I never asked for this (гет)

Примечания:

Пояснение к ООС: курить и пить он начал после потери Меган, что явно видно по внешнему виду его апартаментов в DE:HR. Ну, не начал, но возобновил.

Ну и в конце концов, никогда не было канонно указано, как именно Меган узнала об особенной ДНК Дженсена. Айо, она ж не безумный ученый, который с каждого первого срывает волосы и пытается найти свой Грааль в области биотехнологий. Так что для меня это вполне разумное объяснение, плюс хорошее объяснение, почему они вообще расстались. Меган до корней волос ученый, ее ребенком скорее станет научный проект, чем, ну... ребенок.

Меган Рид обнаруживает, что ДНК Адама уникальна.

* * *

Нечестно.

Думая об Адаме, Меган с уверенностью может сказать, что так бы он отозвался про множество вещей. Нечестно, что Дюрант, с которым он служил вместе и которого он так уважал как командира и просто хорошего копа, пошёл по кривой дорожке. Нечестно, что как бы он ни старался, единственный хлорофитум у него в квартире чахнет и скоро превратится в торчащую из такой нечестно богатой удобренной и политой земли ветку.

Нечестно, что Меган решила проверить его ДНК перед тем, как заводить ребёнка.

В век, когда можно убрать невосприимчивость лактозы и выбрать цвет глаз своего потомства, он уж наверняка должен был понять желание Рид. Не говоря уже про возможность узнать, не принесут ли они в этот мир набор покалеченных и неизлечимо больных генов. В конце концов… Это её работа. Её ответственность. Рид с самых юных лет учили одной истине: «Либо идеально, либо никак». Её мама — красивая, уверенная в себе женщина, не растерявшая элегантности даже в достаточно пожилом возрасте, — была для Меган живым примером тому.

Она оборачивается, глядя на крепко спящего мужчину. На белоснежных простынях его кожа кажется ещё более смуглой, алая татуировка на мускулистом плече косится на неё взглядом затаившегося хищника, но сам Адам удивительно спокоен и мягок. Он нравится ей таким — расслабившимся, обхватившим подушку заместо ушедшей женщины, без вечно хмурой складки между бровями, растрепанный и по-домашнему уютный. По-смешному открывший рот, из которого на подушку стекает струйка слюны.

Этот бравый спецназовец… Он будет хорошим отцом, Рид уверена в этом. Так же, как он ревностно охраняет Детройт, как он слепо предан ей — так же он будет охранять их маленького или маленькую Дженсен. Пожалуй, хорошо, что конвенция о генетическом наследовании не позволяет выбрать пол ребёнка. Пусть для них это будет сюрпризом, и как и десятки лет назад, на скрининге они будут с замиранием сердца ожидать вердикта: «Это девочка» или «Это мальчик».

Рид уезжает и увозит с собой пробирку со слюной Адама, а потом возвращается уже к проснувшемуся и приготовившему завтрак мужчине. Несмотря на холод, принесенный ею на белоснежном пальто, Адам встречает её в прихожей в одних штанах, всё ещё встрепанный.

— Я даже не услышал, как ты ушла, — после короткого поцелуя он помогает ей раздеться и шлепает босыми ногами обратно на кухню к — как она знает его привычки — крепкому кофе с двумя порциями сливок и тремя ложками сахара.

— Надо же, что-то остаётся вне твоего контроля, — Меган лукаво улыбается, развязывает шарф и бесшумно подходит к нему со спины. Она прижимается к нему, обнимает, чуть трется щекой о горячую спину, раз уж разница в росте не позволяет положить голову ему на плечо. — Срочная встреча с Таггартом.

— Мх-м. Для власть имущих не существует выходных, да? — ворчит Дженсен, но Меган не слышит возмущения или раздражения.

— Сам понимаешь, для людей уровня Таггарта созвон по инфолинку скорее оскорбление, — беззаботно пожимает плечами Меган и радуется, что обычно настороженный, как только разговор заходит о работе, Адам не развивает тему.

Вся эта политика, переговоры, научные исследования и противоречия от него далеки так же, как взгляды Таггарта далеки от энтузиазма Шарифа. Он простой коп, куда ему до корпоративных войн?

— Брось. Ты прав, сегодня выходной. Не хочу говорить о работе.

— Наконец-то. Я-то думал, меня ждёт брифинг.

Адам допивает кофе, отставляет кружку и разворачивается, чтобы коротко поцеловать Меган и тем самым поставить жирную точку в разговоре о делах. С небольшим сожалением она отмечает на его губах вкус сигарет — вредная привычка истреблению поддавалась с большим трудом, несмотря на все её усилия, на что Адам философски отмахивался: «Старую собаку новым трюкам не научишь».

Одним из таких «старых трюков» была совершенно несовместимая в глазах многих с образом сурового оперативника привычка Адама самому заниматься делами по дому. Свою роль играло и то, что Меган, выросшая в обеспеченной семье, никогда не думала о необходимости пылесосить или мыть посуду. У Дженсена же служба в полиции, а потом и в спецназе, выработала какую-то маниакальную тягу к порядку. Может, аккуратность дома его успокаивала? В отличие от работы, где он пропадал сутками душой и телом, где спокойствие только снилось.

Поэтому, пока Меган валяется в кровати с кофе и планшетом, Адам мотается по дому. Исчезает гора грязной посуды и накопленные за рабочие дни контейнеры из-под доставки, стрелки на форменных брюках теперь выглажены до остроты бритвенного лезвия. И несмотря на вечно пасмурное желто-серое небо Детройта, в квартире будто немного светлее.

Когда пыль остается только снаружи его жилища, Адам заваливается рядом, нашаривает в складках одеяла пульт от телевизора и протяжно хрипло выдыхает. Меган, погруженная в чтение отчёта из клиники по результатам анализа ДНК, не обращает на это внимание.

И Дженсену это не нравится. Перекатившись набок, он тянется губами к шее женщины, одновременно отводя длинные пряди.

— Адам, — предупредительно, но без явного протеста, тянет Меган, отводя в сторону руку с кружкой, из которой только собиралась отпить.

— Да?

— Я сейчас разолью на тебя кофе.

— Уж чему-чему, а ему я не позволю встать между мной и тобой.

— Хм-м? — уже более заинтересованно хмыкает Рид.

— Мх-м, — в тон ей отвечает Дженсен, куда более увлеченный тонкой шеей женщины. Меган выдыхает, откидывая голову. — Ты можешь хоть на день забыть о работе? Посуди сама: приезжаешь ко мне, но всё твоё внимание обращено…

Неожиданно ловко он выуживает планшет из руки Меган и откладывает его на тумбочку рядом, что женщина понимает не сразу, а когда уже осознает, то потянуться обратно ей не позволяет нависший сразу Дженсен.

— Не на меня.

Чуть прищуренные голубые глаза смотрят на неё с явной усмешкой и говорили: «я победил, ты проиграла». И вправду, избежать его теперь намного труднее. Теплое, даже горячее мужское тело почти прижимает ее к постели, и преграде из складок одеяла явно осталось недолго.

И Меган с удовольствием проигрывает. Но держит в голове зацепившие её строчки, в переводе на обывательский гласящие: «высокое содержание мутагенных веществ в главной цепочке». И не позволяет Адаму не использовать презерватив.

* * *

Ответ из клиники не удовлетворяет Меган. Это «высокое содержание мутагенных веществ в главной цепочке»… В отписке врача через строки читалось, что подобные сегменты не особо влияли на фертильность или наследственность, но явно выбивались из нормы. Уже на следующий день она нагло пользуется служебным положением и проводит секвенирование ДНК Адама в своей лаборатории во время обеденного перерыва, естественно, забыв о самом обеде.

После этого она приезжает к нему не каждые выходные, а через пару месяцев и вовсе прекращает. Адам зря пытается вытащить её на свет божий, ведь свет флуоресцентных ламп лаборатории для Рид явно заменил светлый Рай. И происходящее там ей интереснее, чем давно остывшая постель в бедной квартире Дженсена, чем умерший без её напоминаний о поливе хлорофитум, чем сам Дженсен — всё более мрачный и совсем небритый.

Хотя нет, Адам ей интересен, как интересна лягушка на препараторском столе. Интересна резистентность его ферментов к ультрафиолетовому излучению, бешеная репликативная транспозиция, количество миссенс и нонсенс-мутаций в пресловутой главной цепочке и абсурдно высокое содержание Hfr-клеток.

То, что она сама все еще очень интересна Адаму, Меган знает, но просто не может перейти на более высокий уровень. Какая ирония! Образный «следующий уровень», на который она хотела вывести их отношения», стал чем-то совершенно иным. Да, они вышли на него. Только односторонне; более глубоко, чем того хотела другая сторона…

И попросту нечестно.

* * *

— Я хочу…

Адам не поднимает глаз от стаканчика кофе. Дурацкий принт со снеговиками на его боку напоминает, что Рождество совсем близко, да и обстановка снаружи кофейни — гирлянды, лёгкий снег и гомон бегающих в попытках найти подарок людей, — тоже насмехается над двумя внезапно очень отдалившимися людьми.

— Расстаться?

Он резко, почти оскорбленно вскидывает голову. Меган сама не сразу понимает, что прозвучала… Сочувственно.

— Не ожидал, что ты так легко на это пойдешь, — он выдавливает эти слова и прячет свободную руку под стол. Чтобы Рид не видела, как дрожат пальцы, сжимающие поводок Кубрика. Пёс недоуменно переводит взгляд на хозяина. Ему сегодня вообще уделяют мало внимания — Меган не гладит мохнатое пузо, Адам не обращает внимания, что щенок уже погрыз ножку стола.

— Я не хочу этого, Адам, — твердо говорит Рид и протягивает руку, чтобы попробовать положить её на руку Адама, но это как-то неудобно, пока он мучает стаканчик кофе. Она останавливается на неуклюжем касании пальцев.

Адам поджимает губы.

— Непохоже. Ты словно хочешь удержать меня на поводке. Как Кубрика, — ядовито бросает Дженсен. — Удобно, да? Трахаться на выходных, когда тебе удобно. Ставить перед фактом, что приедешь, я ведь всегда дома, всегда доступен. Меган, я тебе не…

— Я хотела с тобой встретиться не из-за этого! — громко произносит Меган. Остальные посетители недовольно косятся на пару. — Так. Выдохни.

Адам и вправду выдыхает. Всё ещё чуть ли не яростно.

— Я хочу, чтобы ты устроился на работу в Шариф Индастриз.

Он всё ещё раздражен, или эта складка между бровей — признак уже удивления?

— Ты сам говорил, что обратно в спецназ тебя не примут, — уже тише говорит Рид. — Адам, я думаю, тебе нужно отвлечься. Я знаю тебя, и знаю, что ты без дела просто… Просто не свой. Подумай, пожалуйста, — уже более настойчиво она обеими руками берет его за ладонь, сжимает, наклоняясь через столик ближе. — Мы будем работать вместе. Я уже попросила Дэвида рассмотреть твою кандидатуру. В Детройте сейчас… Неспокойно. И мне будет спокойнее, если ты будешь рядом. Обещаю, всё будет как раньше.

Он всё ещё хмурится.

— Честно.

Нечестно. Между врачом и пациентом не может быть отношений. А из Адама Дженсена получится великолепный Пациент Икс.

Примечания:

СПОЙЛЕР.

Разговор с Маккриди почти целиком слизан с внутриигрового диалога после миссии в Городе Големов.

Адам покупает наушники и думает о своих аугментациях.

* * *

Продавец так радовался тому, что к нему зашел аугментированный покупатель, что Адам почти почувствовал себя неловко, если бы отказался хотя бы от такой мелочной покупки. Нет, его улучшения не от Айсолей Индастриз, у них нет линейки в черном цвете; нет, его линзы не могут менять цвет…

И нет, у него нет аугментаций вроде наушников. Только инфолинк, но по нему не проиграть музыку.

Косташ из «ТекНуар» утверждал, что они замечательно подойдут к его пальто и к протезам, совпадая с ними по цвету. Самые обычные, впрочем, не менее высокотехнологичные, чем всё остальное, что было у него в магазине. Забавно, что он сделал упор на цвет, а уже потом рассказал про шумоподавление и несколько дней беспрерывной работы.

Продавец словно все ещё жил в том мире, где не было ругательного слова «ауг», были только «аугментированные люди». На них косились лишь с завистью, за право разработать для них технологию боролись крупнейшие компании. А те, кто поменьше, вроде производителей этих самых наушников, не могли не выпендриться и не заявить, что их устройство моментально подключается к инфолинку и имеют режим, в котором передача звука идёт с задержкой меньше чем в 50 миллисекунд.

В общем, Дженсена конкретно загипнотизировали, и теперь, сидя перед рабочим столом в штаб-квартире ОГ29, он вертел в руках маленькую капельку наушников, словно сомневался, куда же её нужно засовывать. Вдоволь насмотревшись на блестящий металл, он всё-таки надел их, и тут же в голографическом поле протеза сетчатки возникло достаточно забавное сообщение: «Наушники готовы к рейву! Включить музыку?».

— Окей? — устройство восприняло вопрос Дженсена за согласие и тут же включило «топ-50 треков 2029».

Немного поразмыслив, Адам включил терминал на рабочем столе и под ненавязчивый техно приступил к разбору почты.

Это было даже… Приятно. Действительно отменная система шумоподавления позволяла не слышать бегающих мимо агентов, разговоры буквально в метре от него, писк входящих сообщений, гул кофемашин и произносимые по громкой связи требования явиться туда и отчитаться об этом. Он не слышал даже мягкий, едва ли не влажный от нежности к послушно слушающим, что им говорят, гражданам голос прожженной ПИК-овской шлюхи Кассан.

Закончив с отчётом по Рукеру, Адам осторожно вытащил наушники и был едва ли не оглушен шумом вокруг. Он и не осознавал до этого момента, что ему не нравится его рабочее место. Насмешливая надпись «аугу сюда» и жирная стрелка; микроскопический размер стола, на который едва ли влезали все стопки папок; забитые всяким барахлом от винтиков до засохших энергетических батончиков ящики. Даже офис Притчарда, куда он против всех корпоративных норм затащил запасной двигатель для своего мотоцикла, казался вымеренным по линейке и обставленным с хирургической аккуратностью, нежели эта… Каморка.

Впрочем, он же не офисный сотрудник. Зачем ему?

Выключив терминал, Дженсен размял шею и собрался уже уходить. Пора проверить Смайли и его драгоценную безделушку, из-за которой он поднял такое цунами говна.

— Эй, Дженсен?

Отлично. Только его и не хватало.

— Как ты там говорил, два шага назад и ноль шагов вперёд? Расскажи об этом Миллеру, когда будешь оправдываться, почему проебал Рукера, — Маккриди усмехается акульей улыбкой.

— Ага, — Адам делает внушительный шаг к Дункану и тихо произносит ему прямо в лицо: — только у меня проблемы посерьезнее, чем просто красиво предоставить это в отчёте.

— Я просто говорю правду, pal, — бросает Маккриди и отступает в кабинет.

Адам бы плюнул уже и пошёл к Смайли, но оперативник даже не пытается скрыть яд в голосе, не то что режущий слух британский акцент. Так что он делает шаг следом, закрывает за собой дверь, и, видимо, Дункана это не удивляет.

— Надо признать, я удивлен, что ты умудрился сесть в лужу с такой простой задачей. Хотя ты так… — Маккриди смеряет его взглядом. — Хорошо подготовлен.

— Ты считаешь, раз я аугментирован, то поход за Рукером должен был быть похож на вечернюю прогулку? — Адам чувствует волну раздражения. — Знаешь, Маккриди, чем больше я с тобой разговариваю, тем больше я привыкаю к каше у тебя в голове.

— Да ладно? — мужчина недобро сверкает глазами. — Ты думаешь, что знаешь меня?

— Ага. Я знаю таких, как ты. Солдат, который никогда не поворачивается спиной к врагу, и очень эффективен, пока на этого врага прямо тыкают указательным пальцем.

— Приму это за комплимент, спасибо. Ах да — иди-ка ты нахуй, Дженсен. Если ты не возражаешь…

Дункан усаживается за стол, намекая, что разговор окончен. Но фантомный зуд в ничего не чувствующих пальцах не покидает Адама, и он чуть наклоняется вперёд.

— Что ты имеешь против меня, Маккриди? Ты же меня вообще не знаешь.

— М-м, нет, я знаю таких, как ты, — зеркалит его фразу мужчина. — Я работал с аугами до Инцидента. Они вваливались в бараки, все такие в железках и гидравлике, и думали, что они лучше нас, мясных дурачков.

— Боишься, что тебя заменят? — не удерживается от подкола Дженсен.

Маккриди обладает удивительной способностью одним словом… Да нет, не выбесить, но как-то зацепить как на рыболовный крючок. Все британцы, с которыми он был знаком, были до тошноты вежливы и нейтральны. До тех пор, пока с ними не заведешь разговор о чем-то, кроме погоды. Тогда в них просыпалось национальное умение острить и не думать о последствиях.

