Наказал так наказал (джен)

Теперь прошедшее Рождество сложно было назвать замечательным или же забыть. Джеймс, конечно же, был очень рад, что Эванс и Маккиннон пришли к нему в гости в сопровождении родителей последней, всё же и впрямь было замечательно, до самой ночи. Но потом появился Сириус… Не то чтобы Джеймс не был ему рад или не хотел бы пригласить к себе, но друг сказал такое, отчего праздничное настроение мигом развеялось. Сириус его не простил. И самое ужасное было не в этом. Это Джеймс почти что пережил. Сделав вид, будто он не задет, хотя внутри всё болело, как будто поломанное ударом бладжера, Джеймс смог хоть как-то отвлечь гостей и, достав фейерверки, развлекал их на улице. Лили не сводила с него глаз, а он, делая вид, будто всё хорошо, улыбался ей. Ни друзьям, ни родителям — он никому не открылся и, ложась спать, надеялся только на то, что в новом году непременно произойдёт чудо. Если Сириус встал на ноги, то не всё же потеряно, есть надежда помириться. Это же Сириус. Он вспыльчивый, но отходчивый. Разве он мог забыть, что в доме Поттеров ему всегда рады? Нужно лишь дать ему время остынуть и снова напомнить о себе.

Вот только на следующий день сова принесла выпуск «Ежедневного пророка», и Джеймс, кое-как поднявшийся с постели, пришёл в столовую и потерял аппетит.

— Мерлин мой, какой ужас! — воскликнула сидевшая за столом мама, и они с отцом бросились к ней и уткнулись в ту же газету.

Сердце сильно-сильно стучало. Джеймс не мог дышать, не то что разомкнуть губы и что-то произнести. Одни и те же строчки статьи крутились и крутились в голове, не желая усвоиться.

«Страшная трагедия в доме Блэков… Причина пожара на текущий момент не установлена… Найдены останки члена семьи… Убитый горем мистер Блэк заявил, что это его старший сын… Министерство магии признаёт его право не подвергать останки сына какому-либо магическому воздействию… Официально похороны не назначены… Когда и где будет развеян прах членами семейства не уточняется…»

После внезапной новости Джеймс сидел у себя в комнате на кровати и чувствовал, как перед глазами всё расплывается. Колдофото, где он с Сириусом улыбается… «девчачьи» обои в цветочек, над которым тот периодически шутил… Ещё накануне он был жив, стоял перед ним и произносил то, что резало по сердцу.

«Ненавижу. Ненавижу тебя!»

Все эти месяцы он был там… в своём страшном доме, лежал в постели и страдал. Наверное, с ума сходил. Что ему говорили родители? Что он дружил не с тем человеком и потому покалечился? Что так ему, проказнику, и надо? Или что он самый худший сын, севший на их шею? Какими упрёками за эти месяцы его дома осыпали? Никогда Сириус не был так мрачен и никогда так злобно на Джеймса не смотрел! А всё почему? Да, наверное, дома его так достали, что он Джеймса и считал виноватым во всём: в травме, в слабости, в том, что был вынужден находиться на попечении родных и выслушивать многочисленные упрёки и оскорбления. Это же Джеймс его не удержал и не спас. Джеймс злил Снейпа ещё с первого курса, а поплатился за все эти шутки лучший друг.

— Сын… Эй, сын, ты как?

Когда отец вошёл в комнату, Джеймс не стал ни отворачивать голову, ни притворяться, будто не расстроен, лишь поднял руку и утёр со щёк следы слёз.

— Я понимаю, это ужасно, — произнёс отец, усевшись рядом на кровать. — Сириус был хорошим парнем, мы… мы с мамой его тоже любили, — прибавил он и обнял Джеймс за плечи.

— Это я… я виноват, — дрогнувшим голосом произнёс Джеймс, думая всё о том же.

Сириус пришёл к нему накануне. Наверное, дома его совсем замучили, вот он и не выдержал. Пришёл, чтобы выговориться или чтобы отомстить другу за травму, но, видимо, понял, что это нисколько не помогает, вот и убежал. Убежал и устроил дома скандал. Блэки же с виду уравновешенные и спокойные, а если получше узнать, так там тот ещё темперамент и характеры… кто-то вспылил, возможно, сам Сириус, и в ход пошли вредоносные заклинания. Вот и причина пожара. Неудивительно, что она не установлена — кто же в таком признается?

— Я… его н-не удержал, а дома… дома его доконали.

