I never asked for this (гет)

Примечания:

«Can You Hear The Music» — Оппенгеймер OST

«Поезда» — Женя Трофимов

«Самолёт» — Земфира

Сладко-горькая концовка, плавно перетекающая в оригинальный Деус.

2030.

* * *

Больницы слышали больше искренних молитв, чем церкви.

— Кто вы ей?

— Жених.

Адам нервно постукивает пальцами по столешнице, пока парень по другую сторону стойки проверяет его документы.

— Ее зовут Меган Рид, работала в комплексе Версалайф «Пляж Рокассека». Ей 35 лет, группа крови — вторая отрицательная. Поймите, я как только услышал…

Адам уже думает включить КАСИ или наплести ещё что-нибудь про близкую свадьбу, когда на него поднимают усталый взгляд.

— Ладно, ладно, спокойнее! Слушайте, тут много пострадавших после землетрясения, и ко всем посетители. Будете нервничать — вас не пустят к тяжелым пациентам. Она на третьем этаже в интенсивной терапии, палата 331. Спросите доктора Зао.

— Спасибо, — облегченно выдыхает Дженсен.

Следуя по указателям, он добирается до третьего этажа, глубоко вздыхает, пытаясь успокоить себя, и идет вдоль табличек. Больница гудит как растревоженный улей, где-то слышны плач, пиканье, шум включенного телевизора в холлах. Сильнейшее землетрясение этого века сбросило Лос-Анджелес в океан, разрушило большую часть Сан-Франциско, а то, что осталось от западного побережья, стало братской могилой.

Стоит постучаться в 331 палату, как ему открывает хмурый азиат в халате. Глаза скрывает визор, по которому пробегают синие строчки текста и цифр, от уха к нагрудному карману тянется провод, руки испещрены вязью микроимплантов.

— Доктор Зао?

— Алан Тайлер? Наденьте халат и заходите. Можете шуметь, ей все равно не помешает.

— Что значит… — Адам осекается, увидев женщину на койке.

Понятно, почему Зао был больше похож на инженера, чем на врача. За всей техникой, которая поддерживала Меган, её саму узнать было сложно. Русые волосы темными ручейками растеклись по подушке, бледное лицо закрыто кислородной маской, капельницы и хитроумные машины, поддерживающие жизнь, окружили её плотным кругом скорбящих родственников.

— Как она? — хрипло произносит Дженсен.

— Стабильно тяжело, — сухо отвечает Зао. — Если идти сверху вниз… Взрывная волна повредила слух, внутричерепное давление выше нормы, падение с высоты стало причиной внутренних повреждений…

Желудок Адама сжимает стальная рука, куда более неживая, чем его собственная. Он поднимается к горлу тошнотворным кульбитом, по телу разливается волна жара, подступает слабость. Дежавю накатывает без спроса. Дело TA-00514. Только не говори, что повреждены позвоночник, позвонки шейного отдела, повреждения костей…

— …свидетельствуют о сильном ударе или давлении…

…в области шеи обнаружены ссадины, трахея раздавлена (прямо в горло Меган вживлена трубка для дыхания)…

— …Она выживет, без сомнений. Но наверняка потребуется более серьезное вмешательство. — Зао морщится. — Правда, не представляю, как это получится с нынешними строгими ограничениями на аугментации. В общем, остается только ждать, пока она придет в сознание, чтобы дать согласие на установку медицинских… Улучшений.

— А если нет?

— Увы, мистер Тайлер, — врач пожимает плечами. — Всё не настолько плохо, чтобы решение о её терапии принимали ближайшие родственники.

Адам открывает рот, но осекается. Знает ли миссис Рид о том, что её дочь жива? Меган вполне могла и не говорить… И он мог её понять.

Из-за депрессивных синдромов Марджи (как уклончиво в его юности говорил отец, «мама приболела») Адам сам готовил себе завтрак, убирался, ходил в магазин и никогда не жаловался на то, что родители не приходили на его дебаты. Артур днями пропадал на работе и нередко брал смены в праздники и выходные, чтобы обеспечить их, а потому Адаму пришлось рано повзрослеть.

