На десять лет назад (джен)

Как у нее дела? Не заблудилась в коридорах? Не обижают ли старшекурсники? Может, надо было все-таки дать понять своим змейкам, что рыжую когтевранку-первокурсницу трогать нельзя под страхом долгой и мучительной смерти? Вот почему она так уперлась и не пошла к нему на факультет? По крайней мере, так он смог бы позаботиться о ней, подсказать, если что-то не так и… О, Мерлин! Он забыл ей рассказать о том, что одна из ступенек на парадной лестнице проваливается… А если она ногу подвернет или, того хуже, сломает?

Что-то задымилось, над котлами и головами учеников поплыл характерный запах паленого.

— Минус пять баллов Гриффиндору, — сообщил профессор Снегг. Над рядами учеников пронесся возмущенный ропот. Подняв голову, он обнаружил, что зелье испортил слизеринец. Ну и снял еще пять баллов. С Гриффиндора. За пререкание с учителем. А вот нечего тут разговаривать, шевелиться и зелья портить! Только думать мешают, бестолочи.

Отпустив с миром слизеринцев и задав гору домашнего задания гриффиндорцам, Северус принялся мерить большими шагами пространство между доской и первой партой. Что там происходит? Какой третий урок, трансфигурация? Ну, первые два были историей магии, а вот что будет на… Мерлиновы подштанники! Трансфигурация! МакГонагалл ведь по своей привычке примет анимагическую форму и сядет на парту, а что сделает дочь Лили, увидев на столе, пусть и преподавательском, обделенную вниманием кошку?! Да она ее как минимум будет таскать на руках до звонка, а если уж вздумается ей привести «милую кису» в порядок… В отдалении зазвенел звонок. Со вздохом зельевар понял, что предупредить уже не успеет. В класс зашла следующая партия мучеников, на этот раз — от Когтеврана и Пуффендуя, третий курс. Мерлин и Моргана, дайте ему терпения никого не убить до конца урока или хотя бы не накормить особо ушлых третьекурсников зельями их авторства…

К кабинету трансфигурации он не просто шел, а летел. Полы черной мантии развевались за спиной, насмерть перепуганные ученики шарахались от одного вида мужчины, а уж завидев выражение его лица, и вовсе стремились слиться со стенами если не по цвету, то хотя бы по рельефу. Дорога до класса трансфигурации пролетела за несколько минут. На подоконнике рядом с уже закрытым кабинетом сидела рыжая девочка. Обхватив себя руками за плечи, она уткнулась лбом в колени и мелко-мелко тряслась.

Уже наплевав на то, что кто-то может его увидеть в тот момент, когда он будет разговаривать с этой когтевранкой, он осторожно подошел к ней и, встав рядом, тихо произнес:

— Юла.

Тряска не прекратилась, но девочка подняла голову и стерла с лица слезы… смеха? Последующие две минуты она в лицах ему пересказывала, что произошло около часа назад на уроке трансфигурации.

— А потом… Ты представляешь, она мне и заявляет: мисс Поттер, надеюсь, что ваша аккуратность позволит вам быстрей остальных овладеть заклинанием трансформации спички в иголку.

— Я надеюсь, что тебе это удалось хотя бы со второй попытки.

— Ну… Ушко точно появилось, — девочка виновато пожала плечами. — Извини, но кажется, маг из меня никудышный. Кстати, а ты тут…

— Я по делу к профессору МакГонагалл, — тут же соврал Северус. — Рад был встретиться, Юла. Беги на следующий урок, пока не опоздала, — с этими словами он быстро преодолел расстояние до кабинета трансфигурации и, обнаружив, что он уже заперт, отправился искать профессора МакГонагалл в учительской. Тема для разговора, благо, всегда была — поведение столь любимых ею гриффиндорцев.

В следующий раз он увидел Лилиан на своем уроке в среду. Его маленькой девочке не нашлось пары среди сокурсников и пуффендуйцев. Две ее подружки — Грейнджер и Ричардс, сели рядом, а сама Лилиан расположилась, в отличие от остальных своих сокурсников, за самой первой партой. Остальные его боялись. А она — внимательно слушала теоретическую часть, а сразу после наступления практической принялась химичить.

