Под Созвездием Дракона (гет)

Примечание: Таймлайн — «Таня Гроттер и Птица титанов», 9 глава, после прогулки Сарданапала и Медузии по Тибидохсу и разговора о том, что «тот, кто довольствуется малым, всегда в выгодных условиях».

Музыкальная тема: Bring Me The Horizon — Deathbeds

Ближе к вечеру академик совсем расхворался. Медузия напоила его настойкой перечной мяты по приказу Ягге, но эффекта пока не наблюдалось. В замке с заходом солнца становилось холоднее, но Сарданапалу было жарко, и он попросил Медузию открыть окно.

Медузия нежно провела кончиками пальцев по лбу академика, убирая мешающую прядь волос с глаз. Лоб его был горячим и влажным. Сарданапал лежал на кровати, прикрыв глаза. Мантии на нём не было, рубашка была расстёгнута до груди, а рукава закатаны до локтей. Медузия сидела на краю кровати у изголовья и мягко гладила его по лбу. Он приоткрыл глаза, почувствовав прикосновение, и тотчас переплёл свои пальцы с пальцами Медузии. Прикосновение приятно холодило разгорячённую кожу, и академик прислонил её ладонь к щеке.

— У тебя прохладные руки, — тихо прошептал он.

Академик накрыл её ладонь своей, вероятно, желая согреть, как ему казалось, замёрзшие пальцы женщины. Медузия повернулась к нему лицом и провела по волосам свободной рукой.

— Они тёплые. Просто это ты весь горишь.

— Ох, тогда хорошо.

— Хорошо, что горишь? — с недоумением спросила Медузия.

— Хорошо, что с тобой всё в порядке и ты не замёрзла.

Медузия коснулась губами его лба и оставила лёгкий поцелуй. Обычно настойка перечной мяты очень хорошо снижала ему температуру, но сейчас отчего-то не действовала совсем. Медузия ещё раз провела ладонью по его лбу и спустилась вниз, расстёгивая оставшиеся пуговицы на рубашке.

— Давай-ка раздевайся. Штаны с рубашкой слишком плотные, ты лишь нагоняешь температуру.

Она встала с кровати, помогая ему присесть, и вмиг стянула с него рубашку. По тому, как медленно и неуклюже академик стягивал штаны, Медузия поняла, что он совсем ослабел. Когда со штанами было покончено, она забрала их у него и положила на стул в углу спальни, однако пижамные штаны на смену взять запретила.

— Что ты задумала? — спросил академик.

Догадка уже мелькала на краю подсознания, но он так и не осмелился её озвучить.

— Со штанами придётся повременить. Нам предстоит самое неприятное.

Медузия тотчас взмахнула рукой, из её кольца соскользнула ярко-зелёная искра, а затем на полу возник небольшой таз с тёплой водой и плавающим в нём маленьким махровым полотенцем.

— Всё что угодно, только не это, — слабо возразил Сарданапал, не скрывая обречённости в голосе.

Он никогда не прибегал к этому методу снижения температуры. Ягге его любила и часто пользовалась, но академик его ненавидел. Когда тело горит, а тебя ещё окунают в холодную воду, запрещая закутаться хотя бы в простынь, ощущения подобны пытке.

— Тебе прекрасно известно, что это один из лучших способов. Пожалуйста, перестань упрямиться, я всё равно это сделаю.

Медузия слегка улыбнулась ободряюще, пытаясь пошутить, но академик выглядел слишком понурым, постепенно принимая во внимание, что спор с ней ему не выиграть.

— Таню ты так же мучила, когда она впервые заболела? — капризно спросил Сарданапал, едва скрывая улыбку.

Ну не мог он никогда проигнорировать её улыбку и оставить без ответа. Даже спустя столько тысяч лет.

— Разумеется. Она сильно плакала и пыталась выбить у меня из рук мокрое полотенце, размахивая ручками и ножками, но я была неумолима, — с усмешкой в голосе произнесла Медузия, прикасаясь к его горячим ладоням. — Зато температура тогда спала, и она смогла уснуть, — уже серьёзно заключила она.

