Deus ex Machina (джен)

Кардинал медленно открыл глаза.

Он сидел на стуле в самом центре темного зала. Мутные очертания комнаты расплывались, голова кружилась, и Ришелье едва смог различить черные фигуры, которые медленно скользили вокруг него. Беспрестанно перемещаясь, они сотрясали материю пространства едва уловимым шепотом.

Пытаясь преодолеть тяжелую, болезненную слабость герцог попытался вслушаться в этот навязчивый шепот: ему казалось, что он слышит знакомые голоса, но что они говорят и кому принадлежат, вспомнить не может.

Голоса становились все громче, и громче. Их хор повторял всего одну фразу. Не в силах больше выносить эту пытку, кардинал попытался встать, но ему не удалось даже пошевелиться: кто-то крепко связал его по рукам и ногам. Он попытался закричать, но ни единый звук не вырвался из его груди: невидимая сила лишила его голоса.

— Не обманывайтесь… Бог поругаем не бывает…

Из толпы выделилась фигура в маске.

— Что посеет человек, то и пожнет…

Человек в маске приблизился и медленно поднял пистолет.

— Сеющий дух от духа пожнет вечную жизнь… А сеющий смерть пожнет смерть!⁽¹⁾

Раздался выстрел.

* * *

Когда в четверть второго Дени Шарпантье с несвойственной ему рассеянностью принялся в третий раз переписывать бумаги, явился нарочный со срочным письмом от короля. Его Величество, раздосадованный неприлично долгим опозданием министра, весьма резко справлялся, когда тот наконец изволит явиться с докладом.

Шарпантье оказался в замешательстве — он был абсолютно уверен, что Ришелье уже три часа как играет с Людовиком в шахматы. Секретарь попытался расспросить аббата де Бомона, Мартена и Дебурне, но никто из них даже понятия не имел, где находится герцог. Словом, в Пале-Кардинале искренне полагали, что Ришелье был в Лувре, а в Лувре думали, что он — в Пале-Кардинале; и пока обитатели обоих дворцов тщетно пытались разрешить загадку с исчезновением первого министра, сам министр пребывал в эпицентре настоящей катастрофы.

После визита к ювелиру Ришелье решил не возвращаться домой — дороги, соединявшие окраины Парижа с набережной, оказались слишком загружены, и герцог, не желая опаздывать, отправился прямиком к королю. Экипаж проезжал по улице Тоннельри, когда со стены строящегося дома сорвалось несколько каменных блоков. С гулким грохотом они обрушились на улицу, утягивая за собой людей и обломки сложившихся, словно карточный домик, лесов. В одно мгновение улицу затянуло плотным облаком пыли, сквозь которое слышались пронзительные крики и удары, сравнимые с залпом пушечной батареи.

Булочник Матье Дюбо работал у себя в лавке, когда произошел обвал. Осознав, что произошло, он вышел на улицу и едва не был снесен обезумевшей от страха толпой. Люди в ужасе бежали от места трагедии — кто-то крикнул, что рушатся дома, и паника только усилилась. Дюбо немедленно вернулся в лавку, велел запереть все окна и двери, настрого запретил домашним выходить наружу, а сам, едва рассеялась завеса, вместе с двумя сыновьями отправился на помощь.

— Кого здесь вообще можно найти? — беспомощно развел руками Гюстав, глядя на баррикаду из досок, камней и обломков. — Если кто и выжил, то разве что по чуду Господню.

— Не тебе считать Господни чудеса! — строго прервал его Дюбо. — Бери Оливье, и за работу. Да поживее! Каждая минута дорога.

Квартал тем временем стал заполняться людьми. Толпы зевак собирались посмотреть на обвал. Тут и там можно было слышать голоса, авторитетно выдвигавшие свои версии произошедшего.

Событие мгновенно обросло невероятным количеством подробностей. Одни говорили, что во всем виноват покойный хозяин — дескать, скупой старик перед самой своей смертью проклял собственный дом, потому не хотел, чтобы он достался кому-то другому. Другие уверяли, что это злой умысел каменщиков — у них давно конфликт с магистратом, и гильдия таким образом хотела отомстить городским властям. Не менее популярной была версия о бесовщине — кто-то вспомнил, что лет пять тому назад, аккурат после победы над Ла Рошелью, в Париже уже промышлял сам дьявол; и тут же нашлись свидетели, которые, осеняя себя крестным знамением, рассказывали, что за несколько минут до обвала видели на крыше жуткое крылатое чудовище⁽²⁾.