— Брось, Джеймс, ты тут ни при чём, — чуть твёрже заверил его отец. — Ты не мог его удержать, любой бы не смог.

— Н-но… Сириус упал и…

— Он упал, потому что ему навредил Северус Снейп, ты и сам мог оказаться на его месте.

— Но не оказался же. Наверное, ему худо было, вот он и… ко мне пришёл, а потом… опять поругался с родителями, они там разбесились или ещё что… вот и дом сожгли сами.

— Брось, сын, не выдумывай, ты не можешь знать, как всё было на самом деле. Может, они и не ругались… может, несчастный случай произошёл… Ни то, ни другое не имеет к тебе отношения. Это всё не твоя вина, Джеймс, не бери это на себя.

Джеймс хотел бы возразить, но сил на это не было. Да и разве возражения могли вернуть ему друга? Он так и ушёл, не простив его, и оставшиеся дни каникул были омрачены этими мыслями. После каникул Джеймс зашёл в Хогвартс-экспресс и, никого не дожидаясь, занял первое попавшееся ему купе. Питер, пришедший вскоре, попытался с ним заговорить о Сириусе и добился того, что Джеймс был с ним резок и велел заткнуться. Впервые Питер сидел напротив, побледнев, и молчал. Благо, что пришедший немногим погодя Римус счёл разумным известить, что ему надо отлучиться по делам, а вернувшись, болтал о какой-то ерунде, связанной с учёбой.

— Мальчики, а мы вам не помешаем? — раздался в стороне очень знакомый голос, и Джеймс повернулся.

Лили и Марлин с чемоданами стояли у двери.

— Мы другое купе заняли, но к нам зашли мерзкие слизеринцы и такое стали говорить про… — начала было Марлин, но Лили наступила ей на ногу.

— Так вы не против, если… мы к вам присоединимся? — спросила она, и Джеймс, ринувшись к ней, чуть не сбил с ног поднявшегося Римуса.

— Нет, конечно, оставайтесь! — заверил он и помог девушкам пристроить их вещи в купе.

В такой компании стало намного веселее. Джеймс улыбался, сидя напротив Лили. Питер, сидящий рядом с Марлин, забавно краснел, а Римус, как всегда, переживал из-за предметов и пытался перевести разговор то к зельеварению, с которым у него плохо обстояло дело, то к травологии. Время стало идти намного быстрее, вплоть до той минуты, пока Марлин не захотелось поговорить о треклятой статье в «Ежедневном пророке».

— Вы читали, да? — спросила она. — Я плакала… мне так Сириуса было жалко… Он же вроде только поправился, к тебе заглянул на Рождество, — прибавила она, посмотрев на Джеймса, — и тут вдруг такое…

— Марлин! — воскликнула Лили, наградив подругу суровым взглядом, но было уже поздно.

Джеймс, перестав улыбаться, поднялся и вышел из купе, закрыв за собой дверь. Он отошёл на несколько шагов и уставился на проплывающие перед глазами поля, покрытые снегом. Вновь говорить о Сириусе и всём остальном совершенно не хотелось. Наверное, это только девчонкам нравится обсуждать одно и то же по нескольку раз, изо дня в день и по кругу. Он же не видел в этом ни пользы, ни смысла. Всё, что он мог сказать о друге, так это то, что без Сириуса в нём образовалась дыра. Он утратил что-то крайне дорогое, часть себя, своё отражение. От обсуждений это не могло измениться.

В какой момент рядом с ним появилась Лили, Джеймс и сам не понял. Он не слышал её шагов, лишь почувствовал прикосновение ладони к спине и встретился с ней взглядом в оконном стекле.

— Будешь тыквенный сок? — спросила она, и он молча кивнул.

Лили ненадолго ушла в соседний вагон, откуда доносился голос продавщицы сладостей, предлагающей ученикам купить съестную продукцию, и вернулась оттуда с небольшой бутылкой.

— Спасибо, — сделав несколько глотков, сказал Джеймс и остался на месте: идти обратно в купе не хотелось, а в голову, как назло, не приходила ни одна тема для разговора: даже то, как Лили провела остаток рождественских каникул, не хотелось спрашивать.

— А ты бывал в кино? — вдруг спросила она.

— Что?.. «Кино»? Ты так сказала? — переспросил он, и их глаза встретились. — А что это?