Палочку он предусмотрительно перепрятал в рукав мантии — так он успеет быстро ею воспользоваться. Быстрей, чем какая-нибудь особо едкая гадость полетит в рыжую девочку. Та, впрочем, что-то увлеченно мешала в котле, абсолютно не обращая внимания на окружающую обстановку. Надо определиться, кто из ее однокурсников и пуффендуйцев наименее опасен, и именно наименее опасных сажать ближе к первой парте. Так меньше риска. И ему будет спокойней. За нее.

— Время вышло, — ядовито произнес он и пошел по рядам проверять, что умудрились нахимичить юные пиротехники за урок. Как и ожидалось — более-менее справилась с заданием только треть присутствующих. Мерлиновы подштанники, ну неужели это так сложно — просто придерживаться рецепта зелья и добавлять по мере необходимости те или иные ингредиенты в указанном количестве!

Грейнджер и Ричардс… Ну, тут все более-менее в порядке. Зелье имеет цвет максимально приближенный к необходимому, пахнет так, как и должно пахнуть… Кроме того, девочки успели вытереть за собой стол… Благосклонно окинув взглядом содержимое их котла, Северус продолжил идти по рядам. В котел Лилиан он заглянул последним и обомлел — зелье из него можно было смело наливать в колбу с надписью «эталонный образец» и уже по ней равнять работу остальных учеников.

— Пять баллов Когтеврану, — тихо произнес он. По классу пронесся изумленный шепоток. Северус тем временем изучал аккуратно сложенные в стороне кожурки. Судя по всему, вместо сока семи бобов девочка добавила сок девяти. Почему? Ответ он знал, но хотел уточнить у Лилиан. Лучше это сделать после урока.

Пока он выставлял оценки и задавал домашнее задание, прозвенел звонок.

— Все могут идти. Поттер, задержитесь.

Каждый выходящий за дверь когтевранец окидывал девочку сочувствующим взглядом. Репутация профессора зельеварения позволяла однокурсникам Лилиан думать, что живой она в башню факультета уже не вернется… И пусть. Им же лучше: меньше знают — крепче спать будут. А девочка и так не особо болтливая, так что…

— Могу у тебя узнать, почему именно так, а не по учебнику? — уточнил он.

— Да все просто, мистер Снегг. В одном бобе содержится от десяти до пятнадцати миллилитров сока. То есть в среднем на зелье нужно от семидесяти до ста пяти миллилитров. Берем усредненное значение восемьдесят семь с половиной, ну, для простоты счета — девяносто, набираем бобы и давим в колбу, пока не появится указанное количество сока. Я вообще не понимаю этих рецептов в учебнике! Неужели было так сложно написать количество вещества в привычных адекватных принятых обозначениях, а не обеспечивать каждый раз увлекательное отвлечение на математику?

Лилиан замолчала, а Северус почувствовал, как заныло сердце. Слово в слово. Та же самая тирада. С теми же самыми интонациями, выражением лица, жестами… Тот же взгляд снизу вверх. Только галстук на шее синий, а не красный.

— Ты молодец, Лилиан. Беги на следующий урок, пока не опоздала, — проводив взглядом рыжеволосую умничку, Северус принялся собираться. Его путь лежал на Тисовую Улицу в городе Литтл Уингинг. Пора было прояснить некоторые моменты…

Дорогу к дому Дурслей он запомнил превосходно. Как и помнил о том, что войти в этот дом без приглашения или хотя бы разрешения хозяев будет невозможно. Иллюзий по поводу реакции Петуньи на его визит он не питал, поэтому предпочел дожидаться возле дома, предварительно наложив на себя чары невидимости. От Лилиан он успел узнать распорядок дня в доме, где раньше до этого ей довелось жить. Поэтому ждать оставалось недолго.

Желание нанести визит родственникам девочки для того, чтобы понять, что именно происходит, возникло в нем уже давно и с каждым днем крепло. От изначальной причины — банальной мести за плохое обращение с ребенком Лили, его отговорили отчасти сама Лилиан, а отчасти — осознание, что сделанного все равно не исправить. Надо было раньше забрать ребенка, всеми правдами и неправдами отбить девочку из цепких лап тетки. Но если бы он только знал…

В назначенный час Петунья покинула дом и отправилась в ближайший магазин за продуктами. Именно этого Северус и ожидал. Оказавшись прямо напротив нее, он достал из рукава волшебную палочку и произнес:

— Легиллименс!

Вихрь чужих воспоминаний закружился перед глазами.

