Под сенью крыльев (джен)

Примечания:

В общем, надеюсь вы поняли, что мне хотелось воссоздать некое подобие начала 20 века. Почему это сделано? Потому что я сужу по технологической составляющей Наруто. Единственное, что мы видели, это телевизор и холодильник. Первое, это изобретение 1913 года, второе 1931 года. Ну, то есть как раз подходит под мои временные рамки. Если судить так, то телек у Наруто это вещь роскоши. Видимо, деревня подогнала. Жду вашего мнения на этот счет.

Они тряслись в повозке уже неделю. Если бы кто-то раньше сказал Конан, что можно устать сидеть, то она не поверила бы. Вроде бы никакой физической активности, энергия должна сохраняться, но это работало не так, по-видимому. Каждый день она пыталась понемногу заниматься на привалах вдалеке от чужих глаз, но этой активности ей не хватало. Это раздражало даже больше, чем необходимость сидеть в повозке вместе с Мадарой, который деловито читал какую-то книжку. Иногда он хмыкал и закатывал глаза, и тогда Конан не могла не глядеть на него во все глаза, гадая, сколько из своей настоящей внешности он оставил, накинув хенге.

На полное хенге у обычного шиноби не уходило много чакры, однако если приходилось долго пользоваться техникой, это значительно опустошало резерв, что сильно влияло на боеспособность. Частичное хенге в этом плане отнимало гораздо меньше сил, но требовало очень серьезного контроля чакры. И сидящий буквально в двух шагах сокомандник по заданию явственно показывал свой уровень.

Раскосые черные глаза, седая голова и немного оплывшая фигура, облаченная в роскошный пестрый наряд — такой вид он решил себе выбрать. Ничего запоминающегося с первого раза не было не только в его фигуре, но даже и в лице. Даже и не скажешь, что этот человек пару десятков лет назад держал в страхе весь континент.

Конан с некоторым профессиональным восхищением не могла не отметить, что поработал он над образом купца средних лет филигранно — походка стала тяжелой, шаркающей, идеально подходящей для нынешней комплекции. Высокий голос теперь звал ее все время женкой, душечкой или лапуней. Конан в первый день рассердилась было, но быстро остыла. Излишние эмоции съедали силы. Уступить, однако, и стать постоянной игрушкой для пинания она не собиралась. В конце концов, в эту игру можно было играть вдвоем.

На следующей же остановке в маленьком городке, зашла в аптеку и накупила капель пустырника с валерьяной, которые вечером влила в него, с тошнотворной заботой в голосе воркуя о важности регулярного принятия лекарств. Трюк, конечно, не прошел бы, если бы она не сделала это при всех. Наградой ей были вспыхнувшие злые огоньки в его глазах. Конан мрачно торжествовала.

— А у тебя есть коготки, как я погляжу, — уже вечером в телеге сказал Мадара, закрывая за собой вход.

К вечеру на телеги сверху натягивали ткань, превращая в импровизированную палатку на колесах. Некоторые люди ночевали прямо на улице, но госпожа Сюин, которая раньше была куноичи Конан, предпочитала более комфортные условия — с кучей подушек и несколькими одеялами, в которые можно было завернуться в прохладные летние ночи.

— Что такое? — спросила она и повернулась к нему, убрав расческу в сторону. — Неужели привкус капель до сих пор беспокоит, супруг мой?

— Не так сильно, как твой характер, дорогая, — возразили ей, но как-то без огонька.

Видно, это полнолуние на него так влияло.

Мадара, подогнув ноги, сел в свой угол. Она еще ни разу не заставала его спящим, что было довольно странно. Безусловно, он был Богом Шиноби, однако все в мире нуждалось в отдыхе и восполнении сил. Видимо все, кроме Мадары Учихи, с некоторой подозрительностью подумала куноичи.

— Такова твоя незавидная судьба. Боги велят терпеть, — пожала плечами Конан и затянула туже пояс шелкового ночного халата, собираясь ложиться спать.

— Нет никакой судьбы, — усмехнулся Мадара. — Только слабаки, не способные ни на что, верят в эту чушь. Лишь бы переложить ответственность с себя.

