком, чтобы доставить любимой больше наслаждения.

Оторвавшись от её сосков, Шингван целовал ложбинку меж её грудей и, поглаживая талию, ласкал губами плоский живот, пока не добрался до самой нежной части её тела. Кончиком пальца Ким гладил лоно девушки, водя по нему кругами, медленно доводя её до пика; глядя, как любимая наслаждалась его ласками, юноша ощутил сильное возбуждение и страстное желание заполнить её собой. Чувствуя надвигающееся удовольствие, Мичжу согнула колено, поддалась вперёд, двигая бёдрами, извиваясь словно змея, и, когда её ноги задрожали, постепенно достигла финала; Ким ощутил, как пролился сам, без каких-либо прикосновений, наблюдая, как любимая наслаждалась его лаской.

Придя в себя после пика, Шингван развёл девушке ноги и, наклонившись к ней, приподнял бёдра, крепко поцеловал лоно, ощущая сладкий для него вкус возлюбленной, и щекотал его языком, водя кругами; Мичжу выгнула спину как кошка, вцепилась в волосы возлюбленного, и тихий стон вырывался из её уст. Разумом Ким понимал, что сделает больно любимой, но страсть затмила все его мысли, и он вновь чувствовал непрерываемое наслаждение и желание в своей плоти, готовое вырваться из него. От его нежных ласк девушка снова дошла до финала и сомкнула ноги, сжимая голову юноши. Оторвавшись от её лона, Шингван снова целовал Мичжу, отвлекая её; она ощутила вкус своего тела на его устах и ответила на ласку. Ким очень медленно, без резких движений входил в неё, и Пак напряглась от ожидаемой боли.

— Расслабься и успокойся, — шептал ей на ухо юноша. — Знаю, что тебе неприятно. Потерпи.

Чувствуя его в себе, Мичжу вскрикнула, словно в неё воткнули острый нож, и на её глазах невольно появились слёзы. Шингван не отпускал её, чтобы любимая привыкла к новым для неё ощущениям.

— Прости, — прошептал Ким. — Знал, что сделаю тебе больно, и всё равно пошёл на это.

— Я рада, что это сделал ты, — ответила Пак, стараясь расслабиться.

Когда боль медленно отступила, Шингван медленно вышел и снова не торопясь вошёл в неё, стараясь быть нежным для любимой; Мичжу расслабилась и вцепилась в неровную от шрамов кожу спины своего телохранителя, оставляя на ней небольшие царапины. Ким двигался медленно и плавно, наслаждаясь необычными для него первыми моментами нового опыта в близкой любви; Мичжу не двигалась и получала лёгкое удовольствие от его медленных ласк; стон вырывался из её уст, словно её душа пела. Юноша гладил её талию, помогая ей попасть в его ритм, и постепенно ускорял движения, отчего неторопливо приближался к финалу. Пак чувствовала медленно нарастающее возбуждение и сама ускорила движения бёдрами, не попадая в его такт.

Потеряв над собой контроль, Шингван ощутил, как его ритм стал резким; вскрикнув от внезапно поразившего его подобно молнии пика удовольствия от близкой любви, Ким с большой неохотой медленно покинул её лоно. Почувствовав дрожь в ногах от нахлынувшего наслаждения и тепло от его семени в себе, Мичжу достигла финала, от которого чуть не потеряла сознание, громче застонала, отпустила любимого и ощутила сладкую истому от первого опыта. Пак не могла понять, что с ней происходило; перед её глазами плыли цветные пятна. Тяжело дыша от усталости и переизбытка гаммы чувств, Мичжу не могла подняться. Ким погладил её лоб, на котором выступила испарина, и прошептал:

— Надеюсь, что тебе было хорошо со мной.

— Я многое пока не понимаю, — тихо проговорила Пак.

— Ничего страшного — вместе мы постепенно научимся близкой любви.

Мичжу обняла Шингвана и гладила его спину; укрывшись одеялом, Ким заключил её в свои объятия, словно хранил рядом с собой самое ценное сокровище. Пак расслабилась и задумалась о пережитом первом опыте. Она отдала свою девственность родному для неё человеку, который крепко прижимал её к себе и наслаждался ею, подарив ей своё семя. Молодые люди понимали, что зашли слишком далеко, но это только радовало их, лишь ещё сильнее сблизив две родственные друг другу души со своими радостями и печалями. Мичжу от приятной усталости уснула в объятиях Шингвана, и тот, улыбаясь, провалился в сон вместе с ней.

