Разрывая круг (гет)

Рождественский эпизод, он же Пролог

— Это странно, — сказал Артур и пожевал губу.

Мерлин не сдержал улыбки — как же он соскучился. Сейчас это чувство обострилось до невозможности. Даже сидя на расстоянии вытянутой руки от Артура, Мерлин продолжал скучать и не верил своим глазам — настолько этот Артур был похож на того, доисторического года выпуска. Хотя с последней их встречи прошло значительно меньше времени: что-то около двухсот лет.

— Это называется перерождение, — терпеливо повторил Мерлин, прекрасно понимая, что теплые чувства хоть никуда и не денутся, но довольно скоро обрастут привычным дружеским раздражением. — Но действительно странно то, что ты все помнишь. Так не должно быть… А еще ты должен быть членом королевской семьи или, на худой конец, политиком, но никак не звездой университетской футбольной команды.

— Ну, я бы не сказал «звездой», — Артур самодовольно хмыкнул. — Хотя кое-кто со мной и не согласился бы.

Мерлин закатил глаза.

— Бессмысленная игра мускулатурой всегда была твоим коньком, — пожал он плечами, отпивая пиво из кружки.

— Бессмысленная? Серьезно? То, что ты чего-то не… — Артур запнулся, заметив смеющийся взгляд волшебника, и решил сменить тему: — Что ты имеешь в виду под «этим разом»?

— Ты не помнишь? — Мерлин приподнял брови. — Что вообще ты помнишь?

— Помню… как умирал на твоих руках, — приглушенно сказал Артур. — А потом свою нынешнюю жизнь. Правда меня с самого детство преследовало чувство, словно что-то… не знаю, не так, — он нахмурился. — Что это все не настоящее.

— Не настоящее?

— Угу, — Артур кивнул, тоже прикладываясь к бокалу и, слегка поморщившись, продолжил: — Мне часто казалось, что я забыл нечто очень важное, жизненно важное, понимаешь? И чем старше я становился, тем сильнее было чувство. Мне снились красочные, реалистичные сны: турниры, сражения, различные проявления… магии, — он быстро глянул на Мерлина. — Но мой психотерапевт не видел в этом ничего особенного. «Это нормально в вашем возрасте увлекаться чем-то подобным, мистер Рейган», — передразнил он высоким дребезжащим голосом.

— Твой… кто? — Мерлин едва не поперхнулся.

— Это не смешно, Мерлин, — нахмурился Артур. — Родители замечали мои странности и пытались что-то с этим делать, пока я не научился их скрывать. Честно говоря, до нашей случайной встречи на той неделе, я думал, что у меня не все дома. И я все еще сомневаюсь…

— Наша встреча не была случайной, — покачал головой Мерлин. — Кто-то подсказал мне, где искать, послав видение.

— Это…

— Странно? — хмыкнул Мерлин и согласно кивнул. — Более чем. В этом мире слишком мало волшебников, способных забраться мне в голову. Единицы, на самом деле. И я не могу представить, кому из них есть до нас хоть какое-то дело.

— Значит, какое-то есть, — сказал Артур, невольно оглядываясь — небольшой уютный бар был заполнен едва ли на четверть, по мягко подсвеченному гирляндами залу разносились приглушенные голоса посетителей, которым показалось удачной идеей провести здесь рождественский вечер. Он снова посмотрел на Мерлина. — И все-таки это… странно.

Волшебник пожал плечами.

— Я привык. Еще тогда, после твоей первой смерти, Килгарра сказал мне, что ты будешь возвращаться снова и снова, когда земли Альбиона будут нуждаться в тебе. Так что это наша шестая встреча после твоей смерти… — он запнулся. — Хотя знаешь, ты, пожалуй, прав.

— Я не о том, — мотнул головой Артур, которому, с одной стороны, ужасно хотелось расспросить Мерлина обо всем в мельчайших подробностях, а с другой — сделать небольшой шаг назад и переварить хотя бы то, что уже известно. — Этот бар… «Мерлин», мы сидим тут и пьем это… — он покосился на кружку, — скажем так, неплохое пиво, в то время как за углом есть отличный паб, где этот напиток умеют варить по-настоящему.

— Ты имеешь в виду «Короля Артура»? — уточнил Мерлин, стараясь не рассмеяться.

— Именно, — кивнул Артур. — А еще ты… ты тоже странный, — добавил он, покосившись на кустистую бороду друга.

Вид Мерлина внушал ему невольное почтение, к которому он не привык. Да и осознать возраст волшебника никак не удавалось, числа просто не укладывались в голове.

— Это дело поправимое, — усмехнулся Мерлин.

Он прошептал несколько слов, его радужка окрасилась янтарно-желтым, и не успел Артур и глазом моргнуть, как перед ним сидел лопоухий парнишка с лукавой улыбкой на губах.

— Мерлин! — возмущенно воскликнул Артур, заставляя того буквально зажмуриться от удовольствия.

— Ух, у меня аж мурашки побежали, — заявил волшебник, отправляя в рот горсть орешков.

— Тебя же могли увидеть, — Артур быстро огляделся, но никто из посетителей даже бровью не повел — похоже, им здорово повезло.

— А это уже касается второй части твоего вопроса, — заявил Мерлин. — И «Мерлин», и «Король Артур» принадлежат нам.

— Кому это — нам?

— Магическому сообществу Лондона. Сегодня почти в каждом крупном городе есть свои магические сообщества. Как ты понимаешь, довольно закрытые: Средние века окончательно отбили у нас охоту к сотрудничеству.

— И это Лондонское сообщество… кто его возглавляет? Он сумеет нам помочь?

— Ему придется так или иначе, — отозвался Мерлин, ненадолго задумавшись. — Потому что это я.

Артур промолчал, покосившись на друга. В его голове по-прежнему с трудом умещался тот факт, что Мерлин когда-то был величайшим из волшебников Камелота, и, похоже, с тех пор мало что изменилось. Так что теперь ему придется как-то научиться понимать и принимать это. Хотя Мерлин не выглядел каким-то совсем другим: иногда его взгляд суровел, а черты лица словно бы заострялись, делаясь более строгими, — и тогда даже юная внешность мага не могла обмануть внимательного наблюдателя, в остальном же он был тем Мерлином, которого Артур помнил и знал.

— Так что пиво в «Мерлине» и «Артуре» наливают совершенно одинаковое, — насмешливо добавил волшебник, рассеивая окутавший его на мгновение ореол таинственности.

— То есть ты заделался бизнесменом? — со снисходительными нотками в голосе уточнил Артур.

— Не совсем так, — пожал плечами Мерлин. — Скорее это места сбора и отдыха. Еще мы предоставляем работу и помощь волшебным иммигрантам. Здесь сейчас, например, гораздо больше магов, чем людей. За тем столиком у окна — Дэвид и Майк, наши гости из Канады, Лиза и Маркус Левентис — семейная пара волшебников из Греции, бармен Десмунд — колдун в шестом поколении. А вон там, в углу, — Мерлин кивнул в сторону небольшого столика, за которым сидела девушка с огненно-рыжими волосами и яркой, запоминающейся внешностью — взгляд Артура несколько раз невольно соскальзывал в ее сторону, — Кайла. Она делает вид, что не слышит нас, хотя на самом деле подслушивает с самого начала. Она моя правая рука и отличная, хотя и немного назойливая помощница.

Девушка, уже не скрываясь, посмотрела на них и отсалютовала бокалом. Артур смущенно хмыкнул, слегка кивнув в ответ, и повернулся к Мерлину.

— Интересно, — пробормотал он.

— Еще у нас сеть салонов красоты «Моргана» по всему городу, — продолжал Мерлин, заставляя глаза Артура округлиться, — несколько пекарен, лечебниц, цветочные магазины и… кхм… урологическая клиника «Утер».

— Ты назвал урологическую клинику именем моего отца? — полузадушенным голосом переспросил Артур, глаза которого гневно сверкнули.

К тому же, он готов был поклясться, что расслышал женский смешок со стороны столика рыжеволосой колдуньи.

— Ага, — невинно отозвался Мерлин, оглядывая зал. — И во всех наших заведениях наложены чары забвения — если сюда попадает обычный человек, то, увидев что-то магическое, он мгновенно забывает об этом. Тебя мне пришлось защитить контрзаклятием.

— Просто отлично, — процедил Артур, — ты колдуешь за моей спиной, оскорбляешь мою семью…

— Выходит, ничего не изменилось? — Мерлин склонил голову на бок.

Не выдержав, Артур фыркнул и расслабленно откинулся на спинку стула.

— Похоже на то… Слушай, давай больше не будем ни о чем таком сегодня, — немного помолчав, предложил он. — Голова и так пухнет.

Мерлин кивнул.

— Договорились. Только еще один, последний, вопрос, — сказал он. — У меня дом в пригороде Лондона, неподалеку от Чилхэма. Довольно вместительный. Иногда я привечаю проезжих магов, которым негде остановиться, хотя сам живу там редко — приходится много путешествовать. Но пока мы со всем этим не разберемся, ты мог бы пожить у меня. К тому же он довольно старинный… не замок, конечно, но все же.

Артур кивнул.

— Спасибо, Мерлин. Пожалуй, ты прав, так будет разумнее. Ни дома, ни в студенческом общежитии мне сейчас делать нечего.

— Отлично, тогда можем отправляться прямо сейчас, — обрадовался Мерлин.

Он с трудом верил в свою удачу: Артура даже не пришлось уговаривать поступить правильно. Зато присматривать за ним теперь будет гораздо проще. Уж если Мерлин что и усвоил за свою невероятно долгую жизнь — рано или поздно у Артура всегда появляются смертельные враги, от которых его нужно спасать.

— Выберешь комнату, обустроишься, — сказал Мерлин, поднимаясь, — а потом я расскажу тебе все, что ты захочешь знать о Камелоте после твоей… твоего ухода. Или о чем угодно еще.

— Я бы послушал про одно из своих перерождений, — сказал Артур.

Мысли о Гвиневре и королевстве неотступно преследовали его последние несколько дней, но он не был уверен, что готов услышать ответы на свои вопросы, и был благодарен Мерлину, что тот не начинает разговор первым.

— По рукам.

Выходя из бара, волшебник слегка кивнул Кайле, и она кивнула в ответ, показывая, что поняла его.

— Слушай, твое нынешнее имя ведь Арнольд? — спросил Мерлин, накидывая куртку — Рождество в этом году выдалось снежное и холодное. — Как считаешь, я могу звать тебя Эрни?

— Заткнись, Мерлин… Но если ты этого хочешь, я буду звать тебя Бертом.

Они продолжали перешучиваться, удаляясь по переулку, провожаемые немигающим взглядом светлых глаз.

— Мы должны проследить за ними, — скрывавшаяся в тени молодая женщина подалась вперед, но была остановлена своей спутницей.

— Не сегодня, Моргана.

— Дом Мерлина наверняка скрыт чарами, потом мы не сможем…

— Мы все сможем, — перебила ее Моргауза. — Просто… не сегодня, хорошо? Сколько столетий мы были в разлуке, сестра? Многие верят, что сегодняшний вечер нужно проводить с семьей. Поэтому мы пойдем ко мне, сядем за праздничный стол, и я познакомлю тебя с племянниками.

— У тебя есть дети? — удивилась Моргана.

— Трое, — Моргауза улыбнулась. — И теперь, когда я все вспомнила, хочу сказать, что планировать очередную атаку на Камелот было гораздо легче, чем управиться с ними. Но… они вся моя жизнь. Были ею, пока не появилась ты.

Моргана в ответ крепко обняла сестру.

— Хорошо, — согласилась она. — Но потом Артур и Мерлин дорого заплатят за то, что сделали с нами.

— Мы что-нибудь придумаем, — пообещала Моргауза, взяв ее за руку, — но только не сегодня.

Она повела сестру за собой и вскоре их фигуры скрылись в противоположном конце переулка.

Какое-то время ничто не тревожило воцарившуюся тишину — ни отзвук музыки из бара, ни скрип снега под шагами случайного прохожего. Белые хлопья продолжали укутывать тротуары в искрящуюся серебром шубу, заметая следы.

Он появился из ниоткуда — тоже абсолютно беззвучно. Посмотрел в одну сторону, в другую, что-то тихонько пробормотал себе под нос, довольно улыбнулся и в никуда исчез.

Примечания:

Иллюстрация к главе:

http://fan-way.com/uploads/posts/2017-01/1483827360_zamykaya-krug_01_10r.jpg

Полуприкрыв веки, Яков, не отрываясь, следил за раскачивающимся маятником — громоздким и потускневшим от времени, несмотря на старания слуг. Тень привычного раздражения на вечную нехватку денег для содержания двора и даже собственных покоев скользнула мимо и растворилась в молочных сумерках. Он устал. Он чувствовал это всем своим немолодым телом — как внутри него, словно в массивных часах, иногда будивших его по ночам своим скрипом, все медленнее и неохотнее проворачиваются изношенные механизмы. Довольно парадоксально, если говорить о часах, и вполне ожидаемо, когда речь касалась него самого. Будь ты хоть трижды король, смерть никого не щадила и не подстерегала нарочно, она просто была, медленно, неумолимо приближаясь с каждым новым днем.

По телу Якова прошла дрожь и он поморщился. Стини* не одобрил бы таких настроений. Губы Якова тронула слабая улыбка. Сколько в нем было задора, запала, амбиций — в его Стини. Они не иссякали с годами, напротив, скорее росли вместе с аппетитами. В какой-то момент это стало беспокоить Якова, но он хорошо понимал: в этом и есть причина. Жажда жизни Бекингема питала его силы, подточенные непрекращающейся с самого рождения борьбой — за само право на существование, за трон, за настоящую власть, за Англию. Вечные поиски компромисса, уступчивость в одних ситуациях и непоколебимость в других, иезуитская хитрость — он всегда скользил по тонкому льду, двигаясь осторожно, на ощупь, иногда почти вслепую. Поэтому самоуверенные, граничащие с откровенной наглостью выходки Стини заставляли его внутренне содрогаться, замирая от смешенного чувства восхищения и страха. Рано или поздно это обернется катастрофой, Яков понимал это, единственное, на что он надеялся — его веки к тому времени уже будут сомкнуты могильным сном.

Ну, вот. Снова он об этом. Хотя и понятно, почему — когда от тебя уходит старый слуга, с которым ты разделил почти всю свою сознательную жизнь, это что-то вроде плохого предзнаменования. Но от понимания причины не становилось легче. Якову вспомнился тот день, когда Мартин попал к нему в услужение — долговязый, лопоухий, со сметливым взглядом и смеющимися глазами. Яков не любил плутов, его тогда вообще мало что занимало кроме желания выжить в развернувшейся борьбе за власть. Он чувствовал себя щепкой в океане чужих страстей: зависти, алчности, ненависти. Однако лукавый мальчишка ему понравился, с ним появилось это странное чувство — словно он больше не один. Яков доверился инстинкту и не прогадал.

Потом он пытался выяснить, чьим именно выдвиженцем был Мартин, чтобы наградить за усердие, но безрезультатно. Получалось, что мальчишку привел во дворец случай да известная доля настырности, с которой Яков успел познакомиться поближе. Что ж, плут он и есть плут. Но этого конкретного плута он полюбил всей душой: не так, как своего дорогого Стини, а скорее как настоящего и, пожалуй, единственного друга. Как ни странно, огромная разница их положений лишь облегчала многие моменты, которые всегда стояли между королем и первыми людьми Шотландии, а потом и Англии. Было время, когда Бэкингем даже ревновал его…

Яков усмехнулся. Эти яростные вспышки ревности ему тоже были по душе — будь то правда или же искусная игра. Джордж неплохо изучил его слабости и вовсю ими пользовался. Но он никогда не сумел бы узнать его так, как Мартин, просто потому, что никогда к этому не стремился. Яков был влюбленным, но не дураком. Так что в этом конкретном случае ревность была даже чем-то оправдана. А теперь его слуга, его наперсник, тот, с кем он привык делиться своими мыслями и заботами, кто не раз удерживал его от необдуманных поступков и проявлял сообразительность, достойную умнейших людей королевства, его друг — он уходил от него.

— Так у тебя есть родные? — удивленно отозвался Яков на просьбу Мартина отпустить его в деревню ухаживать за престарелыми родителями.

Казалось, жизнь его слуги принадлежала ему безраздельно с самого момента их встречи, и Якова это вполне устраивало.

— Но ты ведь вернешься? — спросил он со смутной тревогой, получив подтверждение.

— Время покажет, ваше величество, — тихо отозвался Мартин со странной улыбкой, заставившей сердце короля сжаться.

Яков посмотрел на опустившийся ниже часовой груз — там, где когда-то поблескивал голубой кристалл, грубоватый и безыскусный, если говорить об украшениях, теперь зияла дыра. Странная просьба и не менее странная награда за годы преданности. И это чувство — словно они расстались навсегда, и в то же время еще обязательно встретятся, что-то неуловимо, мучительно знакомое… Яков плотнее закутался в одеяло. Стоило позвать кого-то, чтобы подкинули в камин, или даже сделать это самому: Мартин всегда говорил, что «король ты или нет, а руки, хвала господу Богу, две и ноги две, как и у прочих тварей божьих». При этом он еще посмеивался, совершенно не боясь ни королевского гнева, ни королевской же выволочки. Но шевелиться сейчас не хотелось. Наверное, он и правда стареет, раз уход слуги вверг его в такое уныние. Единственное, чего Якову действительно хотелось сейчас, это немного никем не нарушаемой тишины. И воспоминаний. Хороших, греющих душу воспоминаний — благо, он успел нажить и такие…

Проснувшись, Артур еще какое-то время смотрел в потолок, не шевелясь и почти не моргая, продолжая балансировать на грани сна и реальности. Впрочем, в последние дни понятие реальности стало слишком размытым для него. Что же, в конечном счете, реально? Его жизнь и смерть в Камелоте, магия, Мерлин, все это? Или незамысловатая судьба очередного самоуверенного мальчишки, выросшего в уютном пригороде и уже в шестнадцать стащившего отцовскую тачку, чтобы впечатлить школьную королеву? А теперь вот еще и это… Артур слегка вздрогнул, поморщился и откинул одеяло, испытывая потребность немедленно сменить положение тела и заодно — направление мыслей. Да и потом, как бы ни было заманчиво в минуту слабости поверить в собственное умопомрачение, в глубине души он прекрасно знал кто он. Всегда знал. И королева у него может быть только одна. Артур вздохнул, затем снова вспомнил о чем-то, нетерпеливо и слегка рассержено тряхнул головой, поднялся и направился в ванную. Он так и не решился задать мучавший его вопрос вчера, но сегодня непременно это сделает и плевать он хотел на какие-то там сны.

