Изменница (гет)

На этот раз Гермиона приходила в себя дольше обычного. Сначала до расслабленного разума стали пробиваться голоса, но их смысл ускользал, тонул в мягком шуме. И всё же именно этот приглушённый гул и знакомая аура магии не позволяли ей окончательно утонуть в сладкой, бессознательной неге. Постепенно звуки начали складываться в слова, но веки оставались тяжёлыми, и Гермиона могла лишь слушать разговор двух дорогих ей людей.

— Драко, почему она не приходит в себя? Ты сам говорил, что она уже должна очнуться, — услышала Гермиона взволнованный голос Люциуса. Ей редко удавалось видеть его таким. На работе в Министерстве он по-прежнему оставался холодным и сдержанным аристократом, каждое слово которого несло определённый смысл и было тщательно продумано, каждая эмоция была выверена, скрыта или идеально сыграна. Благодаря этому, многим казалось, что он в принципе не способен на проявление эмоций. Но за закрытой дверью и рядом с самыми близкими Люциус Малфой был совершенно другим. Он был очень заботливым, порой даже чересчур, верным, нежным и очень чутким. Гермиона неосознанно, ещё в самом начале их отношений, старалась вывести холодного аристократа из эмоциональной «заморозки», но у неё это редко получалось. Он оставался всё таким же бесстрастным и сдержанным, как и на публике. Даже после хорошего секса он был не склонен к разговорам. Мог выслушать её, покуривая дорогую сигарету, мог дать совет, но никогда не был способен открыться ей эмоционально. Со временем многое изменилось, он всё больше рассказывал о себе и своём детстве, делился внутренними переживаниями, раскрываясь перед девушкой как великолепный рассказчик, умудрённый жизненным опытом, и внутренне сильный человек. Но такое неприкрытое волнение и забота, звучавшая в голосе, были очень приятны Гермионе.

— Отец, всё в порядке. Она скоро придёт в себя, — голос Драко звучал уже с лёгким раздражением. — Обмороки у беременных — обычное дело. Даже Тори пару раз теряла сознание. Так что успокойся. Знал бы, что ты такой нервный, не стал бы слать тебе Патронуса, дождался бы, пока она очнётся.

Гермиона едва заметно улыбнулась: казалось, на этот вопрос Драко отвечал уже не в первый раз. Постепенно тяжесть век ослабла, и она открыла глаза. Знакомая обстановка подтвердила догадку — она снова была в кабинете Драко Малфоя, на той самой кушетке, где очнулась и в прошлый раз.

— Гермиона, — протянул он, подавая несколько фиалов, — тебе не кажется, что это плохая традиция — попадать в мой кабинет без сознания?

— Кажется. Мне тоже надоел твой кабинет, — слабо улыбнулась она.

— Что случилось, милая? Почему ты потеряла сознание? Драко прислал мне Патронуса, и мне пришлось раньше времени закончить совещание, — обеспокоенно спросил Люциус.

— Я… встретила Лаванду, — Гермиона запнулась, не зная, как описать нахлынувшие чувства. — И узнала кое-что… неприятное. Видимо, малышу это тоже не понравилось.

— И что же она сказала? — в голосе Драко мелькнуло любопытство. — Пэнси упоминала, что Лаванда после школы сильно изменилась.

— Она ждет ребёнка. От Рона, — тихо произнесла Гермиона.

— Ого, — присвистнул Драко. — Ладно, я вас оставлю. Но учтите: через пятнадцать минут у меня пациент, придётся покинуть мой гостеприимный кабинет.

Он вышел, оставив их вдвоём. Люциус повернулся к Гермионе, его взгляд смягчился, но в нём сквозила ревность.

— И что именно тебя так расстроило?

— Всё… То, во что превратился наш с ним брак. Мне казалось, что это я предаю его, что он не заслуживает такого отношения. А оказалось, что вся наша семья строилась только на лжи. Рональд сделал Лаванде предложение и даже не удосужился сообщить об этом мне. Я не представляю, о чём он думал, делая это. В голове не укладывается.

— Возможно, он и не собирался разводиться, — осторожно предположил Люциус. — Может, просто пытался успокоить Лаванду, чтобы та не выставляла всё напоказ, пока он не поговорит с тобой. Надеялся, что всё рассосётся само — Лаванда родит, и ей будет не до брачного статуса.

