Весь не видимый нами свет (гет)

Мэри готова была побиться об заклад, что муж матери был самым что ни на есть настоящим ее отцом. А тот таинственный волшебник, с которым она снюхалась пятнадцать лет назад, существовал только в материнских фантазиях. Когда Мэри выкинула очередной «фокус» — так родители называли все, что случалось с ней по вине магических выбросов, — мамаша пересралась и побежала к констеблю «признаваться в содеянном». Непонятно, чего в этом поступке было больше: заботы о будущем дочери или желания поскорее избавиться от лишнего рта.

Мэри забрали шестнадцатого июля, сразу после седьмого дня рождения. Она точно помнила, что у нее были старшие братья, двое, но их лица со временем стерлись из памяти, оставив после себя две невнятные кляксы.

Женщина в длинном бледно-желтом балахоне привела ее ко входу в неприметное серое здание, обнесенное чугунной решеткой. Крохотный двор без единого деревца пустовал.

Мэри сделала вывод, что здание находилось в Лондоне, потому что шли они пешком, даже в метро не спускались.

«Когда можно будет пойти домой?» — наивно спросила она.

«Зачем тебе домой, милая? — неожиданно ласково отозвалась бледно-желтая женщина. Цвет ее кожи почти не отличался от цвета одежды. — Твои родители отказались от тебя, — чуть не плача, сообщила она. — Они бедны, ленивы, и ты им не нужна. Но великий Геллерт милостив, он даст тебе приют, как сотням других детей».

Поверить в ее слова оказалось легко. Мать постоянно ворчала, что мальчишки куда полезнее, ведь им позволено работать на фабрике, пока учатся в школе, а еще они попадали только в типичные для пацанов неприятности типа драк или мелких краж и не были замечены ни в каких странностях.

В руку Мэри сунули потускневшую бронзовую монету, которая стала причиной ее перемещения из Лондона на север, в Ирландию. Пока она рассматривала деньги, гадая, хватит ли этого на обратный билет, появилась другая тетка, потолще и пониже. Вместе они целую вечность плутали по тропинкам среди деревьев — их раскидистые кроны полностью закрывали небо, и Мэри даже показалось, что его здесь не существует. Ни неба, ни солнца. Позже девчонки рассказали, что Заповедник стоит на краю обрыва, и тот дремучий лес, через который их всех приводят сюда, — самая лучшая и понятная его сторона. С севера территорию подпирают горы, а на западе, если прошагать пару миль, придешь к глубокому озеру. Озеро красивое, по песку приятно побродить, но другого берега не видно, настолько оно большое. Выпускники обязаны были переплыть его, чтобы покинуть стены Заповедника. Тем самым они подтверждали, что достаточно сильны и достойны стать опорой Объединенного Магического Государства.

Когда из-за верхушек деревьев показался замок, возвышавшийся над землей, как гигантская статуя святого Геллерта над Темзой, — а вместе с ним и солнце, — Мэри позабыла о своем намерении сбежать при первом же удобном случае.

Пока приземистая тетка вела ее к высоким воротам, мысль о побеге из привлекательной превратилась в нелепую. Тут так красиво и… ну, волшебно, что ли, а дома что? Жрать нечего и папаша вечно всем недоволен, только успевай прятаться. Каждый ребенок в их пропащем квартале мечтал оказаться волшебником, но повезло пока только ей.

Сказала же та, первая, женщина: отец с матерью радостно сплавили Мэри в этот приют и вряд ли они обрадуются, вновь увидев ее на пороге.

«Благой день, мадам Уорлок, — объявила тетка, когда они поднялись по массивным ступеням и вошли в небольшую комнату сразу за дверью. Эта Уорлок выглядела намного лучше и моложе; высокая, стройная, с волосами, собранными на затылке в узел. — Вот, девятая категория, как обычно». — Тоненькая папка, взявшаяся буквально из ниоткуда, перекочевала из грубой короткопалой руки в изящную.

«Добро пожаловать в твой новый дом, Мэри, — сказала мадам Уорлок, быстро заглянув в документы. — Прими мои соболезнования».

«Какие еще соболезнования?» — буркнула она. Соболезнования приносили соседке миссис Кук, когда ее сына придавило гигантской плитой на фабрике.

«Предательство близких — это всегда тяжело. Люди, которые дали тебе жизнь, вдруг отвернулись от тебя, такое непросто осознать и пережить. Как ты себя чувствуешь?» — с придыханием поинтересовалась она.

«Нормально, — честно ляпнула Мэри и на всякий случай добавила: — Наверное. — Она не совсем понимала, чего от нее хотят. — А вы, получается, ведьма?» — Ей не терпелось убедиться, что все это не розыгрыш.

«Разумеется, — мелодично рассмеялась мадам Уорлок. — Я тоже выросла здесь, в Заповеднике».

«Ваши родители тоже от вас отказались?» — без задней мысли спросила она.

Улыбка из сияющей превратилась в сдержанную.

«Нет. Мои родители посвятили себя служению Объединенному Магическому Государству».