— Не гони, — беспечно отзывается Дункан. — Я уникален и неповторим. И хера с два старую добрую органику заменят болты и винты.

— Значит, аугментированным никогда не искупить Инцидент? — давит Дженсен едва ли не из спортивного интереса.

— Мистер экс-робокоп решил меня допросить? — раздраженно говорит Дункан и в ответ наклоняется вперёд, пристально смотря в скрытые под линзами глаза Адама. — А если меня это порядком заебало?

— Боишься, что он повторится?

Он пересекает черту, он знает, и это окупается. Маккриди уже по-настоящему взбешен, и в его голосе звенит уже не сарказм и не издёвка. Адам по-своему удовлетворен. Ему даже КАСИ не пришлось включать.

— Слушай сюда, Франкенштейн, я потерял трех! Трех отличных парней, потому что у одного из сраных роботов вроде тебя дернули предохранитель, и тогда…

Но вспышка ярости затихает так же резко, как и появилась. Дункан откидывается назад в кресле и с силой надавливает на переносицу пальцами.

— Я ж тебя предупреждал, — вздыхает он необычно спокойно, даже смиренно. И разочарованно цокает языком, снова глядя перед собой. — Но всё равно… Непрофессионально, дружище, не-ет, — словно сам себе говорит Дункан.

— Мы все потеряли что-то или кого-то во время Инцидента, — твердо, сухо отрезает Адам, не дав Дункану начать оправдываться. — Кто-то больше, кто-то меньше. Но те, кто в ответе, всё ещё на свободе, и они должны ответить за содеянное. Я не прошу тебя со мной дружить, но пока мы будем так лаяться, то ничего не добьемся.

— Разные инструменты для одной цели? — иронии в его голосе почти нет, но Дункан не был бы Дунканом, если бы даже в попытке к примирению не спрятал шпильку.

— Что-то вроде того, — шпильку, которую Дженсен проглатывает.

Мир между ними хрупок, но это всё же мир.

Франкенштейном его ещё не называли. Роботом — было дело. Грязное, кровавое дело с лежащим на полу в ванной Брентом Рэдфордом. Он говорил, что знает, делает морфий, знает, что делают девять миллиметров, пробившие плевральную полость.

Рэдфорд говорил: «Думаешь, технологии тебе помогли? Шариф не вернул тебе жизнь, Адам, он просто улучшил твою способность отнимать её у других».

Может, Брент был прав. Инфолинк, которым его снабдил Шариф, в этом плане был очень ограничен. Он не позволял слушать третий из топ-50 треков 2029 года во время выхода из штаб-квартиры. Не позволял притвориться, что он сейчас направится домой после рабочего дня, вечера и ночи, нальёт себе высокоградусное и включит порно категории «с разговорами» с Элизой Кассан в главной роли. Не пойдёт выбивать дерьмо из разномастных шпионов, копов и копов-шпионов. Как нормальный человек.

Пальцы задели кейс наушников, когда доставали карту-ключ. Теперь у него была такая возможность, и это было здорово.

Примечания:

Вы добавляете проституток в игры и не даете даже катсцену с партнершей? Эйдос, так дразнят только детей. Я купилась.

У женщин Адама схожие вкусы.

* * *

Меган обычно не слышит хлопка входной двери или тяжелой поступи ботинок спецназовца, и по первой едва не ловит сердечный приступ. Задумавшаяся женщина часто могла бродить от комнаты до комнаты, наливать себе кофе и, только развернувшись, обнаруживать, что Дженсен развалился на диване в полумертвом состоянии. Но сейчас Адам вваливается в квартиру, не чувствуя в себе сил даже крикнуть «Я дома!» и предупредить наверняка снова заработавшуюся учёную. Он вяло отбрасывает в сторону лёгкую куртку чёрного цвета, спихивает с ног тяжелые ботинки и шлепает по паркету прямиком в ванную.

В Детройте стоит засушливое лето. Один из тех сезонов, в которые по радио передают предупреждение об опасности долгого нахождения под солнцем, напоминание использовать солнцезащитный крем и пить побольше воды. Один из тех сезонов, в которые было бы так приятно выбивать со складов за чертой города засранцев, решивших переправить на границу Канады партию нейропозина… Если бы на складах были приличные кондиционеры.

Душ, срочно в душ. В сияющей прохладой комнате он едва не срывает с себя рубашку, застревает в одной штанине и с чертыханием выпутывается из остатков одежды. Запах гари, кажется, пропитал даже волосы, кожу стягивает от подсохшего пота, обколотое гипостимом плечо безбожно зудит.

Меган однажды показала ему, уставшему от пригорания яичницы, способ избежать этого. Она долго нагревала сковородку, а потом капнула на неё водой и удовлетворенно смотрела на удивление на лице мужчины, когда вода не расплылась лужицей, а начала шариками кататься по блестящему горячему металлу. Она назвала это эффектом Лейденфроста с такой гордостью, словно сама приложила руку к его появлению.

Адам сейчас чувствует себя этой сковородкой. Он не удерживает стона, когда прохладная вода окатывает его с головы до ног и моментально сбивает жар. Чёртова жара запекла его в тяжелой амуниции как утку в духовке. Минуту-две он просто позволяет усталости стекать с него с холодными струями, уперевшись рукой в стену и расслабленно сгорбив плечи. Только потом прибавляет температуры.

Что-то заставило его вздрогнуть. Шестое чувство. Адам оборачивается через плечо, смаргивая заливающую глаза воду, и через прозрачное стекло душевой кабинки видит Меган.

Поймав его взгляд, женщина несколько смущённо улыбается и поводит плечами. Лёгкая струящаяся ткань длинного одеяния соскальзывает на пол, обнажая белое тело. Он даже не пытаетя отвести взгляд. Зачем?

Дженсен отворачивается обратно, позволяя нежным горячим рукам коснуться напряженных плеч. Слова излишни. Почти массажными движениями женщина гладит его по плечам и спине, в пригоршни собирая усталость. Потом прижимается сзади мягкой грудью с уже затвердевшими сосками, скользит ладонями к его груди, прислоняется щекой.

— Ты вообще выходишь на улицу? — тихо усмехается мужчина, отмечая контраст мраморных пальцев и его смуглой груди.

— Там так душно, — выдыхает Меган, и в её голосе не меньше жара, чем под иссушающими лучами солнца.

* * *

Есть правильные вещи, есть неправильные.

— Так можно и глаз кому-нибудь выколоть, — насмешливо произносит леди Сазерленд. Правда, леди не стоят в одном облегающем комбинезоне перед голыми оперативниками, пытающимися смыть с себя чужую кровь, и не рассматривают их с неприкрытым интересом.

— У тебя привычка подкрадываться к мужчинам, когда они принимают душ? — бурчит Дженсен, пряча наноклинок обратно в ножны и позволяя Катрин приблизиться.

Руки оперативницы холодны, а прижавшаяся сзади грудь рельефна от имитирующих мышцы стальных волокон.

— Только к везучим, — шепчет Катрин едва ли громче шума воды и заводит руки спереди, обнимая Адама. Он выворачивается из объятий, и следующую фразу Катрин произносит уже глядя ему в лицо. — Дэвид предложил мне лететь с тобой завтра в Лондон, так что это моя последняя ночь в городе моторов.

— Надеюсь, он тебе приятно запомнится.

А есть вещи, которые не подпадают ни под одну из категорий, и от них нельзя взять и отказаться.

Он мягко подхватывает её за подбородок и неспешно целует. Исследует полные, влажные губы, скользит свободной рукой по крепкой талии и прижимает к себе. Губы, бёдра, грудь — в них не так много человеческого, и тепло кожи Адам чувствует не так ярко, как Катрин. Паршивое ощущение. Неполноценное. Стальные пальцы наверняка царапают торс Сазерленд, сжимают бедра, ягодицы в отчаянной попытке вернуть фантомную полноту ощущений. И не найти снова и снова.

И Адам злится, что выражается в становящихся грубыми, резкими ласках. Катрин гортанно смеётся и вдруг перехватывает инициативу, дергаясь вперёд и вжимая Дженсена в холодный кафель стены.

— Полегче, агент, — мурлыкает Катрин ему на ухо, отвлекая от происходящего снизу. Уже скользкой от геля ладонью она обхватывает его член. Пальцы уверенно скользят вверх-вниз, а она продолжает, не давая на секунду ошалевшему Дженсену вставить и слово. — У нас есть свои преимущества.

* * *

Меган редко проявляет инициативу, но Адама устраивает ведущая роль. Ему доставляет удовольствие наблюдать, как постепенно дыхание любимой женщины учащается, зрачки расширяются, вдохи срываются на короткие стоны. Как она сжимает бедра и обвивается вокруг его руки, намекая, что пальцев уже маловато. Снежная королева тает в его руках, становясь изящнее, мягче, податливее… И настойчивее.

Он уверенно ведёт, проходится губами по пульсирующей жилке на тонкой шее, пропускает меж пальцев влажные пряди. И спускается всё ниже, языком вычерчивает узоры, спускающиеся от ямочки меж выступающих ключиц до тазобедренных косточек.

Она раскрывается с ним, только ему показывает страсть и уязвимость. Адам в свою очередь лишь с ней может проявить нежность и аккуратность, словно боится и кончиком пальца оставить след на прозрачной коже. Они изучают хрупкость друг друга, исследуют границы и порой не перестают удивляться, как много нежности таится под броней и масками, которые их вынудило надеть общество.

— А-Адам, — едва не всхлипывает Рид, когда он добирается до самого чувствительного места и погружает язык в горячую влажную плоть. Вода заливает глаза — плевать. Все остальные чувства обостряются, различая надрывные нотки в коротких стонах, удерживая дрожащие напряженные бедра, отмечая её сильный и приятный запах. Кожа Меган пахнет шоколадом с поджаренными орехами, её духи — цитрусом и хвоей.

* * *

Поначалу он даже пугается своей резкости, но Катрин не смущается. Наоборот, она сама всё настойчивее, всё ближе, она так близко, что Адам теряется. Но ненадолго. В эту игру можно играть вдвоём.

Стыд и ярость из-за аугментаций, из-за собственной неполноценности выливаются в резкое сжатие пальцев, рывки, требовательное проникновение языка за влажные губы. А она только того и ждёт, поощряет любовника довольным мурлыканьем и усмешками.

Ещё движение — и она оказывается у него на руках, Адам двигает бёдрами вперёд и входит резко, до конца, не удерживая рыка. Сазерленд закатывает глаза и впивается в его губы, не сдавая позиции.

Они прижимаются друг к другу ближе, оставляют синяки и укусы, словно только на грани с насилием могут ощутить то, что обычных людей заставило бы уже содрогаться. Мало, чертовски мало, когда все ощущения скользящей под пальцами кожи, царапающих спину ногтей и обвивающих талию ног фантомны, выцарапаны из прошлого и поделены напополам беспощадным настоящим.

Катрин вскидывает голову, закусывая губу, и вскрикивает, напрягаясь и сжимаясь так сильно, что смогла бы раздавить кости плеч, в которые впивается. На её счастье, широкие плечи Дженсена состоят не из хрупких мышечных волокон, потому через шум воды слышен лишь скрежет стали о сталь. Сам мужчина вжимает её в стену… И их поглощают несколько секунд потрясающей вечности.

* * *

Он обвивает талию Меган одной рукой, другой проводит от живота до шеи, заставляет её выгнуться, поворачивает к себе за щёку и глубоко целует. Впрочем, только для того, чтобы через мгновение оторваться от припухших губ, вжаться в скулу переносицей и сделать пару резких рывков.

Реальность возвращается урывками через накатывающее расслабление. Адам ослабляет хватку, и Меган упирается рукой в стену. Ещё пару секунд так — чувствуя друг друга каждым сантиметром, каждой молекулой, каждым рваным вдохом, сотрясающим грудную клетку, — и уже потом возвращается осознание себя как разных людей.

Меган разворачивается и обвивает его шею руками. Адам заботливо гладит её по рукам, по спине, мягко целует влажную кожу, пока дыхание обоих не успокаивается. Меган глядит на него из-под ресниц и лукаво улыбается с наигранным осуждением.

— Я вообще-то зашла только сказать, что поставила лимонад в холодильник.

— Отлично, — улыбается Дженсен и выключает воду. — Тоже хороший способ охладиться.

В Мексикантауне назревают перемены.

* * *

— Эй! — Адам дёргается на месте, от вылета в лобовое остановленный только реакцией. Прямо перед ними проскальзывает девушка, до того спешащая, что пробегает на красный перед полицейской машиной.

— Хороша, — комментирует Луи, не отрывая взгляда от пробегающей мимо девичьей фигурки. Студентка на бегу прижимает к боку не закрывающуюся из-за торчащих оттуда тетрадок сумку, и даже на расстоянии видно, как под рубашкой у неё подскакивает от каждого стремительного грудь.

— Стопани её за нарушение правил дорожного движения, новичок, — издает смешок Брент, разворачивая руль и выезжая с перекрестка. — Хоть на это у тебя яиц хватит?

Дженсен бросает косой взгляд на напарника. По крайней мере, он заткнулся. «Наставничество» Брента во многом напоминало неповторимый стиль дрилл-сержантов: ор по каждой мелочи, сарказм и поддевания новичка, в роли которого сейчас выступал Луи де Голль. Адам понял бы, если они были в обычном полицейском подразделении, но в спецназ вряд ли мог попасть кто-то, кому ещё нужна была психологическая закалка. Скорее всего, Брент попросту был мудаком.

— Я не понимаю, зачем мы тут разъезжаем? — бурчит Луи, переводя тему и отвлекая Дженсена от размышлений.

— Дюран изволил, чтобы на улицах Мексикантауна не стихал топот армейских бутс, — едва ли не с удовольствием произнёс Брент. — Начальство сказало «надо», мы ответили «есть».

— Студенты выйдут на забастовку, — уставший от хохм Брента просвещает новичка Адам. — Может, через пару дней, может, сегодня. А может, не выйдут. Но местная шпана слишком уж зашевелилась.

— И ещё никогда мирные шествия в Мексикантауне не заканчивались так же мирно, как были запланированы, — добавляет Брент, не отрываясь от дороги.

— Например? — заинтересовался Луи.

— Не знаю, парень, я тебе что, гид-историк?

* * *

Они проехались по Бэгли-стрит, завернули в пару переулков, шуганув при том сразу прячущих руки в карманы при виде спецназа подозрительных типов. Потом вернулись по Вернор-стрит и остановились у раскрашенного в аквамариновый и розовый угол здания. Вывеска гласила «Лос-Аркос», а подвесная декорация в виде скелета, вертящегося на ветру, жутко ухмылялась и угрожала палкой пиньяте.

— Луи, сгоняй за двумя тако аль-пастор со свининой и ачиоте, — говорит Брент, не оборачиваясь.

— Чего? — Адам не сдерживает удивления.

— За тремя тако аль-пастор со свининой и ачиоте, — поправляет себя Брент и смотрит на напарника.

— Я не хочу, спасибо.

— Не ломайся, знаю я, что Меган тебе с собой ничего не соберёт. Зачем ты её при себе держишь-то? Да и с этим патрулём нормально не пообедаем.

— Э-э, ладно, — Луи выходит из машины и уходит за непроизносимыми тако.

— А теперь, когда новичок ушёл… — многозначительно тянет Брент. — Адам, скажи мне, Дюран охренел или охерел?

— И то, и другое, — сухо отвечает Адам, решив пропустить упоминание Меган мимо ушей. Он никогда и не ждал, чтобы Рид играла в послушную жену (ладно, пока что девушку) и собирала ему с собой обед, но Бренту об этом знать необязательно.

— Нахрена мы тут круги наворачиваем уже второй день? Без ордеров тут всё равно делать нечего, мексикашки свои грязные дела при свете дня не делают, — фыркает Брент.

— Да у тебя прям ноги чешутся чью-нибудь дверь выбить, а? — невесело ухмыляется Дженсен, наблюдая за обстановкой.

— Меня отстранили от дела с Ковальски, — почти рычит мужчина. — Я им на блюдечке принёс контакты, схроны и детали передачи груза, но…

Слушать жалобы Брента на Квинси было почти приятно. Адам во многом разделял его взгляды на начальство, и это была одна из немногих вещей, которая позволяла терпеть балагурство, язвительность и мудачество к месту и нет. Второй было мастерство спецназовца. Брент не раз прикрывал ему спину, а его меткие выстрелы снимали даже самых замаскировавшихся террористов.

— Ты был прав, — Луи плюхается на заднее сиденье, не отрываясь от своего тако. — Это чертовски вкусно!

— Да ну, — усмехается оперативник, принимает тяжелый пакет со своей порцией и порцией Адама и передает Дженсену его обед.

Однако не успевает он откусить от весьма заманчиво выглядевшего тако, из которого так и сочится паста ачиоте, как трещит рация.

