Без права на побег (гет)

После ужина Лилька, уже умытая и переодетая ко сну, лежала в гостевой спальне и неспешно анализировала прошедший день. В целом всё прошло неплохо, особенно если учесть, что в этом мире она всего лишь трое суток.

Щедрость «тётушки» была вполне объяснима: ритуал дорого обошёлся, и теперь та находилась в зависимом положении. Лилька правильно решила — давить не стоит. Безопаснее пока действовать мягко, без требований и давления: ни денег, ни преференций. Слишком мало она знала об этом мире. Ну не считать же за знание так называемый «канон» — клочковатую историю, охватывающую лишь малую часть реальности, да и то с чудовищными ляпами.

Палочка ей понравилась — настолько, что перед сном Лилька не удержалась: снова достала её и повторила несколько заклинаний из учебника чар, найденного в чемодане Эванс. Хоть немного почувствовать себя частью этой новой магической жизни — и проверить, действительно ли всё это происходит с ней.

Единственное, что омрачало вечер, — внезапная, вязкая тоска. Лилька вдруг остро вспомнила маму. Её добрые руки, тёплую улыбку, интонации, которые невозможно спутать. Вспомнился и родной город — знакомыми маршрутами автобусов, не самым чистым метро, запахом выпечки у поворота… Сердце сжалось. Так хотелось узнать, как они там. Всё ли в порядке? Не плачет ли мама по ночам?

С этими мыслями она незаметно для себя провалилась в сон.

И оказалась в странной белой комнате без окон. Свет резал глаза — ровный, холодный, не имеющий источника. Пустота и тишина. И прямо напротив стояла… она сама. Только из прежней жизни. С короткими волосами, в любимом худи и джинсах. Лицо — знакомое до мурашек. Но… что-то в нём было не так. Выражение глаз чужое, будто смотрит не она, а кто-то другой.

— Ну, привет, Лили Эванс. Воровка бесстыжая, — её голос звучал резко, с язвинкой. — Тело сперла… Обратно хочешь?

Лилька сразу поняла, с кем говорит. Узнала до последней черточки.

Её двойник надула губы, картинно, по-детски, но промолчала.

— Молчишь? Ну и правильно. Тогда слушай внимательно.

Голос Лильки стал резким, тяжёлым, почти зловещим, будто каждое слово было камнем, пущенным в гладь озера.

— Раз уж украла моё тело, не вздумай сливать мою жизнь в канализацию. Делай что хочешь — носи мантии, колдуй, жри лягушек — но ординатуру ты закончишь. Обязана. Не для тебя — для меня. Поняла?

Воровка — та, что осталась в ее родном мире, — по-прежнему молчала. Но глаза потемнели, и Лилька знала: каждое слово она впитывает как приказ.

— Бабушке Фариде расскажешь всё как есть. Без вранья. Скажи, что я за тебя попросила. Учти, бабка тебя на раз-два расколет, так что лучше сама выложи всё начистоту. Меньше огребёшь.

Голос сорвался на почти хриплый шепот:

— Только посмей обидеть мою маму… Я тебя и отсюда достану.

Лилька говорила с яростью, с болью — но не жалостью. Это был приговор.

Воровка немного сжалась, будто от физического удара. А потом — робко, на выдохе — спросила:

— Можешь… можешь сказать Джеймсу, что я люблю его?

— Щас! Бегу, спотыкаюсь! — Лилька фыркнула так, что в воздухе, казалось, дрогнула звенящая тишина. — Я, по-твоему, зоофилка? Встреться я сейчас с твоим благоверным — всё, привет, свадьба без права на обжалование! А я, знаешь ли, жить хочу. И иметь право самой выбрать себе нормального парня. А не это… чмо.

— Почему ты так? — почти жалобно, тихо. — Джеймс ведь… хороший…

— То-то ты от него сбежала, пятками сверкая. — Лилька сложила руки на груди, нависла, как прокурор. — Знаешь ли, чмо и мачо — слова похожие, а суть разная. Вот и думай, кто он на самом деле.

Мгновение тишины — и в голосе Лильки зазвучала ледяная ярость:

— Вы с миссис Фэнвич вписали меня сюда без моего согласия. Так что теперь извольте выполнять мои условия. А свои хотелки… засуньте себе в задний проход.