Понятнее не стало, но расспрашивать дальше Мэри не решилась, потому что мадам Уорлок велела следовать за ней. Она взмахнула палочкой, боковой коридор, который секунду назад заканчивался глухой стеной, вдруг отрастил себе еще половину длины и привел их к очередной двери, которую охраняли пара огромных мраморных изваяний.

Мэри задрала голову, чтобы увидеть их лица. Святого Геллерта она узнала сразу же — его изображение, хотя бы самое крохотное, имелось в каждом доме, — а вот женщина была ей незнакома.

«Разве у Святого Геллерта есть жена?» — наивно поинтересовалась Мэри, и мадам Уорлок поморщилась:

«Переступив порог нового дома, тебе придется выбросить из головы весь мусор, который накопился там за время общения с магглами. Увы, их мышление куда проще нашего, и влияние на юные умы они оказывают исключительно тлетворное. Твоя мать плохо поступила, скрыв твое истинное происхождение, но вовремя опомнилась, и теперь ты на своем месте. — Она вновь пришла в прекрасное расположение духа и назидательно произнесла: — Великого Геллерта мы святым не называем. Он не бог. Богом его считают магглы, потому что магия в их понимании является творением нечеловеческим. А магия самого могущественного волшебника всех времен вызывает в них страх и трепет. Страх — дитя неизвестности. Магглы не владеют магией и боятся ее. Они боятся своих богов и, чтобы ублажить их, поклоняются им. А Великого Геллерта не нужно бояться. Он живет ради общего блага».

«То есть он не бессмертный?»

Мадам Уорлок, оставив вопрос без ответа, направилась к одной из двух арок, той, что пряталась за спиной каменной женщины.

«Рядом с Великим Геллертом — Покровительница. Она оберегает всех нас и служит источником утешения».

Так или иначе, эта Покровительница уж точно смахивала на богиню. Ну, или, по крайней мере, на очень сильную волшебницу. Раз уж она стояла рядом со Святым Геллертом. В смысле, с Великим.

— Ну почему Покровительница так жестока ко мне?!

Мэри не спешила открывать глаза. Решила притвориться спящей, чтобы стенания Марлин обрушились на кого угодно, кроме нее.

— М-м-может быть, в сл-л-ле-д-д-дующий р-раз. — Мэри захотелось тотчас схватить с тумбочки палочку и отвесить Норе подзатыльник, чтобы прекратила заикаться, но она вовремя вспомнила, что это никогда не помогало, а нытье Марлин куда хуже, и продолжила громко сопеть.

— Говорят, половина Благодетелей вообще бесплодны, — подлила масла в огонь Марта. Из пяти соседок она нравилась Мэри больше всего.

— Тебе-то откуда знать? — яростно бросилась в атаку Марлин.

— Ну, или, может быть, тогда ты? — издевательски хихикнула она.

— Мадам Уорлок сказала, что со мной все в порядке! Больных на церемонии не берут!

Мэри очень хотела бы быть «больной», но Селестина Уорлок, встретившая ее когда-то на пороге замка и оказавшаяся главной целительницей Заповедника, твердила, что для зачатия нет никаких противопоказаний. В ответ на вопрос куратора Хорнби, почему Мэри все еще не залетела от одного из пацанов в алых мантиях, она разводила руками.

— На церемонии всех берут, — мрачно буркнула Маргарет из своего угла. — И страшных, и жирных, и хромых.

— И косых, — ввернула Марта.

— И кофих, — просюсюкала та, ни капли не смутившись. Ей в детстве досталось от кузена, и теперь левый глаз почти не открывался. А правый был очень даже ничего. Она могла бы стать красоткой, Дамблдор побери. — Думаешь, твоя смазливая рожа откроет перед тобой больше дверей, чем открыто передо мной?

Вообще-то, откроет, подумала Мэри. У красивых девчонок куда больше шансов стать любовницей Благодетеля. Или женой полукровки, который дослужится до высокого поста. Да даже здесь, в Заповеднике, легче живется, если заручиться поддержкой кого-нибудь из старших парней. Мэри так и поступала с самого Дня Единения.

— Еще как откроет, дура ты кривая! — взъерепенилась Марта. — Или ты думаешь, твоя вторая категория у тебя на лбу написана?..

— Хватит орать, Мэри разбудите, — вдруг подала голос Мелисса.

Тот факт, что Маргарет зачали в Хогвартсе, был ее единственным козырем, и он же не давал покоя Марте, дочери двух полукровок.

«Какая разница, кто трахнул ее мать, — злобно процедила она, когда они с Мэри принимали душ после одной из церемоний. — Было бы чем гордиться… Наверное, Благодетели тянут жребий, чтобы решить, кому из них придется на нее залезть».

«Ну-у, кажется, всем есть разница, — пожала плечами Мэри. — Мы Часы Созидания в теплицах проводим, а они — в библиотеке. И на церемонии их берут чаще… но я не скажу, что меня это огорчает», — хихикнула она.

— …мой сын сможет жениться на чистокровной ведьме, — выпалила Маргарет, проигнорировав просьбу Мелиссы, — а твои правнучки так и будут у Благодетелей сосать. Зато ты сможешь их хоть чему-то научить, ты ведь больше ничего не умеешь!

