Мрак. Нанапрасная надежда (джен)

Иногда я сама не могу объяснить свое мышление и восприятие. В момент, когда к нам вышли три служанки, мне уже не требовалось слышать, чтобы знать, что случилось. Может быть, вывод был основан на выражении лица той из троих, что все время была ближе к госпоже Сноквин.

— Госпожа Сноквин мертва.

И все равно, я закричала. От беспомощности, возмущения и стыда. За то, что сомневалась, как относиться к возможной охоте на подозреваемых. За то, что думала, что не хочу мешать. За то, что не помешала.

Но можно ли было помешать?

Сколько мы все были здесь, прежде, чем раздался крик? Не более пятнадцати, а скорее даже десяти, минут.

Через силу я заставила себя обвести гостей взглядом. Кого среди нас нет?

Ярослава — потому что он убежал за Каем, охранника Олега и Сергея Павловича.

Сергея Павловича…

— Ведите, — Вадим решительно шагнул к служанкам, и я поспешила за ним. Я не могу отставать и должна действовать. Сейчас, когда с нами не осталось ни одного подозреваемого в убийстве ученых, куда больше надежды разобраться во всем. Некому и незачем мешать.

Однако, лишь две служанки повели нас внутрь; одна, в бледно фиолетовом, спустилась к Герде, а еще одна, в бледном зелёном так и осталась с ней.

Вдвоем же оставшиеся служанки шагали неуверенно и с трудом, и в зале та, что носила бледно-синее и казалась самой потрясенной, не устояла и упала на колени.

Думаю, ей совсем не стоит смотреть на госпожу Сноквин ещё раз.

Я дошла до стола и взяла оттуда стакан, налила воды. Отдала ей и сказала:

— Вам нужно успокоиться. Скажите нам, куда идти, и мы найдём сами.

Кажется, так будет проще и для нас самих, поскольку её эмоции не станут отвлекать нашего внимания от фактов.

Но ответила нам не она, а вторая, Олли:

— Госпожу нашли в кабинете, он в самом конце коридора, в котором находится комната, где отдыхал Сыроежкин.

— Нет! Нет, это не кабинет, — лишь теперь заговорила первая, в бледном синем. — Кабинет рядом, а это комната красоты! Госпожа проводила там время, слушая музыку, размышляя, рассматривая драгоценности и вид за окном. Ещё… Туда она водила только мужчин, но без пошлостей, лишь для бесед.

Я не уверена, что эта информация несла в себе практическую пользу. Но точность, зачастую, очень важна, когда речь идёт о расследовании.

— Ага, значит, вот этот коридор, — мистер Урри прищурился в нужную сторону, но сам туда не поспешил.

Вместо него первым в коридор вошёл Вадим, и мне вновь пришлось его догонять.

В коридоре у дверей, держа в руках телефоны, стояли охранник Олег и Сергей Павлович. И они не сразу отреагировали на наше появление, будто бы не поняли, что нам нужно.

— Мы можем войти туда?

— Конечно, — лишь после вопроса они расступились.

Все мы вошли в «комнату красоты». Она и правда могла бы считаться достаточно эстетичной, если бы была возможность не видеть того, что в ней теперь произошло.

Но не видеть не получится. Госпожа Сноквин стала центром комнаты, и находилась на самом заметном месте. Внутри изящного белого кресла, сверкающего так же, как и все в доме.

Госпожа Сноквин была задушена так же, как и мистер Стамп. Но если в его случае я почти не удивлялась тому, насколько безразлично он выглядел, здесь в это поверить могла лишь с трудом, потому что видела.

Это было совсем на неё не похоже. И как будто напоминая о словах Вадима про психотропные вещества, по коленям госпожи Сноквин был расспан белый порошок, а под ногами блестел осколками стакан. Хотя я не слышала, чтобы психотропные вещества растворяли в воде, но я не углублялась в изучение данного вопроса, а Алексей Петрович знал лишь о безусловном вреде и не загружал в меня более подробной информации.

Оглядываясь дальше, я заметила, что госпожа Асырк и Герда, снова в бледно-голубом платье, тоже присоединились к нам. А ещё через мгновение Герда заставила понять это всех без исключения:

— Дура! — выкрикнула она в сторону госпожи Сноквин.

