Мрак под куполом цирка (джен)

Небывалая, жуткая тишина повисла над цирковым шатром. Не издаёт он больше затейливый свет и весёлую музыку, да и вряд ли уже издаст. Судьба его висела на волоске: либо возрождение, либо окончательное закрытие. Так думали утром собравшиеся за кулисами артисты.

— Пусть Мэджингтон даже прибегнул к колдовскому веществу, но всë равно не достиг желаемого, — закончила Алиса рассказ о том, что пережила и чувствовала. — Он только хуже сделал, поставив свой цирк под угрозу разорения.

— Теперь богатая мэджингтонская фантазия нужна нам как никогда, — рассуждала Мадлен, расчëсывая перед высоким зеркалом спутанные волосы. — Если он так и не придумает причину показа такого ужаса, нам в любом случае больше выступать не придëтся.

— Да разве обязателен нам для выступлений столь огромный цирк, тем более управляемый безумцем? — фыркнул Бим. — Соорудим себе милый передвижной балаганчик и будем путешествовать с ним по миру... Мечта каждого вольного циркача!

— Вы совершенно правы коллега, — согласился с ним Грегуар. — Давно пора было уйти от хозяина, что считает артистов бездушными куклами.

— Что ж, ступайте, раз вы вольные, а я останусь с мистером Мэджингтоном, — кротко опустила глаза Вероника. Все удивлëнно уставились на неё, в том числе и Алиса.

— Ты останешься с тем, кто чуть было не прикончил тебя своей сумасшедшей фантазией? — воскликнула Алиса. — Я, конечно, понимаю, Мэджингтон — твой благодетель, и потому ты ему верна, но ведь и верность должна быть разумной. Вдруг у него возникнет мысль и тебя заколдовать, чтобы окончательно заглушить твои здравый смысл и самосохранение? Я была заколдованной, я знаю, как это ужасно, и ни в коем случае не желаю этого тебе.

Но Вероника грустно покачала головой:

— Алиса, прости. Я люблю его.

И удивление Алисы было невелико: она давно подозревала, что бессознательная верность этой девочки была гораздо большим, чем просто долг чести. Тут за шатровой стеной послышался лёгкий топоток, а затем появился Тимоша:

— Мистер Мэджингтон наконец покинул свой кабинет, окольными ходами вышел из цирка, и теперь направляется куда-то в сторону типографии.

— Наверное, реабилитироваться спешит... — с насмешкой проговорил Бернард. — Но даже если ему это удастся, прежние безумства ему не возобновить — мы будем уже далеко!

— Да, да, — подхватил Тимоша. — Скорее в путь-дорогу, покуда он не вернулся!

Всë за кулисами завозились и засуетилось. Грегуар и Мадлен паковали свои чемоданы; Бернард и Роланд складывали реквизит в огромные пёстрые сундуки; собаки не упускали момента подбросить в них единственные свои вещи — одежду и головные уборы для выступлений. Почти все артисты желали бежать, пусть невесть куда, но хотя бы подальше от непредсказуемого импресарио. Только Вероника одиноко и печально сидела в углу, да Ричард отрывисто лаял:

— Нет, нет и нет! Никуда я не уйду от этого гения! Он неподражаем! Он непревзойдён! И главное — ценит меня! И платит мне вкусное и сытное жалование! Э! А куда вы ящик распиливания потащили? Это важнейшая собственность хозяина! Оставьте нам хоть эти обручи! Оставьте, я сказал!! Нет, унесли-таки! Отобрали всë до единого! Как мы будем с этими постылыми верёвками да кольцами выступать?!

Медведи лишь посмеивались над его возмущениями и упаковали почти весь реквизит. Затем погрузили сундуки в фургоны, что служили им и транспортами, и домами.

— А чтобы Мэджингтон в случае чего не заметил вас, вы поедете внутри, — велела артистам Алиса, и те вошли в фургоны.

— А кто же поведёт наш цирковой состав?.. — задумался Роланд, запрягший в фургонный поезд слонов.

— Я! — вспрыгнул Тимоша на оглоблю, а с неё перебрался на слоновью спину. — Мал я, да удал. Если мне удавалось контролировать лошадей, то и слонов тоже удастся.