Тем часом после прогулки Чунгэ и Хёнсук направлялись в свою комнату, и Чжеби перегородила им дорогу. Приторно улыбаясь, кисэн положила ладони Хону на плечи и проворковала:

— Оппа, ты помнишь меня? Помнишь, как нам было хорошо с тобой?

— Нет, не помню! — отрезал Чунгэ и сбросил её руки. — А теперь уходи! Мне не о чем с тобой разговаривать.

— Как это? Помнишь, как мы ночью гуляли по Нунбушину и смотрели на звёзды, мечтали о свадьбе. Я была бы в красном хвароте и хвангане на голове, а ты был бы в синем кванбоке и конрёнпхо на голове.

— А ты помнишь, как мне одна твоя подруга Хам Сольхи рассказала, что ты частенько пристаёшь к женатым мужчинам, не стесняясь даже присутствующих жён? И ещё любишь говорить, что жена не железная гора — отойдёт! Ты постоянно изменяла мне, говорила гадости обо мне за спиной, искала «лучшего» богатого мужчину, обманывала меня, требовала от меня подарки, внимание и многое другое. Ненавижу тебя. Поэтому я тебя бросил.

— Оппа, это в прошлом. А сейчас я хочу быть с тобой.

— Оппа, что случилось? — оживилась Хёнсук.

— Это твоя новая подруга? — спросила Чжеби, обратив внимание на спутницу своего бывшего жениха. — Лучше никого не мог найти? Чем она лучше меня? Она страшная и к тому же служанка.

— Она меня не обманывает, уважает и ценит как человека, а не как фрукт на дереве, — изрёк Чунгэ. — Сорвать, когда наступит голод. Съесть. Выкинуть косточку.

— Она тебя ценит? — мерзко ухмылялась Кан. — Эй, онни, а ты знаешь, что Чунгэ частенько занимался близкой любовью с разными женщинами? Иногда с одной, а иногда с двумя. Он и тебя использует, дурочка! Ты ему веришь? Наивная!

— Я тебе не онни! — отрезала Хёнсук и задала вопрос Хону: — Оппа, это правда?

— Чжеби, уходи из этого дома! — потребовал Чунгэ. — Уходи и оставь нас с Хёнсук в покое! Ты сама всё разрушила, и теперь дальше ищи «лучшего» мужчину, которого ты достойна. А из-за тебя я не доверял женщинам, поэтому пошёл по рукам. Пошла прочь из моей жизни! И больше не возвращайся.

— Ничего, оппа, ты ещё за это ответишь, — прошипела кисэн и, собрав свои пожитки, вышла из дома Чхве Киндэ.

— Оппа, а это правда, что ты занимался подобным? — задала вопрос Хёнсук, когда они с Чунгэ зашли в покои.

— Я не лгал тебе, когда сказал, что у меня было много женщин. Но я никому не изменял. Ни Чжеби, ни тебе.

— Знаю, что это не моё дело, но что у вас случилось? — продолжала сыпать вопросами служанка.

— Когда мне было двадцать лет, я познакомился в доме кисэн с Чжеби. Я был юн и не имел опыта общения с девушками, поэтому связался с ней. Поначалу было всё хорошо, но потом Хам Сольхи, её подруга, многое о ней рассказывала, но я не верил ей. Чжеби ищет богатого мужа, постоянно пристаёт к женатым мужчинам и говорит, что жена не железная гора. Видимо, она думала, что больше достойна этого мужчины, чем та жена. Она постоянно врала мне, говорила, что любит меня, а за спиной говорила гадости обо мне. Постоянно требовала к себе внимание и подарки. Приходилось грабить людей, чтобы ей угодить. Убедился в правдивости слов Сольхи, когда Чжеби при мне напилась тохвачжу и приставала к одному господину. Тогда я вспомнил всё, что рассказала Сольхи, и то, как Чжеби замучила меня своими требованиями что-то для неё делать или просто уделять ей внимание. Спустя два года после знакомства я просто ушёл от неё. Когда Мичжу рассказывала, что Чжеби приставала к Шингвану, я не понял, почему она выбрала его, ведь он простой телохранитель и тогда ещё не был в отношениях, но потом до меня дошло — из-за его голоса, а поёт он просто волшебно. Видимо, углядела выгоду в его лице — благодаря его голосу и умению петь заработала бы больше денег.

