Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Открыв глаза, я в некотором оцепенении уставилась на занавес перед собой. Над моей кроватью в той новой комнате, куда я переехала, когда стала певицей, такой занавески не было. Ах, да, точно! Эрик и наша прогулка и пикник, которого не последовало, потому что я заснула. Ой, точно! Он мне еще колыбельную спел, прямо как скво у нас дома. А может, мне и не нужна скво? Эрик говорил что-то про пикник… Если он умеет готовить и если меня любит, то я могу вместо скво забрать его. Тогда мне не надо будет сидеть дома у костра и готовить тоже будет он.
— Тише. Не бойтесь, Жозефина. Это я, Жерар Карье, — раздался со стороны входа голос того человека, которого Филипп подозревал во всех тех убийствах и пропажах. Ой-ой-ой, легко сказать «не бойтесь», когда у меня на сценическом костюме не было кармана, а значит — хотя бы плохонького ножа. А драться я, конечно, хорошо могу, но этот Карье крупный и если, вдобавок, вооружен… Ой-ой-ой-ой-ой…
— Жозефина, у меня нет времени все вам объяснять. Вам нужно немедленно бежать отсюда. Вы даже не представляете, насколько опасен человек, с которым вы все-таки подружились, несмотря на все мои предупреждения.
— Бежать? Зачем мне бежать? — принялась тянуть время я в надежде, что Эрик скоро вернется. Чем он вообще думал, когда оставил меня тут одну, а в его убежище, оказывается, каждый посторонний может попасть.
— Я же говорю — это все очень долго объяснять. Вы должны оказаться в безопасности как можно скорей, пока не произошло ничего непоправимого.
— Непоправимого? — старательно продолжила я делать вид, что вместе с теми звуками, что я издавала в оперном зале несколько часов назад, из моей головы улетучился мозг.
— Жозефина, я прошу вас. Если вы хоть немного дорожите чувствами Эрика и если вам небезразлична его судьба — уходите наверх! Я выведу вас безопасной дорогой и…
— Чувствами Эрика?
— Он любит вас, — театрально всплеснул руками Карье. — Любит и даже не понимает, что погубит обоих этой любовью.
— Да объясните же вы толком, месье, что имеете в виду! — я не хуже его всплеснула руками. Уроки Эрика не прошли даром — при желании я теперь вполне могла походить на типичную европейскую скво.
— Хорошо, Жозефина. Я расскажу вам. Но вы должны дать мне клятву, что все останется между нами.
— Обещаю, — с готовностью произнесла я. Уже зная, что не собираюсь выполнять это обещание и какой бы мне лапши не навешал на уши Карье — не поверю ни одному слову и обязательно все расскажу Эрику. И Филиппу, если Эрик разрешит.
Карье завел рассказ про Белладову. Ту самую девушку, которая якобы стала первой жертвы Призрака Оперы. Правда, по его версии, она умерла то ли от чахотки, то ли просто от лихорадки. И, конечно, Белладова его любила. При этом внятно объяснить, почему из всех людей балерина выбрала именно работника сцены, да еще и женатого, к тому же (хотя об этом она не знала), он объяснить не мог. То ли европейские скво все поголовно глупы, то ли Карье о чем-то умолчал. По его версии выходило, что он полюбил Белладову, она вскоре стала ведущим сопрано оперы, а потом забеременела. И рассказала об этом Жерару, который тут же пошел на попятный и замуж ее брать не захотел. Тогда Белладова решила избавиться от ребенка и пошла к цыганам за каким-то снадобьем. Срок был уже слишком большой и поэтому Эрик выжил. Правда, родился с таким жутким лицом. Карье привел ее в подвалы Оперы, потому что больше некуда было. И тут они с Эриком прожили три года до тех пор, пока Белладова не умерла.
Карье называл Эрика гением, своим лучшим другом и сказал мне, что именно Эрик фактически управлял этим театром. А еще — он сказал, что если я увижу лицо Эрика, то приду в ужас. Про то, что я его уже видела, я говорить не стала. И ничего не жуткое. Ну, то есть жуткое, но что его теперь за это — убить? С ним дружить можно, он хороший и я, наверное, его люблю. Вот только почему Карье так хочет, чтобы я ушла сейчас?
— Жозефина, когда вы увидите его лицо, вы оттолкнете его от себя. Он просто не переживет этого!
Ага, а если я сейчас сбегу без всяких объяснений, то переживет, так, что ли?
