На озере (гет)

Мужчины были целы, у Платона царапина на щеке — запепился за ветку, когда помогал Мартусе спуститься с дерева. С племянницей тоже было всё в порядке, она опять больше за Платона испугалась, чем за себя. И сама Римма испугалась за обоих мужчин. К прогалине они с Володей вышли как раз, когда Платон с шампуром плясал. "Во даёт!" — пробормотал Володя, велел ей остаться в тени под деревьями, а сам пошёл к двоим оставшимся на ногах хулиганам, как раз когда один из них вытащил нож. И выбил этот самый нож пару минут спустя, прежде чем Римма успела понять, что именно происходит. Так что испугалась она, по большому счёту, постфактум. Но это не имело значения, внутри всё равно что-то подрагивало и ныло, и мысль о тяжёлом ранении Якова Платоновича восемь лет назад не хотела идти из головы.

Чтобы как-то взять себя в руки, Римма нашла себе занятие. Достала аптечку, обработала Платонову царапину, а потом и прокол от шампура на предплечье одного из хулиганов, который оказался довольно глубоким и болезненным, хотя кровоточил не сильно. Ранение мягких тканей, заживёт как на собаке. Раненый верзила покорно и почти молча стерпел все её манипуляции, всё косился нервно на стоящего рядом Платона. На щеке у верзилы наливался багровым след от шампура. Рядом с ним трясся неприятный рыхлый тип, у которого — явно не от стыда — припухли и пламенели уши. Оба пострадавших не внушали Римме никакой жалости, скорее брезгливость. Когда она закончила, Платон связал и рыхлому, и верзиле руки их же ремнями впереди, у третьего, того, что ножом размахивал, запястья были скручены за спиной. Четвёртого же, который в конце сдался добровольно, связывать пока вообще не стали, с ним Володя сейчас, похоже, проводил воспитательную беседу.

Убрав аптечку в сумку, Римма присоединилась к Мартусе, спасавшей шашлыки. Спасти получилось почти всё, поскольку к моменту принесения шашлыков в жертву угли уже только тлели. Они с Мартой сняли мясо и лук с шампуров и сложили в миску, выбросив лишь несколько совсем уж обуглившихся кусочков. Пока возились, не удержались и перекусили. Подумав, Римма нарезала туда же в миску хлеба и солёных огурцов и отнесла её Платону. Парень с удовольствием ел, хулиганы завидовали молча.

— ... Алексей Вячеславович Шурыгин, — прочитал Сальников на первой странице паспорта и изумлённо присвистнул. — Вячеслава Михайловича сын?

Парень по кличке Леший ничего не ответил, смотрел в землю, себе под ноги. Но лицо его сделалось таким, что ответа не требовалось. Зато оживился патлатый блондин, которого никто ни о чём не спрашивал.

— Вы знакомы с полковником Шурыгиным? Тогда должны понимать, что ничего нам не будет. Полковник точно не допустит, чтобы у его сына из-за такой ерунды случились неприятности. А вот у вас могут быть проблемы... Отпускайте нас, не злите начальство.

— Родь, — вскинулся Леший, — ты такой дурак стал, что даже страшно. Ты же моего отца с детства знаешь! Как тебе в голову пришло, что он станет нас выгораживать?!

— Нет, Алексей Вячеславович, — покачал головой Сальников, — дурак тут только один — ты, раз здесь вместе с этими оказался. А приятель твой — просто мерзавец, как мне видится, охотно тебя с собой брал, рассчитывая, что в случае чего, отец тебя вытащит, ну, и их заодно. Правда, про Вячеслава Михалыча он и в самом деле мало что понимает, иначе до такого не додумался бы... Ну и ладно, пусть с ним коллеги из местного РОВД разбираются, когда приедут. Список претензий тут длинный будет, начиная от изготовления и ношения холодного оружия до злостного хулиганства...

— Заточку я сегодня нашёл, — скривился патлатый, — как раз в милицию нёс сдавать.

— А вынул зачем? — усмехнулся Владимир Сергеевич. — Проветрить?

— Вынул, потому что этот ваш, — он кивнул на Платона, — первый на нас напал и шампуром размахивал, мушкетёр грёбаный.

