Как найти своего дракона (джен)

Предрассветные сумерки встретили меня сидящую на ступеньках перед Большим Залом, всю измотанную после бессонной ночи, с залившими опухшее лицо слезами, и продрогшую до костей, но едва ли я это замечала. Холодный солнечный свет слепил в глаза, а промозглый ветер гонял по земле пыль и листья, завывая в кроне деревьев и в бледно-голубом небе, припорошенном белыми облаками, будто снегом.

Да, я плакала. Рыдала и выла как самая настоящая слабачка, запросто нарушив данное себе обещание, что лить слезы никогда не буду, ведь я сильная и гордая, независимая девочка-викинг… Но не сегодня. Сегодня я… Просто я. Без титула, без своего привычного заводного настроения и без природной дерзости, которой разбрасывалась направо и налево, и, наверное, это моя расплата за излишнюю самоуверенность и тщеславие.

Шмыгнув носом, я вытерла влажные дорожки от слез и прерывисто вздохнула, бессмысленно уставившись красными глазами куда-то вдаль, за горизонт. В груди крепко-накрепко поселилось разочарование с привкусом поражения, временами, в порывах вспыхивающих эмоций, сменяясь бессильной злостью и жаждой мести, но эти вспышки затухали очень быстро, возвращая меня в то состояние, в котором я была изначально, и после к нему прибавлялось тягучее опустошение, а еще безмерная усталость, вызванная отнюдь не бессонной ночью.

Я проиграла. Я проиграла битву за свою собственную свободу, без возможности отбить её снова, даже без шанса начать все сначала, и теперь… Теперь должна была просто смириться… Смириться с тем, что скоро стану женой того, кого искренне и всей душой ненавижу.

Утэр добился своего: отныне я не смогу поговорить с отцом, как собиралась, и попытаться отменить свадьбу или хотя бы отложить… Он получил, что хотел, когда нашел место, в которое сможет ударить, слабость, которой сможет воспользоваться… А если он и действовал вчера наугад, прощупывая почву, когда решил сыграть на моих тайных отлучках в пещеры, то все равно выиграл — он ведь понял, что мой секрет связан с драконом, не зря же упомянул книги, да и сказал об этом напрямую… И я уже сама ему подсобила, хоть и сделала это не нарочно, когда выдала себя своей реакцией, своим поведением… Какая же я дура.

Теперь-то мне понятно, чего он тут околачивался по утрам и ко мне все приглядывался, вопросы свои дурацкие задавал — всего лишь хотел вызнать, что я скрываю… И ведь вызнал, сволочь. Даже отца уговорил осаду снять, лишь бы за мной проследить, чёртов урод… А я велась, глупая. Думала, он просто пытается отношения наладить, смеялась над ним ещё, дураком считала… Вот и досчиталась, а он все это время в игры свои играл, как всегда.

Поддавшись очередной вспышке гнева, я ударила кулачком по каменной ступеньке и хотела ударить снова, но усталость вновь навалилась на меня, сдавливая плечи и склоняя к земле… Не будь я такой измученной и обессиленной после всего случившегося, то рвала бы и метала, но даже высечь сейчас из себя хотя бы крохотную искорку злости сил у меня больше не осталось.

Всю свою ярость и обиду на жестокую несправедливость судьбы я уже выплеснула минувшей ночью, превратив библиотеку в руины, без жалости разбросав тамошние книги и вырвав из них все страницы до последней, опрокидывая столы и скамейки, крича и ругаясь в жилетку, чтобы никто не услышал и не нашел меня такой, с дикими глазами, смятой одеждой и торчащими во все стороны волосами, похожей на пугало… Это были сумасшедшие часы, когда я, попросту наплевав абсолютно на все последствия, и что, возможно, подобной выходкой, переходящей все границы, разбужу пол деревни, дала выход своим чувствам и эмоциям, поскольку ни сил, ни желания сдерживать их у меня уже не было…

И вот теперь, когда пробесилась и прооралась, полностью обессиленная, я истуканом сидела здесь, на каменных ступеньках перед Большим Залом, подставив опухшее лицо холодному ветру, режущему глаза, и пялилась на океан, будто бы он мог мне чем-то помочь… Но разве мне ещё можно чем-то помочь?