Тяжесть отцовских ладонях на плечах чувствовалась сквозь года. «Мы должны защищать маму, понимаешь? Ты не должен её расстраивать, у неё хрупкое здоровье», — твердил ему Артур, и, видимо, эти слова навсегда повлияли на отношение Адама к женщинам.

Притчард как-то съязвил, что у него неуместная рыцарская слабость к принцессам в беде. Даже если эти принцессы могущественнее его раз в сто. А толку отрицать? Он слишком часто слышал плач Марджи, хотя Артур и думал, что закрытая дверь спасёт психику и без того слишком много пережившего ребёнка.

И хотя терапия помогла, и мама даже смогла прийти на его выпускной, он не знакомил Меган с семьёй.

— К тому же, у неё написан отказ от медицинских аугментаций, — добивает его доктор.

У него больше нет ресурсов мультимиллионной корпорации или Интерпола, чтобы выставить у палаты охрану, поэтому Адам распихивает по карманам батончики кибер-про-энергии и проникает в комнаты службы безопасности. Он отказался от идеи попросить помощи у Веги, полагая, что за Рид круглосуточно наблюдает не только один конкретный параноидальный ауг.

Хотя не до конца понял, больше успокаивает или тревожит эта мысль.

Уже не скрываясь, он оставляет свои контакты ещё больше уставшему за час парнишке в приёмной, чтобы ему сообщили об изменениях в состоянии доктора Рид.

Только мысль, что ему ещё будут нужны силы, заставляет Дженсена покинуть здание больницы и направиться к дешевому отелю всего в паре блоков. Вряд ли у него получится уснуть, но даже дрёма на кровати, а не в неудобном узком кресле в приёмной, будет полезнее для организма.

Вопрос времени, когда Алекс не прикажет, но настоятельно попросит его вернуться в Калифорнию, откуда он сорвался первым рейсом после короткого ответа на запрос по выжившим в «Пляже Рокассека». Вполне возможно, чтобы не ударить в грязь лицом перед Янусом, прополощет ему мозги на тему сумасшедших оперативников, которые готовы рискнуть успехом операции из-за неподтвержденных слухов.

Но это будет потом. А пока что он стоит на перекрестке, ожидая зелёного света, и замечает тревожно сверкающие в безоблачном небе башенки протестантской церкви.

И сердце неверующего киборга вдруг остро сжимает от необходимости помолиться кому-то, кто его услышит.

* * *

Видели больше слёз, чем похороны.

— Только ненадолго! — строго произносит Зао. — И ей нельзя много разговаривать.

Адам всеми силами изображает законопослушность, потому врач сменяет строгость на милость и пропускает его в палату.

Меган обрили налысо, по черепу тянутся постоперационные стежки. Под глазами пролегли темные тени как от перелома носа, выступили скулы, и в тонкой больничной одежде она похожа на скелет.

Она всегда следила за собой. Внешнее соответствовало внутреннему, гениальная учёная уходила с обложки глянцевого журнала в сверкающие белым глянцем лаборатории. И всё сейчас — чертовски неестественно, как будто она одна из тех бедных женщин-дронов, поддерживающих работу Хирона.

Меган поворачивает голову, и монитор, регистрирующий её сердечный ритм, тревожно пищит.

— Адам?.. Это ты? — тихо хрипит женщина.

Он поднимает линзы.

— Привет, Мег.

Такие простые слова, а произнести их очень тяжело. В грудь словно напихали булыжников, и они застревают в глотке. Адам делает шаг вперёд, но не смеет подойти ближе, чем требуется для касания вытянутой рукой.

Глаза Рид вдруг блестят, но она слишком слаба, чтобы даже поднять руки и вытереть слёзы.

— Так странно, — улыбается она через слёзы. — Как мы всегда встречаемся…

— Мег? — осторожно произносит Дженсен.