Я отказалась уходить с Жераром. Наплела что-то в духе восторженных европейских скво, мол, человека надо принимать со всеми достоинствами и недостатками и так далее. Хотя какой это жуткое лицо недостаток, по сути? Если бы Эрик действительно людей убивал, причем не несчастный случай или самозащита, а ради удовольствия, то это был бы недостаток всем недостаткам недостаток, или если бы он насиловал скво на улицах, а так… ну жуткий, ну и что теперь с этого?
В расстроенных чувствах мужчина покинул подвалы. Не знаю, почему он не попытался утащить меня силой. То ли ножа боялся, то ли подсознательно надеялся, что я все-таки испугаюсь Эрика, увидев его лицо. Но Жерар ушел. А я принялась осматриваться по сторонам. Нашла несколько портретов мамы Эрика, которые висели на стенах. Удивительно… Я свою маму не помню — она умерла, когда мне было пять. А потом я попала к индейцам. А Эрик свою маму помнил… Наверное, она его сильно любила. И он ее.
Рядом с моей кроватью лежало красивое белое платье. Как у невесты, что ли… Но все-таки не такое, как у невесты. Если платье рядом с кроватью и в прошлый раз, когда я засыпала, его тут не было, то значит, что Эрик принес его для меня? Это хорошо, а то костюм Маргариты все-таки тесный, а воздух в пещерах, как и полагается пещерному, был довольно спертым. Как он здесь живет без свежего воздуха, это ведь ужас какой-то! Одно дело — от дождя спрятаться, а совсем другое — вот так вот…
Уже зашнуровывая белое платье я поняла, что допустила ошибку. Оно было еще тесней, чем костюм. Я уже хотела было переодеться обратно, но в этот момент до меня донеслись звуки флейты. Кажется, Эрик вернулся. Мне надо было с ним поговорить, да и он, кажется, что-то хотел сказать мне, поэтому надо идти… О платье я вспомнила только когда дверь в «мою» комнату закрылась за моей спиной. Ладно, переживу…
* * *
Просто пригласить на пикник и признаться в подходящей романтической обстановке. Что может быть проще? Эрик отдавал себе отчет в том, что Жозефина может не любить его сейчас, но ведь может хотя бы попытаться полюбить со временем? Возможно, если бы у него не было такого страшного лица, она бы уже его любила… Хотя у Филиппа красивое лицо, очень красивое, но Жозефина воспринимает его исключительно как друга. В их случае все зависело не от лица, а от чего-то еще. В последнее время он старался быть самой галантностью. Поддерживал девушку, делал ей приятные сюрпризы, разговаривал на все темы, на которые ей только хотелось… Разве не заслужил он ее любви? Разве не он достоин ее больше, чем все эти Хосе, Чоси, Филиппы и прочие друзья-приятели?
И тем не менее он нервничал. Попытка успокоиться с помощью игры на флейте успехом не увенчалась — пальцы лихорадочно дрожали, а воздуха в легких постоянно не хватало. Эрику казалось, что еще немного — и он упадет без чувств от волнения и страха.
— Доброе утро, Жозефина, — он спиной почувствовал движение воздуха. Протянул руку, взял маску и надел ее на то место, где у других людей было лицо. Конечно, девочка уже видела его тогда, когда лечила, но все-таки в маске Эрику было привычней и спокойней. — Как тебе спалось?
— Эм… Спасибо, хорошо.
— Нравится платье? О да, вижу, оно село как раз по фигуре… — То ли он заразился от Жози желанием говорить, то ли все было в страхе сковывавшем душу и странной дрожи в руках, но сейчас он не мог заставить себя прекратить тараторить. — Как видишь, я тоже переоделся к завтраку. Полагаю, что теперь мы можем устроить пикник. Тебе нравится лес? Конечно же, нравится, не зря же ты столько рассказывала мне про свою родную прерию. Как думаешь, стоит надеть шляпу? Или что-то более официальное?
Жози стояла, как вкопанная и смотрела на него с интересом. Ее глазенки блестели от какого-то странного предвкушения и этот взгляд заставлял Эрика распаляться еще больше.
— Да, пожалуй, оставлю шляпу. О, и тросточку. А это — для пикника, — пресловутой тросточкой он постучал по корзинке, в которой был сложен завтрак и покрывало. Подхватив корзинку, он согнул руку в локте, предлагая Жози взяться за нее.
— Эрик, а раньше ты устраивал пикники в лесу? — неожиданно тихо спросила Жози, почему-то странно улыбаясь.
Он мотнул головой. И, решив вернуть себе привычное приподнятое расположение духа, принялся также, как и Жози до этого, много говорить. Показывал ей чучела животных — фазанов, оленей и белок. Это заставило Жози нахмуриться.