Стоя под прохладными струями воды, Артур невольно присмотрелся к окружающей обстановке: если вид спальни и все ее убранство отвечали образу «старинного поместья», то такую ванную комнату ожидаешь увидеть скорее в современном особняке где-нибудь в Фулхаме. Во всем доме Мерлина ощущался этот дух противоречия: словно кто-то взялся за его переделку, но остановился на полпути, в хаотичном, не всегда поддающемся логике порядке выбрав то, что показалось ему нуждающимся в модернизации, и начисто позабыв про остальное. Так, возле старинного камина с покривившейся каминной решеткой стояли два шикарных кожаных кресла явно из какого-то толстенного каталога по интерьеру, которые так любил его отец… ну, то есть отец Арнольда. Все туалетные комнаты были приведены в идеальный порядок, при этом ступеньки на крыльце скрипели и прогибались так, что не держаться за перила казалось опасным для жизни. Чтобы отдернуть тяжеленные портьеры, потребовалось приложить недюжинное усилие, зато светлые полы блестели свеженькой лакировкой. И так далее, и тому подобное. Интересно, что это говорило о Мерлине? Значит ли это, что ему нелегко дается такая жизнь, растянутая на века, вмещающая в себя такое огромное количество лиц, событий, изобретений?

Артур обмотал полотенцем бедра и протер тыльной стороной зеркало. Скользнув быстрым взглядом по поджарому торсу, он взъерошил волосы, уперся ладонями в раковину и пристально посмотрел самому себе в глаза, приблизив лицо к отражению. Похоже, в его новой жизни было слишком много мозгоправов. Какой смысл гадать, если можно просто узнать, пообщавшись с Мерлином подольше, пожив рядом с ним? Пусть он и не самый наблюдательный парень на свете... Артур ощутил уже знакомый приступ стыда, вспомнив, как долго Мерлин водил его за нос, как он поначалу разозлился и с каким опозданием понял, скольким обязан своему непутевому слуге. И все же он не успел до конца осознать всей масштабности этой перемены. Вернее, ему тогда показалось, что он понял. Это был такой эффектный трагико-эпический момент, после которого уже не придется думать — а что дальше? Как переосмыслить весь их совместный путь, их роли в процветании Камелота? Как принять, что твой хамоватый слуга, в общем-то, храбрый и сметливый малый, а впоследствии хороший и близкий друг, на самом деле — великий волшебник, герой не меньше, а то и побольше твоего? И дело было вовсе не в уязвленном самолюбии, хотя недоверие Мерлина, его, возможно, вполне справедливые опасения и задели Артура, но в самом характере их общения, в отношениях. Какими они станут? Как изменятся? А изменятся они непременно. И это если не думать о том, другом… Артур нахмурился, развернулся на пятках и вернулся в спальню, где едва удержался, чтобы не выругаться.

— Мерлин, какого…! — воскликнул он. — Мерлин, — сбавил он тон, — что ты здесь делаешь?

— Жду тебя, — пожал плечами волшебник, поднимаясь из продавленного кресла-качалки, — хотел сообщить, что завтрак готов.

— Да, хорошо… спасибо, — сбивчиво поблагодарил Артур.

Теперь, когда эмоции немного улеглись, он невольно осторожничал с этим новым для него Мерлином, который пока мало чем отличался от старого. Было похоже, что и Мерлин общался с ним скорее по инерции, хотя временами в его взгляде и проскальзывало что-то незнакомое, неузнанное.

— Слушай, хотел спросить тебя кое о чем… — Артур запнулся. — Да нет, ничего, забудь.

— Спроси, — Мерлин остановился в дверях.

— В общем, — Артур колебался, но все же продолжил, — вчера ты рассказывал про короля Якова, и сегодня мне снилось кое-что на эту тему. Только это не слишком-то походило на сон. Возможно ли, что это было воспоминание?

Мерлин немного постоял в задумчивости, покачал головой каким-то своим мыслям, а затем неуверенно кивнул.

— Пожалуй… хотя так и не должно быть. Но я уже ничему не удивляюсь. Что именно тебе снилось?

— Да так, — Артур пожал плечами и повернулся в поисках своих вещей, — ничего особенного.

Мерлин, внимательно за ним наблюдавший, тихонько хмыкнул и хотел уйти, когда его снова остановил голос Артура — предполагалось, что он должен был звучать небрежно, но даже кто-то, знавший Пендрагона не настолько хорошо, как Мерлин, расслышал бы в нем нотки нервозности.

— Так ты говоришь, что я был им? Что я был всеми ими — ну, теми королями, которым ты помогал, моими воплощениями?

— И да, и нет, — немного помолчав, серьезно ответил Мерлин — уголки его губ при этом слегка дрогнули, но изображавший кипучую деятельность Артур этого не заметил. — Это не значит, что ты был Яковом, и в то же время — да, ты был им. Как бы тебе объяснить… это были другие люди. Воплощения твоей души, да, но люди все равно другие: каждый со своей историей, своим характером, своими проблемами и радостями. Иногда я угадывал в них тебя, но чаще… — он покачал головой, — чаще нет. А вот теперь ты стоишь передо мной и это просто поразительно.

Мерлин помолчал, ненадолго погрузившись в себя, — теперь уже Артур внимательно его слушал.

— Душа это нечто большее, чем личность одного человека, — прибавил маг, — она не имеет характера и привычек, не имеет пола, — он уже шагнул через порог, когда вдруг обернулся, его глаза хитро блеснули, — или там, не знаю... ориентации! — и выскочил за дверь, потому что слишком хорошо знал это выражение лица Артура. — Жду тебя завтракать, — крикнул Мерлин из коридора и, посмеиваясь, направился вниз, оставив Артура с подушкой в руках, которую тот так и не успел в него запустить.

Когда Артур спустился на кухню — тоже, к слову, прекрасно оборудованную и со вкусом обставленную, стол, которым служил просторный кухонный островок, был действительно накрыт. От веселья Мерлина не осталось и следа. Он сидел с чашкой в руках, крепко о чем-то задумавшись, и даже не заметил появления Артура. Лицо его имело непривычное, серьезное и замкнутое, выражение. Впрочем, возможно Артур просто никогда по-настоящему не присматривался. Он вообще не слишком-то наблюдателен, напомнило уязвленное самолюбие.

Повернувшись на шорох, Мерлин чуть вздрогнул, а затем растянул губы в улыбке — несколько напряженной, но искренней. Мерлин снова был просто Мерлином. Но тягостное ощущение не ушло. Артур словно бы чувствовал, как расстояние в тысячелетие то исчезает, то снова появляется между ними.

— Кажется, я все помню правильно? — Мерлин указал на стол, где были собраны любимые утренние блюда Артура времен Камелота на несколько осовремененный лад — омлет с беконом, тосты с несколькими видами джемов, фрукты, сырная и мясная нарезка, сладкие булочки. — Или твои вкусы изменились?

— Не слишком, — ответил Артур, присаживаясь на барный стул и чувствуя себя неловко от такой внимательности к его предпочтениям.

— Чай? Кофе? Кажется, где-то был сок, Кайла вечно… — Мерлин принялся оглядываться, когда окончательно смущенный Артур перебил его:

— Все нормально, Мерлин, я ведь и сам могу…

— Ты у меня в гостях, Артур, — Мерлин понимающе хмыкнул. — Это нормально — заботиться о гостях. Я помню, что я больше не твой слуга, и что я — великий волшебник, — с наигранной важностью сказал он.

— И обманщик, — вставил успокоившийся Артур, сделав первый глоток кофе.

— И что теперь все по-другому, — закончил Мерлин.

— Не все, — скривился Артур, отправив в рот вилку с омлетом, — ты так и не научился готовить яйца.

— Тогда я передоверяю эту важную миссию тебе, — торжественно заявил Мерлин. — И вообще, поскольку теперь основная нагрузка на мне, предлагаю тебе заняться хозяйством.

Артур подавился омлетом и возмущенно уставился на мага, после чего оба не удержались от смеха.

— Ладно, а если серьезно, с чего мы начнем? — спросил Артур, когда большинство тарелок опустели, а в животе свернулся плотный комок из отнюдь не легкого завтрака.

Если вдуматься, не такая уж это плохая идея: самому заняться пропитанием. Со средневековыми замашками Мерлина спортивную форму будет сохранить трудно.

— Начнем… — выражение лица Мерлина снова переменилось. — У меня есть несколько соображений, но сначала я хотел предложить тебе кое-что, — он помолчал и внимательно посмотрел на Артура. — Зелье забытья.

— Зелье… забытья? — Артур запнулся, чувствуя, как настырным сорняком в сознании снова пробивается росток недоверия к колдовству. — Зачем? Я ведь уже говорил тебе, что все вспомнил до мельчайших подробностей — словно это было вчера.

— Не для того, чтобы ты вспомнил, — немного помолчав, проговорил Мерлин. — А чтобы забыл.

— Я не понимаю...

— У тебя есть своя жизнь, здесь, в современной Англии. Родители, дом, учеба, этот твой спорт. Ты мог бы и дальше жить ею, пока я…

— Это не вариант, — сухо перебил Артур.

— Сначала выслушай, — мягко, но настойчиво продолжил Мерлин. — Если ты откажешься, нам, скорее всего, придется использовать мощные чары забвения: полностью стереть память о человеке у всех, кто его когда-либо знал, совсем непросто. И эти чары необратимы, — Артур вскинул на него глаза, но промолчал. — А если не применять их, то смогут ли они смириться с тем, что ты оставил учебу, оставил близких и живешь теперь непонятно где и с кем? И насколько это безопасно для них: оказаться так близко к волшебному миру, к нам? Я не могу ручаться, Артур, извини... Нет ничего плохого, если ты согласишься принять зелье. В конце концов, как раз его действие всегда можно отменить, а я буду знать, где тебя найти. Это не предательство и не бегство, а просто разумный шаг в данных обстоятельствах. Обдумай все как следует, — попросил он.

Артур долго молчал, рассеянно катая по столу виноградину. Он думал о маме — вечно занятой, деловой, куда-то спешащей, но все-таки любящей, об отце, который недалеко от нее ушел, но всегда находил время для школьных матчей и редких разговоров по душам. Но больше всего об Аароне — мелком паршивце, который сводил с ума родителей и нянек своими выходками и просто обожал старшего брата. Родные, дорогие его сердцу люди. Надежды, мечты и планы. Вполне реальная жизнь со своими печалями и радостями. Кто-то словно сотрет ее ластиком, сотрет память о ней, о хороших и плохих моментах, о минутах счастья и горя, о первых достижениях и ошибках. У всех, кроме него. Он станет своеобразным мемориалом этой жизни. Он сам, его память и чувства, его тоска по ним…

— А ты и, правда, не изменился, — с тихим, грустным смешком сказал Артур, поднимая глаза на друга. — Нет, Мерлин, я не оставлю тебя одного разбираться с этим. И потом, я это я, и никакое зелье этого не изменит.

___________________________________________

* Так король Англии и Шотландии Яков I ласково называл своего фаворита, друга и любовника Джорджа Вильерса, впоследствии герцога Бекингема. Стини — сокращение от святого Стефана, чьё лицо, по Библии, «сияло, словно лик ангела». В письмах король называл Стини то «женой», то «мужем».

Примечания:

Иллюстрация к главе: http://fan-way.com/uploads/posts/2017-10/1508773857_zamykaya_krug_02.jpg

Малоэтажный пригород в это время года был похож на иллюстрацию к детской книжке — из тех, что раздражают своей пестротой и приторностью. Впрочем, таким же было и убранство двухэтажного коттеджа: гирлянды, флажки, аляповатые украшения и елочные игрушки, еще немного гирлянд… просто потому, что их, видимо, не бывает много. А еще разноголосая, безостановочная и бессмысленная болтовня. Моргана извинилась, но едва ли была услышана, и тихонько выскользнула из гостиной.

Ей нужен был маленький перерыв от этого открыточного, приторно-семейного празднества. От осадивших ее племянников, которым она была представлена как давняя подруга матери. От попыток мужа Моргаузы (или Венди?) скормить ей кусочек этой превосходной йоркширской ветчины или, на худой конец, еще одну крохотную свинку*.

Теперь Моргана с жадностью вдыхала морозный воздух, стоя на холодной террасе, и рассеянно вглядывалась в лица редких прохожих. Почти все они были молоды и беззаботны. Вышедшие из возраста, когда Рождество нужно непременно встречать с семьей, и еще не повзрослевшие настолько, чтобы этого действительно хотелось. Они смеялись, болтали без умолку, распевали песни, толкались, выпихивая друг друга в свежевыпавший снег. Она смотрела на них, видела их модные стрижки и пестрые шмотки, слышала ставший для нее привычным сленг, но перед глазами стояли совсем другие картины, а в ушах звучали другие голоса. Алые плащи, грубоватые шутки, раскатистый хохот…

«Хей, гляньте-ка, я зарядил снежком сэру Леону прямо в его высокородный за… Леди Моргана», — молоденький рыцарь смущается и розовеет до кончиков ушей, почтительно кланяясь воспитаннице короля.

Она благосклонно кивает в ответ, но уголки губ предательски подрагивают. Она задергивает штору, и они с Гвен покатываются со смеху.

«Уверена, он уже в вас влюблен», — фыркает, отсмеиваясь, Гвиневра.

«Или в тебя», — парирует Моргана и гладит пальцами мех на оторочке бархатного плаща глубокого темно-синего цвета.

Сегодня у них запланирован семейный выезд с королем и Артуром, а вечером в замке будет пир. Гвен слышала в людской, что Утер задумал устроить детям сюрприз и пригласил бродячий театр…

Моргана зябко повела плечами. Губы привычно скривились от едкой, разъедающий горечи. Все было ложью. Каждый миг, каждое доброе слово, каждый широкий жест. Все было отравлено предательством с самого момента ее появления на свет и даже еще раньше — в момент зачатия.

За спиной открылась дверь, на плечи лег мягкий плед.

— Ты замерзнешь и простудишься, — пожурила ее Моргауза, привлекая к себе за плечи.

— Вряд ли обычная простуда может мне теперь навредить.

Сила еще не до конца пробудилась в ее теле, но Моргана уже чувствовала ее мощь и наслаждалась этими жаркими, нетерпеливыми импульсами. Накануне она попробовала несколько заклинаний и поняла, что помнит их все. Результат был неидеальным, но у нее будет время поработать над точностью, а то зеркало ей все равно не нравилось. Оно помнило слишком много. Ее одиночество, ее слезы, ее потерянный и несчастный вид. По большому счету, в той крохотной квартирке в центре не было ничего, что стало бы ей особо дорого за последние три года, когда она строила свою взрослую жизнь и безуспешно пыталась отыскать свое место в мире, казавшемся ей чужим и враждебным чуть ли не с самого ее рождения.

Но теперь это в прошлом. Она больше не одна и она не бессильна. Черт, да она сильнее, чем когда-либо, и тому есть причины… Она довольно усмехнулась и повернулась к сестре.

— Значит, Сенред, да? Неожиданно. Здорово же ты наверное удивилась, когда вспомнила…

— Не то слово, — хмыкнула сестра. — Хотя, пожалуй, не так чтобы очень.

— Вот как? — Моргана пристально посмотрела на нее.

Моргауза пожала плечами и отвела взгляд.

— То, что было тогда между мной и Сенредом, не имело шансов на будущее… все, что было искреннего и настоящего с тех отношениях умерло, не родившись. Вместе с детьми, которых я лишала права на жизнь, едва ощутив их в своей утробе, — приглушенно сказала она. — Но между мной и Джоном все иначе. И наши дети сидят сейчас за столом вместе с нами.

— Что ж… я рада за вас, — прохладно сказала Моргана и прищурилась. — Выходит, он ничего не вспомнил?

— Вспомнил, но… — Моргауза дернула плечом. — Мне пришлось помочь ему снова забыть. Эти воспоминания, вся эта прошлая жизнь делали его несчастным. И потом, если со мной что-то случится, у Оливера, Чарли и Эйлин будет отец.

Моргана нашла и сжала ее руку.

— Обещаю, что в этот раз…

Моргауза качнула головой, прерывая ее.

— Давай обойдемся без обещаний, хорошо? Слишком много их было дано когда-то... Пойдем, скоро будет десерт.

Мягко улыбнувшись сестре, она вернулась в дом, и вскоре до Морганы донеслись радостные, возбужденные крики. Дети с нетерпением ждали сладкого, и Сенред, или скорее Джон, предлагал самой младшей, Эйлин, помочь ему с сервировкой.

Моргана не спешила возвращаться, кутаясь в плед и скользя взглядом по размытой, иссиня-черной линии горизонта. Воздух звенел от мороза и внезапно наступившей тишины. Она окружила Моргану, протянула свои ласковые руки к самому горлу, легонько погладила и вдруг сжала до навернувшихся на глазах слез. Снова, как когда-то очень давно, Моргана остро ощутила собственную ненужность, одиночество и пустоту, пожирающих ее, словно трехголовый монстр. Ее личный Цербер, сторож ее преисподней. Вот только раньше был еще Камелот. Цель, смысл и символ всего, что у нее отняли, и что принадлежало ей по праву. Сейчас осталась только месть… и сестра, для которой очередное дурацкое рождество было важнее того, что они снова вместе и могут стать сильнее, чем когда-либо прежде.