Гюстав и Оливье работали уже больше часа, как вдруг один из них увидел обрывок белого кружева. С удвоенной силой братья принялись расчищать завал и вскоре обнаружили обломки кареты. Кучер и две лошади были мертвы, а от самого экипажа уцелели лишь два больших металлических щита.

— Ну-ка, давай, братишка... На раз-два...

С большим трудом они оттащили первый щит⁽³⁾. Под ним, среди разбитого стекла и обрывков ткани лежал молодой человек.

— Господи, да он весь в крови! — воскликнул Гюстав.

— Постойте! Тут, кажется, есть второй!

Оливье и Дюбо сдвинули второй щит и увидели седого господина в черном костюме.

— Что будем делать, отец?

— Несите их в лавку. Живо-живо!

Новость о том, что нашли выживших, распространилась мгновенно. Толпа заволновалась; люди толкали друг друга, вытягивали шеи, пытались получше разглядеть, что происходит. С большим трудом Дюбо удалось пробиться обратно в дом.

Пострадавших уложили на скамьи прямо в лавке.

— Можешь что-нибудь сделать? — тихо спросил булочник у жены.

Марта Дюбо окинула взглядом пострадавших, будто пытаясь оценить масштаб бедствия. Затем ее лицо приобрело строгое, почти воинственное выражение. Деловито подбоченившись, она распорядилась, чтобы ей принесли чистую воду и свежие полотенца.

— Что там стряслось? Судя по звукам — сущий конец света. Не приведи Господь, конечно.

— Обрушился дом Брийяра. Погибли четверо каменщиков, кучер и две лошади.

— Жаль, лошади были отменные.

Дюбо отвесил Гюставу звонкую затрещину.

— Этих двоих мы нашли в обломках кареты. Они хоть живы?

— Жи-и-ивы, — кивнула мадам Дюбо, отирая лицо молодого человека полотенцем. — Просто без сознания. Пережить такое потрясение это тебе не шуточки.

— Интересно, кто они? — с любопытством спросила младшая дочь Дюбо, Авриль, ненароком разглядывая Рошфора.

— Не знаю, но явно не из последних в Париже, — предположил Оливье. — Этот похож на офицера, а вот старик… Может чиновник?

— Или какой-нибудь святой отец. Уж больно лицо у него постное.

Дюбо отвесил Гюставу вторую затрещину и под хихиканье брата и сестер вытолкал из комнаты. Мадам Дюбо тем временем занялась вторым пострадавшим. Стерев кровь с лица седого господина, она стала пристально вглядываться в его прояснившиеся черты.

— Странно… Его лицо мне кажется очень знакомым, — проговорила женщина. — Только вот никак не вспомню, где я его видела…

* * *

Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает… Что посеет человек, то и пожнет: сеющий дух от духа пожнет вечную жизнь, а сеющий смерть пожнет смерть…

Кардинал очнулся от прикосновения чего-то влажного. Дернувшись всем телом, словно от невидимого удара в грудь, он как будто захлебнулся воздухом. Не до конца придя в себя, Ришелье судорожным движением коснулся внутреннего кармана камзола — письмо Оливареса было на месте.

— Монсеньор! Слава богу! Вы живы!

Старый Дебурне, едва сдерживая слезы, помог кардиналу сесть. Сквозь головокружение, Ришелье смог рассмотреть Шарпантье, мэтра Шико и каких-то незнакомых ему людей.

— Что здесь… Где Рошфор?

— С ним все в порядке, не беспокойтесь.

— Он жив?

— Да-да, все хорошо, монсеньор. Они с отцом Жозефом ждут вас в карете.

Голос Дебурне подействовал на Ришелье успокаивающе. Герцог попытался сосредоточиться, но комната по-прежнему качалась перед глазами.

— Можете идти? — спросил мэтр Шико.

Герцог кивнул. Опираясь на верного камердинера и врача, он вышел из лавки и сел в карету.

Шарпантье обратился к Дюбо:

— Я глубоко признателен, что вы спасли наших друзей. Их гибель бы стала великим горем.

Секретарь протянул булочнику небольшой кошелек.

Дюбо было заколебался, но, рассудив, что отказывать благородному господину как-то невежливо, с неуклюжим поклоном принял деньги.