Показывая на те же снежные просторы, проносящиеся перед ними, Лили рассказывала ему о том, что в этом поезде она временами чувствует себя так, как будто находится у большого экрана, но не знает, каков будет конец картины. Она тыкала пальцем в стекло, описывала, как множество неподвижных картинок удивительным образом складывается в одну ленту и проносится перед глазами зрителя как одна небольшая или же продолжительная история, в которую можно погрузиться с головой. Джеймс был заворожён, слушая её приятный голос, и думал только о том, что, когда учебный год подойдёт к концу, он обязательно сходит в это самое кино и оценит всё своими глазами. Разменяет деньги на маггловские, разберётся, как и что делается, и сходит. А ещё он был уверен, что сходит туда с Лили. По её словам, магглы не часто могли себе позволить такие походы, и, когда отец впервые позвал их с мамой и сестрой в кино, то она не могла забыть тот чудесный день.

Сколько времени они обсуждали кино и то, как магглы, от природы не наделённые магией, могли сотворить такое чудо, никто из них не знал. Джеймс опомнился, что всё ещё не надел на себя хотя бы школьную мантию, когда в коридор вышел Римус и осторожно кашлянул.

— А-ам… прости, мне пора. Нам с Лунатиком надо проверить, всё ли везде в порядке, — разрумянившись, сказала Лили и двинулась в соседний вагон.

Когда Римус ушёл за ней, Джеймс поймал себя на том, что всё ещё улыбается и воображает кино. Это же надо было додуматься без магии заставить неподвижные картинки двигаться! Ай да магглы! Не зря отец часто говорил, что многие волшебники их недооценивают. Тот же Сириус узрел воочию мотоцикл и стал твердить, что обязательно себе такой купит, когда вырастет.

Вспомнив о друге, Джеймс погрустнел и вернулся в купе. Возвращение в Хогвартс оказалось уже не таким радостным, как прежде, но он старался делать вид, что ему всё нипочем. К тому же капитан квиддичной команды, Эрик Джонсон, в его отсутствие совсем сдал, утратил после поражения Когтеврану веру в себя и вернул капитанский значок МакГонагалл. Джеймс и опомниться не успел, как получил его от декана и сам занялся командой. Снег на поле никак не помешал ему заставлять их по вечерам летать, как только выходят из школы, и в более суровых условиях отрабатывать различные манёвры.

— Я так понимаю, ты решил разнести в пух и прах слизеринцев, как только состоится матч, — подметил к концу месяца Римус, присев к раскрасневшемуся другу на диван.

— Да они у меня пожалеют, что вообще из своих подземелий выползли, — с самодовольным видом сказал ему Джеймс, успевший и провести усиленную тренировку, и, пользуясь привилегиями капитана, отблагодарить команду и сообщить им пароль, чтобы они смогли, как и он, принять горячую ванну в ванной старост. — Ты посмотри, какие у меня все боевые… Да мы вместе всех порвём!

На лице друга была написана некоторая обеспокоенность, но Джеймс сделал вид, что её не заметил. Ему больше стала интересна Лили, приближавшаяся к ним.

— Мальчики, а вы не заняты в выходные? — осторожно поинтересовалась она.

В конце января у неё намечался день рождения, и в этом году она решила позвать его отметить не только девчонок, но и тех немногих парней, с кем уже провела Рождество у Поттеров.

— Мы с Марлин и Мэри собирались встретиться в «Трёх мётлах» и посидеть… я уже заказала в «Сладком королевстве» тортик, чтобы туда принести… Мы могли бы и… все вместе встретиться и посидеть. Ну так… по-дружески, — краснея, уточнила она. — Вы придёте?

— Конечно же мы придём! — тут же заверил её обрадовавшийся Джеймс и приобнял растерявшегося Римуса за плечи. — Мы по-дружески только рады посидеть, да ведь, Лунатик?

— Д-да… конечно, — еле выдавил из себя друг, чьи волосы оказались взлохмачены не меньше, чем у главного Мародёра.

Позднее Джеймс лежал с улыбкой в кровати и смотрел в потолок. Ему хотелось говорить, а то и кричать от восторга. Он снова будет играть в квиддич. И у него сбылась мечта. Хотелось повторять и повторять друзьям, что он наконец-то будет с Эванс в Хогсмиде, но всякий раз, как только его взгляд касался пустой соседней кровати, ему становилось не по себе, и он молчал. Разве Римус и Питер способны в полной мере оценить его радость? Он не с ними первыми заговорил о той самой девчонке, по которой сходит с ума… не им жаловался на её отказы и презрение… и не они хлопали его по спине или плечу, говоря, что к некоторым девчонкам нужен особой подход или же нужно просто проявить терпение и подождать какое-то время. В своих мечтах Джеймс представлял, как обнимает и целует Лили хотя бы в щёку — теперь ведь у него есть даже повод! — дарил ей что-то красивое вроде серёжек или браслета.