* * *

— Несносная девчонка! Да сколько раз тебе было повторять — сиди тихо и никуда, никуда не лезь! — Вернон кричит на Лилиан, а Петунья стоит рядом, поджав губы. Напротив них — напуганная пятилетняя девочка, руки которой перемазаны чем-то белым. Не выдержав крика, она начинает плакать, за что ее запирают в чулане. Плач продолжается еще два часа.

— Вы меня не любите! Вы меня ненавидите! — та же самая девочка, но уже года на два старше. Грязные волосы сбились в колтуны, одежда явно с чужого плеча висит на ней мешком… Сейчас Лилиан напоминает эльфа-домовика. Писклявого и истеричного эльфа-домовика. Петунья чувствует раздражение. Ишь ты, подкидыш захотела любви. Ей всего-то было сказано вымыть пол в кухне и привести себя в порядок — для восьмилетнего ребенка, особенно девочки, это не должно быть проблемой. В кухне гаснет свет, Вернон в очередной раз звереет, и Лилиан отправляется в чулан.

Таких ситуаций — сотни и тысячи вплоть до десятилетия девочки. Вернон приходит с работы злой, а у этой идиотки не хватает ума не попадаться ему на глаза! Ей нельзя поручить никакую работу, она так и не приучилась следить за собой и вообще напоминает не девочку, а черт-те что! Лили хоть и была уродкой, но никогда не позволяла себе подобного даже в столь ранние годы. А вот ее дочь, видимо, вся удалась в урода-отца… Надо же им было так невовремя умереть и оставить на Петунью своего проблемного отпрыска…

Северус чуть тряхнул головой, стараясь сосредоточиться и найти… То, другое, важное. Тот момент, когда девочка абсолютно изменилась. Было понятно, что самостоятельная, вежливая и опрятная крошка Юла, которую он забрал в свой дом, не имеет ничего общего с этим вечно орущим, вечно «обделенным» и вечно чем-то недовольным ребенком. Северус по себе знал, каким бывает плохое отношение родных к ребенку, но на долю Лилиан не выпало и десятой части того, через что пришлось пройти ему. Как говорила сама Юла — «не били, не морили голодом… Ну, не любили, как родную, конечно, но ведь не родная я им, как ни крути».

Он снова сосредоточился на воспоминаниях Петуньи. Там, в «реальном времени», пройдет от силы десяток-другой секунд, а он сможет перелопатить целый ворох чужих фрагментов памяти и, вернувшись обратно, стереть воспоминания об этой встрече.

Вот… Вот оно! Конец декабря. Заболевшая девочка, которую привычно отправляют в чулан. Отоспится и придет в себя, ничего ей не будет — именно так рассуждает Петунья. Сама, конечно, при этом держа наготове телефон врача. Если к утру девчонке не станет лучше, придется обратиться к медикам. Опять траты на подкидыша и опять не будет никакой благодарности.

Выдраеный до блеска чулан, починенная швейная машинка и перешитые по фигуре вещи производят на нее эффект холодного душа. Та болезнь абсолютно изменила Лилиан. Сделала ее… другой. Вместо взбалмошного, социально неадаптированного нытика, жуткой лентяйки и грязной неумехи… Как будто снова вернулась Лили. Сходств с покойной сестрой Петунья каждый раз замечает все больше и больше. Девочка стала необычайно умной, хитрой и изворотливой, при этом отлично маскируясь под милую улыбчивую тихоню. Только глаза зеленые периодически вспыхивали ледяным огнем. Совсем как у Лили, когда с той происходило что-то опасное. Изменилось… все. Внешность, привычки, даже магия стала какой-то другой. Поначалу она как будто исчезла. Только потом Петунья узнала — нет, она просто стала такой же, какую в свое время демонстрировала мать девочки.

Она теперь называла ее не по фамилии Поттер, а Лили. Девочка не возражала против такого обращения — ей, судя по всему, вообще было все равно, как именно ее называют. Она полностью перестала реагировать на различные провокации Дадли, прекратились расспросы о родителях… Глядя в очередной раз на то, как девочка с аккуратно заплетенной медно-рыжей косой наливает себе чай без сахара и аккуратно моет за собой чашку, тут же убирая ее в шкаф, Петунья не может сама понять, чего в ней сейчас больше — страха или облегчения.

Перемен становится все больше, но не сразу она их замечает. Ни с того ни с сего Поттер оказывается отличницей в школе. Ее хвалят педагоги за прилежание и «на лету» схватываемый материал. Один раз ради любопытства заглянув в тетрадку племянницы, Петунья полночи пила успокоительное, с содроганием вспоминая почерк сестры и не находя никаких отличий от почерка племянницы, который не так давно был корявым и абсолютно нечитаемым.