— Благодарствуйте, месье. Вашим друзьям нехило досталось. Моя жена сделала, что могла, но помощь врача им точно не помешает. Тут за углом как раз живет — господин Эрме. Можете сказать, что от меня, он вас сразу и примет.

— Благодарю вас, месье?..

— Дюбо. Морис Дюбо.

— Да хранит вас бог, месье Дюбо! Прощайте!

С этими словами Шарпантье сел в карету. Двери хлопнули, и экипаж быстро покатился прочь от злополучной улицы Тоннельри.

Мадам Дюбо задумчиво проводила карету взглядом.

И все-таки, где же она могла его видеть?

* * *

— Больно?

— Нет.

— А так?

— Тоже нет.

— Ну что ж, — сказал Шико, с видом художника окидывая взглядом кардинала, — кости целы, нос тоже. Просто чудо, что вам удалось отделаться лишь ушибами и ссадинами. А вот господину графу надо поберечь себя — удар был слишком сильный. Перелома, кажется, нет, но лучше все-таки не рисковать.

Ришелье прошелся по комнате и остановился у зеркала. Тонкий фамильный нос с горбинкой был действительно цел, хотя на нем и красовался глубокий порез. Левая скула и висок были покрыты ссадинами; глядя на свое отражение, герцог подумал, что маска для бала у него уже есть. Такой точно не будет ни у кого из гостей.

— Ума не приложу, как вам удалось так легко отделаться, — произнес отец Жозеф, заканчивая бинтовать Рошфору руку. — Обвал стены и строительных лесов… Вы оказались единственными выжившими.

— Крыша и задняя стенка кареты были стальные, — отозвался кардинал. — Когда сверху посыпались камни, нас накрыло ими, как щитом. Погибших много?

— Пока известно о пятерых, включая вашего кучера, монсеньор. Но я уже велел распорядиться, чтобы…

— Сеющий смерть пожнет смерть, — пробормотал Ришелье.

— Простите?

— Нет-нет, ничего, — улыбнулся герцог. — Благодарю вас, месье Шико, можете пока отдохнуть. Если вы понадобитесь, я пришлю за вами.

Врач удалился. В камине потрескивали дрова, бросая отсветы на устланный ковром паркет. На полках, словно вместилище древней, таинственной магии, мерцали тесненные золотом корешки книг. Царивший в кабинете уют порождал странное ощущение удаленности: дневные происшествия казались кардиналу каким-то наваждением, дурным сном, и только тупая боль от полученных ран не давала усомниться в их реальности. Ришелье устало опустился в кресло:

— Знаете, мой дорогой Рошфор, мне кажется, это, — он указал на свое лицо и руку графа, — стало входить у нас в привычку. Как вы считаете?

Рошфор и кардинал не смогли сдержать улыбок.

Шесть лет назад в точно такой же вечер они, едва не погибнув во время мессы, сидели в этом самом кабинете и вместе с отцом Жозефом размышляли над тем, как спасти королевскую семью⁽⁴⁾. Тогда они даже представить себе не могли, чем обернется охота на магистра. Сколько тайн, сколько опасностей, сколько побед и разочарований...

Грустные мысли кардинала прервал лакей.

— Прибыл господин де Ла Валетт. Он спрашивает, можете ли вы принять его.

— Просите его сюда, — оживленно ответил кардинал. — Просите немедленно.

Лакей поклонился, и спустя пару минут в кабинет вошел генерал. Не то от волнения, не то от спешной езды Ла Валетт был разгорячен и казался еще энергичнее, чем обычно.

— Вот! Стоило мне оставить, вас на пару часов, как, пожалуйста! Вы чуть не погибли! Только представьте: утром я благополучно расстаюсь с вами, с легким сердцем уезжаю вместе с господином де Бриссаком на охоту, а сейчас возвращаюсь в Париж и слышу, как народ болтает невесть что! Одни говорят, что вы погибли, другие — что тяжело ранены. Третьи (только вообразите) всерьез убеждают, что вас унес сам дьявол!

— Это, пожалуй, слишком, — добродушно рассмеялся Ришелье. — Не стоит так волноваться, дорогой Луи. Как видите, я жив и относительно здоров. А вот история со мной и графом вышла, действительно, престранная. Вы не торопитесь?

— Я в вашем полном распоряжении, монсеньор.

— Чудесно. Нет, в самом деле, очень хорошо, что вы приехали именно сейчас: день принес немало новостей, и мне бы хотелось кое-что с вами обсудить.