А эгоистичный Ричард беспокоился лишь об одном:

— Да на новый реквизит у хозяина просто денег не хватит!.. — Но тут вспомнил про обезьяна: — Точно! Вы будете главным артистом, синьор Фрателлино. Своей обезьяньей комичностью вы живо публику привлечёте, а с публикой и деньги появятся!

Но Фрателлино взглянул на надменного и корыстного Ричарда, а затем на собирающуюся в путь труппу, с которой ему всегда было приятнее и отраднее... и отчаянно, словно боялся опоздать, бросился к ней, крича:

— Я с вами, с ва-ами-и!

— Стой, предатель!! Стой! — злобно залаял Ричард, и хотел схватить обезьяна за хвост, но тот уже захлопнул дверь фургона.

— Не пытайся удержать того, кто сделал правильный выбор, — сурово, но справедливо заявил Роланд. Тогда Ричард, не зная, куда деться от беспомощности, схватился за голову и завопил:

— Разорители! Грабители! Из-за вас мы — полные банкроты!! Хозяин проклянëт вас!..

Но глупого пуделя давно никто не слушал. Цирковой состав уже был готов тронуться в далëкий и неведомый путь, а две девочки ещё стояли в объятиях друг друга. Алиса вспомнила, какие нежные слова говорила ей на прощание Ева, и постаралась утешить и подругу, и себя.

— Прощай, Вероника, но помни: наше знакомство произошло не зря. Ты была настоящим другом, милосердно принявшим меня взглянуть на вашу необыкновенную жизнь, — но другом безвольным. Если бы не спасла я тебя на вчерашнем шоу, не быть бы тебе сейчас живой. Надеюсь, этот случай научит тебя отличать разумное от безумного.

— Я благодарна тебе за всë, — светло улыбнулась ей Вероника. И Алиса поняла, что дала этой юной эквилибристке, пусть даже на краткое время, ту искреннюю дружбу, какую дала когда-то Алисе Ева в суровых стенах института. Как ни грустно было расставаться беглой институтке с цирковой гимнасткой, но всë-таки она, Алиса, не могла отдавать себя и труппу во власть человека, фантазия которого заходит слишком далеко, хоть он и симпатичен ей своей красотой и таинственностью. Пожалуй, лишь для одной Вероники мистер Мэджингтон останется любимым хозяином. Даже клоуны в кой-то раз рассудили мудро и вскочили в отъезжающий фургонный состав.

— А ты как думал, пёс? — смеялись они на яростный лай Ричарда, выглядывая из окон. — Цирк уедет, а клоуны останутся? Ну уж нет, мы там, где все!

Алиса и другие артисты ещё долго махали Веронике, так одиноко выделяющейся на фоне опустевшего шатра. А ведь шатёр этот совсем недавно казался Алисе обителью веселья и чуда!.. Стремившаяся в неë всей томящейся душою, она и думать не могла, что знаменитый на весь мир цирк обретёт позорную репутацию по вине его хозяина, явно имевшего садистские наклонности. И вот померкшие гирлянды, срываемые ветром афиши, и тоскливая пустота кругом красноречиво свидетельствуют Алисе, что полные радостных надежд ожидания могут и не сбываться, и нужно становиться мудрее и предусмотрительнее. Но никто не заметил двух девушек, неслышно подошедших к цирковому шатру. И никто не видел, как бросили они к нему охапку соломы и чиркнули спичкой.

Слоны всë шли и шли, таща за собой фургонный поезд. Вот уже и площадь осталась позади, вот уже потянулись хмурые, незнакомые улицы. В одном из фургонов с Алисой Мадлен и Грегуар перебирали в чемоданах костюмы, а в углу Фрателлино жевал банан. Алиса с улыбкой глядела на них и понимала, что и они, и прочие ехавшие в поезде циркачи уже успели стать ей близкими существами. И она сделает всë, чтобы выступления её цирковой семьи были и безопасны, и прекрасны. Ещё час, и они уедут из постылого города в новую жизнь!

Но фургонный поезд неожиданно встал. Ничего не понимая, Алиса высунулась из окна и вздрогнула, когда разглядела на горизонте улицы тот силуэт, которого так опасалась.

— Куда это вы собрались, господа? — прозвучал едко голос мистера Мэджингтона. — Разумейте же: я написал опровержение на своё неудачное шоу, и теперь все газеты меня оправдывают. А значит, вы не имеете никакого права подло и вероломно сбегать от меня. Отправляемся в наш цирк, мои дорогие. Нас ждут новые взлёты.

Но выглядывающие из фургонов лица и морды были хмуры. И Алиса, и циркачи готовы были отстаивать свою свободу,

— Если вы так стремитесь обратно — пожалуйста, скатертью дорога, — вежливо, но сухо заявил Бернард. — А нам дорога — только вперёд. Фургонный состав слишком длинный, чтобы разворачиваться на городской улице, а объезда поблизости нету.

— Я вижу, вы в последнее время из рук вон плохи... — сощурил глаза Мэджингтон. — Потеряли ко мне всякое уважение... Но покорные, или мятежные, — вы всë равно мои. У меня, к счастью, с собой флакон бесценной сыворотки... Только один флакон, но этого будет достаточно.

Коварная улыбка тронула уголки его губ, а рука в лиловой перчатке уже потянулась в карман. Алиса содрогнулась — друзьям грозит то, что вчера настигло её! Готовая защитить их права любой ценой, она вышла из фургона, не забыв на всякий случай прихватить лук с искусственными стрелами, и направилась навстречу этому безжалостному тирану, чтобы сказать ему всë... Но вдруг у неё за спиной раздался топот и тяжёлое дыхание. Обернувшись, девочка увидела Ричарда, несущегося со всех лап, и выражение его морды было даже хуже, чем при виде погибающего реквизита. Резко затормозив перед хозяином, он проговорил стынущим от ужаса голосом:

— Мистер Мэджингтон! У нас, кажется... в цирке пожар!

Вильям запрокинул голову и рассмеялся нервно и болезненно, а затем в миг стал испуганным:

— Да ты что?..

Когда импресарио со своей труппой примчался на площадь, весь шатёр занялся пламенем. При виде этого ужасающего зрелища Вильям издал не то вздох, не то вскрик, и такого отчаянного ужаса, как на его лице, Алиса никогда ещё не видала. Любопытные и злорадные горожане сбегались на зрелище, как мотыльки на свет, а перепуганная Вероника пряталась в немногих вещах, вынесенных Ричардом.

— Откуда взялся огонь?! — спрашивала Алиса, пытаясь перекричать рёв толпы, но гимнастка тряслась и молчала. А Вильям Мэджингтон вдруг сорвался с места и крикнул одной из своих лошадей:

— Лошадка, милая! Помоги подняться!

Лошадь по привычке дала взобраться на себя и понеслась вперёд. С её спины Вильям запрыгнул прямо на шатёр и через потайной ход исчез внутри — это был смелый трюк, которому мог позавидовать умелый акробат...

— Мистер Мэджингтон! Где вы?! — отчаянно звала Вероника, бегая вокруг пылающего шатра. И Алиса, как ни презирала горделивого импресарио, волновалась за него ни меньше подруги. А Вильям, заскочив через потайной ход в свой кабинет, рылся во всех ящиках, шкафах и сундуках в поисках чего-то дорогого...

— Ну, вы и вправду сумасшедший! — сердито кашлянул Бернард, с трудом пробравшийся в кабинет сквозь пламя. — Вам себя спасать нужно, уходите немедленно!

Но Вильям, не внимая, открыл самый нижний ящик пылающей тумбочки, вскричал «Вот он!» и вытащил из огня маленький сундучок.

— Вон отсюда!! — рявкнул Бернард, увидев, как хозяин выгребает из сундучка деньги. — Вон, если вам шкура дорога!..

Медведь, перепрыгнув через загоревшийся шкаф, схватил Вильяма за шиворот, однако тот не успев взять деньги, успел всë же выхватить из уже горящего сундучка маленькое бисерное деревце... Бернард хотел поскорее вывести хозяина по свободным, ещё не занявшимся огнём местам, но при этом, не расчитав своей силы, дёрнул его за одежду, и у него из кармана выпал флакон с бесценной сывороткой...

— Нет!!! — взвизгнул он, и совершенно не отдавая себе отчёта бросился за вещью, но упавшая балка свалила его на пол. Бернард, кашляя и ругаясь, вытащил полубесчувственного хозяина из-под загоревшейся балки, но выйти из кабинета не смог — пламя полыхающего шкафа отрезало путь. Тогда медведь изловчился и выпрыгнул через тот же потайной ход на шатёр, а оттуда съехал вниз на двоих лапах вниз, прижав к себе хозяина, тем самым защищая его от огня. Бросив Мэджингтона на газон, Бернард принялся с рëвом кататься по траве, гася опалëнную шерсть, а сам импресарио и вся его труппа, оцепенев от ужаса, смотрели как оседает вниз полыхающий шатёр цирка — того самого цирка, что по всему миру называли обителью чудес.

* * *

Тот, кто вчера видел площадь, не узнал бы её сейчас. На ней, совсем недавно великолепной и живописной, теперь ветер мëл пепел и догорали угли. Даже небо затянулось серыми тучами и повисла сдавливающая сердце тишина... Странно и непривычно было видеть Алисе и Веронике пустоту на месте громадного величавого цирка. Девочки двинулись по пепелищу, и вдруг увидели импресарио. Он сидел на обугленной доске, что прежде была частью второго циркового этажа, и сжимал в руках бисерное деревце — единственную спасённую из огня вещь. Затем он отчаянным взглядом оглядел обгорелое пространство, и вдруг, выронив деревце, спрятал лицо в ладони.

Видеть Мэджингтона несчастным было ещё невыносимее, чем хищным. Он получил по заслугам и от публики, и от судьбы, но при виде такого глубокого, и притом, глухого горя, странная жалость к падшему импресарио начала расти в сердце Алисы. А Вероника недолго стояла на месте — она стремительно, но осторожно приблизилась к хозяину и тихо коснулась его плеча. Вильям Мэджингтон вздрогнул от её прикосновения и взглянул на неё, а она нежно улыбнулась ему и сказала:

— Не печальтесь! Вы потеряли цирк, но не потеряли труппу. Цирк сгорел, а артисты остались — это самое лучшее, что у вас произошло за эту неделю. Мы поедем бродячим балаганом туда, где никто о нас ещё ничего не знал. Мы начнём новую жизнь... которая будет намного лучше прежней.

Но не похоже, чтобы её успокаивающие слова утешали его. Он только судорожнее сжал губы и ниже склонил голову. О чëм он думал? Так ли была сильна его скорбь, или же на смену гордости и жестокости пришли стыд и раскаяние?.. И для Алисы, и для остальных это продолжало оставаться загадкой...

— Вставайте, мистер Мэджингтон, — небрежно бросил ему медведь Роланд. — Чего рассиживаться?

Вильям резко обернулся, и глаза его сверкнули гневом, но всë же он нашёл в себе силы сдержаться. Затем поднялся, не забыв подобрать своë деревце, и направился прочь с площади, по-прежнему храня молчание и достоинство аристократа.

Медведь Бернард бесспорно был прав — «нам дорога только вперёд». В цирке, заклеймённом столь чудовищным позором, уже никак не могло бы совершиться ни одно представление. Судьба вполне справедливо стëрла его из города и жизни душевнобольного человека — так думала Алиса, задумчиво глядя в окно фургона, за которым проплывали последние городские дома. Временами она переводила взгляд в противоположный угол, где на большом ящике сидел бывший импресарио, всë такой же гордый и прекрасный, но жалкий и поверженный. Теперь он ни за что бы не смог взять над труппой власть, даже если бы захотел — ему уже никто не желал доверять, а его колдовские изобретения погибли в пожаре. И всë же Алисе было жаль этого человека, несмотря на его обман и жестокость. Ведь несчастное одиночество было ей самой хорошо знакомо.

Позади послышался хруст — Фрателлино отыскал где-то запас сахарного печенья, и теперь закусывал им с Грегуаром, Вероникой и Мадлен. Вспомнив, с какой нежностью юная гимнастка относилась к своему хозяину, Алиса подсела к мистеру Мэджингтону, осторожно протянула ему одно из печений и сказала кротко:

— Подкрепитесь, пожалуйста, и вы.

Вильям обернулся и всë так же серьёзно глянул на угощение и девочку. Казалось, вздохнул, опустив глаза. И взял. Молча, не глядя, но всë-таки взял. И Алиса поняла, что между ней и этим эксцентричным человеком начинается нечто новое. И нечто новое, совершенно небывалое, начинается и в нём самом — в нëм, Уильяме Мэджингтоне, великом импресарио легендарного цирка.

Продолжение следует...