Разрывая круг (гет)

Все же она была очень красива. Той броской, западающей в душу красотой, которая одних пугала своей неприступностью, а другим с легкостью ломала судьбы. Но были и те, кто умел разглядеть что-то помимо нее. Артур не боялся красоты — ни тогда, ни сейчас. И ему повезло: душа Гвен оказалась столь же прекрасна, как и ее лицо. А Моргана… он вспомнил удушливое чувство, которое испытал, узнав об их родстве. Как благодарил судьбу за то, что вспыхнувшая влюбленность быстро улетучилась, уступив место более братскому чувству. Пусть оно оказалось предано и растоптано, Артуру было нечего стыдиться.

Кайла не напоминала ни на одну из них. Или же напоминала обеих. В ней не было мягкости и добросердечия Гвен, но она упрямо сражалась за его жизнь, рискуя собственной. Она, как и Моргана, была очень сильной колдуньей — теперь Артур в этом не сомневался, — но использовала свою силу во благо и не стремилась к власти, а напротив, всячески ее избегала.

Кайла шумно вздохнула, словно почувствовав, что он смотрит на нее, и наморщила нос: широкая прядь волос скользнула ей на лицо. Артур осторожно убрал ее. Они действительно теплые, со странным замиранием сердца подумал он. Чуть жестковатые, плотные, но шелковистые. И пробегающие в них медные искорки ему тоже не почудились.

— Принц? — пробормотала Кайла, приоткрыв глаза.

— Все хорошо, спи.

С тихим стоном она откинулась на спину.

Артур опустил тяжелую голову на подушку. Его мысли вернулись к недавним видениям, в которых он едва не заблудился. Что было бы, не сумей он вернуться? Снова и снова проживать самые яркие, переломные моменты чьих-то жизней, просматривать их, словно многосерийный фильм. Или как компьютерную игру, в которой нет ни начала, ни конца, ни победы, ни поражения. Границы его личности размылись бы, обнажая самую суть, которая позволила ему однажды стать каждым из них. Казнить и миловать, горячо и преданно любить одних и гноить в темнице других, а порой и тех же самых, разочаровываться и верить до последнего, жаждать власти и ненавидеть ее, быть бесконечно одиноким и находить поддержку там, где совсем не ожидал...

По спине пробежал холодок. Артур приподнял отяжелевшие веки, но с каждым разом это давалось ему все труднее. Он и не думал, что так сильно устал. Все эти короли, их мечты, страхи и желания окончательно вымотали его. Он вновь попытался ухватиться за ускользающую реальность. Кайла… совсем рядом… вздыхает и что-то взволнованно шепчет во сне… Он нащупал ее пальцы и сжал. Она притихла, и его страх тоже отступил.

Кайла что-то говорила про петли, которые накинула на него. Они представлялись ему золотисто-рыжими, опутывающими его руки и ноги наподобие лассо. Кстати, ведьме определенно пошла бы ковбойская шляпа. Артур улыбнулся образу, который нарисовало его воображение, и больше не сопротивлялся, позволяя себе соскальзывать все глубже в такой желанный, мягко обволакивающий сон.

Ему снилось разное. Но это были простые сны ― пусть и слишком детальные, яркие и абсурдные. Его палата в Камелоте, где они с Мерлином устроились в изножье кровати с попкорном и смотрели какой-то старый ситком по огромной плазме. Кайла, болтающая о чем-то с Гвен в его любимом пабе на Хаттон Гарден. Мельком он подумал — уж не его ли они обсуждают… Моргана, примеряющая средневековые платья в одной из просторных примерочных Селфриджеса. Она кокетливо крутилась перед зеркалом и спрашивала у него совета. Последнее, что он запомнил: горное ущелье, на которое он смотрел с высоты птичьего полета. Иссиня-черной лентой вилась над обрывом тропа, то и дело скрываясь в наползающих рваных облаках. Он что-то высматривал внизу. Нечто манящее, пульсирующее жизнью. Огненно-рыжая точка в сумрачном мире давно отгремевшей битвы. Внутри засвербело, заскрежетало, и скрипучий крик вырвался из его горла помимо воли…

Артур поперхнулся и со стоном повернулся на бок. Крик повторился, и он открыл глаза. Ему понадобилось немного времени, чтобы понять: кричал не он, а сидевший на дереве за окном большой черный ворон. Глаза-бусины блеснули в свете окна, когда ворон склонил голову и вытянул шею в попытке заглянуть внутрь.

— Он не видит нас, но чувствует, что я где-то рядом, — тихо проговорила Кайла, не сводя с птицы глаз.

Она сидела на кровати, прислонившись к высокой резной спинке. Вид у нее был усталый, хоть и не такой изнуренный как прежде. Длинные пальцы обхватили подтянутые к груди колени.