— Всем патрулям, сбор на Кармен-стрит 95, повторяю, сбор на Кармен-стрит 95, — торопливо, а это много говорит о важности ситуации, тараторит диспетчер. — 10-18, повторяю, 10-18. Приём!

— Юнит А-2-00, принято, — Брент резко бросает наполовину съеденный тако в пакет, сам пакет — в ноги, и хватается за руль. — Доедайте, парни.

Адам торопливо вгрызается в свой, понимая, что если и вправду началось, то шанса пообедать у него больше точно не будет.

* * *

Чем ближе они подъезжают к Кармен-стрит, тем заметнее, что нихрена не понятно.

Проезд перекрыт внушительными автозаками, матово поблескивающими чёрными панелями. Только белоснежная надпись «Полиция Детройта» режет глаз на ярком солнце.

Брент обменивается скороговорками с диспетчером. Снаружи творится хаос, люди стремительно скрываются в домах, прилипают к окнам и наблюдают за встревоженной точно пнутый улей полицией. С тревожной частотой мигают ало-красные проблесковые маячки, возмущенные автомобилисты давят на гудки так же часто, как громкоговорители призывают их успокоиться и не мешать работе правоохранительных органов. Гудят выставленные мобильные генераторы щитов, искажая воздух голубыми полупрозрачными стенами.

Сбоку раздается внезапный шум бьющегося стекла. По лобовому разлетаются осколки, а в глаза бьет яркий свет огня.

— Твою мать! Вылезаем! — орёт Брент, резво распахивая дверь.

Багажник распахивается, спецназовцы резво вытаскивают обмундирование и более внушительное оружие, чем табельные пистолеты. Трещит очередь, и Адам краем глаза замечает, как на асфальт брызгает игрушечно-красная, в цвет раскрашенных домов, кровь. Подкошенный очередью активист падает, в отлетевшем в сторону рюкзаке снова бьется стекло, кто-то истошно кричит.

— 10-8, в машину бросили Молотова, — бросает мужчина на рацию, потуже затягивая перевязь.

— Сюда! — орут им со стороны баррикады. Трое оперативников моментально скрываются за щитами с винтовками наперевес, пробираются через нагромождения автозаков и брошенных полицейскими машин. Улица в одночасье опустела и наводнилась внушительными силуэтами в черном и синем, земля содрогается от поступи спецназовцев в экзоскелетах, небо гудит от осматривающих местность вертолетов.

Квинси уже ждёт их, раздавая указания группе легко одетых полицейских. Местный патруль, явно не ждавший, что сегодня Мексикантаун содрогнется от забастовок.

— Луи, идёшь с ними, — рявкает Дюран, выкидывая руку в сторону группы полицейских. Де Голль кивает и убегает вместе с остальными. Адам и Брент сурово смотрят на офицера. Наполовину скрытое аугментациями лицо кривится, в глазах отчетливо читается ярость. — Ситуация дерьмо, парни. Протестующие идут в сторону Кларк-парка. Хаас уже там, от нас требуют подавить сопротивление.

— Принято, — сухо отзывается Брент. Адам кивает.

— Огонь на поражение — смотрите по ситуации, говнюки брыкаются, — Квинси криво ухмыляется, а в глазах отчетливо читается жажда крови.

* * *

За оцепление парка то и дело прорываются активисты, размалеванные на мексиканский манер. От жары у многих на лицах поплыла краска, и черепа страшно кривятся, растекаются на шею и рваные майки с разномастными надписями.

Протестующие сами нарываются, бросаются на щиты, кидают в наступающих чёрным тараном спецназовцев, выкрикивают оскорбления не реже, чем орут от боли в сломанных костях.

Адам заламывает руки за спину молодой девушке, но та активно вырывается.

— Отпусти! Херовы цепные псы! — кричит она, но спецназовец не привык церемониться. Даже оказавшись на асфальте лицом вниз, она всё ещё что-то яростно орёт про произвол и свои права. Внезапно оказавшийся рядом Брент успокаивает её тяжелым ударом дубинки. Подлетевшего сбоку парня он огревает ударом в челюсть, тот отлетает на землю и стонет через булькающую во рту кровь.

— Дрянь, — Дженсен сплевывает, затягивая запястья девушки.

— Уходим, Квинси требует подмогу, — рявкает Брент.

Ситуация накаляется. Рация трещит о нарастающих масштабах потасовок. Уже не только центр Мексикантауна, но и округи полыхают от коктейлей Молотова. Оказавшись в полевом штабе, Адам сдергивает шлем и вытирает лицо от пота, облизывает соленые губы.

— Засели в той заброшке, — Квинси кивает на двухэтажное здание с выбитыми стеклами и голыми, разрисованными граффити кирпичными стенами. — Выкуривайте к чертям.

— Сколько?

— Больше десяти, меньше тридцати.

— А поточнее?

— А поточнее, парень, не скажу, они там как крысы лезут чёрт пойми откуда. — Рычит Дюран. — Пошли!

За время их разговора активисты вывесили из окон самодельные баннеры с достаточно банальными призывами против власти.

«Движение у выхода», — трещит рация голос Уэйна, и Адам моментально вскидывает винтовку. Напряжение стекает капелькой пота по виску.

В проёме появляется нескладный мальчик — парнем его называть ещё рано, — в безрукавке и грязных джинсах. Курчавые волосы встрепаны, на солнце бликуют аугментации руки и шеи. Из-под рваного края верхней одежды топорщится что-то объемное.

Он замирает, оборачивается, словно в тени ему что-то говорят, но стоит на месте.

— Что с ним?

«Чёрт знает, что-то вроде дешифратора голоса. Под футболкой не видно ничего», — неуверенно отзывается Хаас, наблюдающий сверху в четырехкратный прицел. Больше и сам Дженсен не может сказать, с такого расстояния видно только то, что аугментация вживлена прямо в горло.

«Ждём.»

Что за чертовщина?

Мальчишка дёргается и вдруг шагает вперёд.

«Приготовиться», — отрывисто говорит Дюран.

Шаг становится всё быстрее, вот уже видно, что на лице у него нет раскраски активистов, а аугментация руки явно потрепана и не хватает одного пальца.

— Не стреляйте! — воздух, пропитанный пылью и жаром нагревшегося металла, прорезает еле слышный пронзительный детский голос.

«Дженсен, огонь на поражение», — приказывает Дюран.

Адам колеблется. Мальчик прихрамывает, придерживая что-то под футболкой. Между ним и спецназом осталась метров двести. Недостаточно, чтобы взрывная волна самопального устройства хоть как-то навредила. Пока ещё недостаточно.

«Дженсен, приём», — хрипит Дюран.

— Командир, это ребёнок, — не отрываясь от наблюдения, откликается Дженсен. — Он не из бунтовщиков. Краски на лице нет.

«Ты ебнулся? У него может быть взрывчатка!»

— Может. А может, нет.

Помедлив, он переключает тип патронов на ЭМ. Он старается не думать о том, что это может сделать с аугом. Старается не думать, что в случае более глубоких, чем механических, аугментаций он всё равно убьёт парня. Запрещает себе думать, что выполнит приказ стрелять в безоружного ребёнка.

«Дженсен, это приказ!»

Мальчишка ускоряет шаг, уже вдруг бежит… Безрукавка не по размеру надувается парусом, штанины джинс хлестают его по лодыжкам, на лице видны отчаяние, страх и соленые дорожки слёз.

И топорщащийся из-под одежды, придерживаемый рукой предмет становится все заметнее.

«Огонь!!!» — уже орёт Дюран с кровавой яростью, которая всё чаще после аугментации становится слышна в его голосе.

Адам глубоко вздыхает и давит на спусковой крючок, но пацан внезапно падает, и очередь искрящихся голубым ЭМ-патронов превращает не его ноги, а его голову в кровавый фарш.

Адам выбирает между главными словами в клятве полицейского: «Служить и защищать».

* * *

— Что вы как маленький? Будь в вас побольше крови, дала бы больше обезболивающих.

Дженсен кривится, но молчит, когда врач извлекает иглу из его плеча и тут же закрывает место укола стерильной ваткой. Смешная забота на фоне того, что еще пару часов назад у него кровь из перебитой артерии хлестала. Благо хоть гипостима хватило до прибытия бригады медиков.

— Спасибо, док. Мне пора.

— Не так быстро, — девушка смеряет его недовольным взглядом и подсовывает под руку несколько бланков вместе с ручкой. Правая рука у него висит на перевязи, Адам неловко хватает ручку здоровой левой и оставляет закорючку, похожую на роспись, около галочек. Отказ от госпитализации, отказ от медицинских аугментаций, что-то про принятие ответственности. Контузия мешает рассмотреть слова, они плывут перед глазами, наслаиваются друг на друга и расходятся.

— Вы сама забота, — замечает Дженсен.

— Если уж капитану отчет важнее здоровья подчиненных, пусть хоть потом на меня не вешает ваш труп, — после этих слов Адаму совсем не хочется злиться на девушку. Она его чуть ли не с того света вытащила, а вместо благодарности получает указ сверху побыстрее отпустить пациента.

Он поднимается, опираясь о стол рукой, и выходит из медкабинета. Поднятие по двум лестницам оборачивается восхождением на Голгофу, и в кабинет Адам заходит бледнее смерти.

Хаас уже там. Снайпера не задело взрывной волной. Даже со спины Дженсен замечает, что Уэйн напряжён, едва в линию не вытянулся.

— …Я выполнял приказ. Дженсен отказывался стрелять до последнего, не послушал прямой приказ, но рисковать было нельзя. Выстрел спровоцировал взрыв бомбы. Сэр.

— Дженсен… — капитан исподлобья смотрит на оперативника.

На Адама накатывает волна отвращения к Хаасу. Он, до последнего отказывающийся убить сопляка, сейчас с контузией стоит перед мрачным начальством, а Уэйну хоть бы хны. Прибежал сюда раньше всех, пытается снять с себя всю ответственность, переложить её на плечи его и Дюрана.

— Ему было 15.

Он не дурак, понимает, что значит этот взгляд. Не Адаму разгребать то дерьмо, в которое только что по самые уши влетела полиция Детройта и в особенности — подразделение командира Дюрана, отдавшего приказ стрелять, и его заместителя Дженсена, приказа не выполнившего. Не Адаму пытаться устоять перед политиками, высшим начальством, бесконечной вереницей судов и слушаний. Не ему подстёгивать и без того обозленных сверх меры бойцов, чтобы подняли головы выше, а не шлепнули их в грязь.

Уже не ему.

А потому слова срываются с языка легко, словно он только что хлебнул алкоголя и исповедуется. Адам просто не может промолчать, не обращая внимания на все больше бледнеющего Хааса. Так правильно, и он это знает. И знает, что последует потом, но не может остановиться.

— В какой из сумасшедших вселенных можно оправдать убийство 15-летнего пацана, капитан? Он рыдал, пока бежал к нам. Я готов поспорить, что когда придут результаты вскрытия, то в его крови не будет наркотиков. Но их найдут. И прежде чем вы это скажете, облегчу задачу — я ухожу. Удачи вам с превращением ребенка в опасного террориста, чтобы не обосраться перед прессой еще больше.

Он неловким движением здоровой рукой достаёт из нагрудного кармана свой значок и кладёт на стол перед хмурым капитаном.

— И тебе удачи, цепная шавка, — обращается он уже к Хаасу.

Впрочем, ненависти в голосе нет. В голове Адама просто не укладывается мысль, как можно сейчас пытаться строить карьеру, а это Уэйн и делает.

Как можно пытаться выставить себя в лучшем свете, когда всего пару часов мозгами ребёнка расписался на святой клятве полицейского: «Служить и защищать».

* * *

Почему-то видеть понимающие взгляды было тяжелее, чем осуждающие. В оружейной ему просто крепко пожали руку, в бухгалтерской даже словечком не обмолвились кроме «подпишите тут и тут». Личные вещи уместились в одну спортивную сумку.

Восемь долгих лет конкретно в момент, когда он вышел из участка и остановился перед высокими стеллами, вдруг показались очень короткими и пролетевшими в один миг.

Тысячи миль под шинами служебной машины. Коробки отчётов, написанных прямо с койки, через рычание и ругательства, пока зашивают рваную рану. Сотни вычищенных и еще больше — взятых под контроль переулков, складов, заброшенных фабрик и подземных точек встреч города моторов. Вереница лиц самых разных рас и возрастов. Кто убит, кто посажен, с кем выстроены связи, а на кого закрыты глаза…

Его отряд, закаленный кровью и сталью. Брент, в один момент зубоскалящий, а в другой — спасающий от шальной пули. Ричард, говорящий больше двух слов только после пары-тройки пенного. Луи, который очень скоро перестанет быть восторженным пиздюком. Уж если Мексикантаун не выбил из него романтику, то у них появилось на удивление тупое пополнение.

Смотрящий ему вслед как побитая псина Хаас, готовящийся вцепиться, как только Дженсен подставит спину.

Служить и защищать… Прошло столько лет, а он только сейчас понял, что редко у кого получается делать это одновременно. Хаас служил — преданно выключил в себе человека, оставил только искусственно взращенного бойца, у которого на все было два ответа: «Да, сэр» или «Нет, сэр». Дженсен защищал — и сейчас брёл домой с весом воспоминаний в спортивной сумке и с отчётливым пониманием, что больше не вернется в участок как служащий.

* * *

Адам уселся поудобнее, ставя на столик перед собой кружку кофе. Потом вернулся за миской хлопьев. За окнами сияло солнце, соответствуя не слишком нормальному спокойному настроению мужчины.

«…Для урегулирования ситуации были использованы силовые подразделения. Полицейские разогнали стихийный палаточный лагерь, образовавшийся на предполагаемом месте инцидента. Были применены светошумовые гранаты, водометы и акустические средства дальнего действия. Как отмечает министерство обороны, собравшиеся мешали движению автомобилей. Протестующие настаивают на мирном «мобильном протесте», заключающемся в удержании позиций и одновременном отстранении от взаимодействия с полицией. Напоминаю, что два дня назад в Мексикантауне, одном из районов Детройта, вспыхнули протесты, изначально связанные с высоким уровнем безработицы и массовыми сокращениями неаугментированных специалистов…»

Закончив с завтраком, Адам не выключил телевизор. Слушать о произошедшем в тишине, дома, когда перед глазами до сих пор стоял полный слез взгляд пацана, было странно.

Как это представят общественности? Появятся ли его с Хаасом портреты? Капитан прямо дал понять, что никого из подразделения Дюранта сейчас не рады видеть на рабочем месте. Они вызвали взрыв такой бомбы, что как сапёров их рассматривать решительно не хотели. Сидеть на жопе ровно и не отсвечивать, не давать комментариев, не загонять полицию ещё глубже в выгребную яму. Дженсен не сомневался, что вызов для дачи показаний — лишь вопрос времени, но сейчас он мог лишь запереться на все замки, безучастно жевать размокшие от молока медовые хлопья и щелкать новостные каналы.

— Смерть 15-летнего Чета Уильямса всколыхнуло общественность, вызвав новую волну массовых выступлений. Правозащитная организация «Мемо» пишет, что, по данным на сегодня, как минимум 12 человек получили ранения, пятеро из них были доставлены в больницу в тяжелом состоянии, трое с огнестрельными ранениями. Репортаж с места событий — Александр Майлз. Александр, передаю вам слово.

— Спасибо, Элиза, — вместо Кассан в кадре возникает репортер.

На заднем фоне Адам узнает заброшку. Голые кирпичные стены раскрасились в граффити и теперь была ничуть не бледнее остальных домов в Мексикантауне. Её облепили палатки, причудливо смешиваясь с баррикадами из мешков с песком и перевернутых мусорных баков.

— Изначально мирные протесты вылились в нечто ужасающее по своему масштабу, — тараторит Майлз. — Тут не стихают выстрелы, полиция продолжает укреплять стратегически важные объекты, но, кажется, даже те, кто изначально был настроен нейтрально, не остался в стороне. Ночью местные власти попытались ограничить доступ к интернету, но это не мешает новым видео с места событий появляться в социальных сетях.

Сбоку в небольшом окошке, сопровождая репортаж, начали проигрываться явно снятые на смартфоны видео погромов. Потом видео сменились фото убитого мальчика.

— Как утверждают опрошенные протестующие, присутствовавшие на месте событий, Чет Уильямс был бездомным, а его аугментации были установлены по медицинским показаниям в связи с редким заболеванием. Из-за высокой стоимости нейропозина он был вынужден бросить учебу и устроиться на работу, а проживал здесь, — Александр взмахивает рукой, указывая на заброшку.

— Загнанные в оборону преступники опасались выходить к вооруженным полицейским, а потому повесили на него взрывное устройство с дистанционным управлением и отправили вперёд, рассчитывая, что в подростка не будут стрелять. Тем не менее, офицер полиции произвел выстрел электромагнитными патронами, что привело к непреднамеренному взрыву.

