Принц (гет)

Пьетро думал так быстро, как никогда прежде.

Ванда его поцеловала. Его сестра поцеловала его в губы. И это был вот ни разу не невинный сестринский поцелуй. Это был поцелуй женщины, адресованный мужчине.

А ещё она задала вопрос.

«Это ты помнишь?» — повторил про себя Пётр.

Нет. Этого он определённо не помнил. Как и ничего хотя бы отдалённо похожего.

Пьетро проматывал в голове абсолютно всё, что знал о себе и Ванде, и не мог найти ни одного такого же воспоминания. Он прежде не целовал свою сестру. В той части его воспоминаний, что принадлежала Пьетро, таких моментов попросту не было. А в воспоминаниях Петра и подавно, ибо до сегодняшнего дня он Ванду даже не видел.

Первой мыслью стало то, что Ванда над ним просто подшутила. Они с Пьетро с раннего детства дразнили друг друга и подтрунивали. Обычные братско-сестринские забавы. Ничего особенного. Зная, что Пьетро многого не помнил, Ванда могла бы…

Нет, не могла. Это какой-то бред. Пьетро же буквально вернулся из мёртвых. Какие к чёрту шутки? Тем более такого содержания?

Но тогда что это было?

Время вновь замедлило свой ход, отчего Пётр мог очень внимательно к Ванде присмотреться. Зрачки чуть расширены, рот приоткрыт, выражение лица взволнованное и даже… испуганное?..

Чего она боялась? Услышать отрицательный ответ? Или же быть отвергнутой, учитывая все странности в нынешней личности брата?

Нет, не это важно. Важно то, почему она в принципе своего брата поцеловала?

Да, у них с Пьетро всегда были очень близкие отношения. А как иначе? Они же близнецы. Они были вместе буквально с утробы матери и с самых ранних лет постоянно находились рядом друг с другом. Пьетро и Ванда всегда поддерживали один другого. И помогали. Они по-настоящему дружили. Да, бывало, и ссорились, куда же без этого, но в целом у них были образцовые семейные узы. Даже мама их за это хвалила.

Пьетро искренне любил свою сестру.

Но разве имела эта любовь и такую аморальную сторону?

Нет, нет, нет. Он опять слишком торопился. Нужно было вернуться к началу и подумать. Здесь должно было быть какое-то рациональное объяснение. Просто обязано.

Пётр вновь сосредоточил своё внимание на Ванде.

Она была привлекательной девушкой. Очень привлекательной. Это невозможно было отрицать. Он сомневался, что встречал хоть кого-то более красивого в любой из двух жизней, которые помнил. Но она же была его сестрой. Родной! Будучи детьми, они даже купались вместе в одной ванне, и Пьетро и мысли не допускал о том, чтобы…

У него разболелась голова.

Это была вполне реальная физическая боль, вызванная без меры ускоренным восприятием. Слишком много информации поступало ему в мозг в единицу времени и слишком же быстро её приходилось обрабатывать. Будь Пьетро сытым и отдохнувшим, дела обстояли бы совершенно иначе, но сейчас, после целого дня голода и стресса… Нагрузка была слишком большой. Пётр должен был замедлиться.

Но имелась проблема.

Ванда.

Она всё ещё была здесь, сидя напротив, и ждала ответа на явно с трудом заданный вопрос. И стоило Пьетро притормозить, как ему от неё уже было не убежать. Что-то пришлось бы сказать.

Вот только что?

Пьетро не хотел обижать Ванду. Ни в коем разе. Он её слишком любил, да и она банально спасла ему жизнь этим утром. В очередной раз, ибо за бурные из-за отца последние годы вытаскивать его из лап смерти ей приходилось минимум трижды. И если у них с Пьетро действительно были подобные отношения, то… Как же она должна была себя почувствовать, узнав, что, вернувшись с Того Света, он об этой связи попросту не помнил?

Об этом даже думать не хотелось, не то что воплощать в жизнь.

Однако… Однако какое-то решение всё же необходимо было принять. Чем больше Пётр оттягивал неизбежное, тем сильнее у него болела голова.

И хотя он, несмотря на все усилия, так и не нашёл достойного ответа, время всё равно принялось ускоряться. Пётр не хотел этого и всячески сопротивлялся, однако победить собственную природу не мог. Пьетро увидел, как медленно вздымалась и опускалась грудь Ванды, вторя её дыханию, а также уловил движение её руки. Ванда подняла свою ладонь, чтобы коснуться его щеки.

И Пётр не дал ей этого сделать.