— Дже-е-еймс… ну ты там уляжешься наконец или так и будешь ворочаться и мучить меня скрипом твоей кровати? — послышался в стороне голос Римуса.

К концу января луна как раз росла всё сильнее, и в первых числах февраля ожидалось полнолуние, поэтому друг и засыпал, и спал намного хуже обычного.

— Да улягусь-улягусь, — повернувшись на другой бок, заверил его Джеймс, вынужденный вырваться из приятных мечтаний, и заслышал вдалеке пронзительный вой. — Кстати, тебя твой мохнатый приятель в лесу уже заждался и зовёт…

— Не ври, нет у меня там таких приятелей.

— Да-а? А воет тогда кто?

На какие-то секунды в спальне воцарилась тишина. Кажется, Римус прислушался.

— Ну чего ты меня разводишь? Не воет же никто.

— Только что выл.

— Тебе показалось, наверное.

— Ничего мне не показалось, кто-то выл! Очень так далеко и так…

«Так протяжно, как прям волк или собака», — чуть не сказал Джеймс, но опять посмотрел на пустую кровать в стороне от себя и нахмурился. Наверное, это Хагрид отпустил свою собаку погулять, вот она и развлекается в Запретном лесу, решил он.

— Как? — спросил его Римус.

— Не важно, заткнись уже и спи.

Джеймс повернулся на другой бок и, выбросив из головы посторонние мысли о том, кто может выть в лесу, тоже постарался заснуть.

* * *

Первым местом их пребывания стало Мунго. Регулусу, сломавшему ногу, целители дали зелье, благодаря которому кости должны были срастись за считаные часы, и он лежал на койке. Родители же отказывались от помощи и не могли усидеть на месте.

— Мерзкий мальчишка! Осквернитель рода! Никогда!.. Никогда я больше не назову этого выродка своим сыном!

После того, как мать узнала от Регулуса, что это Сириус поджёг дом, она пребывала в бешенстве, ходила по палате и проклинала старшего сына как злейшего врага. Отец же помрачнел и на какое-то время покинул больницу. В приступе гнева он жену переплюнул. Сотрудники Министерства нашли на пепелище чьи-то останки, и отец, не дав им совершить проверку, заявил, что это останки Сириуса. Других живых существ, по его словам, не могло быть в доме.

— Но… это же останки Кикимера, — тихо заметил Регулус, когда отец снова вернулся к нему в палату.

— Неправда, сын, это останки Сириуса! — резко сказала ему мать, и он не посмел с ней спорить: когда она заводилась, это было бессмысленно.

К тому же родители не желали верить, будто Сириус получил от Тёмного Лорда задание убить других членов семьи.

— Не может такого быть! Тёмный Лорд не мог приказать прикончить нас, Блэков! — твёрдо стоял на своём отец. — Мы слишком много значим для этого мира! Наша кровь самая чистая и невероятно ценна!

Наверное, считать Сириуса мёртвым родителям было намного удобнее, как и говорить другим, что их дом могли поджечь только недруги, а не собственный сын. Регулус всё ещё был потрясён после случившегося и не знал, что ему думать. За те часы, что прошли с момента трагедии, он не мог выкинуть из головы лицо брата. Сириус с улыбкой отнял у него палочку, а потом поджёг комнату и запер его в ней. Брат обезумел, не иначе. Тот самый брат, который в детстве похлопывал его ладонью по голове и тепло говорил: «Держись меня, братик, я никому не дам тебя в обиду!» Брат, который всё это лето ходил за ним хвостом и верил каждому его слову… а ведь он очень огорчился, когда Регулус сказал ему, что пришло время уехать… Неужели этот самый брат мог пожелать его убить?

— Хватит киснуть, сын, вставай! — сказал ему отец, и Регулус послушался.

То ли он выпил мало зелья, то ли оно было не очень качественным, но наступать на ногу было немного больно, и он прихрамывал, когда они покидали больницу.

Вторым местом пребывания стал дом дяди Альфарда, и дядя, с которым мама и раньше не особо ладила, пользуясь случаем, решил высказать родственникам всё, что у него накопилось.

— Ну что, доигрались, погорельцы мои? Подсказать, какие недруги вам насолили или сами догадаетесь?