Новое видео, кажется, с уличной камеры наблюдения. На черно-белом изображении виден угол здания и последние секунды жизни Уильямса, бегущего прямиком на полицейских. Но Дженсен не видит выстрелов. Только белую вспышку от взрыва и помехи, идущие рябью.

— Как утверждает полиция, ЭМ-патроны не могли привести к убийству Уильямса, они лишь бы обезвредили его за счет выключения аугментаций. В результате срабатывания взрывного устройства несколько полицейских получили ранения средней тяжести и в данный момент находятся в госпитале, — Майлз кивает в камеру и спустя некоторое время пропадает с экрана.

— Спасибо, Александр, — Элиза улыбается и снова обращается к зрителям. — На данный момент полиция утверждает, что ситуация находится под контролем. Далее в программе: эксклюзивное заявление Уильяма Таггарта, главы «Фронта Человечества», по поводу протестов в Мексикантауне и прямая линия с представителями Главного штаба вооруженных сил. Прямой эфир вела Элиза Кассан, новости «Пик».

* * *

Когда и спустя неделю из участка не последовало вызова, а на почту пришло письмо с расчётом, Дженсен окончательно убедился, что принял правильное решение.

Что-то скребло внутри. Обида… Или разочарование. Он восемь лет жизни положил на защиту города, а в благодарность о нём забыли. В новостях всё чаще пестрил Дюрант. Ему не часто давали слово, но одно присутствие аугментированного полицейского могло убедить общественность: «По своим не стреляют».

А потом последовал взрыв ничуть не хуже того, с которого всё началось.

В дверь позвонили, а потом нетерпеливо заколотили. Адам поднял глаза от вытяжки, оттереть которую от жира безуспешно пытался уже полчаса, и резво сбросил перчатку с рабочей руки. Он метнулся в спальню, вытащил из сейфа пистолет и только после этого приблизился к двери, держа оружие у бедра. С одной рукой, ещё и нерабочей, его возьмут только так, так что Адам был максимально напряжен.

Избиение двери прекратилось, и только после этого он резко распахнул дверь и мягко отшагнул с линии огня.

— Меган? — вырвалось у него. — У тебя же есть ключи…

Стоящая на пороге женщина была бледной и дышала так тяжело, словно не прошла, а пробежала все лестницы, ведущие в квартиру Дженсена.

— Ты в порядке? — первое, что хрипло вырвалось из часто вздымающейся груди Рид. Она зашла, не дожидаясь приглашения, захлопнула за собой дверь, её взгляд упал на руку мужчины на перевязи. — Боже, Адам!

— Что случилось?

— Это ты мне скажи! — возмущенно то ли из-за непонимания на лице, то ли от созерцания травм, крикнула Меган. — Ты хоть новости смотрел?

Новости он не смотрел. Осознание того, что даже бывшие коллеги, с которыми он по-настоящему хорошо общался, не захотели связаться, заставило Адама закрыться в себе и упрямо думать, что все они были на стороне Хааса. Так толку дальше следить за развитием событий? И без него разберутся.

Цокая каблуками по свежевымытому паркету, Меган обошла мужчину, схватила с дивана пульт и включила телевизор. Ей пришлось переключить пару каналов и отмотать время, чтобы на экране возникла Кассан.

«…Независимое расследование, проведенное ФБР, выявило виновных в силовой эскалации конфликта. Адам Дженсен, бывший член группы специального назначения, самовольно выстрелил в Чета Уильямса. Коммандер Дюран, которого мы неоднократно представляли ранее, утверждает, что в поведении служащего и ранее наблюдались некоторые отклонения, которые заставляли сомневаться в профессиональной пригодности…»

Дальше Адам не слышал. Он неверяще смотрел перед собой, отказываясь признавать, что только что было произнесено профессионально-спокойным голосом Кассан.

— Адам? — беспокойно произнесла Меган. Она вдруг оказалась очень близко, положила ему руки на плечи, заставляя посмотреть на себя. — Что…

— Суки, — вырвалось у Дженсена. Мир перед глазами то сужался до просвета в игольном ушке, то расширялся. Он отступил, не реагируя на прикосновения любовницы, и чуть не наткнулся на стул.

А потом резко схватил тот и швырнул в стену. От силы удара дешевый пластик мебели хрустнул. Из груди мужчины вырвался мало похожий на человеческий рык.

Буквально через пару секунд он остановился, прерывисто дыша. Заметил, что Рид попятилась от него, явно ограниченного в своих действиях лишь одной здоровой рукой.

— Я… — беспомощно произнес Дженсен. Пугать Меган и тем убеждать её в грязной лжи, которая продолжала изливаться изо рта Квинси, ему совершенно не хотелось. Но этот ужас в глазах…

— Я не верю, — выпалила она, и сжавшийся было внутри Дженсена комок мгновенно распался. — Но, Адам… Объясни, что происходит. Пожалуйста.

— Что происходит, Меган? Что происходит?! Я объясню, — быстро заговорил мужчина. — Дюран приказал пристрелить сопляка, потому что тот аугментациями был обвешен как елка под Рождество. Я не выполнил приказа, и стрелял Хаас. И я отошёл в сторону. Пока пресс-служба не выработает нормальное объяснение. Пока Дюрана не проверят на «отклонения, которое заставляют сомневаться в профессиональной пригодности». Пока капитану в голову не придет, что убивать детей — не то, что делает спецназ. А они на меня всё повесили. На меня! И всё потому что меня отстранили от службы, чтобы ещё больше проблем не создавать!

Адам взъерошил волосы здоровой рукой, снова чувствуя волну бешенства. Но давать ему выход перед Рид очень не хотелось.

— Я вообще не ожидал тебя увидеть, — признался он уже куда спокойнее. Неделю он был уверен, что никому больше не нужен. Минуту назад понял, почему. И прямо сейчас перед ним стояла женщина, последнее сообщение которой от него висело непрочитанным уже несколько недель. — Три… Четвертый месяц пошел?

— Знаю, — неловко произнесла Рид. — Адам, тебя в убийстве обвиняют, а ты хочешь поговорить о наших отношениях?

— Уж в разбирательстве с полицией ты мне точно не поможешь, — сухо произнес Дженсен и шагнул навстречу Меган. — Да и я сам теперь что сделаю? Решили выбрать козлом отпущения. Сам виноват. Надо было как Хаас…

При воспоминании об Уэйне мужчина скривился.

— Хааса назначили новым заместителем Дюрана, — заметила Рид.

— Не удивлен. Сволочь. Но ты так и не сказала, почему пришла.

— Прости, а что мне нужно было сделать? Просто молча смотреть, как моего… — Меган запнулась, что не ушло от внимания мужчины. — Как тебя полощут в новостях? Слушать, как даже мои сотрудники тебя обсуждают, хотя у нас на носу…

— Как твоего «кого»? — устало спросил Дженсен, ни капли не заинтересованный в очередном секретном проекте Шарифа. — Меган, бога ради. Признай, что если бы не новости, ты обо мне и не вспомнила бы.

Щёку вдруг обожгло, а голова мотнулась в сторону. Но больше Адам удивился, когда сразу после пощёчины Меган бросилась ему на шею, прижала руку, отчего в той снова потянуло болью.

— Идиот, — всхлипнула Рид. — Какой же ты идиот.

Он посмотрел в зеркало, висящее на стене. А потом закрыл глаза и навсегда оставил это только между ним и его отражением. Пусть это будет сбой, секундное замешательство, вызванное отвратительными новостями. Но отказаться от того, чтобы вдыхать цитрусовый аромат духов Меган, приобнимать её за спину и чувствовать в сотрясании её тела беспокойство и панику за него, недоверчивого дурака, преданного миром, но не ею, он не мог.

Как на рабочем столе Адама появляются механические часы.

* * *

«Адам, ты дома?»

— Да, босс.

«Я буду у тебя через полчаса».

И всё. Ни ответа, ни привета. Дэвид Шариф, должно быть, очень верит в КАСИ, потому что без его помощи в уговорах Дженсен не поднимется даже дверь открыть.

Где ж ему ещё быть? Совсем как после ухода из спецназа. Тогда он сутками напролёт просматривал новостные сводки, чувствуя себя Янусом. Одно его лицо видело, как всё было на самом деле. Другое было лицом обывателя, которого кормили лапшой и внушали ему, что государство переступило черту, полицейское насилие не знает границ, халатность в расследовании приведет к еще большим протестам и смертям.

«Протесты в Мексикантауне — лишь симптом позорной эпидемии несправедливости и дискриминации аугментированных, которая захлестнула Америку. Те, кто против Сингулярности, притесняют рискнувших вырваться за рамки тирании и принять новое завтра. Удивительно ли, что источником тирании выступает послушный инструмент государства — полиция?», — не осталась в стороне даже Церковь Бога-Машины.

Господи ты ж блять, Адам после количества поглощенных медиа сам мог написать возмущенный манифест. И занял бы достойное место в новостной сводке. Приглашенный эксперт? С аугментациями он станет новым героем дня. Так сказать, обозрит ситуацию со всех сторон. И угнетенный, и угнетатель.

Мог бы, если б не заперся у себя в квартире. Мир не видит его, он не видит мир. Всем лучше.

Только у Шарифа другое мнение.

Виртуальный интеллект приветствует посетителя. Дженсен так и не поднимается с дивана. Только слышит за спиной шаги.

— Привет, сынок.

— Здравствуйте, босс. Что вы хотите? — потирая глаза, глухо спрашивает Адам.

— Как же? Захотел тебя проведать. Фрэнсис говорит, ты вообще не выходишь из квартиры.

— Притчард? — впервые за долгое время Адам чувствует что-то кроме злости. Он удивляется. А, нет, ошибся. Снова злость. — Он что, следит за мной?

— Безопасность служебных квартир входит в обязанности его департамента. Конечно, не он лично смотрит, но именно он отчитывается.

— Я ему все следилки в жопу засуну, — про себя бурчит Дженсен.

Наконец-то обозримая задача. Да, как только Дэвид уйдет, так сразу займется.

— Всё в порядке, спасибо.

Шариф одет так, словно только что вышел из офиса. Рукава рубашки закатаны, обнажая протезированные руки. Кажется, в волосах прибавилось седых прядей? Адам рассматривает босса без особого интереса, как пустое место, и вскоре переводит с него взгляд на экран телевизора. Мужчина тем временем кладет на журнальный столик тонкую книжку в светло-голубой обложке.

— Отлично. — Кивает сам себе Шариф. — Я переживал за твоё состояние. Видимо, ты поправляешься быстрее, чем прогнозировали врачи. Как протезы? Нареканий нет? Может, тебе наведаться в ПРОТЕЗ к Маркович?

— Не думаю. — Голосом Дженсена можно высушить реку Детройт. Раньше он почувствовал бы себя не очень уютно сидя, пока босс стоит, но теперь ему как-то похеру. — Устал от клиник.

— Не рекомендую избегать врачей, Адам. У тебя пока мало опыта, чтобы обнаружить случай, в которых потребуется перекалибровка интерфейсов.

— Я не просил ставить мне такую навороченную технику. Я вообще никого не просил ставить мне аугментации, — раздраженно, глухо отзывается Адам, прикрывая глаза ладонью. Сидеть становится сложно. Он встаёт, хрустит шеей, смотрит в окно, избегая взгляда Шарифа. Чуть чаще дышит.

Нет, только не сейчас. Не перед Дэвидом. Он вцепляется в стоп-кран, моля тормоза совсем неподвластных ему эмоций заработать, со скрежетом и искрами остановить срывающуюся крышу.

— Сынок, иначе ты бы умер.

— Лучше бы я и умер! — срывается Дженсен, разводя руки в сторону, нависая над мужчиной так, словно в следующий момент снес бы ему нахер челюсть. — Я, а не Меган! Те, кто напал в тот день, хотели добраться до Меган!

Дэвид молчит, и это ещё больше подстегивает Адама. Он вцепляется себе в волосы, делает несколько резких шагов в сторону, в другую, начиная метаться как зверь в клетке. Страх подкрадывается сзади, обхватывает за плечо склизкими пальцами, пытается заглянуть ему в лицо пустыми глубокими глазами. Страх сочится липкой субстанцией, от которой у Дженсена по шее пробегают мурашки. Стальные пальцы щелкают кремнием зажигалки — раз, раз, ну же, — высекают искру, и нефть вспыхивает.

— Вы не понимаете, каково это, — хрипит Дженсен, с силой зажмуриваясь. — Я каждый день об этом думаю. Каждый. Она не убежала, она попыталась помочь, бросив в того ублюдка чан с кислотой. А должна была. Но меня вытащили, нашпиговали всем вот этим, и вы хотите, чтобы я был благодарен?! Ходил по докторам, слушал, как неебически классно, что нет признаков отвержения? — он раскидывает руки в стороны, пытаясь продемонстрировать аугментации, и выплевывает последние слова в лицо боссу. — Так спасли бы её! За это я был бы благодарен!

Он рычит, ищет глазами хоть что-то, что можно сейчас раздавить, сломать, физически выразить обуревающие его эмоции. Проверено — аугментации не дают удушиться или вырвать себе волосы. Что-то мешает механической ладони сжаться так сильно, чтобы сломать трахею владельца. Но в благородном деле разрушения они работают идеально. Взгляд падает на фотографию Меган с Кубриком и тут же рядом — групповое фото его отряда.

— Наверное, так мне воздалось за грехи, — Адам издает истеричный смешок, в котором и в помине нет ничего забавного. — За того мальчика. Чуть не убил за аугментации, а в итоге сам стал…

Терпение Шарифа вознаграждается. Ярость — хорошее топливо, но выгорает и оставляет после себя пепелище. Особенно на фоне воспоминания о самом мрачном событии в жизни. Теперь, правда, оно на втором месте.

Адам хрипло дышит, ожидая хоть чего-то, хоть какого-то стимула, ответа, искры в охапку расшатанных нервов…

— Даже не думай, — строго говорит Дэвид, и Дженсен кривится, отключая КАСИ.

Босс поднимается, делает к нему шаг и вдруг резко хватает за руку. Он сжимает пальцы с такой силой, что протез внезапно отзывается, а имплант сетчатки выводит короткое сообщение о близости к максимальному давления. Дженсен мельком вспоминает о том, что в предплечье у него спрятан наноклинок, но Шариф наверняка знает и об этом.

— Ты выжил, потому что мне так нужно было, — в противовес оглушающему ору Адама Дэвид говорит тихо и низко, смотрит прямо ему в глаза, чуть прищурившись. — Потому что мёртвым ты не достанешь тех, кто превратил в руины лаборатории моей компании, уничтожил мои разработки и убил твою бывшую. И если ты ещё не в курсе, я имел полное право это сделать, потому что так написано в твоём трудовом договоре.

«У него аквамариновый имплант», — мелькает неуместная мысль в голове Дженсена. В тёмно-голубых глазах Шарифа зрачок обведен неоновой окружностью аквамаринового цвета. У самого Дженсена он ядовито-зеленый.

— А Меган… Тело Меган было сильно обожжено после смерти. Её даже опознать получилось с трудом.

У Дженсена перехватывает дыхание. Он не хочет представлять, но разум спецназовца, повидавшего много подобного дерьма, живо рисует картинку черно-багрового трупа с вплавившейся во внезапно исхудавшие конечности синтетикой её любимого пиджака. И сдавившим шею ниткой ставшим чёрного от копоти жемчуга.

— Не продолжайте, — просит Адам, уже не крича.

— Было нечего спасать. Мозг умер.

— Некого, — он поправляет босса.

— Нечего, — с нажимом повторяет Шариф.

Дженсен закрывает глаза и глубоко выдыхает. Секунда — и Дэвид отпускает его руку.

Шариф слишком хорошо его знает. Ещё до нападения он порой заставлял Адама думать, что босс умеет читать мысли (теперь-то понятно, что был виноват КАСИ). Но сейчас… Он разобрал его по кусочкам, обнажил до костей, влез скальпелем, химией и проницательным острым взглядом в самую суть и не оставил Дженсену ничего своего. На его новом сердце выгравирован вычурный значок «Шариф Индастриз», окончательно превратив спецназовца в материальное имущество компании.

— Нужен, да? — невесело ухмыляется Адам. — А если я скажу, что больше не хочу работать на вас? Нажмете большую красную кнопку, и какой-нибудь чип производства Шариф Индастриз у меня в голове заставит меня отказаться от своего решения? Сделает меня вашим цепным псом?

— Я не страдаю комплексом маленького члена, — спокойно отзывается Дэвид. — Большая красная кнопка? Зачем? Достаточно кодовой фразы.

— Самое время её произнести. Я больше не хочу ни работать на Шариф Индастриз, ни заниматься расследованием нападения.

Шариф чуть наклоняет голову, наблюдая за снова взвинченным Дженсеном.

— Ещё что-нибудь?

— Да, — бросает Адам, хватаясь за стопку и бутылку виски. Наливает, смотрит на янтарную жидкость, но пока не делает глоток. — И видеть вашу рожу тоже не хочу. Больше никогда в жизни. Даже если требование видеть её по утрам ровно в девять прописано в трудовом договоре.