— Ты со мной дружишь потому, что тебе удобно? — продолжала Хёнсук.

— Нет. Я тебя люблю. Я хочу жениться на тебе. Знаю, что недостоин такой женщины, как ты, потому что развлекался с разными кисэн. После расставания с Чжеби я не мог доверять женщинам, поэтому относился к ним так. Но я вижу, что ты не такая. Ты достойная, и за это я тебя люблю. Я не жду твоей любви — просто люблю, не нуждаясь в ответном чувстве, как поёт Шин Сыльгам.

Девушка задумалась над рассказанным и понимала, что каждый имеет право на ошибку. Мичжу грубила ей и Шингвану, но признала, что была неправа, и исправилась. Чунгэ по неопытности связался с корыстолюбивой девицей, которая на протяжении двух лет выматывала его душу; спас Сукчжона, и тот использовал его хорошее отношение, превратив в машину для убийств; он признал, что был ведомым, поэтому ушёл от тех, кто нагло сидел на его шее, при этом унижая его за спиной. Хёнсук не испытывала сильной любви к Чунгэ — ей просто было жаль его как человека, пытавшегося хоть для кого-то быть хорошим, но не получавшего нужной отдачи.

Ничего не говоря, служанка обняла наёмника и гладила его волосы; Чунгэ прижал любимую к себе и щекотал её спину, водя пальцем по позвоночнику. Хёнсук отстранилась от него и, гладя его плечи, сказала:

— Понимаю, что ты хочешь любить и быть любимым. Но не могу сказать, что люблю тебя. Раньше я тебя боялась, а теперь мне просто жаль тебя. Мне жаль, что ты постоянно пытался быть хорошим для тех, кто это не ценил. Когда я смотрю на твои шрамы, мне становится тяжело на душе — ты столько страдал, тебе было больно. Из-за того, что не чувствую к тебе любви, мне стыдно перед тобой. Я не заслужила такой любви, какую даёшь мне ты, оппа. Я могу выйти за тебя замуж, но будем ли мы счастливы в браке?

Служанка горько заплакала от нахлынувшего чувства вины перед Чунгэ; Хон вновь обнял её и, гладя её голову, прижимая к сердцу, успокоил её:

— Хёнсук, ты не виновата. Просто это у тебя впервые, и ты не знаешь, что такое любовь. Всё придёт со временем. Я готов подождать. Главное, что ты хорошо ко мне относишься. Большего я никогда не жду. Когда всё закончится, мы поженимся.

Девушка обвила его руками и ощущала, как стучит сердце наёмника от этих объятий. Она рада была бы подарить ему любовь, если бы могла, но её душа была глуха к этому, хоть уважала и ценила этого человека. Не за поддержку и желание прийти на помощь, не за умение доставлять удовольствие. Просто за то, что этот человек стал для неё самым близким. Хёнсук решила, что просто будет с ним, чтобы помочь ему удержаться на этом свете, чтобы он не попадал в неприятности из-за своего желания кому-то угодить. Он и так из-за этого настрадался за всю свою жизнь.

В это время Чжеби, обиженная на отвергнувшего её Чунгэ, направилась во дворец правившей когда-то династии Квон. После побега невесты, главы наёмников и служанки Сукчжон был страшно разозлён, из-за чего сражался с наёмниками-новобранцами, обучая их всем навыкам агрессивного ведения боя, чему его когда-то учил Хон Чунгэ.

— Старые знакомые? Неожиданно! — с усмешкой заявил принц, увидев Чжеби.

Когда-то он тоже предавался любви с этой кисэн, получая незабываемое удовольствие от её умелых ласк за спиной своего теперь уже бывшего наставника и своей невесты. Сукчжон тогда думал, что вряд ли будет вытворять с Мичжу то, что любил делать с Чжеби. Когда Кан сбежала из-за постоянных жалоб посетителей дома кисэн, Ли даже соскучился по ней, ибо ни одна девушка не могла доставить столько удовольствия, сколько доставляла она.