— Альфард, заткнись уже, и без тебя тошно! — сказал ему отец.

— А ты меня не затыкай, Орион! Я тебе не твоя жена и пока ещё хозяин в этом доме! Ходили они, оскорбляли всех подряд… Так вам и надо, будете знать, как мнить себя важными птицами! Полукровки, грязнокровки и предатели крови, если вы не забыли, тоже живые люди и души у них есть! Так что нечего было в них плевать!

— НЕ СМЕЙ ПРЕВОЗНОСИТЬ ПРИ МНЕ ЭТИХ ТВАРЕЙ!!! — гневно прокричала ему мать, но дядю Альфарда было не остановить:

— А я не превозношу, я говорю, что ты ничем не лучше их, сестра! И знаете что, не важно, кто с вами так поступил, думаю, вы заслужили, но лучше бы вы сами сгорели, чем Сириус! Толковый был парень… я подумывал его в завещание включить… Жалко, очень жалко, что в первую очередь гибнут хорошие люди. Он-то точно был такой, соображающий парень, не то что этот… ни рыба ни мясо.

«Этим», конечно же, был Регулус, и он предпочёл молча покинуть гостиную, где жаркие споры с каждой минутой только набирали обороты. Лежа в комнате для гостей, Регулус думал всё о том же… о брате. Сириус сошёл с ума. Обезумел. Иначе его страшный поступок объяснить было нельзя. С чего бы ещё ему творить такие вещи? Он же ничего не помнил… зла на родных держать не мог… Регулус думал и думал, и боялся признаться родителям в том, к какому выводу приходил.

Возможно, задание от Тёмного Лорда действительно было. Возможно, Сириус получил его намного раньше, а не в праздничный день. Возможно, он долго пытался его избежать, что-то придумать, мучился и не мог признаться родителям. Возможно, по этой причине он и был так безучастен и хмур, когда Регулус приехал на каникулы. Возможно, задание источило всю его волю, храбрость и силу, вот брат и совершил в канун Рождества ужасный поступок.

— ПОШЛИ ВОН ИЗ МОЕГО ДОМА!

Спор в гостиной привёл к тому, что к ночи родители покинули дом дяди Альфарда, а Регулус остался. Ему было велено подождать, когда они вернутся. Наверное, родители отправились к дяде Сигнусу и тёте Друэлле, чтобы спросить, можно ли расположиться у них. Регулус молча сидел в кресле и посматривал на дядю Альфарда, которому старенький домовой эльф поднёс бутылку и бокал.

— Чего вылупился? Тебе не налью, мал ещё, — грубо сказал ему дядя, но Регулус промолчал.

Глядя на дядиного домовика, он невольно вспомнил о Кикимере… Тот его очень сильно ценил, всегда выполнял приказы и слушал внимательно. Кикимер бы ему налил любой напиток, если бы Регулус только попросил, и не сказал ни слова родителям. А теперь и этого верного домовика нет, и уютного дома нет, и некогда заботливый брат… Неужели метка и впрямь стоила так дорого?

— Дядя, — помолчав, осторожно обратился Регулус, — как думаешь, а мы… А мы могли чем-то разозлить Тёмного Лорда?

— А по-твоему, его нужно чем-то разозлить? — спросил дядя Альфард и протянул пустой бокал домовику. — По-моему, того, как вы своим родом и состоянием кичитесь, уже достаточно…

— В смысле? Мы же Блэки, мы…

— Ой всё, уберись с моих глаз! И да, если хочешь, можешь остаться и пожить у меня. Только не приставай ко мне со своими вопросами и прочей ерундой!

Судя по тому, что родители долго не возвращались, у дяди Сигнуса тоже возникли какие-то затруднения, поэтому Регулус, прихрамывая, поднялся в спальню для гостей и, раздевшись, лёг в постель. Только когда он немного расслабился, его вдруг осенило. А что, если в этом всё и дело? В том, что они Блэки… древнейший род… в том, что у них большое состояние и некоторые их представители могли купить себе звания и места в Министерстве… Регулус задержал дыхание и похолодел. Впервые ему стало страшно от собственного кумира. А что, если Тёмный Лорд при помощи Сириуса хотел устранить тех немногих, кто ещё обладал средствами и влиянием и мог ему противостоять?

«Да нет, это безумие, он не мог! Он не стал бы!» — возразил сам себе Регулус, но было уже поздно: зерно сомнения было посеяно и желало расти.