Волосы у Бретты были темные и блестящие, как напоенная лунным светом летняя ночь. Тугими кольцами они рассыпались по плечам, доставая до самой поясницы, а сейчас, когда она так низко склонилась над ручьем, показывая что-то своему бессменному другу, и вовсе полоскались в прозрачных водах иссиня-черными кисточками.

— Прекрасное наследство, — с тихим смешком сказал Эглер, подходя ближе и коснувшись плеча Морганы.

— Во-первых, не смей читать мои мысли, — поморщилась она, — а во-вторых, похоже, это единственное, что я сумела ей дать.

И действительно, все прочее досталось Бретте от отца: смуглая кожа, карие глаза, спокойная уверенность в своих силах и образ жизни. И только роскошные черные локоны с первого взгляда подсказывали любому, чья она дочь. Бретта не любила убирать их, сдергивая любые гребни и заколки, бросая их наземь, где придется. В конце концов, они сдались. Точнее — сдалась Моргана. Смирилась, вычеркивая из своего личного списка очередную привычку. В этом списке было много всего: мягкая постель, дорогие платья, вкусная и горячая пища в любое время дня.

На ее талию легли теплые, крепкие руки.

— Ты скучаешь по ней? По этой жизни? Прости… ничего не могу поделать, когда твои мысли звучат так ясно.

Моргана откинула голову ему на плечо. По губам ее скользнула рассеянная улыбка.

— Скучаю ли я? По сытой и спокойной жизни в королевских покоях? — спросила она. — По тем временам, когда мне не приходилось срываться с очередной нашей стоянки и жить в страхе за тебя и Бретту? Нет, — помолчав, покачала головой Моргана. — Я не скучаю.

Она обернулась и посмотрела ему в глаза.

— Потому что та жизнь была насквозь отравлена ложью и полна притворства, — она потянулась и коротко поцеловала его в губы, а затем положила голову ему на плечо. — А эта — магией и любовью.

— Вот и еще наследство, — сказал Эглер, обнимая ее. — Самое лучшее из возможных. Магия и любовь.

— Магия и любовь, — эхом отозвалась Моргана, прикрывая глаза.

Рядом раздалось деликатное покашливание.

Старший товарищ Бретты ненадолго оставил свою маленькую подругу, но продолжал поглядывать в ее сторону.

— Разведчики говорят, что в пяти милях отсюда прошел рыцарский отряд. Будем сниматься или…

— Да, уйдем глубже в леса, — немного подумав, со вздохом сказал Эглер. — Или подождем до вечера? — он посмотрел на Моргану.

На мгновение она задумалась, прикусив губу. Что было бы, останься они и покажи утеровским прихвостням, на что на самом деле способны. Глаза ее потемнели, в них блеснула сталь. Эглер нашел и сжал ее ладонь.

— Нет, — она покачала головой. — Не станем рисковать. Давай, Мордред, поможешь нам с Бреттой собраться… Хей, осторожней, милая! — окликнула она дочь, которая наклонилась слишком низко, оступилась и теперь балансировала на краю неглубокого, но бурного потока.

На мгновение радужка Морганы окрасилась золотом, и вот мягкая волна приподняла и отнесла ребенка на пару шагов назад.

— Ой, мама, это ты, да? — Бретта обернулась и звонко рассмеялась. — А можно еще так? Ну, пожалуйста!

Моргана покачала головой и, опустившись на корточки, распахнула объятия. Бретта полетела к ней стрелой, едва касаясь земли ногами, и, кажется, сама не замечала, что тоже колдует.

Моргана подхватила дочь на руки и закружила. Воздух зазвенел, заискрился, столько в нем было магии. Мордред и Эглер переглянулись. Их переполняло волшебство этой минуты, счастье этой близости, и все же внимательный наблюдать заметил бы тень тревоги в глазах Эглера. Каждый раз, забираясь все дальше в лес, он надеялся только на одно: что они снова успеют скрыться. Что рыцари Камелота не преградят им путь. Что рука их не поднимется на близких Морганы... В противном случае — помоги им тот бог, которому они молятся. Ибо никогда прежде он не видел и не ощущал столько силы, как у его жены и дочери.

Моргана открыла глаза, чувствуя, как трепетное светлое чувство утекает из ее тела, сползает по простыням, просачивается между половицами. Какое-то время она лежала, не шевелясь, скользя невидящим взглядом по светлым стенам гостевой комнаты. Окна были плотно зашторены, но ровный белый свет все равно пробивался сквозь ткань и узкие щели, играя на лаковой поверхности трюмо.

Тихонько скрипнула дверь.

— Прости, ты еще спишь? — тихо спросила Моргауза, и Моргана покачала головой, жестом подзывая ее к себе.

— С добрым утром, — хриплым ото сна голосом проговорила она, сжимая ладонь сестры.

— С добрым, — Моргауза коснулась губами ее лба. — Хотя уже почти полдень. Похоже, проблемы со сном остались в прошлом? — добродушно усмехнулась она.

— В очень далеком прошлом, — Моргана приподнялась на подушках. — А ты все такая же ранняя пташка?

Когда-то, впервые обретя то, что у нее так грубо отняли в момент рождения — настоящую семью и магию, она с восхищением и затаенным стыдом наблюдала за тем, как самостоятельно справляется с любыми трудностями ее сестра, как рано встает и сколько всего успевает за день. Сама она, наконец избавившись от кошмаров, была не прочь понежиться в кровати дольше обычного. Но Моргауза только поощряла это, посмеиваясь. Приносила ей завтрак, гладила по волосам, рассказывала о маме. Они были счастливы тогда, по-настоящему счастливы… Мысль эта странно потянула внутри.

— Боюсь, в этот раз у меня не было выбора, — покачала головой Моргауза. — Вот и сейчас я снова вынуждена покинуть тебя, поскольку имела неосторожность пообещать кое-что... Но это только до обеда, а потом я вернусь, и мы обо всем поговорим, — пообещала она. — Или, может, ты захочешь присоединиться к нам? Ничего особенного: просто небольшая прогулка и умеренное количество фастфуда в ближайшем торговом центре…

— Нет-нет, идите, — улыбнулась Моргана, чувствуя знакомую приторность этой улыбки. — Мы еще успеем наговориться.

— Ну, хорошо, — Моргауза поднялась. — Внизу есть свежий кофе, яйца, тосты, жареный бекон и куча другой еды... Пожалуйста, не стесняйся.

— Не буду.

— Кстати, — Моргауза обернулась на пороге, — я заходила чуть раньше, и ты улыбалась. Снилось что-то хорошее?

— Очень, — помолчав, сказала Моргана, ограничившись одним этим словом.

Как только за сестрой закрылась дверь, она резко откинула одеяло и поднялась. Что ж, если у Моргаузы нет на нее времени, она знает, у кого оно может найтись.

_____________________________________________

* «Свинки в одеяле» — традиционное рождественское блюдо в Англии (маленькие сосиски, запеченные в беконе).

— Так чем займемся? — спросил Артур, как только с завтраком и сложными вопросами было покончено.

Конечно, оставались еще вопросы о Камелоте, но для них стоило найти более подходящее время. Сейчас ему хотелось действовать.

— О, тебе это придется по душе, — Мерлин поманил его за собой в сторону холла. Они прошли почти все здание от крыла до крыла, когда хозяин наконец распахнул широкие двери и закончил начатое предложение: — Исследованиями!

— Очень смешно, — фыркнул Артур, но невольно замолчал, пораженный открывшимся ему зрелищем.

Просторная комната в два этажа располагалась в одной из двух боковых башен и была битком набита книгами, окольцовывающими ее стены десятками пестрых рядов. В свете, льющемся из узких стрельчатых окон, искрилась в танце многовековая пыль. Посреди библиотеки стояло несколько тяжелых столов и стульев, чуть в стороне: длинный стол со всевозможными склянками, пузырьками, минералами и связками трав. Сердце кольнуло, и Артур взглянул на Мерлина. Ответная улыбка друга была мягкой и грустной.

— Ты же шутишь, да, Мерлин? — спросил Артур, подыгрывая. — Нет, не шутишь…

— Нисколько, — покачал головой маг. — Сначала исследование, потом план и лишь затем — действие. Никто еще не придумал ничего лучше. Вот здесь, — он указал на довольно широкую секцию, уходящую под самый потолок, — у меня собраны книги по перерождению и путешествиям душ…

Артур присвистнул.

— Смотрю, ты всерьез увлекся темой.

— У меня были на то причины, — напомнил Мерлин. — И хотя я читал все это не по одному и даже не по два раза, что-то могло забыться или потеряться. Так что сначала мы посмотрим здесь — будем искать прецеденты, возрождение души в одном из своих прошлых воплощений, а потом… — он замешкался.

— А потом? — насторожился Артур.

— А потом займемся магией. Посмотрим, нет ли на тебе каких-нибудь следящих или иного рода заклятий. На первый взгляд, все чисто, но я мог что-то пропустить…

Мерлин говорил неуверенно, словно заранее предвидел активное сопротивление или даже отказ, поэтому Артур просто кивнул. И не только из чувства противоречия, но и вдруг ощутив вину. Мерлин словно продолжал извиняться за то, кто он такой, но ведь никто из них не выбирал кем родиться. И если бы не паранойя отца, ни его страх и боль, возможно Артур сам ходил бы на поклон к Мерлину за советом. Он даже вспомнил старикашку, которым вынужденно притворялся Мерлин, и это его неожиданно развеселило.

— Ну, хорошо, — согласился он, придвигая к себе одну из лестниц, — начнем с книг. Я сверху, ты снизу.

— Как скажешь, — кивнул Мерлин и взял с полки первый фолиант.

Он явно удивился такой сговорчивости, но решил не подавать вида.

Спустя пару часов энтузиазма у них поубавилось. Стопки книг на столах росли, искомых упоминаний не находилось, хотя они и сделали множество закладок на тех местах, в которых хотя бы отдаленно говорилось о чем-то похожем.

Артур как раз пытался пристроить очередную тяжеленную, но совершенно бесполезную книжищу на ее законное место в предпоследнем ряду под потолком, когда заслышал какой-то звук в холле. Хотел было обернуться, и это стало его роковой ошибкой. Книга начала выскальзывать из рук, а его попытка поймать ее привела к тому, что нога соскочила с перекладины, лестница покачнулась, и он совсем неизящно полетел вниз, ни издав, к своей чести, ни звука: звать Мерлина в такой момент было бы унизительно.

— Артур? — Мерлин обернулся на шум, но не успел ничего сделать.

До столкновения с полом оставались считанные мгновения, когда Артур вдруг завис в воздухе.

— Осторожнее, принц, — улыбнулся та самая колдунья, что следила за ними вчера в баре.

Теперь она стояла на пороге библиотеки, наблюдая за его падением с насмешливой полуулыбкой. Рыжие волосы были убраны в косу и перекинуты через плечо, руки сложены под грудью, а глаза горели каким-то потусторонним огнем. Но стоило огню погаснуть, уступая весенней зелени, как Артур все-таки растянулся на полу.

— Спасибо, — буркнул он, поднимаясь на ноги.

— Всегда пожалуйста, ваше высочество, — она присела в неловком реверансе и издала смешок.

— Кайла, — с легким упреком сказал Мерлин, но уголки его губ подрагивали. — Спасибо, что пришла.

Ее «Всегда, пожалуйста» прозвучало почти одновременно с артуровским «Так это ты позвал ее?», заставляя Мерлина сначала закатить глаза, а потом уж кивнуть.

— Но сначала мне нужен кофе, — сказала Кайла, утрачивая былую веселость. — Отец решил окончательно свести меня с ума.

Мерлин вопросительно изогнул бровь, но ведьма лишь мотнула головой.

— Сначала чашка хорошего эспрессо, потом все остальное.

— Наколдовать тебе? — предложил Мерлин.

— О, нет! — она фыркнула и развернулась на пятках, воздев руки к небу. — Та кофемашина, что я купила тебе в прошлом месяце, вот где настоящая магия, Мерлин! Можешь попробовать напоить своим кофе принца, но сомневаюсь, что оно придется ему по вкусу, — и с этими словами она вышла за дверь.

Артур поймал себя на том, что хочет улыбнуться, глядя вслед рыжей бестии.

— Ну и кто это? Твоя подружка? — не сдержавшись, спросил он у Мерлина некоторое время спустя, когда все-таки пристроил злосчастный фолиант на место.

— Кайла? — Мерлин взглянул на него с удивлением. — Нет, я же говорил тебе, она моя помощница. Весьма способная и несколько…

— Нахальная? — подсказал Артур.

— Напористая, — усмехнулся Мерлин.

— Кажется, у нее какие-то проблемы с тем, что я… был принцем, — заметил Артур. — Есть идеи на этот счет?

Мерлин покачал головой, не отводя взгляда от очередной причудливой иллюстрации.

— Мерлин? — с нажимом произнес Артур.

Маг пожал плечами, но затем, не сдержавшись, прыснул.

— Ну, возможно, все дело в том, что я немного рассказал ей, какой высокородной занозой ты был когда-то, — признался он. — А может, в том, что она и сама в некотором роде королевская особа…

— Она? — недоверчиво переспросил Артур. — Королевская особа?.. Дай угадаю, королева выпендрежа?

— Очень остроумно, — пропела вновь показавшаяся в дверях Кайла.

Перед ней по воздуху плыли три маленькие кофейные чашки. Осторожно забрав одну из них, прилетевшую прямо ему в руки, Артур был вынужден выдавить из себя очередную благодарность.

— Дело в том, что Кайла…

— Мерлин, — предупреждающе произнесла ведьма.

— Можно сказать, что Кайла — принцесса драконов, — Мерлин примирительно улыбнулся. — Прости, рано или поздно он бы все равно узнал.

Ведьма демонстративно застонала вслух и покачала головой.

— И ты туда же, — пробормотала она.

— Как… как это? — спросил Артур, покосившись на нее.

— Она прямой потомок первого человека-дракона, Эйсузы.

— Эйсуза… — Артур задумался, — это имя почему-то кажется мне знакомым. Кто она?

Мерлин и Кайла переглянулись.

— Дракон Морганы, — приглушенно сказал Мерлин.

— Тот самый, что закалил своим дыханием меч, ставший твоей погибелью, Артур, — прибавила Кайла, впервые назвав его по имени.

Мерлин забыл об Эйсузе. Слишком много было всего, но особенно — горя. Горе заволокло все его мысли, утопило их в прогорклом тумане. Он говорил с Гаюсом, с Гвен, с рыцарями. Он отвечал, делал то, что должно, иногда даже улыбался чьим-то шуткам, но все это была лишь малая его часть, своего рода марионетка, которую нужно дергать за ниточки в правильный момент.

— Иди спать, Мерлин, — бывало говорил ему по вечерам Гаюс, присмотревшись к нему повнимательнее, и вздыхал.

И он шел спать. Снимал одежду, заворачивался в одеяло, закрывал глаза. И видел Артура. Решительного, сердитого, смеющегося… умирающего. Что можно было сделать иначе, думал он? Многое. Можно было рассказать Артуру правду гораздо раньше, можно было удержать Мордреда от падения в пропасть, раз и навсегда избавиться от Морганы, позвать Килгарру не в самый последний момент… Многое. Но они упрямо шли навстречу проклятому року. Артур шел, а Мерлин не помешал ему. Не справился с возложенной на него миссией, не сумел разорвать проклятый замкнутый круг судьбы лучшего друга.

— Прости, — шептал он, стиснув зубы.

Но прощать было уже некому.

Так что Эйсуза сама нашла его… вышла навстречу в одну из его ночных вылазок, когда оставаться в стенах Камелота было особенно невыносимо. В ее водянистых глазах плескалась такая боль, что Мерлину на секунду показалось, что они есть одно. Он обнял ее за шею, уткнулся лбом в холодную чешую и зарыдал. Эйсуза прижалась к его спине своей огромной головой. Они должны бы ненавидеть друг друга, подумал Мерлин. Она закалила своим дыханием проклятый меч, а он убил ту, что была Эйсузе дороже всего на свете… Но они жались друг к другу в отчаянии и одиночестве, и в сердцах их не было ненависти, только боль и безрассудное желание новой встречи.

Тогда он снова позвал Килгарру, не найдя другого решения. Магия в Камелоте больше не подвергалась гонению, но никто не установил предела человеческой глупости или жестокости. От мысли, что кто-то может причинить Эйсузе новую боль, внутри все сжималось.

Старый дракон грузно опустился на влажную траву и склонился перед ним. Мерлин ломко улыбнулся в ответ. Встреча двух последних драконов была исполнена торжественного молчания.

— Ты должен отпустить ее, — сказал Килгарра.

— Что? Отпустить? — Мерлин растерялся. — Я думал, ты заберешь ее с собой…

— Я стар, Мерлин. Дни мои сливаются воедино, а настоящее мешается с призраками прошлого и грезами о будущем, — проговорил Килгарра. — От такого наставника больше вреда, чем пользы. У Эйсузы свой путь в мире магии и людей. Отпусти ее, не бойся, она не пропадет.

Мерлин послушал.

Он отпустил Эйсузу, пожелал отыскать свою дорогу и боялся, что она не поймет, что придется гнать ее от себя, но этого не случилось. Она растворилась в предрассветной дымке, словно была соткана из туманного серебра, а вернулась спустя несколько месяцев, неуверенно ступая по влажной траве босыми ногами.

Мерлин стоял ошеломленный, пока Эйсуза не подошла вплотную и не положила холодную, тонкую ладонь ему на щеку. Она так и не научилась говорить, или ей это было просто не нужно.

«Это я, Мерлин. Эйсуза», — раздалось в его голове звенящим девичьим голосом.

И хотя он понял это с первой же секунды, с первого взгляда на нее, ему потребовалось еще немного времени, чтобы прийти в себя и принять чудесную метаморфозу.

— Кто… кто сделал это с тобой? — прошептал он.

Кто обладал достаточной силой? Вот каким был правильный вопрос. И как только он задал его себе, то предугадал и ответ.

