Гарри Поттер и книга-игра „Лабиринт времени” (джен)

На ночь мы с тётей Мардж остались на Гриммо, 12. Скажи кому-нибудь об этом, вряд ли поверит. Чтобы какая-то сквибка ночевала в доме Древнейшей и Благороднейшей семьи! Никогда.

Но портрет леди Блэк никак не мог выговориться. И появление в доме женщины с такой выдающейся внешностью и таким благородным занятием — разведение племенных животных, было манной небесной и для заскучавшего от одиночества портрета, и для домовика. Кричер, получивший в руки очищенный от «плохой вещи» медальон Салазара, странно скосил в мою сторону синий глаз, внезапно подобрел и зашевелился. Комнаты для гостей подверг генеральной уборке и подготовил ко сну, ужин смастерил, всё подал в малой гостиной — тоже сверкающей чистотой, так, что мисс Марждори растаяла от удовольствия.

Утром, оставив все свои покупки в комнате, где я провёл ночь, мы отправились на автобусе «Ночной рыцарь» в посёлок Литтл-Хэнглтон, благо у меня уже была волшебная палочка. Тётя Мардж уже ничему не удивлялась, смирившись с существованием мира, о котором ничего и никогда до сих пор не слышала. И вдруг её окунули в него с головой и сказали — вот, ты уже часть этого мира.

Автобус остановился на развилке между двумя холмами. На одном из этих холмов находился давно пустующий дом Риддлов. Еле заметная в зарослях тропинка вела, по-моему, к полуразвалившейся хибаре семьи Гонтов.

Целью сегодняшнего путешествия как раз и была эта хибара. Там, под досками пола был оставлен интересующий меня предмет — кольцо Гонтов с Воскрешающим камнем на нём. Собственно, именно в камень Том и поместил свой второй хоркрукс.

Мы с тётушкой покинули автобус и стали медленно подниматься по тропинке. Шиповник и прочие кустарники старались помешать нашему передвижению, в высокой, мне до пояса траве, шуршало что-то неведомое, но голосов птиц не было слышно. Впереди ничего, кроме густых зарослей и деревьев, видно не было. Под ногами появилось покрытие из каменных плит, тропинка начала извиваться словно змея. Стало вдруг темнее и на редкость прохладно. Тётя Мардж накинула мне на плечи свою шаль, в которую я закутался.

Наконец, среди густо растущих деревьев появляется обветшалая хибарка, заросшая мхом до окон. В стенах видны щели, а крапива достигает до грязных, давненько не мытых стёкол. На входной двери висит змеиная голова, последняя часть скелета, прибитого кем-то много лет назад.

Над полуразрушенным строением я своим улучшенным после последней моей смерти магическим зрением замечаю купол защиты. Я закрываю глаза и углубляюсь в воспоминания моего другого «Я». Мне нужно вспомнить последовательность паролей на парселтанге, чтобы войти в хибару.

— Тётя, отойди подальше, а лучше было бы, если ты вообще спряталась за вон те остатки каменной ограды. Сейчас здесь будет разыгрываться непростое волшебство.

— Для тебя это не опасно? — спрашивает тётя Мардж.

— Будет опасно, но я справлюсь, — успокаиваю я женщину.

Она мимолётно касается моего плеча и отходит за ограду, чтобы не мешать.

Я вытаскиваю палочку из остролиста, с которой вчера вечером под наблюдением портрета леди Блэк удалил Следящие чары Министерства магии. Снова перехожу на магическое зрение и ищу узел, в котором пересекаются линии защитных заклинаний. Тычу палочкой в эту точку и начинаю шипеть. Защитный купол истончается с каждым произнесённым мной паролем и теряет слои, как репчатый лук. Когда спадает последний слой, я открываю входную дверь и перешагиваю через прогнивший порог.

Делаю шаг и вхожу в дом последних потомков великого Салазара Слизерина. Хотя последним потомком признали в Гринготтсе меня, но тем не менее.

Шкатулку я нахожу в месте из воспоминаний Тома. Защита шкатулки падает быстрее, чем та, которая закрывала дом. Внутри лежит золотое кольцо с простым камнем, на котором выбит герб Певереллов. Но это не перстень Певереллов, он на моём пальце с вчерашнего дня. Думаю, тот Том, который был в 1940-х, захотел выпендриться перед змеиным факультетом своим происхождением.

Меня же не герб интересует, а сам камень кольца. Это был Воскрешающий камень, осквернённый хоркруксом.