Судя по звукам, в ход пошли палочки, про Марлин и ее нытье все забыли, и Мэри решила, что пора заканчивать представление.

Она отбросила одеяло, схватила халат и прошмыгнула в уборную, пока никто не опомнился.

От нее не укрылось, как Маргарет держится за живот, чтобы защитить его от чар Марты. Это означало, что вскоре она покинет их спальню на целых полгода и переберется в Башню Покровительницы, где обитали будущие матери.

Многие мечтали забеременеть исключительно для того, чтобы пожить там, но Мэри считала это слишком высокой ценой всего за несколько месяцев отдыха. Ей и здесь неплохо, с пятью соседками под боком, несмотря на то, что иногда они бывают невыносимы. Вот как сегодня.

Они жили вместе, потому что все родились в пятнадцатом году эры Геллерта, а их имена шли друг за другом в списке. Кроме двух этих закономерностей, ничего их не связывало, ничего не роднило.

Мелиссу забрали у родителей, когда ей было одиннадцать. Редкий случай, обычно изменникам не удавалось скрывать от Государства ребенка так долго. Она, в отличие от остальных, до сих пор помнила лица отца и матери, хотя о дальнейшей судьбе их ничего не знала.

Нора-заика всех бесила. Можно было умереть от старости, если вдруг решишь дослушать до конца любую из ее фраз. Зато она первая из всего класса освоила невербальные чары.

Марлин мечтала поскорее выполнить свой долг. Да-да, тот самый — принести Государству пользу в виде младенца. Она влюбилась в Благодетеля, который достался ей в пару в прошлом году, и теперь всякий раз ревела, если ее не брали на церемонию. Мэри считала ее дурой, которая верит в сказки, а Марта обожала выводить Марлин из себя, гадая вслух, что же послужило причиной ее неудачи.

Пока Мэри чистила зубы, шум и возня за дверью стихли.

Похоже, Маргарет дезертировала с поля боя, а Марта, прошипев: «Ненавижу ее», вернулась к завивке ресниц. Вот почему дружить с парнями было куда легче: им хватало вечерних состязаний, чтобы сорвать злость друг на друге, а в остальное время они думали лишь о еде, сексе и квиддиче.

Мэри заколола волосы, покрутилась перед зеркалом, в очередной раз оценив, не подросла ли грудь — вроде нет, — схватила халат, который на себя надевала очень редко, и решительно толкнула дверь.

В эту самую секунду по территории эхом прокатился усиленный стократ голос куратора Гуссокл, который отвечал за дисциплину и порядок:

«Всем воспитанникам собраться на Площади Справедливости ровно в десять часов. Первый урок будет перенесен на послеобеденное время. Вечернее состязание состоится по расписанию. Благого дня».

Иногда Мэри казалось, что сам куратор — как и его голос — умеет пробираться сквозь стены и заглядывать в души.

— Интересно, что на этот раз, — кровожадно протянула Марта. Она вытянула шею, будто это могло помочь ей расслышать в словах куратора нечто большее.

— Трансфигурация будет только через шесть часов! — восторженно воскликнула Мелисса. — У меня целых шесть часов, чтобы выучить эту дурацкую формулу…

— Готова поспорить, тебе будет не до формулы, — Мэри спустила ее с небес на землю.

Сбор на Площади Справедливости — огромном круглом помосте, способном вместить втрое больше людей, чем находилось в Заповеднике, — не сулил обычно ничего доброго. Там провинившиеся перед учителями, главным куратором или Великим Геллертом находили справедливое наказание.

Там же двух совершенно чужих друг другу подростков навсегда связывали узами брака. А еще на Площади Благодетели выбирали себе слугу из числа выпускников.

О свадьбе слухи ходили задолго до назначенного дня, а учебный год заканчивался в декабре, стало быть…

— Опять будут кого-то пороть.

Ханна всегда появлялась будто из ниоткуда и, не здороваясь, начинала разговор.

На этот раз она настигла Мэри в коридоре, который соединял женский сектор с лестницей, ведущей в холл.

— «Кого-то»? — ехидно повторила Мэри. — Разве ты еще не разузнала порядковый номер провинившегося и причину порки?

— Как раз собираюсь этим заняться, — фыркнула та. — Но я не могу пропустить из-за этого завтрак. Из меня только что высосали жалкие остатки сил, и я намерена восполнить запасы, — Ханна хихикнула.

Пару месяцев назад она родила девочку, и теперь день у нее начинался с посещения Башни Покровительницы, а раз в неделю каждая из матерей должна была дежурить там, присматривая за всеми детьми разом, пока остальные продолжали прикидываться обычными школьницами.

— Я слышала, кураторы ждут в гости Благодетелей, — поделилась Ханна, быстро шагая вперед. — Если честно, я надеюсь улизнуть, пока все квохчут вокруг них, и еще раз осмотреть тот тупик. Не верю, что строители замка создали его просто так. Наверняка там есть дверь, которую можно открыть…

— …и именно она приведет тебя в Весеннюю башню, — с придыханием подхватила Мэри.

