Опасная интрига (гет)

Ты приняла яростное, безрассудное решение — разорвать эти бесконечные игры, эти токсичные узы, что душили тебя месяцами.

В записке, оставленной на твоей кровати, ты написала:

"Цветы, что расцвели при луне,"

"К утру завянут в холодной росе."

"Жизнь — лишь искра в ночном ветре,"

"И моя — угаснет на рассвете."

Ни подписи. Ни объяснений.

Ты уничтожила телефон — раздавила его в ладони с помощью Нена, оставив лишь искры и пепел.

А потом... исчезла.

Покинула Редан под покровом ночи, не оглядываясь.

Поезд унёс тебя далеко от всего, в забытый городок, где никто не знал твоего имени. Ты остановилась в довольно дорогом отеле на окраине города

Прошло два дня.

Завтра — срок ответа Золдикам. Но ты уже решила, что они давно прочли твою записку, поверили в твою смерть и оставили надежду.

Ты закрыла глаза, погружаясь в тревожный сон, как вдруг —

Шорох.

Тень у окна.

Знакомый смех, тихий, как шелест карт.

Ты резко села.

Хисока сидит на подоконнике, его жёлтые глаза светятся в темноте, ухмылка кривая, но... что-то в ней другое.

— Неужели думала, что я поверю в такую такую ложь? — он переворачивает в пальцах твой смятый листок со стихами. — Ты же знаешь, лапуська...я всегда проверяю, действительно ли кто-то умер.

Ты молчишь, но сердце колотится так громко, что, кажется, он слышит его.

Он спрыгивает с подоконника, делает шаг к тебе, его каблуки скрипят по полу.

Хисока близко подошёл к тебе.

— Не бойся, я здесь не для того, чтобы сдать тебя Золдикам — он игриво ухмыльнулся. Его свободная рука начала скользить под твоей юбкой. — Я пришёл за тобой.

Ты перестаешь сопротивляться. Мышцы расслабляются, дыхание срывается, когда его губы находят твои — уже без насмешки.

Хисока чувствует это — его рука тут же впивается в твои волосы, притягивая ближе, глубже.

— Так-то лучше... — его пальцы рвут пуговицы твоей рубашки, когти оставляют алые полосы на плечах.

Ты впиваешься ногтями ему в спину, чувствуя, как он вздрагивает — не от боли, от восторга.

Он прижимает тебя к стене, бедро резко впивается между твоих ног, и ты не можешь сдержать стон.

— Вот видишь... — он прикусывает твою нижнюю губу, кровь — медь на языке. — Ты никогда не хотела убегать.

Ты не отвечаешь. Не можешь.

Его ладонь скользит вниз, пальцы впиваются в твою кожу, словно хочет оставить следы, которые не сотрутся.

Его пальцы впиваются в твои бёдра, приподнимая юбку выше, обнажая кожу. Ты чувствуешь, как его когти слегка царапают внутреннюю сторону бедра, заставляя тебя содрогнуться.

Но вдруг ты спрашиваешь его:

— А как же Золдики?

—Они не узнают. —серьезно произнес Хисока и продолжил — Я тебе уже говорил что ты — моя тайна.

Он резко отрывает тебя от стены, разворачивает и прижимает к кровати, его вес заставляет тебя вжаться в матрас. А затем произошло то, чего он добивался.

Утро после

Лучи рассвета пробивались сквозь щели ставень, растягиваясь золотистыми полосами по голой коже. Ты медленно пришла в себя, ощущая каждый след, оставленный его зубами и ногтями.

Хисока лежал рядом, его дыхание ровное, рука все еще обнимала твою талию, словно даже во сне он не хотел отпускать.

Ты осторожно приподнялась, стараясь не разбудить его, но простыня соскользнула, обнажая синяки на твоих бёдрах.

— Чёрт...

Ты потянулась за рубашкой, нащупывая её на полу, когда за спиной раздался знакомый голос — насмешливый, сонный, но с новой ноткой... чего-то тёплого.

— Уже уходишь? — он потянулся, его пальцы скользнули по твоей спине, — А не рановато ли?

Ты не оборачиваешься, но чувствуешь, как его тело прижимается к твоей спине, а губы касаются твоей шеи.

— Я же говорил... — его руки обвивают твою талию, притягивая назад, к кровати. — Ты никуда не денешься.

Его руки ослабили хватку, когда ты отстранилась, его янтарные глаза на мгновение потеряли привычную насмешку, став почти... человечными.

— Прости, Хисока, но это было ошибкой, — твой голос тверд.

Ты отворачиваешься, хватаешь часы.

17:00

Дежавю. Золдики ждут.

Ты быстро одеваешься, поправляешь юбку, застёгиваешь рубашку. А он не мешает, просто лежит на боку, подпирая голову рукой, его взгляд — как раскалённое лезвие — следит за каждым твоим движением.

— Ладушки, я понимаю, — его голос неожиданно мягкий, но в нём что-то новое — что-то опасное.

Он приподнимается, его пальцы проводят по следу от поцелуя на твоём плече.

— Ты мне и вправду понравилась.

Пауза.

— Тогда до встречи.

Ты уже тянешься к двери, когда он бросает последнее:

— Но помни... если захочешь поговорить... или ещё что-то...

Его ухмылка возвращается, но теперь в ней — обещание.

— ...то я твой.

Ты не оборачиваешься, выходишь из комнаты и закрываешь за собой дверь. Ты знала, что он не шутит.

А Золдики...Золдики ждут.