«Верховная жрица Старой религии, — подтвердила его догадку Эйсуза. — Тебе нечего бояться, Эмрис, — добавила, словно почувствовав, как закаменели его скулы под ее ладошкой. — Жрица не желает войны. Как и знакомства с тобой или кем-либо, кто не считает себя последователем старой религии. Отныне ваши пути расходятся, и если им суждено сойтись вновь, это будет уже другая история. На прощание она просила передать тебе кое-что. Как акт доброй воли и залог невмешательства в дела друг друга. Перед гибелью Моргана колдовала, и эта магия до сих пор не знала равных себе».

— Спасибо, — Мерлин не слишком сейчас задумывался о смысле произнесенных слов. Моргана мертва, и едва ли сможет причинить вред кому-то еще.

Он думал о том, знал ли Килгарра, что такое возможно — обратить дракона в человека, и почему не подсказал ему, как это сделать. Не потому ли, что способ едва ли пришелся бы Мерлину по душе? Или все дело в том, что теперь последнему повелителю драконов было некем повелевать? Обманчиво хрупкое человеческое создание, что стояло рядом, больше не подчинялось его воле.

Но Эйсуза была настойчива. Откинув со лба длинные белоснежные пряди, она приподнялась на цыпочках и заглянула ему в глаза.

«Я хорошо знала, Моргану, Эмрис, — прошелестела она. — И любила ее всем сердцем. Но это правда: у нее всегда был запасной план».

— Прости, — вырвалось у него.

«Ты не слушаешь, — ему почудился легкий вздох. — Не терзай себя, Эмрис. Никто не виноват. У каждого своя судьба».

Она на короткий, болезненный миг прижалась к нему. Мерлин осторожно обнял худые плечи и почти сразу же отпустил. А потом долго смотрел ей вслед, чувствуя странное облегчение. Больше их пути не пересекались. Но сменилось несколько поколений, и он начал встречать тех, в ком текла драконья кровь, слыша ее беспокойный ток и тихое, призывное пение. Она пела для него, хотя он уже не имел над ней никакой власти.

— У вас красивый дом, магистр, — сказала Моргана, оглядывая высокий холл, обшитый панелями темного дерева, с тянущейся вглубь портретной галереей.

Особняк действительно производил впечатление и был не менее внушительным внутри, чем снаружи. К тому же, ей нравилось, что магистр с семьей не прятались по темным углам, а жили в самом сердце Лондона, у всех на виду.

— Благодарю, миледи, — статный седовласый мужчина поклонился, касаясь губами протянутой руки. — Молан Рейли, к вашим услугам. Мы с моим сыном, Лоркканом, рады приветствовать вас в нашем доме, — он жестом пригласил ее пройти в гостиную.

Стоящий по правую руку от него молодой человек сдержанно кивнул и последовал за ними, не потрудившись скрыть свой скептический вид.

— А это, должно быть, ваши предки? — вновь заговорила Моргана, скользя взглядом по выразительным и по большей части надменным лицам.

Все они были чем-то неуловимо похожи помимо очевидного фамильного сходства. То были красивые, гордые, волевые люди, независимо от того, кто был изображен на портрете — мужчина или женщина, юный наследник или престарелая глава рода. Их навеки замершие взгляды приковывали к себе и, казалось, все еще таили в себе опасную, готовую в любой момент пробудиться силу.

— Верно, — подтвердил хозяин дома. — В нашей лондонской резиденции собраны почти все, не считая отступников и предателей крови.

Позади раздался отчетливый, хоть и приглушенный смешок, но ни Моргана, ни Молан даже не повернули головы.

— Что ж, это делает вам…

Она замолчала на полуслове, когда взгляд ее остановился на изображении, растянутом, наподобие знамени, почти под самым потолком. То был вытканный искусной рукой гобелен: сверкающая серебряная нить, россыпь мелкого жемчуга и два крупных полупрозрачных топаза. Длинное, мощное, гибкое тело. Такое, каким оно должно было стать однажды.

— Это… прекрасно, — ее голос чуть дрогнул. — Она прекрасна.

Молан согласно и почтительно опустил голову.

Остаток пути до гостиной прошел в молчании. Перед глазами Морганы все еще стоял мерцающий в полумраке облик. Сердце болело все острее, в голове помутилось…

Белые крылья, развернувшись во всю мощь, закрывали полнеба, затмевая солнечный свет. Она была похожа на птицу. Прекрасную, огромную, сияющую птицу.

— Как она хороша, — тихо сказала Моргана, ощутив, как и всякий раз, волнующую дрожь восхищения.

— Она пугает моих людей.

Мужской голос был властным, но всегда почтительным. Тот, кому он принадлежал, не привык просить, но умел это делать. Он был умен, хитер, прозорлив и не прощал обид. И он никогда не делал той глупой ошибки, что так ее раздражала: не считал, что разделенное ими ложе дает ему какую-то власть или превосходство над ней. Не участвовал в этой бессмысленной возне для слабых и малодушных... Хлодвиг не был ни слабым, ни малодушным. Он ценил ее силу и способности, она — его пыл, юность, решительность и все те качества, что делали его настоящим королем и воином. Понадобилось некоторое время, чтобы она призналась себе: Хлодвиг был во многом похож на Утера, но еще больше — на Артура. Нашлось однако и немаловажное отличие: его честность с самим собой и с теми, кто был по-настоящему важен. Не говоря уж об умении расставлять приоритеты, действовать жестко и не прятаться за двуличными рассуждениями о чести.

«Возможно, однажды мне придется принять их нового бога», — сказал он ей как-то, лежа на сбитых, влажных еще простынях и задумчиво глядя в потолок.

Она улыбнулась. Давно прошли те времена, когда подобное заявление было бы приравнено ею к предательству.

«Конечно. Если это будет нам выгодно».

Он поднял голову и взглянул на нее.

«Это не станет проблемой?»

«Нет, — она покачала головой. — Делай то, что должен. Поклоняйся любым богам, бери в жены любую знатную девицу себе по вкусу или хочешь — заведи гарем на манер варваров. Это не имеет значения пока ты тот, кто ты есть, и находишься там, где и должен быть».

«Я начинаю думать, что тебе нужен не столько я, сколько моя армия…» — пробормотал он, целуя молочно-белое плечо и оглаживая бедро горячей ладонью.

Моргана хрипло рассмеялась. Приподнялась на локте, коснулась пальцем его рта, провела ногтем по подбородку, шее, широкой груди… Наклонилась и запечатлела на губах долгий, сочный поцелуй.

«Мне. Нужно. Все».

«Не сомневаюсь, — пробормотал он, наматывая на кулак темные кудри. — Ты ведь хочешь добраться до своего брата…»

Она позволила ему подмять ее под себя, запрокинула руки за голову и выгнулась навстречу сильным, резким движениям, гортанно застонав. Тогда еще мысли о кровавой расправе над Артуром возбуждали не меньше самых умелых ласк…

Но теперь что-то изменилось.

— Ей нужно летать, — сказала Моргана, позволяя мужским рукам обвить ее раздавшуюся талию и устраивая затылок на плече Хлодвига. — Просто скажи своим фанатикам, что она — божье благословение. Дар и гроза небес. И что ее белоснежный цвет лишнее тому подтверждение. Или еще какую-нибудь чушь в этом роде…

Холдвиг расхохотался.

— Знаешь, а ведь это может сработать, — сказал он. — Так ты уверена? — помолчав, спросил он. — Насчет Сиагрия… он падет?

— Я видела это так же ясно, как вижу сейчас Эйсузу, это высокое небо и обступившие замок леса. Как видела нашего сына, который явится на свет в канун равноденствия.

— Сына? — он развернул ее к себе за плечи. — Ты уверена, что будет сын? Моргана?

Его глаза вспыхнули, на щеках заалел румянец. Она прикусила губу, сдерживая улыбку. Сколько же в нем было горячей, живой жизни. Она кивнула, и Хлодвиг сжал ее в объятиях, ничуть не заботясь об осторожности. Но если мать твоего сына — ведьма, это ее дело. Никто не защитит будущего младенца лучше нее.

Когда Хлодвиг выскочил из спальни, Моргана вернулась к созерцанию парящей в небесах Эйсузы. Каждый раз, глядя на нее, она заново ощущала себя свободной, никому ничем не обязанной, способной на все. Знакомый холодок пробежал по спине при воспоминании о том жутком колодце в Амате. Если бы не случайность… если бы не сжалившийся над нею мальчишка, по неосторожности или незнанию спустивший им с Эйсузой кувшин воды на крепкой бечевке, то не видать бы ей растерзанного Саррума у своих ног. Не попасть бы на тот корабль, скрываясь от его кровожадных приспешников. Не повстречать бы Хлодвига и не признать в глубине души, что есть и другой путь…

Да, поначалу она все еще лелеяла планы мести. Но сейчас, когда под сердцем ее росла и крепла новая жизнь… Это было не так уж важно. Все было не так уж важно. Этот их новый бог. То, что Хлодвиг не успеет сдержать обещания, слишком занятый объединением своих земель. Не имело даже значения, какую девицу он выберет себе в законные супруги, скольких она родит ему и скольким из них Моргана позволит жить. То были незначительные помехи, короткие остановки на том пути, который однажды приведет ее сына к власти. К престолу, права на который уже никто не посмеет оспорить.

Об этом она позаботится.

— Леди Моргана! — кто-то звал ее, аккуратно растирая похолодевшие ладони.

— Что… что произошло? — она вздрогнула и отшатнулась, прижимаясь к спинке дивана.

— Вы потеряли сознания, — магистр почтительно отступил. — Хотите воды? Или, быть может, вина?

— Нет, все в порядке, — она сглотнула. — Должно быть, мои силы все еще не пришли к балансу.

— О, да ладно, — процедил сквозь зубы молодой Рейли. — Мы действительно должны смотреть этот бездарный спектакль?

— Замолчи. Сейчас же, — на этот раз отец все-таки обернулся к нему, и одного взгляда было довольно, чтобы Лорккан опустил плечи и голову, признавая его превосходство.

Но все же недостаточно, чтобы окончательно сломить его упрямство.

— Ты ведь и сам это понимаешь, — пробормотал он, глядя себе под ноги.

Моргана наблюдала эту маленькую семейную сцену с насмешливым интересом, а затем поднялась и медленно подошла к Лорккану Рейли. Она уже почти полностью овладела собой, и в крови ее загудело знакомое темное предвкушение.

— Я вижу, ваш сын сомневается в правдивости моих слов, — сказала она и чуть усмехнулась кончиками губ. — Это ничего, он еще так юн… — мгновение, и ее тонкие пальцы с силой впились в бледный узкий подбородок, приподнимая его.

Глаза Лорккана полыхнули яростью, но первая же попытка вырваться обернулась полным провалом. Он с ужасом осознал, что не может шевельнуться.

— Однако детенышам следует знать свое место и молчать, когда говорят взрослые, — сказала Моргана, отпуская его. — А если они этого не умеют, что ж… — она взмахнула рукой, и рта на лице Лорккана не стало.

Зеленые глаза заметались в ужасе, остановились на отце в беззвучной мольбе, но тот смотрел только на Моргану.

— Это вы… — выдохнул Молан, — это действительно вы!

Моргана снова опустилась на диван.

— Вы что-то говорили о вине?

И лишь взяв в руки поспешно налитый бокал, щелкнула пальцами, возвращая сыну хозяина прежний вид.

— Считай это первым и последним актом моей доброй воли. Предупреждением тебе и прочим неверующим, — сказала она. — А теперь прочь, нам с твоим отцом нужно серьезно поговорить.

Бормоча неловкие извинения, Лорккан поспешил убраться из гостиной, презирая самого себя за выступивший на спине пот и захлестнувшую его панику. Но никто, ни единая живая душа за все двадцать шесть лет его жизни не смела практиковать на нем темные заклятия.

А Моргана, проводив его насмешливым взглядом, расстегнула перекинутую через плечо бархатистую сумку и извлекла из нее голубой кристалл, при виде которого глаза Молана загорелись алчным огнем и неприкрытым восторгом.

— Это действительно я, Моргана Пендрагон, последняя истинная жрица Старой религии, — сказала она. — И нам есть, что обсудить.

— Ты можешь дышать огнем?

— Нет.

— А летать?

— Нет.

— Ты владеешь мудростью древних?

— Нет.

— Умеешь закалять мечи своим дыханием?

Мерлин тихонько фыркнул себе под нос и взглянул искоса на Артура, который последние полчаса забрасывал Кайлу вопросами, явно пытаясь вывести ее из себя. Хоть на него очевидно и произвел впечатление рассказ об Эйсузе, он старательно делал вид, что это не так.

Перед внутренним взором Мерлина невольно возник образ того самонадеянного мальчишки, которого так остро хотелось проучить тогда, на городской площади. И то, что мальчишка оказался принцем, ничего не меняло. Может быть, невольно задумался он, и для Артура не было такой уж принципиальной разницы? Конечно, между признанием Мерлина и сегодняшним днем пролегли столетия, но только для самого Мерлина. Для Артура в каком-то смысле это было еще вчера. И вот он уже без раздумий листает гримуары и пытается достать до печенок одну из сильнейших среди ныне живущих колдуний. Последнего Артур, конечно, не знал, иначе трижды подумал бы, прежде чем захлопнуть очередную книгу и, посмотрев на Кайлу в упор, резюмировать:

— Ну и какой же ты тогда дракон?

— Артур, — попытался предупредить его Мерлин, но тот не слушал.

Он вел себя ровно так же, как и всегда, когда девушка интересовала его, но при этом бросала ему вызов: хорохорился и задирался.

— Между прочим, — продолжал разглагольствовать он, присев на край стола и поставив одну ногу на стул, — если верить науке, человек произошел от обезьяны. Но это ведь не делает меня обезьяной…

— Артур, не надо.

Но было уже поздно. В зеленых глазах полыхнули язычки пламени, и Мерлин не сказал бы наверняка, что сильнее вывело Кайлу из себя: подначки Артура или его ботинок на одном из ее любимых обитых шелком стульев.

Артур застыл на мгновение, глаза его остекленели, он как-то сжался, сморщился, фигуру его окутал туман, а мгновение спустя по библиотеке, раскидывая книги, метался перепуганный бабуин.

Мерлин вздохнул.

— Кайла!

— Он первый начал, — отрезала она. — Ненастоящий дракон, надо же, — фыркнула ведьма и, наклонившись, смахнула несуществующую грязь со стула. — Не правда ли, они чудесны?

— Не знаю, что беспокоит меня больше: твой чрезмерный интерес к моей мебели или неожиданно проснувшаяся фамильная гордость.

— Твоей? — Кайла уперла руки в бока, тряхнув волосами, казавшимися почти огненными после колдовства. — Скажи, когда ты в последний раз хоть что-то здесь купил или отремонтировал, Мерлин?

— И я благодарен, — пошел он попятную, продолжая краем глаза следить с Артуром, который немного успокоился, отрывая одну за другой страницы очередной книги в темной, потрепанной обложке. — Но это все равно не повод превращать моих гостей… во что бы то ни было.

— И твоих друзей, — вздохнула Кайла, неохотно признавая свою ошибку. — Прости… просто он… фрх! — возмущенно фыркнула она.

— О да, он такой, — усмехнулся Мерлин и аккуратно спустил вновь ударившегося в панику бабуина вниз при помощи магии.

— Что произошло? — Артур быстро огляделся и почесал шею. — Ты что-то сделала со мной! — гневно заявил он, поймав себя на странном желании забраться повыше и швыряться оттуда книгами или чем похуже.

Последнее, что он помнил: пристальный, проникающий ему в голову взгляд ведьмы, он опутал и словно бы спеленал его мысли, заполнил собой изнутри, погружая в сумрачное беспамятство... Артур вздрогнул.

Но Кайла проигнорировала обвинения. Подняв один из вырванных Артуром листов, она с интересом вчитывалась текст, написанный от руки мелким, убористым почерком.

— А что если… — она протянула его Мерлину. — Как минимум единожды оно срабатывало.

Достаточно было взгляда, чтобы понять. Лицо мага помрачнело. Он покачал головой.

— Нет, мы имеем дело с реинкарнацией, а не с бессмертием, — и, помолчав, добавил: — Не говоря уж о том, что этому заклинанию не одна тысяча лет.

— Верно, — тихо отозвалась Кайла, досадливо нахмурившись и прикусив губу.

— О чем идет речь? — спросил Артур.

— О короле-вороне, — сказал Мерлин.

— О, я помню его! — энергично кивнул Артур. — Жуткий тип. Кажется, он пользовался каким-то кристаллом… голубой такой и просто огромный…

Мерлин и Кайла переглянулись.

— Так и было, — Мерлин кивнул, но его тон и взгляд не понравились Артуру.

— И в чем дело? — нахмурился он. — У меня такое чувство, что вы оба недоговариваете.

Мерлин серьезно посмотрел на него, поколебавшись мгновение, а потом сделал приглашающий жест рукой.

— Пойдемте. Это длинная история, а нам не помешал бы отдых и обед.

— Я приготовлю, — примирительно предложила Кайла. — Ты можешь помочь мне, принц, — насмешливо сказала она, оглядываясь на Артура через плечо. — Заодно проследишь, чтобы я не подлила тебе в еду какое-нибудь зелье…

— Именно так я и намерен поступить, принцесса, — любезно ответил Артур, заставляя глаза Кайлы вновь вспыхнуть.

Она отвернулась и быстро зашагала вперед.

Артур невольно поймал себя на том, что смотрит ей вслед. Идеально прямая спина, немного нервная, стремительная походка и слегка растрепавшаяся коса, с мерцающими в ней золотистыми искрами. Пожалуй, это было бы красиво, не будь она такой невыносимой выскочкой.

— Мне бы хотелось, что бы вы поладили, — заметил Мерлин, когда они немного отстали.

— Вряд ли это возможно, — буркнул Артур, — мы слишком… как это сказать, — он щелкнул пальцами, — разные люди.

Мерлин мельком взглянул на него и усмехнулся.

— Ты так считаешь?