Открываю рот и кладу кольцо на язык. Хоркрукс беснуется, стараясь подчинить меня, взять власть над моим сознанием. Фигушки, моя младшая частица, из тебя я возьму только недостающее мне внутреннее наполнение, знания и ничего больше. Мне не нужны твои воспоминания, твои стремления — у меня и своих-то выше крыши. Меня корёжит, голова, по ощущениям, пухнет, угрожая взорваться, но я сжимаю зубы, не давая кольцу двигаться ни вперёд — к пищеводу, ни назад — изо рта.

Когда всё заканчивается, я выплевываю целую горсть чёрной желчи вместе с золотым кольцом, камень на котором уже не выглядит найденным на обочине дороги, а сияет зелёным светом изумруда.

Тётя Мардж, почувствовав, что всё уже позади, выбегает из-за остатков каменного забора и льёт мне на руки водички из литровой бутылки, принесённой с собой.

— Можем уже уходить отсюда, Гарри? — спрашивает она дрожащим голосом и я вижу, как она боится оставаться в этом жутком месте.

— Дай мне выпить Восстанавливающее зелье и уходим. М-м-м-м, надо вернуть защитный купол на место… — говорю я. — Нам надо ещё на кладбище сходить, могилку одного парня осквернить. Вижу твоё неодобрение, но что поделаешь, тётя Мардж? Обрубать приходится все возможности кому-то навредить мне. Поесть, что ли?

Перекусив, мы с тетей осторожно отправились на местное кладбище. В этот ранний час посёлок только-только просыпался, готовясь к новому дню. А мы с тётей бодренько шныряли между надгробиями, в поисках нужного.

Каменная статуя печального ангела появилась перед нами неожиданно. Огромные наполовину распахнутые крылья небесного создания словно готовились обнять вылетающую из могилы душу безвременно почившего Томаса Риддла, отца Волдеморта. Ладно, это не могила МОЕГО, Гарри Поттера, отца, так что лишние эмоции по этому поводу мне не нужны. Обычное «Акцио кости Томаса Риддла!» от палочки из остролиста и из-под земли вылетел весь скелет давно почившего от руки СВОЕГО сына мужчины. Кости упали грудой мне под ноги и я спокойно собрал их в пакет из супермаркета.

Выпрямившись, я встретился взглядом с огромными округлившимися серыми глазами моей побледневшей от нереальности увиденного тёти Мардж. Я взял её за руку и медленно, не спеша, вывел на дорогу.

— Тётя, давай посмотрим на дом других родственников Волдеморды. Мне показалось, что эта постройка заслуживает нашего самого пристального внимания.

— Давай, — успела выдать ошарашенная моими действиями женщина и покорно последовала за мной.

Трёхэтажный обветшавший особняк понравился нам обоим. Старик — бывший садовник Риддлов, занявший садовую пристройку, дал нам адрес адвоката, с кем можно обговорить покупку дома. Тёте очень понравился посёлок Литтл-Хэнглтон, общество людей, живущих в живописной местности, огромный земельный участок. И я решил — почему бы и нет? Это какая-то особо изощрённая степень глумления — обосноваться жить в семейном доме, как сказать, врага? Хе. Позволить одному из хоркруксов возродиться, чтобы завалить его здесь, на его собственной территории, что ли?

Лондонский адвокат оформил все бумаги на моё имя, ведь деньги на покупку дал я. Он взялся до Рождества сделать полный ремонт здания, облагородить территорию и нанять интерьерного дизайнера для внутренней обстановки помещения. Новая, более современная псарня в дальнем конце земельного участка должна была принять приплод далматинки Люси и ещё несколько перспективных к разведению собак и кобелей. Тётя Мардж аж трепетала в предвкушении фронта действий.

Тётя Петуния, конечно, пролетала, как фанера над Парижем. Но, кто ей виноват? Могла бы радоваться приобретениям родного племянника сама. Да жлобство ей всю жизнь мешало. Жлобство и зелёная зависть.

* * *

Эта моя позиция на карте Маршрута под номером (3) получилась гораздо более содержательней всех предыдущих вариантов прохождений через неё.

Пока, я еду на номер (4) — Хогвартс-экспресс — в готовности крушить и превращать в труху все чужие планы на мой счёт.

В полдесятого утра первого сентября я сидел на скамейке на перроне 9 ¾ и ждал появления мисс Грейнджер. Нервничал я до озноба. В животе у меня нарастала груда льда, зубы стучали в чечётке, я не отрывал взгляд от арки, откуда в любой момент должны были выскочить самые нетерпеливые из учеников и их провожающие.