Неожиданно криво усмехнувшись, я лениво встала и побрела обратно в библиотеку, от усталости едва волоча ноги. Прикрыв за собой дверь, наклонила голову на бок, глядя на тот кавардак, который учинила едва ли час назад, и тяжко вздохнула, представляя как несчастного, ничем не заслужившего такого Книгочея хватит удар.

Но на то, чтобы убраться и всё исправить у меня банально не было сил, да и как склеить порванные страницы, если от них остались лишь клочки да бумажки? Хотя, справедливости ради стоит отметить, что не такой уж тут и бедлам, как мне казалось ослепленной гневом и отчаянием — пострадали только первые полки с книгами, да и сама середина залы, где совсем недавно стояли столы и стулья, теперь же лежащие вокруг всё так же мерно горящего очага, для которого будто ничего и не произошло.

Остальное убранство осталось целым и невредимым, только смятые листки бумаги украшали пол, будто хлопья снега или тополинный пух, неизвестно как залетевший сюда через щель.

Почесав голову, я выдохнула и подняла жилетку, сброшенную мною ещё в самом начале истерики и, выдохнув ещё раз, набросила её на плечи, а затем, соорудив нехитрую косу, перевязав её найденной тут же лентой, чтобы волосы не мешались, принялась собирать листы, продолжая при этом размышлять в привычном темпе о том, как мне быть дальше, чем моё тело похвастать не могло.

Что же мне теперь делать? Оставить всё как есть или всё же ещё попытаться что-то изменить?

С одной стороны, я не могу позволить Утэру манипулировать собой, иначе в дальнейшем он подогнет меня под себя и будет творить, что ему вздумается, чего допускать, конечно же, никак нельзя, потому что тогда Хитролисы наконец получат то, что хотят, взяв бразды правления в свои руки, и вчерашний поступок Утэра прямое тому подтверждение, но вот с другой… С другой стороны Дреки и её новорождённые малыши, нуждающиеся во мне.

Будь драконица не так стара и уже не не одной лапой в могиле, а её малыши еще совсем крохами, не способными даже прожевать пищу, я бы наплевала на шантаж моего нерадивого жениха, так как он всё равно вряд ли что-то смог доказать (а ну попробуй, отыщи Теневика, самого скрытного в мире дракона, ага), и таки попросила бы у отца хотя бы отложить помолвку и саму свадьбу на пару лет, выиграв себе немного времени, но учитывая моё положение… Уверена, что воспротивившись его требованиям, я сделаю только хуже. Если я скажу ему «нет» сейчас, он тут же соберёт викингов и будет прочёсывать вулкан до тех пор, пока не отыщет её, а это очень даже возможно, ведь Дреки с каждым днем все хуже и хуже…

Стиснув приличный шар из собранной на полу бумаги в ладонях, я скрипнула зубами и забросила его в огонь, с облегчением и злорадством наблюдая, как листы быстро сгорают, превращаясь в пепел, представляя себе, что это космы Утэра вспыхивают на его ненавистной башке.

Мой взгляд опустился ниже и я едва не подпрыгнула, когда увидела яйцо, лежащее здесь ещё со вчерашнего вечера. Закрыв лицо руками и гулко простонав, я бросилась за кочергой, костеря себя самыми последними словами, какие только могла вспомнить. Я же совсем забыла о нем! Дреки наверняка уже ищет его по всему острову! О, Молнии Тора, и чем я только думала, когда притащила его сюда?! Хорошо ещё, что в библиотеку никто не ходит, иначе… Я даже думать боюсь, чем могло бы обернуться это «иначе».

А всё этот проклятый Утэр! Не будь он, ничего бы этого не случилось! Ещё одна причина ненавидеть его!

Подцепив яйцо кочергой, я вытянула его из горящих поленьев и, сдуру попытавшись взять в руки, завизжала от боли, обжёгшись о накалившуюся скорлупу. Ох, Фрея, даруй мне свое терпение и мудрость, а то я совсем уже из ума выжила хватать руками горящие вещи!