Тяжело и учащённо дыша, он перехватил Ванду за запястье и осторожно опустил его вниз. Это был его ответ. Лишённый слов, но предельно понятный.

— Ванда, я… — начал было объясняться Пьетро, однако в этот момент раздался стук в дверь.

— Сэр, миледи, — донёсся с другой стороны голос Джулиана. — Ваш ужин готов. Разрешите войти?

Пётр перевёл взгляд на дверь, а после снова посмотрел на Ванду. Губы её плотно сжались, а глаза явно заблестели сильнее, чем должны были.

— Да, конечно, — чуть дрогнувшим голосом произнесла она и, высвободив руку, резко поднялась на ноги. — Заходи.

Отвернувшись от Пьетро, она быстрым шагом направилась к двери, которая уже открывалась. Джулиан вкатил внутрь тележку, а сопровождавшая его Сессили окинула Ванду с Пьетро подозрительным взглядом. Хотя, если точнее, то подозрительным он был по отношению только лишь к Петру.

— Большое спасибо, — поблагодарила Ванда. — Мой брат очень голоден. Приятного аппетита, Пьетро, — добавила она, обернувшись, и улыбка на её лице была столь фальшивой, что не обманула бы Петра, даже будь он полуслеп на оба глаза.

Ванда едва сдерживала слёзы.

— Не буду тебе мешать, — сказала она, вновь отворачиваясь. — Спокойной ночи. Я ещё навещу тебя завтра.

— Ванда… — пробовал окликнуть её Петро, но сестра его уже не слушала.

Она просто ушла, а в присутствии Сессили и Джулиана он не мог ей сказать то, что было по-настоящему нужно.

Охранники обменялись вопросительными взглядами, после чего отливающая металлом Сессили обратилась к Петру.

— Что-то случилось, сэр? — осторожно, но с лёгким нажимом поинтересовалась она.

Пьетро посмотрел на неё и, прекрасно понимая, что после сегодняшнего утра особой любви к нему Сессили не питала, лишь тихо вздохнул.

— Нет, — мотнул он головой. — Всё в порядке. Ванда просто устала. Это был… тяжёлый день. Для всех.

Сессили ещё пару секунд сверлила его пристальным взглядом, вслед за чем произнесла что-то вроде: «Да, вы правы. Прошу прощения, если влезла не в своё дело», — и вместе с Джулианом вышла обратно в коридор. Дверь захлопнулась, отрезая Петра от всего мира и вновь оставляя его наедине с собой.

— Бл*ть, — тихо выругался он.

Это был какой-то п*здец.

Схватившись за ручку, он подтащил тележку к кровати и, приземлившись на оную, принялся есть. Быстро, жадно, и по большому счёту механически. Тело его действительно нуждалось в энергии, и потребность эту необходимо было закрыть. Но вот разум… Разумом Пётр не желал есть совершенно.

Перед его мысленным взором стояло лицо Ванды.

То самое, якобы улыбающееся, но на самом деле льющее слёзы. От него внутри всё сжималось и скручивалось, заставляя Пьетро испытывать почти физические муки. Он чувствовал себя последней сволочью на Земле. Это из-за него она плакала. Это он заставил её страдать.

Пётр злобно разорвал пополам запечённую утку и голыми руками закидывал в рот жирное мясо. На вкус он внимания не обращал, хотя приготовлена птица была просто бесподобна. Повар сегодня расстарался на славу. Пьетро вспомнил добродушного на вид толстячка, который заведовал дворцовой кухней. Франклин Дьюкс. Он же «Пузырь», как его нередко называли за глаза остальные. Пьетро не знал, готовил ли эту утку именно он, но вкус действительно был очень достойный. В любой другой вечер Пётр бы искренне им наслаждался.

Сейчас же он просто ел.

На то, чтобы расправиться с говяжьим супом, уткой, тарелкой картофельного пюре, двумя свиными стейками, куриным салатом и литром апельсинового сока у Пьетро ушло неполных десять минут. Свою сверхскорость он при этом к делу не подключал. Просто был настолько голоден.

Закончив, он тщательно вытер руки с лицом бумажными полотенцами и, постучавшись в дверь, вернул тележку своим охранникам/тюремщикам. Организм требовал добавки, однако Пётр сейчас не хотел ни с кем разговаривать, чтобы об этом попросить. Ему нужен был покой. Хотя бы на какое-то время.

Вернувшись к кровати, он устало рухнул на спину и, сложив за головой руки, уставился в потолок.

Всё было сложно. Очень и очень сложно.

И Пьетро пока искренне не знал, как ему вступать в следующий день.