— Кто вообще придумал эти дурацкие названия, — огрызнулась Ханна. Наверное, не стоило издеваться. Она заслужила награду за свои старания, но, увы, Заповедник был неумолим.

Все девять лет пребывания здесь она посвятила поискам младшей сестры. Проблема заключалась в том, что разницы у них было ровнехонько семь лет; когда Ханну забрали из дома, Анна только родилась, а когда младшая оказалась в Заповеднике, старшую уже перевели в Летнее общежитие.

— Если подумать, в этом есть логика. Весной от растений нет никакого толку, они только всходят, а летом с них уже можно что-то получить. Не так много, как осенью, но кто же будет ждать до осени, кушать хочется уже сейчас.

— Я поняла только, что мы для них — растения, — буркнула Ханна. — А парни?

— Ну-у… Осень — это их единственный шанс принести… эм… плоды. Пока семнадцать не стукнуло. — Мэри сама понимала, как тупо это звучит. — А зимой сама понимаешь — уже все, чик-чирик.

Ханна кисло улыбнулась.

О сестре она не знала ничего, кроме имени, и потому даже если ей удастся найти путь обратно в Башню Весны, вряд ли она найдет Анну среди дюжины тезок быстрее, чем ее схватят. Наверняка там стоят какие-нибудь Сигнальные чары, чтобы никто не пролез и не рассказал о том, что ждет малявок, стоит им повзрослеть.

До поры до времени Мэри была уверена, что живет в женском приюте, а придурков типа ее братьев заперли на другом конце света, чтобы никому не мешали. Она понимала, конечно, что каждый год, весной, самых старших девчонок переводят в какую-то другую башню, но даже представить не могла, что мальчишки живут под боком и вскоре им предстоит учиться всем вместе.

В прошлом апреле пришел их с соседками черед. Однажды утром каждая обнаружила у кровати аккуратно сложенную стопку одежды: белье, носки, черную юбку чуть выше колена и желтую блузку — примерно такого цвета, какого была та женщина, что сообщила Мэри печальную новость о предательстве родителей. Их новую форму. Марлин аж в ладоши захлопала от восторга. А Маргарет мрачно возвестила, что теперь не удастся укрыться от взглядов кураторов. Желтый виден издалека.

«Пора, да?» — взволнованно спросила Мелисса.

Они с нетерпением ждали Дня Единения, гадали, что их ждет, думали, что там, в Летней башне, жизнь изменится. Может быть даже, им позволено будет выбираться в соседний городишко.

В те секунды им казалось, что солнце за окном светит чуть ярче. Но его тепла хватило ненадолго. Да, учиться вместе с парнями было куда интереснее, а сами парни оказались не такими уж и придурками, ну, разве что некоторые. Марта не уставала восхищаться, сколько еды они могут съесть за раз, и какие сложные заклятия знают, хотя Мэри подозревала, что часть ее восторгов не настоящие, а так, чтобы внимание привлечь.

Однако, остальные перемены никого не обрадовали. Кто-то, как Маргарет, смирился, кто-то, например, Марлин, убедил себя, что вносит вклад в укрепление Государства, а Мэри, напротив, делала все, чтобы избежать уготованной участи.

— Привет, красавица, — в холле ее окликнул Джон, по причине распространенности своего имени носивший порядковый номер двести двадцать шесть. Ханна уже умотала вперед.

— Отвали, — поприветствовала его Мэри, не глядя.

— Придешь сегодня на состязания? — Грубость его ничуть не смутила. Джон с его смазливой рожей считал себя неотразимым и пребывал в уверенности, что Мэри просто набивает себе цену.

— Если не велят отправляться в Хогвартс, — отмахнулась она, покривив душой. Старшие девчонки уже давно вычислили, что на церемонии Посвящения берут тех, у кого месячные закончились не больше двух недель назад.

— Обслуживать чистоплюев, — скривился он, пытаясь полапать ее. — Слушай, а правда, что у них только по команде наставника встает?

— Вот сам и спросишь, когда начнешь подтирать им задницы, — нахамила Мэри, шагая вперед. Друг за другом они миновали коридор и оказались в обеденном зале. Джон легко обогнал ее и преградил путь:

— Это лучше, чем раздвигать перед ними ноги и вынашивать их ублюдков.

— Согласна. Вот только у тебя есть выбор — ты можешь купить лавку, или ремонтировать метлы, или добывать жабью икру для аптеки — а меня, блядь, никто не спрашивает…

— Я же достаю для тебя зелье, — он понизил голос, чтобы никто не услышал.

— А я с тобой трахаюсь, — так же шепотом напомнила Мэри. — Кажется, у нас взаимовыгодная сделка. Хочешь, чтобы мы не обслуживали чистоплюев? Так давай, поднимай восстание, как делали десятки раз до тебя. Или вы с дружками способны только ядом плеваться, а как речь заходит о том, чтобы что-то сделать, кишка тонка?

— Я похож на идиота? — фыркнул Джон. — Или на самоубийцу? Мне правда не нравится, что вас под них подкладывают. Правда, Мэри. И я не собираюсь сидеть сложа руки. Просто я пойду другим путем. Да, мне придется начать с того, что я буду нянькой какому-нибудь тупому Благодетелю. Но когда-нибудь мне даруют статус чистокровного, вот увидишь, — горячо выдохнул он.