Хныкая и дуя на покрасневшие пальцы, я ёрзала, ожидая, когда яйцо хоть немного подостынет, то и дело бросая взгляды на поскрипывающую на ветру дверь, с ужасом ожидая, что вновь заявится Утэр со своей привычной полуулыбкой или того хуже, отец, взбесившейся очередной отлучкой посреди ночи, что станет просто катастрофой, полной и безоговорочной, после которой я не смогу исправить ситуацию уже никогда. Папа попросту не поймет. Он даже слушать не станет моих объяснений, раздавит яйцо, а меня посадит под замок и, наплевав на всякие традиции и приготовления, выдаст замуж в тот же час, как всегда грозился это сделать.

Не хочется признавать, но пусть уж лучше ранним гостем будет Утэр, чем отец, он-то уже знает мою тайну, но и давать ему еще один рычаг давления тоже не стоит. А ещё лучше, чтобы ни тот ни другой сюда не заявились, а для этого мне нужно убраться отсюда поскорей, пока не стало слишком поздно!

Наконец яйцо стало достаточно тёплым, чтобы к нему можно было прикоснуться, и я, не теряя ни минуты, поспешно завернула его в свою жилетку, с ночи выбежав из дому в чем была, и со всех ног бросилась вон из деревни, поминутно оглядываясь и озираясь по сторонам, надеясь ускользнуть незамеченной никем, тем более, Утэром или отцом.

Страх за себя, за забытое яйцо и страх перед драконицей гнал меня вперед, придавая сил и наполняя энергией до краёв, лишив недавней измотанности и усталости после двух почти что бессонных ночей, как будто их и не было. Перепрыгивая через ухабы и коряги, я задыхалась, но продолжала бежать, надеясь, что успею вернуть яйцо в пещеру до того, как Дреки проснётся и начнет его поиски, если уже не начала!

Влетев в пещеры, я даже не подумала о том, что мне нужен свет — тело само несло меня, а ноги уже знали дорогу, так что мне не составило особого труда найти необходимую тропу, хотя в какой-то момент мне показалось, что я всё-таки сбилась с пути, однако, когда рука провалилась в пустоту и я свернула в нужный проем, то поняла, что мои страхи были напрасны и беспочвенны.

Тяжело дыша, я прислонилась к стене и скатилась по ней на подогнувшихся ногах, прикрыв глаза от изнеможения. Лёгкие жгло будто огнём, а сердце колотилось с такой скоростью, будто сжавшись от невыносимого напряжения хочет выпрыгнуть из груди и умчаться прочь, подальше от той, кто его совсем не бережёт.

Сглотнув вязкую слюну и закашлявшись от сухости в горле, я кое-как встала и потащила себя вглубь пещеры, сквозь мутную пелену в глазах прокладывая путь. Дойдя до торчащих в потолок пиков, я подложила яйцо к трем спящим дракончикам и коротко вздохнула, на какое-то мгновение залюбовавшись ими. Моё шумное вторжение даже не разбудило их, тесно прижавшихся к друг другу, пытаясь согреться пока… Я моргнула, вдруг осознав, что они одни. А где же Дреки?

Моментально вскочив, я заозиралась вокруг, ища драконицу и окликая её по имени, но она не отзывалась. Её здесь не было. Она все-таки пошла искать яйцо! Какая же… Какая же я дура!

Подорвавшись с места, несмотря на то, что мои ноги дрожали от усталости, а в боку нещадно кололо, я намеревалась её найти, чего бы мне это не стоило, потому что если она в своих поисках дойдет до деревни, то… то…

Стиснув зубы до боли в дёснах, я торопливо отогнала эту мысль прочь, с силой тряхнув головой, и прибавила скорость, не обращая внимания на то, что тело отказывалось подчиняться, а распустившиеся волосы лезли в глаза и цеплялись за всё подряд, словно хотели остановить меня, уберечь от того, что ждет в скором будущем…