На Адама вдруг накатывает апатия. Зачем? Сейчас он попробует напиться, но утром будет пялиться в потолок ясным взглядом, не чувствуя похмелья. Снова будет крутить мысленную жвачку. Снова будет тонуть в трясине из стыда, вины и злости. Снова будет задавать вопросы.

Ответы на которые есть у всё ещё не уходящего и смотрящего на него Дэвида.

Но Адам упрямый. Несгибаемый и до зубного скрежета настырный. Студент, который сидит у дверей кабинета, ожидая, пока преподаватель разрешит ему ещё раз переписать работу; сучий потрох, который пробежит кросс, даже если в конце ему придётся выплюнуть лёгкие с хрипом и кровью; невыносимый и несговорчивый, когда его просят отказаться от сигарет (но Меган хотя бы удалось выгнать его на балкон); выскочка, безрезультатно стучащий на Фрэнсиса, протащившего через грузовой лифт в офис мотоцикл.

Ауг, молча чувствующий на ничего не чувствующей спине зуд от взгляда Дэвида. Делающий глоток, чтобы показать, что ему всё равно на присутствие бывшего босса.

Он же только что разорвал свой контракт, да? Поэтому может рухнуть на диван, фривольно раздвинув ноги, и вытащить сигарету. И смотреть в стену, уже куда более ловко высекая искру из зажигалки с кремнием. И скрываться за душным облаком дыма, который уже пропитал запахом и диван, и ковер, и даже обои на стенах. И не делать вообще ничего, больше никогда в своей неправильной новой жизни, только пить, курить и постепенно гнить. Или покрываться ржавчиной?

Диван рядом продавливается под тяжестью человеческого тела. Дэвид успел взять с тумбочки рядом бутылку виски и стопку, игнорируя то, что из неё уже пьет Дженсен. Он отпивает совсем немного и глотает не сразу.

— Попробуй Гленливет, — комментирует Шариф. — Нельзя же вечно пить одно и то же.

Адам задумывается, выпуская дым из ноздрей. Он слишком устал. Дэвид дал ему гореть слишком долго, и закончившаяся злость облепляет внутренности мокрым пеплом.

Мужчина протягивает вперёд протезированную руку.

— Кто-то однажды пошутил, что я заменил руку, чтобы лучше играть на бейсбольных матчах компании.

Он сжимает и разжимает пальцы, не обращая внимания, смотрит ли Адам. Зная, что смотрит. Золотая вязь узоров вспыхивает на гладком черном металле при повороте предплечья.

— У меня не было синдрома Вролика. У меня не было травм, которые превратили бы меня в овощ. Но я знал, что могу быть лучше. Что я могу подарить людям крылья, которые помогут им вырваться из колыбели.

Адам опускает взгляд на собственные руки. В нет них и десятой доли вычурности и изящности протезов Шарифа. В них чёткость и основательность, в переплетении композитных мышц — строгий расчёт и функциональность.

— Мои протезы — это маркетинговый ход, это живая демонстрация моих убеждений, это кровь на мундире генерала, идущего в бой наравне с простыми солдатами. В бой за будущее, в котором аугментации стерли разницу между людьми, уничтожили социальное неравенство. За мир, в котором мы украли огонь у богов.

— Готовились, или удачная импровизация? — без сарказма спрашивает Адам.

— Не испытывай меня, сынок.

Дэвид снова делает глоток. Дженсен поднимается, уходит на кухню за стаканом, не обнаруживает достаточно чистых и смиряется с тем, что пить придётся из одноразового. Потом возвращается, забирает у Дэвида бутылку и щедро наливает себе виски.

Но Дэвид встаёт, отряхивает пиджак и чуть наклоняется, чтобы подвинуть тонкую книжицу с одного края столика на другой, поближе к Адаму.

— Как доберешься до раздела с тренировкой мелкой моторики, рекомендую не читать этот бред и попробовать пайку электрических схем. Заодно разберёшься в контролерах ладони.

Дэвид уходит, не ожидая, что Адам проявит качества радушного хозяина и проводит его до двери. Виртуальный интеллект вежливо выражает радость от визита ему в спину. Некоторое время Дженсен катает во рту виски, и вправду, надоевший до зубовного скрежета. Отставляет стакан на стол, тушит сигарету и берёт в руки «Как жить с аугментациями? Всё, что вы хотели спросить».

* * *

Крестовидная отвёртка микроскопического диаметра крепежного отверстия срывается от слишком сильного надавливания и с неприятным визгом проходится по пальцу Адама. Он рефлекторно дёргается, но боли и в помине нет. Как нет и мысли, что не надо было идти от обратного, лишь бы не слушать босса. Пайка была бы менее проблемной. И ещё не требовала бы покупки набора отвёрток.

Виски стоит нетронутым. Тлеет сигарета в пепельнице, и в мягком свете настольной лампы от неё исходит тонкая прямая струйка дыма. По всему столу разбросаны шестеренки, винтики, пружинки и поблескивающие серебром детали. За окном глубокая ночь, и налепленные на окна листы из пособия для юных радиолюбителей не просвечивают грубыми карандашными пометками.

Адам глубоко вздыхает, поворачивает механизм другой стороной и снова углубляется в сборку только что препарированных наручных часов.

Примечания:

Музыка под сцены:

Разговор Меган и Дэвида: «Betrayal» — Ludwig Goransson

В Шариф Индастриз появляется новая корпоративная ценность.

* * *

— Меган! Как поживает моя самая умная девочка? — Шариф искренне улыбается, поднимается из-за стола ей навстречу. Крепко, но нежно пожимает ей ладонь обеими руками.

Рид чуть расслабляется. Поначалу ей казалось диким, что босс порой относился к ней как к кому-то из членов семьи. Почти как к дочери. Но скоро стало ясно, что Шариф не просто так постоянно твердил про команду и семейные взаимоотношения. В иной компании слащавый лозунг «мы здесь как семья» обычно скрывал под собой противоположные отношения внутри коллектива, но в Шариф Индастриз директор компании своим примером показывал, как полезно доверять своим коллегам.

— Всё хорошо, спасибо. Шевченко предложил использовать один интересный полимер для улучшения протеза у пациентов с макулодистрофией… — Меган встряхивает головой, обрывая саму себя, и глубоко вздыхает. — Простите. Я пришла не с отчётом.

— Да? Вперёд, я внимательно слушаю, — Шариф кивает и опирается поясницей о стол.

— Я знаю, что порой так ухожу в работу, что забываю объяснить её важность другим людям, — издалека начинает Меган, чуть теребя жемчужную нитку. — И чаще всего это приводило к не очень хорошим результатам. Например, я попросту не могла получить грант на исследование, потому что не было… Скажем так, переводчика с научный на человеческий.

Меган чуть нервно улыбается, перекручивает бусины меж пальцев и отводит взгляд к окну.

— Но с вами, Дэвид, у меня всё получается очень легко. Вы вдохновляете людей, вы вдохновляете меня, и неудивительно, что мы так быстро подошли к открытию, подобных которому раньше не было, — волнение пробивается в голос, Меган смотрит на внимательно слушающего начальника одновременно с мольбой и восхищением. — Мне… Мне нужно только еще немного времени.

— Меган, Меган, — успокаивающе произносит Дэвид, берет ее за руку и отводит от украшения. — Что случилось? Разве я тороплю? Я вижу, как ты работаешь, и тебе нет необходимости убеждать меня в твоей преданности нашему делу.

— Да. Простите, Дэвид, — Рид вздыхает, чуть вскидывает голову. — Просто… Пациент Икс. Всё началось с секвенирования его ДНК, и до нынешнего момента этого хватало. Теоретически, всё указывает на то, что у него не возникнет синдрома Дэрроу. Вместо отторжения, клетки должны инкапсулироваться собственной нервной тканью. Они как будто… Замаскируются, Но теперь этого недостаточно. Мне нужны живые клетки, образцы тканей, а в идеале и вовсе оперативное вмешательство, чтобы подсадить в живой организм электроды на основе ПЭДОТ и посмотреть, не возникнет ли обволакивания глиальной тканью…

— Меган, не ходи вокруг да около, — мягко произносит Дэвид. — Признаю, когда ты убеждала меня взять Адама на работу, я думал, ты попросту продвигаешь своего молодого человека. Но мальчик оправдал себя. Он знает цену верности и не только на словах раз за разом доказывает, что я не прогадал с выбором начальника безопасности. А уж когда ты сказала, что он и есть тот самый пациент Х, я понял, зачем ты захотела держать его под рукой. Чего именно ты от меня хочешь? Моего прямого указа ему стать твоим подопытным? Не думал, что ты не сможешь его уговорить помочь тебе в исследованиях. Я же вижу, что вы с ним… Близки.

— Всё немного сложнее, — признается Рид, опуская глаза. — Я… Я просто не могу, Дэвид. — голос женщины опускается едва ли не до шепота. — Я всё ещё люблю его. Наверное. Но в этом и проблема!

И она снова смотрит в лицо Дэвиду, пытаясь скрыть за ускорившейся речью легкий стыд от того, что приходится посвящать начальника в свою личную жизнь. Но как иначе? Эта простая человеческая жизнь так причудливо переплелась с другой, где Меган не властна над собой. Где она — Прометей, несущий людям божественный огонь, где она не создательница, но первооткрывательница скрытых в окуляре микроскопа законов природы. Она может лишь спрашивать и искать ответ на вопрос, который важнее её самой, важнее Шарифа… Важнее Адама.

Могут ли они стать богами?

— Я предаю его. Каждый раз, как использую его клетки и говорю себе, что эта работа приведет к чему-то большему, чем я, чем вы, чем он сам! Как я могу просто подойти к нему и сказать, что мне нужна его биопсия? А потом пойти гулять с ним и Кубриком.

Рид нервно сжимает себя за плечи, поджимает губы и видит на лице Дэвида то ли непонимание, то ли раздражение. Нельзя отвлекаться от главного.

— Но я придумала, как это сделать.

* * *

Кто-то стучится и заходит, не дождавшись ответа, отчего Адам моментально поднимает голову. Немногие способны на подобную наглость.

Но Меган не была случайным охранником у него в подчинении, и при виде её Дженсен одновременно напрягается и радуется. Это её… Пятый визит? За три недели. Адам выкидывает эту мысль из головы и оставляет только радость от визита женщины. Что он, подросток? У них обоих забот полон рот.

— Привет, Мег.

— Привет, Адам, — она улыбается.

Он встаёт из-за компьютера, поводит затекшей шеей и жестом приглашает Меган сесть на диван. Сам остаётся стоять, но Рид вопросительно вскидывает бровь и сдвигает в сторону подушку, занимающую свободное место. Адам чуть поджимает губы и послушно садится рядом.

Работа на Шарифа стала глотком свежего воздуха. Меган была права: он не привык сидеть без дела. Дэвид же сразу четко обозначил его обязанности, назначил его во главе «отряда» департамента безопасности и с каждым днём, кажется, доверял всё больше, ни разу не упоминая Мексикантаун. Адам вцепился в возможность смыть грязь со своего имени как утопающий за соломинку и был готов на всё, лишь бы не потерять доверия босса.

А потому жил на работе, готовый к вызову в любой момент (и пару раз такое случалось, когда Дэвиду нужно было сопровождение). Устроил себе спальное место на диване, пряча плед за коробками с книгами. В намерении досконально узнать, как устроена корпоративная защита, закидывал вопросами начальника информационной безопасности Притчарда и своим незнанием хотя бы того, что такое файервол, доводил того до белого каления.

Одним словом, у Адама не оставалось достаточно времени даже для того, чтобы самому наведаться к Меган. Он видел её мельком, идущую мимо его офиса с прижатым к груди планшетом, к лифту в офис Шарифа. Иногда здоровался, когда они сталкивались в кафетерии, но Рид всегда была окружена напоминающими встрепанных птенчиков интернами и степенными возрастными коллегами, а потому подойти и хотя бы пожать ей руку казалось неуместным. Он даже до дома подбросить её не всегда мог, потому что их графики совпадали только в одном — в них не наблюдалось никакой стабильности. Дженсен срывался с места по одному намеку Шарифа, а слизеподобные опыты Меган не знали о разнице между рабочими и личными часами.

— Просто так зашла? — интересуется он, поворачивая голову к Меган.

— Не совсем.

Месяц назад в кофейне она говорила, что всё будет как раньше. И Дженсен позволяет робкой надежде внутри набрать силу. Меган немного ерзает, отчего прижимается к нему бедром, и даже сквозь слои одежды он чувствует тепло её кожи.

— В нашей компании принята акция донорства, — произносит Рид. — Через пару дней тут будет открыт мобильный штаб для сдачи крови. Насколько я помню, у тебя первая отрицательная?

— Ага. Универсальный донор.

— Тогда тебе нужно принять участие. Тем более, Дэвид считает, что пример руководителей отделов вдохновит рядовых сотрудников ему последовать.

— Окей? — Адам пожимает плечами, предпочитая пропустить мимо ушей восхищение Рид Шарифом. — Можешь меня не уговаривать. Даже если босс добровольно-принудительно говорит это сделать, дело-то благородное.

— О, Адам! — Меган буквально сияет, отчего он несколько смущенно усмехается. Словно не просто кровь сдать согласился, а что-то героическое совершил. Так порой смотрели на него детишки, приходившие на экскурсию в полицейский участок. — Ты не представляешь, как это будет полезно!

— Знаю, Мег, не первый раз. А ещё знаю, что сдавшим кровь полагается выходной, м? Прочёл в рассылке компании. Мы так давно никуда не выбирались вместе…

— А, да… Да?

Видя, как восторг быстро меркнет, и она пытается замаскировать это под удивление от «новой» информации, Дженсен моментально понимает: не в этот раз. Он поджимает губы и понимающе кивает, скрывая за спокойствием разочарование.

Мег берет его за руку, чуть поглаживает кончиками пальцев костяшки и улыбается, смягчая так и не высказанный отказ коротким: «Посмотрим». Потом поднимается, и Адам встает следом, чтобы проводить её.

Она уходит, не оборачиваясь. Дженсен пару раз сжимает-разжимает кулак, все ещё чувствуя тепло её пальцев, и возвращается к монитору.

* * *

В день акции у Шариф Индастриз не протолкнуться — мобильные штабы по переливанию крови заняли свободную площадь, на скамейках расселись рядовые сотрудники, где-то рядом Адам даже замечает репортеров и активно разглагольствующих представителей пиар-службы компании. Рядом мелькают белые халаты медиков.

Адам решает разобраться с этим поскорее и заходит, как только объявляют его имя.

— Привет, Глен. Не ожидал, что привлекут сотрудников, — он часто замечал молодую девушку, чуть ли не в рот заглядывающую Меган, и вполне дружелюбен с ней.

— А, мистер Дженсен, — Глен чуть смущенно улыбается. — Студенческий кредит сам себя не выплатит. Я только стажируюсь в Шариф Индастриз, но вообще-то учусь на нейрохирурга. Садитесь, пожалуйста, и давайте правую руку. Вы же позавтракали?

— Достойно, — замечает Адам, снимая пальто. Потом закатывает рукав на черной водолазке и, пока Глен готовит жгут и инструменты, сжимает и разжимает кулак. — Ну… Кофе выпил. Но с сахаром.

Девушка оборачивается и замирает, рассматривая руку Дженсена.

На смуглой коже ярко выделялся более светлый грубый келлоидный рубец, глубоко пропахивающий кожу от запястья до локтевого сгиба. Спустя несколько месяцев после Мексикантауна он выглядел уже не так страшно, но Адам ещё помнил, как с ужасом смотрел на проблеск костной белизны в рваной ране. И, видимо, медицинское образование Глен тоже подсказывает ей о серьёзности ранения.

— О… Откуда?

— Да так, — уклончиво отвечает Адам. — Не обращай внимания, меня хорошо зашили. Один укол иголки уже не повредит, — стремясь перевести внимание Глен, он кивает на подготовленный катетер.

— Очень надеюсь, — усмехается она. — Ладно, расслабьтесь, вены уже хорошо видны…

— …стер Дженсен! Мистер Дженсен!

Адам резко закашливается от острого запаха нашатыря под носом и смаргивает. Потом тянется утереть воду с лица, но кто-то хватает его за руку.

— Не двигайтесь! — Глен. Дженсен не возражает против того, чтобы рухнуть обратно на кресло. Перед глазами темнеет, но он успевает заметить, что в дверь проскальзывает кто-то в белом халате.

— Я что, сознание потерял? — немного невнятно произносит мужчина.

— Ну да. — Глен сосредоточенно колдует над его рукой, покрепче затягивая повязку.

— Эм… Глен… — Адам сглатывает, пытаясь скрыть за напускным спокойствием стыд.

— Я никому не скажу, — успокаивает его девушка.

— Спасибо, — бурчит Дженсен.

— Всё нормально. Да не торопитесь так вставать! Ладно, я, но там стоят сотрудники, которым вам пример надо подавать.