Тане было около четырёх месяцев, когда она впервые подхватила простуду. Был разгар весны, солнечные дни наступали всё чаще, а снег сошёл почти полностью. Именно в это, казалось бы, тёплое время, Таня и разболелась, причём очень сильно. Она плохо ела, постоянно плакала и не спала. Температура поднималась высокая, а для любых настоев она была ещё слишком маленькой. За период войны Ягге многому успела научить Медузию по части медицины, но с грудничками всегда было сложно в плане лечения, ибо никакими зельями напоить их было нельзя.

Вот и тогда Медузии пришлось обходиться без настоев, отваров и зелий. Ягге всегда говорила, что обтирание — лучший способ снизить температуру, не прибегая к разного рода лекарствам. К тому же оно имело весьма скудный список противопоказаний.

Медузия тогда раздела Таню и принялась обтирать тёплой водой. Девочка громко плакала и отмахивалась от полотенца, но, высохнув, быстро успокоилась. Температура тотчас снизилась до терпимой, и она быстро заснула.

Метод был неприятным, но действенным, поэтому Медузии он тоже всегда был по душе, и сейчас она была твёрдо настроена им воспользоваться.

— Что бы я без тебя делал? — перехватывая ладонь Медузии, вдруг серьёзно спросил академик.

Он сжал её пальцы в своих и поднёс к губам, оставляя лёгкий поцелуй, как делал это всегда.

— Очевидно, продолжил бы нагонять температуру, а потом получил бы кучу нравоучений от Ягге.

Она провела кончиками пальцев свободной руки по его лбу, ногтями зацепляя мешающиеся пряди влажных волос, и наклонилась, оставив на его лбу лёгкий поцелуй.

— Тебя сейчас не знобит, поэтому должно быть полегче. Просто потерпи немножко, ладно? — тихо прошептала она, потёршись носом о его щёку.

— Для тебя всё что угодно.

И эти слова были сродни его девизу по жизни. Она прекрасно знала, что ради неё он бы пошёл на многое, если не на всё.

Медузия слегка кивнула и, подвинув таз ближе к кровати, где сидел Сарданапал, взяла оттуда мокрое полотенце. Вода была тёплая, но не горячая. Не отжимая полотенце она провела им по шее мужчины, заставляя маленькие струйки воды скатываться по спине и груди. Затем снова окунула махровую ткань в воду и принялась обтирать спину. Затем грудь. Подмышечную область и локтевые сгибы. Вода стекала по телу, как после душа, но доходя до простыней мгновенно испарялась, оставляя постельное бельё сухим.

Когда академик был с ног до головы мокрым, Медузия убрала таз с водой. На коже мужчины оставались капельки воды, которые довольно быстро испарялись. С водой уходила и температура.

Сарданапал стойко держался, хотя обычно у него зуб на зуб не попадал, когда он обсыхал после таких водных процедур. Сейчас он слегка дрожал, но это было вполне терпимо, вопреки его ожиданиям и прошлому опыту.

— В прошлый раз было намного хуже. Я приятно удивлён, — озвучил свои мысли Сарданапал.

— Я ведь говорила: у тебя нет озноба, а посему должно быть легче, — слегка улыбнувшись, заключила Медузия.

Она щёлкнула пальцами, от кольца тотчас осыпался сноп ярко-зелёных искр, и в её руках появилась тонкая хлопчатобумажная простынь со звёздным небом. Сарданапал всегда был неравнодушен к звёздам, и сейчас в голове Медузии это промелькнуло как-то само собой, заставив наколдовать простынь со схожим рисунком.

— Созвездия Северного полушария неба, — с лёгкой улыбкой произнёс академик.

Медузия провела ладонью по его спине, проверяя, полностью ли он высох после обтирания, и, убедившись в этом, накинула простынь на его плечи. Дрожь, слегка бившая его всё это время, тотчас исчезла.