Выкрикивая имя драконицы, плутая по лесу и карабкаясь по скалам, я сорвала голос и расцарапала руки в кровь, потеряла один сапог и порвала рукав, но так и не смогла ни дозваться её, ни отыскать, сколько бы усилий к этому не приложила, и, в конце-концов, вымотавшись настолько, что едва могла сделать шаг, я позволила малодушности завладеть мной и поплелась домой, только сейчас здраво рассудив, что будучи очень умным драконом, Дреки навряд ли сунется к людям в её предсмертном состоянии, а скорее всего, вернётся в пещеры, где будет ждать меня с яйцом, который, к слову, сама же и разрешила мне забрать, а раз разрешила, значит доверяла и знала, что я о нём позабочусь и никому не позволю его увидеть. Ну, а вернувшись, она увидит, что оно уже дома и успокоится. И раз так, значит, я зря так надрывалась и нервничала, всё ведь хорошо…

Успокоенная подобными мыслями, я вывернула из-под ветвей деревьев, лезших мне в лицо, и единственное, чего я сейчас хотела — это прийти домой и завалиться спать, послав всех в Хельхейм до завтрашнего дня, когда и буду объяснять, где пропадала пол ночи и добрую часть утра уже на свежую голову, а не вот такую, едва соображающую и не способную ни на одну дельную мысль, а то и на мысль вообще…

Безрезультатная и, наверное, беспричинная погоня окончательно истощила меня, превратив в живого мертвеца, по чьей-то жестокой шутке поднятого из могилы, и потому я не сразу заметила, что на подходе к деревне, меня окружили непривычно громкие звуки даже для таких громкоголосых людей, как викинги, и что их возгласы полны злорадства и предвкушения.

Поморщившись от раскалывавшей меня надвое головной боли, я сделала ещё пару шагов, поднимая тяжёлую еловую ветвь и вдруг замерла, сдвинув брови, увидев Утэра и Флику, стоящих на опушке, вдали от вдруг будто сорвавшейся с цепи деревни, совершенно одних и явно о чём-то спорящих или ругающихся. Что они здесь делают? — было первой моей мыслью, а затем к ней прибавилась вторая, но третья была сбита очередными возгласами и чьим-то перекрикнувшим их рёвом, услышав который я буквально побелела, превратившись в сплошной оголённый нерв, едва поняла, кому он принадлежит. Нет, этого не может быть! Нет!.. НЕТ!

— Ра… Рапика, что ты… О нет, — ворвался голос Утэра в моё куда-то поехавшее сознание. Уставившись на него ополоумевшим взглядом, я беспомощно наблюдала, как он, с таким же бледным и напуганным лицом, как у меня, быстро направляется в мою сторону, протягивая руки, но тут рев раздался снова и я покачнулась, увиливая от него и отступая на несколько шагов. — Тебе лучше не идти туда… — сказал он, когда я попятилась от него, и взглянул на меня с неожиданным сожалением и сочувствием, будто заранее извиняясь… Но за что?

— Что ты… сделал? — каким-то чудом смогла вымолвить я, продолжая отступать и пятиться. — Что ты сделал?!

— Ничего! Я… — запальчиво ответил он, став каким-то другим Утэром, не таким, каким я его знала — испуганным и сбитым с толку. Обернувшись на Флику, замершую неподалеку, он снова повернулся ко мне, будто хотел что-то сказать, но не мог найти подходящих слов.

— Что она здесь делает? — спросила я, но ответа так и не получила, отвлёкшись на новый рёв, пробравший меня до глубины души. — ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! — истерически взвизгнув, я с новыми силами сорвалась с места и, на ходу обернувшись к Утэру, все ещё пытающемуся что-то сказать, выкрикнула, давясь слезами, наконец осознав, что происходит: — Я ненавижу тебя, ненавижу! НЕНАВИЖУ!

— Рапика, стой! Дай мне всё объяснить! — донеслось до меня, но я уже не слушала, я бежала, бежала в тщетной надежде это остановить и спасти ту, что мне дорога, одними губами повторяя только одно слово — «нет».

Нет, нет, нет, нет, нет, НЕТ!

