Чентра: Штошекалипсис (джен)

Утро 19 марта 1979 года выдалось солнечным, в воздухе пахло весной. Снег уже начинал таять и Штоший ручей весело бурлил в развалинах будки генератора.

Настроение у штошей, однако, было совсем не праздничное. Оголодалые штоши унылой очередью выстроились к большому котлу, из которого едва ли менее оголодалый Лухыт разливал им похлёбку — кипяток с небольшой примесью овощей. Вместо чая полагался зверски невкусный отвар из еловых веток, который однако, пользовался популярностью благодаря животворящим витаминам, уже успевшим войти в местную мифологию наравне с привидениями и штошеядными белками.

Вследствие всеобщей мрачной унылости, даже Риласт предпочитал помалкивать, чтобы не раздражать народ своими язвительными замечаниями. Не занимающиеся животноводством штоши выглядели тощими и синими и мрачно судачили о том, что экономь — не экономь, а запасов еды до урожая всё равно не растянуть. Запасы в своё время бодренько извели, поскольку лухытократический режим уж чем-чем, а экономностью не отличался. Каждый теперь думал, что вот если бы тогда жрали поменьше, то глядишь — и на сегодня бы чего осталось...

Пополнить запас было неоткуда. Рыбы в пруду не осталось (спустили, пруд-то), а охотники из штошей были не то, что никакие — они бы меньше, чем впятером? против одного зайца выйти не решились бы. Водилась ещё когда-то, в далёкие времена тьмы и диктатуры Ушастого, такая благодать — колбасой звалась она. Да где тот Ушастый, где та колбаса — уж почти забылся вкус её.

Подточенный бескормицей, режим исчерпал сам себя. Лухыт, никогда особо свою руководящую роль и не выпячивавший, счёл за лучшее тихо отойти в тень. Без его закулисного воздействия всё остальное как-то само сошло на нет. Караульные перестали выходить на дежурства, могучие боевые дубины были пущены на дрова, никем не подновляемый образ врага облупился до голой фанеры — не до того всем было.

Мрачное уныние висело над поляной.

Но чу! Донеслись вдруг из леса треск и клёкот. В наступившей тишине — только уроненный половник звякнул — зловещие звуки явственно приближались. Постепенно началась паника. Кто-то предположил, что заврам из Ушастова замка стало нечего есть, вот они и повылезли.

Угука высказал очередную светлую мысль: ведь с той стороны, кроме замка, ещё и руины с привидениями расположены.

Глюклих развил светлую мысль, предположив, что привидения устроят «этот, как его... магидонт. Ну и всех утащат...». Старожил Рьет поправил, что «когда всех утащат, это называется День жуткого суда».

Мирно поедавший очередной осиновый веник, Горобдан испугался штошьей паники больше, чем приближающегося рёва, и смотался за огороды. Исчезновение главной ударной силы привело штошей в ещё большее смятение — тем более, что рёв и треск приблизились уже почти вплотную к опушке и стало видно, что над лесом поднимается струйка дыма, а деревья внезапно валятся, словно там идёт напролом кто-то громадный. Вроде дракона...

Штоши уже сошлись было на том, что и правда дракон — про этих гигантских огнедышащих пастезавров в своё время поведал публике начитанный Асат — как вдруг влезший было на крышу сарая Вьюш сверзился оттуда с воплем «Человек!»

Штоши опешили. Вьюш поднялся на ноги, с трудом перевёл дыхание после падения, и с криками «Человек! На! Бульдозере!» ринулся прятаться в штошник.

Человеков боялись больше, чем чудовищ, развалин и привидений вместе взятых. Поэтому последовала безобразная сцена бегства толпы в укрытие через узкую дверь. Через минуту только разбросанные шапки и валенки, да клочья одежды в дверях напоминали, что на поляне кто-то был. Однако, стихийно попрятавшиеся толпы распределились вдоль щелей в забитых окнах четвертого этажа, вдоль чердачных и подвальных окошек.