Девчонка просит у нее крючок и нитки. Убедившись, что у отродья достаточно чистые руки, Петунья милостиво отдает ей обрезки пряжи, из которых вывязывается чехол на сиденье стула… Такой же, как в свое время связала Лили. Те же жесты, тот же взгляд, та же походка и тот же характер… нет, вот характер все-таки другой…

Женщина спускается в подвал, заслышав подозрительный шум. Можно было бы подождать Вернона, но там, наверху, Дадли, а в чулане… точно, можно взять с собой девчонку.

— Лили. Пойдем проверим подвал — мне кажется, что там что-то есть.

— Хорошо, тетя, — всегда вежливый, не прекословящий голос, и вот — уже через минуту рядом с ней стоит девочка, в руках которой крепко сжата бейсбольная бита Вернона. Появляется желание отобрать «оружие», но поразмыслив, Петунья сама вооружается скалкой. Полутемный подвал встречает странными шорохами, но именно Лили первая говорит:

— Это не человек. Животное какое-то забралось.

Что-то серое мелькает впереди, Лили умудряется резко оттолкнуть тетку в сторону и встретить летящий в нее предмет резким ударом бейсбольной биты.

— Просто крыса, — спокойно произносит она, глядя на то, что осталось от пресловутой крысы на полу чулана. — Тетя Петунья, вы бы вызвали санитарную службу, а то странно как-то, что она на вас кинулась.

— Не смей… — начала было Петунья, стремясь снова и снова сообщить Лили, что никакого волшебства нет, что ничего необычного и неестественного в этом доме просто не может происходить. Но увидев противоестественный холод в глазах десятилетней девочки, она замолкает на полуслове, давая той договорить.

— Крысиная стая способна растерзать человека на мелкие кусочки, в считанные минуты обглодав его тело до костей. Заживо, разумеется. Но ни одна крыса никогда не кинется в одиночку против такого сильного противника. Исключение составляют случаи, когда эта крыса, например, больна или же отравлена. В любом случае лучше пусть с этим разберутся обученные люди.

— Да, ты права. А пока что пойдем, закроем подвал, и… вымой руки. Биту тоже оставь здесь. Господи, мерзость-то какая, — Петунья, чувствуя подступающую к горлу тошноту, выбирается из подвала, опираясь на руку племянницы. И впервые чувствует капитальное отличие той Лили от «этой». У девчонки под одеждой — литые мышцы, которые довольно хорошо прощупываются. Позже, глядя, как Лили подтягивается на заднем дворе и колотит боксерскую грушу, которую ей милостиво отдал Дадли, Петунья снова понимает: с этой девочкой что-то не так.

Она производит впечатление взрослого человека, который демонстрирует как повадки и способности Лили, так и что-то третье. Что-то… абсолютно чужое. Пересматривая в компании Дадли сериал про полицейских (на которые ее сына, кстати, подсадила все та же Лили), Петунья с удивлением обнаруживает непонятное сходство девочки с героями таких сериалов. И расслабленно вздыхает — вот где она этого нахваталась… Еще одна странность оказывается разгаданной. Одна из немногих…

— Обливиэйт, — тихо произнес Северус, когда понял, что с него достаточно. Хватит. Увиденного хватило, чтобы все понять. А если не все, то очень многое.

Вот только что теперь делать с полученной информацией и собственными догадками? К кому обратиться? К Дамблдору? Нет уж, ни за какие богатства мира он не расскажет о тайнах Юлы этому старику. Она практически в первый же день спрашивала его о возможности замены души, верней, сознания человека на иное. Спрашивала как бы между прочим, но он не уделил этому внимания, поверив, что это просто ради интереса… А что, если подобное действительно произошло? Вдруг сейчас вместо Лилиан за школьной партой сидит Лили? Возможно ли это? Еще несколько месяцев назад он бы сказал, что нет. Но если на долю секунды предположить, что причиной странных перемен послужила замена души… Почему тогда Лили ему не открылась? Она не доверяет? Или не помнит? Нет, если бы не помнила, то вряд ли спрашивала. Может, взять и самому проверить с помощью легиллименции? Нет, это слишком рискованно. Что, если все его догадки и домыслы окажутся пустым звуком? Тогда он просто потеряет доверие этой девочки, а вернуть его не сможет… Наверное, никогда. Все. Хватит. Он больше не будет думать об этом. Он будет просто наблюдать. Возможно, все само станет понятно через какое-то время. Раньше или позже, но правда вылезет наружу.