— Тебе? — снисходительно хмыкнула Мэри, намереваясь продолжить путь к своему месту. — Даже этим очень сложно его получить, — она кивнула на дюжину учеников за небольшим круглым столом рядом с преподавательским.

— Зато потерять его проще простого. — Мэри вздрогнула, когда прямо над ухом прозвучал вкрадчивый шепот.

— Хватит подкрадываться, придурок, — небрежно процедил Джон, оборачиваясь. — Иди к своим почти чистокровным.

— Повежливее, Двести двадцать шестой, я все еще нужен вам, — Северус, ухмыляясь, прошел мимо и занял последнее свободное место за круглым столом.

Там сидели ученики первой категории — это означало, что и их отцы-полукровки, и деды когда-то женились на невостребованных девушках из пансиона. «Почти чистокровных», как завистливо звали их амбициозные парни типа Джона, ожидала схожая судьба, с той только разницей, что их сыновья уже будут иметь право обучаться в Хогвартсе. Если так подумать, даже самый короткий путь от девятой категории до статуса чистокровного составлял не меньше четырех поколений. И начало он брал, как ни печально, на хогвартской церемонии Посвящения.

— Серьезно? — Мэри повернулась к Джону. — Это он готовит зелье?

— А ты думаешь, я его в Косом переулке покупаю? Да не бойся, — легкомысленно отмахнулся тот. — Он же тоже виновен, если вдруг захочет покаяться.

— Угу. Но ему-то ничего не будет, сам знаешь почему, а нас вытащат на Площадь Справедливости, только уже не в качестве зрителей.

— Ты заблуждаешься насчет них, Мэри, — прищурился Джон. — Единственное отличие первых трех категорий от остальных — это освобождение от церемонии Очищения. Но наказание за попытку препятствовать укреплению Государства — а именно такое обвинение нам зачитают, если до этого дойдет — будет для него столь же суровым.

Джону исполнилось семнадцать в прошлом октябре, и он через Очищение уже прошел. Мэри вздохнула с облегчением, потому что теперь с ним можно было спать и не думать о последствиях.

— Ладно, — бросила она. — Я все равно предпочту сдохнуть, чем оказаться в Башне Покровительницы. Увидимся на Площади. Надеюсь, пока что в качестве зрителей.

Мэри на секунду прижалась к нему всем телом, подставила губы под поцелуй и поспешила к общему столу, который тянулся от стены до стены. Джон, оглянувшись ей вслед пару раз, отправился к друзьям.

У него были все шансы стать личным помощником Благодетеля. Учителя считали его талантливым, в рейтинге бойцов он давно не опускался ниже двадцатой строки и уже неплохо зарабатывал на этом. Если женится на одной из девок с пузом, может и статус чистокровного получить.

Завтрак прошел оживленно. Все работали ложками быстрее обычного в надежде закончить пораньше и занять места в первых рядах. Слух о том, что на Площади будут Благодетели, разнесся по Обеденному залу, вовсе лишив многих аппетита. Выпускники нетерпеливо ерзали, гадая, получится ли засветиться перед одним из них, дуры из класса Ханны как по команде вынули из сумок зеркала и принялись себя разглядывать. Мэри доела овсянку и поднялась на ноги.

В воздухе пахло гарью. Может, на Площади уже кого-то сожгли?

Помост стремительно заполнялся людьми. Лишь два огромных стеклянных купола по краям оставались пустыми, но на самом деле они были заняты мелкотой из Весенней и Осенней башен. И Мэри, и ее соседки, и Джон, и «почти чистокровный» Северус — все они когда-то стояли под защитой этих магических куполов, не видимые для сотен глаз и уверенные, что они на Площади одни.

— Смотри, — Джон кивнул на возвышение, где стояли кураторы и Благодетели, — ему столько же лет, сколько и мне. — Мэри нашла глазами парня в темно-фиолетовой мантии примерно их возраста. — Но у него уже есть жена и скоро будут дети, ему приготовлено теплое место на всю оставшуюся жизнь. Ему даже думать ни о чем не надо, все сделано за него.

— Все решено за него, — влез Северус. Она готова была побиться об заклад, что он делает так, чтобы позлить Джона.

— Хватит подкрадываться, блядь, — прошипел тот, выходя из себя и ныряя в карман за палочкой.

— Откуда ты знаешь, что ему семнадцать? Может, двадцать пять, — Мэри схватила его за запястье и заставила убрать оружие.

— У него на груди значок старосты.

Она мысленно похвалила Джона за наблюдательность, а вслух сказала другое:

— Так вот что не дает тебе покоя. Зависть. Ты хочешь беззаботной жизни.

— А ты не хочешь? — он на секунду закусил нижнюю губу и упрямо глянул на нее.

— Красивый, — задумчиво протянула Мэри, разглядывая юного Благодетеля. — По-моему, я видела его в Хогвартсе. — Вопрос Джона она оставила без ответа.

