Гарри Поттер и Запретные Желания (гет)

Вернувшись домой после дня в Косом переулке, Петуния и Гарри поужинали в привычной, уже обретающей мягкость тишине.

— Я возьму сову — надо ее устроить на чердаке. — нарушил молчание Гарри. Петуния кивнула.Затем разошлись по своим комнатам — Гарри с совой и учебником, Петуния со своими мыслями и покупками для курсов.

Петуния вошла в спальню и прикрыла за собой дверь. Чувствуя усталость дня, она подошла к комоду и открыла верхний ящик. Хотелось достать какую-нибудь книгу, чтобы расслабиться перед сном. Но взгляд ее упал на другой предмет — старый, потертый дневник. Дневник, принадлежавший ее матери, а до нее — ее предку, женщине по имени Фиона Ле Фей. Она совсем о нем забыла в водовороте последних событий.

Повинуясь внезапному импульсу, Петуния достала дневник. Рядом с ним в ящике лежал тонкий кожаный пенал. Внутри оказался продолговатый предмет из светлого, гладко отполированного дерева. Когда она впервые открыла чехол в банке, она подумала что-то не то, что это «женская игрушка». Но теперь, взяв его в руки и присмотревшись, она поняла, насколько ошибалась. Это было нечто иное. По поверхности дерева вилась мелкая, почти неразличимая рунная вязь, чувствующаяся под пальцами. Артефакт. Несомненно, магический артефакт.

Петуния отложила артефакт в сторону и сосредоточилась на дневнике. Ключом она открыла его. На первой странице все еще была надпись про палочку и капельку крови. Теперь после курсов она знала, что это такое — защита от чужих. Решившись, Петуния коснулась обложки своей палочкой. На поверхности, там, где не было надписей, мгновенно выступил тонкий, острый, ярко-розовый шип. Словно живой.

Сделав вдох, Петуния осторожно коснулась шипа пальцем. Ощутила укол — острый, но не болезненный. Капелька крови выступила на кончике пальца. Шип тут же втянулся обратно в обложку и исчез, не оставив и следа. Рана на пальце мгновенно затянулась, будто ее никогда и не было — совсем как тогда, в банке, когда её цапнула шкатулка, а ранка тут же исчезла. Та же магия. Защита, связанная с кровью рода.

Она открыла первую страницу и принялась читать аккуратный, убористый почерк Фионы Ле Фей.

Дневник рассказывал историю жизни, случившейся триста лет назад. Фиона была дочерью сильных мага и ведьмы, но росла… без магии. Годы шли, она взрослела, но так ни единой искры волшебства в ней не проявилось. Ее считали сквибом. В восемнадцать лет мать выгнала ее из дома.

Но Фиона оказалась не так проста. Она давно предвидела такой исход и подготовилась: прихватила с собой кое-что ценное из семейных реликвий и «немного» золота, как она иронично писала, «которого оказалось более чем достаточно для комфортной жизни».

Покинув Англию, Фиона обосновалась во Франции. Дневник описывал ее жизнь на широкую ногу, приемы, знакомства. А потом — ужасы Французской революции. Однажды ночью, принятая за дворянку, она подверглась нападению. Когда ей показалось, что все кончено, произошло нечто необъяснимое. Внезапный выброс силы. Она пришла в себя среди лежащих без сознания нападавших и поняла — это была магия. Ее магия. Проявившаяся так поздно, в момент смертельной опасности.

* * *

Жива ли я по-настоящему? Руки дрожат, а чернила текут по бумаге, как кровь — быстрая, горячая. Я должна это записать, пока я не забыла как это было. Пока я не убедила себя, что все это был сон.

Это случилось сегодня ночью.

Я возвращалась с приёма у графини Бюб, хотя теперь, конечно, она просто _гражданка А_. Мы пили горячее вино, прятались за бархатными шторами от холода и слухов о гильотине. Я ушла поздно, под покровом тумана. Старый слуга дал мне фонарь, но стекло в нём было треснуто, и пламя погасло прежде, чем я свернула в переулок.

Я шла быстро. Стояла тишина, только звук каблуков раздавался вокруг. Где-то вдалеке лаяла собака.

Потом я услышала шаги.

Трое. Нет, четверо. Мужчины. Они вышли из тени, как тени. Один сказал:

— Ну что, аристократка, куда спешишь?

Я не ответила. Развернулась, хотела бежать. Но кто-то схватил меня за плечо. Рука воняла потом и вином.

— Послушай, птичка, у нас тоже есть равенство… — сказал другой.— Ты нам кое-что должна.

Я закричала. Не из страха — от ярости. От бессилия. Меня толкнули к стене. Шелк на платье зацепился за шершавый камень, раздался треск. Один уже протянул руку, чтобы сорвать с меня брошь.

И тогда случилось — это.

Внутри меня что-то вспыхнуло. Импульс. Словно тысячи нитей в теле натянулись и оборвались одновременно.

Я не произнесла слов проклятия. Я вообще ничего не сказала.

Но воздух взорвался. Оглушительный треск, как если бы грянул гром в каменной комнате. Волна силы прошла по кругу, как удар сердца, и оттолкнула их всех разом. Один из нападавших отлетел в стену, другой упал, завывая, третий просто застыл, как мраморная статуя.

Я стояла посреди переулка. И ветер разметал мне волосы. Ни страха. Ни боли. Только дрожь — от осознания. От силы, которая была во мне.