— Первым напал? Один на четверых? Как интересно! — поцокал языком Сальников. — "Безумству храбрых поём мы славу..."

— Не знаю, мы тоже не ожидали, — Патлатый нарочно повысил голос, чтобы его услышали сидящие поодаль подельники. — Пришли сюда, потому что место здесь хорошее, не знали, что оно занято, ещё толком ничего сказать не успели, как он завёлся с пол-оборота. Может, он просто псих, шашлыки вон зачем-то в костёр вывалил.

— Конечно, псих, — согласился капитан. — Был бы не псих, меня дождался бы, чтобы вдвоём вас по поляне гонять.

— Хватит выкручиваться, Родя, — сказал Леший мрачно. — История твоя шита белыми нитками в два ряда. Никто в неё не поверит, свидетелей достаточно.

— Ты тоже свидетелем пойдёшь? — прошипел блондин. — Заложишь нас?

Леший опять молчал, смотрел на свои руки, которые непроизвольно сжались в кулаки. Кулаки у него, и правда, были серьёзные. Хорошо, что до драки с ним дело не дошло. Для всех хорошо, для него самого в первую очередь.

— В любом случае, я не дам тебе всё свалить на парня, который свою девушку от четырёх пьяных отморозков защищал, — сказал он наконец.

То, что Леший себя самого к отморозкам отнёс, Сальникову понравилось, пожалуй, больше всего. В действиях Платона превышения необходимой самообороны не было и в помине, но показания Шурыгина всё равно не помешают. Этот Леший вообще был явно не безнадёжен. Непонятно, конечно, как он дошёл до жизни такой, что здесь очутился, но вероятность, что после этой истории у него мозги на место встанут, имелась приличная. Сальников выпрямился, оглянулся на своих. Платон с таким аппетитом уплетал из миски спасённое мясо, что аж самому захотелось. Римма с Мартой потихоньку собирали вещи. Да, пикник их явно закончился, и закат они сегодня не посмотрят, но после их с Риммой разговора в лесу жаловаться он точно не будет. Странный сегодня получился день, но счастливый, иначе не скажешь. Сейчас надо будет отправить Платона в посёлок, чтобы милицию вызвал, и машину, что у кладбища оставили, пригнал. Потом с местными коллегами разбираться, да и в отделение ехать. Полковнику Шурыгину лучше позвонить лично.

Платон ушёл в посёлок за машиной и милицией. Володя поел и, к Римминому удивлению, взялся за гитару. Петь он не стал, просто играл, но и это получалось у него так хорошо, что Римма с Мартусей заслушались. Притихшие хулиганы такого концерта точно не ожидали и не заслуживали, но Володя играл не для них. Римма слушала его, смотрела — немного со стороны, потому что они с Мартой поодаль сидели, а Володя заодно и задержанных сторожил — и чувствовала, как её постепенно отпускает напряжение. Ещё не совсем, для "совсем" нужно было обнять своего мужчину, вдохнуть его запах, почувствовать руки и губы, сказать, что всё взаимно с самого начала. Она даже глаза прикрыла, так всё нахлынуло. Сколько лет уже она и толики того, что сейчас, не испытывала? Даже забыла, насколько человеку это необходимо. Римма нащупала в кармане Володины ключи, сжала их в кулаке.

Платон вернулся, сел рядом с Мартой, тоже слушал. Девочка опять к нему прильнула — не оторвёшь. Ей это так же нужно было после случившегося: убедиться, что он действительно здесь, живой и целый. Римма думала, что и у этих двоих — серьёзное взаимное чувство. Можно сколько угодно твердить, что оно преждевременное, но с ним нельзя не считаться. Парень, которому Римма была бесконечно благодарна за всё, что он для них делал и делает, и за сегодняшний аттракцион с шампуром в том числе, — её будущий зять, отец её внуков. Да, зять, и да, внуков, и пусть Света её простит. "Ей нечего тебе прощать, — отозвался брат. — Света очень-очень тебе благодарна. Как и я..."

— Риммочка, ты чего? — спросила обеспокоенно Мартуся, и Римма только после этого поняла, что, кажется, плачет.