— Но это же… ужасно. Ты хочешь сказать, он обманывал нас обеих?

— Возможно, милая. Я не могу знать наверняка.

Гермиона сжала руки на коленях и тихо добавила:

— Бедная Роза… Как она это переживёт?

Гермиона ясно понимала: в этой истории настоящей жертвой была лишь её маленькая дочь. Роза не виновата в том, что родители так и не смогли превратить долгую дружбу в любовь, не сумели сохранить семью. Тихая, домашняя девочка, она болезненно переживала любое волнение. Гермиона знала: расставание с Роном станет для ребёнка ударом. А ещё хуже было то, что сама она в этот период не сможет быть рядом с дочерью так, как хотелось бы. В глубине души она надеялась, что Рональд и его семья не станут настраивать девочку против неё, ведь возможности для общения будут крайне ограничены.

— Она умная девочка, она поймёт, — мягко сказал Люциус, будто прочитал её мысли. — И потом, ты же не оставляешь её. Когда родишь, мы сможем забрать её в Мэнор, подобрать хороших наставников. А пока, думаю, у учителей Скорпиуса найдётся время ещё на одну ученицу. Надеюсь, она подружится с моим внуком — вдвоём им будет веселее.

— Правда? — с надеждой спросила Гермиона.

— Конечно, милая. Всё будет хорошо, — уверил её Люциус и целомудренно коснулся её виска губами.

Как ни парадоксально, беременность Лаванды открывала множество возможностей. Для Гермионы это было потрясением, для Люциуса — шансом. Он видел в этом не только эмоциональную драму любимой женщины, но и шахматную партию, где судьбы людей были фигурами, а он — игроком.

Несчастный брак Гермионы с Уизли можно было разорвать с минимальными потерями. Хладнокровный ум Малфоя уже выстраивал план: кого и когда предупредить, к какому судье обратиться, чьё мнение перетянуть на свою сторону. Он точно знал, кто будет рассматривать дело о разводе — этот маг был ему должен и вынесет вердикт, выгодный Малфоям. Суд, увы, был неизбежен: наличие ребёнка не позволяло решить вопрос тихо и кулуарно. Но Розу можно будет оградить от самой процедуры, а официальная причина развода с беременной любовницей Рона позволит выставить Гермиону не изменницей, а жертвой обстоятельств.

Люциус уже мысленно разложил будущие события по полочкам: как будет выглядеть пресса, как отреагирует общество, как сохранить репутацию Гермионы безупречной. В этом был не только холодный расчет, но и забота — та самая, что умела принимать практичные формы.

Он опустил взгляд на Гермиону. Она, обессиленная, но теплеющая под действием зелий и его присутствия, казалась невероятно хрупкой. Люциус провёл пальцами по её щеке, наслаждаясь её теплом и тем, что эта умная, сильная ведьма сейчас доверчиво ищет утешения именно в нём.

Гермиона подняла глаза и, будто в благодарность, наклонилась, коснувшись его губ.

Люциус ответил медленно, вдумчиво, позволяя себе лишь мягкий, сдержанный поцелуй — не страстный, а обволакивающий, как уверенность в том, что он всё контролирует. Он ощущал её дыхание, тепло её кожи, и в глубине души понимал: именно сейчас она полностью принадлежит ему — эмоционально, а скоро и юридически.

Он углубил поцелуй, осторожно, словно подчёркивая, что здесь нет спешки — он умеет ждать и добиваться своего. В этом движении было не только желание, но и обещание: защиты, власти, уверенности в завтрашнем дне. Гермиона слегка вздохнула, и Люциус почувствовал, как напряжение уходит из её тела. Она доверяла ему весь свой страх, всю свою боль — и это доверие было для него сладкой победой.

В её тепле он находил подтверждение своему расчёту: всё идёт по плану. Очень скоро их жизнь станет именно такой, какой он её представлял — упорядоченной и безопасной. Гермиона будет рядом, Роза окажется под его крылом, а рождение ребёнка окончательно свяжет судьбу этой женщины с его семьёй.

Он на миг задержал губы у её виска, вдохнул лёгкий аромат её волос, а затем мягко отстранился.

— Всё будет так, как должно, моя дорогая, — тихо произнёс он, и в этом шёпоте слышалось и утешение, и уверенность, и властная твёрдость.