— Я в этом абсолютно уверен.

— Что ж, может ты и прав, — задумчиво проговорил волшебник. — А может, у вас гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд.

— Например? — Артур скептически вздернул бровь.

— Например, королевская кровь, которую не выбираешь, взрывной, но сильный характер, врожденная тяга к справедливости, готовность помогать всем и каждому, жажда перемен... А еще тиран-отец, с самого раннего детства пытавший вылепить из нее нечто, подобное себе, и заодно подавить всякое сопротивление, любой признак свободомыслия.

Артур сам не заметил, как остановился. Они помолчали.

— Ну, хорошо, — неуверенно проговорил он. — Может ты в чем-то и прав… А что это за проблема, о которой вы так красноречиво молчали?

Они зашли в кухню, где Кайла успела развернуть бурную деятельность. Посуда так и летала по комнате вместе с продуктами, разделочными досками и ножами.

— Осторожно, — сказал Мерлин, в последний момент уклонившись от солонки.

— Я знаю, что делаю, — отмахнулась Кайла, поймав беглянку.

— Конечно, если это какой-то секрет… — начал Артур, устроившись за столом и глядя на свои сцепленные в замок руки.

— Никаких секретов, — Мерлин тоже опустился на барный стул. — Это действительно проблема. Большая проблема.

— Еще ее называют Последней, — вставила Кайла, не оборачиваясь. — Или Самой главной.

— Очень оригинально и пафосно, я понял, — хмыкнул Артур. — Но, может, мы перейдем к сути?

— Вот уж нет, — Кайла обернулась, — сначала ты, — она ткнула в Мерлина разделочным ножом, — поможешь мне с сервировкой, а ты… — она засомневалась на мгновение.

— О моей овощной запеканке ходят легенды, — заявил Артур, с готовностью поднимаясь.

— Ну и прекрасно, — на губах Кайлы промелькнула улыбка. — И прости, что превратила тебя в обезьяну, — сказала она, когда он встал к ней плечом к плечу.

— Ты… — Артур задохнулся от возмущения, круто развернувшись. — Между прочим, мой отец всегда говорил, что с великой силой приходит великая ответственность!

— Да уж, отцы только и делают, что несут какую-то высокопарную чушь, — заявила она, возвращаясь к готовке.

— Знаешь, было бы неплохо иногда прислушиваться к их словам…

Мерлин тихонько опустился обратно на стул и подпер щеку ладонью, едва прислушиваясь к продолжающейся перебранке. Мысли его уносились все дальше, к тому моменту, когда он впервые понял, что что-то не так.

Понял он далеко не сразу. Одно десятилетие сменяло другое, он простился почти со всеми, кого любил, начал странствовать и приучился к мысли, что время над ним не властно. Он возвращался в родные края раз в несколько лет — по желанию или необходимости, когда нужна была его помощь, но редко задерживались надолго. Конечно, во время таких возвращений до него доходили разные слухи, доносились шепотки служителей Старой религии, которая вырождалась сама собой, все больше напоминая обычный культ. Обиженные или отвергнутые, пойманные на темном колдовстве колдуны и колдуньи искали в ней свое последнее прибежище, но уже не владели настоящим знанием. Исчезали древние магические существа, рвались тонкие связи, старые тропы стирались из памяти и с карт. Позабытые, заброшенные идолы зарастали плесенью, гнили изнутри, разъедаемые собственной злобой и страхом забытья. Потомки Эйсузы были единственными достойными, хранившими ее наследие, но они рассеялись по земле и не стремились диктовать миру свои условия.

Поэтому-то Мерлин не верил. Не обращал внимания на сплетни, хоть и ловил себя порой на странном, тревожащем ощущении. Это напоминало отдаленный птичий крик, который слышишь, заплутав в хорошо знакомом лесу. Или голос Великого дракона в твоей голове. Изредка Мерлин просыпался от неприятного, скребущего чувства притаившейся рядом опасности, зажигал разом все свечи, но никто не скрывался в клубившейся по углам темноте, не следил за ним, не подсылал жутких тварей, чтобы лишить его магии или жизни. А если такое случалось, виновник всегда находился и редко чем-то выделялся на фоне прочих, жаждущих поживиться его небогатым скарбом или магическими артефактами. К тому времени у него уже скопилась неплохая коллекция…

В конце концов, один из таких артефактов и заставил его впервые всерьез задуматься, когда перестал работать, превратившись в обычный булыжник со слабым магическим фоном. Конечно, Мерлин давно им не пользовался, но никогда прежде он не сталкивался с тем, чтобы вещь утрачивала свои магические свойства без внешнего вмешательства. Не найдя ответа, он на время забыл о случившемся, а потом не сумел с первого раза сотворить одно из древних, но прежде легко подвластных ему заклинаний...

Сначала он подумал, что проблема в нем. Больше двухсот лет он уже бродил на этом свете: в конце концов, его бессмертие могло оказаться иллюзией. Однако он прекрасно себя чувствовал, и в других колдовских искусствах и заклинаниях его мастерство продолжало расти. Пришлось углубиться в вопрос, и тогда, понемногу, картинка начала складываться. Все, что он слышал и видел, но не обращал должного внимания, все теории заговора, которые казались ему безумными, и даже ослабление Старой религии… В конце концов он отправился туда, где всегда получал ответы на свои вопросы, если дело касалось магии самой по себе. В Кристальную пещеру. И ответы, которые он там нашел, отняли его покой на много столетий вперед.

— Все-таки я не понял: как можно ранить… эм, пещеру? — спросил Артур, когда они устроились вдвоем у камина.

Они успели пообедать, выслушать историю Мерлина и перебрать еще несколько десятков книг, прежде чем Кайла отправилась в одну из гостевых комнат, сославшись на усталость.

«У нее что, нет своего дома?» — довольно громко поинтересовался Артур, поглядев ей вслед, но Мерлин не ответил, предложив ему выпить по бокалу вина.

— В каком-то смысле, Пещера как живое существо, — сказал Мерлин. — Она —мощнейший источник и проводник магии в этом мире. И то, что сделала Моргана… — он замолчал, глядя в огонь.

Дело было не только в Моргане. Его вина была немногим меньше. Он проигнорировал предупреждение Эйсузы и собственные предчувствия, а когда спохватился, оказалось поздно: на то, чтобы отыскать затерявшийся в веках след, вернуть похищенное, уходило одно столетие за другим, а он так и не достиг цели.

— Но ведь кристаллы похищали и прежде? — спросил Артур. — Тот же Ворон, он ведь использовал один из них. Наверняка были и другие?

— Были. Но Моргана сумела отыскать опорные, связующие точки и повредить их. Похищение было лишь частью плана, гораздо хуже то, что прежде целое и совершенное оказалось поруганным и поврежденным. Часть магии стала утекать в никуда. Многие века я пытался отыскать то, что теперь именуют Кристальным сердцем, но по-прежнему не уверен, что один-единственный кристалл способен решить проблему. Даже если тот самый.

— Мда, сестрица всегда была горазда на изощренные выдумки, — невесело хмыкнул Артур.

— Не всегда, — покачал головой Мерлин и взглянул на него. — Ты и сам это знаешь.

Они помолчали.

— На самом деле, всегда, — неожиданно хохотнул Артур. — Даже когда мы были маленькими, она умудрялась обвести отца вокруг пальца! А если мы попадались, хлопала этими своими большими глазищами и выходила сухой из воды, а я отправлялся куда-нибудь на конюшни думать над своим поведением.

В его голосе прорезалась болезненная, казалось бы, давно позабытая нежность. Мерлин на мгновение прикрыл веки. У него было достаточно времени, чтобы обдумать все ими пережитое. Чтобы сосчитать все свои промахи и проиграть в голове тысячи сценариев, в которых все были спасены, а потом жили долго и счастливо…

— И что все это значит в конечном счете? — спросил Артур, возвращаясь к прежнему разговору.

Мерлин нахмурился.

— Магия ослабевает. Исчезает из этого мира капля за каплей. И с каждым прошедшим столетием все быстрее. Сложные магические ритуалы и заклинания требуют все больше сил и людей, древние уже почти не работают. На этот свет появляется все меньше колдунов и колдуний. Так что, похоже, рано или поздно мечта Утера все-таки станет явью.

— Но если магии не станет, то и ты тоже… — Артур запнулся.

— Я давно готов к этому. Просто магия — это…

— Часть тебя, — закончил Артур.

— Или весь я, — грустно улыбнулся волшебник. — Это то, кто я есть. Но куда важнее, что она важная часть этого мира, его душа, если хочешь. Даже если тебе сложно это принять.

— Ну почему же, — медленно проговорил Артур. — Я признаю, что мало знаю о магии. И что прежде меня растили в отвержении и даже ненависти к любым ее проявлениям. Но сегодня я другой человек. И открыт всему новому.

Мерлин прыснул. Покосившись на него, Артур закатил глаза, но в конце концов тоже рассмеялся.

— Прости меня, — неожиданно сказал Мерлин.

— За что?

— За то, что лгал, скрывался. За то, что недостаточно верил в тебя и нашу дружбу.

Артур сделал глоток и ненадолго задумался.

— Знаешь, мне хотелось бы принять твои извинения, но я не могу.

Мерлин отрывисто кивнул.

— Я понимаю.

— Нет, подожди, — Артур мотнул головой. — Я не принимаю их, потому что ты был прав. Как бы мне ни хотелось сказать, что я бы все понял тогда, я вовсе не уверен, что это так. И совершив нечто ужасное, мог бы потом раскаиваться всю оставшуюся, хоть и, по всей видимости, очень короткую жизнь… Так что, если даже я не знаю, как поступил бы, откуда ты мог это знать, Мерлин?

— Спасибо.

Это простое, тихое слово застряло где-то под ребрами, мешая сделать нормальный вдох. Артур заерзал.

— Знаешь, ты все-таки удивительный человек, — послед долгого молчания сказал он, когда сковавшая их неловкость прошла. — И дело тут вовсе не в магии. Даже сейчас ты был готов снова разбираться с проблемами в одиночку… ну, не считая этой рыжей занозы. Но я хочу, чтобы ты знал: я никуда не уйду. Я останусь здесь, даже если от меня не будет никакой пользы. И однажды сумею вернуть свой долг.

— Ты ничего мне не должен, — покачал головой Мерлин. — Такова была моя судьба: защищать тебя и быть рядом. Честно говоря, поначалу я очень хотел послать ее куда подальше… но потом как-то, знаешь, привык, что ли?

Уголки его губ подрагивали. Искоса взглянув на него, Артур фыркнул.

— Уверен, я тоже сумею смириться со временем, — сказал он.

Мерлин откинулся на спинку кресла и широко улыбнулся. За всеми этими тревогами и мыслями о невозможности происходящего он чуть не позабыл самое главное: его лучший друг действительно рядом. Без всяких «но» и «если». Что это, если не чудо? И какова бы ни была цена, кажется, он готов ее заплатить.

— Ты не можешь так поступать с ней!

Крик Артура разнесся под каменными сводами. Тяжелые шаги — Утера и более легкие и стремительные — Артура, удалялись от нее все выше и выше. Туда, где еще вчера она была свободной и балованной судьбой подопечной короля.

— О, он может, Артур, он может, — с горечью прошептала Моргана, прислонясь спиной к холодной решетке и закрывая глаза.

В конце концов, это ее вина. Это она не выдержала и сорвалась, вступив в перепалку с Утером и заставив все факелы в тронном зале одновременно вспыхнуть. Она бросилась к его ногам с признанием в надежде, что он поймет и примет ее…

Моргана сползла по стене, больше не сдерживая рыданий. Они разрывали грудь, заволакивали глаза и голову туманом. Даже ее сила, тот особый, беспокойный огонь внутри, казалось, потух и покинул ее. Вечер катился к ночи, тьма вокруг сгущалась, но Моргана едва замечала ее, утопая в собственной бездне. Опускаясь все глубже и глубже…

— Хей, — ее разбудил настойчивый шепот. — Хей, Моргана! Это не лучшее место для сна, не находишь? Давай, поднимайся.

Глядя из полумрака на свет, едва выпутавшаяся из очередного кошмара, Моргана не сразу сумела узнать своего ночного визитера. Что-то тихонько звякнуло об пол. Она бездумно протянула руку и нащупала ключ.

— Давай же, — настойчиво повторил он, чуть повышая голос. — Охрана может проснуться в любой момент.

— Артур? — изумленно проговорила она.

Пальцы едва ее слушались, когда она проворачивала ключ в замке. Сердце грохотало так, что она боялась услышать эхо под низкими влажными сводами тоннеля.

Снаружи их ждала пара нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу лошадей.

— Артур, — позвала Моргана, когда он молча вскочил в седло. — Спасибо тебе за все! Но ты не должен провожать меня. Если Утер узнает…

— Я не провожаю, — сказал он, — я еду с тобой.

— Что?.. Нет, подумай сам, что ты делаешь, — испуганно проговорила она. — Помощь мне и так ставит под удар твое будущее и отношения с отцом, если он узнает…

— Сейчас это не важно, — твердо сказал Артур. — Отец запутался. Всю жизнь он любил и оберегал тебя, а теперь, когда в тебе появилась… — он запнулся, — магия, ты вдруг стала врагом? Я знаю, что ты не просила об этом, слышал, что ты говорила отцу и потом, на допросе, и я не понимаю этого. Пытался понять, но ничего не выходит. А если бы это был я? — он помолчал. — Одно я знаю точно: я не смогу жить с этим. И отец… он тоже не сможет.

Моргана задумчиво и чуть удивленно смотрела на Артура.

— Я не знала…

— Об этом я и говорю.

— Нет, я не знала, что ты так можешь.

— Думать своей головой? — усмехнулся он.

— Ну, на это у меня еще были надежды, — фыркнула она. — Не знала, что ты до конца будешь верен себе, а не отцу. Это… дорогого стоит.

— Спасибо за доверие, — хмыкнул он. — Но я предлагаю оставить эти душещипательные беседы на потом, когда границы Камелота окажутся далеко позади, — с этими словами Артур пришпорил коня.

— Нет, это тебе спасибо, — тихо сказала Моргана, следуя его примеру.

Двое закутанных в плащи всадников тенями пронеслись по мосту под взорвавший тишину звон.

Эта таверна была ничем не хуже и не лучше других, разве что находилась в нескольких милях от границы, на земле Карлеоне. Трое суток почти непрерывной скачки измотали Артура и Моргану, но, по крайней мере, им удалось сбить преследователей со следа. Во многом это была заслуга Артура, но не обошлось и без магии Морганы, которая с каждым разом пугала принца чуть меньше.

Они выбрали самый темный угол и молча расправлялись со скудной пищей в ожидании столь же скромного ночлега. Им пришлось обменять королевское золото на горстку медяков по не самому выгодному курсу, да и в любом случае им не стоило привлекать к себе лишнее внимание. Хорошо уже было то, что вода не текла им за шиворот, а в теплой каше плавали золотистые островки масла. Моргана поглядывала на Артура, ожидая, что он вот-вот поморщится и отодвинет тарелку, но он словно бы не замечал, что именно отправляет в рот, слишком глубоко погрузившись в себя.

— Тебе не следовало этого делать, — первой нарушила молчание Моргана, опасаясь, что его мучают сожаления.

— Мы это уже обсуждали, — отмахнулся Артур. — Я не дам отцу совершить ошибку, о которой он будет жалеть всю свою жизнь.

— Сомневаюсь, что Утер способен на сожаления, — раздался спокойный высокий голос за его спиной, заставляя принца резко обернуться и выхватить из ножен кинжал.

— Я уже видел тебя, — процедил он, заставляя незнакомую белокурую женщину сесть рядом и незаметно упирая острие в ее правый бок. — Все ждал, когда ты подойдешь достаточно близко. Зачем ты следишь за нами? Надеешься получить награду?

Незнакомка и не думала сопротивляться. Только презрительно скривилась в ответ на последний вопрос, а затем медленно подняла руки и скинула с головы капюшон, глядя только на Моргану.

— Меня зовут Моргауза, — сказала она, — и я твоя единоутробная сестра.

— Что? — Моргана растерянно моргнула. — Как это возможно? Никто никогда не говорил, что у меня есть сестра…

— Подожди, — нетерпеливо перебил Артур, — с чего ты взяла, что ей можно доверять? Она может назваться кем угодно.

— Я расскажу, — сказала Моргауза. — Расскажу все, что знаю о нашей матери, — сказала она Моргане и перевела взгляд на Артура, — и об Утере и твоей матери.

Рука Артура невольно опустилась.

— Ладно, — после некоторого колебания заявил он. — Но если ты солжешь, и я узнаю об этом… — он приставил кинжал к ее горлу.

— Тише, принц, — усмехнулась Моргауза, глаза ее окрасились золотом, и кинжал в руках Артура заметно потеплел, но не настолько, чтобы обжечь. — Если бы я хотела причинить вам вред, это не составило бы труда. Но я здесь не за этим.

— Я убью его, — процедил Артур, нарушая гнетущую тишину, повисшую за столом после рассказы Моргаузы, который был полон темных секретов из жизни короля и пугающих, но весьма красочных описаний. — Я… — он сделал порывистое движение, но Моргана успела перехватить его руку.

— Нет! — воскликнула она и склонилась к нему. — Нет, Артур.

— По-моему, — пожала плечами Моргауза, — это не самая плохая идея. Народ любит Артура, любит тебя… Вместе вы сумеете восстановить справедливость в Камелоте.

Артур отрывисто кивнул, но Моргана все еще держала его руку.

— Ты действительно считаешь, что он заслуживает жизни? — Артур посмотрел ей прямо в глаза. — После того, что он сделал с моей матерью? С тобой? После всех этих лет лицемерия, жестокости? — лицо его побелело от гнева. — Он мой отец. Наш отец. Господи… подумай, а что если бы мы?..

— Еще чего! — воскликнула Моргана, впрочем, слегка смутившись. — Да, ты прав. Его поступки чудовищны. Но послушай, пожалуйста, — на этот раз тихо, но твердо заговорила она. — Ты спас меня, и позволь отплатить тебе тем же. Ты никогда не простишь себе, если сделаешь это.