— Мы ведь живём в Северном полушарии, поэтому я и подумала… — объяснила она, одновременно с этим прикасаясь к его лбу ладонью и отмечая, что температура заметно упала. — Хотя, наверное, следовало бы выбрать именно Южное полушарие, ведь его посмотреть удаётся не так часто.

Она уже занесла было руку, чтобы сменить рисунок на простыне, как Сарданапал перехватил её ладонь и заставил присесть. Медузия послушно поддалась его движениям и села рядом, не высвобождая ладонь.

— Не нужно. Я люблю созвездия Северного полушария.

Он мягко очертил кончики её пальцев своими, а затем поднёс к губам и оставил невесомый поцелуй на каждом. Медузия слегка улыбнулась его движениям. Ей нравилось, когда он так делал. Было в этом что-то глубоко личное и тайное. Что-то, понятное только им двоим. Ей нравилось это чувство полного единения. Хотя она едва ли когда-то сказала бы об этом.

— Ложись в постель, тебе нужно отдохнуть, — прошептала она, проводя свободной ладонью по его щеке.

И внезапно… Наверное, с ней что-то случилось, потому что её обуял приступ нежности, и ей захотелось его поцеловать. Она мягко коснулась губами его щеки. Затем угла нижней челюсти. И уголка губ.

Она почувствовала, как он улыбнулся и сжал её ладонь чуть сильнее, и отпрянула, чтобы заглянуть ему в глаза.

Озорные огоньки плясали в небесном аквамарине. Но ко всему прочему было в них что-то ещё. Что-то спокойное и умиротворённое. Этим взглядом он как будто говорил: «Я чувствую то же самое». И никаких слов было не нужно.

— Только если ты будешь рядом, — едва слышно прошептал он, и Медузия слабо кивнула, заранее зная, что даже не станет сопротивляться.

Она убрала с кровати тёплое одеяло и положила его на диванчик в другом конце комнаты, помогла Сарданапалу удобнее лечь, укрывая его тонкой простынью с созвездиями, а затем сама легла рядом, пряча ступни под простынь. Она не любила ходить по голому полу босиком, отдавая всегда предпочтение мягким тапочкам из собачьей шерсти, которые подарил ей Сарданапал пару лет назад. Тапки изредка порывались лаять и вилять носком, но Медузия быстро их усмиряла. Они были самой несуразной и несерьёзной вещью в её гардеробе, но это был его подарок, и оттого резко он приобретал колоссальную значимость.

Синий шёлковый халат, бесконечно роняющий алые лепестки маков, который она надевала каждый вечер, тоже был его подарком, который она любила особенно нежно.

Сарданапал поправил простынь, чтобы она укрывала их обоих, и уронил голову ей на грудь. Виски сдавливало, а глаза болели, и он позволил себе чуточку расслабиться в её объятиях. Медузия мягко гладила его по голове, перебирая пряди поседевших волос, и изредка шептала что-то успокаивающее. Сарданапал, почувствовав внезапную усталость, так и не смог заставить себя вникнуть в смысл произнесённых слов, оттого упустил весь смысл сказанного, но её интонация расслабляла и действительно успокаивала.

К тому же её прикосновения всегда каким-то особо чарующим образом влияли на него. Он готов был провести так всю свою вечную жизнь. Рядом с ней. В её объятиях.

Выбрать одного человека, с которым готов провести жизнь, довольно сложно. Сложно не ошибиться. Сложно понять, что реально, а что лишь плод возбуждённого воображения и желаний. Сложно осознанно взять на себя ответственность и признаться, что, кроме этого человека, больше никто и никогда не будет нужен. И ещё сложнее не отступиться и пронести это сквозь года, века, столетия. Но ему посчастливилось однажды встретить её. И всё как будто бы встало на свои места. Ещё тогда… Более трёх тысяч лет назад… На том заброшенном острове в Греции.

Сарданапал не сразу понял, что Медузия замолчала и лишь продолжала гладить его по голове. Когда он осознал, что она молчит, он вновь открыл глаза, и взгляд его зацепился за ту часть «звёздной» простыни, где располагалось созвездие Дракона. Он улыбнулся каким-то своим мыслям и прошептал как будто ни к кому не обращаясь:

— Дракон летает между двумя медведицами.