Адам возмущенно смотрит в лицо Глен, но не находит признаков сарказма. Только профессиональное спокойствие. И чуть успокаивается.

— Ладно… С кем не бывает. Всё-таки стоило позавтракать.

Опираться на Глен, чтобы встать, превыше Адама. Он медленно встает, пережидает десяток секунд, и опускает рукав водолазки, стараясь не сдвинуть повязку. Пока надевает пальто, Глен ловко расписывается в справке и протягивает её, подтверждающую право на выходной, Адаму.

Пихнув бумажку в карман пальто, Дженсен выходит на улицу, вдыхает свежий воздух и направляется к курилке. По пути здоровается с парой коллег, дожидающихся своей очереди, и всё-таки надеется, что Глен не проболтается подружкам про его обморок. Новости тут быстро разойдутся.

Привычно вытряхивая из пачки никотиновую палочку, Дженсен замечает мельтешащий в толпе хвостик и чувствует исходящую даже от спины активно разглагольствующего Притчарда взбудораженность. Зажав сигарету в уголке рта и засунув одну руку в карман, он подкрадывается к мужчине и резко тыкает его под бок. Недостаточно сильно для хука по печени, но тоже внушительно. Фрэнсис затыкается, захлебнувшись, и прожигает Дженсена взглядом.

— Дженсен, — в устах Притчарда все согласные в фамилии Адама стали свистяще-шипящими.

— Не шипи так, ядерный змей, — ухмыляется Адам, и кто-то из бывших собеседников Фрэнсиса давится смешком. — Уже сдал кровь?

— Не в этот раз, — отмахивается Фрэнсис и вполне натурально чихает, после чего потирает нос тыльной стороной ладони. — Переболел недавно, сказали, мол, через месяц приходи.

— Если продолжишь ходить в этой кожанке, когда начнется снег, то ходить тебе с простудой всю зиму, — отмечает Адам, затягиваясь первой за день сигаретой. Отчаянно не хватает кружки кофе в руке, но это подождёт.

— Это называется «стиль», Дженсен, — менторским тоном чуть ли не по слогам произносит Фрэнсис и смеряет самого Адама взглядом от пят до макушки. Одетый в черно-оранжевую кожаную куртку с блестящими стальными вставками, белоснежную водолазку, модные черные брюки и дорогие кожаные ботинки, он имеет полное право на такой взгляд. — Ты, наверное, свою шинель не менял с момента, как она стала неотъемлемым атрибутом солдата Первой мировой.

— Зато тепло, — пожимает плечами Дженсен и опирается о стену плечом. Расслабление накатывает чуть более сильное, чем обычно. Он решает повременить со следующей затяжкой. Только еще раз в обморок хлопнуться не хватало. — Не знал, что ты куришь.

— Да вот дали попробовать, — Притчард демонстрирует блестящую черную коробочку с ядовито-зеленым орнаментом, затягивается и выпускает густое в прохладном воздухе облако ароматно пахнущего яблочным пирогом пара.

— Тьфу ты, — Адам машет перед лицом рукой, отгоняя пар. — Фрэнсис, я понимаю, если какой-нибудь сопляк этой сосалкой будет хвастать перед друзьями, но тебе ж вроде не 15.

— А ты не знаешь, что сюда не только никотин можно добавить? — вскидывает одну бровь Фрэнсис. И со значением ухмыляется, как только до Дженсена доходит.

* * *

Меган оборачивается через плечо и прикладывает палец к датчику биометрии. Холодильник через секунду отзывается пиканьем, говоря, что образцы теперь надежно заперты. Все сотрудники давно разошлись по домам, а потому не придется отвечать на неудобные вопросы, как в хранилище образцов появились новые пробирки с лаконичным «Х» вместо имени донора.

Глен идеально сыграла свою роль. Теперь у Рид есть образцы не только крови, но и плазмы, и даже живой ткани. Конечно, придется очистить их от гипнотиков и седативных, но они не повлияют…

Главное, что можно возобновить исследования. И перейти на следующий этап.

Примечания:

Скрещиваю пальцы, чтобы за это фанфик не попал под категорию пропагандирующих г*йство. Ну если да, то продолжу писать на АО3. Но бога ради, как же меня зацепила фраза Ван Брюггена, что Адам не в его вкусе, хахаха

Фрэнсис Притчард не привык к тому, что кто-то может быть лучше его.

* * *

Дэвид демонстрировал магическое обаяние, позволявшее ему договариваться с кем угодно, и стальной рукой в шелковой перчатке управлял своей компанией. Фрэнсис даже не мечтал хоть что-то понять из разработок Меган — одного очень напыщенного и куда менее пьяного, чем хотелось бы Притчарду, светского вечера в её компании хватило, чтобы он на всю жизнь заполучил головную боль от таких словосочетаний, как «обратная транксриптаза» и «сателлитный район акроцентрических хромосом». Адам влегкую бы выиграл у него в армрестлинге еще до того, как обзавелся кибернетическими руками; Малик в небе была почти так же ловка, как он на байке, Шевченко показывал карточные фокусы, и тыквенный пирог только за авторством Калвин он мог есть без приступа тошноты.

Всё это его не волновало. Фрэнсис был окружен умными людьми, талантливыми людьми, и каждый вкладывался в развитие компании по мере сил.

Но в своём королевстве правил безраздельно. Никто даже подумать не мог, чтобы оспорить его власть в умении защитить данные корпорации. Притчард и на работу-то сюда устроился только после болезненного укуса в задницу от полиции, иначе так и продолжал бы быть по другую сторону баррикад, продолжал терроризировать компании вроде Шариф Индастриз. Легализовался.

Теперь ему платили за взлом и поиск лазеек в корпоративных счетах. Не так много, как было во времена его черного хакерства, но на жизнь хватало. На свободную жизнь.

А жить Притчард любил. Ему много что нравилось. Черничные маффины. Еженедельная новая серия детективного сериала «В тихом округе». Ветер, бьющий в лицо, когда он проносился по автостраде. Запах новой кожаной куртки. Контраст грубой шерсти рыбацкого свитера и мягкой скользкой подкладки на брюках.

Поэтому променял авантюризм на стабильность. В конце концов, у Шарифа тоже хватало полулегальных затей, в которых Фрэнсис принимал участие без лишних вопросов.

* * *

Оглядываясь назад, Притчард был бы рад врезать самому себе, ухватить за шиворот и ткнуть носом в непримечательную DDos-атаку. Та случилась вскоре после отключения Дженсеном передатчика в трущобах и выглядела не очень серьёзно. Словно кто-то… Прощупывал их. Но Фрэнсис всё равно не любил, когда посягали на его собственность, а потому незадачливого недоброжелателя встретил осадный уровень обороны.

Если бы он получал кредит за каждый доклад Дэвиду о том, что их атаковали, то умер бы в нищете. Такие мелочи не заслуживали его внимания. Фрэнсису достаточно было осознания собственной непревзойденности.

Но то, что последовало потом, заставило его понервничать.

Мысль о дыре в его прекрасном трехметровом заборе с колючей проволокой, к которой был подведен ток, не давала Фрэнсису покоя. Переложив рутинные обязанности на парочку не совсем обделенных интеллектом подчиненных и не замечая их кислых мин, он вооружился энергетиком, вейпом и пачкой батончиков, до которой ещё не добрался Дженсен. Закутанный в корпоративные коды доступа как моднявая дамочка в синтетические экомеха, он двинулся выиискивать брешь в защите.

Фрэнсис никогда не подозревал, что Шариф увлекается мазохизмом. Иначе как было объяснить то, что директор компании сам себя ухватил за яйца и подставил хакеру хорошую такую дырку в своей собственной заднице для разработки. Объем потока данных воображение не поражал, но и настолько мелким, чтобы Притчард оставил его без внимания, не был.

Другая деталь тоже не обошла его стороной. Отправка первых пакетов данных примерно совпадала со временем, когда в компании произошла катастрофа. А именно, главой департамента физической безопасности стал Дженсен.

Фрэнсис не был удивлен, но раздражение от сознания собственной слепоты достигло пика, стоило только сопоставить факты. Почему-то львиная доля всех мелких неприятностей была связана с мистером «Я-слишком-крут-чтобы-смотреть-тебе-в-глаза». Его ябедничество на мотоцикл в офисе Притчарда, конечно, могло насмешить людей в курилке, но многочисленные «внутренние проверки безопасности» уже напоминали узкие туфли на важных переговорах: неприятно, заставляет переступать с ноги на ногу, но подать вид, что тебе дискомфортно, равносильно потере лица.

Тем ироничнее, что именно его теперь нужно было просить о помощи. Что-то подсказывало Притчарду: на прямой вопрос об алгоритме Дэвид не ответит так же прямо. Того и хуже, если заденет болезненное самолюбие бывшего хакера. А вот своему золотому мальчику, может, и не откажет. Особенно если этот мальчик не побрезгует КАСИ.

— Дженсен? Мне срочно нужно с тобой поговорить.

— Притчард, дай хоть в здание зайти, — устало прохрипел ему в ухо мужчина. — Мне и самому нужно с тобой увидеться, но босс потребовал немедленного отчёта.

— Это очень важно! — едва не прорычал Фрэнсис, рывком поднимаясь с места. Если поспешит, то успеет перехватить упрямца у лифта. — Можешь, конечно, пойти сразу к Шарифу, а можешь сначала выслушать меня и посмотреть, не изменит ли это что-нибудь.

— Ладно.

— Жду в твоём офисе.

Фрэнсис невольно отметил, что до первого нападения тут всё было словно отмеряно по линейке и с отвесом. Адам до первого нападения не позволил бы стоять нескольким кружкам, в которых уже (он брезгливо отпрянул) появилась плесень. Хакер и сам не страдал чистоплюйством, но настолько запустить себя… Впрочем, было совсем не время думать, насколько события полугодичной давности подкосили Дженсена. Притчард ограничился тем, что нажал кнопку на роботе-пылесосе. И принялся нервно покачиваться на месте, выглядывая Дженсена через полупрозрачные стены.

Адам зашел и принес с собой шлейф горьковатого запаха жженого пластика, взъерошенный и чумазый, словно только что вышел из коптящего пламени.

— Тебе лучше быть чертовски коротким, — и хриплость голоса тоже наличествовала, не оказалась помехой на инфолинке. Словно копоть у него и в горле осела.

— Неприятно это признавать, но мне нужна твоя помощь, — Фрэнсис проглотил вопрос «что с тобой?», вполне уместный в такой ситуации. Как он только на ногах стоял…

— Слушаю.

Адам покосился на пол, перешагнул через недовольно гудящий пылесос и схватил со стола не слишком чистую тряпку, чтобы вытереть лицо. Линзы на секунду приподнялись, и Фрэнсис увидел бледные овалы около глаз мужчины. Теперь он выглядел так, словно вышел из солярия и снял солнцезащитные очки.

— Тот сигнал, который ты отрубил в трущобах, был активен почти год, — Фрэнсис поморщился.

— Хочешь сказать, что кто-то извне имел доступ к сети компании ещё до первого нападения? Или сразу после? — пробурчал Адам, безуспешно стирая грязь с лица.

— Мне и раньше удавалось засекать вторжения и пресекать их, но тот, кто разработал этот алгоритм, чертовски одарен… Просто гений.

— Шариф уже в курсе? — грубовато пресек его Дженсен.

Притчард вдруг почувствовал себя увереннее. Адам и его прямолинейность не давали Фрэнсису снова отвлечься на мысли о хакере, который оказался лучше него.

— Видишь ли, какая штука. Я здесь семь лет проработал, а эту схему доступа увидел впервые. И тем интереснее, что за её созданием стоит Дэвид, которому позарез понадобилось иметь лазейку в фаерволе. Я не могу просто пойти и спросить его, зачем он саботировал мою работу.

— Короче, ты хочешь, чтобы я спросил босса, — устало констатировал Адам, бросив попытки стереть гарь с лица. Линзы снова скрыли его глаза, а по остальному было сложно читать его эмоции.

— Именно.

Он ожидал большего сопротивления, будем честны. Но Дженсен не стал развивать тему. Выдернул жалобно хрустнувший пластиковый стаканчик из держателя, налил воды из кулера и залпом выпил.

— Рука заедает. Наверное, взрыв повредил. Посмотришь?

Фрэнсис только кивнул. Отправлять Дженсена в ПРОТЕЗ — гиблое дело, тот на дух не переносил больницы. И он мог понять, почему.

Нагрузив всех вокруг работой, довольный Притчард направился к себе. По проблеме за раз, а там и до загадочного хакера недалеко…

Кабинет встретил его помигивающим монитором. Фрэнсис тут же открыл почту. Сообщение должно было быть важным, обычно ему напрямую могли написать только главы других отделов или особенно важные контакты.

Но письмо было не от кого-то известного Фрэнсису. Насторожившись, он включил все доступные на штатном компьютере способы отфильтровать угрозу, и кликнул прямо по слову «мельник» в адресе отправителя.

«ты мня выбесил, nucl3arsnake. сегодня все увидт, что я с тобой сделаю»

Ниже прилагалось видео. Фрэнсис ещё раз проверил, защищено ли соединение, и кликнул по иконке.

Буквально через десять секунд он отпрянул и резко вырубил экран. Но картинка продолжала стоять перед глазами, точно её выжгли на обратной стороне сетчатки. В отправленном Мельником видео его, ни больше ни меньше, грубо трахали сзади. Точнее, актера, лицо которого ублюдок мастерски заменил на лицо Притчарда и не забыл даже прическу поменять на отличительный хвост. Только чтобы за этот самый хвост его держать, натягивая так, что мужчина ломался в талии как вышколенная шлюха.

Оправившись от шока, Притчард поджал губы и снова включил экран. Тут же матернулся, уменьшая громкость. Дипфейкнутый «Фрэнсис» испытывал все способы получить наслаждение от однополого секса и недвусмысленно это выражал такими стонами, что настоящему Притчарду пришлось мысленно рявкнуть и болезненно ущипнуть себя.

Осознание того, что имел в виду Мельник под «все увидят», пришло быстрее, чем Фрэнсис хотел.

* * *

Дженсен хмуро молчал, пока Фрэнсис возился с затягиванием очередного крепления в локтевом суставе. Он так и не стёр грязь с лица, смотрел в потолок не закрытыми линзами глазами и думал о своем.

— Все, свободен, — махнул рукой Притчард, поднимаясь с пола. Адаму пришлось лечь на диван, а инфобезопаснику и по совместительству полевому хирургу для одного конкретного киборга — сесть перед ним, скрестив ноги. — Эм, Адам…

— Спасибо, — сухо обронил Дженсен, переходя в сидячее положение.

— Адам, — повторил Фрэнсис, и только после этого мужчина посмотрел на него. Быстро осознав ошибку, Дженсен опустил линзы.

— Та дыра, о которой ты просил спросить Шарифа… Забудь о ней. Она не представляет ничего важного для расследования.

— О, ну если так, то у меня гора с плеч упала, — с сарказмом отозвался Фрэнсис, пытаясь вытряхнуть из головы порно с его участием. Интересно, та темная фигура — это сам Мельник? А если… Нет. О, нет, это безумие.

— Надеюсь.

Если бы Фрэнсис знал, что час назад Адам прочел в переадресованных от Рэдфорда письмах, то непременно оценил бы иронию. Эта «не имеющая отношения к делу» дыра подарила им обоим в ужасном смысле шокирующие подарки.

— Эм… Фрэнсис, можешь объяснить…

— О, мать вашу, — раздражённо протянул Фрэнсис. — Если это то, о чем я думаю, то ни слова больше, Дженсен.

Иногда его просто бесили линзы Адама. Он умел владеть своим лицом, а потому понять, что эта ходячая кофеварка думает, было попросту невозможно.

— Никогда не слышал о словосочетании «корпоративная война»? В ней нет грязных приемов, только эффективные.

— Забавно. Шариф тоже сказал, что мы на войне, и усомнился в моей преданности, когда я пытался расспросить его про утечку данных.

— И я его отлично понимаю. Если ты скажешь ещё хоть слово про это… Про это видео, то я усомнюсь уже в твоей гетеросексуальности.

— Иди нахер, Притчард. А, прости. Ты уже там.

Примечания:

Музыка к драбблу:

«море» — ooes

«В комнате цветных пелерин» — Марія Чайковська

«Lydia» — Highly Suspect

Адам ближе узнает Прагу.

* * *

Адам сидит в кресле парикмахера, расслабившись и откинув голову, пока у его горла мелькает опасная бритва. Закрыв глаза линзами, он ни о чем не думает. Только сосредотачивается на мягких касаниях, когда его поворачивают то туда, то обратно, чтобы добраться до линии роста волос, чуть-чуть подровнять ровную бороду… Иногда даже специально дергается, лишь бы его снова тронули и поправили. Он впитывает их, как пересохшая пустыня впитывает капли столь редкого живительного ливня. Ему было плевать, бреет его мужчина или женщина, «млады» или пожилой мастер.