— Убивать ради того, чтобы развлечься — как это по-европейски, — зло прошипела она, закусывая нижнюю губу. В глазах девушки заплескалась ненависть.
— Я не убивал, — поспешил заверить Эрик. — Я просто нашел шкуры и решил, что чем оставлять их пылиться, лучше сделать что-то красивое… Почему тебе не нравится?
— Мне… Нравится то, что ты проделал такой труд. Создал этот лес — наверное, это было тяжело. Но… Наверное, это стоит назвать особенностью воспитания — индейцы не одобряют браконьерство во всех его формах. Убийство ради пропитания — да. Ради шкур, чтобы построить теплый вигвам и сделать теплую одежду себе, скво и детям — да. Ради самозащиты, чтобы спасти себя или своих близких от хищника, с которым произошло случайное столкновение в прериях — да, и еще раз да. Но это… — Жози присела на корточки рядом с чучелом оленя и провела ладонью по мягкой шерсти. После чего что-то проговорила на незнакомом языке. Судя по тому, каким серьезным был в этот момент ее взгляд — она говорила мертвому животному что-то важное. — Когда люди убивают животных ради развлечения — прерия пустеет. Исчезают растения, пересыхают реки, дует жестокий сухой ветер, который мешает дышать. Люди болеют и умирают… Индейцы, в отличие от белых, знают и чтят эти законы. Никогда не поднимают руку на животное только потому, что могут это сделать. Никогда не берут больше шкур и не делают больше украшений, чем нужно. Наверное, поэтому я никогда не смогу полюбить Европу по-настоящему. Эрик… А ты бы согласился поехать со мной ко мне на родину, в прерию? Там, конечно, все не так, как здесь. И там нет подвала, где можно спрятаться от других людей, но…
— Предполагаю, что можно устроить пикник здесь, — перебил ее Эрик. Они как раз подошли к одной поляне, где не было чучел животных — Эрик просто не успел еще придать этому месту толику жизни. И сейчас, кажется, это пошло на пользу, потому что здесь, вдали от чучел мертвых животных, Жозефина снова стала самой собой.
— Хорошо, — вопреки опасениям, девчонка не стала с ним спорить. Дождалась, пока Эрик расстелит на земле покрывало и расставит угощение. — Так ты не ответил на мой вопрос. Ты бы согласился поехать со мной в прерию? Сидеть у костра, готовить еду, терпеть мой характер и увлечения и… и все остальное, — девчонка чуть улыбнулась и пытливо, совершенно по-детски принялась смотреть на него глаза в глаза.
— Я… Да. Почему ты улыбаешься?
— Все просто. Ты надеваешь другие вещи не такие, как обычно — раз. Ты ведешь себя так, как раньше со мной не вел и делаешь вещи, которые раньше не делал. А еще — ты согласен поехать со мной в прерию. Это значит, что ты меня любишь! Мне Филипп так сказал.
«Я убью Филиппа, как только выберемся из подвалов!»
— Я… — Эрик замер. Что он мог сказать? Признаться он и сам хотел, но все-таки, когда это происходит таким образом, это сильно… Сбивало с толку. Если будет сейчас все отрицать, то Жози не поверит и будет считать обманщиком. Или поверит и это будет еще хуже.
— Я люблю тебя. И я надеюсь, что ты тоже сможешь меня полюбить.
— Закрой глаза, — на лице девушки появилась лукавая улыбка. Эрик доверял ей, поэтому и выполнил требование, как она и хотела. Чья-то рука дернула завязки маски, что заставило Эрика содрогнуться всем телом и открыть глаза. Открыть в тот самый момент, когда побледневшая Жози отшатнулась от него и рухнула без чувств на землю.
То, что вырвалось из его горла, и плачем-то назвать нельзя. Животный вой. Звериный. Полный отчаяния, боли и тоски.
— Почему?! — прокричал он, хватая маску и убегая обратно к своему дому.
Почему?! Зачем она ему внушила какую-то безумную, отчаянную надежду, обращаясь с ним, как с обычным человеком?! Зачем это все было, для чего… К чему…
С отчаянием, злостью и каким-то внутренним злорадством он громил свое убежище. Пусть вокруг будет такой же раздрай, как тот, что творится у него на душе! Пусть ни следа не останется от уюта, который он создавал в последние несколько дней для нее в этом мрачном подземном логове! Пусть лживый ангел, внушивший надежду, смотрит и ужасается!!!