Споткнувшись о камень, я разорвала штанину, но тут же подскочила и бросилась бежать дальше, летя навстречу толпе улюлюкающих викингов, собравшейся кругом вокруг чего-то скрытого за их телами, подняв вверх топоры и секиры, празднующих победу, потому что наконец-то поймали ту, что «терроризировала» их, мешая жить спокойной жизнью.

— О, Рапика, и ты тоже хочешь на это… — воскликнула, обернувшись ко мне Липучка, едва завидев, но я пролетела мимо нее, попросту врываясь в толпу, локтями отпихивая всех, кто вставал у меня на пути, и на середине торжественной речи своего отца, гордо стоящего над людьми с острым топором в руке, выпала в пустующий круг и рухнула на колени перед связанной, заколотой копьями и истыканной стрелами драконицей, обхватив её дрожащими руками, накрыв собственным телом, обнимая тяжёлую голову. Она скосила на меня глаза, передёрнутые пеленой боли и узнавания.

В оглушительной тишине, наполненной немым изумлением и откровенным неверием, я выдохнула, глядя в глаза своему потрясенному отцу, то самое, всего одно единственное слово, звеневшее в ушах:

— Нет.

Откуда-то с боку донеслось мое имя и шепотки среди собравшихся викингов, но я не обращала на них никакого внимания. Сейчас я могла смотреть только на своего отца и обнимать драконицу. Это и ничего больше. Только это.

С явным трудом справившись с собой, отец насупил брови и сжал челюсти, опустив топор, ткнув тяжелое лезвие в землю. Буравя меня яростным взглядом, он коротко наказал:

— Отойди от этого монстра!

Я покачала головой и повторила хриплым голосом:

— Нет. И она не монстр.

Он моргнул, в его глазах промелькнул шок, но затем сменился гневом и нетерпением, а ещё страхом. Подняв топор, он тоже повторил и на этот раз жёстче:

— Отойди. Немедленно!

— Нет, не отойду, — мотнула головой я, обнимая драконицу крепче. — Никогда.

Шёпот среди толпы усилился, в нем все ярче зазвучали окрики с просьбой повиноваться и не делать глупостей, возгласы замешательства и нарастающего непонимания, плавно и быстро перетекающего в гнев, точно такой же, какому поддался отец.

— Я сказал, ОТОЙДИ!

— Я сказала, НЕТ! — рявкнула я в ответ, и вокруг меня дружно прокатилось ошарашенное «ох».

— Рапика, что ты творишь? — вновь донесся до меня голос Липучки, больше всех обескураженной моим поведением, остальные же мои друзья молча наблюдали, не говоря ни слова, но всё и так было ясно по их лицам. Краем глаза я увидела Утэра, он вышел вперёд и в нерешительности замер, глядя то на меня, то на отца. К несчастью, папа тоже его заметил и кивнул ему:

— Забери её.

— Нет! — снова выкрикнула я, цепляясь за драконицу, словно она могла меня спасти, слезы градом стекали по моим щекам, а голос дрожал, но я продолжала говорить, со сковывающим сердце ужасом наблюдая, как Утэр, повинуясь приказу отца, направляется ко мне и вслед за ним так же направлялся Скряг с замкнутым выражением на лице, получив такой же приказ. — Не надо этого делать! — в отчаянии кричала я, плотнее прижимаясь к шее драконицы, не в силах остановить неизбежное, но тщетно пытаясь это сделать. — Она не опасна! Она и так уже стара! Папа, пожалуйста, не надо! Оставь ее! Пусть доживет свой век! ПАПА!

Но он не слушал меня, его лицо было непроницаемо, а глаза темны от обуревавших его чувств.

— Отпусти меня! Не трогай! Нет! Папа! — Мои крики были так же бесполезны. Вдвоём, Утэр и Скряг легко отцепили брыкающуюся изо всех сил меня и потащили прочь, волоча по земле, будто мешок, а мои ноги оставляли борозды от попыток тормозить. Вырвав одну руку, я протянула ее к драконице, лежащей на земле без движения и с печалью смотрящей на меня, уже смирившейся со скорой смертью. — Пожалуйста, нет! Отпустите, вы! Я вас ненавижу! Если сейчас же не отпустите, а обоих вас убью, вы слышите! Слышите?!