Внутри же он продолжал просчитывать ходы. Судья уже выбран. Пресса будет на их стороне, если подать всё правильно. Гермиона — обманутая жена, Рон — легкомысленный мужчина, запутавшийся в собственных интрижках. Общество всегда прощает женщину, которую предали, особенно если рядом с ней окажется влиятельный защитник. А Роза… девочка привыкнет. Люциус умел превращать слабые стороны в козыри — и сейчас видел, как обстоятельства складываются в его пользу.

— Вот стоит оставить вас на минутку, как мой кабинет оккупируют для неприличных целей, — с ухмылкой произнёс Драко, появившись в дверях. — Безумно рад за вас, но у меня через пять минут приём. И, честно говоря, думаю, вам есть, чем заняться в другом месте, — он многозначительно приподнял брови.

— Чёрт, я обещал Кингсли присутствовать на встрече с зарубежной делегацией, — тяжело вздохнул Люциус. Он не хотел уходить. Ему хотелось взять Гермиону на руки и увезти туда, где их никто не потревожит, чтобы остаток дня принадлежал только им. Но служебные обязанности не оставляли выбора.

— А я к дочери хотела зайти, — тихо сказала Гермиона.

— Может, не стоит? — попытался отговорить её Люциус, — ты ещё слишком слаба.

— Нет, я должна с ней поговорить.

— Она права, — вмешался Драко, принимая сторону Гермионы. — Сейчас самое время. После моих зелий ты будешь чувствовать себя нормально, а чем дольше тянуть со встречей, тем сильнее стресс для ребёнка.

— Но это может быть опасно, — возразил Люциус, хотя уже понимал, что проигрывает спор.

— Я всё равно пойду, — твёрдо сказала Гермиона. — И это не обсуждается.

— Ладно, что с вами поделаешь… — обречённо вздохнул он. — Кстати, я сегодня был в Гринготтсе и взял из фамильного сейфа сквозные зеркала. Хотел отдать вечером, но раз выдался такой случай — держи сейчас. Так ты сможешь общаться с дочкой, даже если не сможешь быть рядом.

Он протянул ей небольшой, сияющий магией предмет. Сквозные зеркала казались почти живыми — гладкая поверхность будто дышала, готовая отразить не лицо, а душу того, кто смотрит в неё. Люциус вспомнил, что ещё его отец приобрёл их у мастера-артефактора, но воспользоваться ими так и не довелось. Теперь же настал их час: с их помощью Гермиона сможет видеть Розу, говорить с ней, и разлука не будет такой мучительной.

Он и сам хотел познакомиться с девочкой — но понимал, что пока это преждевременно. Всё должно быть постепенно, по плану.

— Спасибо, дорогой, — шепнула Гермиона, сжимая зеркало в ладонях.

Драко дал Гермионе с собой несколько зелий, снабдил её целой кипой рекомендаций и успокоил, что дальше за её состоянием будет следить семейный врач Малфоев.

Покидая уютный, уже почти родной кабинет будущего пасынка, она чувствовала странную смесь тревоги и облегчения. Теперь предстояло самое трудное — разговор с дочкой и Роном.

Гермиона отправила Патронуса Рональду с просьбой о встрече. Вопрос с пока ещё мужем нельзя было откладывать. Конечно, Люциус мог организовать их развод и без личных разговоров: ей оставалось бы лишь дождаться суда, явиться туда и ответить на вопросы. Но, несмотря на предательство Рона, она всё ещё верила, что они способны расстаться мирно, обсудить всё по‑человечески, прежде чем это станет формальностью.

Роза, как и ожидалось, была у бабушки — мамы Гермионы. Вся семья, кроме дедушки, собралась на кухне. Там кипела жизнь: аромат блинчиков разливался по дому, и казалось, будто время здесь течёт медленнее.

Роза, сияя, наливала тесто на сковородку, а бабушка ловко переворачивала румяные блинчики и выкладывала их на тарелку. Джонатан, младший брат Гермионы, с азартом пытался стащить один из них и тут же уворачивался от дружеских подзатыльников мамы и племянницы.

Гермиона замерла в дверях, наблюдая за этой картиной. От неё веяло таким тёплым, домашним счастьем, что к глазам невольно подступили слёзы. Она вспомнила себя маленькой — такой же увлечённой, с горящими глазами, когда помогала маме на кухне. Готовить у неё так и не получалось, но разве в детстве это имело значение? Всё было весело и трогательно.