В целом, Конан была согласна. Их команда стала шиноби вопреки всему. Постоянная борьба. Потери. Страдания. Они могли бы оставить все как есть, ведь найдутся другие, более опытные, умные, зрелые, но взяли все в свои руки. К горю ли или к радости, покажет время.

Согласие, однако же, не означало, что Конан собирается разводить с Учихой философский диспут. Без надобности. Поэтому она не ответила. Молча, отставила в дорожный сундучок свою розу и села на постели, взбивая подушку. Зашуршали переворачиваемые страницы.

Надо было выспаться. Назавтра у них был назначен скандал с рукоприкладством, который надо было отработать на совесть, потому как роль их предполагала то, что купец должен ревновать молодую цветущую жену к каждому дереву на обочине. План был замудренным, но иначе было нельзя — такого рода операции всегда должны проходить по нотам. Охрана в виде ниндзя Аме, даже не предполагающая о своем участии в двойном задании, слуги, другие купцы — каждый должен был их видеть и слышать.

Знать, что молодая госпожа страдает в оковах нежеланного брака. Потом уже можно было вкинуть информацию о том, что несчастная жена купца Сараги с горя начала курить опиумную трубку… и в это охотно поверили бы. Как сами люди, их окружающие, так и те, что расспрашивали бы позже. Ее, по крайней мере, посчитали бы не слишком опасной и сбросили со счетов.

К тому же, в роли наркоманки были свои преимущества, который не смог игнорировать даже Мадара. В тот день, когда они поссорились, Конан пролистывала отчеты миссий ранга А, которые должна была проверить перед тем, как сдать в архив. Это делалось довольно быстро — начало пропускалось, читалось лишь заключение, в котором кратко резюмировалось все вышесказанное. В идеале, конечно, должно было читаться все, и Конан себя периодически корила за не до конца выполненную работу, но поделать ничего не могла, потому что помимо этой обязанности было много других. И вот, читая очередное заключение, она зацепилась за нечто необычное.

На бумаге твердым крупным почерком сообщалось, что команда под номером двадцать, состоящая из четырех человек, выполнила свою миссию по охране госпожи Миу Ивасаки — популярной танцовщицы джудана ⁽¹⁾. Ничего необычного на первый взгляд, но в самых последних строчках рассказывалось про некий инцидент, произошедший после их прибытия в столицу Жемчуга по окончании большого турне. Миу пригласила гостей, и вечер прошел спокойно. К часам десяти все начали расходиться, но Миу попросила доктора Ли ненадолго задержаться и увела в свой кабинет, откуда вскоре послышался спор. Насколько разобрал шиноби, стоявший в дежурстве, она слезно просила доктора выписать ей морфий. Тот же, в свою очередь отпирался, но в конце уступил.

Конан задумалась. В тот же день вызвала к себе капитана команды и подробно расспросила. Оказалось, что танцовщица родом из Буфера, но живет и работает сейчас в Стране Жемчуга. Шиноби рассказал, что она выбрала именно их не случайно — хотела хоть так поддержать сограждан.

Выяснилось также, что у госпожи Миу есть популярный салон, куда ходят многие видные деятели искусства, чиновники и изредка аристократы. Некоторые имена постоянных посетителей Конан знала. И это предопределило ход всей миссии в итоге. План был еще раз обсужден с Мадарой. Тот был не в восторге от того, что многое пришлось перекраивать буквально в последний момент, но уступил.

Ссору женатой четы они сыграли как по нотам. Весь день Конан заговаривала то с одним мужчиной из кортежа, то с другим, а к ночи разразилась буря. Все в лагере слышали крики, обвинения и плач из их телеги. На следующий день Конан вышла бледная, с грустными глазами и темными следами на руках. Служанка ее, Рю, тотчас подскочила к ней, слезно причитая, и повела к ручью приводить в порядок.

Никто из людей не вмешивался, лишь тихо в своем кругу обсуждали это. Мнения, конечно, разделились. Одни считали, что муж ее сущий демон, приходящий в неистовство из-за малейшего повода. Другие ничего такого в этом не видели — он ее муж, говорили они, он должен воспитывать жену и держать в кулаке, не давая позорить себя недостойным поведением.

