По десяти планетам (джен)

Звёзды, словно сахар, рассыпались по тёмному полотну неба. Одни из них сияли ярче, чем другие. Где-то мерцали пролетающие мимо кометы. Полная луна была главным украшением, изредка скрывалась за полупрозрачными облаками. Аэромобили летали внизу, неоновые огни становились всё ярче, а высокие стеклянные многоэтажки тянулись к небу.

Тео сидел на полу, закутавшись в тёплом пледе. В руках он держал кружку горячего синтетического масла, а рядом лежала пачка овсяного печенья. Одиноко. Прошёл год со смерти Октавии. Сохра умерла несколько лет назад, успела перенести сознание — она воспользовалась современными технологиями — и теперь в любой момент Тео мог поговорить с ней, хотя это выглядело со стороны как сумасшествие.

— Чего сидишь кислый? — спросила голограмма Сохры, появившись возле него.

— Тяжело жить без мамы, — ответил Тео, бросив на неё взгляд.

Ему ужасно тоскливо. Он почти каждый день приходил к ней на могилу, от бессилия садился на землю и прислонялся головой к каменному надгробию. Октавия хотела, чтобы её похоронили, также как и родителей — без каких-либо технологий, в сырой земле. Последнюю волю решили исполнить.

Каждый раз, когда он засыпал, перед ним в ночной мгле появлялась Октавия. Нежная улыбка, добрые глаза — это ударяло по нём дважды. Осознание того, что Тео больше никогда не сможет притронуться к этим нежным рукам, поглаживающим его волосы и спину, прижаться к тёплому боку и уснуть под успокаивающую мелодию. Он действительно со стороны выглядел щенком, неустанно ждущим свою заботливую хозяйку.

— Эй, всё будет хорошо, — сказала Сохра, улыбнувшись.

— Вряд ли, — проворил Тео.

Он поставил кружку на пол, поднял руку. Синтетическая жидкость, служившая ему кровью многие лета, стала гораздо бледнее. Это плохой знак. Её нужно скорее сменить. Голограмма Сохры покружилась в воздухе вокруг него. Сначала лицо её ничего не выражало, однако потом окрасилось в беспокойство и ужас. Она бросила на него взгляд, сама чуть приблизилась к нему.

— Ты почему ничего не делаешь?! Это же опасно! — сказала она, отпрянув.

— Не хочу, — ответил Тео, отведя взгляд в сторону.

Он уже давно за собой не следил. Даже когда Октавия была жива. У него начали скрипеть колени, часто бледнеть синтетическая жидкость, болты стали разбалтываться на грудных пластинах. Да и вообще силы медленно, но верно иссякали. Это означало только одно — вот-вот наступит конец.

Ему суждено умереть.

В руках он держал документ о покупке. Та, которая когда-то совершила Октавия. Строчки с баснословной суммой денег, поставки, услуги, необходимые для товара и... срок его годности. Пятнадцать лет. Такая мизерная цифра для него. Неужели столько стояла его жизнь? Тео ненавидел всех: мать-алкоголичку, учёных. Даже тех добрых охранников на постах с оружием в руках. Если бы не они, он бы так и оставался добрым мальчиком, человеком, в первую очередь. Но его превратили в киборга, в кусок металла. Холодный, бездушный. Но тут появилась Октавия... Тео напрочь забыл о недостатках. А потом она умерла. И он тоже умер.

Он слабо улыбнулся, лёг на пол. Сил уже не оставалось сидеть. Голограмма Сохры кружила вокруг него, заглядывала ему в глаза, но тот не замечал её. Или не хотел. Подогнув под себя ноги, Тео застыл. Вдаль всматривались пара ярко-зелёных глаз. Стеклянных. Пустых.