Магия.

Я не помню, как добежала до дома. Как закрыла за собой дверь. Как села у зеркала и смотрела на себя — на другую. На ведьму.

Теперь я знаю, что мать была неправа. Что кровь — это не всё. Что магия может спать, но не умирает. Она живёт в нас, как огонь под пеплом. И если ветер подует достаточно сильно — она вспыхнет.

* * *

Фиона быстро собралась и покинула революционную Францию. Вернувшись в Англию отправилась в Косой переулок и купила палочку. И, попробовав несколько простейших заклинаний, убедилась — она может колдовать. Пусть и поздно, пусть и неожиданно, но она была ведьмой. Однако в магическом обществе у нее не было ни связей, ни имени, ни желания вписываться после всего.

Она обосновалась в магловском мире, по привычке устраивая приемы и используя свои вновь обретенные способности с холодной расчетливостью. Она подчиняла своей воле некоторых незадачливых купцов — «легковерные идиоты», как называла их Фиона, принесли ей целое состояние, сделав по-настоящему богатой.

На этом рассказ о жизни Фионы резко обрывался. Петуния перевернула страницу, ожидая продолжения, но там не было текста.

Зато на следующей чистой странице, прямо на ее глазах, сами собой стали проступать слова, написанные уже другим, более уверенным почерком — словно Фиона писала это позже, обращаясь к потомкам.

«…А то, что было дальше, тебя не касается, мой потомок, — проявились слова, а затем исчезли. — Моя жизнь сложилась так, как сложилась. Тебе же я оставила свое самое ценное сокровище».

Под этими словами, также проступившим из ниоткуда, появился детальный рисунок предмета — того самого продолговатого артефакта из светлого дерева, что лежал рядом на комоде.

«Используй с умом, — появилась новая строка, а затем добавилась короткая, сухая усмешка, переданная буквами: — Хе-хе».

Петуния невольно выругалась про себя. Она уже хотела захлопнуть этот чертов дневник, полный загадок и цинизма, но слова снова начали проявляться под рисунком.

«Это не то, что ты можешь подумать. Это защитный артефакт первого класса. Древний. Очень мощный. Возьми его в руку и произнеси: «Протего ари максима». И все твои владения будут защищены».

Под этим объяснением появился еще один рисунок — стилизованное изображение человека, которого, казалось, обвивает виноградная лоза. Жуткая картинка. Петунию даже передернуло.

Она отложила дневник и артефакт обратно в ящик, чувствуя себя совершенно потрясенной. Слишком много для одного вечера.

— Что ж… пора почитать что-то другое на ночь, — пробормотала она.

Рука сама потянулась к стопке листов, перевязанных ниткой — тому самому фанфику. Гарри всё время выпрашивал его, и Петуния обещала прочитать, прежде чем, возможно, отдать, удалив… особо яркие моменты. С некоторых пор это стало ее способом расслабиться.

Она легла в постель, поправила подушку и принялась за чтение. Свет ночника падал на страницы, буквы выстраивались в слова, слова — в предложения. Её взгляд наткнулся на абзац, который заставил её остановиться.

Дафна вошла в туалет, её лицо светилось от возбуждения. Она чувствовала, как адреналин бурлит в её венах, и это придавало ей уверенности. Её пальцы всё ещё были влажные, и она не могла не вспомнить о том, что произошло только что. «Эт…

Петуния почувствовала, как ее тело реагирует на повествование. Жар начал подниматься снизу, разливаясь по животу и груди. Сердце заколотилось словно она бежала, его стук отдавался в ушах. Пальцы, державшие листы, слегка задрожали. Влага, о которой говорилось в книге, стала ощутимой на её собственной коже. И это было… невозможно игнорировать.

Образы встали перед глазами с пугающей ясностью. Чувство напряжения, стыда, странного волнения росло, подступая, как прилив.

Не выдержав, она отложила листы в сторону, провела дрожащей рукой по своему пылающему лицу, а затем скользнула ладонью вниз. Это было запретно, волнующе и… освобождающее.И в самый неподходящий, самый острый момент — оглушительный стук в дверь.

Петуния подскочила, как ошпаренная.

* * *

Тем временем, на чердаке Гарри закончил устраивать место для сычика. Тот, выбрав жердочку, повернул голову, посмотрел на Гарри долгим, умным взглядом и негромко ухнул.

— Тебе имя бы придумать, — задумчиво сказал Гарри. — Что-то подходящее… что-то, что понравилось бы тёте.

Он опустился на корточки и взглянул в глаза сове.

— Как тебе… Риа? Или… Лея? В честь её предка.

Птица не отреагировала. Потом хлопнула крыльями, ухнула ещё раз, будто высказывая собственное мнение — но Гарри не понял, одобрение это было или насмешка.

Он усмехнулся. Похоже, у них впереди ещё много совиных споров.Он спустился вниз и постучал в спальню тёти.

За дверью послышался какой-то шум, потом дверь приоткрылась — Петуния стояла с «той самой» книгой в руках.

Гарри хотел что-то сказать, но она его опередила:

— Даже не надейся, — коротко бросила она. Лицо было красным, взгляд — странно рассеянным.

— Я устроил сычика на чердаке. Надо будет имя выбрать, — сказал он осторожно.

— Хорошо. Завтра подберём, — смягчилась Петуния. — Прости, что я так резко. Я просто… была занята.

— Да ничего, — ответил Гарри. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.