— Видишь, ты был прав… без ворона в этой истории не обошлось, — грустно улыбнулась Кайла. — Это Клайд, мой любимец. Молан не дал его забрать, когда я уходила. А если я впущу его, клятва верности заставит Клайда возвращаться в родовое гнездо снова и снова, так что Молан всегда будет знать, где я.

— Молан?

— Мой отец, — ответила она, по-прежнему не поворачивая головы. — Уже очень давно я называю его по имени. Так… проще.

Артур вновь посмотрел на ворона, затем на Кайлу и прочистил горло, приподнявшись на локте.

— Не слишком сурово для того, кто просто хочет, чтобы ты пошла по его стопам? — осторожно спросил он. — В конце концов, все отцы хотят этого. Иногда приходится идти на компромиссы.

Он думал, что Кайла рассердится, но она лишь пожала плечами.

— Думаешь, я не пыталась? — она взглянула на него сверху вниз. — Но он хочет не просто сделать меня наследницей. Для этого у него есть Лорккан. Он мечтает возродить с моей помощью то, что возрождать нельзя… даже если бы было можно, — Она устало улыбнулась. — Он хочет сделать меня жрицей.

— Жрицей?

— Старой религии. Как когда-то была Моргана.

Артура ощутимо передернуло от такой перспективы.

— Но зачем? Если я правильно понял, вы и так занимаете довольно высокое положение…

— Алчущие власти не задаются такими вопросами, Артур, ты и сам это знаешь. И потом, он винит Мерлина в том, что происходит с магией, и готов на любые жертвы, лишь бы возродить ее былое могущество. Когда-то давно одна из наших провидиц, к тому времени, очевидно, окончательно спятившая, пообещала ему, что его дочь, повзрослев, или поможет спасти магию, или окончательно погубит ее. На мою беду, он в это поверил. А я не хочу в этом участвовать, я хочу только…

— …быть с Мерлином, — закончил Артур за нее.

— Это не то, что ты думаешь, — с тихим вздохом сказала Кайла. — Ему это совсем не нужно. Он стар душой, знаешь? И он очень устал, хотя и не показывает этого. А я просто делаю, что могу.

— В одном из моих снов у него была жена, — отчего-то вспомнил Артур.

— Элли, да, я знаю, — кивнула Кайла. — Он скучает по ней... По всем ним. Как-то он сказал мне, что однажды проснулся и ясно понял: больше он не сумеет пережить ни одной потери.

Они надолго замолчали. Артур попытался представить каково это — прожить жизнь длиною в десяток жизней и не смог. Пусть он многое пережил в своих снах и видениях за последнее время, но, возвращаясь, он всякий раз становился собой. Даже две его жизни оказались тяжелой ношей: он скучал и по тем, кого любил много столетий назад, и по близким, с которыми был вынужден разлучиться еще вчера. Должно быть, если бы он воспринимал все прожитые им жизни как свои собственные, то просто свихнулся бы. Каково тогда Мерлину? Взять хотя бы Кайлу — кажется, он не разделял ее чувств, но пустил в свою жизнь, защищал и дорожил ею…

— Как ему это удается? — пораженно проговорил он.

Он хотел объясниться, но не пришлось: Кайла поняла его.

— Не представляю, — тихо произнесла она, покачав головой.

— Думаю, ты не оставила ему выбора, — чуть насмешливо сказал Артур, пытаясь прогнать тоскливое выражение с ее лица.

Кайла фыркнула.

— Ни малейшего.

В этот момент Клайд расправил крылья, тяжело поднялся в воздух и полетел прочь. Кайла проводила его взглядом.

— Горячего чая с сэндвичами? — выдержав короткую паузу, деловито предложил Артур.

Кайла круто повернулась к нему. Глаза ее вспыхнули таким голодом, что Артур на мгновение смутился.

— С огромным удовольствием, мой принц, — промурлыкала она.

Артур только хмыкнул в ответ, поднялся и церемонно предложил ей руку.

Мерлин бросил очередной взгляд на высокие напольные часы и поерзал. Никакой пользы эта встреча не принесла, кроме той единственной, на которую он, вероятно, и рассчитывал — занять время. Полученное от Кайлы сообщение сняло груз с его души и сделало всех собравшихся, даже Молана Финнерти, гораздо привлекательнее, но итог все равно был один: всех поразило заявление Мерлина о возвращении Артура, но добавить по существу им было нечего. Разве что семейство Финнерти снова выделилось: Молан даже тут умудрился сохранить бесстрастное выражение лица, а его тетушка, Эмер Каллахан, напротив, заметно оживилась, пробормотав что-то вроде:

— Истинное возрождение… Как интересно.

На уточняющий вопрос Мерлина она только пожала плечами.

— Слышала что-то в детстве. Надо порыться в книгах. И в памяти. Второе, пожалуй, будет посложнее, кхе-кхе, — насмешливо прибавила она скрипучим старческим голосом.

— Готов выслушать в любое время, — сказал Мерлин.

Эмер кивнула, задержав на нем свой взгляд.

