Дорога ветра (гет)

Главный герой одного из романов Джирайи как-то сказал, что весенний ветер подобен вину. Что ж, сейчас, в ясную пору Сэймэй⁽¹⁾, на окраинах Южного клыка Какаши был готов с ним полностью согласиться.

Ветер, обдувавший город, пах дорогим саке, с легкими приятно-горьковатыми грибными нотками мокрого дерева, дымом печей сотен домов, усыпавших побережье, привкусом вареного риса, что готовился в них, сладостями, которые продавали на каждом углу громкоголосые торговки, и едва слышным свежим ароматом белых цветов... Одновременно с этим город на краю Суны вполне ожидаемо смердел старым человеческим жильем: гниющей соломой, отбросами, грязной ветошью, мочой и потом, к которым неожиданно примешивался тошнотворно-сладковатый трупный запах тревоги и страха. В тени домов чудился чей-то внимательный взгляд, наполненный предвкушением и ожиданием.

В который раз за три последних года Хатаке пожалел о разорванной в бою с Кагуей привычной, удобной маске, фильтрующей запахи и напичканной разнообразными хитроумными печатями, что служила ему почти всю его жизнь. Но во времена становления Великих деревень никто не умел еще делать такие, а использовать обычную тряпку... все равно, что дайме пересесть с племенного жеребца на мерина, да и, в общем-то, совершенно бесполезно для его нюха. К тому же, он обещал себе и Сакуре, что попробует жить заново — надо просто привыкнуть...

— Тут по окрестностям уже почти всех выловили, — в неприятные мысли вмешался шепот козокрада, который шел чуть впереди него. — За каждого здорового, сильного шиноби Боссом положена щедрая награда. А городские банды и рады стараться. Так что оружием сильно не свети. — Мондзаэмон объяснял здешние порядки очень тихо, с оглядкой. Вся его не высокая, но горделивая и самоуверенная фигура, которую они с Аяме имели «удовольствие» наблюдать несколько дней в пустыне, будто скукожилась вдруг, уменьшилась и осунулась. — Хотя, такая корабельная мачта, как ты, Седой, все равно будет везде заметна, не спрячешься. — Красноволосый поежился. — И придумывать ничего не надо — подхватят под белы ручки, с почетом и свитой проводят.

Он еще несколько раз свернул в темных закоулках, путая след, и наконец остановился перед неприметным и кособоким, обшарпанным деревянным домом.

Над входом висела традиционная занавеска, сплетенная из шнурков, и надпись-название: «Иппай номия⁽²⁾ «Сакитама»⁽³⁾.

Хатаке хмыкнул:

— Счастье в вине, да? Неожиданно глубокая мысль. Кажется, хозяин кабака склонен к высокой поэзии.

Аяме моргнула и удивленно посмотрела на него. Из синих глаз на мгновение исчезло затравленное выражение. Мондзаэмон нахмурился, почесал затылок и процедил:

— Козел он жадный, а не поэт. Но мне сильно должен, и это лучше, чем ничего. Перекантуемся у него. Потихоньку разведаем обстановку. Потом решишь, что дальше делать. Воевать с Боссом в открытую не получится. Тут всё и все под ним. Заходите.

Продолговатое помещение внутри было занято двумя длинными широкими лавками, расположенными углом друг к другу. Слева от входа высилась деревянная стойка с кувшинчиками и чашками, в глубине, за занавеской, виднелись бочки с саке, оплетенные соломой. На лавке у противоположной стены разлеглись двое крестьян с чашками в руках, между ними стоял небольшой глиняный кувшинчик, а у ног небрежно валялся полуразвязанный мешок, из горловины которого торчала гигантская острохвостая редька. Посреди зала помощник хозяина держал за шкирку какого-то татуированного пьяницу. Под ногами у них матово поблескивали черепки разбитой чашки. За стойкой обретался сам хозяин заведения — дородный краснорожий мужчина с густой иссиня-черной бородой, какие называют иногда «прожорливыми» — они-де, захватывают на лице все, до чего дотянутся.

Орлиный взгляд карих глаз на выкате перешел с помощника, который по единому повелительному жесту выкинул на улицу татуированного пьяницу, на новых посетителей. Задержался на козокраде. Голова с прожорливой бородой побледнела, как полотно, и немедленно ушла в плечи. Крупное тело хозяина словно обмякло, и сам он в один миг сделался похожим на комок вытащенного из котла рисового отстоя.

— А... Мондзаэмон... живой...

— Чё, думал, не увидишь меня больше? За тобой должок. — Карающий палец красноволосого нацелился точно в лоб Прожорливой Бороды. Борода меленько затряслась.