— О чём ты? — не поняла Медузия.

— Созвездие Дракона на звёздном небе расположено между созвездиями Большой и Малой Медведицы. Оттого люди стали говорить, что Дракон летает между двумя медведицами.

Сарданапал ткнул пальцем в одну из звёзд на простыне и провёл пальцем, соединяя ряд звёзд в длинную извивающуюся ломаную линию, заканчивающуюся трапецией из четырёх звезд, которую астрономы когда-то прозвали головой Дракона. Медузия завороженно следила за его движением и теперь сама смогла различить в бесконечном ряде звёзд целое созвездие. Она никогда не была сильна в астрономии и никогда не могла понять, как в такой бесконечной россыпи ярких точек можно увидеть отдельных персонажей.

Она знала лишь созвездия Большой и Малой Медведицы, но всегда говорила, что второе название подходит им больше, и никогда не понимала, чей больной разум смог увидеть в звёздах, составляющих самый настоящий Ковш, фигуры медведиц. Однако сейчас, смотря за тем, как палец Сарданапала соединяет звёзды в единую фигуру, могла поклясться, что в ней видит именно Дракона. Большого массивного Дракона. Вот его голова с острыми, как мечи, зубами, как будто он скалится и защищает что-то, что ему бесконечно дорого. И большое тело, переходящее в не менее большой и длинный хвост, почти полностью огибающий Малую Медведицу.

И она могла поклясться, что отныне, смотря на небо, не сможет воспринимать эту россыпь звёзд отдельно друг от друга. Для неё теперь навсегда она будет собираться в большого Дракона.

— Удивительно, — едва слышно прошептала она.

Сарданапал улыбнулся и оторвал палец от последней звезды у головы, а затем снова положил свою голову на грудь Медузии и обнял её за талию, удобно устраиваясь. Она вновь принялась его гладить по волосам, словно убаюкивая, но Сарданапалу вовсе не хотелось сейчас засыпать.

— Ты слышала легенду о созвездии Дракона?

— Ты о той, где Геркулес убил несчастного дракона, чтобы сорвать три золотых яблока в саду Гесперид? Слышала, но мне она не нравится, — как-то небрежно отозвалась Медузия. — Слишком всё неправдоподобно и натянуто. Гера совсем не ладила с драконами, поэтому едва ли ей пришло бы в голову использовать Ладона как стража, и уж тем более Ладон бы не стал ей подчиняться.

— Довольно интересное наблюдение. Но я не про эту легенду. Я про легенду о Бескрылом Драконе.

Медузия замерла и задумалась на минуту, словно пытаясь найти в недрах памяти ту самую историю, но так и не смогла.

— Нет, никогда о ней не слышала.

Она замолчала на несколько мгновений. А затем Сарданапал почувствовал, как она коснулась губами его макушки, и неосознанно сжал её в своих объятиях сильнее.

— Расскажи мне, — требовательно, но совсем тихо прошептала она.

— Однажды в далёком-далёком прошлом жила-была принцесса. Девушка была небывалой красоты, и все принцы соседних королевств хотели жениться на ней. Однако сама принцесса мечтала выйти замуж по любви и боялась, что родители однажды найдут ей достойную партию и выдадут за того, кто будет ей не мил.

Родители же её были, напротив, консервативных устоев и считали, что любовь в браке — это лишь сказочное везение, не более, и куда важнее выгода. Шли годы, и, когда принцессе исполнилось шестнадцать лет, её отец объявил, что она выйдет замуж за принца самого богатого королевства ближних земель. Принц славился своей жестокостью и тщеславием, оттого новость о замужестве привела принцессу в отчаяние. Она умоляла отца изменить решение, но он был непреклонен. Тогда принцесса заперлась в своей комнате и проплакала всю ночь, моля высшие силы избавить её от нежеланного замужества.