* * *

Увенчанный длинным помостом бульдозер выехал из леса, повалив последние деревца. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что человек — это на самом деле Ушастый, в пиджаке с галстуком и большой короне (сделанной из кусков золотой посуды, чего, впрочем, штоши не заметили). Бульдозер, меж тем, эффектно раздавил бак с похлёбкой, развернулся к штошнику бортом, и встал, заглушив двигатель. Из кабины вылез Каст в новой спецовке, и быстро установил над помостом транспарант «Под руководством Ушастого — к сытому будущему!» и микрофон на ножке.

Потом на помост, кряхтя, полез не переносящий качки Проныр, долженствовавший символизировать это самое сытое будущее, и начал с отвращением, старательно, есть колбасу. Полдня вчера тренировался и видеть её уже не мог.

Ушастый на своём вертящемся стуле оборотился к народу, постучал в микрофон и начал:

— Товарищи вассалы!.. Знаю, тяжко вам пришлось без моего умелого руководства. И штошник уже разваливается, и едите... — тут он сделал многозначительную паузу и поглядел вниз, где под гусеницами расплывалась большая лужа похлёбки. — Но я не сержусь на вас за жалкую попытку заточить меня. Тем более, что главный зачинщик, Пуз, уже понёс суровое наказание... — подыскивая дальнейшие слова, Ушастый задумался и большинство штошей истолковало эту паузу совершенно превратно. Он продолжил: — Теперь ваша жизнь изменится к лучшему. Под руководством меня вы будете счастливо жить и трудиться на общее благо. Под руководством мудрого и рачительного меня вы никогда и нигде не пропадёте. Вот, посмотрите на этого штоша. Он пропал уж было совсем, девятнадцать лет назад, между прочим. Проныр, расскажи народу историю своего спасения! — и передвинул к тому микрофон.

Сначала над поляной разносились лишь чавканье и глотание: Проныр доедал колбасу. Потом тот опасливо покосился на микрофон, отодвинулся на всякий случай, подальше, и безбожно скомкал тщательно отрепетированный текст официальной версии:

— Ну.. это.. чего тут особо рассказывать... Ну пошёл я зимой в лес... Ну... только до руинины дошёл, ну... той, что на пути к замку, значит, Хлоп! — и... это... и ничего. Ну.. а потом очухался, смотрю... Ну и... ну, думаю, куда попал?.. Ну и сижу, это, на кровати, а он вон, Ушастый... Хранитель, то есть... меня чаем отпаивает. Вот. — и он нерешительно осмотрел ряды штошей в окнах, за исключением старожила, да Риласта с Хаптом, ему незнакомых.

Вывесившиеся гроздьями из окон, штоши медленно переваривали информацию. Потом рассудительный Асат задал резонный вопрос:

— Ну а где же он был все эти, ни много ни мало, девятнадцать лет? В раю, что ли?

Материалист Шуся скептически хмыкнул.

— Нигде! — безапелляционным тоном заявил Ушастый — Девятнадцать лет назад он запропастился, и его вообще не было! А потом явился мудрый и могучий я и распропастил его обратно. Так что, о событиях последних лет рассказывайте ему сами. Он в этом отношении тёмный. — Ушастый замолк и штоши начали неуверенно делиться мнениями.

Между тем, Каст подал знак, что всё готово. Ушастый, перекрыв штоший гвалт, продолжил своё выступление:

— Но главное, что вы будете иметь под руководством меня — это вкусную и здоровую пищу! — он нажал кнопку, и над помостом, отбросив Проныра, поднялась рама от кровати, увешанная колбасой. Голодные штоши тут же выбежали на поляну и рефлекторно выстроились в очередь.

— Не будет больше никаких очередей, унижающих штошье достоинство! — возвестил Ушастый. — Если вы потрудитесь слегка прибрать столовую, то сможете тогда и поесть нормально. Каст, проследи пожалуйста.

Каст не успел даже с бульдозера слезть, как штошник сотрясся до основания: оказывается, штоши до сих пор так и не удосужились снести стенку бывшей темницы. Призрака Ушастого опасались, что-ли? Теперь они, голодные и безмерно воодушевлённые скорой раздачей колбасы, бились об кирпичную стенку, словно прибой об одинокий утёс. Звенели ломы и лопаты, гремели падающие кирпичи, выли те, кому эти кирпичи падали на ногу...