Главным ее защитником стала, на удивление, хрупкая маленькая Рю, совершенно случайно ставшая ее служанкой. Помощник Рэн, ответственный за набор персонала, нашел ее избитой в канаве на окраине Аме. Потом выяснилось, что она родилась в деревне, которая давно опустела из-за войны. Близкие умерли, и ей не оставалось ничего, кроме как податься в город. До города девушка не дошла — ее схватили и продали в публичный дом грабители одной из многочисленных банд, расплодившихся в послевоенное время. Пару лет она худо-бедно, но жила, уже даже не мечтая вырваться из ставшего привычным ада.

Не на улице живу, сыта, одета, рассуждала она, чувствуя гадливость, расцветающую в груди. Самообман сначала удавался плохо, но года шли, и навык улучшался. О счастье не могло быть и речи, но пришло смирение.

И именно в момент, когда борьба угасла и, казалось, что это никогда не закончится, пришло спасение.

Один из клиентов избил ее так сильно, что Рю почти что умерла. Ее посчитали мертвой и выкинули как использованную вещь, подальше от заведения, чтобы ничто не указывало на них. Проблемы с патрулями полиции им были не нужны.

Конан, услышав ее историю от Рэна, просто окаменела от гнева, перемешанного напополам с едким сожалением. Тысячи женщин прошли через такое и погибли, единицам удавалось вырваться из засасывающего круговорота насилия. Рю же относительно повезло. Цена свободы для нее оказалась высока — она навсегда стала хромой. Но это не мешало ей, в конце-концов, при ней все еще оставались ее добрый нрав и трудолюбивые руки, в которых спорилась любая работа.

С первого взгляда Конан поняла, что Рю будет идеальной помощницей в ее планах. Она, конечно, надеялась на ее верность и хорошую работу, но не думала, что та так привяжется к своей новой госпоже.

— Ты прекрасно вяжешь, моя дорогая, — сказала несколько дней спустя после ссоры Конан.

Рю зарделась от похвалы. Беленькая и маленькая, она быстро краснела до самых кончиков ушей. Они сидели под деревом во время стоянки. Конан было тоскливо и скучно — очередной одолженный у других дам роман оказался пресной биографией полузабытого покорителя сердец, попавшего в опалу из-за похождений и отправленного по такому случаю в родовое поместье. Там, в тишине кипарисов, его и накрыл экзистенциальный кризис, вылившийся в написание того, что Конан держала в руках. Возможно, будь она аристократкой, просто зачитывалась бы, посвящала оды и пьесы, но это было не так. Откровенно говоря, ей было просто плевать.

Служанка же ее не скучала — вязала белый миленький воротничок. Если бы Конан умела, то присоединилась бы.

— Спасибо, госпожа, — тихо проронила девушка, опуская голову и становясь как будто незаметней. Конан грустно улыбнулась ей. Привычка не выделяться и быть тихой, видимо навсегда останется с ее маленькой спутницей.

Этот день, и так не очень веселый, был еще и очень жарким, поэтому она расстегнула пару блестящих белых пуговиц на платье и откинулась на прогретую солнцем кору дерева.

Всюду сновали люди: там и здесь наемные рабочие перетаскивали вещи на телеги, запрягали лошадей или разговаривали. Неподалеку раздавался звонкий смех служанок, моющих в реке посуду. Последние приготовления перед отправкой заканчивались. К ним направился один из их работников, Мишима.

— Госпожа, — начал он, стрельнув глазами сначала на ее грудь, а уже потом посмотрев в глаза. — Хозяин сказал, что через полчаса мы отправляемся. Просил приготовиться.

— Обязательно. Спасибо, Мишима, — улыбнулась мягко Конан, делая вид, будто ничего не заметила.

Краем глаза заметила отдающего распоряжения Мадару. Он управлялся так хорошо, что Конан просто поражалась — откуда эти способности? Он ведь шиноби, а не делец. Если бы она его не знала, то ни за чтобы не догадалась, что он шиноби, способный повозить ее по полу, будто дрянную кошку. Вспоминая тот злосчастный спарринг, Конан мрачнела. Один талант у этого человека наслаивался на другой — и шиноби высококлассный, и актер превосходный, и в управлении неплох. Это вызывало в определенной степени не зависть даже, а недовольство собой. Ей хотелось быть лучше, а при случае и превзойти Мадару.