На рассвете, когда глаза принцессы высохли от слёз, а сил больше не осталось, в замок ворвался огромный Дракон, о котором ходили легенды многие века. Он был настолько огромен, что взмах его крыльев мог охватить всё королевство. Тогда он похитил принцессу и унёс в своё логово. Это был огромный замок, в несколько раз больше того, где жила принцесса. Там он оставил девушку и обеспечил ей все условия для жизни, пообещав не причинять ей вреда. Сначала принцесса настороженно и опасливо относилась к Дракону, но потом разглядела в нём доброту и храбрость.

Король с королевой объявили охоту на Дракона и пообещали руку их дочери тому, кто сможет победить злого Дракона и спасти наследницу престола. Первым в бой отправился тот самый принц, с которым она была помолвлена. Но не смог он ступить даже на территорию замка, как был встречен разъярённым Драконом и тотчас вступил в схватку. Ни щит, ни меч не смогли уберечь его от испепеляющего пламени, выдыхаемого Драконом, и сгорел он заживо в одно лишь мгновение.

Тогда Дракон вернулся к принцессе и сказал: «Тот жестокий принц больше не заставит тебя страдать. И никто не заставит. Отныне ты будешь защищена мной. Пока я жив, никто и никогда не причинит тебе вреда. Лишь доблестный и отважный принц, победивший меня в честном бою и заслуживший твоё доверие, сможет претендовать на твою руку. Пока же такового не будет, ты будешь находиться здесь, под моим крылом».

И преклонил он пред ней свою голову в знак преданности, и отныне был он для неё надёжным защитником и каменной стеной.

C тех пор потянулись долгие годы. Было бесчисленное множество храбрых и отважных принцев, рыцарей и королей, что пытались спасти принцессу, и никто из них не мог победить Дракона. Но однажды, когда минуло пять лет заточения, на подходе к замку появился молодой принц красивой наружности. Вызвал он Дракона на дуэль, и сражались они три дня и три ночи в честном бою. Измотаны были оба этой схваткой, и прибег принц к хитрости, достал длинную прочную цепь и ловко накинул на морду Дракона, использовал пламягасительную магию, с помощью цепей связал крылья и лапы. И тогда выбежала принцесса из замка и бросилась к пленённому Дракону, желая освободить его.

Поразило её в принце то, что не пытался он убить Дракона, как это делали все прочие до него, и не препятствовал он её действиям по освобождению. Лишь стоял в ожидании её приговора.

Как только цепи были сняты, взмахнул Дракон своими крыльями и сложил их вдоль тела, коротко поклонился принцу в знак уважения и повернулся к принцессе, обращаясь: «Он победил меня в честном бою, а посему достоин. Отныне твоё слово решающее».

Долго всматривалась она в его сияющие мудрые глаза и не могла решить. Как будто что-то ломалось в её душе. С одной стороны, её ждала возможность вернуться домой с достойным, по её мнению, доблестным и честным принцем. С другой стороны — он — её Дракон, которого она давно уже успела полюбить и была не готова отпустить его.

Тогда Дракон увидел в её глазах сомнение и мелькнувшее желание уйти и понял всё, о чём она давно мечтала, но боялась сказать. Кивнул ободряюще и сказал, обращаясь к принцу: «Ты достойно сражался. Отныне твоя обязанность защищать её и быть для неё опорой. Не подведи её доверие».

Принц поклонился в знак уважения и благодарности и увёз принцессу далеко от Дракона. В сердце у Дракона навсегда осталась не затягивающаяся рана от расставания. Целый год скитался он по замку днями и ночами и не мог найти себе покоя. И отрёкся Дракон навсегда от своих крыльев, поскольку единственной, кто его окрыляла, была та самая принцесса, которую забрал принц в блестящих доспехах. Не в силах справиться с тоской, Дракон взмыл в небо и остался среди звёзд в надежде, что когда-то сможет вновь воссоединиться с принцессой. Так на небосводе появилось созвездие Бескрылого Дракона. По легенде он до сих пор смотрит оттуда на свою принцессу и охраняет её покой.