— Ничего, ребёнок, — улыбнулась она девочке с нежностью. — Просто музыкой навеяло.

— Дядя Володя очень хорошо играет, — сказал Платон серьёзно. — Жаль только, редко.

Приехала милиция, и сначала Володя сам довольно долго с ними объяснялся. Потом старший из приехавших милиционеров опросил по очереди Платона, Мартусю и саму Римму, после чего ещё четверть часа что-то с Володей обсуждал. За это время задержанных увели в уазик, а они втроём собрали все оставшиеся вещи. Можно было ехать. Когда Володя подошёл к ним и сказал, что домой их с Мартусей отвезёт Платон, а он сам отправится с милицией в Сесторецкий РОВД, Римма вдруг поняла, что никуда его сейчас не отпустит и сказала решительно: "Володя, я поеду с тобой". Удивились все. Володя молча взял её за руку и отвёл подальше в сторону, к самой воде.

— Римм, ну, зачем это?

— Я поеду и подожду тебя.

— Да это надолго может быть, часа на два-три, никак не меньше. Рутина наша обычная, но необходимая. Негде тебе там ждать и незачем. Езжай с детьми домой, а я завтра утром приеду, даже к завтраку, если захочешь.

— Я буду очень рада, если ты приедешь завтра к завтраку, — сказала она. — Но сегодня Платон отвезёт домой Марту, всё равно никто лучше его самого не убедит её в том, что с ним всё в порядке. А я поеду с тобой...

Володя пристально смотрел на неё, и Римма вдруг с тревогой подумала, что он может попросту рассердиться на её упрямство. Вот только не хватало им сейчас поссориться! Но вместо этого он вдруг глубоко вздохнул, шагнул к ней и обнял. Сказал тихо:

— А ты ведь тоже испугаться за меня успела... — Поцеловал в висок тёплыми губами, погладил её напряжённые плечи и спину, и почти сразу отстранился. — Ладно, тогда подбросим молодёжь до железнодорожной станции, ещё не поздно, они нормально доберутся, а сами поедем в Сестрорецк. Так? — Римма благодарно кивнула. — Вот только ума не приложу, что ты там будешь делать столько времени. Если б хоть к нам в управление, там я нашёл бы, где тебя устроить, а на чужой территории...

Ей опять стало легко и хорошо.

— Ну, стул же ты мне сможешь организовать какой-нибудь? — улыбнулась она.

— Стул точно смогу.

— Тогда я посижу, почитаю книжку, у меня есть с собой.

— Ты что, читать сегодня собиралась? — изумился Володя.

— У меня книжка всегда и везде с собой, ещё со школы, — объяснила она. — А сегодня я как раз читать не собиралась, нет. Но теперь придётся.

— ... Мартуся, ты как? Не устала? Я могу вам денег дать, чтобы вы на такси доехали.

— Зачем, Риммочка? Это же дорого будет. Мы прекрасно на электричке, а потом на метро доберёмся, ещё же только без четверти шесть.

Марта улыбалась совершенно безмятежно, и было видно, что перспектива провести с Платоном ближайшие пару часов в общественном транспорте нисколько её не пугает. Ей, похоже, вообще было всё равно, где их провести, лишь бы с ним.

— Ребёнок, — начала нерешительно Римма, — я ещё хотела тебе сказать, что...

— ... ты можешь сегодня не вернуться, — улыбнулась девочка. — Я понимаю.

От такого ответа Римма совершенно растерялась. Она ведь сама только четверть часа назад поняла, что уже всё решила.

— Но... как? — пролепетала она.

— Ты, наверное, будешь смеяться, — ответила Марта, — но я, действительно, уже не маленькая. Я вижу, что происходит между тобой и дядей Володей и очень этому рада. Он мне так нравится, что кажется, если бы я сама тебе жениха выбирала, лучше бы не нашла...

Уже обнимая племянницу, Римма подумала, что взросление состоит не только в том, чтобы самому быть готовым уйти во взрослую жизнь от тех, кто тебя вырастил, но и в том, чтобы вот так этих взрослых отпустить.