— Мы можем удалиться, Ваше Высокопреосвященство? — спросил Рошфор.

— Нет-нет, ни в коем случае. Если вам позволяют силы, то я бы просил вас и отца Жозефа остаться.

Граф и монах почтительно поклонились и вернулись на свои места. Ришелье велел принести вино, и за бокалом каберне поведал о дневном происшествии. Упомянул он и о разговоре с Нуньесом.

— М-да, — пробормотал Ла Валетт. — Для одного дня, пожалуй, слишком много. А каковы причины обвала?

— Наши люди уже работают над этим, — ответил отец Жозеф. — Версий пока две: ошибка каменщиков и диверсия. Первые ответы из гильдии мы получим завтра вечером.

— Пока более правдоподобной выглядит диверсия. Камни со стены обрушились именно в тот момент, когда мимо проезжал ваш экипаж. Это вполне могли подстроить ваши враги.

— Да, но никто не знал, куда я уехал. О том, что я еду к Нуньесу знали только вы, Луи; отец Жозеф и граф. Даже если предположить, что кто-то посторонний знал о моей поездке, то возникает другая проблема: перед аудиенцией я хотел вернуться в Пале-Кардиналь, но в самый последний момент передумал и поехал прямиком к королю. Никто не мог предугадать смену маршрута.

— А кучер?

— Исключено. Пьер служил у меня больше пятнадцати лет, и был мне предан.

Ла Валетт нахмурился.

— Но все-таки как-то странно... Сначала вы получаете анонимное письмо о готовящемся заговоре, затем получаете предостережение от Оливареса об угрозах Папы, а потом едва не погибаете от обвала.

— Быть может, монсеньор, это дело рук ваших противников из Ватикана? — неуверенно предположил Рошфор. — Ведь Папа не раз говорил, что его не устраивает внешняя политика Франции.

— Признаться, граф, я тоже думал об этом. Но тогда возникает вопрос, почему Барберини решил предпринять «жесткие меры» именно сейчас? Почему он не сделал это раньше?

— В Европе шестнадцать лет идет война. Как бы мы не старались сдержать Габсбургов дипломатическими средствами, нам рано или поздно придется вступить в войну. И Папа прекрасно знает, на чьей мы выступим стороне.

Слова отца Жозефа заставили Ришелье задуматься.

— Да, но откуда такая уверенность в собственных силах? Барберини погряз в расточительстве и мелких войнах, у него нет средств даже на то, чтобы покрыть проценты по долгам, а в Ватикане почти не осталось людей, кто бы его поддерживал. У него нет ресурсов для заговора против меня.

— У Равальяка не было ничего, кроме фанатичной веры.⁽⁵⁾

Ришелье едва заметно нахмурился.

— Господа, — вновь заговорил Ла Валетт, — а что если это все неправда?

— В каком смысле?

— Что если Оливарес просто хочет отвести от себя подозрения? Ведь заговор вполне может зреть в Испании, как это было в прошлый раз.

— Вполне может быть… Хотя мне кажется сомнительным, что Оливарес имеет к нему какое-то отношение.

— Почему же? Лишить Францию вас означало бы нанести ей сокрушительный удар перед самым началом войны. Разве не этого желают испанцы?

— Видите ли, Луи, при всех своих недостатках Оливарес мыслит рационально, он понимает, что ему проще будет договориться со мной, чем, скажем, с герцогом Орлеанским или кем-то еще. Испания — наш противник, но и она бывает очень полезна для Франции. Многие в Лувре не хотят это понять.

Ришелье подошел к окну. Мелкая, звонкая дрожь пробежала по стеклам, словно сообщая о том, что за каменными стенами дворца начинается буря.

— Как бы то ни было, мы будем продолжать игру. Но теперь на трех досках сразу.

1) Послание Галатам 6:7 (несколько переиначенное)

Вернуться к тексту

2) История об этом "дьявольском существе" и о том, как его одолели, рассказана в фанфике "Проклятие магистра": https://fanfics.me/fic228257

Вернуться к тексту

3) Ришелье был одним из первых людей во Франции, кто начал ездить в блиндированной карете

Вернуться к тексту

4) События шестилетней давности описаны здесь:https://ficbook.net/readfic/3839767

Вернуться к тексту

5) Король Генрих IV был в 1610 году убит католическим фанатиком Франсуа Равальяком. Есть версия, что Равальяк был орудием в руках Ватикана.

Вернуться к тексту