— Ну конечно, — тут же ощетинился он. — Эта мантия всех красивыми делает.

— Не обижайся, — она улыбнулась ему. — Их мало красивых. Я просто удивилась.

Джон скорчил равнодушную физиономию.

— Ведут, — пробормотал Северус. В этот самый момент все головы сначала повернулись налево, потом медленно, следуя за узниками и их палачами, направо.

— Ого, — обронил Джон, мигом позабыв про свои обиды.

Мэри видела этих девушек, воспитанниц пансиона для дочерей Благодетелей, только на картинках в «Кратком курсе истории магии для полукровок». Она представляла их высокомерными, разодетыми в шикарные мантии и почему-то с блестящей заколкой в волосах. Но эта девчонка на фоне двух стражей казалась полуживой, распущенные волосы повисли свалявшимися прядями, а цвет лица сравнялся с цветом ее простой белой юбки.

— Смотри на старосту, — шепнул Северус. Мэри взглянула на парня со значком и увидела, как ужас исказил его правильные черты. Правда, уже спустя мгновение он сменился безразличием. — А вот и наш герой.

На краю помоста появился Оливер — мечта восьмидесяти процентов старшеклассниц и бессменный лидер рейтинговой таблицы состязаний, — однако сегодня он смахивал на самый страшный их кошмар.

Лицо пересекал свежий порез от правого виска до левого угла губ. Сам он едва держался на ногах. Руки были связаны чарами.

Толпа ахнула, и куратор Гуссокл занудно попросил тишины.

— Что ты знаешь? — краем рта спросила Мэри у Северуса. Иногда он знал куда больше Ханны, а она, между прочим, жадно ловила любую крупицу информации, которую доводилось услышать. Наверное, чем длиннее нос, тем дальше в тайны Заповедника можно его засунуть.

— Они пытались сбежать вместе, — почти не двигая губами, сказал Северус.

— Да как они вообще познакомились? — поморщилась Мэри. Этот вопрос первым пришел на ум, а не тот, за что Оливера так разукрасили.

— А ты что, правда веришь, что отсюда нет выхода? — едва слышно спросил он. По тонким губам скользнула усмешка.

— Что ты имеешь в виду? — бесцеремонно вмешался Джон, который все это время грел уши.

— О-о, ты снова хочешь сотрудничать, — с издевкой протянул Северус.

Джон скривился, давая понять, что он и не собирался прекращать сотрудничество.

— Он лидер рейтинга, так? — тот дождался, пока Мэри кивнет, и торопливо продолжил: — Значит, условно его можно считать самым богатым в Заповеднике.

— Логично, — согласился Джон, поглядывая на помост. У них было всего несколько секунд до того, как заговорит Гуссокл.

— Очки рейтинга — это валюта Заповедника, такая же, как запрещенные зелья, домашние задания и секс. Если найдешь человека, которому нужны эти баллы и который вместе с тем имеет доступ к заветной двери, плати — и ты свободен. Ну, на несколько часов, — ехидно уточнил Северус.

— И где ты найдешь такого человека? — недоверчиво спросила Мэри.

— Оливер нашел, — хмыкнул Северус, кивая на помост. — Все заинтересованные рано или поздно его находят. Особенно девчонки.

Она знала, на что он намекает. Кучу историй слышала про то, как старшеклассницы отлучались на ночь в соседний город, а через некоторое время обзаводились пузом. Правда, Мэри считала их байками, а теперь засомневалась.

— …в этот благой день мы, дети Великого Геллерта, собрались здесь, на Площади Справедливости, — тем временем начал куратор Гуссокл, — чтобы стать свидетелями торжества правосудия. Чтобы посмотреть в глаза изменникам и понять, что за противоестественная сила двигала ими, подталкивая к решению преступить закон государственный и человеческий. Все мы знаем, что желание овладеть тем, что нам не принадлежит, это болезнь. Хворь душевная, которая куда хуже физической. А что мы делаем с больными растениями? — спросил он с такими интонациями, будто вел урок. — Верно! Мы от них избавляемся, чтобы зараза не пошла дальше.

— Пощадите его, пожалуйста, — вдруг заскулила подружка Оливера. — Мы больше никогда не увидимся, только не трогайте его.

— Молчи, идиотка, — прошипел один из трех Благодетелей, тот, что был старше. Седина уже тронула его темные волосы.

— Отец, прошу тебя, — вдруг обратилась к нему девчонка, но он сделал вид, что не слышит.

— Прямо семейная драма, — безжалостно ухмыльнулся Джон.

Один из стражей повернулся к ней и вынул палочку. Сейчас он по своему обыкновению был в маске палача, но обитатели Заповедника знали, что у него всего один глаз, а вместо второго — неживая стекляшка.

— Что вы делаете?! — неожиданно для всех крикнул Оливер. — Она ведь чистой крови, разве можно?.. — Мощный удар невидимой руки заставил его умолкнуть.

— Погодите-ка, — прищурился Джон. — Только чистокровный имеет право поднять руку на дочь Благодетеля.

— Серьезно? — несмотря на происходящее вокруг, Мэри нашла забавным этот абсурдный факт. — Даже на ту, которую вот-вот казнят?