Скоро хлипкая, в один кирпич, стенка была сметена их слитным напором. Штоши дружно хлынули в столовую, успевшую превратиться в отличную имитацию пыльного склепа. Народные массы принялись бестолково, но с крайним усердием приводить её в порядок: кто выносил кирпичи, кто расставлял столики, кто размазывал грязь по окнам мокрыми тряпками... Лухыт с Толстым нашли себе теплое местечко, неспешно прибивая на место отодранный в своё время плакат. Через полчаса столовая была начисто выметена. Заменяя поломанные столики, красовался бывший стол заседаний. Голодные штоши расставили алюминиевые миски, расселись по местам и взяли ложки наизготовку.

Каст уже подогрел колбасу и Ушастый, испытывая душевные терзания, стал раздавать её огромными кусками — по полбатона на штоша. Съели быстро, вспомнили про Проныра, и позвали к столу. Тот однако, объелся уже сверх всякой меры, и его от одного вида колбасы затошнило. Оставили в покое — с кем не бывает — и, исполненные готовности, стали ждать дальнейших распоряжений.

Ушастый, честно говоря, такой откровенно положительной реакции не ожидал, и к раздаче распоряжений оказался не совсем готов. Что в штошнике работы невпроворот — и штошу понятно, только вот с какого конца начинать?.. С уборки территории, что-ли? Так ведь, небось, весь инвентарь давно пошёл на дрова, а дело должно быть: во первых, не особо трудным — чтобы не охладить всенародный энтузиазм; во вторых, чтоб не надо было по весенней грязи тащиться на склад за инструментами; и в третьих — что самое главное — укреплять авторитет Ушастого как руководителя и организатора.

Ничего подходящего ему в голову так и не пришло, а посему Ушастый начал с осмотра территории и бесед с трудящимся.

Осмотр территории выявил много интересного: электричество давно накрылось, водопровод действовал только по утрам, за счёт воды, таскаемой вёдрами (почему не умываться, просто плеская из ведра — то тайна великая есть). Крыша активно протекала, в результате чего потолки даже на втором этаже покрылись свежей зеленью. Забываемые в открытом состоянии окна побило ветром. Половина сараев сгорела вместе с барахлом, в них содержавшимся. Поляна и коридоры были завалены так, что возникал естественный вопрос: из чего, всё-таки, произвели столько обломков и мусора — не трансмутацией же из воздуха они тут занимались?

Беседы с трудящимися, в основном, сводились к благодарностям за избавление и рассказам (часто приукрашенным) как голодно жилось раньше. Ушастый, для поднятия авторитета, громогласно заявил, что знает, как решить любую штошью проблему, как только оная возникнет. Лучше бы он этого не делал. Жизнерадостный Лохмус тут же поведал новообретённому начальству, что да — есть проблема! И заключается оная в недостатке количества отхожих мест. Особенно по утрам, в часы пик. А возникла проблема эта уже давно, только вот никто не знал, как решить, и хорошо, что Ушастый знает, а то совсем уже жизни не стало, дошло до того, что стали номера на руках писать...

Ушастый позвал в помощь Каста. Тот умело напустил на себя важный вид — тренировки сказались — и шествовал по левую руку от Ушастого, как и положено по роли верного помощника и преданного соратника. Штоши дружно потянулись, любопытствуя, за начальством, создавая изрядный шум, и мешая на поворотах. Ушастый, поскольку подобный эскорт затруднял передвижение, хотя весьма льстил самолюбию, дал ценное указание не тратить зря время, а идти всем дружно чинить дырявую крышу, используя подручные материалы.

Штошник, как уже упоминалось, в плане имел форму буквы L, фасад короткого крыла с расположенным в нём главным входом выходил на север, а длинного — на восток, в сторону пруда. Спроектирован штошник был, в целом, по человеческому стандарту, лишь потолки трёх верхних, жилых этажей были сделаны не два пятьдесят, а пониже, под метр семьдесят — штошам больше и не нужно. Ноги у штошей — коленками назад, спускаться по крутым лестницам им неудобно. Поэтому лестница в штошнике очень пологая, пролёт между этажами — метров пять в длину. Расположена она в середине здания, связывая холлы четырех этажей. Честно сказать, холл первого этажа был теперь чем-то средним между свинарником и опустевшим овощехранилищем, лишь грязное зеркало, да остатки плакатов оставались следами цивилизации.