На следующий день у первокурсников должны были пройти первые уроки полета на метлах. Постаравшись найти весомую причину крутиться поблизости от стадиона, профессор Снегг принялся наблюдать за тем, как мадам Трюк вывела на середину стадиона стайку первокурсников со школьными метлами в руках и, расставив их на расстоянии пары метров друг от друга, принялась проводить инструктаж.

— Вверх, — ему, возможно, показалось, но тихий голос Лилиан он услышал даже сквозь шум и крики других детей, которые безуспешно пытались наладить контакт с метлой. Поднять метлу с первого раза в воздух получилось только у тех, кто не впервые летал на метле и вдобавок — у Лилиан. Это профессора удивило, но, признаться, не обрадовало. Уж он-то помнил, кто отлично летал на метле и играл в квиддич. Неужели она похожа не только на Лили, но и на Джеймса? Это было бы досадно.

Снова порция инструкций от мадам Трюк о том, как именно держаться на метле, как подниматься в воздух… недолго длился инструктаж — вот от теории дети перешли к практике.

«На счет три поднимитесь в воздух» — это было сказано для всех, кроме идиота-Долгопупса. Этот олух царя небесного за время своей непродолжительной учебы здесь уже успел достать всех учителей непониманием и непроходимой глупостью, а также встреванием в неприятные ситуации. Вот и сейчас прежде, чем кто-то успел сообразить что-либо, он начал медленно подниматься в воздух. И поднялся бы, но… Но Лили успела первой. С невиданной для ребенка реакцией она кинулась вперед и в мгновение ока стянула Невилла с метлы за ногу, повалившись с мальчиком в обнимку на траву. Среди однокурсников раздались смешки, но девочка не обратила на них внимания, что-то говоря Невиллу.

— Долгопупс, я же сказала — на счет «три».

— И… Извините, профессор, — тихо пролепетал этот бестолковый мальчишка, становясь рядом с Лили. Та что-то шепнула ему на ухо, и мальчик секундой спустя засиял, как новенький галеон.

Во второй раз поднялись все одновременно. Верней сказать — большая часть. Рыжая когтевранка уверенно держалась на метле, маневрируя одновременно с Долгопупсом. Судя по всему, она пообещала его подстраховать — вполне в духе Лили… Это у нее была тяга общаться со всякими сирыми да убогими, поднимая им самооценку, вытирая сопли и терпеливо выслушивая чужое нытье. Собственно, никто другой с десятилетним Северусом дружить бы просто не смог.

Как ни странно, но происшествий с Долгопупсом не было до конца тренировки. Уже когда все дети спустились на землю, мадам Трюк принялась записывать желающих на дополнительные уроки полетов. Одной из первых руку подняла Лилиан. Ну почему… Ну вот взбрело ей в голову… Это же опасно. В конце концов — это абсолютно неподходящее занятие для девочки. Кажется, ему придется больше времени проводить на свежем воздухе, присматривая за ней. Не оставляло Северуса какое-то смутное чувство тревоги…

На следующий день, то есть в воскресенье, занятия первокурсников проходили как раз во время тренировки квиддичной команды Когтеврана. Территория была огорожена дополнительным магическим барьером, так что если Юла не решит ни с того ни с сего лететь на территорию игроков, то и угрожать ей ничего не будет. Девочка парила в воздухе, крепко обхватив ногами и руками древко метлы, но вот команде стало скучно тренироваться…

Северус заметил, как переглянулись между собой двое загонщиков, как ехидно усмехнулся вратарь. По губам ловца прочел «сейчас повеселимся», и вот — маленький золотой мячик залетел на территорию первогодок.

— Девочка, девочка! — закричал вратарь, привлекая внимание Лилиан. Та обернулась. — Поймай нам мячик, пожалуйста — долго обходить, чтобы за ваш заслон попасть!

Ну да — снитч легко проник через барьер, защита-то ставилась от квофла, бладжеров и самих игроков, а более мелкую «магическую сетку» создавать было бы затратно. Лилиан улыбнулась вратарю — мол, не беспокойся, — после чего кивнула. Северус был готов поклясться, что детям из квиддичной команды на долю мгновения стало стыдно. А потом… Потом Юла кинулась за снитчем.