— Всё хорошо, — выдыхает она, еле шевеля губами.

Адам не может больше стоять, как истукан. Он делает ещё шаг вперед, внимательно наблюдает за Рид. Медленно, готовый в любой момент отдёрнуться, поднимает руку и осторожно стирает сбежавшую по бледной щеке слезу. Кожа Меган похожа на пергамент, не по-человечески точное зрение ауга подмечает синие прожилки сосудов в гематомах.

— Ты один? — шепчет Меган.

— Да. Для всех я всё ещё в Европе, если честно.

— Как ты…

— Нашёл тебя? — после затянувшейся паузы осторожно предполагает Дженсен, и Рид чуть-чуть кивает. — Шариф сказал.

Лицо доктора искажает боль, и Адам не уверен, от упоминания Дэвида ли.

— Адам, я… Мне жаль… — больше нет голоса, есть только хрип расстроенных струн, шелест ветра в густых колосьях вереска.

— Тс-с, — он поглаживает её большим пальцем по скуле, наклоняя голову. Плевать, что ничего не чувствует… — Тебе нельзя много разговаривать.

Свободной рукой Адам берёт её за руку и чуть сжимает. Он не хочет слышать, за что ей может быть жаль. Не хочет, чтобы её последними словами могли быть признания в чем-то чудовищном, во что Рид оказалась втянута только из-за своего доверия к людям на уровне пятилетнего ребёнка.

Меган не сжимает пальцы в ответ.

* * *

— Я думала, ты был галлюцинацией. Наркоз заставляет очень странно воспринимать реальность.

По-хорошему, ему бы сейчас быть тут как пациент, а не как посетитель. Калифорния с трудом отпустила его в живых.

Спустя месяц Меган уже не лежала на больничной койке, а сидела в кресле-каталке и сжимала и разжимала небольшой эспандер, глядя в окно. А Адам обзавелся шрамом от арматуры в районе 11-го ребра, который сейчас отдавался тянущей болью при любом повороте туловища. Потому, сидя перед ней на стуле вполоборота, он старался сильно не шевелиться.

— Что произошло?

Адам задумчиво почесывает бороду.

— Взрывчатка в разломе Сан-Андреас. Рано делать предположения, кто её заложил.

— Я думаю, ты и сам догадываешься.

Меган морщится, почти до конца сгибая эспандер.

— Насколько проще было бы жить, если каждая непонятная ситуация объяснялась вмешательством Иллюминатов.

— Адам, что ты знаешь об исследованиях, которые проводились в «Пляже Рокассека»?

— Ты имеешь ввиду Орхидею?

— Да, — Меган ежится и поплотнее заворачивается в плед. — Незадолго до землетрясения с самого верха, я думаю, по приказу самого Пейджа нам сказали подготовить проект к перемещению в другой комплекс. Это было похоже на эвакуацию… По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.

— В какой комплекс?

— Не знаю.

— Меган, не пойми меня неправильно, но почему ты мне это рассказываешь?

— Почему нет?

— Почему нет? — рассеянно переспрашивает Адам. — Ты всегда была на стороне работодателя, будь то Шариф, Дэрроу или, как сейчас, Пейдж. Чёрт, каждый раз, как ты рассказывала мне о своих разработках… В первый раз я за это получил пулю в лоб. Во второй — чуть не умер в Арктике.

Журчание тёмной воды в фоновом гуле многочисленных машин. Под ним — мили, над ним — гаснущее солнце… Дженсен стряхнул невольно накатившие воспоминания.

— Тебе не о чем беспокоиться. Теперь поплатилась я.

Что-то в её голосе заставляет ауга захотеть опустить линзы.

— Меган?

— Тебе ещё не сказали? — она поднимает взгляд, в которым причудливым образом смешивается страх и отчаянное веселье. — Я больше не смогу ходить. Конечно, если не заменю ноги на протезы, но…

Что-то внутри Адама надламывается одновременно с долгой недвусмысленной паузой. Он мельком смотрит на собственные ноги.