На первом этаже никто не жил, тут располагались кухня, столовая, актовый зал, библиотека и прочие хозяйственные помещения. Поэтому, и туалет был один — тот, который замуровывали вместе с Ушастым. К великому сожалению, его только что разгромили, с размаху вбрасывая туда кирпичи, вследствие чего от всей сантехники остались лишь черепки. В северном же крыле вместо санузла была расположена используемая в качестве кладовки прачечная.

Поднялись выше. У Ушастого, как и каждый раз при посещении верхних этажей штошника, проявилось лёгкое ощущение клаустрофобии, чего с ним никогда не случалось даже в самых запутанных глубинах катакомб. Корону здесь пришлось снять и Ушастый, в сопровождении ворчащего под тяжестью золота Каста, плёлся по штошнику, распустив огромные уши в стороны, словно нелепые крылья. Мера эта, как всегда, не помогла, уши всё равно изгваздались в побелке, задевая за потолок.

Начали осмотр с единственного работающего санузла. Нда... Трубы на последней стадии ржавения, ванна безнадежно испорчена: кто-то когда-то грел воду, разведя под ней костер. Заглянув в о второй, неработающий туалет — забитую дверь пришлось ломать — Ушастый с интересом отметил отсутствие раковины и унитаза. Только забитые деревяшками пеньки труб грустно торчали. У Ушастого зародилось нехорошее предчувствие, но он мужественно отогнал его, и решил разжиться унитазом на четвёртом, нежилом этаже. Ну а пока, раз уж начал инспекцию, решил одними туалетами не ограничиваться. Или это была подсознательная попытка оттянуть неизбежное?..

Так что начали они с Кастом таскаться по всем этажам, заглядывая в комнаты штошей. Всё оказалось настолько плачевно, насколько не хотелось думать. Настроения не прибавляли и штоши, в поисках инструментов и материалов носившиеся по коридору со скоростью около двадцати километров в час. На третьем этаже Ушастого чуть не хватил Кондратий: обернувшись на шум, он увидел, что на них по коридору, словно гигантский поршень гоня воздух, надвигается огромный плакат, занимающий почти весь просвет коридора.

— Эй, это что за шутки?! — испуганно рявкнул Ушастый.

— Крышу чиним! — плакат развернулся горизонтально, за ним обнаружился жизнерадостный до идиотизма Лохмус, спешно несущий на крышу добытый материал. Габариты Лохмус ощущал весьма смутно, поэтому скорость не сбавил, надеясь обогнуть Ушастого — хотя и неспециалисту было ясно, что ширины коридора не хватит. К тому же, несмотря на уменьшившееся сопротивление воздуха, толкающего усилия он не уменьшил, и начал двигаться с огромным ускорением, а для штоша, а особенно возбужденного, и сорок километровв час — не проблема. Повёрнутый ребром плакат в руках невменяемого от энтузиазма штоша был действительно смертоносным орудием. Ушастый с Кастом заметались по коридору, пытаясь за оставшиеся секунды укрыться в какой-нибудь комнате. Заперто, заколочено, снова заперто... Почуяв затылком свист рассекаемого воздуха, Ушастый понял, что убежать не удастся, и бросился на пол, на лету уповая, что неорганизованный индивид забыл прибить на ботинки подковы. Лохмус, однако, плакат не удержал, передняя кромка задралась вверх, и штоша, словно планер, подбросило к потолку. Раздался треск фанеры, короткий вопль...

Подняв глаза вверх, Ушастый обнаружил, что плакат, слегка развернувшись, заклинился углами между стенами. С него, нервно икая, свисал притиснутый к потолку виновник происшествия. Ушастый кое-как отряхнулся, растормошил вытершего собой полкоридора Каста и пошёл продолжать осмотр, оставив икающего Лохмуса висеть, где висел.