Но он никогда не шел к парикмахерам с кибернетическими руками. После Инцидента это было не так уж и сложно сделать. Редкого аугментированного увидишь на приличной работе. Парикмахеры исключением не стали.

На этот раз им занимается улыбчивая пани Адриана. Несмотря на то, что она была мастерицей своего дела, свои пшеничные волосы она небрежно собирала в очень простой высокий пучок и закалывала палочками на китайский манер.

После последних штрихов пани стирает остатки густой пены влажным полотенцем, словно случайно задевая его кончиками пальцев, поправляя упавшие на лоб прядки… Дженсен тает как мороженое на палящем солнце. Что ж, в проницательности ей не откажешь. Снова получит большие чаевые.

— Пан Дженсен, краситься будем?

— Краситься? — переспрашивает он, открывая глаза. Магия момента исчезла — девушка отступила и щелкнула бритвой, придирчиво рассматривая плоды трудов своих.

— У вас седые волосы появились.

Адам невольно трогает висок и всматривается в зеркало.

— Да, давай.

Адриана кивает и отходит, чтобы намешать что-то в пластиковой мисочке. Дженсен невольно засматривается. В той Праге, в которой каждый камень мостовой дышал старыми сказками, сверкающей рубиновыми крышами, она прекрасно бы выглядела ученицей алхимика, ищущего секрет вечной жизни…

Острый запах аммиака сбивает с мысли, еле слышно гудит в груди имплант обратного дыхания, и Дженсен отворачивается.

Девушка перебирает его волосы, наносит остро пахнущую краску на виски. Адам неразговорчивый клиент, и долгие минуты, пока кожу головы чуть пощипывает, он молча смотрит в окно. Потом Адриана смывает краску, неторопливо массирует его голову полотенцем, собирая лишнюю влагу, и ауг окончательно убеждается, что в следующий раз попросит её руки. Руки, которые помогают ему хоть ненадолго вспомнить человеческое тепло.

Потому что после Панхеи у него появились не только седые волосы. Арктическая пурга выбелила его виски, стерла последний намек на загар, он теперь карикатурно черно-белый в новом плаще.

И словно в сказке про Ледяную королеву, осколок магического зеркала смог пробить темные линзы и добраться до глаз, даруя необыкновенную ясность. Дженсен четко видит уродливый мир, в котором Иллюминаты (или Масоны, или Бильдербергский клуб, или как их еще называл Шариф) многоголовой гидрой похлеще китайских Триад наблюдают за всем происходящим и корректируют события в нужном им ключе. В котором вчерашних Прометеев закидывают камнями и устраивают бунты у их штаб-квартир, а его наследников загоняют в гетто.

Но почему-то тот же осколок не смог пронзить его наполовину человеческое сердце. И в этом мире Меган Рид «наверняка уже вычеркнула нас из своей жизни, Адам, и тебе стоило бы поскорее сделать то же самое». А он не делает.

И ходит по парикмахерским, затрудняя пани вроде Адрианы просьбами поправить его стрижку и бороду. Нарочито сложные, чтобы подольше засидеться в кресле и почувствовать теплые пальцы на что-то чувствующем лице.

* * *

По долгу службы ему приходится много путешествовать. Незаметно, слившись с толпой. Но Адам не может отказать себе в одном удовольствии, в своем тихом протесте.

Он никогда не садится на поезда для аугментированных.

Заботливая мать отворачивает от него ребенка, закрывая всем телом, и смотрит с подозрением. Группу пацанов от тыканья в него пальцем сдерживает только страх.

Адам не имеет намерения напугать, он всегда ожидает лишь полицейского на выходе из вагона. Послушно показывает ему документы, рассматривает ногти, которых нет, и скучающим тоном говорит про спешку, про надоевшую процедуру, про то, что раньше было лучше. Недостаточно, чтобы это было издевательством, но достаточно, чтобы вызвать у «полицьянта» кислую мину, ухмыляется и идет по своим делам.

В пригородных поездах дело обстоит лучше. Стоит лишь немного отъехать от Праги, и дышать становится легче. Пассажиры по большей части спят или уткнулись в смартфоны, и некому сверлить его взглядом, намекая, что тут слишком удобные для аугов кресла.

Адам выходит, щурится от яркого солнца и замирает.

Она стоит, недвижимая посреди торопящихся толп, обтекаемая волнами людей. Призрак, наваждение, Белая пани в черных перчатках, сулящих чью-то смерть.

Он ускоряет шаг, толкая зазевавшихся людей, но когда добирается до Меган, то лишь ужасно пугает девушку в новомодном белоснежном пиджаке диким взглядом, показавшимся из-за линз.

Она кричит что-то на чешском, и Дженсен отступает, не тратя время на извинения теряется в толпе. Заслышав полицейских, включает маскировочный имплант и исчезает со станции.

Наверное, самая его большая глупость за все время пребывания в Праге.

Рид здесь нет, она в Версалайфе, на пляже Рокассека. Понятия не имеет, что такое серфинг, и не смотрела на Золотые ворота. Заперлась в лаборатории и снова приносит себя в жертву человечеству.

В груди болезненно колет. Наверное, осколок из глаза наконец добрался до сердца, разнося с собой по венам арктический холод.

* * *

Адам не любит Прагу.

Сколько бы бетонных стен не было возведено, сколько бы фонарей и неоновых вывесок не пытались разогнать тьму в переулках, столица Чехии дышала древностью. Может, слишком много заклинаний было произнесено темными магами, и это не исчезло со временем. Может, могущественный алхимик случайно разлил зелье, которое впиталось в брусчатку и кровавыми прожилками расползлось по всем мостам.

Но что-то в этом городе снова и снова возвращало его в прошлое. И чаще всего во снах.

Меган в этих снах редко разговаривает. Она запускает пальцы в его волосы, позволяет взять себя на руки и укачать как ребёнка, закрыть своим телом от мира, который был слишком жесток к ним обоим.

В его снах нет доктора Рид, укравшей его ДНК, сотрудничавшей с Тиранами, работавшей на Иллюминатов, возможной создательницы Орхидеи, невольной убийцы и никогда — спасительницы миллиардов.

В его снах есть только Меган. Девушка, которую он заставлял обедать и укладывал спать, когда она засиживалась за работой. Женщина, которая никогда не выражала своего желания, но чутко откликалась на его. Учёная, которой пользовались как хотели все, кто имел хоть каплю амбициозности и никогда — совести.

В его снах он сжимает её так крепко, что ещё чуть-чуть — и хрустнут кости. Они блуждают в темноте и ищут: пальцами, вздымающейся грудью, соприкасающейся кожей — пока, наконец, не возвращают все до последней капли. Собирают чужую боль в ладони, поглощают, не боясь захлебнуться, встречаются уже забытыми взглядами.

«Ты все ещё любишь меня?»

Он прошептал её имя, очнувшись избитым и полумертвым в электромагнитном кресле на корабле, идущем в Райфлмэн-Бэнк.

«Разве я когда-нибудь тебе врал?»

«Я не забыла тебя…»

И он просыпается, стоит ей сказать эти слова.

* * *

Переговорщик просто обязан провоцировать, поощрять формирование этого синдрома любыми способами. Потому что если террористы и заложники будут нравиться друг другу, то тогда меньше шансов, что заложники сделают что-то глупое, что повлекло бы жесткие действия террористов. А террористам, в свою очередь, будет крайне трудно решиться на убийство заложников, к которым они испытывают симпатию. Способ сформировать стокгольмский синдром — заставлять террористов и заложников взаимодействовать друг с другом. ⁽¹⁾

Меган Рид никогда не хватило бы, нет не хитрости, наверное, умения манипулировать людьми, чтобы заставить Адама полюбить жертвенность. И при этом она подчиняла себе целые системы…

Дункан, оказавшийся не таким уж и плохим парнем после второй бутылки водки, поинтересовался, не намеревается ли Дженсен умереть бобылем.

Адам отмахнулся, что для секретных агентов вроде них просто неприлично умереть в своей постели, будучи окруженными любимыми и не очень родственниками.

Он не стал говорить Маккриди, что его настоящие родители погибли в пожаре. Что он так и не удосужился после воскрешения поговорить с выжившей из ума Мишель, в памяти которой он застыл, как муха в янтаре, трехлетним сопляком. Что он устал видеть страх в глазах Марджи страх, а потому дистанционировался, чему весьма поспособствовала Панхея. Что после смерти Катрин он даже оплакать её толком не мог, ведь в любую секунду Шариф мог бесцеремонно ворваться ему в голову и приказать сорваться туда, где солнце не вставало.

А поскольку он ничего из этого не сказал, то Дункан хлопнул по коленям и потащил его в бордель.

Адам сказал: он останется.

Дункан сказал: ему, наверное, и член заменили миксером. Оставил его наедине с третьей бутылкой водки и ушел.

* * *

Говорят, что хозяева похожи на питомцев. Вот так же и Адам. Каждый раз видя пару, выгуливающую собаку, он вспоминал о Кубрике.

Он продолжал ждать её. Подолгу оставался на вокзалах, вдыхая далеко не вкусный воздух, к которому ещё и сам добавлял горечь сигаретного дыма. Каждый раз, как требовалось уехать из Праги, предлагал свою кандидатуру. Словно можно было расстоянием порвать поводок, который теперь держал Миллер, и сорваться на еле уловимый цитрусовый запах духов Рид. Проехать, пролететь тысячи километров, чтобы просто снова…

Снова что? Спросить, не знала ли она, что её Орхидеей был убит Рукер? Узнать, не замешана ли она в очередном заговоре Иллюминатов? Тихо сказать, что он всё ещё не смог вычеркнуть её из своей жизни?

Адам и сам не знал, чего хочет от Меган. Им не светило счастливое «навсегда», домик на берегу моря, собака и двое карапузов. Возможно, мальчик, руки которого не будут синими от уколов. И девочка, не вынужденная забыть о куклах в угоду школьным олимпиадам и сдаче экзаменов экстерном.

Но если бы ему прямо сейчас сказали, что Меган в опасности, он бы снова пролетел половину света. Пролез через шахты и ядовитые испарения, свернул шеи десяткам и превратил взрывной волной «Тайфуна» сотни в отборный фарш. Лишь бы посмотреть на неё целую и невредимую. Лишь бы посмотреть… Развернуться и уйти.

Иначе он встанет у неё на пути.

1) Цитата из интервью директора исследовательских программ Центра предотвращения международных преступлений д. н. Адама Дольника (http://www.pravdabeslana.ru/dolnik.htm)

Вернуться к тексту

Примечания:

«Can You Hear The Music» — Оппенгеймер OST

«Поезда» — Женя Трофимов

«Самолёт» — Земфира

Сладко-горькая концовка, плавно перетекающая в оригинальный Деус.

2030.

* * *

Больницы слышали больше искренних молитв, чем церкви.

— Кто вы ей?

— Жених.

Адам нервно постукивает пальцами по столешнице, пока парень по другую сторону стойки проверяет его документы.

— Ее зовут Меган Рид, работала в комплексе Версалайф «Пляж Рокассека». Ей 35 лет, группа крови — вторая отрицательная. Поймите, я как только услышал…

Адам уже думает включить КАСИ или наплести ещё что-нибудь про близкую свадьбу, когда на него поднимают усталый взгляд.

— Ладно, ладно, спокойнее! Слушайте, тут много пострадавших после землетрясения, и ко всем посетители. Будете нервничать — вас не пустят к тяжелым пациентам. Она на третьем этаже в интенсивной терапии, палата 331. Спросите доктора Зао.

— Спасибо, — облегченно выдыхает Дженсен.

Следуя по указателям, он добирается до третьего этажа, глубоко вздыхает, пытаясь успокоить себя, и идет вдоль табличек. Больница гудит как растревоженный улей, где-то слышны плач, пиканье, шум включенного телевизора в холлах. Сильнейшее землетрясение этого века сбросило Лос-Анджелес в океан, разрушило большую часть Сан-Франциско, а то, что осталось от западного побережья, стало братской могилой.

Стоит постучаться в 331 палату, как ему открывает хмурый азиат в халате. Глаза скрывает визор, по которому пробегают синие строчки текста и цифр, от уха к нагрудному карману тянется провод, руки испещрены вязью микроимплантов.

— Доктор Зао?

— Алан Тайлер? Наденьте халат и заходите. Можете шуметь, ей все равно не помешает.

— Что значит… — Адам осекается, увидев женщину на койке.

Понятно, почему Зао был больше похож на инженера, чем на врача. За всей техникой, которая поддерживала Меган, её саму узнать было сложно. Русые волосы темными ручейками растеклись по подушке, бледное лицо закрыто кислородной маской, капельницы и хитроумные машины, поддерживающие жизнь, окружили её плотным кругом скорбящих родственников.

— Как она? — хрипло произносит Дженсен.

— Стабильно тяжело, — сухо отвечает Зао. — Если идти сверху вниз… Взрывная волна повредила слух, внутричерепное давление выше нормы, падение с высоты стало причиной внутренних повреждений…

Желудок Адама сжимает стальная рука, куда более неживая, чем его собственная. Он поднимается к горлу тошнотворным кульбитом, по телу разливается волна жара, подступает слабость. Дежавю накатывает без спроса. Дело TA-00514. Только не говори, что повреждены позвоночник, позвонки шейного отдела, повреждения костей…

— …свидетельствуют о сильном ударе или давлении…

…в области шеи обнаружены ссадины, трахея раздавлена (прямо в горло Меган вживлена трубка для дыхания)…

— …Она выживет, без сомнений. Но наверняка потребуется более серьезное вмешательство. — Зао морщится. — Правда, не представляю, как это получится с нынешними строгими ограничениями на аугментации. В общем, остается только ждать, пока она придет в сознание, чтобы дать согласие на установку медицинских… Улучшений.

— А если нет?

— Увы, мистер Тайлер, — врач пожимает плечами. — Всё не настолько плохо, чтобы решение о её терапии принимали ближайшие родственники.

Адам открывает рот, но осекается. Знает ли миссис Рид о том, что её дочь жива? Меган вполне могла и не говорить… И он мог её понять.

Из-за депрессивных синдромов Марджи (как уклончиво в его юности говорил отец, «мама приболела») Адам сам готовил себе завтрак, убирался, ходил в магазин и никогда не жаловался на то, что родители не приходили на его дебаты. Артур днями пропадал на работе и нередко брал смены в праздники и выходные, чтобы обеспечить их, а потому Адаму пришлось рано повзрослеть.

Тяжесть отцовских ладонях на плечах чувствовалась сквозь года. «Мы должны защищать маму, понимаешь? Ты не должен её расстраивать, у неё хрупкое здоровье», — твердил ему Артур, и, видимо, эти слова навсегда повлияли на отношение Адама к женщинам.

Притчард как-то съязвил, что у него неуместная рыцарская слабость к принцессам в беде. Даже если эти принцессы могущественнее его раз в сто. А толку отрицать? Он слишком часто слышал плач Марджи, хотя Артур и думал, что закрытая дверь спасёт психику и без того слишком много пережившего ребёнка.

И хотя терапия помогла, и мама даже смогла прийти на его выпускной, он не знакомил Меган с семьёй.

— К тому же, у неё написан отказ от медицинских аугментаций, — добивает его доктор.

У него больше нет ресурсов мультимиллионной корпорации или Интерпола, чтобы выставить у палаты охрану, поэтому Адам распихивает по карманам батончики кибер-про-энергии и проникает в комнаты службы безопасности. Он отказался от идеи попросить помощи у Веги, полагая, что за Рид круглосуточно наблюдает не только один конкретный параноидальный ауг.

Хотя не до конца понял, больше успокаивает или тревожит эта мысль.

Уже не скрываясь, он оставляет свои контакты ещё больше уставшему за час парнишке в приёмной, чтобы ему сообщили об изменениях в состоянии доктора Рид.

Только мысль, что ему ещё будут нужны силы, заставляет Дженсена покинуть здание больницы и направиться к дешевому отелю всего в паре блоков. Вряд ли у него получится уснуть, но даже дрёма на кровати, а не в неудобном узком кресле в приёмной, будет полезнее для организма.

Вопрос времени, когда Алекс не прикажет, но настоятельно попросит его вернуться в Калифорнию, откуда он сорвался первым рейсом после короткого ответа на запрос по выжившим в «Пляже Рокассека». Вполне возможно, чтобы не ударить в грязь лицом перед Янусом, прополощет ему мозги на тему сумасшедших оперативников, которые готовы рискнуть успехом операции из-за неподтвержденных слухов.

Но это будет потом. А пока что он стоит на перекрестке, ожидая зелёного света, и замечает тревожно сверкающие в безоблачном небе башенки протестантской церкви.

И сердце неверующего киборга вдруг остро сжимает от необходимости помолиться кому-то, кто его услышит.

* * *

Видели больше слёз, чем похороны.

— Только ненадолго! — строго произносит Зао. — И ей нельзя много разговаривать.

Адам всеми силами изображает законопослушность, потому врач сменяет строгость на милость и пропускает его в палату.