Она вздохнула. Эта миссия была непростой, в том числе благодаря тому, что ей приходилось слишком много говорить, отвешивать поклоны и грустно — проникновенно улыбаться всем, играя роль бедной жены, которую мучают сценами ревности. И не всегда это удавалось в должной мере.

Ночью снова был спектакль на потеху всему лагерю с их участием. Уже к концу Конан очень устала и решила в этот раз обойтись без рыданий. Учиха тихо хмыкнул.

— Халтуришь, — заметил он, садясь на свое излюбленное место и разворачивая карту чтобы отследить маршрут.

Конан не сочла нужным что-либо отвечать.

Через пару дней въехали в городок на границе со страной Жемчуга.

Маленький, пыльный и грязный, он напоминал камень на проторенном дорожном тракте. Узкие улочки вились и вились, приводя все время к единственному приличному месту в этом городишке — главной площади, окруженной различного рода питейными заведениями и магазинами. В самом углу притулилась крохотная аптечная лавка, которая и была нужна Конан.

Она пошла не одна. Ёр Митако, сопровождавшая ее, была, казалось, из прошлого века, несмотря на моложавое лицо. Волосы, намотанные на ярко украшенную деревянную рамку, длинное, закрытое под самое горло, черное кимоно с вышитыми аистами на подоле и обувь на высокой платформе — все это было просто издевательством над собой в такую погоду. Конан, чтобы поддержать разговор спросила не жарко ли.

Но женщина отмахнулась с беспечным видом, давая понять, что все хорошо. Капельки пота, блестящие на висках женщины, однако, говорили об обратном.

— Ох, госпожа Сюин, жарко-то, конечно, жарко, но это одежда моих предков. Когда они пришли в Зону Буфера из Страны рисовых полей, то, как раз, были в подобной одежде. И нам велели носить. Я вот третье поколение, дочь моя четвертое, и мы придерживаемся обычаев. Много есть людей, приехавших из разных стран и родство свое позабывшее, но наша семья не из этих.

Последнее слово было произнесено таким тоном, что Конан невольно остановилась. Солнце было в зените и нещадно пекло, но она встала так, чтобы лучи не били ей в лицо.

— Как же вам это удалось? — спросила она. — Девочки в возрасте Линь ведь очень хотят наряжаться во все новое и красивое…

— О, это сила личного примера, — ослепительно улыбнулась торговка, явно гордясь проведенными воспитательными работами.

— Удивительно, — сказала Конан. — Ей, безусловно, сложно, современная мода диктует иной внешний вид, но благодаря вашему воспитанию она продолжит традицию.

— О, даже не говорите про эту новую моду. Просто отвратительная тенденция — открывать руки, укорачивать юбку, стричь волосы под мальчика. Такое ощущение, что эти модницы решили назло всем взять пример с порочных девок…

Ёр внезапно замолкла. Конан, в развевающемся на ветру синем платье без рукавов и с короткой стрижкой, незаметно хмыкнула про себя. Вот и загнала себя в ловушку неловкости поборница обычаев. Не то чтобы это радовало, скорее, заставляло закатывать глаза от предсказуемости некоторых людей. Еще в лагере она заметила чрезвычайную болтливость женщины, сочетающуюся удивительным образом с высокомерием, достойным не каждого дайме. В коротком разговоре эта ее черта проявилась сразу же.

Она попыталась исправиться.

— Речь совсем не про вас, госпожа Сюин. У вас платье не длинное, конечно, но очень красивое. У вас есть вкус. Другие же глупо идут за толпой, обряжаясь непонятно во что. Я это хотела сказать, — довольно поспешно заговорила торговка, примирительно растягивая губы в улыбке.

— Не беспокойтесь. Язык иногда всех подводит. Я знаю, что вы бы никогда меня не обидели, — сказала Конан. — Пойдемте, уже недалеко осталось.

Здание, в котором располагалась аптека, было обветшалым, давно не крашенным, с обнажившейся в углу кирпичной кладкой.