— А тебе идет быть мальчишкой, — заметила она, блеснув почти выцветшими, светло-зелеными глазами. — Жаль, ты не избавился от своей бороды лет шестьдесят назад.

Неожиданно для себя Мерлин смутился. Он хорошо помнил, какой была Эмер в юности. Мужчины сворачивали себе головы, провожая ее взглядом. А она выбрала Питера Каллахана, сына простого клерка, бесшабашного и самоуверенного юнца, мечтавшего свернуть горы и готового на все ради нее. Высокий, крепкий, он увлекался спортом и не видел в жизни преград, чем-то напоминая Мерлину Артура. У него был лишь один недостаток, но для семьи Эмер он имел решающее значение: Питер не был магом. Мерлин помнил и то, как металась Эмер по его гостиной, словно раненый зверь, когда отец поставил ее перед жестоким выбором. Мерлин не дал ей тогда совета, только выслушал. Решение она приняла сама, выбрав Питера, а спустя три года тот погиб в автокатастрофе.

«Я ни о чем не жалею», — твердо сказала она, когда он пришел, чтобы принести свои соболезнования.

Мерлин в этом не сомневался. Преданность всегда была отличительной чертой Финнерти, с момента зарождения их рода, даже если сама Эмер больше не желала иметь с ними ничего общего. Время притупило боль, унесло жизни отца и брата Эмер, но с тех пор она ни разу не представилась иначе, кроме как миссис Каллахан.

Но то время, о котором она говорила… Боль от потери стихла, и они действительно проводили много времени вместе: Эмер полностью посвятила себя магическим практикам и помощи молодым ведьмам, попавшим в беду. Она приходила к нему за знаниями, за советом, за разговором… и просто так. И порой, когда ее задумчивый взгляд останавливался на его лице (пусть и не таком юном, как сейчас, но и не лице глубокого старца, здесь Эмер все же лукавила ― он не любил без надобности напоминать ни себе, ни другим о прожитых им годах), когда тонкие пальцы вскользь касались его руки, он чувствовал нечто, заставляющее его сомневаться в однажды принятом решении. Ему тогда казалось: она ждет чего-то. Первого шага, первого слова… Но он давно истратил и то, и другое, так что их дружба со временем сошла на нет, отравленная горечью несбывшихся ожиданий.

А спустя несколько десятилетий в жизни Мерлина появилась Кайла. Как яркое напоминание о любви, которая не могла случиться.

— …она была величайшей колдуньей, Эмер, — долетел до Мерлина холодный голос Молана.

— И психопаткой. Ты никогда не думал, кхе-кхе, что она-то и погубила Старую религию своими глупыми обидами?

— Нет, — процедил Молан и поднялся.

Мерлин усмехнулся. Он не услышал, когда и как речь зашла о Моргане, но вероятнее всего, разговор завел Молан, самый горячий ее поклонник из ныне живущих. Это был старый спор, почти такой же старый, как сам Мерлин, и неразрешимый: даже он не знал, кто из них прав. Оба слышали историю Морганы из его уст. Мерлин хорошо помнил, как горели глаза юного Молана Финнерти, когда тот задавал свои вопросы.

Много воды утекло с тех пор. Волосы Молана побелели, взгляд и сердце остыли, окончательно замерзнув, когда Кайла ушла из дома, предпочтя ему дом Мерлина. Он больше не задавал вопросов и утвердился во мнении, что им достался не тот великий колдун.

— Думаю, собрание можно считать оконченным, — сказал Мерлин, тоже вставая и обводя взглядом озадаченные лица глав крупнейших родов Британии. — Если кто-то захочет лично поделиться со мной своими мыслями на этот счет или узнает что-то новое, — он посмотрел на Эмер, — вы знаете, как меня найти.

Он торопливо попрощался и оставил старый особняк в центре, принадлежавший одному из членов Магсовета и привычно служивший им местом встречи. Поежился, поднимая воротник пальто повыше. В такие моменты он всегда жалел, что так и не сумел создать заклинание мгновенного перемещения. Поговаривали, что когда-то такой магией владели драконы и даже их первые человеческие потомки. Речь заходила и о путешествиях во времени, но Мерлин не нашел тому подтверждений, а когда заговорил об этом с Кайлой, она рассмеялась и сказала, что в его возрасте неловко верить в подобные сказки.

— А все же было бы отлично, — пробормотал он себе под нос, шагая вниз по улице и почти сразу замечая темную фигуру, отделившуюся от стены и последовавшую за ним.

Он прошел несколько кварталов, дважды круто сворачивал, чтобы убедиться в своей правоте, а затем сделал обманный маневр, нырнув в арку, и круто развернулся к преследователю.

— Кто ты и что тебе нужно? — спросил он, приготовившись бросить обездвиживающее заклятие.

Но тот и не думал бежать. Шагнул под еле брезжащий свет мерно качавшегося фонаря и откинул капюшон.

— Как… ты? — удивленно проговорил Мерлин.