Острая боль в запястье заставила меня умолкнуть, это Скряг сдавил сильнее, чем рассчитывал и его виноватое лицо прямо сказало об этом. Колени уткнулись в землю, рука Утэра надавила на шею, заставляя отпустить голову. Подняв взгляд, я встретилась с его глазами — он молча покачал головой, удерживая вторую мою руку.

— Ненавижу тебя, — прошипела я ему в лицо, но тут мой взгляд сместился в сторону, ужас иглами пронзил насквозь. Тело изогнулось, пытаясь встать. — НЕ-Е-ЕТ!

Лезвие топора блеснуло на тусклых лучах утреннего солнца, а с моих губ сорвался только чистый, пронзительный крик, сотрясший весь остров.

Осев на бок, я прекратила бороться, безвольно повиснув в руках Утэра и Скряга, всё ещё держащих цепкой хваткой.

Красное пятно разливалось по плоскому камню, стекая на изумрудно-зелёную траву алыми каплями вместо росы, а её глаза смотрели на меня не мигая, живой блеск медленно потух и в них навечно застыла печаль, поразительный ум и тихая просьба.

Дыхание поверхностно вырывалось из груди, волосы золотом ниспадали, с трепетом развеваясь на ветру… Могучая рука отца ухватила за локоть и вздёрнув на ноги, повела за собой, закрывая её от меня, отбирая её у меня… Ноги не слушались, онемели и папе приходилось практически тащить моё окаменевшее тело, хотя я и не сопротивлялась… Там, где его пальцы стискивали кожу выступили синяки, растекаясь будто кровь по камню… Оглушительный грохот захлопнувшейся двери не задел ни струнки моей души… Пол маячил перед глазами, но я не видела его, а только её пустые, мертвые глаза…

— ЧТО ТЫ ТОЛЬКО ЧТО УСТРОИЛА?! — заорал отец, наконец позволив себе высказать всё, что думал о моей выходке. — ЧТО ЭТО БЫЛО ЗА ПРЕДСТАВЛЕНИЕ?! ТЫ ЧТО, СОВСЕМ С УМА СОШЛА, ГЛУПАЯ ДЕВЧОНКА! ТЫ ЖЕ КИНУЛАСЬ МНЕ ПРЯМО ПОД ТОПОР! — продолжал буйствовать он, расхаживая по комнате, дерево поскрипывало на каждом его шагу. — ДА ЧТО ВООБЩЕ НА ТЕБЯ НАШЛО?! ЗАЩИЩАТЬ ДРАКОНА??? О ЧЕМ ТЫ ТОЛЬКО ДУМАЛА?! ОН ВЕДЬ МОГ ТЕБЯ УБИТЬ!

Шаги стали ближе, отец схватил меня за плечи и тряхнул так, что моя голова качнулась сначала назад, затем вперед, а ноги едва снова не подкосились, потеряв опору.

— А НУ ОБЪЯСНЯЙ, ЧТО ЭТО ТЫ ТАМ ТВОРИЛА! НУ?!

— Ты убил её… — прошептала я, медленно, очень медленно поднимая на него взгляд, задирая подбородок все выше и выше. — Ты убил её… — повторила я. — Она была мне другом, а ты убил её… — И вдруг я просто заорала, с каждым своим словом вбивая в своё обезумевшее от неверия и шока сознание то, что только что случилось: — ОНА БЫЛА МНЕ ДРУГОМ, А ТЫ УБИЛ ЕЁ! ТЫ УБИЛ ЕЁ!

Звонкая пощечина обожгла щеку, я влетела в стену и сползла по ней, оседая на пол. Дрожащая рука легла поверх горящей кожи и капля крови упала на подбородок, скатываясь тонким, красным ручейком.

Отец постоял с минуту, не сводя с меня глаз, а затем вышел, так же как и недавно со всей дури хлопнув дверью. Ну, а я… А я осталась сидеть на полу, прижавшись спиной к стене и подогнув колени, ткнулась в них лицом, обняв себя руками.