— Это будет на моей совести. А значит, решение за мной, — упрямо возразил Артур.

— Дело не только в этом, — покачала головой Моргана. — Подумай о тех, кто остался в замке. Если случится восстание, они могут пострадать. Не только простые люди, о которых, я знаю, ты искренне заботишься. Но и наши близкие: Гаюс, Гвен, Мерлин…

— Лекарь, служанка и придворный мальчишка? — насмешливо сощурилась Моргауза. — Интересные у вас привязанности.

— Какие есть, — отрезала Моргана. — Однажды из тебя получится прекрасный король… но не сегодня.

Снова воцарилось молчание. Но Артур больше не порывался уйти, мрачно уставившись в одну точку.

— Знаешь, а ведь у тебя столько же прав на трон, сестра, сколько у Артура, — заметила вдруг Моргауза. — Просто хотела напомнить, — сказала она под их перекрестными взглядами.

— Я не… — Моргана вдруг содрогнулась: перед ее мысленным взором пронеслось пугающее видение, в котором она восседает на троне в великолепной короне, на губах ее играет торжествующая ухмылка, а само существо дышит ненавистью. Она поспешила отогнать видение. — Я ни на что подобное не претендую.

— Нет, — сказал Артур, покачав головой. — Она права. Если когда-нибудь отец… — он презрительно скривился, — если Утер оставит трон, мы разделим власть по закону. Кто еще сумеет так хорошо дразнить и одновременно вдохновлять меня на подвиги, а, сестренка? Взывать к лучшему во мне? И чей голос рассудка и чистое, сострадательное сердце сумеет лучше понять нужды народа?

Он протянул ей руки, и Моргана вложила в них свои ладони, растроганно улыбаясь.

— Брат, — проговорила она, прислушиваясь к звучанию этого слова.

Оно звучало как обещание. Защищать, любить и заботиться. До последнего вздоха.

На глаза навернулись слезы.

— Очень трогательно, — сказала Моргауза, наблюдавшая эту сцену с непроницаемым лицом. — Но в таком случае мне придется идти одной.

— Нет, останься! Мы ведь даже не поговорили толком, не узнали друг друга, — сказала Моргана и взглянула на Артура с немой просьбой в глазах.

— Да, пожалуй, — проговорил он. — Ты могла бы поехать с нами, если у тебя… знаешь, нет других планов.

Он не был в восторге от компании еще одной колдуньи, которая, к тому же, принесла им столь дурные вести. Но Моргана явно хотела этого, а ему самому представится шанс узнать что-то еще о матери.

— Наверное, я могла бы немного задержаться, — неуверенно проговорила Моргауза.

— Ну и прекрасно, — Моргана махнула трактирщику, чтобы он принес новый кувшин с вином. — Да, хороши же из нас королевские особы, — она издала короткий смешок, — без королевства, без армии, без свиты…

— Ну, с этим мы можем немного помочь, — раздался за спиной знакомый смешливый голос, заставляя Моргану вздрогнуть, Моргаузу резко выпрямиться и подобраться, а Артура откинуться на спинку скамьи и широко улыбнуться.

— Ты нашел нас, — сказал он.

— Конечно же, я нашел вас, — фыркнул Мерлин и добавил в ответ на тихое покашливание: — Мы нашли. И мы очень, очень проголодались. Просто умираем с голоду.

— Мерлин, — укоризненно произнес Гаюс.

— Я слышал, как урчал твой живот.

— Конечно же, садитесь, — рассмеялась Моргана. — Я сейчас распоряжусь подать еще жаркого и каши.

— Спасибо, миледи, — поблагодарил старый лекарь.

Мерлин и Гаюс опустились на скамью.

— Это было не очень умно, — заметил Артур, когда они утолили первый голод, однако вид у него был довольный.

— Это было не то, о чем стоит долго думать, — безапелляционно заявил Мерлин, продолжая обсасывать утиную ножку. — Ваше высочество, — немного подумав, прибавил он.

— Да уж, — хмыкнул Артур. — Но чтобы понимать, во что вы ввязываетесь, вы должны кое-что узнать… — он взглянул на Моргану.

— Я действительно ведьма, — сказала та, рвано выдохнув. — И Моргауза… тоже. Она моя сестра.

— То-то ваше лицо показалось мне знакомым, миледи, — задумчиво проговорил Гаюс. — Что ж, рад узнать, что вы в добром здравии.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Моргауза.

— Мерлин? Мерлин! — гаркнул Артур, заметив, что его слуга начисто проигнорировал столь поразительные известия. — Прошу прощения, — поспешил успокоить он повернувшихся к ним головы посетителей. — Все в порядке. Мерлин, оставь уже в покою эту ножку, она не убежит, — яростно прошептал он. — Ты слышал, что сказала Моргана?

Мерлин вздохнул, отложил еду и переглянулся с Гаюсом.

— Слышал. Просто для меня это не то чтобы новость...

— Не новость? — в один голос сказали Пендрагоны.

— Дело в том, что я… я…

— Не мямли, Мерлин, — буркнул Артур, искренне возмущенный тем, что его слуга узнал что-то прежде него и даже не поделился.

— Дело в том, что я и сам… — он вновь запнулся, взглянув на нетерпеливо ожидавшего его слов Артура.

Первая, до кого дошло, оказалась Моргана. Она звонко расхохоталась еще до того, как фужер Артура воспарил над столом и перелетел к Мерлину.

— Ты… — сдавленно пробормотал Артур, — ты практикуешь магию?

— Я ничего не практикую, — нахмурился Мерлин.

— Мерлин таким родился, ваше высочество, — сказал Гаюс. — Как и леди Моргана. Это очень редкий, почти уникальный случай. Если и есть равные ему по силе, то они сегодня за этим столом.

— Эмрис, — пораженно прошептала Моргауза, — ты Эмрис.

Смущенно улыбнувшись, Мерлин кивнул.

— Это еще что за ерунда? — спросил Артур.

— Мое друидское имя.

— Рождение Эмриса предсказано много столетий назад, — тихо сказала Моргауза. — Он тот, кто изменит судьбу Альбиона. Он и те, кто встанет на одну с ним сторону.

— Что ж, тогда выходит, нам повезло, — сказал Артур, хмуро глядя в тарелку.

— Артур… — начал Мерлин.

— Ты лгал мне, — отрезал тот.

— Я тоже лгала, помнишь? — вмешалась Моргана. — Ты просто не представляешь, как это страшно, Артур… Жить с мыслью, что само твое существование — преступление. Что каждый твой день может стать последним, а твоя вина лишь в том, кто ты есть.

Артур сглотнул. Перевел взгляд с нее на Мерлина.

— То, что она сказала, — с готовностью подтвердил тот, заставляя принца неуверенно хмыкнуть. — Но я очень хотел сказать тебе правду. Пару раз Гаюсу пришлось даже отговаривать меня от этого. Прости… — повернулся он Гаюсу.

— Все в порядке, Мерлин. Моя главная задача: беречь вас обоих и леди Моргану. Хотя и не уверен, что хорошо с ней справляюсь.

— Мы живы, — сказал Артур. — Мы свободны. И мы не обернулись друг против друга, — на этих словах Моргана поежилась, ощутив пробежавший по спине холодок. — В таких обстоятельствах трудно представить что-то лучше.

— И какой же у нас план? — спросил Мерлин.

— У нас его нет, — пожал плечами Артур. — Если у нас и будет королевство, нам придется создать его самим. А пока что мы уберемся подальше и дадим себе время подумать.

— И кто конкретно будет этим заниматься? — уточнил Мерлин.

Моргана прыснула.

— Не зарывайся, Мерлин, — оборвал его Артур. — То, что ты какой-то там Мымрис, не значит, что я не оттаскаю тебя за ухо.

— Да неужели? — протянул волшебник. — Очень хочу на это посмотреть.

— Перестаньте, мальчики, — укоризненно проговорил Гаюс, и «мальчики», как ни странно, перестали.

— Кстати говоря, — задумчиво проговорил Мерлин, — из нас вышел бы неплохой бродячий цирк.

Смех разрядил обстановку.

— Тем более учитывая количество колдунов на квадратный ярд, — вполголоса проговорил Артур, который все еще чувствовал себя не слишком уютно.

— Вы еще принимаете заявки?

Артур чуть не подпрыгнул от радости, когда поднял глаза.

— Гвен! — Моргана кинулась обнимать подругу.

— Я договорилась с хозяином, Гаюс, — сказала Гвен, тоже втиснувшись за стол, — он нашел для нас еще одну небольшую комнатку под самой крышей. Цена, конечно, сильно завышена…

— Это только на одну ночь, — твердо сказал Артур, — завтра мы будем решать эти проблемы вместе. Но для начала нам надо убраться как можно дальше от границ Камелота.

— Возможно, вам понадобится проводник?

— Гвейн! — воскликнул Артур, уже ничему не удивляясь и протягивая товарищу руку. — Дай угадаю, Мерлин позвал тебя?

— Да, он передал мне весточку, — Гвейн глянул на волшебника.

— Все в порядке, он знает.

— Фух, отлично! Терпеть не могу хранить чужие секреты…

— Ты знал? — переспросил Артур чуть обиженно.

Мерлин закатил глаза, Гвейн хмыкнул.

— О, хорошо, раз прекрасная леди уходит, я могу занять ее место, — сказал он, слегка поклонившись Моргаузе, которая действительно поднялась. — Ужасно хочу жр… леди Моргана, — он склонился над рукой Морганы, касаясь ее губами и поглядывая на нее снизу вверх.

— Хей, полегче, это моя сестра! — осадил его Артур.

— Сестра? — Гвейн опустился за стол. — Так, кажется, я слишком многое пропустил…

Оставив их обсуждать новости и попутно отметив, что сэр Гвейн действительно так хорош собой, как ей когда-то казалось, Моргана выскользнула из таверны вслед за Моргаузой.

— Уезжаешь? — спросила она, глядя, как та седлает коня.

— Да. Мне нет места среди беглецов. Я и так бежала всю свою жизнь, но сейчас я готова к сражению.

Моргана кивнула, обхватывая себя руками.

Моргауза шагнула к ней.

— Поехали со мной, сестра! Вместе мы сумеем одолеть Утера.

В ответ Моргана лишь крепко обняла ее.

— Но ты не поедешь, верно?

Моргана покачала головой.

— Люди, о которых ты говоришь, самые храбрые из храбрецов. Они бегут не потому, что трусы, а потому что у них хватает духу не идти на поводу у своих страстей. И они моя семья, сестра. Если ты… — ее голос дрогнул, — если ты когда-нибудь передумаешь, если устанешь от своей войны, найди нас. Я буду тебя ждать.

Коротко сжав ее ладонь, Моргауза вскочила в седло.

— Кто знает, сестра, кто знает, — проговорила она, прежде чем сорваться с места.

— Прощай, — прошептала Моргана, думая о том, что возможно упускает последний шанс узнать что-то еще о маме, о семье, в которой она родилась.

Но почти не жалея об этом. Изящная фигура всадницы растворилась в сгустившихся сумерках, и Моргана шагнула в теплое, душное брюхо таверны, где и была сейчас ее настоящая семья. Самые близкие, самые дорогие люди, которые порвали ради нее с устроенной жизнью и не побоялись взглянуть в лицо своим страхам и предрассудкам.

И сэр Гвейн, конечно.

— Моргана, — послышалось за спиной.

— Моргана!

Она распахнула глаза, еще некоторое время приходя в себя.

— Что ты сделала, Моргана?

— Я пришла со встречи и задремала, — отмахнулась она. — В чем…

— Ты хоть понимаешь, что натворила? — сдавленный шепот сестры заставил ее приподняться на локтях.

Моргауза держала в руках Кристальное сердце, глядя на него расширившимися от ужаса глазами.

— Это не твое дело, — сухо сказала Моргана, забирая из рук сестры кристалл. — Очевидно, что со всеми этими праздниками и прогулками тебе нет дела до того, что мы, наконец, можем добиться справедливости. Но я не забыла.

— Какой справедливости? Больше тысячи лет прошло… Боже, что же я натворила тогда, — в отчаянии прошептала она.

— Прекрати сейчас же! — Моргана вскочила на ноги. Зеркало над комодом со звоном лопнуло. — Ты дала мне семью, которой у меня никогда не было! Можно сколько угодно фантазировать об альтернативах, но все случилось так, как случилось…

— Фантазировать об альтернативах, о чем ты?

Моргана упрямо молчала.

— Это оно! — вдруг догадалась Моргауза, кивнув на камень. — Оно насылает тебе видения, да, Моргана? Ведь ты была настолько глупа и опрометчива, что привязала к нему свою душу! А знаешь ли ты, что это за видения, Моргана? — она подошла к сестре и попыталась заглянуть ей в глаза. — Это воспоминания о непрожитых жизнях. О том, что все могло сложиться иначе… Сотни, может даже тысячи вариантов, где мы не идем на поводу у своей боли и ненависти, — с горечью проговорила она.

— Это не имеет значения, — процедила Моргана.

Моргауза опустилась на кровать и спрятала лицо в ладонях.

— Может, ты и права. Что было, то было. Но знаешь, что имеет? — Моргауза убрала руки и взглянула на нее снизу-вверх.

— Новая жизнь? Еще один шанс? — издевательски спросила Моргана. — Предлагаешь мне тоже нарожать ребятишек, поселиться в пряничном домике и забыть обо всем?

— Нет, — покачала головой Моргауза, пристально глядя на нее. — Я уже поняла, что твоя душа, привязанная к этому проклятому камню, окончательно зачерствела. Так что, возможно, ты и сама понимаешь, чем все закончится: если слияние завершится, может случиться магический выброс такой силы, что сотрет Лондон с лица земли…

Не знаю более облегчающего жизнь отношения к ней,

чем исполненное юмора смирение. (С.Моэм)

С болот тянуло гнилью. Клубы сизого тумана стелились по земле и подступали к узким щелям, служившим здесь окнами. Сырым казалось все — разбухшие половицы, сбитая уверенной рукой простая мебель, волосы и одежда. Альфред зябко поежился. Ему было не привыкать к неудобствам, к походной жизни, простой еде и ночевкам на холодной земле, но бездействие выматывало. А еще бессилие. Оно было страшнее всего. Он, привыкший принимать сложные решения и заботиться о благе всего королевства, построивший флот и возводивший бурги, видевший страх в глазах славившихся своей храбростью данов и обративший их бегство, вынужден прятаться в рыбацкой хижине, как какой-то разбойник.

Тонкая лучина, которую он безуспешно пытался разжечь, подломилась у основания.

— Осторожнее, милорд, а то мы останемся в кромешной тьме и холоде до самого утра, — насмешливый голос вернувшегося хозяина заставил беглого короля вздрогнуть.

Влажно брякнула об пол пойманная рыба в холщовом мешке.

Обтерев руки о полы рубахи, Ирвин забрал у него щепу и в считанные мгновения в очаге заплясал огонь. Иногда Альфреду казалось, что тот владеет какой-то особой силой, так споро у него это получалось.

— Вот так-то, — довольно улыбнулся Ирвин, убирая со лба упавшую на него курчавую прядь. — Теперь уж Элли не будет вас отчитывать, верно, милорд? — он лукаво взглянул на него через плечо и поднялся во весь свой немалый рост, разминая уставшее тело.

Смутившийся было Альфред вдруг улыбнулся. Вчера он действительно позволил отчитать себя как мальчишку. Этой маленькой женщине с ясными голубыми глазами и звонким голосом, простолюдинке, жене рыбака. И не просто позволил, а признал ее правоту: хлеба, который он сжег, увлекшись своими мыслями и починкой бесполезного сейчас оружия, могло бы хватить на неделю. Того самого хлеба, за который он не давал ни гроша — все, что успел прихватить с собой, было растрачено в бегах. Хлеба, которым они делились с ним бескорыстно и с радостью, словно жили не в жалкой лачуге на окраине сомерсетских болот, а в замке. Но в замках часто царила алчность, а здесь правила любовь и нежная забота, первое время приводившая Альфреда в смятение. Не этого он ожидал, когда просился на ночлег, утратив надежду. Но судьба вновь переменилась к нему, почти готовому, что эти болота станут ему могилой.

«А я уж думал, вы не придете… милорд», — такими словами встретил его Ирвин и без раздумий пригласил в дом, уступив путнику супружескую постель.

Элли не возражала, но с первых же дней взялась за перевоспитание загадочного гостя, заставляя своего мужа тихонько посмеиваться, а короля учиться держать свои гнев и гордыню в узде. И хотя Альфред назвался чужим именем, он был уверен, что хозяева знают, кто перед ними. Как, откуда: об этом он решил не задумываться, а однажды решив, уже не отступал от этого правила. Как известно, судьбы и пути Господни — неисповедимы.

— Знаешь, я хотел бы отблагодарить вас, — после долгого молчания заговорил Альфред, словно очнувшись.

Последнее время он часто проваливался в себя, обдумывая все, что было сделано и что только еще предстояло совершить. Переосмысляя свои поступки, дороги, которые он выбирал, и самого себя. Понемногу к месту его укрытия стягивались все больше преданных ему людей. И если верить им: народ, некогда роптавший на его суровость, теперь, истерзанный и замученный иноземцами, вновь готов был принять своего короля.

— Не стоит, милорд, — сказал Ирвин, задумчиво глядя в огонь и отхлебывая эль из кружки.

— Стоит, — покачал головой Альфред. — Ведь вы спасли жизнь…

— …человеку, — Ирвин повернул голову, их глаза встретились.

Альфред кивнул. Гнева, который он испытал бы прежде, перечь ему кто-то на каждом слове, не было и в помине. Все, что случилось с ним: вынужденное бегство, долгие скитания, снесенные унижения, все, что довелось испытать, но еще больше — жизнь здесь, с этими людьми, — научили его смирению.

