Позволь себе Фли-Фли (гет)

Круглая расчёска путается в волосах, не желающих собираться в гладкий высокий хвост. Около зеркала стынет кофе, разделяя печальную участь с надкусанным кусочком ржаного хлеба, — нервный натюрморт субботнего утра.

Когда через пару часов — игра со Слизерином, даже самое нежнейшее пирожное из «Сладкого королевства» покажется сухой коркой!

— Лис, достань мои ботинки, они в шкафу, в самом низу!

Резинка делает два оборота… третий идёт с трудом, до белых полос пережимая пальцы, но Алекса ухитряется продеть тугой жгут прядей сквозь маленькое колечко.

С грохотом раскрывается дверь, впуская в спальню тайфун-Джонси в красном тренировочном костюме.

— Ну вы скоро? Давайте быстрей!! Все уже пошли на стадион!

Кэти на бегу просовывает ногу в штанину и почти валится перед капитаном.

Сегодня бессонная ночь была не только у Хэлфорд — главной виновницы предматчевых перипетий: вся женская часть команды ворочалась по жарким кроватям, прокручивая в голове заманчивое кинцо про летящие в створ квоффлы, упущенный Поттером снитч, сломанную метлу и позорный свист болельщиков.

Счастливчики Уизли, похоже, одни наслаждались крепкими объятиями Морфея: их свежие выспавшиеся лица в дверном проёме так непохожи сейчас на бледные, вымученные маски охотниц и вратаря.

— Как настрой, красавицы? — Фред уже в белых брюках и форменной мантии.

Братья вообще не любят тренироваться в чём-то, что хоть отдалённо не напоминает ладненькую форму грифов: «Ваши лонгсливы — полная фигня!», «Крутые парни не носят магловские лосины!»

— Как тебе сказать? Что-то среднее между: «полный провал» и «довольно-таки неплохо», — отзывается из-за шкафа Алекса.

Кто придумал такую узкую горловину?

Плотно прилегают к коже чёрные леггинсы, лонгслив из тёмного стрейча с белой прострочкой на груди смотрится… недурно!

Потуже затянув шнурки беговых кроссовок, Алекса бросает последний взгляд на зеркало с внутренней стороны дверцы и, закинув спортивный рюкзак на плечо, выходит вслед за Кэти и Алисией в коридор.

Решетчатые окна непривычно тихой гостиной режут молочно-серые краски ноябрьского неба на ровные светлые ромбики. А за ними… удивительно тёплая осень цепляется за острые хребты гор, не хочет растворять в глубоких устьях долин последние солнечные лучи.

По длинным галереям опустевшего Хогвартса ещё бродят отголоски возбуждённых голосов, но всё бурление жизни сосредоточилось там, среди реющих на ветру флажков стадиона.

После твёрдых каменных плит стопы непривычно мягко тонут в пушистом травяном покрывале, бережно накинутом на холмы.

Алекса вдыхает душистый терпкий кислород, перекатывая на языке хвойный привкус туманных лесов, сырой травы и медово-сладких цветков лимонного гамамелиса.

Заряженное тело исходится мелким трепетом, когда они все — близнецы, Анджелина, Кэти, Алисия и Гарри — бегут вниз по склону. Новая методика Джонсон: никаких метёл до самого старта. Любуйтесь живописным видом квиддичного поля — чаши, бережно помещённой в пурпурную оправу вересковых полей!

— Они… уже там!... — вталкивает слова между отрывистыми вдохами Фред. — Ушли сразу после завтрака!..

— Пусть!.. Лишнее напряжение… ничего не даст!... — Анджелине тяжело гнаться за Поттером и Хэлф, а юркая Кэти уже обошла её на добрых пару футов. — Ничто так хорошо… не разогревает… как бег… Фух! Помедленнее, товарищи! — кричит она в удаляющиеся спины.