— Ваше Высочество, я должна вам сказать кое-что.

— Ты вовремя пришла, Чжеби. Как раз ты мне нужна. Когда сбежала Хёнсук, мне не хватает кухарки. А ты неплохо готовишь, насколько я знаю. Заодно и сделаешь мне приятное, а то я соскучился по твоим ласкам.

Сукчжон и Чжеби зашли во дворец. Кан наготовила разных закусок и заварила чай с чабрецом. Ли помнил, что эта девица родом из знатной семьи, а в дом кисэн в четырнадцать лет убежала из-за ссоры с отцом, который любил её оппу больше, чем саму Чжеби. Прошло время, и Кан познакомилась с пришедшим в дом кисэн ради интереса Хон Чунгэ, который стал её первым мужчиной. Чжеби обманывала человека, искренне полюбившего её, и изменяла ему с его учеником, не считая, что делала что-то плохое.

Принц с кисэн пили чай, вспоминая былые времена в Нунбушине, и юноша впервые за всё время пребывания в Ханманчжу ощутил такое счастье, что встретил родственную душу.

— Чжеби, я не ожидал, что ты ко мне придёшь. Как раз этот идиот Чунгэ как влюбился в ту уродину Хёнсук, так разум потерял — предал меня и где-то скрылся.

— Ваше Высочество, вы ещё не знаете, где он? Я вам скажу. Он находится в большом лесном доме, где живёт Чхве Киндэ.

— Чхве Киндэ!? — удивлённо переспросил Сукчжон. — Этот бездарь безголосый давно уже утонул! Тебе не показалось? Ещё знаю, что его песню о солнце перепела кисэн На Дари, которая ещё что-то написала о дующем с моря ветре и о прекрасном мужчине, от которого хотела сына и дочь. А его песню о кукушке перепевали почти все певцы Ачимтэяна, но больше всего меня бесит эта орущая кисэн Ким Сохён. Она свои песни как выкрикивает, а эту орала, как резаная.

— Нет, не показалось. Он жив. И теперь у него своя группировка. «Ёнккори». У него Хон Чунгэ, Хёнсук, Пак Мичжу, Ким Шингван. Я сегодня приехала в Ханманчжу. Со мной были Ом Сонки, Чжин Ёнби, Лим Намчжун, Мин Кансун и Чха Юнхён. И ещё там Его Высочество Король и Её Высочество Королева.

— Как ты смеешь так называть этого урода и эту грязную крестьянку?! Здесь я должен быть королём, а не этот идиот! Что ты ещё сказала? Шингван тоже жив? Этот гад Чунгэ не выполнил мой приказ? Ну ничего — я сам его прикончу. Мне только нужно время, чтобы мои наёмники хорошо натренировались и смогли раздавить их как клопов. И Мичжу будет моя. Я её запру в комнате, и она родит мне троих детей.

— Ваше Высочество, а как же я? — задала вопрос Чжеби. — Я же тоже из знатной семьи.

— Ты будешь моей самой любимой наложницей. Ты же знаешь — король больше любит наложницу, а на королеве женится лишь по расчёту.

Заговорщики смеялись, предвкушая предстоящее осуществление всех желаний: Сукчжон жаждал поскорее занять трон, а Чжеби — стать наложницей короля и, возможно, даже стать королевой, если повезёт, и её повелитель увидит в ней женщину, хорошего человека и друга, а не просто игрушку.

Шла неделя. Сукчжон готовился к борьбе за власть, вербуя молодых мальчиков из близлежащих деревень, обещая им богатство и славу, и обучал их всему, чтобы те стали могучими воинами, способными расправиться с любым противником. Шингван наблюдал за этим, забравшись на большое раскидистое дерево, и запоминал численность новых наёмников противника, приёмы, которыми их обучает новый наставник Чо Хансан, ярый противник Чунгэ. Спустившись с дуба не без помощи силы Мичжу, Ким брал её за руку, и влюблённые вместе перемещались в комнату Чхве Киндэ, где докладывали главарю обо всех действиях Сукчжона, Чжеби и наёмников. Ли Донмин, Сонки, Ёнби, Намчжун, Кансун и другие наёмники тренировались у Чунгэ, оттачивая боевые навыки для предстоящего сражения. Хван Чжакму, Хёнсук и Юнхён помогали Чжисон на кухне. Хон не удивился, узнав, что Чжеби добровольно живёт у Сукчжона, и осознавал, что они теперь его обсуждают за спиной и вытворяют в постели такое. Ким ковал новое оружие: мечи, кинжалы, сурикомы; вспомнив, как в лесу на него с госпожой напали три аро, юноша сделал кастеты, добавив шипы на пальцах, чтобы одним ударом поразить противника.