Поттер хорошо летал — недаром его взяли ловцом в команду Гриффиндора еще на втором курсе. Но то, что вытворяла в воздухе Юла… Она словно стала единым целым со своей метлой, с окружающим воздушным потоком и даже с мелким мячом, за которым гналась на всех парах, идеально вписываясь в повороты, кидаясь в пике и выделывая мертвые петли. Что-то кричала внизу мадам Трюк, восхищенно переглядывались между собой игроки команды… Не прошло и пяти минут, как снитч оказался в руках рыжей девочки с задорно блестящими зелеными глазами.

Что было потом, Северус точно не знал. Но на следующий урок полета Лилиан не пришла, вместо этого появившись на квиддичном поле во время тренировки. Подходить и говорить с ней Северус не стал, поскольку рядом было полно учеников — пришлось караулить, когда девочка окажется одна. В больничном крыле. С кучей синяков и ссадин на руках и ногах, которые ей обрабатывала мадам Помфри. Целительница свято блюла правило «неразглашения медицинской информации», при этом к такой информации относились и все разговоры, происходящие в больничном крыле. Северус зашел отдать заготовленные для больничного крыла зелья как раз в тот «удачный» момент, когда девочке обрабатывали синяки на левой ноге.

— Юла, что это такое? — без предисловий начал он.

— А, это? Не обращайте внимания, мистер Снегг. Меня просто ребята из команды позвали к себе, вот я теперь с ними летаю и тренируюсь. Сказали, что из меня превосходный ловец… Да вы и сами все видели.

Северус с трудом подавил дрожь. Вообще-то ему не хотелось, чтобы его хоть кто-то видел рядом с квиддичным полем. Особенно Юла. Помня о самостоятельности девочки, мужчина боялся, что она сочтет его беспокойство назойливой опекой. Но, мерлинова борода, он пообещал директору присматривать за этой девочкой и…

— Первокурсникам запрещено играть в квиддич, — процедил он сквозь зубы. Не хватало только, чтобы директор дал «избранной девочке» возможность играть за сборную родного факультета с первого же курса. Сделать «маленькое исключение из больших правил». Правил, которые, кстати, не просто так были созданы и записаны!

— Запрещено участвовать в соревнованиях, — мягко поправила его Лилиан. — На игру меня никто выставлять не будет — правила ребята из квиддичной команды знают не хуже вас. Но им на следующий год нужен новый ловец — Фрэнк Саммэрс переходит на седьмой курс, и ему будет не до игр. Они увидели, как я поймала снитч, им понравилось, и они предложили мне вступить в команду на следующий год уже официально, а пока что — тренироваться вместе с ними «на подхвате», ну и заодно научиться мало-мальски разбираться и в игре, и приемы там всякие, технику понять…

— Квиддич — это суровая и грубая игра, — нахмурился Северус.

— Об этом вы ей можете не напоминать, — неожиданно сварливо отозвалась мадам Помфри. — От нее синяков у ребят больше, чем от всех остальных, вместе взятых…

— Они сами иногда говорят мне играть в полную силу. Ну я и…

— Ты что?

— Вывожу из строя второго ловца и спокойно несусь за снитчем в одиночку, — пожала плечами Юла. — Ну, это когда реально меня тренируют, а не подхват из меня делают. Подумаешь, синяки… На самбо и посложней бывало.

— Самбо?

— Маггловский спорт, — кратко пояснила Лилиан. Голос ее выдал. Северус понял, что девочка оговорилась, допустила какую-то ошибку. И поэтому насчет «самбо» при первой же возможности уточнил информацию в маггловской библиотеке.

«Самбо — разновидность спортивного единоборства, созданная в 30-х годах на территории СССР и до сих пор активно развивающаяся на территории Советского Союза. Расшифровка — самооборона без оружия. Включает в себя приемы, заимствованные из различных видов национальной борьбы. Применяется в качестве комплексной системы самозащиты. На территории других стран распространения данный вид спорта не получил».

Узнанное добавило еще больше вопросов. Но, само собой разумеется, требовать на них ответы у Лилиан он не стал. И, признаться, уже сам не мог понять, почему. Может быть, он просто готов был принять как Лилиан Поттер именно эту девочку, а не ту, что увидел в воспоминаниях Петуньи? А может быть, где-то в глубине души считал, что Юла — действительно Лили, каким-то образом выжившая в тот злополучный Хэллоуин. Было легче так считать. Легче жить. Впервые действительно жить, а не существовать, как предыдущие десять лет.