Он убил её… Мой отец действительно убил её…

* * *

Мрачные недра просторной пещеры посветлели в ярких и теплых языках пламени моего факела, освещая резкие черты скал и нагромождений камней, в такой мгле кажущиеся по настоящему жуткими и нагоняющими беспричинную тревогу и первобытный страх на любого, кому не посчастливится оказаться здесь ночью. Например, таким как я.

Вот только, если кто-то и вправду испытает страх очутившись тут, то я же наоборот, чувствовала здесь только покой, словно наконец-то вернулась домой после долгой отлучки.

Словно могла скрыть в этой темноте то, что не хотела видеть при свете солнца.

К тому же, я пришла сюда по своей воле, так что бояться мне тем более глупо, да и поздно.

Подняв факел повыше, щурясь, чтобы лучше видеть, я прошла вперед, осторожно ступая по шуршащему каменному песку и поправила тяжелую сумку, оттягивающую плечо, с трудом откинув её за бедро, чтобы не мешала идти. Гладкие углы, докуда не доходил свет пламени, будоражили воображение, но отнюдь не нагоняли жутких чудовищ, которыми так любят пугать бабушки своих внуков и внучек, чтобы они слушались.

Нет, я представляла себе совершенно иное, то, чего уже никогда не случится…

В горле предательски встал ком и глаза защипало от подступающих слез, но сделав над собой усилие, я торопливо отогнала ужасное воспоминание прочь, боясь, что если поддамся ему, то уже не смогу сделать то, ради чего пришла сюда.

Судорожно втянув воздух, я сделала ещё несколько шагов и заглянула в пролом некогда драконьей кладки, невольно выдыхая с облегчением. Если бы я потеряла и их, то попросту сошла бы с ума…

— Вот вы где, — сказала я шепотом и опустилась на колени, откладывая факел в сторону. Три маленьких дракончика ютились в самом уголке, тесно прижавшись к друг другу и смотрели на меня большими глазами, полными печали и тоски…

Как я и боялась, они уже все знали, знали что… Додумывать было слишком больно. Рана ещё очень свежа…

— Идите ко мне, — подманила я их к себе, и малыши, словно только этого и ждали, тут же кинулись ко мне, окружая и тыкаясь мордочками в руки, бока и колени, ища поддержки и утешения, материнской заботы… Их жалобный скулёж и тоненькие повизгивания заставляли моё сердце сжиматься и трепетать, разрываясь на части…

Одна слезинка всё-таки скатилась по щеке, как бы я не старалась их сдерживать. Поспешно вытерев её рукавом, я напомнила себе, что собиралась делать и поднявшись с колен, ещё раз потрепала малышей по головам, чтобы они не подумали, что я покидаю их. Затем бережно убрав яйцо в специально заготовленную сумку, повела дракончиков за собой, прокладывая путь факелом вон из пещер, вон из леса, вон с острова…

Да, я покидаю остров. Покидаю свой новый дом и всех тех, кто мне был когда-то дорог.

Ведь в нём мне больше нет места. Как нет места и среди тех, кого я любила и буду любить вопреки всему. Даже вопреки тому, что они сделали… А даже если и есть, я больше не смогу оставаться тут и жить как раньше. Жить зная, что предала ее доверие, помня, что случилось с ней… Я так не могу, не сейчас…

Лодка ждала нас на заросшем деревьями берегу с противоположной стороны острова, там, где меня ещё не скоро будут искать, и если повезет, то никогда и не найдут.

Остановившись у самой кромки воды, я взглянула воспалёнными глазами на бескрайний океанский простор.

Меня ждет долгая дорога, поэтому лучше поспешить.

Разложив свои вещи и закрепив их верёвками, я усадила малышей в корзину и, оттолкнув лодку, достала вёсла, готовясь погрузить их в воду и отплыть, но неожиданно обернулась на вулкан, смотрящий в небо огромной красно-оранжевой пастью и на то, что осталось за ним: мой остров, мой клан, моя семья…

Последний шанс повернуть назад.

Но я не воспользовалась им, решительно отвернувшись и смело ударив веслами по воде, отправилась в путь, в далекую, далекую неизвестность…