— Эрик! — раздался за спиной крик. Он даже не понял, кто именно его звал. Слишком был занят тем, что пытался свалить в озеро одну из статуй. Но та была слишком крепкой и, похоже, за годы нахождения тут пустила корни, поскольку не поддавалась кулакам Эрика. Он молотил по камню снова и снова, разбивая руки в кровь, уже ничего не чувствуя, не слыша, не понимая и не пытаясь осознать.
А потом кончается воздух. И перед глазами начинают плыть разноцветные пятна. И только открыв их он понимает, что сидит, привалившись боком к статуе, а Жозефина, опустившись на колени, крепко прижалась своими губами к его. А маски на лице все еще нет. А она, хоть и выглядит все еще бледной, но явно не боится его.
— Жози… — тихо шепчет он, приходя в себя и осматриваясь.
Что-то больно дергает за ухо и волосы.
— А если еще раз дашь мне такое тугое платье, что мне станет плохо и я упаду — я тебя самого в корсет засуну и не выпущу, пока не подохнешь, дрянной вшивый койот!!!
После чего девчонка вскакивает и прежде, чем Эрик успевает ее остановить, уносится в сторону дома. Хлопает дверью своей комнаты — это Эрик отчетливо слышит. И, с трудом поднявшись, медленно бредет в сторону дома сам, по пути забирая с лесной поляны корзину с нетронутой снедью. Все-таки надо будет ее покормить, а то что он — зря старался, что ли?
Его оттаскали за ухо, накричали, а он почему-то улыбается. И лицо горит. И до сих пор чувствуется на губах какой-то карамельный привкус, а в носу стоит запах ее кожи и волос. Только сейчас он понял, что от Жозефины пахнет лесом. Настоящим лесом. Наверное, прерией.
* * *
Привычно подперев дверь стулом, я выдохнула и сползла на пол. Щеки горели, корсет по-прежнему сжимал грудь так, что не вздохнуть. Ну Эрик, ну погоди! Ой, жопа койота, я ведь его поцеловала и вроде бы как даже без спроса… нет, я и хотела его поцеловать, когда он мне признался, ведь когда признаются в любви, надо целоваться, но когда сняла маску вдруг стало темно и потом я открыла глаза, а Эрика уже рядом не было. Я, конечно, побежала его искать, потому что услышала крики, а потом поняла, что он решил, что я упала из-за него. Нет, я и так упала из-за него, но из-за того, что он платье такое тесное дал, а не из-за его лица.
Избавившись от корсета, я перевела дыхание и с ненавистью посмотрела на сценический костюм, который до сих пор лежал рядом с кроватью на стуле. Какой ужас! Нет, я это тоже не надену, оно тесное. Не такое тесное, конечно, как платье, но все равно дышать в нем будет тяжело.
Только сейчас я заметила, что в комнате есть платяной шкаф. Не голой мне ходить, в самом деле! Нет, можно завернуться в одеяло, но это будет тоже неудобно, так что одеяло это крайний случай, если и в шкафу не будет платьев.
Платья были. Голубое, зеленое и то, которое я надевала, когда пела в Бистро.
— Жози! — в дверь раздался тихий стук. И Эрик говорил тоже очень тихо, а не кричал теперь. Это хорошо.
— Не входи, я переодеваюсь, — крикнула я. Стул Эрика не остановит — он сильней тети Карлотты, но думаю, что не зайдет, если я попросила.
— Можешь взять все, что найдешь в шкафу, я их сделал для тебя, — тихо раздалось из-за двери.
— Я уже догадалась. Сам ты платья не носишь, — ответила я и сняла голубое. Тугое! Со вторым платьем, светло-зеленым, точно та же история! Но уж костюм, в котором я пела в бистро, должен был сесть нормально и…
— Жопа койота! — рявкнула я, когда и привычный наряд произвел впечатление тисков. После чего снова убрала все в шкаф. — Эрик, а ты не знаешь, что я еще расту? Теперь будешь знать. Все платья маленькие и жмут. Давай свою рубашку! И штаны!
Из-за двери раздался кашель, как будто кто-то чем-то поперхнулся. Он там что, ест втихаря?! А у меня так и не было завтрака из-за него, между прочим!!! А ела я последний раз за два часа до выступления. Я могу, как и другие индейцы, прожить без пищи много дней, но все-таки хочется уже поесть…
Уже пятнадцать минут спустя я сидела в гостиной напротив Эрика и с апетитом ела жареные куриные ножки.
— Готовить будешь ты, потому что я так не приготовлю. Я вообще никак не готовлю — все пригорает, а учиться не хочу, потому что если буду учиться готовить, то не смогу учиться бросать лассо и стрелять из пистолета, и кричать ягуаром и… Чего ты так смотришь?