Меган обрили налысо, по черепу тянутся постоперационные стежки. Под глазами пролегли темные тени как от перелома носа, выступили скулы, и в тонкой больничной одежде она похожа на скелет.

Она всегда следила за собой. Внешнее соответствовало внутреннему, гениальная учёная уходила с обложки глянцевого журнала в сверкающие белым глянцем лаборатории. И всё сейчас — чертовски неестественно, как будто она одна из тех бедных женщин-дронов, поддерживающих работу Хирона.

Меган поворачивает голову, и монитор, регистрирующий её сердечный ритм, тревожно пищит.

— Адам?.. Это ты? — тихо хрипит женщина.

Он поднимает линзы.

— Привет, Мег.

Такие простые слова, а произнести их очень тяжело. В грудь словно напихали булыжников, и они застревают в глотке. Адам делает шаг вперёд, но не смеет подойти ближе, чем требуется для касания вытянутой рукой.

Глаза Рид вдруг блестят, но она слишком слаба, чтобы даже поднять руки и вытереть слёзы.

— Так странно, — улыбается она через слёзы. — Как мы всегда встречаемся…

— Мег? — осторожно произносит Дженсен.

— Всё хорошо, — выдыхает она, еле шевеля губами.

Адам не может больше стоять, как истукан. Он делает ещё шаг вперед, внимательно наблюдает за Рид. Медленно, готовый в любой момент отдёрнуться, поднимает руку и осторожно стирает сбежавшую по бледной щеке слезу. Кожа Меган похожа на пергамент, не по-человечески точное зрение ауга подмечает синие прожилки сосудов в гематомах.

— Ты один? — шепчет Меган.

— Да. Для всех я всё ещё в Европе, если честно.

— Как ты…

— Нашёл тебя? — после затянувшейся паузы осторожно предполагает Дженсен, и Рид чуть-чуть кивает. — Шариф сказал.

Лицо доктора искажает боль, и Адам не уверен, от упоминания Дэвида ли.

— Адам, я… Мне жаль… — больше нет голоса, есть только хрип расстроенных струн, шелест ветра в густых колосьях вереска.

— Тс-с, — он поглаживает её большим пальцем по скуле, наклоняя голову. Плевать, что ничего не чувствует… — Тебе нельзя много разговаривать.

Свободной рукой Адам берёт её за руку и чуть сжимает. Он не хочет слышать, за что ей может быть жаль. Не хочет, чтобы её последними словами могли быть признания в чем-то чудовищном, во что Рид оказалась втянута только из-за своего доверия к людям на уровне пятилетнего ребёнка.

Меган не сжимает пальцы в ответ.

* * *

— Я думала, ты был галлюцинацией. Наркоз заставляет очень странно воспринимать реальность.

По-хорошему, ему бы сейчас быть тут как пациент, а не как посетитель. Калифорния с трудом отпустила его в живых.

Спустя месяц Меган уже не лежала на больничной койке, а сидела в кресле-каталке и сжимала и разжимала небольшой эспандер, глядя в окно. А Адам обзавелся шрамом от арматуры в районе 11-го ребра, который сейчас отдавался тянущей болью при любом повороте туловища. Потому, сидя перед ней на стуле вполоборота, он старался сильно не шевелиться.

— Что произошло?

Адам задумчиво почесывает бороду.

— Взрывчатка в разломе Сан-Андреас. Рано делать предположения, кто её заложил.

— Я думаю, ты и сам догадываешься.

Меган морщится, почти до конца сгибая эспандер.

— Насколько проще было бы жить, если каждая непонятная ситуация объяснялась вмешательством Иллюминатов.

— Адам, что ты знаешь об исследованиях, которые проводились в «Пляже Рокассека»?

— Ты имеешь ввиду Орхидею?

— Да, — Меган ежится и поплотнее заворачивается в плед. — Незадолго до землетрясения с самого верха, я думаю, по приказу самого Пейджа нам сказали подготовить проект к перемещению в другой комплекс. Это было похоже на эвакуацию… По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.

— В какой комплекс?

— Не знаю.

— Меган, не пойми меня неправильно, но почему ты мне это рассказываешь?

— Почему нет?

— Почему нет? — рассеянно переспрашивает Адам. — Ты всегда была на стороне работодателя, будь то Шариф, Дэрроу или, как сейчас, Пейдж. Чёрт, каждый раз, как ты рассказывала мне о своих разработках… В первый раз я за это получил пулю в лоб. Во второй — чуть не умер в Арктике.

Журчание тёмной воды в фоновом гуле многочисленных машин. Под ним — мили, над ним — гаснущее солнце… Дженсен стряхнул невольно накатившие воспоминания.

— Тебе не о чем беспокоиться. Теперь поплатилась я.

Что-то в её голосе заставляет ауга захотеть опустить линзы.

— Меган?

— Тебе ещё не сказали? — она поднимает взгляд, в которым причудливым образом смешивается страх и отчаянное веселье. — Я больше не смогу ходить. Конечно, если не заменю ноги на протезы, но…

Что-то внутри Адама надламывается одновременно с долгой недвусмысленной паузой. Он мельком смотрит на собственные ноги.

Несправедливо.

— Почему?

— Потому что я слишком хорошо понимаю, чем это обернется, Адам. И всё это… Я больше не верю в то, что мои разработки нужны этому миру. Ни Дэрроу, ни Пейдж… Поверить не могу в то, что я была слепа столько времени.

Меган сверкает глазами, но этот блеск не от слёз, это блеск ярости.

— Столько людей пострадало, и ради чего?! Моим открытием, моим Розеттским камнем просто разбивали головы. Я… Я больше не могу. Сколько таких примеров знает история? Калашников создавал свой автомат, чтобы его страна могла защитить себя, но понял, что стал убийцей.

— Ты можешь использовать меня, — сам не веря, что говорит, произносит Адам.

— Это неправильно.

— Ещё неправильнее — позволить тебе провести остаток жизни в инвалидной коляске.

— Откуда в тебе это, Адам? Стремление спасти если не мир, то хотя бы то, что разваливается вокруг тебя… И не спасаться самому.

Рид стирает слёзы тыльной стороной ладони.

— Я не хочу в конце концов увидеть, как миллиарды страдают от биологического оружия, в которое превратят Орхидею. Её разработка ещё не закончена, и даже если меня пригласят обратно… Не хочу в конце жизни сказать себе, как Оппенгеймер, что стала Смертью.

— Что тогда? Просто забудешь? — без сарказма спрашивает Адам. — Ты живешь своими исследованиями, Мег. Не отрицай.

— Может, пришла пора просто жить, — тихо отвечает Рид. — Пока ещё не наступил конец света.

* * *

А аэропорты видели больше искренних поцелуев, чем свадьбы.

— Ты не против, если я схожу покурить?

— Не думал бросить? — Меган отрывается от планшета, чтобы взглянуть на него с еле заметной улыбкой.

— Старого пса не научить новым трюкам.

Улыбка становится шире. Она ждала, что он ответит именно так, и он знает.

Он оставляет Рид в зале ожидания и по указателям направляется к курилке. Той оказывается не слишком большая комната с панорамным видом на аэродром.

Механическими бездумными движениями Адам поджигает сигарету подарком Шарифа, зажигалкой, которой пользовался так часто во время собственной реабилитации. И пока раскуривает, наблюдает за взлетающими самолетами.

Меган возвращалась в Париж. Её ждали в Сорбонне на пока что временную должность лектора по неврологии. Конечно, временная быстро станет постоянной.

А он… Что ж, он всегда следовал за Меган. Метался по миру от Детройта до Шанхая, задыхался в Праге и бросался в совсем не метафоричное землетрясение в Калифорнии, чтобы найти ответы на важные для неё вопросы.

Оставался лишь один, и ответ на него находился в Париже.

Смогут ли они просто жить дальше? Больше не связанные обязательствами перед сильными мира сего, не разорванные взаимной виной, наконец-то не стоящие по разные стороны баррикад, потому что не было и поля битвы. Войны, на которой оба потеряли человеческий облик.

Они не могли выиграть. Оставалось лишь просить пощады.

Примечания:

ВРЕМЯ ХЕДКАНОНОВ.

Боб Пейдж избавился от "Пляжа Рокассека", забрал оттуда разработки Орхидеи и позже превратил её в Серую Смерть. Естественно, взрывчатка в разломе Сан-Андреаса — его идея. Это даже не хедканон, это 99% канон, но для меня это связующая ниточка между частями Деуса.

Почему не забрал Меган? Ну, она и её мечты о будущем, где каждый ауг живёт без синдрома Дэрроу, не сильно согласуются с желанием сексуального злого иллюмината править миром. И она никогда не подписалась бы на создание биологического оружия.

Почему взрывать все побережье, а не только комплекс? Такая катастрофа могла стать хорошей почвой для переворота в организации и превращение остатков Иллюминатов, которые не отмылись от обвинений в таком терроризме, в Маджестик 12.

Примечания:

AU, в котором Инцидент прошёл куда менее безболезненно, чем в игре. Всё мирно и хорошо, работяги Шариф Индастриз продолжают покорять мир после нахождения Меган. В частности, ходят на важные приемы и пытаются не выглядеть по уши закопавшимися в свои области сумрачными гениями.

(у автора нет сил на серьезные тексты, а еще она налетела на Deus Ex Universe и влюбилась в ранние концепты персонажей)

Адама пытаются одеть для торжественного приёма.

* * *

— Ну?

Адам вдруг осознает, что нервничает больше, чем стоило бы.

Хотя… Судя по задумчивому взгляду Меган — нет, он вовсе не переоценивает, сколько нервных клеток сегодня будет потрачено.

— Попробуй это.

Фрэнсис протягивает ему жемчужно-серебряную рубашку с разрезными рукавами-буфами, на которую Дженсен смотрит с неприязнью. Был бы у рубашки разум — она бы уже надулась, ощерилась объемными буфами, точно уличный кот, встретивший соперника.

— Я в ней буду как шкаф.

— Лучше, чем байкер, как сейчас, — припечатывает Фрэнсис. Рид вдруг тонко улыбается на едкую оценку Притчарда. В блестящем имитацией кожи жилете с геометрическим принтом поверх белой рубашки с закатанными рукавами киборг и вправду похож на отдаленного родственника безбашенного хайвейменовца Детройта.

Адам резко задергивает штору, вымещая на ни в чем не повинном куске ткани раздражение.

* * *

В один не предвещающий беды Меган пришла к нему домой, когда он уже вознамерился обниматься только с бутылкой Гленливет. Виски развязал ему язык, а Рид — завязки на штанах. Искупление было многословным, долгим и чертовски приятным. Они оба пережили слишком много, место благородного копа занял много курящий хмурый киборг, и в постель он заваливал не наивную аспирантку, а гениальную ученую, пережившую знакомство с сильными мира сего.

Может, поэтому, лежа в развороченной постели с сигаретой в зубах, Адам не испытывал обычной хмурости. Он не думал ни о чем ни о ком, кроме женщины, которую только что заставлял стонать, умолять простить, принять и довести до полыхающего алыми огнями края. Разбитая в ледяные осколки ложь расцарапала ему спину, но правда — обнаженная, беззащитная правда, — смотрела на него широко распахнутыми глазами и обвивала всё такими же мягкими горячими, как и год назад, руками.

И даже тогда всё начиналось невинно — Дэвид с высоты пентхауса, что в компании приравнивалось к гласу Иерихонских труб, возвестил о невероятно важной встрече в Вене. На фоне имен приглашенных меркло даже обещание властей нейтральной территории обеспечить безопасность. Если Шариф Индастриз и Версалайф могли худо-бедно потерпеть друг друга несколько дней, то присутствие Тай-Юн Медикал обещало Адаму непрестанную головную боль.

Отчасти из-за этого он сначала решил плюнуть на дресс-код, заявиться во всем металлическом блеске диверсантского обмундирования и хмурой тенью следовать за боссом, отказываясь от услужливо поднесенного шампанского. Но Меган и Фрэнсис, пока он подкармливал свою паранойю, создали за его спиной альянс модного приговора.

Потому в ещё один вечер Меган оставила его без одежды, а потом подвергла её строгому суду. Дженсен сначала усмехался на её критику. Потом начал отстаивать честь брюк карго, оставшихся милым напоминанием от службы в спецназе. И в конце концов всерьёз забеспокоился, что Рид попросту выбросит его не такой уж и внушительный гардероб, чтобы не оставить ему выбора.

Её не устроили облегающие черные водолазки, которых у Адама было штуки четыре. На рубашки был брошен почти сочувствующий взгляд. Трепетно любимый тренчкот она милостиво разрешила накинуть сверху «нормального» костюма. Только этот костюм еще предстояло купить…

* * *

— Слишком много усилий, чтобы добраться до бесплатного бара, — ворчит Дженсен, поправляя манжеты рубашки. Он чувствует себя напыщенным выпендрежником, не хватает только бейсбольного мяча в протезированной руке — точно бы был похож на Шарифа.

Если бы не примерно всё сегодня, он был бы доволен. Меган всеми силами стремилась показать, как хочет вернуться к нормальной жизни. А потому они могли бы прогуляться под ручку по огромному торговому центру, напоминающему город в городе, зайти в ресторан и заказать что-нибудь смехотворно дорогое, выпить по бокалу вина, он мог бы держать её за руку и рассказывать анекдоты, потому что поводов смеяться у него было так мало в последнее время…

— Ты явно не понимаешь, в чем истинная цель этой встречи, — бросает Рид из удобного кресла, где засела с каталогом и бокалом шампанского.

— Просвети.

— Нужно показать, что Инцидент не повлиял на нашу работу. Что мы не собираемся сдаться на милость активистам, — внезапно вступает в диалог Притчард, старательно шуршащий вешалками с костюмами. — Что ты на меня так смотришь? Ты хоть понимаешь, какое цунами говна поднялось после Панхеи? Хорошо, что удалось избежать гекатомб жертв. Иначе мы бы точно не отмылись. И если ты придёшь как на войну, Дженсен, то не поспособствуешь общему делу.

— Сам-то в чем пойдешь? — бросает Адам, чтобы хоть как-то перевести тему.

— А я там зачем? — удивляется хакер, от чего Дженсен давится возмущением.

— Нет, — вдруг произносит Меган, и оба мужчины смотрят на неё с непониманием. — Нет, Фрэнсис, тут нужна чёрная. И белый галстук.

Под оценивающими взглядами коллег Адам чувствует себя не то не в своей тарелке — не на том столе.

— Почему?

— Потому что я иду в белом.

Сначала Адам робко радуется, а потом здравый смысл опускает тяжелый молот на многострадальную голову. Если бы линзы были опущены, он бы возвел глаза к потолку.

* * *

У Адама мелькает мысль, как проходили сборы Дэвида. Хотя думать такое про босса даже как-то... Неправильно. Уж ему-то совсем не в новинку торговать лицом на встречах вроде этой. И он очень естественно смотрится в черном жилете с золотой вышивкой, цепочкой и прочими аксессуарами, которые стоили больше всех аугментаций Адама вместе взятых. Если сейчас стоило выставлять напоказ все признаки благополучия, то Шариф пошёл во все тяжкие, обрядив даже свое живое изобретение в дорогие одежды.

Беспощадная команда из двух самых блестящих умов Шариф Индастриз сошлась на достаточно минималистичном костюме для него. О стрелки на черных брюках можно порезаться, черная же рубашка еле заметно поблескивает серебряными нитями, которые в игре света показывают узор многоугольников. Только белый галстук выделяется ярким пятном, затягиваясь вокруг шеи начальника отдела физической безопасности совсем не безопасной удавкой.

Но при одном взгляде на Меган Адаму становится глубоко плевать, что на подбор одежды они убили целый день. Фрэнсис просветил его о тянущейся аж из 20-го века традиции параллелизма галстука мужчины и платья его спутницы. Рид наверняка знала о ней. И сама позаботилась о том, чтобы все видели, с кем он.

Свой любимый жакет она сменила на белоснежное платье в пол с множеством слоев из органзы, переливающееся жемчугом. Обычную заколку сменило что-то ещё более хитрое, ажурное серебряное украшение удерживало волосы, открывая тонкую шею и оставляя лишь одну прядку обрамлять худое лицо.

И, может, ему только кажется, но в цитрусе её духов теперь еле заметно звенит прозрачная ледяная нота. Такая же холодная, как и глубина её взгляда, которую не скрыть за точно отмеренной улыбкой.

Адам представляет, как Фрэнсис в футболке с надписью "Не читай предложение снизу", где снизу было мелким шрифтом приписано "маленький бунтарь, ты мне нравишься" и растянутых штанах сидит дома, закидывает ноги на стол и наблюдает через камеры видеонаблюдения за великолепным залом, где проходит встреча представителей крупнейших корпораций. Зная, что Адам боится вздохнуть лишний раз, чтобы аугментации не разорвали рубашку выступающими краями, усмехается.

Представляет, тяжело вздыхает и смиряется.