Медузия почувствовала, как глаза стали влажными от подступающих слёз, но тотчас поспешила взять себя в руки. Её глубоко тронула эта легенда, хотя прежде она никогда о ней не слышала. Она всегда была неравнодушна к драконам, а в таких историях особенно.

— Какая грустная легенда, — сдавленно прошептала она. — Почему все сказки и легенды так несправедливы к Драконам? Почему никто не берёт в расчёт их сердца, разбитые жестокими принцами в блестящих доспехах?

Голос Медузии заметно дрожал от подступающих слёз. Она настолько прониклась этой историей. В ней было что-то, отдалённо напоминающее её саму.

Сарданапал едва заметно кивнул, нашёл её ладонь и взял в свои руки, ободряюще сжимая. Затем он погладил тыльную сторону большим пальцем и поднёс её к губам, оставляя лёгкий поцелуй.

— Есть мнение, что однажды наступит день, когда принцесса вернётся к своему Дракону. Тогда он вновь расправит огромные крылья и укроет ими от всего мира и себя, и принцессу. В тот день навсегда исчезнет с небосвода созвездие Дракона.

Медузия не могла определить точно, придумал ли это Сарданапал сейчас, на ходу, чтобы её ободрить, или такое мнение действительно существовало. Но ей хотелось верить, что в этой легенде у Дракона ещё будет шанс на счастливый финал, и он дождётся свою принцессу.

Возможно, когда-нибудь… Они вновь будут вместе…

Эта история заставила её расчувствоваться. И у Медузии впервые за долгое время не получалось полностью взять себя в руки.

— Это вселяет надежду, — более уверенным, но всё ещё тихим голосом сказала Медузия. — Мне не нравятся истории, в которых жестокие принцы получают всё, а несчастные драконы остаются ни с чем.

Сарданапал осторожно приподнялся на локтях и посмотрел на Медузию. Взгляд у неё был задумчивый и грустный, и академик присел на кровати и заключил её в свои объятия. Медузия прижалась к нему и сжала ладони в кулаки, сминая край простыни в попытке чем-то занять руки. Академик оставил лёгкий поцелуй в висок и прижал её к себе ещё сильнее.

— Есть и хорошие принцы. Но в основном ты права: все истории слишком несправедливы к драконам. Поэтому я не теряю надежду на то, что хотя бы эта история закончится счастливо для него.

— Я не верю в доблестных принцев. В большинстве своём все они слишком самоуверенны, тщеславны, алчны и жестоки. Зато я верю в добрых драконов, спасающих своих принцесс.

Медузия разжала ладонь и расправила простынь. На неё смотрела россыпь звёзд. Она, не задумываясь, прикоснулась к одной из них, провела вдоль по простыне до рядом лежащей звезды, соединяя точки между собой. Затем ещё и ещё. Соединила четыре звезды в правильную трапецию и извивающейся ломанной обвела Малую Медведицу. Она насчитала четырнадцать звёзд, соединённых меж собой. Четырнадцать звёзд, образующих созвездие Дракона, которое она никогда больше не сможет забыть. Четырнадцать ярчайших звёзд, которые можно увидеть на небосводе невооружённым глазом.

Сарданапал о чём-то задумался, наблюдая за её действиями. Что-то внутри опасно сжалось, и он не сразу осознал, что озвучил свои мысли вслух:

— Разве твой принц такой же жестокий и не заслужил быть достойным?

— Мой принц отрубил мне голову.

Сарданапал едва не вздрогнул от её слов. Слова пронеслись в его голове громом среди ясного неба, хотя Медузия произнесла их тихим шёпотом. Он даже не думал об этом в таком ключе. Он оказался совсем не готов к такому ответу. Хотя стоило, ведь кому, как ни ему, известно то, что совершил Персей, и какой глубокий шрам это оставило на сердце Медузии. Он так старательно избегал этой темы, но сейчас так опрометчиво забыл об этом.