— Добрый день, — мягко произнесла она, улыбнувшись.

— Мамочка! — первой подбежала Роза. — Ты как себя чувствуешь? Папа сказал, что тебе плохо, и поэтому мы пошли в магический Лондон одни. Мы были у дяди Джорджа в магазине вредилок! Там так весело! А ещё я играла с Фредом и Рокси, но они скучные, потому что очень маленькие.

— Привет, сестрёнка! А ты что‑нибудь мне принесла? — не отставал Джонатан.

Гермиона рассмеялась, протянула детям по шоколадному яйцу, а маме вручила небольшой тортик. После объятий и шквала новостей от детей она увела дочку в другую комнату — нужно было поговорить и передать подарок, который вскоре станет их главным средством связи.

Она присела рядом с Розой и погладила её по голове:

— Со мной всё будет хорошо, моё солнышко. Я рада, что вы весело провели время с папой. Но мне придётся несколько месяцев провести в больнице, и мы будем видеться очень редко.

Несмотря на принятые зелья, слабость возвращалась, в висках нарастало лёгкое головокружение.

— Но ты не грусти. Смотри, у нас теперь есть это зеркало. Когда захочешь со мной поговорить — просто позови, и я отвечу.

— Мамочка, а что с тобой? — тревожно спросила девочка, сжимая в руках подарок.

— Понимаешь, у тебя скоро будет братик, — мягко сказала Гермиона. — И чтобы всё прошло хорошо, мне нужно быть под постоянным наблюдением колдомедика.

— А дома он не может за тобой наблюдать?

— К сожалению, нет… — в её голосе прозвучала печаль. Она глубоко вздохнула и добавила: — А ещё, родная, через несколько месяцев я заберу тебя к себе. Ты ведь видела, что мы с папой часто ругаемся… Мы решили жить раздельно, с другими людьми. Сейчас я не могу забрать тебя, поэтому тебе придётся пожить с бабушкой или с папой, если у него будет возможность.

Глаза Розы наполнились слезами:

— А зачем вам другие люди? Вы же любите друг друга…

— Мы любим тебя, очень сильно. Но так вышло, что других людей мы полюбили больше, чем друг друга.

— Тогда вы и других детей полюбите больше, чем меня? Будете жить с ними, а меня бросите? — всхлипнула малышка.

— Нет, конечно! — Гермиона обняла дочку крепче. — Ты навсегда останешься нашей любимой девочкой. Я обещаю: на твой день рождения я обязательно приду. И Новый год мы встретим вместе.

— А до этого мы не увидимся? — шепнула Роза, прижимаясь к маме.

— Будем, родная. Но редко, — тихо ответила Гермиона, поглаживая её волосы.

Девочка ещё не до конца понимала, что мир изменился, что теперь всё будет иначе. Но пока она сидела в маминых объятиях, казалось, что проблемы остаются за дверью, а тепло и любовь — здесь, рядом.

Гермионе было так стыдно перед дочкой, что остаток дня и вечер она провела только с Розой. Они играли, много разговаривали, вспоминали смешные моменты и просто сидели, обнявшись, будто пытаясь наверстать всё упущенное. Лишь когда девочка уснула, Гермиона решилась на разговор с матерью.

Миссис Грейнджер была недовольна всем происходящим, но понимала: рисковать здоровьем дочери нельзя. Пусть внучке придётся потерпеть чуть меньше года — лучше так, чем однажды потерять маму навсегда. Этот довод отрезвлял, хотя на сердце у обеих женщин оставалась тяжесть.

В Малфой-Мэнор Гермиона вернулась под вечер, разбитая и уставшая. Тошнота не отпускала, голова кружилась, а еда не шла в горло. Мысли путались, усталость давила на плечи, будто их обвесили мокрыми одеялами.

С Роном они договорились встретиться послезавтра, но Гермиона решила ничего не говорить Люциусу. Она прекрасно понимала: стоит упомянуть об этом, и встреча вряд ли состоится — Люциус сделает всё, чтобы оградить её от прошлого. Обманывать дорогого сердцу человека не хотелось, но и вычеркнуть из жизни больше десяти лет дружбы и общего пути она тоже не могла.