В один прекрасный июльский вечер Шингван и Мичжу прогуливались по лесу, наслаждаясь общением друг с другом. Вечернее солнце согревало своим нежным теплом, словно дарило им приятное настроение. Пак держала Кима под руку, прижимаясь к нему, и улыбалась от счастья; юноша гладил ей плечо и руку, щекотал ей шею и подбородок. Неожиданно Мичжу ощутила, как её голова слегка закружилась, и поняла, что поблизости другая ёчжон. Молодые люди заметили ещё одну влюблённую пару: девушка в синей чогори, украшенной серебристыми узорами в виде цветов, и белой чхиме шла под руку с молодым человеком в хлопковой синей рубахе и алых пачжи. Незнакомка носила в низком пучке медную блестящую пинё с ручкой, украшенной рубинами, говорящую о том, что владелица замужем.

— Оппа, знаешь, в этом доме живёт призрак старого воина, который погиб во время восстания. Он мёртв, но его душа оживает, когда в стране наступают тяжёлые времена.

— Аксан, ты очень интересно рассказываешь легенды о ёчжон, о призраках и других мифических существах. Тебе впору сказки писать, — восхищался девушкой её супруг.

— Аксан... — прошептала Мичжу и, поманив с собой Кима, приблизилась к супругам и задала вопрос: — Вы Ма Аксан? Я не ошиблась?

— Да, я Ма Аксан. Дочь главы Ханманчжу Ма Дамчхи. А вы кто? Я вас где-то видела. Вы кажетесь мне знакомой.

— Онни, я Пак Мичжу. Помните ту маленькую любопытную девочку, которой вы любили рассказывать разные легенды? Это я.

— Мичжу! — улыбнулась Аксан. — Как ты выросла! Какая же ты красивая стала. А кто этот юноша? Твой жених?

— Да, онни, это мой жених Ким Шингван. Он у меня был телохранителем, но по дороге мы с ним сблизились. Собираемся пожениться, когда победим Сукчжона.

— Я уже вышла замуж. Это мой муж Нам Чжапён. Его мать родом из Тянся, поэтому так назвала его. В переводе с тянсянского его имя означает «верный друг».

— Очень приятно, — улыбнулся Чжапён и поклонился.

— И мне приятно познакомиться. — Шингван кивнул Наму в ответ.

— Вы тоже скрываетесь? — задала вопрос Мичжу.

— Отец сказал, чтобы мы покинули город, иначе можем быть в опасности. Когда в Ханманчжу прибыл Сукчжон, он сказал нам скрыться в деревне, чтобы нас не нашли. Недавно на него напали, и он усилил охрану.

— Как твой отец относится к Чжапёну? — продолжала интересоваться Пак.

— Поначалу он не мог принять его. Во-первых, сын плотника и поварихи, а во-вторых, наполовину ачимтэянец, наполовину тянсянец. Но он сказал мне одно — если твой муж тебя словом или делом обидит, то я всегда защищу тебя и никому не позволю сделать тебе больно. Отцу не нравился мой муж, но когда он поближе с ним познакомился, понял, что важны не богатства, а хорошая душа. Чжапён не сидит без дела, поэтому мы не голодаем. Он плотник. Умеет делать разные фигурки.

— Я знала, что встречу тебя здесь, онни, — улыбнулась Мичжу. — Отец говорил, что Ма Дамчхи управляет Ханманчжу. Когда шла сюда, надеялась встретиться с тобой. Не думала, что ты уже замужем.

— Чжапён-хён, вы умеете сражаться? — задал вопрос Шингван.

— Я владею мечом и санчжольгоном , — ответил Нам. — Мой дед со стороны матери обучил меня этому. Раз вы хотите победить Сукчжона, то я с вами. Это мой долг — спасти Ачимтэян, Тянся и другие страны от него, пока он не захватил всё и не устроил беспорядки.