Впрочем… Он не признается в этом ей, но в глубине души, задавая этот вопрос, он думал, что принцем для неё был он... И её ответ не просто вогнал его в ступор от неосторожно брошенного им слова, но и от того, что он так и не смог стать для неё желанным принцем, который мог бы спасти свою принцессу.

Он всегда знал, что Персей будет её неизгладимым шрамом, напоминающим о прошлой боли. Но ему так хотелось заставить её меньше вспоминать о нём, и даже казалось, что он смог этого добиться… Но…

— Но добрый Дракон спас меня и сумел отогреть моё сердце и меня саму. И это лишь подтверждает правило, — внезапно дополнила она.

И всё как будто бы встало на свои места…

Не все принцессы мечтали о принцах. И Сарданапал только сейчас осознал это в полной мере. Для неё он не был принцем, потому что тот ей был попросту не нужен. Но быть для неё желанным Драконом… Пожалуй, это лучшее, что могло случиться.

Медузия слабо зашевелилась и заставила его ослабить объятия, чтобы освободиться. Она села напротив него и долго смотрела в его глаза, как будто бы пыталась разглядеть в нём всё, о чём он думал.

— Как ты мог подумать, что я запишу тебя в ряды принцев, которых всегда недолюбливала?

И от этих слов Сарданапалу внезапно стало стыдно. Действительно, как он мог о таком подумать? Он виновато опустил взгляд, о чём-то подумал и вновь посмотрел на неё. Её глаза блестели в свете горящих поблизости факелов и свечей. Глаза цвета обработанного маслом изумруда. Сколько раз он смотрел в них и видел что-то новое? Он знал каждую чёрточку на радужке её глаз… Каждый оттенок… И каждый раз видел в них какой-то особенный, неизвестный ранее блеск. Она каждый раз удивляла и восхищала его.

— Просто… Это ведь сказка, и мне казалось, что принцы для маленьких принцесс более желанны, нежели драконы.

Он виновато улыбнулся, как бы извиняясь за свои мысли, но глаз больше не опустил. Медузия внезапно дотронулась кончиками пальцев до его щеки и ласково погладила.

— Никогда не хотела быть с принцем. Но всегда хотела быть с добрым, заботливым Драконом.

Она медленно прошлась кончиками пальцев от щеки до шеи, а затем медленно приблизилась к нему и оставила лёгкий поцелуй на его губах. Потом ещё один… И ещё. Её обуяло желание стать к нему как можно ближе. Целовать его бесконечно до тех пор, пока он не осознает в полной мере, насколько важен был для неё. Насколько сильно она его любила.

Она всегда считала, что они достаточно выражают свои чувства друг другу, чтобы не говорить об этом вслух. Они оба негласно придерживались того мнения, что слова не имеют никакой ценности, если они не подкреплены поступками. Они оба всегда делали всё, чтобы показать свою любовь, а не сказать о ней. И Медузия всегда чувствовала его любовь и считала, что делает в ответ достаточно. Но… Очевидно, того, что она делала, было мало, раз даже такой пустяк заставил его усомниться…

— Почему? — между поцелуями прошептала она и тотчас оставила новый поцелуй. — Почему ты считаешь себя настолько неважным для меня? Чем я заставила тебя усомниться?

Она оставляла на его губах один поцелуй за другим и не сразу поняла, что её шёпот звучит с ноткой отчаяния и превращается в панику. В её голове множились мысли о том, как давно он сомневается. Как давно он не верит в собственную значимость, и где она оступилась, если заставила его так думать? Понимал ли он вообще когда-то в полной мере, насколько она дорожила им?

— Нет-нет-нет, — прошептал он ей в губы и взял её лицо в свои ладони. — Даже не смей, — он осыпал её лицо короткими поцелуями и тотчас принялся шептать: — Даже не смей считать себя виноватой. Ты всегда делала меня самым счастливым, всегда дарила мне ощущение нужности и значимости. Я всегда знал о твоих чувствах, всегда чувствовал твою любовь. И в том, что только что случилось, нет ни грамма твоей вины.

Ещё один поцелуй у краешка губ.

— Я не позволю тебе считать иначе.

Поцелуй в подбородок.