Постепенно платформа рядом с алым поездом Хогвартс-экспресс заполнялась и я уже не мог спокойно сидеть на месте.

А когда из серой стены барьера между мирами выплыла она, моя единственная, я не смог сдерживаться, побежал навстречу. Даже не подумав, как это выглядит с её стороны.

Она была прекрасна. Длинная, до пояса, толстая тёмная, как ночь, коса обрамляла белое, как молоко, личико, на котором сверкала пара глазищ цвета морских глубин. Она выглядела как в прежней моей жизни, но ещё более совершенно.

Я еле остановил себя, чтобы не наброситься на девчушку с обнимашками-поцелуйчиками. Почувствовал себя последним глупцом в мире — я, в сущности, человек взрослый, бывалый — и она — одиннадцатилетняя пигалица. Но случилось чудо!

— Гарри? Гарри Поттер, это ты? — пропела она и я, глупо улыбаясь, закивал болванчиком головой. — Хм, книги о тебе, которые я прочитала, врут всё, мне кажется. Расскажешь мне всю правду?

— Всю-всю, моя леди! — воскликнул я и взял ручку её чемодана на колесиках. — Давай найдём свободное купе и там поговорим.

— Давай! — говорит она и смело берёт меня под локоть. — А где твой багаж?

— В кармане, мисс…

— Грейнджер, Гермиона Л. Грейнджер. Уменьшающие чары?

— Типа того, Гермиона. А это «Л.» что значит?

— Летиция.

— О! — только и могу я сказать.

Значит, не Лили-Энн. Ну, нет значит «нет». Переживём. Важно, что «Л» присутствует. И глаза не карие — знак, что я не попал в те миры, где я проживал глупую, бессмысленную жизнь, заканчивающуюся плачущими эльфами и воскрешением в чулане под лестницей.

В последнем вагоне быстро нашлось свободное купе, благо, будущие первоклашки из чистокровных семей всё ещё прощались с родителями и с прочей роднёй. Среди толпы я заметил чучело стервятника — появился Невилл с бабушкой, леди Августой Лонгботтом. До отъезда поезда оставалось ещё четверть часа, то есть, рыжая кодла шакалов всё ещё стоит и ждёт появления своей «законной добычи» в лице шрамоголового зачуханного очкарика. Меня.

Я тем временем угощал мою единственную шоколадными конфетами и кока-колой, обсуждая отсутствие на моём лбу шрама, а на носу — и очков-велосипедов. Разговаривать с Гермионой надо было очень осторожно потому, что её старая память — из наших прошлых приключений по Мирам и временны́м лабиринтам — ещё не проснулась. Но это должно было произойти, когда увидим приветственное сияние нашего Хогвартса.

— Не могу понять, я впервые тебя вижу, а мне кажется, что мы давно знакомы и нас связывает что-то больше, чем обычная дружба? — говорит Гермиона и я киваю в знак согласия.

— Всему своё время, Гермиона, — говорю я ей. — Давай подождём появления кое-кого ещё, сама увидишь, как твои предчувствия найдут своё объяснение.

— Ты говоришь как взрослый, — задумалась она.

— Ты тоже. Только этого не осознаёшь.

Мальчик Невилл неуверенно заглядывает сквозь стекло в наше купе и я машу ему рукой. Он, таращась на нас, открывает дверь и пристыжено объявляет:

— Я-я-я… я Невилл Лонгботтом и я потерял свою жабу… Вы её не видели?

— Привет, Невилл. Входи, садись, — приглашаю я нашего однокурсника. — Жабу не видели, но ты не беспокойся о ней. Домовики в конце поездки найдут и вернут её тебе в целости и сохранности…

— Его… — начинает говорить он, но Рональд своим появлением прерывает наш разговор.

— Здесь свободно, а то все остальные купе уже заняты, — говорит он и садится рядом с Невиллом, не спрашивая разрешения.

— Между прочим, здесь, как видишь, тоже занято, — бойко заявляет Гермиона и в её глазах появляется тень ненависти пополам с неодобрением наглого поведения рыжего мальчика. — Мы с тобой даже незнакомы.

Рон переводит взгляд суженных глаз с меня, точнее — с моего чистого от шрама лба, на девочку и начинает бесстыдно её разглядывать.