Самое неприятное было то, что я даже могла понять её крик. Очень трудно оставаться хладнокровной, когда тобой командует тот, чьи решения с трудом поддаются логике. Начинаешь злиться, даже если бы, будучи свободной, смогла бы говорить с человеком нормально.

Но ведь Герда сказала, что не принадлежит госпоже Сноквин. И все же, было похоже, что определённый процент влияния у неё был.

— Ну а чего вы все… С куклы возьмёте? Программа сбилась, какая-нибудь… — скромный охранник Гусев и теперь никому не смотрел в глаза.

Я не уверена, что может существовать программа, отвечающая за грубое поведение вообще. Это было бы нелогично.

Однако, после слов Гусева атмосфера стала немного менее напряжённой.

И я обратила внимание, что здесь мы собрались не все. Сергей Павлович и охранник Олег так и остались в коридоре, но что насчёт служанок, Ольги, мисс Стамп и тех, что приехали с ней?

Уточню позднее. Теперь мне интересен немного другой вопрос:

— Тутти, — господа Трифат уехали отсюда слишком удачно, слишком вовремя. У этого должна быть причина. — Мне кажется, вам стоит нам объяснить, что знают ваши опекуны. Мне кажется, они отнеслись к проблеме серьёзнее, чем мы все.

Он молчал почти минуту и выражение его лица свидетельствовало, как будто, об обиде. Но я не знаю, чем могла обидеть его.

— Вы ошибаетесь, Нина Леонидовна. Дядюшки ничего не знают, большего, чем известно всем остальным, иначе они бы сразу сюда не поехали. Они отнеслись к делу серьёзно еще после смерти мистера Стампа. Их пугает сам факт того, что столь важного человека могли убить. Кроме того…

Его перебил стук каблуков. Почему-то именно теперь Лиза решила сбежать из этой комнаты, и оставила дверь открытой.

—… кроме того, — с ещё большей обидой продолжил говорить Тутти, — они доверяют своему детективу, и относятся к его словам всерьёз. Почему сама госпожа Сноквин не захотела… — тут он замолчал сам. Думаю, ему стало неудобно говорить настолько циничную вещь. Но, на самом деле, объективно это правильный вопрос. Госпожа Сноквин не захотела отнестись к проблеме серьёзно. К ней никто не захотел отнестись серьёзно, даже сам Ярослав, хоть он и озвучил возможность риска.

— Ну а ты что делал, Сыроежкин? — в возникшей тишине стал хорошо слышен голос Зои.

— Тому, что я делал, есть свидетель.

На этот раз голос Сергея Паловича был куда более привычным. Наглым и спокойным. Смерть госпожи Снокв не произвела на него такого же впечатления, как смерть мистера Стампа.

— Ну, это правда, — почему-то подхватил мистер Урри. — Я даже видел тебя… Я, определённо, видел тебя в окне, и ты решил уходить только за несколько секунд до того, как закричали.

Значит, на этот раз нет причин подозревать Сергея Павловича. Если только они с Миком Урри не в сговоре. Они вели себя достаточно подозрительно сегодня, как будто между ними не было никакой враждебности, а, напротив, полное понимание.

— Но кричала служанка, а не госпожа Сноквин. И вообще, она что-то разбегалась прежде, чем нашла её… — теперь голос Сергея Паловича звучал рассеянно, совсем не как у того, кто мешает собственному алиби.

— Кто это там разбегался? — резкий голос детектива вовсе не звучал так, как у человека, который только что бежал. Кажется, что он не спешил возвращаться. Известно ли ему, что произошло?

— Кто-то из служанок, их послали искать госпожу Сноквин.

Во всяком случае, если бы Сергей Павлович не стоял у окна и не слушал, он бы вряд ли об этом знал. Но гарантирует ли это его полную невиновность?

— Ярослав, наконец-то, — теперь комнату покинули Суок и Тутти. Пожалуй, нам бы тоже следовало это сделать. Здесь больше нет ничего. Кроме надорванной упаковки, как будто, от сахара, забытой на столе. Не уверена, что мне известно кафе, чье название кончалось бы на «вист», но не могу найти иного объяснения этой надписи. Сам по себе сахар не имеет отдельных названий. — Позвони домой, пусть пришлют машину. Если мы с Суок останемся до полиции, мы не сможем вернуться домой вовремя, и в этом будешь виновен только ты.