Что было в козокраде такого страшного, Хатаке не знал, но обслужили их немедленно и даром. На все запросы красноволосого Прожорливая Борода только молча кивал и ласково улыбался, так что Аяме наконец не выдержала, передернулась и опасливо отступила за спину Какаши.

В обычном кабаке сложно искать комнаты для постояльцев, на которых такое заведение просто не рассчитано. Но обаяние козокрада сыграло свою роль — комнату для них нашли.

Борода так «растрогался» от неожиданной встречи с Мондзаэмоном, что с превеликим почтением усадил всех спиной к токонома, словно они были посланниками дайме, не меньше, затем лично принес ужин и даже обязался вызвать для гостей певицу.

Мондзаэмон благосклонно кивнул на предложение, с энтузиазмом потер ладони, ухватил кувшинчик с саке, поднял, покосился на остальных и наполнил вначале чашечку Хатаке, потом плеснул себе и Аяме. Выпил, взялся за палочки, поскорей откусил кусочек якитори⁽⁴⁾, следом затолкал риса и начал жевать...

* * *

Некоторое время спустя Прожорливая Борода, как и обещал, ввел в комнату миниатюрную женщину с сямисэном.

— Гейша, значит. Эта... для удовольствия, — глухо пробормотал он и поскорей выметнулся за двери.

Аяме отложила палочки и потрясенно уставилась на разодетую в шелка певицу с тщательно уложенной прической и набеленным лицом, которое словно светилось внутренним светом в мягком сиянии фонарей.

Женщина стрельнула лукавым взглядом из-под ресниц на мужчин, полностью проигнорировав девушку с алыми косами, почтительно поклонилась и села напротив, у самой двери. Тонкие ухоженные пальцы ее изящно и почти эротично обняли сямисэн. Аяме склонила голову, отчего-то рассматривая собственные руки, сложенные на коленях.

Высокий голос, тем временем, под меланхоличный перебор струн затянул популярную нынче в Суне любовную песню:

Кружит ветер,

Облетает горы и моря.

Только ветер,

Ветер знает, где любовь моя.

Где живет,

В какие страны завела судьба.

Ты скажи,

Открой мне, ветер, где любовь моя?

Мчатся годы,

Убегают лето и зима.

Тает снег,

На смену стуже подошла весна.

Вновь под солнцем

Распускает вишня белый цвет.

Жду я милого,

Как прежде, а его все нет.

Кружит ветер,

По дороге стелет лепестки.

Видно, мне

Судьба погибнуть с ними от тоски.

— О! Моя любимая песенка. — Мондзаэмон хохотнул. — Смешная. — Затем перевел взгляд на певицу, сложил ладони лодочкой и крикнул: — Давай, еще че-нить спой! — Он опрокинул в рот очередную чашку саке и увлеченно уставился на поднос, примериваясь к новому блюду.

Аяме, позабыв о еде, увлеченно рассматривала певицу, словно боялась упустить хоть единый жест или слово. Взгляд ее с неизъяснимым трепетом замирал то на шпильках и гребнях в вычурно-высокой прическе, то на разноцветных шелках платья с подвесками-кисточками, то на выбеленном пудрой личике с подрисованными бровями и алыми, как кровь, губами.

Какаши придвинул девушке чашу с рисом. Единственный глаз мягко прищурился.

— Ешь, пока не остыло. Не годится есть только одну чашку риса⁽⁵⁾.

Она кивнула и неловко ухватила палочки, бледные скулы окрасил нежный румянец.

Певица затянула новую песню. Что-то о двух соснах и одиноком береге...

Аяме снова замерла с недонесенными до губ палочками. Брови страдальчески нахмурились, а глаза подозрительно заблестели в искреннем переживании о судьбе разлученных любовников.

«Будто богиню увидала. — Седоволосый мужчина добродушно хмыкнул. — Тайна великая с небес спустилась, чтобы спеть трем оборванцам в грязном кабаке».

Внимательный серый глаз окинул простую служанку-дзеро⁽⁶⁾, которую Борода выдал за гейшу, отметил линялый шелк одежд, накладки в тусклых редких волосах и морщины у губ, прикрытые толстым слоем белил.

Мужчина осторожно пригубил саке, покосился на слишком скоро опьяневшего Мондзаэмона. Тот безуспешно пытался ухватить кусочек жареного угря. Возил по блюдечку. Снова и снова промахивался. Наконец устал, широко зевнул, махнул рукой, свернулся клубочком на татами и сладко засопел.

«Дешевая крепленая дрянь. Дешевая потасканная певичка. Без меры радушный хозяин».

Никакой тайны.