Лилька резко проснулась. В комнате было темно, за окном стояла глухая ночь. Где-то вдалеке шелестел тростник — ветер перебирал его сухие стебли, словно тонкие пальцы на струнах.

«А ведь я ей навязала гейс. Не выполнить его воровка не сможет», — мелькнула мысль, неожиданно чёткая и спокойная.

Этого оказалось достаточно. Тревога отступила, отпустила. Лилька перевернулась на другой бок, устроилась поудобнее — и вскоре снова уснула. На этот раз крепко и без снов, проспав до самого утра.

А утром миссис Фэнвич пребывала в куда более благодушном настроении, чем накануне. День только начинался, но уже ощущался по-другому: легче дышалось, мысль шла яснее, даже завтрак показался вкуснее.

Всё дело было, конечно, в том, что деньги, потраченные вчера на Ноктюрн-аллее, ослабили хватку. Удавка на шее — та самая, незримая, магическая — чуть разжалась. Браслеты больше не давили, не напоминали о себе холодной резью. Да, траты были неприятны… но терпимы. Это было, как ни странно, обнадёживающе.

Старая ведьма впервые за долгое время позволила себе надежду: а вдруг получится? Если ввести эту девчонку в мир грамотно, правильно расставив акценты… возможно, всё ещё можно повернуть себе во благо.

Промелькнула даже одна забавная мысль — старая, как сам магический Лондон: а вдруг Бенжи, балбес и тугодум, но всё же её племянник, не откажется жениться на такой красавице? Девчонка и правда хороша: огонёк в глазах, грация, кровь сильная, лицо будто нарисовано. Жаль только, что мысль пришлось почти сразу отбросить. Не тот случай.

Свободные и сильные ведьмы никогда не позволяли навязывать себе мужей. Они сами выбирали — с вызовом, с принципами, с капризом. Не то что эти родовитые маги — вечно женятся из-за приданого и откупных, из-за фамильных соглашений и глупых брачных контрактов, где за душой пусто, а расчет холодный, как гробовая плита. Ну и доигрались…

Вон, за примером далеко ходить не надо: Поттер с Блэком — живые выродки. В их-то возрасте — и до сих пор даже не помолвлены. Один только глупую грязнокровку обольстил, и та сбежала, как только поняла, во что вляпалась. А вольная ведьма, как только оказалась на её месте, разорвала помолвку в первый же день. С достоинством и без истерик.

Лита-Лилька спокойно завтракала, изредка бросая взгляды на «тётушку». Та буквально ёрзала от нетерпения: казалось, только и ждала, когда гостья наконец закончит трапезу.

Как только домовушка Тисли убрала со стола, миссис Фэнвич пригласила молодую ведьму в кабинет.

— Так, палочка у тебя теперь есть. Время приступить к обучению. Тебе нужно как можно быстрее пройти все семь курсов Хогвартса.

Лилька слушала молча, привычно настороженно, выискивая в каждом слове подвох. Она уже поняла, что с Милдред всё не так просто, как кажется на первый взгляд.

— Судя по всему, учебников за все курсы у тебя нет? Тогда вот, — ведьма выставила на стол пачку потрёпанных книг. — По ним учился мой племянник. Конечно, у мисс Эванс программа была ещё более сжатой, — усмехнулась Милдред. — Но не думаю, что это проблема.

Лилька пожала плечами — без интереса, но и без раздражения. И отправилась за палочкой в спальню. К труду и учёбе она была привычна. Сомнительно, что местное волшебное образование окажется сложнее, чем учёба в Казанском меде.

Так и вышло. Она даже не заметила, как пролетело время — пришёл обед.

Учебники оказались элементарными, рассчитанными на одиннадцатилетних детей. До обеда Лилька успела пройти весь курс начальных чар и дочитать до четверти Истории магии. Точнее, это стоило бы назвать «историей магического мира Британии», но что есть, то есть.

После обеда Лита-Лилька только устроилась с учебниками, как в кабинет бесшумно вошла миссис Фэнвич. Лицо у неё было заговорщицкое, глаза блестели от едва сдерживаемого возбуждения.