А ещё её тревожила предстоящая встреча с миссис Малфой — нынешней хозяйкой Мэнора, снежной королевой этого поместья и всё ещё официальной женой лорда Малфоя. Гермиона знала о ней мало, но в воображении рисовался образ холодной, неприступной и очень серьёзной женщины, скупо выражающей эмоции, но безмерно любящей своего сына. Мысль о встрече с ней пугала сильнее, чем разговор с собственным мужем.

Однако судьба решила ускорить этот момент.

На следующее утро, едва проснувшись, Гермиона спустилась в Малую столовую, накинув лишь короткий халат. И вдруг вновь оказалась невольной свидетельницей чужого разговора — на этот раз между мистером и миссис Малфой.

Она застыла в дверях, почувствовав лёгкий укол вины. Подслушивать, казалось, становилось для неё привычкой. Но ноги не слушались — слова, что доносились из комнаты, цепляли и притягивали к месту, будто воздух сам заставлял её оставаться.

— Ты так и не скажешь, кто твоя возлюбленная, ради которой ты готов отказаться от титула лорда? — из-за двери послышался голос миссис Малфой.

— Цисси, милая, подожди и сама её увидишь, зачем задавать риторические вопросы?

— Давай я угадаю, — улыбнувшись, предложила женщина. — Эта девушка — ровесница Драко. Красивая, умная — на другую ты бы не повёлся, но, скорее всего, маглорожденная или полукровка, которая оказалась внезапно беременна, иначе такая спешка и моё присутствие не было бы необходимым, — с чуть заметной улыбкой проговорила Нарцисса.

— А почему не чистокровная? — прищурившись, задал вопрос Люциус.

— Если бы она была чистокровной, то у неё в запасе было бы больше времени, и ты не стал бы рисковать, не просил бы моего скорейшего присутствия и не согласился бы на мои условия так быстро.

— Логично, но пока остаётся ещё достаточно большое количество девушек, подходящих под это описание, — ухмыльнулся всё ещё лорд.

— Оу, девушка, скорее всего, из Гриффиндора, — продолжила Нарцисса, не уловив иронии мужа. — Во время войны с Тёмным Лордом она, разумеется, была на другой стороне. К тому же, девушки из Рейвенкло обычно слишком осторожны, и у тебя, Люциус, было мало возможностей пересечься с ними. А Хаффлпафф… — она чуть презрительно повела плечами. — На нём всегда учились «серые мышки». А ты ведь всегда обращал внимание на ярких и незаурядных девиц.

Люциус слушал свою жену и, как всегда, испытывал странное чувство уважения, смешанное с лёгким удивлением. За более чем двадцать лет брака она узнала его со всех сторон — и терпела и его крутой нрав, и болезненное самолюбие, и вечную жажду власти. Он сам себе иногда казался чудовищем, особенно вспоминая войну. Но с годами… а, может, сразу после того злополучного эпизода с егерями, притащившими в Мэнор Поттера с его друзьями, — с его сознания словно спала пелена.

Гермиона.

Тогда, в Большой гостиной, под пытками Беллатрикс она кричала так, что Люциус готов был зажать уши и бежать прочь из собственного дома. Драко, их сын, свернувшийся на диване в комок, шептал сдавленно и отчаянно: «Нет, нет, нет… пожалуйста… только не её…»

Именно тогда, в этом испуганном подростковом шёпоте, у почти сломленного Люциуса зародилась робкая надежда: если эта девочка выживет — возможно, и они, Малфои, ещё смогут спастись.

После войны стараниями Поттера и всё той же Грейнджер семья Малфоев была практически оправдана и отпущена с миром в своё родовое гнездо. И, кажется, именно с того дня Люциус начал иначе смотреть на ту, кого когда-то считал лишь грязнокровкой.

— Тогда продолжим, — певучий голос Нарциссы вернул его к реальности. — Судя по загадочному виду Драко, эта девушка давно привлекла его внимание… и не оставила равнодушным тебя.

Люциус лишь чуть склонил голову, позволяя жене самой сложить картину.

— Плюс ты уверен, что я никогда не подумаю на неё… — в голосе Нарциссы проскользнула лёгкая насмешка. — Значит, это мисс Гермиона Грейнджер.

На миг повисла тишина, наполненная будто электричеством.

— Которая, — добавила Нарцисса, повернув голову к двери, — как раз сейчас стоит за порогом и трясётся от страха.

Гермиона едва не вздрогнула, прижав ладони к шелковой ткани халата. Сердце ухнуло куда‑то в живот — её разоблачили.

— Заходите, мисс Грейнджер, — с лёгким смешком закончила миссис Малфой. — Не бойтесь. Мы вас уже заметили.

— Извините… — покаянно промямлила Гермиона, робко переступая порог. В голове не укладывалась вся эта логическая цепочка, по которой её вычислили, и то, с какой лёгкостью Нарцисса разоблачила её присутствие.

— Как ты себя чувствуешь? — Люциус сразу поднялся со стула и за два шага оказался рядом, почти касаясь её плеча.

Гермиону слегка пугало, что Нарцисса реагировала так спокойно. Ни крика, ни презрения, ни ледяной злобы — только насмешливая, почти добрая ирония. Она пыталась представить, как сама бы вела себя на месте этой женщины, если бы застала Рона, пусть даже никогда особенно не любимого, за подобной сценой… и поняла, что вряд ли сумела бы сохранять такое величие. А ещё её смущало, с какой теплотой и уважением Люциус относился к своей жене. Было видно: Нарцисса по‑прежнему ему дорога. И Гермиона не могла понять — зачем в таком случае нужна здесь она.

— Нормально… вроде, — тихо ответила она, всё ещё избегая взгляда Нарциссы.

— Да не трясись ты так, — с лёгкой усмешкой подмигнула та. — Не съем. Тем более, мы с моим пока ещё мужем уже всё решили. Завтра он передаст титул Главы Рода Драко, а через полчаса после этого мы разведёмся.

— А почему он должен передавать титул? — испуганно спросила Гермиона. Её собственная реакция удивляла: обычно смелая и уверенная, рядом с этой ослепительной женщиной она чувствовала себя потерянной школьницей.

— Потому что я должна быть уверена в будущем своего сына, — спокойно, почти лениво произнесла Нарцисса. — А мой уже почти бывший муж может развлекаться, как его душеньке угодно.

— Нарси… — с лёгким возмущением произнёс Люциус, — не пугай мне будущую жену. А то ещё сбежит из-под венца, — он сделал страшные глаза, но уголки губ предательски дрогнули.

— Дорогой, — с мягкой иронией продолжила Нарцисса, — если бы я была нормальной женщиной, давно бы устроила скандал и отобрала у тебя почти всё имущество. Но мне нужен всего лишь мой особнячок во Франции и титул лорда для Драко. И… — её взгляд скользнул к Гермионе, — если твоя невеста будет вести себя разумно, я, возможно, помогу ей с беременностью.

— Ты невыносима, — сокрушённо произнёс Люциус, в глазах которого вспыхнули смешливые искры.

Гермиона смотрела на них и чувствовала себя всё меньше и меньше. Эта сцена разрывала сердце странной смесью тепла и стыда. Она видела перед собой семью, где за двадцать лет брака любовь трансформировалась в крепкую дружбу, взаимное уважение и тихое понимание с полуслова. Их спокойная ирония, их умение шутить на грани — всё это напомнило ей собственных родителей. Та же надёжная дружба, ставшая фундаментом любви.

Когда‑то ей казалось, что именно так и должна выглядеть счастливая семья. Поэтому она и выбрала Рона — родного, тёплого, знакомого. Она верила, что дружба непременно превратится в любовь. Только история, как оказалось, не терпит повторений: теперь она стоит здесь, посреди чужого дома, и чувствует себя потерянной маленькой девочкой. Почти как тогда, десять лет назад, после войны.

— Я знаю, дорогой, — с мягкой улыбкой произнесла Нарцисса. — А теперь будь любезен, оставь нас. Нам, девочкам, надо поговорить о своём, о женском.

— Только не пугай мне невесту, ей это вредно, — ласково взглянув на Гермиону, произнёс Люциус, покидая двух своих самых дорогих женщин. Ему хотелось остаться и утешить любимую, обнять и приласкать, убедить её, что всё хорошо, но он и так уже задержался. Кингсли ждал его с отчётом о вчерашней встрече. Малфой мог быть уверен в Нарциссе, он искренне гордился и любил её, как... сестру.

К сожалению, больших чувств она у него вызвать так и не смогла, несмотря на то, что все считали их заметной парой. Многие мужчины завидовали ему, Нарцисса действительно во многом была идеальной женой и даже в свои сорок с хвостиком выглядела великолепно. Но ещё она была и его хорошим другом. Он видел, как из маленькой, нескладной девочки, которая была когда-то в него влюблена, она превращалась во взрослую, умную, красивую женщину, которая своим интеллектом и интуицией могла дать фору многим политикам в Министерстве. Нарцисса была единственной, кто отговаривал Люциуса от вступления в ряды Пожирателей Смерти, казалось, что она уже тогда знала, чем всё это закончится. Но она никогда не перечила мужу, Нарциссу с детства научили, что девушка должна быть покорной и послушной, поэтому она всего несколько раз открыто высказывала своё мнение. Люциус всегда удивлялся тому, что из трёх сестёр только Нарциссу смогли научить послушанию и покорности мужу, но, возможно, это было лишь следствием того, что Нарси была не самым любимым ребенком в семье. Лишь спустя много лет Люциус стал прислушиваться к словам своей жены, и во многом её советы очень помогали мужчине. Она была самая обычная из сестёр Блек. Он ведь мог выбрать любую, все считали, что Андромеда подойдет ему идеально, но он выбрал тихую, скромную и даже немного забитую Нарциссу и ни разу не пожалел о своём решении. В первую войну именно она подсказала его адвокату идею с Империусом. Нарцисса хотела спасти своего мужа, несмотря на то, что тогда он не особо хорошо к ней относился. Его отец недолюбливал её за то, что она долго не могла забеременеть, а самого Люциуса не научили, что женщина — это не просто декор на приёмах и балах. Мама Люциуса умерла, когда мальчику не было и пяти лет, отец же был достаточно жёстким человеком, который считал, что есть два мнения: его и неправильное. Именно он привёл сына к молодому лидеру с хорошей политической программой — Тому Риддлу. Нарцисса, будучи ещё школьницей, просила его не совершать глупость, что мысли Риддла хоть и прогрессивные, но утопичные, что из Люциуса выйдет не менее хороший лидер. Но тогда Люциус больше доверял отцу, однако, тот бросил своего сына Аврорам, а сам воспользовался портключом и исчез куда подальше. Зная отношения Нарси к Пожирателям и то, что всё имущество останется сыну и его матери, а также после предательства отца, Люциус думал, что так и останется за решёткой. Но Нарцисса удивила его, она стала бороться за его свободу, не жалея денег и идей. Тогда он впервые понял, что его жена не просто красивая, но ещё и умная и верная женщина. Он тогда очень изменился, даже кратковременное соседство с дементорами здорово прочищает мозги. Следующие пять лет они заново узнавали друг друга, и в этой женщине он нашёл хорошего делового партнёра. А потом, когда Лорд возродился, Люциус знал, что Нарцисса может забрать Драко и уехать, и он не сможет, а главное, не будет иметь никакого морального права её останавливать. Но Нарцисса в который раз его удивила. Она решила остаться, да и к тому же тайно обучала Драко легилименции, помогала Северусу со сбором информации с собраний, которую ей «по секрету» передавала Белла. Именно Нарцисса первая догадалась, что их замкнутый и нелюдимый друг Северус Снейп — шпион Дамблдора. Она делала всё, чтобы их с Драко жизнь была легче, поэтому, когда всё закончилось и его отпустили под домашний арест, а Драко отправился в Хогвартс, он не смог отказать ей в просьбе отправиться во Францию. Сначала Нарцисса уехала всего на несколько недель, Люциусу было одиноко, но он не мог просить её вернуться. Теперь он точно знал, что об его отношениях с Гермионой Нарцисса тоже догадалась намного раньше и уже давно ждала его Патронуса. Женщина очень быстро приехала и согласилась на его просьбу. Она была особенной, не зря же, когда они заключали магический брак на вынашивание наследника, магия рода Малфой восприняла её как Хранительницу Рода, к тому же угасающий род Блэков также принял её в роли Хранительцы и Матери Рода. Это было очень важное и редкое звание, оно мало кому давалось. Насколько знал Люциус, она была первая Мать и Хранительница Рода за последние пять сотен лет у Малфоев и за три сотни — у Блэков. Эти женщины были особенно ценны, они рожали сильных детей, в которых обязательно просыпался древний родовой дар, у Драко — это колдомедицина. Этим женщинам давалась возможность видеть будущее Рода, они могли и должны были влиять на Главу, если видели, что его поступки влекут гибель или приносят вред Роду. Они могли спасти жизнь члену своего Рода, находящемуся за гранью, какой-то особенной магией, и это только то, с чем Люциусу пришлось столкнуться непосредственно. Поэтому он не боялся оставлять Гермиону и Нарциссу, он знал, что Нарси найдёт нужные для Гермионы слова, сможет расположить к себе. Но к сожалению, Гермиона всего этого не знала и, видя искреннее тепло и нежность по отношению к Нарциссе, мучалась угрызениями совести.

— Гермиона, вы слишком громко думаете, — с тёплой улыбкой произнесла Нарцисса. — Наша семья уже лет семь — не больше, чем игра на публику. Я давно живу во Франции и появлялась здесь, только чтобы сопроводить моего супруга на мероприятиях. Так что вы ничего не разрушаете. Нас с Люциусом связывает только искренняя дружба и уже взрослый сын. Но вот у вас, как я слышала, есть маленький ребёнок и муж? И вы так спокойно их бросите?

— Миссис Малфой, мои отношения с мужем, к сожалению, изначально были фарсом, я думала, ребёнок что-то изменит, — тихо проговорила Гермиона, едва совладав с голосом. — А получилось только хуже, теперь из-за нашей глупости страдает моя дочь Роза. Она совсем маленькая, ей всего шесть лет. Она такой светлый и чистый ребенок... А Рон... у него тоже скоро будет сын от другой женщины, и я это узнала не от него, а от неё. Он предал меня, а я — его. И я не понимаю, куда искренняя симпатия и полное доверие делись из нашей жизни, — Гермиона заплакала. Она не понимала, почему она всё это рассказывает практически своей сопернице, но ей нужно было с кем-то поделиться, и она не чувствовала угрозу в миссис Малфой, почему-то ей не верилось, что та может её обидеть. Нужно было высказаться, поделиться с кем-то, кто не имеет прямого отношения к этой ситуации. Нарцисса придвинулась ближе и обняла девушку. Гермиона Грейнджер всегда нравилась ей своей преданностью близким людям, её любовь к дочери и искренние слова об её неудавшейся семейной жизни подтолкнули женщину к принятию решения. Хотя она и признавала, что в любом случае сделала бы это. Нарцисса не была идеальной, как периодически считал Люциус, но женщина очень любила детей и не могла лишить жизни ни в чём не повинного ребенка. А без её благословения этот ребёнок не сможет родиться, Хранительница-Мать Рода может легко это сделать своим непринятием его в Род. Тогда доступ к Магии Малфоев закроется для этого малыша, а без этого он не выживет. На самом деле, Нарцисса всегда очень хотела ещё одного ребенка, маленькую дочку. Но, к сожалению, у неё и первая беременность проходила не особо гладко, да и рождение второго ребенка у Малфоев было нонсенсом, так что она всю свою любовь отдавала Драко и немного — Люциусу. Она ведь когда-то его любила, а потом поняла, что детская восторженная привязанность и любовь — это не одно и то же, и легко отпустила мужчину. Она искренне желала ему счастья и понимала, что вне зависимости от слов Гермионы, она им поможет. Но она была рада, что Гермиона оказалась по-настоящему достойной Малфоя девушкой. Задумавшись, она чуть не упустила продолжения слов чуть успокоившейся Гермионы. — Я думала, что брак надо заключать по симпатии и дружбе. Но оказалось, что это не так. Что всё, во что я верила и на что надеялась, это пустышка.

— В детстве у нас у всех были свои идеалы и представления о жизни. Но с возрастом многое меняется, порой, даже чёрное становится белым. А ты не переживай почём зря, у тебя теперь всё будет хорошо. Люциус — хороший муж, и тебя любит, вы заберёте твою малышку Розу и будете жить долго и счастливо, — ласково сказала Нарцисса, — а завтра, после того, как Драко станет лордом, мы проведём небольшой ритуал, который сделает твою беременность легче.

— Спасибо вам, миссис Малфой.

— Зови меня Нарцисса. Тем более, после заключения брака с Люциусом, такое обращение будет уместнее к тебе, чем ко мне.