Алисия держится рядом, подбадривая капитана мимолётными касаниями локтя. Затяжной спринт — не самая её сильная сторона, зато в жёсткой драке за квоффл Спиннет бесценна.

Макушка Гарри маячит чуть позади Алексы. Казалось бы, худенький и нескладный, Поттер неплохо держится на дистанции.

Поджарые рыжие гончие весело мчатся за ними, усыпая дорожку свежеиспечёнными шуточками про «старушку Джонси» и «престарелую кошёлку Лис». В их хвосте старательно сопит Кэти («давай, сестрёнка, не отставай!»), добавляя частые мелкие «уф!» в общую симфонию отрывистого дыхания.

Раз-два!

Шире шаг!

Темнеющий горизонт, весь в плетениях еловых лапок, ширится синеватыми клубами туч. Что-то будет!

До стадиона — метров сто, Хэлфорд ускоряется, отпуская ноги свободно крутить колесо.

Три-четыре!

Выше бедро!

Далёкий рокот превращается в близкий гул. Так звучат сотни возбуждённых голосов, в этом — вся горящая сердцевина состязаний, их сладость и соль.

Бегунов встречают хлопающие на ветру полотна трибун. Деревянные балки, обычно безжизненные, теперь гудят от децибелов предвкушения, принимая под грубо обтёсанные края подоспевшую семёрку грифов.

— Так, быстренько переодеваемся — и в бой! У нас есть ещё полчаса! Через пятнадцать минут жду всех в тренерской! — Анджелина вместе с девчонками скрывается в женской раздевалке.

Разогретая кровь упруго бьётся в венах: кажется, задумка капитана удалась. Хоть сейчас прыгай на метлу и в финт Вронского!

Раж ли после шуточной погони, но впервые Алекса не чувствует ни капли страха. Перед глазами встаёт взволнованное лицо Макгонагалл в обхвате излюбленной клетчатой шотландки с ушками на завязках:

«Мисс Джонсон, желаю удачи всем вам! Да поможет нам Годрик!!».

Мы не подведём, профессор!

Спиннет уже вовсю гремит хлипкими дверцами шкафчика, извлекая аккуратно сложенные штаны и свитер в рубчик.

— Не знаю, как вам, но мне как-то не по себе! — светлые глаза её задумчиво скользят по разложенной на скамье экипировке.

— Это первая игра после долгого перерыва, так что твоё волнение нормально! — плотные бёдра Анджелины расправляют мелкие складки брюк. — Но на поле ты должна настроиться, хорошо?

— Не переживай, мы точно справимся!! — Алекса наклоняется вперёд, стягивая с тазовых косточек эластичную резинку лосин. Внизу живота неожиданно отдаёт жгучей резью.

Вот же чёрт!

Что за волшебное поганое свойство утреннего кофе? Один-единственный глоток обязательно превратится в целый галлон жидкости!

— Эндж, я в туалет!!

— Начинаааается!

Длинный переход по узким, плохо подогнанным доскам до общих туалетов

Топот ног над головой и мелкая древесная пыль.

Надо не забыть про перчат…

…Чья-то крепкая рука, до острой боли сжав предплечье, резко дёргает Алексу вбок.

— Что?!… — крик застревает где-то в горле, сдуваясь в тонкое хриплое сипение.

Её размашисто толкают на железные шкафчики в полумраке слизеринской раздевалки.

Протяжно, жалобно стонут дверцы. Этот звук впечатывается в сознание, минуя бесполезные перепонки.

Только сейчас она замечает тёмно-изумрудные силуэты, объятые оконной тенью. Внутри, обрываясь, щёлкает струна. Дзынь!

Сердце ухает вниз, прямо в липкое, трепещущее от страха нутро.

— Аууууууу! — на манер волчьего завывания тянет один из них. Кто это? Пьюси?...

— Только посмотрите на неё!

Малфой!