— Там, в лесу, когда мы говорили…
— Если бы ты подумал о том, что я еще расту и не дал бы мне такое тесное платье, то я бы тебя просто поцеловала и не надо было бы все тут крушить, — огрызнулась я, краснея. Взгляд упал на руки Эрика. Костяшки пальцев были содраны. — Ну вот, еще и поцарапался. С тобой возни больше, чем с маленькими скво! Сиди смирно, я сейчас промою и перевяжу. Где тут у тебя бинты, горячая вода и… Спирт есть? Еще может подойти…
Он улыбнулся мне, глядя чуть исподлобья. Маска снова была на месте, так что о выражении лица я могла догадаться только по глазам и губам.
— Ты меня… Еще поцелуешь?
Я покраснела. Этого-то я и боялась. Что один раз его поцелую, а потом придется это делать постоянно. Нет, я не боялась, ведь бояться надо только того, что плохое и опасное, но я никогда не делала этого раньше и все вот это было как минимум непривычно. Чувства, испытываемые к Эрику, непривычны. Это странное ощущение, что кровь бежит по телу в два раза быстрей и при этом я не на охоте. Это странное возбуждение, которое было одновременно похоже и непохоже на те чувства, что испытываешь, когда загоняешь в угол какого-нибудь браконьера перед тем, как снять с него скальп и повесить на крепкой ветке где-нибудь в лесу...
— Я не хочу это делать прямо сейчас. И все остальное тоже.
— Все… остальное?
— Все, что обычно мужчины с женщинами делают! — от волнения я даже не употребила привычное «скво» в отношении женщин. — Думаешь, я совсем дура и не догадываюсь, чего тебе надо, как и всем остальным мужикам?!
Щеки полыхнули. Надо не только мужикам, но и женщинам тоже. Я слышала, как стонут девочки в борделях, когда некоторые мужчины ублажают их. И я слышала разговоры индейских скво о мужчинах. Что в первый раз больно, а потом приятно. А еще — что…
— Мне не… — Эрик помрачнел и отвернулся. Я опустила голову — явно ляпнула что-то не то, ведь если бы сказала что-то нормальное, то он бы так не среагировал, верно? Мужчина вдруг заговорил другим голосом. Срывающимся, нервным… Отчаявшимся. — Я знаю, понимаю. Кому же захочется прикасаться лишний раз к уроду? Готов поспорить, что ты даже вот это сделала из жалости. А разве нет? Очень на тебя похоже. Пожалела и помогла прятаться. Пожалела, когда упал без чувств в коридоре. Пожалела и лечила, разговаривала, потому что кроме тебя никто… И сейчас пожалела, да? Глупый ребенок… Даришь надежду, потом ее отбираешь, — мужчина с хрипом втянул воздух, запрокидывая голову.
— Одно дело помочь из жалости, с совсем другое — поцеловать. Целуют в губы только тех, кого любят, — огрызнулась я, краснея. — Просто я… Не хочу сейчас еще целоваться, а все остальное вообще пока не хочу и не знаю, когда захочу. А будешь заставлять…
— Не буду. Я лишь… — Эрик отвернулся. Я сжала его руку в своих ладонях. По губам мужчины скользнула улыбка и он уже повернулся ко мне, чтобы сказать что-то, но в этот момент до моего слуха донесся какой-то шум. Как будто кто-то идет сюда, по этим проходам.
— Ты в гости никого не позвал в качестве сюрприза? — быстро спросила я.
— Нет, но…
— Сюда идут. Как говорил Чоси — время вспомнить, насколько хорошо мы умеем бегать.
— Бегать? — Эрик, сощурившись, посмотрел на меня. — Я не буду бегать, потому что это мой дом и нежданные гости…
— Этим гостям явно показали дорогу — раз. Второе — они наверняка захватили с собой оружие. Твою кожу не пробивает пуля? Я так и думала, что пробивает. Бежим отсюда, пока не нагрянули и не пристрелили нас. Или не схватили. Нам сейчас попадаться нельзя.
— Я покажу выход, идем, — непонятно почему, но он не стал мне перечить. Мы выбрались по тайному ходу наверх и вскоре оказались в небольшом заброшенном здании. Теперь бы понять, куда именно идти. Денег у меня с собой не было, у Эрика, надо полагать, тоже.
— К-куда теперь? — поежившись от пронизывающего холодного ветра, мужчина обхватил себя руками и выжидающе уставился на меня.
— Есть одно место, где можно отсидеться, — адрес этой квартиры мне Филипп дал как раз на такой случай. Мгновенно сориентировавшись на улицах, я взяла Эрика за руку и повела за собой в нужном направлении.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |