Бедные-несчастные (гет)

1947.​

Новое путешествие, пусть уже и в знакомую страну, Антонин воспринял с предвкушением. Ему понравилось в Албании — каменные замки, голубые воды двух морей и чудная природа оставили приятное впечатление. В этот раз Том гнался за старинным артефактом коренного рода, который по преданиям был оставлен в заброшенном замке, располагавшемуся к северу от Тирана {?столица Албании} и некогда принадлежавшему сильным и талантливым магам.

​В этот раз они поехали вдвоем — в Германии и Франции к ним присоединялись Малфой и Эйвери, в Болгарию увязался Макнейр. Но сейчас у каждого из них были свои дела, да и Том не хотел привлекать много людей. На руке зудела недавно выведенная Темная метка, как прозвали ее Вальпургиевы рыцари — Том нашел какое-то заклинание и довел его до совершенства, чтобы они могли быстро связываться друг с другом в случае необходимости. Это был символ их маленького ордена, объединения по интересам и жизненным целям.

​Албания встретила путешественников проливными дождями. Они отыскали трактир неподалеку от владений замка и остановились на ночь. Вымокшие до нитки, они ввалились во второсортное заведение и, пока подготавливались номера, решили немного выпить, чтобы отпраздновать начало нового приключения, как любил обзывать их путешествия и поиски Антонин.

​Они устроились за баром, Том выудил перерисованную по легендам из книжек карту и принялся сверять с настоящей, магической. Антонин же заинтересованно оглядывался по сторонам. Контингент был так себе: двое заядлых пьяниц за дальним столом сидели, обнявшись, трое мужчин в рабочей одежде неподалеку от них что-то тихо обсуждали. Взгляд зацепился за невысокую стройную девушку в походной одежде, которая спустилась со второго этажа, где располагались номера. Их глаза встретились — ее карие обдали теплом. Она собрала пышные кудрявые волосы и перекинула за спину.

​От нее тянуло магией.

​Антонин, приветствуя ее, кивнул и незаметно толкнул Тома. Тот обернулся.

​(Сколько бы Антонин потом не думал об этом, он всегда возвращался к их первой встрече с Гермионой Грейнджер, и ему казалось, что его друг пропал тогда.

​Том смотрел на нее дольше положенного. А Гермиона смотрела на него).

​Антонин поднял руку и приветственно помахал волшебнице, улыбаясь. Она нахмурилась, быстрым, несколько взволнованным взором окинула помещение, а потом подошла к ним. Они познакомились — все трое оказались из Британии. Когда Антонин представил Тома, они как раз пожимали друг другу руки. Гермиона задержала их прикосновение. Она выглядела удивленной и… сложно было подобрать нужное слово, но казалось, в ее глазах вспыхнул огонь. Не огонь любви или заинтересованности, а какой-то другой.

​(Словно факела древнего племени, разожженные, чтобы принести чужеземца в жертву их Богу).

​Взглянув на карту Тома, она безошибочно определила, какой замок они ищут, и поделилась, что сама изучает местность в его поисках. Том напрягся, но Гермиона говорила преимущественно о замке, а не его ценностях — оказалось, она была охотницей до заброшенных волшебниками мест — они обладали неповторимой энергией, и она собирала магию оттуда, чтобы потом изучить и передать ее каким-нибудь предметам. Короче говоря, она занималась созданием артефактов. Том же был их заядлым искателем — неудивительно, что их общение не ограничилось тем вечером.

​На следующий день искать замок они отправились втроем. Никогда Антонин и Том не обсуждали, что такого таинственного и любопытного было в незнакомке, что они оба захотели, чтобы она присоединилась. Быть может, это было влияние одной из ее побрякушек.

​Быть может, дело было в том, что в ней первой Том разглядел женщину.

* * *

1970-е.​

Кабинет Тома встретил тяжелым, спертым воздухом. Хозяина снова не было, и Антонин обошел его стол и распахнул окно. Он выглянул на улицу — шумело зеленое море зелени. Выудив из кармана пачку сигарет, он закурил. Том вернулся через несколько минут — дверь отлетела к стене, хозяин ворвался, как будто бы вбежал внутрь. Его глаза залились красным и злобно, напряженно блестели.

​— Шайка Дамблдора провела акцию. Они подорвали загородный дом Министра, в котором, слава Мерлину, никого не было, и обвиняют нас. Через сорок минут состоится экстренное заседание в Визенгамоте. Я выбил нам полчаса, чтобы осмотреть дом и найти следы нашей невинновности. Уже сообщил Эйвери, встретитесь там. Остальные вопросы обсудим позже.

​Антонин затушил недокуренную сигарету и выглянул из окна — второй этаж, не так уж и высоко. Нужно как можно скорее выйти за поле ограничения трансгрессии.

​— Покажи мне дом, — коротко попросил он Тома и, еще даже не договорив, почувствовал, как тот вторгается в его сознание. Перед глазами всплыла картинка.

​— Твоя рана?

​— Порядок. Утром сняли бинты, — бросил Антонин прежде, чем выпрыгнуть из окна. Заклинанием он смягчил себе падение, а потом бегом, не обращая внимания на тупую боль под ребрами, бросился прочь.

​Он трансгрессировал и не успел осмотреться, как буквально через мгновение раздался следующий хлопок — это был Эйвери. Они хмуро кивнули друг другу и тут же направились в разные стороны. Слышались поисковые заклинания, они перебирали обломки — от некогда красивого небольшого домика на берегу озера осталась лишь обгоревшая половина. Антонин обошел участок кругом, но не обнаружил ни одной вещицы, ни одного следа человека, сделавшего это. Он бросился внутрь. Нестерпимо сильно пахло гарью. Разбитые рамы с колдографиями, разлетевшаяся на осколки посуда, спаленные лестницы, осложнившие путь на второй этаж, обломки мебели — зрелище было так себе.

​Голова Эйвери показалась на пролете второго этажа, и он спрыгнул к Антонину.

​— Ничего.

​— У меня тоже.

​Эйвери глянул на часы, обвившиеся вокруг его кисти. У них оставалось всего несколько минут. Рукав его рубашки задрался, обнажая череп Темной метки. Антонин вспомнил, что на вчерашнем приеме в конце своей речи Том собирался запустить заклинание, которое высветит метку в небе.

​— Том скажет, что наша организация не берет ответственности за это преступление. Что мы… — Эйвери задумался.

​— Что Пожиратели Смерти всегда оставляют знак. Репортеры вчера сделали колдографии речи Тома? Он же пустил в небо метку?

​Глаза Эйвери блеснули, и он порывисто кивнул.

​— Пожиратели Смерти всегда запускают в небо Темную метку. Вчерашняя речь будет тому доказательством.

​— Здесь ничего нет, они не смогут со стопроцентной вероятностью обвинить нас, — продолжил Антонин. — Скорей всего, начнется расследование, будут устроены допросы — сожжен дом Министра, это почти покушение, и он не оставит это дело. Нужно будет найти виноватого.

​— Либо настоящего виноватого, либо…

​— Точно кого-то не из наших. Метка ведь не оставлена.

​— И в ближайшее время нужно будет сделать что-то показательное и запустить наш знак в небо. Скорей всего ход делу в прессу пока не дадут — чтобы дать расследованию шанс на честность, и у нас есть… неделя?

​Антонин кивнул.

​— Нужно сообщить Тому.

​— Сообщи ты. Я должен проверить, что в прессу не просочилась информация об этом, а, даже если и просочилась, не будет опубликована, — быстро проговорил Эйвери и вновь взглянул на часы.

​Они выбежали из дома и трансгрессировали.

​Том выслушал короткий отчет со строгим выражением на лице. Антонин знал, что оно появлялось в те моменты, когда Том был невероятно взбешен, но не мог показать этого.

​— Нужно выяснить, кто состоит в шайке Дамблдора. Возьми пару человек, которым можно доверять, и займитесь этим. Надави на мальчишку Яксли, чтобы его отец открыл нам доступ к Министерской информации.

​— Ты уверен, что это дело рук Дамблдора? — хмуро спросил Антонин.

​— Во время нашей последней встречи он весьма прозрачно намекнул, что сделает все, чтобы стереть Пожирателей Смерти с лица земли, — Том уже стоял в камине. Он бросил себе под ноги порох, и его сожрало зеленое пламя. Время поджимало.

​Антонин прикрыл глаза и досчитал до трех. А после воспользовался камином, чтобы переместиться в дом Малфоя и уже оттуда вызвать Лестрейнджа и Макнейра.

* * *

​С раннего утра Рита занималась делами: она должна была написать статью о прошедшем вечере. Придумывать из головы было глупо — ее коллеги в своих колонках наверняка уделят приему как минимум пару строчек. Поэтому, чтобы не попасть в просак, она решила действовать радикально: налаживать связи. Ранним утром она разозлала приглашения на общий завтрак тем журналистам, которых успела увидеть на приеме. Ей понадобилось некоторое время, чтобы завязать светскую беседу, и в конечном итоге удалось разговорить их всех.