Как в жутком самодвижущемся паззле, элементы бесшумно сливаются в целостную картину: шесть ухмыляющихся слизеринцев в ряд, как и их до блеска начищенные «Нимбусы», а седьмой…

Медленно подходит к ней. Наслаждаясь, кривясь злобной улыбкой. Алекса смотрит в его глаза… Боже!!

Чистейший огонь. Если чернота может гореть.

Флинт облизывает её взглядом с макушки до кончиков шнурков, задерживается на груди, ногах и плавно поднимается к губам.

Осознание накрывает слишком поздно: зря, ох зря они прятали её целую неделю! Если хищника долго дразнить сочным куском мяса — рано или поздно он сорвётся с цепи и отхватит руку первого, кто будет иметь неосторожность сунуть её сквозь железные прутья.

Что-то в лице слизеринского капитана: неуловимый отблеск или тень — напоминает ей о скором приближении грозы. Ты с тревогой смотришь на клубящиеся, растекающиеся по горизонту тучи и всё же надеешься — буря минует.

— Попалась, Хэлфорд?

Угрожающе близко.

Между ними пока пару жалких футов, насквозь пронизанных напряжением, словно этот хрипловатый тембр сжигает каждый дюйм пространства.

Алекса дёргается в сторону, но Флинт, резко шагнув вперёд, грубо толкает её обратно.

— Стоять, я сказал!

— Эй!!! Ты совсем?... — она хочет звучать уверенно, но голос наливается предательской паникой. — Мне по фиг, что ты там сказал, дай пройти!! Матч через десять минут уже!!

Какой-то дурацкий сон! Это происходит точно не с ней!!

— Где ты была всё это время, а, Хэлф? Может, это Уизли прятали тебя в своей халупке? — продолжает издеваться Маркус.

— Тогда я удивлён, почему она до сих пор жива и не свалилась в прогнившие полы! — добавляет Эдриан из угла.

Громкий хохот парней на миг перекрывает глухой шум высоко над ними. Там, где кипит восторг, где болельщики ждут своих фаворитов, торопливо проверяя кричалки, расправляя нарисованные полотна.

— Очень смешно! — фыркает Алекса, скрывая за показным пренебрежением живой шевелящийся страх. — Вы такие крутые, семеро на одну!

Зачем ты так привлекателен, Флинт? Стоишь в полной экипировке, в изумруде, так идущем тебе… Слизеринки с грязно-зелёными плакатами в руках точно изойдутся слюнями, провожая восторженным писком стремительный росчерк твоей метлы!

Скрываясь под мантией почти неделю, Алекса вдруг понимает, чего лишала себя: бьющего через край потока его внимания. Всецело для неё и ей одной. То, как он смотрит сейчас.

— Почему семеро? Я буду один, — подмигивает Маркус, делая шаг ближе.

Хвалёная гриффиндорская гордость стреляет в самый неподходящий момент: ей бы смолчать, но уж слишком бесят змеи вокруг!

— Силёнок не хватит! — Алекса выплёвывает буквы прямо в его самодовольное лицо. — АЙ!!! Флинт!...

Лопатки ощутимо впечатываются в металлический поребрик шкафа, на них точно останутся мелкие красноватые следы, но сейчас она чувствует только твёрдое тело капитана, прижатое к ней, тёплый живот, крепкую грудь… и нахально втиснувшееся между ног бедро.

— Да что ты говоришь? — его тембр срывается до полушёпота и звучит страшнее, чем самый громкий рык.

Остальные кровожадно наслаждаются развернувшимся лакомством: как же, в ловушку залетела райская неуловимая птичка, водившая за нос самого капитана!

Вот только «глупой птичке» всё равно: весь мир смыкается за спиной Флинта, застывая на подрагивающих кончиках его ресниц.

Перестаёт существовать тесная мужская раздевалка, наполненная похотливыми взглядами и отголосками унизительного смеха, просто расползается тёмным маревом по стенам.

— Отойди!...