Седоволосый шиноби вздохнул и перевел взгляд на Аяме, которая отчаянно тискала в руках палочки, словно те были ее главным врагом. Лениво откинулся назад, незаметно расстегнув подсумок с кунаями.

Он слишком много убивал. И давно перестал видеть в человеке тайну. То, что в детстве казалось загадкой богов, превратилось в кусок плоти. Примитивный, несовершенный, уязвимый. Убей, или убьют тебя. О, он знал сотни способов это сделать, отлично умел их применять... и применял. Неисчислимое количество раз.

Наверно, поэтому ему всегда так нравились книги Джирайи. Под кистью талантливого писателя серый убогий мир вокруг наливался красками и жизнью, а никчемный кусок плоти снова становился тайной богов.

Неразгаданной. Манящей...

Тонкий нюх различил чужой резкий запах за дверью, на обтянутых бумагой седзи мелькнула расплывчатая тень. В тот же миг планки двери будто взорвались, разлетевшись осколками и ошметками бумаги, а в зал ворвалась толпа шиноби в темной одежде без знаков различия.

Какаши пихнул столик под ноги врагам. Острое лезвие куная сверкнуло, находя первые цели.

— Держись позади меня! — крикнул Какаши.

Аяме кивнула, с силой вогнала деревянные палочки в надключичную ямку подбежавшему разбойнику, оттолкнула, схватила козокрада за драный ворот куртки и потащила пьяное тело в проем токонома, который, в отличие от хлипких перегородок, был хоть как-то укреплен декоративными панелями и приподнятой ступенькой пола, на которой сейчас стояла пузатая ваза с цветами. Ваза немедленно полетела кому-то в голову, разбрызгивая листья и стебли...

— Суйтон: Мизукагами-но дзюцу⁽⁷⁾! Райтон: Шиден!

Прозрачное зеркало воды расплескалось у ног седоволосого шиноби и залило половину комнаты. Трескучий комок молний влепился в его центр, захватывая паутиной синеватых разрядов дюжину чужих шиноби, которым не повезло в этот погожий вечер промочить ноги.

Гневные возгласы сменились криками боли и агонии. Запахло паленым.

— Чтоб тебя... На! — Сбоку метнулся один из разбойников, замахиваясь тяжелым грубым мечом, больше похожим на мясницкий тесак. За спиной у Какаши вжикнуло. Россыпь остро заточенных камешков разлетелась по комнате. Пара из них вонзилась под мышку поднятой в замахе руки с тесаком. Враг вскрикнул от боли, выпустил оружие и тяжелым кулем рухнул в лужу воды и объедки.

Хатаке оглядел трупы и неспешно двинулся в противоположный конец комнаты, к сломанной перегородке и последнему живому разбойнику, которого задело молнией по касательной. Оглушенный мужчина стоял на четвереньках, выронив танто, и так и не сумел до сих пор прийти в себя. Позади него, отброшенная чьей-то милосердной рукой, сидела певичка, рядом с ней на боку лежал раздавленный сямисэн с порванными струнами.

Певичка растерянно взглянула на седоволосого шиноби, тоненько завизжала от ужаса и спиной вперед поползла к дверям, теряя по дороге шпильки и гребни. Накладки в волосах скособочились от удара, а платье задралось, бесстыдно обнажая белые ляжки, забрызганные чужой кровью.

Какаши спокойно наклонился, поднял голову разбойника за волосы и перерезал кунаем горло. Певичка вскочила и бросилась вон из комнаты. Скрипнула от неловкого толчка и вывалилась наружу окончательно доломанная дверь.

Наступила тишина.

...Человеку нельзя без тайны. Слишком легко превратиться в зверя. Хатаке давно это знал. Но тайны для него больше не было.

1) «Ясная погода», сезон длился с 5 по 20 апреля по солнечному циклу

Вернуться к тексту

2) Питейный дом

Вернуться к тексту

3) Саки — «счастье»; тама — «жемчужина», «драгоценность», может быть, «душа»

Вернуться к тексту

4) Куриные шашлычки на гриле, которые бывают разных вкусов и нарезок

Вернуться к тексту

5) Японская поговорка, т.к. одну чашку риса ставят только на поминках, букв. — «Одна чашка риса — это то, что не едят»

Вернуться к тексту

6) «Дзёро» — это обозначение проституток, с которыми по незнанию нередко путают гейш. По вечерам дзеро нередко отправляли в харчевни-лапшичные и прочие места, где гуляет самый простой люд и где любую из них за несколько монет можно затащить на футон за ширму

Вернуться к тексту

7) Техника водяного зеркала

Вернуться к тексту