— Когда-нибудь я сумею отблагодарить вас по-настоящему, так, как должен поступить каждый порядочный человек по отношению к тем, кто протянул ему руку помощи в самый трудный и страшный момент его жизни. Но сейчас… — он наклонился и порылся в небольшой заплечной сумке, где хранил свои почти пришедшие в негодность пожитки и несколько значимых для него, памятных вещей, — это все, что я могу тебе дать, — он извлек и протянул Ирвину голубой кристалл, который всегда был холоден и словно мерцал изнутри.

Ему показалось, что Ирвин вздрогнул при виде камня. Взгляд его странно переменился, темные глаза блеснули, напомнив королю о чем-то давно и накрепко позабытом. Мучительно защемило в груди, и Альфред поспешил объясниться, надеясь прогнать тревожное чувство:

— Он едва ли многого стоит. Сам не знаю, зачем взял его с собой. Прочие ценности пришлось обменять на пищу и кров, но этот кристалл… варвары с юга поднесли мне его среди прочих даров. Они уверяли, что он наделен особой силой: если ты, конечно, веришь в такие вещи. Возможно, ты сможешь выменять его на…

— Спасибо, милорд, — прервал его Ирвин и замер на мгновение, когда кристалл лег в его ладонь. — Я не буду его ни на что менять. И большей награды нам с Элли не нужно. Этого и простого спасибо будет довольно.

Альфред вздохнул, покачал головой. Все-таки было в Ирвине что-то такое, что в одно время и раздражало, и вызывало тайное восхищение и даже зависть. Сам Альфред никогда не умел довольствоваться тем, что имел, даже когда имел очень много.

Но эта же ненасытность с юных лет толкала его к тому, чтобы узнавать новое, жаждать и добиваться все большего, не страшась любых трудностей и преград. И потому промедление часто казалось ему признаком малодушия. Но здесь и сейчас, в этом вынужденном бездействии, в затянувшемся ожидании хороших вестей — и теперь он был готов признать это — тоже таился свой особый смысл, чувствовался божий промысел. Альфред увидел себя по стороны, и не все увиденное пришлось ему по душе, и не все задуманное казалось теперь правильным. Зато открылось много иных путей и возможностей, которые прежде ускользали от внутреннего его взора.

— Спасибо тебе, Ирвин, — искренне сказал он.

Тот пристально посмотрел на него и вдруг улыбнулся хитрой мальчишеской улыбкой.

— Всегда пожалуйста, ваше королевское величество.

— Доброе утро. Ты сегодня рано, — Мерлин поднял голову от книги, занимавшей добрую часть стола.

Артур пожал плечами и опустился на стул напротив, смачно зевнув.

— Снилось всякое… — уклончиво ответил он.

— Что-то о прошлых жизнях? — сразу догадался Мерлин.

Он глянул в сторону плиты, и под чайником заплясали язычки пламени.

— Удобно, — заметил Артур.

Кажется, он начинал привыкать к магии.

— Так что тебе снилось? — Мерлин чуть отодвинул книгу и подпер голову рукой.

Вид у него был утомленный. В отличие от Артура, который, несмотря на ранний подъем, казался отдохнувшим и в целом довольным собой и жизнью. Такой особый Артуровский дар: даже после самых драматичных событий начинать день если не с чистого листа, то с новыми силами и готовностью прожить его лучше, чем предыдущий. Ностальгия толкнула Мерлина в грудь, окатив теплой волной.

— Да так, ничего особенного, — пожал плечами Артур. — Ты снова был там. И очередной кристалл.

Он лукавил: то, что в одной из прошлых жизней он был Альфредом Великим, произвело на Артура определенное впечатление. Но он не собирался в этом признаваться, тем более Мерлину.

— Интересно, что ты вспоминаешь именно эти моменты, — задумчиво проговорил тот. — Действительно, я очень много времени посвятил поиску, но сумел напасть на след лишь одного кристалла. Еще три нашли меня сами, и каждый раз с твоей помощью.

— Хм, — Артур поднялся, чтобы налить им чаю. — Что ты хочешь на завтрак?

Мерлин улыбнулся.

— Что угодно. Ты ведь понимаешь, что я шутил по поводу домашнего хозяйства?

— Мне не сложно, — сказал Артур, изучая содержимое холодильника. — Как насчет скрэмбла?

— Отлично, — кивнул волшебник. — Тогда сделай, пожалуйста, на троих.

— Она все еще здесь? — в голосе Артур послышалось недовольство.

— Она почти всегда здесь.

Артур обернулся.

— И почему так?

— Это единственное место, где отец не может ее найти. Он сильный маг и рано или поздно преодолевает любую защиту. Даже когда я помогал со скрывающими заклинаниями, он сумел со временем отыскать ее новый дом. Но здесь магия такая сильная и такая древняя, что ему это не под силу.

Артур поморщился.

— Мда, неприятно. И чего же конкретно он хочет?

— Для начала — знать, где я, двадцать четыре часа в сутки, — сказала Кайла, показываясь на кухне. На ней был длинный шелковый халат молочного цвета, так что встрепанные после сна, наспех приглаженные щеткой огненно-рыжие волосы казались ослепительно яркими. — А еще: чем я занимаюсь, когда намереваюсь взяться за ум, занять подобающее мне положение, выбрать кого-то из самодовольных болванов, что он определил мне в мужья… В общем, множество совершенно бестолковых вещей, к которым я не желаю иметь ровным счетом никакого отношения. Кстати, доброе утро, — закончила она, уже наливая в высокий стакан апельсиновый сок.

— И тебе, — отозвался Мерлин, забирая из рук Артура чашку с чаем.

— Хм. И ты уверена, что это единственная причина? — вернувшись к плите и методично вбивая яйца в сковороду одно за другим, уточнил Артур.

Кайла обернулась и прищурилась.

— Нет, это с десяток причин. И кстати, я буду два.

— Конечно. Без проблем, — Артур потянулся за специями, вставая почти плечом к плечу с ней.

Кайла шумно выдохнула, прожигая взглядом его затылок.

— И как это у тебя получается: раздражать меня еще сильнее, соглашаясь со мной?

— Наверное, какой-то особый дар, — заметил Артур.

— Наверняка, — согласилась она, резко отвернувшись, так что взметнувшиеся волосы задели его щеку.

Их сладковатый запах напоминал жженую карамель. Мерлин отчетливо фыркнул в воцарившейся тишине.

— Знаешь, может в этом и правда есть какой-то смысл, — сказал Артур после прошедшего в неловком молчании завтрака, когда Кайла удалилась, чтобы привести себя в порядок.

— В том, чтобы довести ее до белого каления? — уточнил Мерлин. — Может и есть, но он от меня ускользает. Разве что тебе приглянулся твой вчерашний облик.

Артур хмыкнул.

— Нет, я имел в виду твой поиск. И единственный кристалл, который ты не нашел…

— Самый главный, да. Кристальное сердце.

— Именно. Когда-то ты был рядом, чтобы помочь мне спасти Камелот и привести его к процветанию. Может быть, я здесь для того, чтобы помочь тебе спасти магию?

— Пафосно, но что-то в этом есть, — задумчиво проговорила слишком быстро возвратившаяся Кайла.

Теперь на ней были мягкие светлые брюки и зеленая футболка с надписью на кириллице. Волосы она попыталась убрать в пучок, но из него уже выскользнуло несколько прядей. Порой Артуру вообще казалось, что они живут собственной жизнью. Интересно, какие они на ощупь, проскользнула мысль на краю сознания: мягкие и пушистые? Или чуть жестковатые? Когда Кайла колдовала вчера, они действительно излучали свет или ему это показалось?

— Заплету косу, — мрачно сказала Кайла, заметив его пристальный взгляд. — Раз уж мой лохматый вид оскорбляет твой тонкий…

— Нет, — Артур мотнул головой. — Все в порядке, извини. И вообще… знаешь, за все. Мы с тобой как-то сразу… В общем, мы как-то плохо начали.

Уставившись на него поначалу с подозрением, под конец этих путаных объяснений Кайла хихикнула.

— Да ты просто образчик красноречия. Но ты прав, — кивнула она, заметив, как он поджал губы. — Я тоже была не слишком тактична. В конце концов, у нас всех здесь общая цель: защитить… магию.

— И Мерлина, — добавил Артур, почти уверенный, что именно это она и хотела сказать.

— И Мерлина.

Взгляд Кайлы скользнул ко вновь склонившемуся над книгой хозяину дома, и Артуру почудилась в нем не только тревога, но и затаенная нежность, которую она не сумела скрыть. Он отвел глаза.

— Так вот, что если принц прав? — сказала Кайла, садясь за стол. — Это сильнее меня, — пожала она плечами, покосившись на Артура. — Можешь называть меня принцессой, или ненастоящим драконом, или как там тебе по вкусу…

— Кайла вполне подойдет, — сказал он спокойно, присоединяясь к ним.

Она вздохнула.

— Теперь ты ведешь себя как взрослый, и мне это не нравится.

Мерлин кашлянул, маскируя смешок, и закрыл книгу.

— Думаешь, появление Артура как-то связано с Кристальным сердцем?

— Такое возможно, — кивнула Кайла. — Мы ведь не знаем, какую именно магию сотворила тогда Моргана.

— А где остальные кристаллы, ты вернул их в Пещеру? — спросил Артур.

Мерлин покачал головой.

— Я хотел, но чтобы восстановить баланс, нужны все пять. Поэтому я храню их здесь.

— В этом доме? — спросил Артур, ощутив странное волнение и одновременно сильное желание увидеть кристаллы не только во сне, но и наяву.

— Пойдем, — Мерлин поманил его за собой, и все трое направились в небольшую комнату за библиотекой, в которой Артур уже успел побывать.

Не то, чтобы этот опыт пришелся ему по душе, но он учился справляться с собой: в той комнате Мерлин колдовал. В ней же он провел вчера с десяток обрядов и прочитал множество заклинаний, пытаясь отыскать следы магического воздействия на Артура. По словам Мерлина, он вроде бы расслышал некий магический шум, своего рода помехи, но то было интуитивное, ничем не подкрепленное, знание: проверка ничего не дала.

И в этой же комнате, под одной из поскрипывающих половиц, в испещренном рунами и скрытом особыми чарами ящике, хранились кристаллы.

Что-то изменилось, как только Мерлин откинул крышку. Артур даже не успел как следует разглядеть кристаллы, лишь слегка пульсирующий голубоватый отсвет. Мягкий удар по затылку, и комната перед его глазами покачнулась, потом еще раз, сильнее — он попытался ухватиться за что-то, что по стечению обстоятельств оказалось плечом рыжей бестии, но увидеть ее реакцию Артур не успел — мир вокруг завертелся волчком и исчез.

…какое все-таки счастье, что он не наследник, — выговаривает отец в раздражении, как и всегда не потрудившись дождаться его ухода.

То, что он испытывает в этот момент, нельзя назвать обидой. У этого вообще нет ни имени, ни названия. Слишком запутано и горячо в груди, хотя и нет так, как в детстве: тогда жгло столь сильно, что отнимало дыхание. Но он согласен с отцом: его коронация стала бы несчастьем и для страны, и для него лично…

… ковер под ногами казался бесконечным, но важно пройти по нему до конца, не запнувшись, не выказав ни одной лишней эмоции, ничего, кроме благообразной, пристойной случаю радости и великодушного смирения…

...Плечо немеет от боли. У нее есть цвет — желто-красный, короткими вспышками на изнанке век, есть железисто-соленый привкус, есть даже звук — скрипучий и громкий.

— Если вы не голодны, вы можете нас покинуть.

Холодный взгляд, холодный голос, холодный металл в подрагивающих пальцах. Он выпрямляется. Нож визгливо скрипит по фарфору…

…Артур Первый? Губы трогает улыбка. Нет, это определенно не про него. И потом, он всегда испытывал смешанные чувства к этому имени — большую часть жизни оно звучало издевкой, но в то же время казалось странно знакомым, по-настоящему своим, хотя он никогда не осмеливался заговорить об этом…

Воспоминаний много. Слишком много. Достаточно свежие, яркие они затапливают его, и он тонет, захлебывается ими, не в силах сделать вдох.

…палуба под ногами раскачивается и скрипит. Плотный комок едкой горечи в желудке пульсирует и набухает. Хочется сложиться пополам или хотя бы сжать пальцами поручень, но он не позволяет себе ни того, ни другого. Делает глубокий вдох.

— Эй, Джонсон, ты там что, уснул?

…людское море колышется, зрители вытягивают шеи, улыбаются, машут, выкрикивают приветствия. Он растягивает губы в улыбке, кивает. И думает о сигаре. О тишине кабинета. О мягких пальцах жены, коснувшихся его шеи, когда она поправляла ему воротник. Ненужный, почти неуместный жест и такой болезненно необходимый…

Тихое пение врывается в измотанное круговертью сознание порывом свежего ветра. Артур ищет ее, ищет девушку, которая поет, пытается выхватить ее лицо в толпе, но она не там, а здесь, где-то рядом, совсем близко… Он щурится, пытается оглянуться, и реальный мир обрушивается на него своей плотностью, яркостью, подлинностью. Хотя свет в комнате приглушен, за окном ночь, и кроме мягких переливчатых звуков ничто не нарушает царящую в комнате тишину.

Он пытается шевельнуться, хриплый полувздох-полустон срывается с губ, и пение стихает. Огненная завеса падает ему на лицо, на удивление нежная и пахнущая чем-то знакомым, сладко-острым, пряным…

— Артур? Хей, ты очнулся? — зеленые глаза смотрят внимательно, почти строго. — Ох и напугали же вы нас, ваше высочество, — со смешком говорит она, но ее голос и прикосновение к прохладной ладони ко лбу — ласковые, бережные. — Мерлин будет…

Мир меркнет так внезапно, что Артур не успевает ничего ни сказать, ни сделать. Он хотел бы перехватить ее руку и сжать в своей, ухватиться за этот якорь и остаться здесь, в реальном мире, в одной комнате с Кайлой, но уже не владеет собой.

…грязь под ногами смешивается с кровью. Кинжалы то и дело пронзают измученные тела. Лошади и люди хрипят. Звон и скрежет металла, крики и стоны умирающих сливаются в монотонный, оглушающий рев. Он замахивается мечом и отрубает голову летящему на него рыцарю. Взбрыкнув, крупный вороной конь сбрасывает обезглавленное тело…

…какой у нее нежный цвет лица, поражается он. И этот золотистый локон у виска. На мгновение его охватывает наваждение: устроиться возле ее ног, точно лохматый, побитый в уличных сражениях пес с ободранным ухом, любоваться ею, обхватив хрупкие колени, прижать узкие ладони к лицу. Обрести в душе мир, к которому он никогда не стремился… Он закрывает и открывает глаза, разворачивает плечи. Губы кривит усмешка. Принцесса хороша собой и, кажется, не глупа, — его удача. Но куда большей удачей станет ее приданое.

…цвет камня был густым, кроваво-алым. Черный принц. Черное и алое, вся его жизнь выкрашена в эти цвета. Ему это нравится, всегда нравилось.

«Что если война, это еще не вся жизнь, ваше величество?» — вспоминаются ему слова Эдуарда, сказанные другом накануне роковой битвы.

Тот был задумчив и мрачен, погружен в себя.

«Война это и есть жизнь».

«Но только для тех, кто не умер, не правда ли?»

Этот вопрос, то, как Эдуард смотрел на него, разворошили что-то давно, накрепко позабытое. Чей-то предостерегающий взгляд, чьи-то взбесившие его слова…

«Будьте осторожны на избранном вами пути, ваше величество. Можно играть в кости со смертью и даже выигрывать. Но лишь до тех пор, пока ей это не наскучит. И тогда, кто знает, не пожелает ли она отыграться, пожалев даже такой милости, как ваше достоинство».

Нужно было прикончить мерзавца. Как он вообще сумел подобраться к нему так близко? Худая, нескладная фигура, замотанная в плащ, закрытое капюшоном лицо, но сильный и ясный голос. Он растворился в городской толпе так же быстро, как возник из нее, оставив лишь это бестолковое, назойливое воспоминание.

Очередной юродивый, возомнивший себя мессией!

Осторожничают трусы. Тот, кто поддается сомнению, проигрывает. Лучше уж погибнуть на поле боя, чем отсиживаясь за крепостными стенами. Чем плести пустые мелкие интриги, укрывшись в дворцовых залах.

И герцог Йорский подтвердил бы это, если бы не раздавивший его своим весом вражеский конь…

В голове снова появляется гул. Он встряхивает головой, но это не помогает. Звук становится то громче, то тише, подобно набегающей на берег волне. Что это, прилив?..

Нет, это не вода. Это голос. Он произносит слова на латыни, которые повторяются, словно стих или молитва.

— …expergiscimini, — шепчет голос.

— Expergiscimini, — просит терпеливо, почти ласково.

— Expergiscimini! — повелевает он.

Артур содрогнулся, почувствовав, как его подбросило вверх, резко вдохнул и открыл глаза. Увиденное поразило его настолько, что даже будь у него силы шевелиться, он бы не смог. Золотисто-белый едва выносимый свет плотно окутал женскую фигуру в изножье постели, волнами разливаясь по комнате. Глаза Кайлы горели каким-то потусторонним огнем, по лицу ее, по груди и обнаженным рукам, крепко сжимавшим его ладонь, скользили, извиваясь, алые символы. Казалось, еще мгновение, и она сама вспыхнет как факел.

Артур попытался сглотнуть, но не преуспел — в горле была пустыня. Вместо слов получился хрип, вместо порывистого движения — вялое, едва заметное шевеление, но этого хватило.

Кайла, смотревшая мимо него горящими нефритовыми глазами, шумно вдохнула, по телу ее прошла волна дрожи, она медленно моргнула, раз, другой, сияние вокруг потускнело, пошло на убыль, и уже осмысленно взглянула на Артура.

— А, принц, — осипшим голосом сказала она и улыбнулась. — Теперь мне придется тебя убить: ты видел такое, что позволено видеть лишь очень узкому кругу лиц.