— Я Рон, Рон Уизли, — говорит рыжик. — Мне сказали, что в этом купе едет Гарри Поттер. Я хочу с ним познакомиться и подружиться. Мы будем на одном факультете с ним учиться и…

Я делаю удивлённое лицо, захотев поглумиться над этим неприятным представителем семьи Предателей. Делаю круглые глаза и спрашиваю Гермиону:

— Гарри Поттер? Он будет поступать с нами на один курс? Представляешь, Гермиона, мы будем учиться одновременно с Мальчиком-который-выжил!

Девочка быстро понимает в мою игру и сразу включается в свою роль:

— Я знаю, но пока что мальчика с шрамом на лбу и в очках-велосипедах не видела. А ты, Невилл?

К счастью, мы свои имена перед ним не озвучили, так что тот честно качает головой — не, не видел. И нет — не знаком. Рон теряет к нам интерес, но, почему-то не уходит восвояси, а вытаскивает из кармана мантии своего, знакомого мне до рвоты, облезлого крысюка Коросту и начинает гладить его. Момент, чтобы перейти с позиции (4) на позицию (4ʹ) пришёл.

— Рон, кто это? — указываю я на обомлевшего грызуна.

— Это Короста, бесполезный крысюк, — отвечает он. — Ленивый и прожорливый. Достался мне от Перси, моего старшего брата, который в этом году будет старостой Гриффиндора. Кстати, я тоже хочу на Гриффиндор, а вы?

Да, по этому вопросу — куда поступать, я ещё не разобрался с собой.

— Посмотрим. Я к Рейвенкло тяготею, но и на Слизерине будет неплохо, там у меня почти все родня, — решаю подразнить рыжего доставалу я.

Рон корчит рожу в отвращении:

— Слизерин? Да там одни пожиранцы учатся. И декан у них Пожиратель! — кричит он.

— Я на Хаффлпафф хочу, но ба будет мной недовольна, если пойду туда, — вмешивается в обсуждения Невилл и краснеет от смущения.

— А ты кто? — с презрением спрашивает Рональд.

— Я Невилл Лонгботтом. А вы? — наконец кто-то в купе припоминает о нас.

— Я Певерелл, — говорю я и все вытаращиваются на меня. — Можете ко мне обращаться «лорд Певерелл».

— У Певереллов нет живых наследников, — с надрывом кричит Уизли. — Ты врёшь.

Растопыренные пальцы с кольцами затыкают Рона. Невилл и Гермиона смотрят на меня, как на ожившего Мерлина. Рот Невилла оформляют букву «О», пока он соображает, что с этой информацией делать.

— Моё почтение, лорд Певерелл, — выходит он из ступора. — Горжусь знакомством с вами.

Рональд задыхается от возмущения, норовит встать и выбежать из купе, но моя воля не позволяет дверям открыться.

— Садись, Рон! — рычу я и он, обмякнув, садится. — Скажи, твой крысюк спит с тобой в одной постели? Спит? А ты не видишь, что это не животное, а анимаг? Мужчина-анимаг.

— Ты, ты-ты… врёшь! Ты всё врёшь!

— Хочешь, давай попробуем вернуть ему истинный вид? — глаза детей впиваются во внезапно разнервничавшегося крысюка. — Даже если не позволишь, я верну его человеческий вид. Оморфус хомине! Петрификус тоталус!

На полу у нас лежит замершее толстенькое тело мужика небольшого роста в коричневом в полоску маггловском костюме. Питер Петтигрю.

— Гермиона, зови старост! Пусть они вызовут Аврорат! — командую я и она, не возражая, не спрашивая ничего, слушается меня.

Выскочив из купе, она начинает громко кричать:

— Старосты, старосты! Здесь анимаг объявился. Зовите авроров. На помо-о-о-ощь…

Короче, проблема крёстного отца решена стремительно. Теперь надо подстроить события так, чтобы меня в это дело не втянули, чтобы попробовать сыграть в глазах директора Дамблдора этакого несведущего Джека-Простака.

Быстро беру Обет неразглашения с Гермионы и Невилла, стираю память Рональду и обговариваем с первыми двумя, что сказать аврорам. Что Рон пытался перекрасить Коросту в жёлтый цвет, когда тот внезапно превратился в человека. От испуга у Невилла случился стихийный выброс, который обездвижил мужика, девчушка-магглокровка испугалась и закричала…

А я? А я ни при чём потому, что ехал в соседнем купе и со свидетелями незнаком.