— Мой отец надёжно защищён, но долго ли продержится эта оборона? — изрекла Аксан.

— К тому же Сукчжон готовит новых наёмников из парней в окрестных деревнях, — вставил Ким. — Их будет больше. Мы должны будем защитить вашего отца и короля.

— Онни, ты тоже ёчжон? — шёпотом задала вопрос Пак, когда молодые люди направились в дом Чхве Киндэ.

— Я в четырнадцать лет открыла в себе этот дар. Мне было страшно из-за своей магии, но потом приняла её. Не так уж и плохо быть ёчжон. Особенно сейчас.

— Я тоже ёчжон. Кстати, в этом доме живёт Чхве Киндэ. Он знает мою тайну, поэтому можно сказать ему, что ты ёчжон.

Молодые люди быстро пришли в убежище и тренировочную базу. Представ перед главой «Ёнккори», Чжапён поклонился и сообщил:

— И мы с Ма Аксан, моей супругой, вступаем в «Ёнккори», чтобы победить Сукчжона. Я владею мечом и санчжольгоном, а госпожа Ма является ёчжон.

— Это очень хорошо, когда в нашем отряде две ёчжон, поэтому мы точно победим, — обрадовался Чхве Киндэ. — Мы обязаны спасти Ачимтэян.

— Сукчжон не знает о нашем секретном оружии, — улыбнулся Нам.

Договорившись, молодые люди вышли из комнаты и отправились ко всем остальным участникам «Ёнккори».

— Знакомьтесь! — улыбнулась Мичжу. — Это новые члены «Ёнккори». Ма Аксан и Нам Чжапён. Скоро мы победим Сукчжона.

— Очень приятно вас встретить, госпожа Ма, господин Нам, — улыбнулся Ли Донмин. — Судя по тому, что Кан Чжеби у Сукчжона, он знает, где мы находимся. Он готовит армию наёмников, но мы сумеем его победить. Нужно дождаться, когда он на нас нападёт, а мы уже будем готовы отразить атаку. Он слишком самоуверен.

— Я его не всем приёмам обучил, — сообщил Чунгэ. — В основном для самообороны. Я это сделал, чтобы поднять его самооценку. Шингван, помнишь, как ты показал ему суриком, а он его испугался? Он не знает всех видов оружия, которыми обладаем мы.

— У него в армии нет ёчжон, — добавила Мичжу.

«Поэтому победа будет на нашей стороне», — про себя подумал король.

После знакомства Чунгэ предложил Чжапёну сразиться, и Нам подготовил санчжольгон. Молодые люди вышли на площадку для сражений. Хон приготовил свой меч, и Чжапён, уворачиваясь, напал на него со своим оружием. Чунгэ атаковывал Нама, и тот защищался, отмахиваясь стальными стержнями, соединёнными прочной цепью. Хон замахнулся, и Чжапён, остановив лезвие санчжольгоном, оттолкнул противника.

— А ты хорошо владеешь этим оружием. Ты просто создан для «Ёнккори». Словно Унмёнъёшин благоволит нам. С таким противником мы точно победим Сукчжона.

— Да, хён-ним. Важно не количество воинов, а навыки, которыми обладают эти воины. Так говорил император Лань Чжицзян, правивший Тянся сто лет назад.

— Сукчжон, точнее, Чо Хансан учит их сражаться, только как?

— Он знает только половину из того, что знаю я. Я обещал своему мастеру Мин Чанмолю не передавать все свои знания своим ученикам. Его нет в живых, но я своё обещание сдерживаю.

— Ваш мастер был мудрым человеком, раз дал такое наставление, — улыбнулся Чжапён.

Наступал конец июля. Пока Сукчжон готовился напасть на дом Чхве Киндэ, «Ёнккори» не теряли время — усердно тренировались и совершенствовали свои навыки. Сын короля и наложницы должен был скоро нанести удар, чтобы лишить Ачимтэян защиты в лице короля и его свиты, а позже разделаться с остальными сторонниками Ли Донмина и его реформ улучшения качества жизни крестьян, которые он планировал внедрить в законодательство. Война должна была скоро начаться.