​С превеликим удовольствием за затянувшимся завтраком они обсудили все подробности прошедшего вечера — каждый желал подчерпнуть новые пикантные подробности из рассказов другого. Конечно же, многое так и осталось не выясненным, но Рита сумела выяснить главное и примерно представить, о чем должна быть статья.

​Она направлялась к их с Гермионой кабинету, когда увидела, как по коридору поворачивают мистер Барнс и мистер Эйвери. Лицо последнего не выражало ничего хорошего, и мистер Барнс рядом с ним, казалось, весь сжался и уменьшился. Это выглядело странно — он был тучный мужчина, раза в два крупнее мистера Эйвери, но сейчас походил на малюсенькую собачку, прыгающую вокруг хозяина.

​Мистер Эйвери увидел Риту и коротко, почти незаметно кивнул ей.

​— Я надеюсь, вы меня поняли, — это были его единственные слова. Он замер на лестничной клетке, и тяжело дышащий мистер Барнс закивал и хотел было что-то добавить, но мистер Эйвери остановил его взмахом руки. — У меня нет времени. Буду надеяться на ваше благоразумие.

​Он проворно сбежал вниз и скрылся из поля зрения. Мистер Барнс еще несколько минут смотрел ему вслед, а потом, выудив из кармана платок, принялся протирать лоб.

​Он не сказал Рите ни слова, когда прошел мимо. Тревожный узел затянулся в желудке. Произошло что-то нехорошее — она это знала, но даже представить не могла, что именно. В голову лезли отвратительные мысли и, желая отвлечься, Рита засела за статью.

​Антонин не появился ни в этот день, ни в следующие несколько. Риту сжирало любопытство — и только оно, — и она напросилась на встречи с Корбаном, с Долорес и с еще несколькими бывшими однокурсницами — заядлыми сплетницами, — желая выяснить хоть что-то о происходящем в стране. Но эти попытки не увенчались успехом.

​Ночью, оставшись в одиночестве не только в постели, но и в квартире — Гермиона снова была в больнице, — Рита вдруг осознала всю комичность своего нового положения: роль любовницы Антонина Долохова подразумевала, что он в любой момент может умереть, а она — никогда не узнать об этом.

​(И вдруг ей стало страшно).

* * *

​Антонин объявился поздно ночью через неделю своего отсутствия — Рита выскочила в поспешно накинутом халате ко входной двери с палочкой наготове. Кто-то стучался — весьма настойчиво. Заспанная Гермиона высунулась из своей комнаты с широко распахнутыми глазами. Рита глянула в глазок, облегченно выдохнула и распахнула дверь.

​Антонин — уставший, сгорбленный, с лихорадочно горящими глазами сгреб ее в охапку и уткнулся носом в волосы. Рита замерла, не зная, что делать, и гадая, что именно значили эти объятия. Они простояли так несколько минут — она чувствовала его разгоряченную кожу, казалось, слышала, как бьется его сердце. А потом он разорвал это мгновение, когда ей было х-о-р-о-ш-о и, поцеловав в висок, закрыл за собой дверь.

​— Привет, — кивнул он Гермионе. — Простите, барышни, что напугал. Есть срочное дело, — повернулся он к Рите.

​Гермиона закрылась в своей комнате — Рита слышала, как щелкнул замок. Они ушли в ее. Антонин уселся на пол рядом с ее постелью и запрокинул голову.

​— Я грязный, — пояснил он в ответ на ее кивок на кровать. Когда Рита проходила мимо к своем столу, он поймал ее руку и притянул к губам. — Прости, что пропал. Было много дел.

​(Рита никогда бы не призналась себе, что в этот момент у нее екнуло сердце).

​— Часто ты будешь так пропадать? — холодно спросила она и села рядом с ним на пол.

​— Боюсь, что часто. Произошли не очень хорошие вещи, и моя спокойная работа учителем окончена. Рана почти затянулась, так что я возвращаюсь на прежнюю должность.

​— Чем ты будешь заниматься?

​— Рисковать собой, — Антонин улыбнулся. — А теперь о твоей работе: ты должна написать статью, которая выйдет в утреннем выпуске. Эйвери договорится с Барнсом и ее пропустят в газеты.