На этом этаже в обоих неработающих туалетах отсутствовала не только сантехника, но и часть труб. Ушастый взглянул на обрезанные на уровне пола канализационные стояки, на дыры в потолке над ними — и нехорошее предчувствие окрепло, возродившись с новой силой.

На четвёртый этаж пришлось идти с фонарём, так как окна были заколочены много лет назад и на совесть. Ушастый поразился обилию всякой всячины, наваленной, в основном, в коридоре: инструменты, доски, железные бочки, ящики с гвоздями, мешки окаменелого цемента, треснувшие стёкла, какая-то коллекция булыжников, ржавая пилорама, многокилометровые мотки провода, сломанный токарный станок, бочки с засохшей краской...

Из комнаты в дальнем конце коридора неслось отвратительное зловоние. По местным преданиям, Пуз прятал там колбасу от народа. По другим преданиям, прятал не Пуз, и картошку. Ушастый не стал тратить время на решение тухлой загадки, а сразу приступил к осмотру санузлов. В обоих никакого оборудования, кроме дыр в полу, не наблюдалось. Даже ванны не было на этом этаже.

Ушастый вышел в коридор, и тяжело задумался. С чердака, словно шум прибоя, доносились препирательства штошей, чинящих крышу. Да, а там штоши ничего не хранят, а только развешивают припасы сушиться... Ушастый только теперь осознал, во что влип со своим бахвальством: единственный неразбитый унитаз на весь штошник!

Между тем, снизу раздались громкие крики и ругань, частично на инфернальном, который, сидел ещё где-то в штошьем подсознании, проявляясь только в особо критических ситуациях. Случилось явно что-то из ряда вон выходящее и руководители поспешили вниз, узнать в чем же дело.

Выяснилось, что всеобщая суматоха не пропала даром: на повороте столкнулись на полной скорости Ыт и Гутморген. Один нёс большой мешок с гвоздями, другой — молоток и пилу. В результате, они не только ушиблись, но и покололись гвоздями, и поранили друг друга пилой. Каст пошёл помогать в комнату, куда уже отнесли пострадавших, а Ушастый, пользуясь случаем, решил под шумок замять сортирный вопрос, для чего спешно накатал свой первый указ:

Указ №1 от 19.03.1979.

О порядке передвижения по штошнику.

Сегодня на втором этаже нашего обиталища произошёл несчастный случай: два штоша, двигаясь при переноске режущего инструмента с недопустимо высокой скоростью, столкнулись на повороте, в результате чего оба получили тяжёлые травмы. Пострадавшие были доставлены в медпункт, где им оказана первая медицинская помощь. Сейчас их состояние удовлетворительное, опасений за жизнь нет. Но этот случай, к сожалению, не единственный в своём роде. Сегодня же, один штош, имени которого по вполне понятным соображениям я не называю, нарушил все мыслимые пределы скорости при переноске стройматериалов, и при этом едва не нанёс тяжёлые травмы мне, вашему любимому руководителю. В связи с вышеизложенным, а также дабы не допускать подобных случаев впредь, настоящим указом запрещаю в коридорах и хозяйственных помещениях штошника, а также в зоне пятидесяти метров вокруг него (на поляне) развивать скорость более 10 км/ч. (бегать). В случае нарушения вышеизложенного правила — нарушителя лишать завтрака от моего имени.

Ваш горячо любимый начальник, Ашас 52, Хранитель (Ушастый).

Здесь, конечно, был небольшой перебор: никакого медпункта в штошнике не было, да и язык слегка отдавал казёнщиной, но Ушастый следовал мудрому, веками проверенному правилу: чем больше в документе заумных выражений, народу непонятных, тем больше у народа к этому документу уважение.

Лохмус целую неделю трясся при одном упоминании о плакатах, живо себе представляя, что бы с ним сделали собратья, если бы узнали, что это он едва не убил благодетеля. Тем более, что виновного активно искали, а грамотный Асат вспомнил всё, что вычитал в книжках, про суд Линча...

В общем, в штошнике налаживалась, наконец-то, нормальная жизнь.