* * *

Ночь прошла беспокойно. Сколько ни старался, Пётр так и не смог уснуть.

Он ворочался, кутался в одеяло, сбрасывал его и накрывал голову подушками. Ничего не помогало. Хоть Ванда и ушла уже много часов назад, а мысли о ней не покидали Пьетро ни на миг. Даже переживания о собственном воскрешении беспокоили его не так сильно, как их с Вандой поцелуй и её практически рыдающее лицо. Они вспыхивали перед глазами всякий раз, как он смыкал свои веки.

Пётр пытался понять, как это могло случиться. Изо всех сил пытался.

Он раз за разом погружался в их совместные воспоминания, ища там что-то, что подсказало бы ему, как они дошли до такого. Это же неправильно. Они брат и сестра. Они не должны были… Как они могли?..

Но Пьетро ничего не находил. Итоговый вердикт от изначального нисколько не отличался. Он такого просто не помнил.

Но это же было? Ванда же ему не врала? Зачем бы ей? Может, они всё-таки пошу…

Нет, нет и ещё раз нет. Здесь не было и не могло быть ничего смешного.

Пётр в очередной раз перевернулся на спину и уставился в потолок. Солнце уже начало подниматься над горизонтом, разгоняя доселе царивший в комнате мрак. Жаль лишь, что что разум Петра оно так же прочистить было не в состоянии. Это бы ему очень сильно помогло.

Шумно выдохнув, Пьетро приподнялся на локтях и принял сидячее положение.

Так продолжаться не могло. Не мог он просто лежать здесь и думать о том, чего банально не знал. Ему нужно было поговорить с Вандой. Она всё помнила и, следовательно, могла объяснить, как это произошло. Пьетро должен был узнать всю историю, чтобы решить, что ему делать дальше.

Вернее, что им делать дальше. Речь шла отнюдь не про него одного.

Окончательно укрепившись в своём стремлении, Пётр соскочил с кровати и направился в ванную комнату. Там он быстро привёл себя в порядок, насколько это было возможно, после чего достал из шкафа первый попавшийся комплект одежды. Простая белая футболка да не сковывающие движения чёрные штаны. И пара шлёпанцев, чтобы не разгуливать по замку босиком.

Пьетро посмотрел на себя в зеркало, и, если не считать кругов под глазами, выглядел он вполне приемлемо. На сына правителя суверенного государства, конечно, не тянул, но он и не на светский раут собирался. Пьетро просто хотел поговорить со своей сестрой.

Дёрнув на себя дверь, он тут же столкнулся со своими новыми охранниками. И, в отличие от прошлого раза, теперь он узнал их обоих.

Слева к нему повернулся двухметровый антропоморфный кусок гранита, что каким-то чудом умудрился натянуть на себя униформу дворцовой службы безопасности. Его звали Санто Виккарро.

— Доброе утро, сэр, — поздоровался он своим низким скрежещущим голосом, от которого в голову сами собой лезли мысли о камнепаде. — Вам что-то нужно?

— Утречка, — куда более вальяжно поприветствовал Пьетро второй охранник, не прекращая при этом играть пальцами с зажигалкой. Сент Джон Эллердайс. Худощавый блондин со способностью манипулировать огнём, но не его создавать. — Как спалось?

Санто одарил коллегу недобрым взглядом, но комментировать его фамильярность не стал. Петру это, в целом, тоже было безразлично.

— Нормально, — солгал он, отвечая сперва на последний вопрос. — Хочу пройтись, — ответил Пьетро уже на первый. — Вы, я так понимаю, идёте со мной?

— Таков приказ, — подтвердил Санто.

Несмотря на достаточно грозный внешний вид и грубый голос, он всё равно умудрялся звучать уважительно и с лёгким уколом вины. Он явно понимал, что должен был не столько оберегать Пьетро, сколько за ним следить, и, судя по всему, ему это не очень-то нравилось.

— Тогда идём, — сказал Пьетро, делая шаг наружу.

Закрыв дверь, он уверенно двинулся по коридору, а Санто и Джон пристроились чуть позади него. Первый буквально гремел при каждом шаге, а второй порождал ритмичные щелчки, то откидывая, то вновь захлопывая крышку зажигалки. Шуму от их троицы было слишком много. Особенно как для раннего утра.

На первых порах Пётр хотел направиться прямиком к Ванде, но, приняв во внимание своё нынешнее сопровождение, решил с этим повременить. Не хотел он доставлять ей настолько сильные неудобства. Беседа им и без того предстояла очень непростая. Да и по-хорошему оную вообще не стоило начинать с того, чтобы будить Ванду в такую рань. Пьетро очень хотел с ней поговорить, это правда, но и чувство такта тоже иметь было надо.

