Ананасовый джем (гет)

На пятый день пути они прибыли в укреплённую деревню у границы — место, где всё держалось на страхе и грубой силе. Там не доверяли никому. Люди прятали оружие под столами, а детей не выпускали из домов без причины.

Но стоило ему войти на центральную площадь, как воздух изменился. Люди замолкали. Кто-то отступал на шаг. Даже старый псарь, чьё лицо было покрыто шрамами, выругался, но без привычной бравады:

— Это он. Проклятый рыцарь из проклятого замка.

— Тот самый? Который убил четырёх в одиночку у Моста Мрака?

— У него в самих ножах проклятие, говорят. Он никогда не мажет.

Он шёл вперёд — спина прямая, глаза синие, как холодная сталь. Она шла рядом, чувствуя, как напряжение в воздухе трещит, как натянутая тетива.

Он стал другим.

Суровым. Закрытым. Опасным. Его движения были точны, взгляд — как удар. Он говорил с местным командиром — без улыбки, без уступок. Тот кивал, сглатывая, будто перед ним стоял не человек, а буря в человеческом обличье.

И только когда они вернулись в комнату, которую им выделили на ночь, он сбросил с плечей тяжёлый плащ, сел рядом — и всё исчезло. Словно снял с себя броню, оставив только себя.

— Ты устал? — спросила она, глядя, как он снимает перчатки.

Он кивнул. Не с усталостью, а с каким-то теплом. Потом потянулся, лёг на спину, притянул её ближе и положил голову ей на колени.

— Скажи что-нибудь мягкое. О чём угодно. Я хочу забыть, кто я.

Она провела пальцами по его волосам, по щеке, по бороде, которая щекотала ладонь.

— Они боятся тебя, — прошептала она. — Я видела.

— Пусть боятся. Им это нужно. Но я… не хочу быть таким с тобой.

Он поднял глаза — такие голубые, что в них можно было нырнуть и потеряться. Там не было ярости. Только нежность. Глубокая. Почти невыносимая.

— Ты не представляешь, как странно это — быть с кем-то, перед кем не надо быть сильным.

— А ты не представляешь, как странно это — видеть, что тебя боятся, и знать, что ты умеешь гладить волосы так, будто они — самое святое.

Он улыбнулся.

— Я никого не пускаю ближе. Но ты… будто прошла сквозь стены. Тихо. Без шума. И осталась.

Она склоняется к нему, целует лоб.

— Я не уйду. Даже если ты снова станешь бурей. Я — твоё укрытие.

Он закрыл глаза. И в этой комнате, где за стенами слышен топот, оружие и страх, между ними была тишина. Настоящая. Спокойная. Как дыхание перед сном. Как руки, в которых можно спрятаться.

И она поняла — он действительно страшный и опасный человек. Для всех.

Кроме неё.