— Угу, — весело отозвался он.

— Может, он и есть чистокровный, — поддразнил Северус.

— Разве они работают палачами? — Мэри склонила голову набок.

— Кто-то же казнит Благодетелей, — резонно заметил Джон и внезапно сознался: — Я помню, как он тут появился. Лет шесть назад, кажется.

— Да? А я думала, он всегда тут был.

— Вы двое еще маленькие были, — самоуверенно заявил он. На физиономии Северуса появилось выражение, с каким смотрят на разложившегося флоббер-червя. — Раньше грязную работу делал Бартемиус, тоже, кстати, одноглазый. Может, это обязательное условие при приеме на работу? — Джон сдержал смешок. — Хилый такой, с веснушками, почти прозрачный, но палочку держать умел. Потом пропал куда-то и появился этот.

— Почему у всех палачей такие странные имена? Был Бартемиус, теперь вот Рабастан.

— Не знаю, может, чтобы девок наших не трогал. Кто в здравом уме станет трахаться с парнем по имени Рабастан?

— Ты не представляешь, какая к нему очередь, — хихикнула Мэри. Она ничуть не соврала. Мало кого смущало отсутствие глаза. В остальном палач был очень хорош собой. К тому же, поговаривали, что он способен сделать ребенка с первого раза.

— Я понял, — Джон хотел провести рукой по волосам, но замер и теперь стоял словно застигнутый Парализующим заклятием. — У него есть возможность открыть дверь. И он тоже участвует в состязаниях, ему баллы не помешают. Так вот кто помогал Оливеру. А теперь он же его за это и казнит.

— Паршивая ирония, да? — вставил Северус.

— Приступайте, — велел куратор Гуссокл.

— Нет! Умоляю, папа! Останови их! — крик девчонки заглушил и гул толпы, и шаги палача.

Оливер что-то прошептал, глядя на нее. Мэри хотела верить, что его последние слова были про любовь, хотя она в нее и не верила.

— Оливер Сто сорок седьмой, согласно статье четвертой закона о Статусе крови, за преступную связь с чистокровной женщиной, отягощенную тлетворным влиянием на ее разум, ты приговариваешься к смерти.

Смертоносное заклятие прозвучало буднично, пресно, разбавленное лишь обессиленным стоном влюбленной в Оливера девчонки.

Когда настал ее черед, она все еще смотрела на его тело.

— Великий Геллерт милостив, — торжественно возвестил Гуссокл. — Он дарует тебе, дочь Благодетеля Яксли, не только жизнь, но и возможность послужить ему, несмотря на чудовищный проступок.

— Я не хочу. — Она продолжала пялиться на Оливера. — Я не буду ему служить.

— Душевная болезнь, к несчастью, прогрессирует, — поспешно вмешалась целитель Уорлок. — Юная мисс не ведает, что говорит.

— Все она ведает, — прорычал Благодетель Яксли, но парень со значком, которому так завидовал Джон, дотронулся до его плеча и что-то негромко сказал.

— Забирай, — бросил Гуссокл Рабастану. — Теперь вы муж и жена.

Мэри ушам своим не поверила, брови Джона взметнулись вверх, вокруг снова поднялся гул, но на этот раз толпу никто не спешил успокаивать.

Палач потоптался на месте буквально пару секунд, после подошел к дочери Яксли, поднял ее с помоста и, раз уж идти сама она не могла или не хотела, взял на руки. Он неловко повернулся и едва не столкнулся с мальчишкой-Благодетелем.

— Прошу прощения, сэр.

— Впредь будь внимательнее, — отчитал его тот.

Народ повалил прочь с Площади. Джон взял Мэри за руку и повел за собой, работая локтями и покрикивая, чтобы расступились.

— Они что, на самом деле отдали ее палачу? В смысле, вот так запросто?

— Ты же сама сказала, что он как племенной единорог. Зачем ее убивать, если можно получить пару-тройку чистокровных детенышей?

— Бред какой-то, — пробормотала Мэри. За утро произошло столько всего, что голова шла кругом. Да вот хотя бы новость о том, что у одноглазого Рабастана можно получить пропуск за пределы Заповедника. Ей, конечно, некуда было идти. Вряд ли Сириус исполнит свое обещание…

— Думаешь о том же, о чем и я? — догадался Джон. — Интересно, сколько стоит одна ночь вне стен замка.

— Спроси, — она кивнула вслед Рабастану. — Ты знаешь, где он живет? Не с вами?

— Нет, в Зимней башне я его никогда не видел.

— Отличная возможность узнать, иначе придется ждать до следующего сбора на Площади, — вкрадчиво сказала Мэри. — Он наверняка потащит добычу в свою комнату. Если, конечно, не посчитал слова Гуссокла розыгрышем.

— Идем.

Джон после секундного колебания поменял направление и начал продвигаться в другую сторону. Их с Мэри то и дело пихали, но, к счастью, на пути им не попалось никого из старших, от встречи с которыми можно было нажить проблем, так что у бокового выхода они оказались уже через минуту.