Под этой подчиняющей тяжестью трудно дышать, в голове на повторе крутится натужный скрип кабинки за спиной.

Его глаза так близко, рассматривают её, заново изучая, ноздри слегка подрагивают от возбуждения, оно ложится обжигающим теплом прямо в приоткрытые губы.

Он пахнет мщением и неудовлетворённой злостью… И ещё кое-чем, отдалённо напоминающим преступную радость при виде сладенького кусочка тающей, истекающей на солнцепёке конфеты.

Вязкая слюна липнет во рту, Алекса не в состоянии осознать реальность, исчезающую на черничном дне его зрачков, совсем поглотивших радужку.

Приходится отклонить голову, ударяясь затылком о шкаф. Бесполезно. Дурь или хмар клубами заполняют тесные черепа, лишая связных мыслей.

Чертовски душно в этой клетке, где совсем мало кислорода, и они вдвоём дышат какой-то ядовитой фигнёй.

Мускулистое бедро Флинта ощутимо давит ей на промежность… боольно, но это другая боль — ноющая, сладкая, уже требующая продолжения, ритмичнее и мягче… Желательно, рукой.

Кажется, она сходит с ума!!

— Отвечаю, Хэлф… — Маркус почти касается её кончиком носа, жаркое дыхание на сухих губах кричит ярче самодельных транспарантов там, наверху: он сильно возбуждён. Доведён злостью до полного абсолюта. — Не выходи на поле, или я уничтожу тебя и твоих недоумков!

— Ты ничего мне не сделаешь, Флинт!

Алекса пытается свести ноги, но лишь сильнее сжимает его бедро, вызывая на склонённом к ней лице гадскую ухмылку. Наслаждаясь её беспомощностью, слизеринец вкрадчиво шепчет над ухом:

— Такая смелая, да, Хэлф? Что же ты раньше пряталась по углам, как крыса?

Он выкручивает ей запястья, смыкая их за её спиной, и прижимается ещё сильнее, полностью лишая свободы. Контролирует, давит, обозначая новую ступень подчинения, ту, которой только и достойны такие вертлявые гриффиндорки.

— Всё ещё хочешь поиграть?

— Отпусти, слышишь?..

В кистях жжёт, Алекса больше не может выдержать этот взгляд, который настолько близок, что ресницы щекочут скулу.

Она отворачивается вбок, замирая в тесных, жарких объятиях слизеринца, впитывая разгорячённой кожей лёгкое прикосновение его щеки. Тёплое частое дыхание.

Страшно.

Это не тот сковывающий перед смертельной опасностью страх. Нет. Его природа и суть совсем иные: животный алчущий трепет самки перед самцом.

На инстинктивном уровне ты знаешь, что должна сопротивляться, крутить хвостом, убегать… но не слишком далеко, впрочем. Только для того, чтобы распалять его похоть, позорно добиваться оплодотворения: так задумано природой.

Чёртова мудрая природа!

Будто раскусив её грязные мыслишки, Маркус плотоядно ухмыляется и слегка покачивается вперёд, медленно отстраняется… И снова приникает к ней…

Тонкая ткань мнётся под его нежным напором, Алекса словно голая, а он заполняет её всю.

— Давааааай, распечатай эту крошку! — почти задыхается Монтегю.

Не кончи, толстяк!

Крупная дрожь сковывает немеющие конечности. Вот, вот сейчас… надо что-то ответить, прокричать, сопротивляться, в конце концов! Она на ничтожном волоске от того, чтобы обхватить эти призывно раскрытые губы в миллиметре от своего рта.

Маркус и не думает останавливаться, поддерживая тот же медленный, изматывающий темп. Умело распаляя желанием большего.

Зачем он делает это с ней? На глазах у всех.

Раздражённые рецепторы сходят с ума: неуловимый фруктовый запах, мягкое давление упругих мышц, обволакивающее тепло его кожи… как дорогой аперитив для истекающего соком голодного желудка.