Деревянная дверь, с облупившейся старой краской, открылась с невероятным скрипом. На нее дыхнуло старостью, пылью и травами. Окошки в комнате были небольшие, поэтому в дневное время аптека оставалась полутемной, хоть глаз выколи.

Ёр обеспокоенно вгляделась внутрь и спросила:

— Госпожа Сюин, может, найдем другое место?

— Думаю, в этом подобии города не найдется иной аптечной лавки, госпожа. Давайте войдем, — успокоила Конан ее.

Комната была небольшой и плотно обставленной мебелью и различного рода утварью, необходимой в работе. То тут, то там за стеклянными дверцами лежали темные бутыльки и флаконы с ничего не говорящими для обычного человека названиями. Выцветшие от времени обои и клубки пыли в углах, заметные даже при столь скудном освещении, производили самое плохое впечатление.

Напротив входа стоял деревянный прилавок, хотя и постаревший морально, но все еще довольно изящный. На него падал рассеянный свет из грязноватого окошка позади, и было хорошо видно тотчас вставшего аптекаря. Тощий, бледный, с седыми торчащими космами на голове, он выглядел тем, кого надо лечить, а не заставлять работать. Конан кольнула жалость — уж слишком потрепанным он выглядел. Но помочь каждому было невозможно, это она напоминала себе каждый раз, как видела подобных людей.

— Вы будете что-то брать, госпожа Митако?

— Нет-нет, у меня все в порядке. Берите ваше лекарство, — замахала руками женщина, прикладывая к носу белоснежный льняной платочек. Ей тут было явно не по себе.

— Хорошо, — согласилась Конан. — Тогда мне лауданум⁽²⁾, господин. Совсем замучила бессонница…

Аптекарь коротко поклонился и без вопросов отошел к себе делать настойку. Не везде были запрещены лекарства на основе опия, в том числе в Стране Камня, чем Конан и решила воспользоваться.

— У вас бессонница, госпожа Сюин? — с любопытством спросила Ёр Митако. Глаза ее загорелись от новости, которую скоро можно было рассказать каждой собаке в лагере. Впрочем, ее за тем и взяли с собой, поэтому Конан не стала отмалчиваться:

— Началась три дня назад и никак не проходит. Раньше матушка давала мне понемногу лауданума, когда подобное случалось, теперь вот снова понадобилось. От всего мне помогает.

— Но, — осторожно начала она, подбирая слова, — разве врачи не говорят, что он вреден?

— О, что за досужие сплетни? Многие мои знакомые принимают его, и он эффективен. Его губительность есть вещь недоказанная, госпожа Митако.

Ответить она не успела, подошел аптекарь и положил коричневую пузатую склянку на стол.

— Вот, — сказал он тихо. — Принимайте по пять капель во время болей, для лечения бессонницы понадобится десять. С вас десять син.

— Благодарю, — отозвалась Конан и положила на прилавок деньги. — Сдачи не надо.

Аптекарь, полезший было в кассу, застыл, удивленно смотря усталыми выцветшими глазами на нее. Она ласково улыбнулась, давая понять, что все нормально, и, повернувшись, вышла. Конан надеялась, что у него все будет хорошо. Пусть ненадолго, но все же.

Как только они покинули лавку, госпожа Митако поучительным тоном начала говорить с ней о ценности денег.

— Вам не надо было оставлять этому босяку столько денег, госпожа Сюин. Он пропащий человек, ничего не смог добиться, вот и кукует на старости лет, окруженный нищетой.

Конан начала закипать. Кто она такая, чтоб в подобном тоне о ком-то совершенно неизвестном ей говорить? Она попыталась успокоиться и ответить доброжелательно столь раздражающей особе.

— О, вы преувеличиваете! — попыталась засмеяться Конан, но вышло откровенно плохо.

Но торговка этого не заметила, к счастью, продолжая упиваться своим менторством. На слова Конан она ответила целой тирадой, доказывающей ничтожность старого аптекаря.