— Вчера на Ноктюрн-аллее мы с тобой сильно промахнулись, — с порога начала она. — Я с утра поболтала с одной приятельницей из Марча, и та рассказала интересное. Оказывается, особняк Поттеров находится в Лондонском магическом квартале, в том самом, где обосновались все эти выскочки и нувориши. И, судя по всему, младший Поттер засёк наш отклик — потому что были мы, как выяснилось, совсем рядом.

Она выдержала паузу, изучая реакцию Лильки, и продолжила:

— Это значит, что, несмотря на твой обряд отсечения, капля крови той грязнокровки уже успела попасть в поисковый артефакт. Не знаю, чем там ценна была эта девица — ни особого дара, ни ума я в ней не заметила, — но следили за ней плотно. Даже побег предусмотрели. Надёжно так, с запасом.

Лита помрачнела. Даже её поверхностных знаний канона хватало, чтобы сложить картинку: всё это подозрительно напоминало игры Дамбигада. А с этим комбинатором она пересекаться совсем не стремилась.

— А как избавиться от слежки через артефакт? — тихо спросила она.

— Никак, — пожала плечами Милдред. — Со временем кровь истощится — и сигнал погаснет. Но до того тебе надо пару месяцев где-нибудь отсидеться. Не высовываться. Поверь, скучать не придётся.

Она кивнула на внушительную стопку книг.

— Учти, это только за первый курс. А помимо школьной программы тебе предстоит выучить ещё и то, что должна знать каждая уважающая себя ведьма.

Лита откосить от учёбы не собиралась. Практика — дело нужное. Особенно зельеварение. К отварам и настоям у неё с детства была склонность — бабушка учила с любовью и строгостью. Делать отвары Лилька умела и, что важнее, любила. А там и зелья освоит.

Так и пошло дело.

С первым курсом Лилька разобралась за неделю. Читала она быстро, а память, натренированная системой высшего образования, работала чётко и без сбоев. Дополнительно миссис Фэнвич выдала ей книгу по бытовым чарам — тем, что в Хогвартсе обычно проходили только на факультативе.

В памяти мисс Эванс такого предмета Лита не обнаружила, но освоила материал с удовольствием. Заклинания легко ложились на язык и движения, а моторика у прежней хозяйки тела, надо признать, была хорошо наработана: заклинания срабатывали быстро, почти автоматически.

Зельеварение ей тоже пришлось по вкусу. Несмотря на дифирамбы, которые пели Лили Эванс в фильмах, в её памяти ничего особенного не отложилось. Лита предпочитала опираться на свои собственные знания и чутьё. Когда начала варить, дело пошло. Травы, точность, терпение — всё это ей было знакомо с детства, бабушка обучала её основам народной медицины строго, но толково.

Второй курс она проглотила за ту же неделю. Объём знаний, по её мнению, был смешным — особенно по сравнению с медицинскими дисциплинами.

А вот третий курс наконец зацепил. Там появились первые учебники по основам рунной магии и арифмантики. Прорицания и уход за магическими тварями она отмела сразу — ерунда. Лечение животных она бы ещё поняла, но просто «уход»? Не её.

Зато руны и арифмантика — это было серьёзно. И, что приятно, прежняя Эванс учила их тоже, так что база уже была. Математику Лита знала отлично: мама была учителем по этому предмету и с детства внушала, что точность важнее красоты. Поэтому необычное, почти сакральное применение математики в магическом мире она приняла с восторгом.

В учебник по высшей арифмантике Лита заглянула из чистого любопытства — и не удержалась: рассмеялась вслух.

Высшая математика рулит. А теория вероятности — творит чудеса.

Неделя с хвостиком на третий курс — это было совсем немного. Она уже изучала материалы четвёртого, когда Милдред принесла газету.

«Джеймс Флимонт Поттер и Марлин МакКинон объявляют о своей свадьбе 31 октября 1979 года. Невеста из небогатой, но чистокровной и уважаемой семьи. А жених — один из самых завидных холостяков магической Британии».

Лита выдохнула. Напряжение, незаметно висевшее над ней всё это время, спало. Мысль о грядущей свадьбе давила больше, чем она сама себе признавалась.