— Куда он делся? — Коридор, освещенный факелами, был пуст. И Благодетели, и куратор Гуссокл, и Рабастан с новоиспеченной женой успели скрыться с глаз.

— Тихо. Слышишь? Кажется, это в той стороне.

Звук удаляющихся шагов, подобный тоненькой паутинке, вел их за собой, угрожая вот-вот оборваться.

Они спустились по лестнице мимо портретов Благодетелей Реддла и Блэка, прошли под Аркой Мудрости, за которой начинались кабинеты кураторов и учителей, и остановились. Шаги в отдалении стихли. Джон взмахнул палочкой, и Мэри почувствовала, как по затылку побежал холодок. Здесь запрещено было находиться ученикам, за исключением дежурных, поэтому Дезиллюминационные чары она сочла вполне уместными.

— И что теперь? — одними губами спросила Мэри. — Вернемся?

Он помотал головой и указал на неприметную табличку рядом с крайней дверью. На ней была изображена иголка, а рядом спичка.

— Трансфигурация, — прочла она по губам Джона.

За комнатой профессора Долиша шли кабинеты преподавателей заклинаний, травологии, зельеварения и истории магии, а в самом конце широкого коридора располагались апартаменты тренера по квиддичу, куратора Хорнби, ответственного за «укрепление магической мощи Государства» и, судя по табличке с изображением скрещенных палочки и кости, мадам Уорлок.

Тут же, вместо глухой стены, которой обычно заканчивались коридоры, располагалась винтовая лестница. Скорее всего, внизу были еще комнаты, потому что персонала в Заповеднике насчитывалось не восемь человек, а несколько дюжин.

Джон приложил палец к губам и схватил Мэри за руку. Она изо всех сил прижалась спиной к стене, хотя чары и так укрывали их от чужих глаз.

На лестнице послышались шаги. Едва не задев Мэри, мимо промчался куратор Хорнби и скрылся в кабинете целителя Уорлок.

— Очень хорошо, Благодетель Лестрейндж, что вы прибыли так скоро! — тут же заверещал он, от радости позабыв про звукоизолирующие чары.

— Сегодня у меня был благовидный предлог, — отозвался его собеседник. — Мы не хотим, чтобы нам задавали лишние вопросы. — Ага, стало быть, это третий Благодетель, хранивший молчание все то время, пока шла экзекуция.

— Конечно-конечно. Мы все подготовили. Предлагаю начать с этого сорванца. Вы только посмотрите! Мальчишка невероятно похож на великого Геллерта в юности.

— Мальчик родился в январе, — недовольно перебил Благодетель, — мы опоздали на целых три месяца.

— Всего три месяца, — промурлыкала мадам Уорлок. — Станет чуть моложе. Вы только взгляните, господин Лестрейндж, невероятно красивый ребенок. И очень целеустремленный! Считает себя особенным, — она издала жеманный смешок.

— Что ж, — после минутной паузы ответил Благодетель, — во всем, кроме даты рождения, он нам подходит. Промедление для нас — роскошь. Великий Геллерт восхищен успехами австро-венгерского метода. Он пожелал немедленного внедрения его на всех территориях нашего Государства.

— Это честь для наших воспитанников, — снова запел Хорнби, — быть избранными для…

— Разумеется, — фыркнул Лестрейндж.

— Мы нашли еще трех подходящих мальчиков. — Терпению мадам Уорлок можно было позавидовать. — Этого достаточно, Благодетель?

Мэри почуяла, как вспотели ладони. Звучало так, будто этих мальчиков собираются скормить дракону.

— Девятнадцатый год был неплохим, — деловито произнес Лестрейндж. — Разница между количеством девочек и мальчиков не такая чудовищная, как, скажем, в двадцать первом… Но чем больше, тем лучше. Сейчас к проекту приковано пристальное внимание. Так оно и бывает на первых порах… — он будто рассуждал вслух. — Я взгляну на остальных.

Повисла тишина, Благодетель зашуршал бумагами. Джон все еще держал Мэри за руку, и она ощущала, насколько его пальцы ледяные. Похоже, они вляпались в дерьмо. Если кто-нибудь прознает, что они пробрались под Арку Мудрости и стали свидетелями этого не предназначенного для ушей студентов разговора… Непонятно, правда, для чего Благодетелю эти четыре мальчика. Может, его помощник погиб, и понадобился новый?

— Уродцы, — презрительно заключил Лестрейндж, ознакомившись с делами. — Этот точно не подойдет, ужасный лоб. Этот вряд ли будет выше пяти с половиной футов. — Мэри отчетливо услышала, как он барабанит пальцами по столу. — А тот, первый, как быстро он адаптировался четыре года назад, после сепарации?

— Удивительно быстро, — покладисто ответил Хорнби, угадав, какой именно ответ Благодетель хочет услышать.

— Думаю, мы можем сделать исключение, — милостиво согласился Лестрейндж, — для… как там его зовут?

— Гилдерой. Фотография не способна передать, каким обаянием его одарила природа.

— А фамилия?

— У них нет фамилий, Благодетель, — невозмутимо ответила Уорлок.

— Теперь будут.