Поэтому он взял курс на лестницу.

С Санто спуск на лифте им всё равно не светил, ибо слишком уж он был огромный, а так ещё и можно было немного осмотреться. Пётр всё ещё испытывал это двоякое чувство: дворец был ему знаком и совершенно чужд одновременно. Со своей комнатой он уже более-менее примирился, но всё остальное по-прежнему вызывало лёгкие мурашки. Что-то вроде эффекта зловещей долины.

На пути им попадались другие сотрудники службы безопасности, а также просто редкие жаворонки. И те, и другие смотрели на Пьетро крайне неоднозначно. Он всё ещё был сыном их повелителя, но при этом и являлся буквально живым мертвецом. Может, с отцом Пьетро по большей части всё и уладил, но вот остальным определённо требовалось время, дабы к нему привыкнуть. Петру и самому оно требовалось. Из-за всех этих взглядов он вновь начал размышлять о том, насколько всё же неправильным выглядело его нынешнее существование.

Только лишь Ванда принимала это так, как, наверное, и подобало любящей семье. Как Чудо.

Правда, сама любовь её оказалась очень далека от понятия правильного.

Пьетро вздохнул.

Это превратилось в какой-то замкнутый круг. Мысли о смерти приводили его к Ванде, а попытки не думать о Ванде, возвращали его к размышлениям о смерти. И при этом ни в первом, ни во втором случае какого-то приемлемого разрешения добиться своими силами не получалось. Всё становилось только сложнее и запутаннее.

Желая хоть как-то переломить ситуацию, Пётр, оказавшись на первом этаже, ускорил шаг и направился во внутренний двор. Островок природы и зелени в этом монументальном царстве металла и камня. Свежий воздух. Именно то, что сейчас Пьетро и было нужно.

Санто и Джон едва за ним поспевали, временами даже переходя на лёгкий бег, что в исполнении Санто было одновременно и комично, и опасно. Пол и стены из-за него вполне явственно потряхивало.

Впрочем, до двора было не далеко, и совсем скоро они втроём остановились под сенью большого ветвистого дерева. В нос тут же ударил запах цветов, коры и чего-то землистого. Пьетро вдохнул его полной грудью, и ему сразу стало спокойнее. Это напомнило ему о тех местах, где они с Вандой росли, будучи ещё детьми.

Простые, понятные и невероятно счастливые времена.

Петру хотелось бы вновь там оказаться.

И, по всей видимости, не ему одному.

— Доброе утро, миледи, — поприветствовал Санто также показавшуюся во дворе Ванду.

Джон вторил в свойственной ему манере.

— Оставьте нас, — не попросила, но приказала Ванда, подходя к Пьетро ближе. — Я хочу поговорить с братом наедине.

Спорить с ней никто не стал. Санто вместе с Джоном отошли от них на почтительное расстояние, но встали так, чтобы хорошо обоих видеть. Задачу по охране и слежке с них никто не снимал.

У Пьетро образовался ком в горле.

— Присядем? — спросила с улыбкой Ванда, указывая на ближайшую к ним скамейку.

Пётр кивнул.

— Ты не помнишь, — утвердительно произнесла она, когда они оба сели.

— Нет, — подтвердил Пьетро.

— Совсем ничего? — уточнила Ванда.

— В этом плане — нет.

— Ясно…

Повисла тишина. Тяжёлая, неловкая и настолько густая, что Петру захотелось срочно чего-нибудь выпить. Чего-нибудь очень холодного.

Он смотрел себе под ноги, пока не решаясь поднять на Ванду глаза.

— Ты… можешь мне рассказать? — неуверенно спросил он, сплетая пальцы в замок. — Как это было, и почему мы?.. Ну… ты понимаешь… — не стал он этого произносить, скосив взгляд на Санто и Джона.

Слышать они их были не должны, но риск раскрытия всё равно присутствовал.

— Конечно, — сказала со смешком Ванда. И смешок этот вышел очень грустным. — Но сперва давай немного прогуляемся, — предложила она и, взяв Петра за руку, встала на ноги. — Ты ведь не против?

Пётр заглянул в её изумрудные глаза и увидел в них страх.

Скрываемый, но самый что ни на есть настоящий.

Ванда боялась, что он откажется.

Но разве мог Пьетро ей отказать?

— Конечно, — ответил он тем же самым словом, что чуть ранее произнесла она сама. — Куда пойдём?