​Рита скептично приподняла брови.

​— Эта статья так важна, что газеты будут перепечатаны?

​— Да. Ты должна написать о том, что Пожиратели Смерти начали борьбу за власть. Нашу организацию ложно обвинили в поджоге загородного дома Министра магии. Так как доказательств не было, но суд продолжал настаивать на нашей вине, Лорд Волдеморт организовал личное расследование: поджигатели были найдены. Это оказалась молодая чета Смиттов — магглорожденных волшебников. Наказание было выбрано соразмерно их преступлению: сегодняшней ночью их дом был сожжен, — Антонин несколько помедлил, прежде чем закончить. — Оба Смитта погибли. Пожиратели Смерти берут на себя вину за произошедшее и разрывают все дипломатические отношения с Министерством магии.

​Он потянулся ко внутреннему карману куртки и достал несколько колдографий. На первой — остатки дома Министра магии. На следующей — чета Смиттов. На последней — объятый огнем небольшой домик и сияющая над ним Темная метка — точно такая же, что украшала предплечье Антонина.

​Рита тяжело сглотнула. Ей не было страшно. Ей не было противно. Ей не было жаль.

​— Пиши, — ей показалось, что Антонин говорит откуда-то издалека. Что его нет рядом с ней, их ноги не соприкосаются. Что она его совершенно не знает. — Я проверю и отправлю Эйвери. Пиши, Рита, у нас мало времени.

​Плохо понимая, что делает — казалось, ее мозг отключился, а тело действовало по привычке, она принялась писать. С каждой строчкой в ее голову вдалбливалась простая истина: она была любовницей убийцы. Она делила постель с тем, кто не соблюдал закон. Антонин Долохов был плохим человеком.

​Она ставит последнюю точку и поднимает на него глаза.

​Но, даже несмотря на все это, Рита почему-то не собиралась разрывать их отношения.

​— Готово, — она протягивает ему лист бумаги. Антонин читает быстро, нахмурившись. Он не делает ни единой правки, с трудом поднимается и уходит в другую комнату. Взрывается пламя камина. На несколько минут Рита остается в тишине и слышит лишь стук своего сердца.

​Когда Антонин возвращается, она подрывается к нему и впивается поцелуем в его губы. Новый поцелуй похож на отчаянные попытки утопающего дотянуться до суши, на последнюю пляску умирающего от лихорадки, на мольбу о помощи от завязнувшего в болоте. Новый поцелуй — что-то на грани искренности и истерики, что-то между просьбой не уходить и желанием навсегда отказаться от человека.

​Новый поцелуй — пульсирующее, готовое разорваться чувство.

* * *

1944.

​— Значит, Вальпургиевы рыцари занимаются изучением магии? И все в вашем кружке посвящено именно этому? — Антонин лежал на матрасе на полу рядом с кроватью Тома, раскинув ноги и чуть повернув голову, чтобы видеть темное, тяжелое небо Лондона.

​— Ты не представляешь, какие возможности нам открываются, — сонно отозвался Том. — Волшебство настолько прекрасно, настолько завораживающе! Это непередаваемое ощущение, когда его создаешь ты — не на том примитивном уровне, которому нас обучают в школе. Сейчас я не думаю, что хоть один выпускник Хогвартса может называться настоящим волшебником — настолько малую часть мы знаем.

​— Я бы хотел побывать хоть на одном вашем собрании, — Антонин вдруг поднялся, и его лицо оказалось на одном уровне с лицом Тома. Приоткрывшиеся глаза того лукаво блеснули.

​— Хочешь стать Вальпургиевым рыцарем?

​— Почему бы и нет? — Антонин пожал плечами. — Я все равно понятия не имею, чем заниматься в жизни. Будет лучше, если, пока я буду искать свое предназначение, — передразнил он мамины слова, — Я буду совершенствовать свои знания, а не пропадать в кабаках и борделях.

​Том фыркнул и отвернулся от него.

​— Спи уже, развратник. С такими мыслями тебя только в наше общество и пускать.

​— Да ладно тебе, — расхохотался Антонин. — По сути, я уже часть ваших Вальпургиевых рыцарей. Или забыл, как мы на третьем курсе все вместе название придумывали? Что-то пафосное, многозначительное и… — он не договорил: Том швырнул в него подушку.

​Обняв ее, Антонин упал обратно на матрас и уставился в потолок с улыбкой на губах.

​Здесь, в Лондоне, он чувствовал себя дома.