Но ни шутливый тон, ни вымученная улыбка не обманули Артура: Кайла была истощена, и по мере того как раскаленная магия покидала ее тело, это становилось заметнее. Руки ее плетьми повисли вдоль тела, черты лица заострились, волосы взъерошенной гривой рассыпались по плечам и потускнели, под глазами залегли темные круги.

— Что… что произошло?

— Ты вырубился, вот что, — пожала плечами Кайла, но даже это движение далось ей с трудом. Вздохнув, она сдалась и присела на краешек постели. — Как только Мерлин открыл короб. Мы по очереди пытались привести тебя в чувство, но ничего не помогало. Пару раз мне удавалось что-то нащупать, но ты снова и снова ускользал от меня, словно что-то затягивало тебя с той стороны, — она помолчала. Голос ее был тихим, надтреснутым, и Артур уже пожалел, что спросил. — К тому же, казалось, что магия Мерлина лишь сильнее погружает тебя в сон. Тогда он оставил меня в няньках, а сам отправился на встречу с кучкой пафосных засранцев…

— Пафосных засранцев?

— Старейшие, мудрейшие и все такое, — тихонько фыркнула Кайла. — Хотя, конечно, не все они засранцы, — признала она и взялась за мобильный. — Надо сообщить Мерлину, что наш спящий красавец очнулся…

— Пошлешь ворона? — не удержался Артур.

— Ха-ха, — вяло отозвалась Кайла, отправив сообщение и вздохнув.

Казалось, она даже моргала медленнее.

— Ты должна отдохнуть, — проговорил Артур, чувствуя, что к нему силы, напротив, возвращаются.

Она медленно покачала головой.

— Тебя нельзя оставлять. Даже несмотря на те петли, что я накинула, ты можешь снова провалиться в беспамятство, и если меня не будет рядом, я могу этого не почувствовать.

— Не назвал бы это беспамятством, — пробормотал Артур, передернувшись. — Уверен, что смогу о себе позаботиться до прихода Мерлина, — он попытался подняться, но понял, что поторопился с выводами, тело было ватным.

— Не похоже, — усмехнулась Кайла и широко зевнула. — Да и мне спокойнее, пока ты под присмотром. Твое погружение было слишком глубоким. Вот сейчас сделаю еще пару якорей…

Она снова зашептала слова заклинания, но свет ее мерцал и гас, а глаза слипались, и Артур подумал: сколько времени она вот так провела в его комнате? Пару часов? Дней? Больше? Но решил спросить об этом позднее.

— Тогда отдыхай здесь, — сказал он.

Кайла прервалась, запнувшись на полуслове. Огляделась, нашла глазами облюбованное кресло и пожала плечами.

— Ну, если я подремлю пару часиков, а ты обещаешь меня разбудить при любом тревожном…

— Обещаю, — мягко прервал Артур и отодвинулся на самый край. — Давайте, ваше высочество, ложитесь. Вашей чести ничто не угрожает, мое вам королевское слово.

Глаза Кайлы расширились от удивления, но на последних словах она хмыкнула и, по всей видимости, передумала говорить, что он окончательно лишился рассудка. Потому что действительно вытянулась на кровати рядом.

— Если что-то вдруг почувствуешь, обязательно… в общем… — начала она, но не договорила и провалилась в дремоту, едва прикрыв глаза.

— Я посторожу нас обоих, спи, — тихо сказал Артур, уже не скрывая улыбки.

Повернувшись на бок, он подпер голову ладонью и принялся безнаказанно рассматривать ее лицо, с которого понемногу уходило выражение озабоченности и усталости. В конце концов, ему нужно было какое-то занятие, потому что сама мысль о том, чтобы закрыть глаза, вызывала внутреннее сопротивление. Кайла была права: его погружение становилось все более глубоким, а путь назад петлял и терялся в калейдоскопе воспоминаний.

Все же она была очень красива. Той броской, западающей в душу красотой, которая одних пугала своей неприступностью, а другим с легкостью ломала судьбы. Но были и те, кто умел разглядеть что-то помимо нее. Артур не боялся красоты — ни тогда, ни сейчас. И ему повезло: душа Гвен оказалась столь же прекрасна, как и ее лицо. А Моргана… он вспомнил удушливое чувство, которое испытал, узнав об их родстве. Как благодарил судьбу за то, что вспыхнувшая влюбленность быстро улетучилась, уступив место более братскому чувству. Пусть оно оказалось предано и растоптано, Артуру было нечего стыдиться.

Кайла не напоминала ни на одну из них. Или же напоминала обеих. В ней не было мягкости и добросердечия Гвен, но она упрямо сражалась за его жизнь, рискуя собственной. Она, как и Моргана, была очень сильной колдуньей — теперь Артур в этом не сомневался, — но использовала свою силу во благо и не стремилась к власти, а напротив, всячески ее избегала.

Кайла шумно вздохнула, словно почувствовав, что он смотрит на нее, и наморщила нос: широкая прядь волос скользнула ей на лицо. Артур осторожно убрал ее. Они действительно теплые, со странным замиранием сердца подумал он. Чуть жестковатые, плотные, но шелковистые. И пробегающие в них медные искорки ему тоже не почудились.

— Принц? — пробормотала Кайла, приоткрыв глаза.

— Все хорошо, спи.

С тихим стоном она откинулась на спину.

Артур опустил тяжелую голову на подушку. Его мысли вернулись к недавним видениям, в которых он едва не заблудился. Что было бы, не сумей он вернуться? Снова и снова проживать самые яркие, переломные моменты чьих-то жизней, просматривать их, словно многосерийный фильм. Или как компьютерную игру, в которой нет ни начала, ни конца, ни победы, ни поражения. Границы его личности размылись бы, обнажая самую суть, которая позволила ему однажды стать каждым из них. Казнить и миловать, горячо и преданно любить одних и гноить в темнице других, а порой и тех же самых, разочаровываться и верить до последнего, жаждать власти и ненавидеть ее, быть бесконечно одиноким и находить поддержку там, где совсем не ожидал...

По спине пробежал холодок. Артур приподнял отяжелевшие веки, но с каждым разом это давалось ему все труднее. Он и не думал, что так сильно устал. Все эти короли, их мечты, страхи и желания окончательно вымотали его. Он вновь попытался ухватиться за ускользающую реальность. Кайла… совсем рядом… вздыхает и что-то взволнованно шепчет во сне… Он нащупал ее пальцы и сжал. Она притихла, и его страх тоже отступил.

Кайла что-то говорила про петли, которые накинула на него. Они представлялись ему золотисто-рыжими, опутывающими его руки и ноги наподобие лассо. Кстати, ведьме определенно пошла бы ковбойская шляпа. Артур улыбнулся образу, который нарисовало его воображение, и больше не сопротивлялся, позволяя себе соскальзывать все глубже в такой желанный, мягко обволакивающий сон.

Ему снилось разное. Но это были простые сны ― пусть и слишком детальные, яркие и абсурдные. Его палата в Камелоте, где они с Мерлином устроились в изножье кровати с попкорном и смотрели какой-то старый ситком по огромной плазме. Кайла, болтающая о чем-то с Гвен в его любимом пабе на Хаттон Гарден. Мельком он подумал — уж не его ли они обсуждают… Моргана, примеряющая средневековые платья в одной из просторных примерочных Селфриджеса. Она кокетливо крутилась перед зеркалом и спрашивала у него совета. Последнее, что он запомнил: горное ущелье, на которое он смотрел с высоты птичьего полета. Иссиня-черной лентой вилась над обрывом тропа, то и дело скрываясь в наползающих рваных облаках. Он что-то высматривал внизу. Нечто манящее, пульсирующее жизнью. Огненно-рыжая точка в сумрачном мире давно отгремевшей битвы. Внутри засвербело, заскрежетало, и скрипучий крик вырвался из его горла помимо воли…

Артур поперхнулся и со стоном повернулся на бок. Крик повторился, и он открыл глаза. Ему понадобилось немного времени, чтобы понять: кричал не он, а сидевший на дереве за окном большой черный ворон. Глаза-бусины блеснули в свете окна, когда ворон склонил голову и вытянул шею в попытке заглянуть внутрь.

— Он не видит нас, но чувствует, что я где-то рядом, — тихо проговорила Кайла, не сводя с птицы глаз.

Она сидела на кровати, прислонившись к высокой резной спинке. Вид у нее был усталый, хоть и не такой изнуренный как прежде. Длинные пальцы обхватили подтянутые к груди колени.

— Видишь, ты был прав… без ворона в этой истории не обошлось, — грустно улыбнулась Кайла. — Это Клайд, мой любимец. Молан не дал его забрать, когда я уходила. А если я впущу его, клятва верности заставит Клайда возвращаться в родовое гнездо снова и снова, так что Молан всегда будет знать, где я.

— Молан?

— Мой отец, — ответила она, по-прежнему не поворачивая головы. — Уже очень давно я называю его по имени. Так… проще.

Артур вновь посмотрел на ворона, затем на Кайлу и прочистил горло, приподнявшись на локте.

— Не слишком сурово для того, кто просто хочет, чтобы ты пошла по его стопам? — осторожно спросил он. — В конце концов, все отцы хотят этого. Иногда приходится идти на компромиссы.

Он думал, что Кайла рассердится, но она лишь пожала плечами.

— Думаешь, я не пыталась? — она взглянула на него сверху вниз. — Но он хочет не просто сделать меня наследницей. Для этого у него есть Лорккан. Он мечтает возродить с моей помощью то, что возрождать нельзя… даже если бы было можно, — Она устало улыбнулась. — Он хочет сделать меня жрицей.

— Жрицей?

— Старой религии. Как когда-то была Моргана.

Артура ощутимо передернуло от такой перспективы.

— Но зачем? Если я правильно понял, вы и так занимаете довольно высокое положение…

— Алчущие власти не задаются такими вопросами, Артур, ты и сам это знаешь. И потом, он винит Мерлина в том, что происходит с магией, и готов на любые жертвы, лишь бы возродить ее былое могущество. Когда-то давно одна из наших провидиц, к тому времени, очевидно, окончательно спятившая, пообещала ему, что его дочь, повзрослев, или поможет спасти магию, или окончательно погубит ее. На мою беду, он в это поверил. А я не хочу в этом участвовать, я хочу только…

— …быть с Мерлином, — закончил Артур за нее.

— Это не то, что ты думаешь, — с тихим вздохом сказала Кайла. — Ему это совсем не нужно. Он стар душой, знаешь? И он очень устал, хотя и не показывает этого. А я просто делаю, что могу.

— В одном из моих снов у него была жена, — отчего-то вспомнил Артур.

— Элли, да, я знаю, — кивнула Кайла. — Он скучает по ней... По всем ним. Как-то он сказал мне, что однажды проснулся и ясно понял: больше он не сумеет пережить ни одной потери.

Они надолго замолчали. Артур попытался представить каково это — прожить жизнь длиною в десяток жизней и не смог. Пусть он многое пережил в своих снах и видениях за последнее время, но, возвращаясь, он всякий раз становился собой. Даже две его жизни оказались тяжелой ношей: он скучал и по тем, кого любил много столетий назад, и по близким, с которыми был вынужден разлучиться еще вчера. Должно быть, если бы он воспринимал все прожитые им жизни как свои собственные, то просто свихнулся бы. Каково тогда Мерлину? Взять хотя бы Кайлу — кажется, он не разделял ее чувств, но пустил в свою жизнь, защищал и дорожил ею…

— Как ему это удается? — пораженно проговорил он.

Он хотел объясниться, но не пришлось: Кайла поняла его.

— Не представляю, — тихо произнесла она, покачав головой.

— Думаю, ты не оставила ему выбора, — чуть насмешливо сказал Артур, пытаясь прогнать тоскливое выражение с ее лица.

Кайла фыркнула.

— Ни малейшего.

В этот момент Клайд расправил крылья, тяжело поднялся в воздух и полетел прочь. Кайла проводила его взглядом.

— Горячего чая с сэндвичами? — выдержав короткую паузу, деловито предложил Артур.

Кайла круто повернулась к нему. Глаза ее вспыхнули таким голодом, что Артур на мгновение смутился.

— С огромным удовольствием, мой принц, — промурлыкала она.

Артур только хмыкнул в ответ, поднялся и церемонно предложил ей руку.

Мерлин бросил очередной взгляд на высокие напольные часы и поерзал. Никакой пользы эта встреча не принесла, кроме той единственной, на которую он, вероятно, и рассчитывал — занять время. Полученное от Кайлы сообщение сняло груз с его души и сделало всех собравшихся, даже Молана Финнерти, гораздо привлекательнее, но итог все равно был один: всех поразило заявление Мерлина о возвращении Артура, но добавить по существу им было нечего. Разве что семейство Финнерти снова выделилось: Молан даже тут умудрился сохранить бесстрастное выражение лица, а его тетушка, Эмер Каллахан, напротив, заметно оживилась, пробормотав что-то вроде:

— Истинное возрождение… Как интересно.

На уточняющий вопрос Мерлина она только пожала плечами.

— Слышала что-то в детстве. Надо порыться в книгах. И в памяти. Второе, пожалуй, будет посложнее, кхе-кхе, — насмешливо прибавила она скрипучим старческим голосом.

— Готов выслушать в любое время, — сказал Мерлин.

Эмер кивнула, задержав на нем свой взгляд.

— А тебе идет быть мальчишкой, — заметила она, блеснув почти выцветшими, светло-зелеными глазами. — Жаль, ты не избавился от своей бороды лет шестьдесят назад.

Неожиданно для себя Мерлин смутился. Он хорошо помнил, какой была Эмер в юности. Мужчины сворачивали себе головы, провожая ее взглядом. А она выбрала Питера Каллахана, сына простого клерка, бесшабашного и самоуверенного юнца, мечтавшего свернуть горы и готового на все ради нее. Высокий, крепкий, он увлекался спортом и не видел в жизни преград, чем-то напоминая Мерлину Артура. У него был лишь один недостаток, но для семьи Эмер он имел решающее значение: Питер не был магом. Мерлин помнил и то, как металась Эмер по его гостиной, словно раненый зверь, когда отец поставил ее перед жестоким выбором. Мерлин не дал ей тогда совета, только выслушал. Решение она приняла сама, выбрав Питера, а спустя три года тот погиб в автокатастрофе.

«Я ни о чем не жалею», — твердо сказала она, когда он пришел, чтобы принести свои соболезнования.

Мерлин в этом не сомневался. Преданность всегда была отличительной чертой Финнерти, с момента зарождения их рода, даже если сама Эмер больше не желала иметь с ними ничего общего. Время притупило боль, унесло жизни отца и брата Эмер, но с тех пор она ни разу не представилась иначе, кроме как миссис Каллахан.

Но то время, о котором она говорила… Боль от потери стихла, и они действительно проводили много времени вместе: Эмер полностью посвятила себя магическим практикам и помощи молодым ведьмам, попавшим в беду. Она приходила к нему за знаниями, за советом, за разговором… и просто так. И порой, когда ее задумчивый взгляд останавливался на его лице (пусть и не таком юном, как сейчас, но и не лице глубокого старца, здесь Эмер все же лукавила ― он не любил без надобности напоминать ни себе, ни другим о прожитых им годах), когда тонкие пальцы вскользь касались его руки, он чувствовал нечто, заставляющее его сомневаться в однажды принятом решении. Ему тогда казалось: она ждет чего-то. Первого шага, первого слова… Но он давно истратил и то, и другое, так что их дружба со временем сошла на нет, отравленная горечью несбывшихся ожиданий.

А спустя несколько десятилетий в жизни Мерлина появилась Кайла. Как яркое напоминание о любви, которая не могла случиться.

— …она была величайшей колдуньей, Эмер, — долетел до Мерлина холодный голос Молана.

— И психопаткой. Ты никогда не думал, кхе-кхе, что она-то и погубила Старую религию своими глупыми обидами?

— Нет, — процедил Молан и поднялся.

Мерлин усмехнулся. Он не услышал, когда и как речь зашла о Моргане, но вероятнее всего, разговор завел Молан, самый горячий ее поклонник из ныне живущих. Это был старый спор, почти такой же старый, как сам Мерлин, и неразрешимый: даже он не знал, кто из них прав. Оба слышали историю Морганы из его уст. Мерлин хорошо помнил, как горели глаза юного Молана Финнерти, когда тот задавал свои вопросы.

Много воды утекло с тех пор. Волосы Молана побелели, взгляд и сердце остыли, окончательно замерзнув, когда Кайла ушла из дома, предпочтя ему дом Мерлина. Он больше не задавал вопросов и утвердился во мнении, что им достался не тот великий колдун.

— Думаю, собрание можно считать оконченным, — сказал Мерлин, тоже вставая и обводя взглядом озадаченные лица глав крупнейших родов Британии. — Если кто-то захочет лично поделиться со мной своими мыслями на этот счет или узнает что-то новое, — он посмотрел на Эмер, — вы знаете, как меня найти.

Он торопливо попрощался и оставил старый особняк в центре, принадлежавший одному из членов Магсовета и привычно служивший им местом встречи. Поежился, поднимая воротник пальто повыше. В такие моменты он всегда жалел, что так и не сумел создать заклинание мгновенного перемещения. Поговаривали, что когда-то такой магией владели драконы и даже их первые человеческие потомки. Речь заходила и о путешествиях во времени, но Мерлин не нашел тому подтверждений, а когда заговорил об этом с Кайлой, она рассмеялась и сказала, что в его возрасте неловко верить в подобные сказки.

— А все же было бы отлично, — пробормотал он себе под нос, шагая вниз по улице и почти сразу замечая темную фигуру, отделившуюся от стены и последовавшую за ним.

Он прошел несколько кварталов, дважды круто сворачивал, чтобы убедиться в своей правоте, а затем сделал обманный маневр, нырнув в арку, и круто развернулся к преследователю.

— Кто ты и что тебе нужно? — спросил он, приготовившись бросить обездвиживающее заклятие.

Но тот и не думал бежать. Шагнул под еле брезжащий свет мерно качавшегося фонаря и откинул капюшон.

— Как… ты? — удивленно проговорил Мерлин.