— У меня похожий секретарь служил, — начала рассказывать Ёр Митако. — Вот точная копия. Такой же неопрятный, ленивый, к тому же пил каждый день. Единственное, из-за чего я его держала, это его дочка, умолявшая меня не дать ему спиться. Мол, когда он ходит на работу, у него голова другим занята, и ему не до выпивки. Но я скоро убедилась, что моя доброта вышла боком. Мысли ее отца весь рабочий день были только о бутылке саке, которую он распьет вместе со своими дружками в кафетерии. Не поверите, но счет он вел всегда в бутылках саке. Я его выгнала в ту же неделю и не жалею. Давать деньги таким людям себе дороже.

Конан сжала губы. Ее терпение было не вечным, что бы там не говорили о ней как об ангеле. Даже если у Ёр был огромный опыт, это не давало ей права так самовольно всем навешивать ярлыки. Как, интересно, она ее назовет? Малолетняя дура, вышедшая замуж за мешок денег и теперь страдающая от несчастливой семейной жизни? Или глупенькая девка, снаркоманившаяся с горя? Было даже интересно.

— Согласна, — с холодной улыбкой ответила Конан. — Я бы тоже вам деньги не дала. Слишком много рисков, вдруг вы себе памятник установите вместо того, чтобы пустить их в оборот.

Госпожа Митако замерла на полушаге. Кажется, до нее не сразу дошло, что ей нахамили, поэтому она молчала, быстро-быстро неверяще хлопая глазами. Конан ощутила злорадство, наблюдая за ее растерянным видом.

— Дальше я пойду одна, госпожа Митако, — и, не дожидаясь реакции на грубость, она быстрым шагом пошла в сторону гостиницы, в которой они сняли комнату. До нее оставалось буквально шагов триста.

Погода не радовала жителей Страны Земли — сухость, жара и небольшой ветерок, не дающий полноценную прохладу, и лишь дразнящий ей. Путешественникам, однако, такая погода была на руку, ведь добираться по сухому, хорошо утоптанному тракту было гораздо удобнее. Все радовались южному климату, кроме нее. На удивление, климат родной страны оказался ей гораздо ближе.

Внутри гостиницы было все чинно и чисто. Большие окна давали много света, заставляя холл казаться больше, чем он есть. По углам стояли удобные плетеные кресла с разноцветными подушками и небольшие столики с угощением. Туда-сюда сновали горничные со стопками белья и полотенец, у стойки с администратором переговаривались гости. Никакой суеты, только спокойствие и доброжелательность, которые подкупали всех.

Конан же, в сущности, было все равно где ночевать, но миссия диктовала свое. В некотором смысле это даже раздражало — столько денег тратить, когда и так с финансами все плохо, виделось ей неким кощунством. На своих миссиях она всегда обходилась дешевыми комнатами. Но, видимо, не в этом случае.

Конан обогнула стойку и поднялась на третий этаж, где была их комната. Чересчур хорошая для обычных шиноби, которыми они были. Мадара же, кажется, об этом и вовсе не задумывался — раскинулся на кровати с очередной книгой и читал.

В окна задувал теплый ветерок. Колыхались прозрачным маревом занавески. На деревце за окном заливалась пением маленькая иволга. Конан села в красное кресло возле окна и задумалась. В голове прокручивались все дни, заполненные под завязку делами, разговорами, фальшивыми улыбками и неискренним смехом. Миссия еще не началась, а она уже устала.

Впервые за много дней ей удалось спокойно вздохнуть и посмотреть на все со стороны, заняться работой над ошибками. В тишине, без спешки и постоянной тряски. И даже Мадара, на удивление, ей не мешал своими репликами. Можно было сказать, что они привыкли друг к другу. Ни о каких дружеских отношениях не могло быть и речи, конечно, но, по крайней мере, друг другу уже не мешали при каждом удобном случае.

Завтра, после перехода границы, начнется активная фаза их миссии. И хотя Конан ждала ее с нетерпением, все же была благодарна за небольшую передышку, что у них была. Можно было собрать мысли в кучу и выполнить все так, как должно. Все получится, она была в этом уверена как никогда.

1) Джудан — аналог бурлеска.

Вернуться к тексту

2) Лауданум — опиумная настойка на спирте, которая была жутко популярна в конце 19 начала 20 веков. Ее прописывали всем и от всего, даже детям могли дать чтобы они заснули. Естественно, вызывал зависимость.

Вернуться к тексту