Очень хотелось проклясть придурка посложнее, чем просто стандартным болевым, но тогда, на Ноктюрн-аллее, она едва говорила по-английски — строила фразы, как магистр Йода, и вечно ошибалась в падежах и согласованиях. Кто всерьёз воспримет ведьму, которая не знает даже простейших чар, знакомых любому местному подростку?

Вот и приходилось учиться старательно, не жалея времени. И тут Лита с удивлением заметила, что на четвёртом курсе чары вдруг начали делиться — на мужские и женские. До этого момента был просто общий предмет «Чары».

На её вопрос Милдред лишь чуть заметно пожала плечами и, сдержанно сложив руки на коленях, проговорила:

— Разумеется, дитя моё, колдовство у женщин и мужчин — вещь разная, суть разнородная. Это — знание старое, испытанное. Ведьма, что чрезмерно усердствует в боевой магии, нередко платит за силу дорогой ценой — бесплодием. Про Беллатрикс Лестрейндж только ленивый не шепчет: мол, заплатила она за свои проклятия и дуэльные заклятия утратой чрева.

Милдред цокнула языком, качнула головой.

— А возьми Прюэттов — род боевых магов, берсерков по дару. Женщин своих в отряды не пускают, берегут. Слишком дорога плата.

Она замолчала на миг, взгляд её потускнел, и уже тише, почти про себя сказала:

— Детей долгоживущим магам вообще тяжело даёт судьба. Вот я, например, так и не смогла родить.

Ведьма выпрямилась, словно возвращаясь к делу.

— Одаренных дев нынче не так уж много, а тех, что способны выносить дитя — и вовсе считаные. Вот и прибегают к ритуалам, как Блэки, но, видно, не к добру: в их роду безумие, как проклятие, с кровью течёт. Все, кому положено знать, знают.

«Как изящно она назвала шизофрению»,— с усмешкой подумала Лита.

Позже ей в голову пришла мысль: в их роду передавался ритуал зачатия — не сильно востребованный в её прежнем мире, где от детей чаще стремились избавиться, чем родить. А что если здесь, в мире магии, он станет популярным? Ведь Милдред она вылечила с первого раза — зелье, которое та должна была пить неделю, подействовало за пару дней. Так может, и древний ритуал сработает? Глядишь, и устроиться получится неплохо — те же Лестрейнджи за возможность зачатия могли бы и щедро заплатить.

Но то были лишь туманные мечты. Доверять неизвестной девице со странным акцентом, прибывшей с континента, никто не стал бы, тем более когда дело касалось исцеления или таинств зачатия. А потому Лита продолжала учиться.

Шестой курс стал для неё настоящим рубежом. Если до этого материала хватало на полторы-две недели плотной работы, то теперь уходило по три и более. Но Лита не жаловалась — к концу двух с половиной месяцев она сдавала миссис Фэнвич всё, что успела выучить: и ритуалистику, и основы трансфигурации, и защитную магию.

Миссис Фэнвич осталась довольна. Погоняла по продвинутым разделам ритуалистики, строго опросила по этикету и приличиям, заставила вызубрить том под названием «Ритуалы в быту для ведьм и чародеев». Отступать было некуда.

За всё это время Лита-Лилька ни разу не покидала границ сада болотной ведьмы, но теперь знала магический мир куда лучше, чем в тот день, когда впервые очнулась в этом теле. В шкафу уже давно висела одежда из респектабельного ателье, и всё внутри неё рвалось наружу — хотелось наконец увидеть собственными глазами тот мир, который раньше существовал лишь в фильмах и обрывках рассказов подруг.

Погода за это время переменилась: от ласкового, солнечного сентября не осталось и следа. Сады вокруг дома медленно захирели, облетающие листья прели в высокой траве, а по тропинкам к кухонному крыльцу тянулась влага — холодная, вязкая, будто сама земля выдыхала сыростью.

Туманы опускались над болотом по вечерам, густые, стелющиеся, как старая вуаль. Утром просыпаешься — и уже не видишь изгородь, только силуэты мокрых деревьев, будто нарисованные размытыми чернилами. Дождь моросил почти каждый день — не лил, не хлестал, а сеялся из неба тихий, унылый, моросящий.