— Прекрати!... Сейчас же!

Это всё, на что ты способна?

Где-то там изнывают зрители, пока здесь, под толщей досок и чужого возбуждения, изнывает она — симпатичная гриффиндорская охотница, брошенная волей судьбы через океан.

На мгновенье вспоминается Анджелина, Спиннет, близнецы… Они ждут её, мадам Трюк вот-вот даст сигнал к началу игры!...

Под ритмичным напором двух тел несчастный шкафчик скрипит самым бесстыжим образом, и хуже всего то, что Алекса не знает, чего хочет больше: чтобы Флинт, наконец, перестал или... продолжил вбиваться в неё!

— Сегодня ты пожалеешь о своей выходке, обещаю! — Маркус неожиданно отстраняется и выпускает саднящие руки. Но лишь затем, чтобы, не сводя глаз, резко зацепить её нижнюю губу большим пальцем, содрав нежную кожу острым краешком ногтя.

Тёплая капелька крови тут же вспухает на болезненной царапине, медленно стекает вниз, повторяя изгиб подбородка. Маркус жадно провожает её взглядом, непроизвольно лизнув уголок рта. Тёмные глаза вновь возвращаются к её, расширенным от испуга:

— Иди проветрись!

Он грубо хватает Алексу за плечо и выталкивает в проход.

Ещё чувствуя касание его ладони, она спотыкается о выступ доски и под общий гогот с грохотом падает на скрипучий пол.

Стреттон так же летела через порог Большого Зала, вот только в зрителях не было его. Что ж, око за око!

— Скоро увидимся, крошка! — низкий тембр звучит отрывисто, будто голосовые связки вздулись от переполнившего их возбуждения.

Ооо, она готова поставить любимого «Старса» на то, какое удовольствие получает Флинт!

— Марк, а ей понравилось!

— Как ты её славно потискал!

— Слегка перевозбудилась! — летят в спину издевательские смешки.

Раскрасневшаяся, с растрёпанным хвостом, который так тщательно собирала с утра, вдохновляя себя на великие подвиги, охотница встаёт и, не оглядываясь, идёт по деревянному настилу с гордо поднятой головой. Под аккомпанемент улюлюканья и свиста.

Об этом ли ты мечтала вчера, предвкушая будущую встречу?

Получите! Только расписываться за этот позор не надо!

Внизу живота неприятно ноет — противная пустота возбуждённых окончаний, лишённых ласки горячего тела.

Она зла, бесконечно, отчаянно зла.

Последние остатки самообладания ещё плещутся где-то на дне, удерживая от опрометчивых проклятий, вот-вот готовых сорваться с губ.

Где-то здесь туалет… вторая дверь налево…

В маленьком зеркале, за тонким узором пыльных разводов, она видит ошалевшие глаза, блеск предательских, малодушных слёз. Только держись! И не смей плакать!

Долго, кропотливо, тщательно оберегаемый настрой в одночасье рушится песочным замком, остатки башенок и стен смывает безжалостная волна. У Хэлфорд есть максимум пара минут, чтобы унять дрожь в коленках…

Анджелина встречает её отборными ругательствами на подходе к тренерской грифов:

— Драккл, АЛЕКСА!! Где тебя носило, чёрт возьми????!! Через минуту выход!!!!

Но тут же осекается, заметив странное выражение на мокром лице и маленькую косую царапину:

— Мерлин, что с тобой?...

— Всё в порядке… Всё хорошо…

Хэлфорд бежит в раздевалку.

Алый свитер, белые брюки, застёжка… Щёлк!.. Щёлк! Да чёрт!!!

Злость сводит пальцы, Алекса не может сразу попасть в петличку брюк. Прячась в широких складках мантии, путаются длинные шнурки высоких ботинок…

Два тугих бантика и заправить вбок.

Звонко лязгает дверца шкафчика, лишая полое нутро кожаных перчаток. Почти забытых в последний момент.