Несправедливо.

— Почему?

— Потому что я слишком хорошо понимаю, чем это обернется, Адам. И всё это… Я больше не верю в то, что мои разработки нужны этому миру. Ни Дэрроу, ни Пейдж… Поверить не могу в то, что я была слепа столько времени.

Меган сверкает глазами, но этот блеск не от слёз, это блеск ярости.

— Столько людей пострадало, и ради чего?! Моим открытием, моим Розеттским камнем просто разбивали головы. Я… Я больше не могу. Сколько таких примеров знает история? Калашников создавал свой автомат, чтобы его страна могла защитить себя, но понял, что стал убийцей.

— Ты можешь использовать меня, — сам не веря, что говорит, произносит Адам.

— Это неправильно.

— Ещё неправильнее — позволить тебе провести остаток жизни в инвалидной коляске.

— Откуда в тебе это, Адам? Стремление спасти если не мир, то хотя бы то, что разваливается вокруг тебя… И не спасаться самому.

Рид стирает слёзы тыльной стороной ладони.

— Я не хочу в конце концов увидеть, как миллиарды страдают от биологического оружия, в которое превратят Орхидею. Её разработка ещё не закончена, и даже если меня пригласят обратно… Не хочу в конце жизни сказать себе, как Оппенгеймер, что стала Смертью.

— Что тогда? Просто забудешь? — без сарказма спрашивает Адам. — Ты живешь своими исследованиями, Мег. Не отрицай.

— Может, пришла пора просто жить, — тихо отвечает Рид. — Пока ещё не наступил конец света.

* * *

А аэропорты видели больше искренних поцелуев, чем свадьбы.

— Ты не против, если я схожу покурить?

— Не думал бросить? — Меган отрывается от планшета, чтобы взглянуть на него с еле заметной улыбкой.

— Старого пса не научить новым трюкам.

Улыбка становится шире. Она ждала, что он ответит именно так, и он знает.

Он оставляет Рид в зале ожидания и по указателям направляется к курилке. Той оказывается не слишком большая комната с панорамным видом на аэродром.

Механическими бездумными движениями Адам поджигает сигарету подарком Шарифа, зажигалкой, которой пользовался так часто во время собственной реабилитации. И пока раскуривает, наблюдает за взлетающими самолетами.

Меган возвращалась в Париж. Её ждали в Сорбонне на пока что временную должность лектора по неврологии. Конечно, временная быстро станет постоянной.

А он… Что ж, он всегда следовал за Меган. Метался по миру от Детройта до Шанхая, задыхался в Праге и бросался в совсем не метафоричное землетрясение в Калифорнии, чтобы найти ответы на важные для неё вопросы.

Оставался лишь один, и ответ на него находился в Париже.

Смогут ли они просто жить дальше? Больше не связанные обязательствами перед сильными мира сего, не разорванные взаимной виной, наконец-то не стоящие по разные стороны баррикад, потому что не было и поля битвы. Войны, на которой оба потеряли человеческий облик.

Они не могли выиграть. Оставалось лишь просить пощады.

Примечания:

ВРЕМЯ ХЕДКАНОНОВ.

Боб Пейдж избавился от "Пляжа Рокассека", забрал оттуда разработки Орхидеи и позже превратил её в Серую Смерть. Естественно, взрывчатка в разломе Сан-Андреаса — его идея. Это даже не хедканон, это 99% канон, но для меня это связующая ниточка между частями Деуса.

Почему не забрал Меган? Ну, она и её мечты о будущем, где каждый ауг живёт без синдрома Дэрроу, не сильно согласуются с желанием сексуального злого иллюмината править миром. И она никогда не подписалась бы на создание биологического оружия.

Почему взрывать все побережье, а не только комплекс? Такая катастрофа могла стать хорошей почвой для переворота в организации и превращение остатков Иллюминатов, которые не отмылись от обвинений в таком терроризме, в Маджестик 12.