На дворе стоял декабрь, но снега так и не было. Когда Лита как-то обронила в разговоре, что всё ждёт белого покрова, Милдред с удивлением вскинула бровь:

— Здесь, в Фенланде, снег — редкость. Иногда и посыплет тонкой пылью, но к земле не пристанет: растает раньше, чем соберётся. Нет, не за день-два — за час. А морозы? — ведьма усмехнулась. — Мы о них разве что в книгах да в старых сказках слышали.

Действительно, воздух был тяжёлым, влажным, будто на вдохе в лёгкие попадала невидимая паутина. Камыши у дальнего края сада шуршали даже в безветрие, и вечерами, сидя у очага с книгой, Лита иногда ловила себя на том, что слушает не слова, а плеск воды за окном — как будто само болото нашёптывало ей что-то на древнем, непонятном языке.

Это случилось в один из тех промозглых, туманных дней, когда воздух будто густел влагой, а дышалось тяжело, как сквозь мокрую вату. Лита как раз помогала украшать дом к Йолю и Рождеству — развешивала пучки остролиста, плела гирлянды из сушёных яблок и корицы, разжигала свечи на окне, чтобы отогнать зимнюю тьму. Вдруг ни с того ни с сего сработал какой-то артефакт на каминной полке в гостиной — раздался лёгкий треск, и воздух дрогнул, как от удара колокола. Магия пробежала по комнате холодной искрой.

Миссис Фэнвич вздрогнула, замерла на миг, а потом, побледнев, выпрямилась и поспешно принялась собираться, причитая под нос:

— В Мунго… срочно… с Бенжи плохо…

Её лицо посерело, движения стали резкими. Лита, улучив момент, шагнула ближе:

— Тётушка, возьмите меня с собой. Может, чем помогу, — сказала она по-английски с лёгким, но всё ещё заметным акцентом.

За прошедшие месяцы миссис Фэнвич изрядно подтянула её в языке: разговорный и письменный английский Литы теперь был твёрдым, уверенным, искажённым разве что интонацией и построением некоторых фраз. Не так, как в день её появления в этом мире, когда она говорила почти как магистр Йода. Теперь окружающие просто принимали её за ведьму с континента — иностранку, но воспитанную и образованную. Даже старая знакомая Милдред из Марча, дама с характером и нюхом на чужаков, признала в Лите «порядочную девушку из приличного рода».

Именно поэтому Лита и не пыталась прикидываться Лили Эванс — смысла в этом не было. Тем более что Джеймс Поттер уже женился. Значит, скорее всего, Гарри Поттер всё же родится — как и в каноне — 31 июля, только вот матерью его будет уже другая. Но это детали. Девушку вполне устраивало, что мелкий олигофрен не станет её сыном, а сама она — останется жива.

Воевать с маньяками, фанатиками и тёмными лордами? Нет уж, благодарствуем. Куда разумнее — лечить. Целительство было делом не только нужным и интересным, но и безопасным… насколько это вообще возможно в магическом мире.

Миссис Фэнвич окинула девушку внимательным, испытующим взглядом с головы до ног, словно решала, готова ли «родственница» предстать перед магическим миром. Затем коротко кивнула:

— Хорошо. Идём. Только оденься прилично.

Лита не заставила себя ждать. Быстро поднявшись в свою комнату, она выбрала строгий, добротный костюм — тёмно-синий жакет с аккуратной вышивкой и классические брюки. На руку она приладила кобуру и с привычной уверенностью вставила в неё палочку. Взглянула в зеркало — серьёзное лицо, собранные волосы, сдержанный взгляд. Ведьма, а не девчонка с улицы. И с достоинством спустилась вниз.

Миссис Фэнвич уже стояла у камина в парадном наряде — в тяжёлой мантии из тёмного бархата с тонким узором из серебряной нити по краю рукавов. Она жестом подозвала Литу ближе, и та послушно шагнула к ней. Вторая рука тётушки мелькнула над очагом, и в пламя легла щепотка зелёного порошка.

— Мунго, — чётко произнесла ведьма.

Пламя взвилось, сменив цвет на изумрудный. Обе женщины шагнули внутрь — и исчезли, растворившись в завихрении летучего пороха, чтобы появиться в холле магической больницы.