Папа, гордись: твоя Лекс точно уложилась бы в горящую спичку! Среди лоснящихся от пота мускулистых спин твоих новобранцев, по свистку натягивающих рубахи и грубые сапоги.

Здесь, под нижней трибуной, где ревущий океан голосов, смешанный с топотом сотен ног, сотрясает хрупкую древесину, Алекса чувствует, как туго вибрирует в груди этот отзвук. Пульсирует, растекаясь горячим энергетиком по телу.

Их ждут.

В полной экипировке, с мётлами в руках, команда становится у самого выхода.

Раскрытые створы поскрипывают от порывов холодного колючего ветра — непрошеного гонца приближающейся бури. Он треплет чёлки, втягивается ноздрями, оставляя во рту свежий дождевой отпечаток, принесённый с гор.

— Лекс!! Ты где пропадала?? — любимая подруга бежит к ней, но, заметив царапину, меняется в лице: — Это… он?

— Потом!

Кармическое «потом». Пять букв, после которых все предметы и явления обретут свои прежние значения вновь.

Гарри взволнованно поправляет очки, прижав «Нимбус» к плечу, в устремлённых на неё глазах читается тёплое дружеское участие. Эти худощавые острые плечи под алой накидкой сегодня — единственный пьедестал для тяжкого груза ответственности за игру.

Крохотный золотистый мячик стоимостью сто пятьдесят грёбаных очков просто не оставляет иного выбора мальчику-который-выжил-и-который-просто-обязан-поймать-снитч.

Грозно покачивая лаковыми битами, Уизли как-то странно поглядывают из угла, но молчат, пряча в сосредоточенных, напряжённых скулах невысказанные вопросы, возможно, шутки, но шутки — потом.

Анджелина перекидывает ногу через метлу:

— Так, все по парам!! Гарри, сюда, становись рядом со мной! Алекса, Алисия — давайте за нами! Джордж, вы с Фредом после девчонок! Кэти, ты, как вратарь, замыкающее звено!

Шаткий помост скрипит под уверенными шагами, пока грифы выстраиваются в указанном порядке.

— Не знаю, что у тебя там стряслось… — обернувшись к Хэлф, пытается справиться с растущим волнением Анджелина. — Но слушай меня сейчас… быстро! Наша сегодняшняя тактика: работа в двойках, ты помнишь? Мы уже отрабатывали в прошлый раз.

— Да, Эндж.

— Твоя задача — любой ценой донести квоффл до ворот, а там — по ситуации. Ты самая быстрая из нас, Поттера не берём в расчёт… Если сможешь — забивай гол, если нет — сразу передавай Спиннет или мне, на крайний случай — Фреду.

— Поняла.

— И упаси тебя Мерлин попасться Флинту!! Он сделает всё, чтобы на первых минутах выбить тебя из игры, ясно?

Куда уж яснее, Джонси!

Ты не была свидетельницей, как он десятью минутами ранее выбивал из меня последние остатки гордости, вытягивал тонкие цепочки нервов, убийственно медленно наматывая на жилистый кулак.

Сквозь пласты приветственных возгласов пробивается заряжающий тембр Ли Джордана. Слов не разобрать, кажется, что-то вроде «ждём наших доблестных игроков!».

Гладиаторы перед последним в их коротенькой, но яркой жизни поединком — так это ощущается.

Ставки будут сделаны, песок сбрызнется каплями крови, и жадный до зрелищ обыватель получит, наконец, свои пару златых.

Податливое древко успокоительно греется под ведущей рукой.

Сейчас уже легче.

Она жива, относительно здорова и полна горячего желания мстить: её прекрасный и ужасный гений дал ей нужный заряд выверенной, шипучей спортивной злости. Отмерил точно по граммам. Кап-кап-кап.

Должно хватить на всю игру, и даже чуточку дольше.

(Дорогие читатели, следующая часть будет опубликована завтра или послезавтра ♥️)