— Я просто боюсь, что он до сих пор болит в твоём сердце.

Поцелуй в скулу с другой стороны.

— Больше всего на свете я хочу, чтобы ты могла спокойно жить, не вздрагивая каждый раз, как услышишь его имя или упоминания о прошлом.

Поцелуй в кончик носа.

— Чтобы тебя это не уничтожало в ночных кошмарах.

Они никогда не обсуждали этого так прямо и откровенно, боясь даже приближаться к этой теме, но сейчас…

Сарданапал упёрся в её лоб своим и посмотрел ей прямо в глаза. Она потёрлась носом о его нос и прикрыла глаза, тихо прошептав:

— К чёрту Персея! Плевать я на него хотела, пусть катится в Тартар. Как ты не поймёшь, что мне давно всё равно на него? Я не могу доверять каждому встречному и навряд ли когда-то смогу, это правда. Но это не значит, что мне всё ещё есть дело до Персея. Он — часть моего прошлого, но он больше не мой ночной кошмар, мешающий мне жить. И никогда не будет.

Сарданапал слушал каждое её слово и думал о том, что, пожалуй, давно пора было поднять эту тему, чтобы она не разъедала душу догадками и не вносила недомолвки в их отношения. Но он так боялся причинить ей боль…

— Прости меня… — едва слышно прошептал он, нежно прикасаясь к её губам своими в лёгком поцелуе.

Медузия прикрыла глаза и едва заметно улыбнулась лишь кончиками губ. Снова потёрлась носом о его нос и прошептала:

— Ты стал тем, кто вернул мне меня. Ты избегал любых прикосновений, когда я вздрагивала от них. Ты снова научил меня доверять и любить. Ты подарил мне самое ценное, что есть в моей жизни — нашу дочь. Неужели ты правда думаешь, что кто-то, кроме тебя, может быть мне ближе и роднее? Неужели ты веришь, что Персей и его предательство из прошлого может значить для меня больше, чем то, что есть у нас с тобой в настоящем?

— Нет, конечно, нет, — прошептал Сарданапал и провёл кончиками пальцев по её щеке.

Они замолчали на несколько мгновений, продолжая смотреть друг другу в глаза. За окном близился рассвет. Они даже не заметили, как за разговором прошла целая ночь. Настенные факелы и свечи всё ещё горели, а в окно уже пробивались первые слабые лучи восходящего солнца. Сарданапал опустил на мгновения глаза и снова наткнулся на простынь со звёздным небом, о которой оба благополучно забыли некоторое время назад.

Созвездие Дракона на простыни, казалось, вновь выделялось сильнее прочих. Как будто даже звёзды в нём были ярче остальных.

— Крылья для дракона — это всё, — внезапно прошептал академик, озарённый догадкой. — Представь Гоярына без крыльев. Каким он будет? — поднимая глаза на Медузию вдруг спросил он.

— Несчастным. Слабым. Потерянным. Уязвлённым, — тут же нашлась Медузия.

Сарданапал слабо кивнул, как будто только такого ответа от неё ждал, а затем сказал:

— Вы с Таней — два моих крыла.

И эти слова заставили Медузию замереть на мгновение. Она всегда знала это, но сейчас Сарданапал выбрал такие слова, которые заставили её сердце биться чаще. Они с Таней были всем для него, и это значило слишком много.

— И ты ещё думал, что я предпочту принца Дракону? После таких-то слов? — слегка улыбаясь, прошептала она.

Глаза её горели тихим счастьем, а улыбка хоть и была слабой, но искренности в ней было больше, чем во многих широких улыбках мира. Она умела улыбаться честно, и именно это когда-то пленило Сарданапала…

— Мой Дракон никогда не станет бескрылым.

И в этой фразе Сарданапал различил куда больше, чем простую метафору. В этой фразе был весь смысл. У него всегда будут крылья. У него всегда будет она и их дочь. Что бы ни случилось… Даже если весь мир рухнет, они всегда будут его крыльями. И в этом, пожалуй, было его главное сокровище.