Это совершенно ненормальное решение. Оно привлечет лишнее внимание полиции и помешает следствию. Но меня не удивляет то, что наследники господ Трифат полагают, что могут так поступить. Это очень соответствует тому, как ведут себя сами господа Трифат.

— Какая мудрость в столь юные годы, господин Тутти, — не давая никому ни выйти, ни сказать хотя бы слово, подхватила госпожа Асырк, — Ваши опекуны сделали прекрасный выбор. Действительно, нам всем не нужны эти хлопоты и проблемы. Ради мисс Стамп мы готовы были потерпеть, но в этом доме не осталось хозяина, и лучше его покинуть как можно раньше. Верно, мастер Гурд?

— Да, я согласен с вами, госпожа Асырк, — мастер Гурд схватил за плечи Ольгу.

Теперь комнату могла покинуть и я тоже, чтобы видеть, насколько поражает идея Тутти и госпожи Асырк других.

— А вы не охуели ли? — вслух же это поражение озвучил именно Ярослав.

Но его слова не оказали ни на кого должного воздействия. Вместо этого, мимо него спешно прошли мисс Стамп, мистер Урри и Виктор.

— Ну вот, и мисс Стамп это понимает! Идём, быстро.

Они и правда торопились. Думаю, потому, что на самом деле торопились сбежать как дети с последнего урока. Если появится учитель, уйти уже не получится. Но мастер Гурд уводил Олю слишком настойчиво, а она противилась.

— Вас мнение полиции об этом исходе вообще не волнует? — как будто этот вопрос значил не лишь попытку удержать, но и отказ от ответственности за проблемы убегающих.

Ответ госпожи Асырк был перебит отчаянный криком Ольги:

— Это правда, Сергей, вы слышали, как ходит служанка много раз?! Не только когда госпожу Сноквин нашли?!

Сергей Павлович кивнул.

— Та девушка, которую видела Лиза, она сейчас здесь, она переодета в служанку, её зовут Эля!..

Тут же Ярослав повернулся к служанке в бледно-синем. К той, которую гибель хозяйки, казалось бы, ранила сильнее всего. Может быть, он хотел ее спросить, кто из них Эля, но я не уверена.

А скоро в вопросе отпала нужда. Другая служанка, в бледно-фиолетовом вдруг сорвалась с места, вбежала в комнату, где осталась госпожа Сноквин.

— Хватай! — во все горло крикнул охранник Гусев.

И почему-то именно Сергей Павлович первым последовал этому крику.

— А ты тогда, блять, кто?! Я же слышал, ты — Эли! — как будто служанка в синем была виновата, обрушился на нее Ярослав.

— Эли — от Элинор!

Никакие извинения не были принесены. Прорычав что-то потолку, Ярослав бросился следом за Элей и Сергеем.

Лишнего времени на раздумья не было. Николай Степанович велел вести расследование самой, ни на кого не полагаясь.

Примитивная логика трактует бегство как признание вины, но даже если это ошибка, нельзя отпускать её так.

Промедлив лишь несколько секунд, я сняла туфли — бег на каблуках сделает возможную скорость более подозрительной в глазах людей — и отдала их Вадиму, потому что не была уверена, придётся ли вернуться сюда, а туфли, с платьем вместе, мне выдал его отец.

Стараясь не смотреть на госпожу Сноквин, я пробежала по комнате и выбралась через окно.

Было уже поздно — Эля была за воротами, и я решила, что гораздо скорее доберусь до неё, если побегу по диагонали в том же направлении, что и она, а затем переберусь через забор — у забора было достаточно деревьев и кустов, чтобы ненадолго пренебречь осторожностью.

Но когда я оказалась у забора, случилось то, чего я совсем не ожидала.

С той стороны, прямо передо мной, перебралась Эля.

Перебралась, уставилась на меня. И вдруг рассмеялась, одновременно роняя крупные слезы.

Я сделала шаг к ней.

— Прекрати бегство. Ты задержана, — протянула руки, чтобы ее схватить.

Но больше ничего. Совсем ничего.

Я погасла.