Гермиона Грейнджер и Сон Кассандры (гет)

Нашлось.

По иронии всех богов, Мерлина и Морганы, именно желание зельевара облегчить её страдания, его вливание собственной магии в плетения её магического ядра сыграли свою роковую роль. Он отдавал, но отдавал меньше, чем нужно. И все нумерологические расчеты об этом ясно кричали крупным текстом.

И, как только так необходимый организму девушки прилив сил сходил на нет, перерабатываясь, происходило ослабление ядра и очередная магическая перенастройка. Что еще больше усложняло ситуацию, потому что медицинская диагностика неизменно сбоила и выдавала неточности.

Они оба — буквально полные противоположности. И для того, чтобы черномагическая противоположность прижилась и помогла подавить другую тьму, ее надо было грамотно в Гермиону вписать. На законных правах. И — грубым, ярким всплеском сил.

В той жизни за лишние прожитые годы она заплатила Живоглотом и нерожденным ребенком, плоть от плоти её.

В этой — с Гермионой делился жизненными силами Северус Снейп. И отдавал энергию совсем иного толка.

Чужую.

Вот в чем крылась ирония ситуации. Та, которую не учли.

Проклятие, будь они близки, само бы загнулось. Но оно, наоборот, взбесилось, пытаясь перестроиться из-за «лишнего».

Это ее и убило.

Если лечение стопорил недостаток данных, то рецидив болезни спровоцировало именно это.

И будь носитель рядом, здешняя Грейнджер бы выжила. Исцелилась бы разом лишь наложением рук, как в Библии.

Дело неслыханной виданности. Она и наткнулась-то на разность чисел при пересчете данных своих многочисленных диагностик случайно.

И тут же вспомнила, что ее прежние доноры все, как на подбор, были либо одной с ней крови, либо — одной магической направленности.

А Рон, от которого она вынужденно, хоть и редко, кусочничала втихомолку, и вовсе был мужем. Очевидно, что магией они обменивались на этой почве частенько.

Дальше адекватно работать с данными волшебница уже была не в состоянии.

И так все было ясно.

Лондон окутывали первые тени. Жёлтые огни, загораясь на улицах, теплились в своих кованых клетках невероятно уютным, волшебно-сказочным светом. Сразу желалось романтики, чего-то эфемерного и — гулять.

Под ручку. Иначе — не интересно.

А надо бы делать дела. От понимания срочности даже хотелось плакать. А лучше всего — плакать у моря. Хотя у моря как раз таки хочется делать все на свете, а не только плакать.

В общем, несмотря на ощущение того, что ее ждут, пока не пойми, с какой стороны, но совершенно точно — невзъебенные проблемы, Миа твердо решила не умирать.

Если она умрет, то Северус на нее обидится. Это Лили Поттер было можно героически бросаться грудью на амбразуру. Грейнджер таких выкрутасов не простят. Так что, пока это не будет совершенно необходимо, покидать этот бренный мир она не станет.

А еще — ни в коем случае при разговоре, который рано или поздно случится, она не будет вдаваться в подробности того, по каким именно причинам, используя беспробудный «Сон Кассандры», здешняя Гермиона умудрилась отдать Мерлину душу.

Снились миссис Грейнджер-Уизли горящие фанатичным энтузиазмом чёрные глаза, которые, впервые со смерти Дамблдора, не выглядели пустыми.

Снились мисс Грейнджер делано хмурящая бровки девочка и беззаботно смеющийся мальчик. И в этот раз, хоть убей, черты лиц своих, до последней веснушки знакомых, детей рассмотреть женщина не смогла.

* * *

Из совокупности всех данных и множества актуальных текущих задач Гермиона, решительно намотав прядь волос на палец, выделила приоритетную глобальную цель.

Её главная потребность ощущалась именно так.

Её дети. Она хотела их обратно.

Роуз и Хьюго, или теперь какие другие имена, но Герм нужны были обратно её утомительные дети.

Не имеет значения внешность и возраст. Главное — здравие и существование. Её детёныши, две штуки, должны быть при ней.

И тогда эта странная вероятность её судьбы с не менее странной, трепетной и непрошенной, влюблённостью, её полностью устроит.

Правда, у них теперь вряд ли будет толпа дядюшек, тетушек и дедушек с бабушками.

В конце концов, прежняя позиция Лаванды при их с Роном семье её устраивала, как и саму Лав-Лав. Но, тем не менее, сама на статус любовницы Гермиона категорически была не согласна.

А быть разлучницей ей тем более в голову не приходило. Это низко — и все тут.

Если уж она в этой реальности даже с прочно мертвой Лили Эванс изначально соперничать не собиралась, то о живой и счастливой Браун, которая Уизли, и речи даже не идет.

А значит, нужны были кандидаты на отцовство. То есть, запасные. Которые пойдут через силу, со скрипом, визгом и мерзостными договорами с собой.

Потому что самый очевидный, и покуда единственный, стоял в мысленном списке под знаком очень большого вопроса. Отношение Снейпа к Грейнджер однозначному анализу пока не поддавалось. А что будет, когда обнаружится, что она — еще и миссис Уизли, вообще страшно было представить.

Потому что кто угодно может не заметить в ней перемен.

Кто угодно, кроме него.

И тогда вообще вся её судьба замирает под тем самым знаком вопроса.

Да уж.

Но это — глубоко потом. Дети, это то, к чему стоит стремиться. А пока что — множество неясностей выбивали из колеи и раздражали. Хотя бы тем, что их было невозможно просчитать.

К примеру, Джеймс и Альбус. Будет ли у Альбуса второе имя таким, каким она его помнит?

И Дельфина... Мелкая жуткая сопля.

Вот с этим точно надо что-то делать. И решать вопрос кардинально, безо всяких там предварительных танцев в сторону этики. Пока еще не поздно.

Как ни крути, своих мальчишек Гермионе вновь придется спасать. А к списку «своих» нынче шел плюсом еще один. Очень важный и очень важничавший "один".

Который терпеть не может, когда его кто-то спасает.

Обойтись придётся без его помощи. Она просто не сможет взвалить на плечи Северуса ещё одну смерть.

И… как это вообще должно звучать?

"Мне надо найти и убить человека, ребёнка. И я не уверена, что смогу, так что лучше бы это сделал ты".

Нет.

Как-нибудь сама. Потренирует Аваду на полевых мышах, хорошенько глотнет огневиски и — вперед.