Темное Делание (джен)

По приезду в Хогвартс Гарри обнял Гермиону и с гордостью показал ей новый сундук. Гермиона долго охала над идеальной рунной вязью и завидовала по-черному.

— Попрошу своих родителей тоже мне такой сундук купить, — деловито сообщила она, усаживаясь напротив него за столом в Большом Зале. — Сколько стоит?

— Девяносто галеонов.

Гермиона попыталась присвистнуть, но неудачно. Положила себе тушеных овощей на пару с Гарри и задумалась.

— Почти пятьсот фунтов?! Машину, конечно, не купишь, но все равно… Ладно, думаю, могут и раскошелиться. Зря, что ли, клинику открывали.

— Они же были стоматологами? — не понял Гарри.

— Они и есть стоматологи, только в этом году открыли свою клинику, «Грейнджер и Грейнджер». Сейчас там главные врачи.

— О… поздравляю.

— Спасибо. Ты сам как?

— Да ничего. Просто всё какое-то странное.

Гарри помолчал, отхлебнул молока.

— Чувствую себя зельем, которое кто-то мешает. Засыпаю на ходу.

— Устал? Может, тебе надо поменьше напрягаться?

— Да не то чтобы. Это раньше я просто уставал. А сейчас даже не чувствую… знаешь, не чувствую жизни на кончиках пальцев. — Он развел руки. — Будто я был пятном на доске, и меня просто стерли. Вообще ничего не чувствую, ни ветра, ни особой радости. Хотя иногда как будто просыпаюсь.

Гермиона выглядела испуганной.

— Я хотел стать сильным. Умным. Свободным. Без Дамблдора. Но я уже не помню, с чего начал. Я так-то думал, что Турнир даст мне силы. Что я стану сильным магом, и всё такое. А выходит, я стираюсь по частям. И постоянно холодно. И везде этот снег.

Обеспокоенная Гермиона открыла рот, чтобы что-то ответить, но заметила, что Лаванда и Парвати с интересом за ними наблюдают.

— Что нового, девочки? — раздраженно спросила она.

Лаванда, поняв, что им ничего не перепало, потрясла новеньким «Ежедневным пророком».

— Вы вообще знали, что Хагрид — полувеликан?!

Гермиона и Гарри с недоумением переглянулись.

— Ну, я догадывалась. И что?

— И что?! — свистящим шепотом спросила Лаванда. — Великаны в той войне были на стороне Того-Самого! Они славились своей жестокостью! Скитер всё разузнала.

— И откуда Скитер это узнала? Неужели сам Хагрид ей сказал?

Лаванда, проигнорировав вопрос, тряхнула газету и так же театрально зачитала:

— С недавних пор «Пророк» обладает неопровержимыми доказательствами, что Хагрид не чистокровный волшебник. Он даже не человек. Его мать не кто иная, как великанша Фридвульфа, чье нынешнее местонахождение неизвестно.

Великаны жестоки и кровожадны, весь прошлый век они воевали между собой и едва не истребили себя полностью. Горстка оставшихся в живых примкнула к Тому-Кого-Нельзя-Называть, и именно они виновны в самых чудовищных массовых убийствах маглов.

Большинство великанов — слуг Того-Кого-Нельзя-Называть были истреблены мракоборцами Министерства магии, но Фридвульфа каким-то образом уцелела. Возможно, бежала за границу и была принята в одну из горных общин великанов. Судя по урокам ухода за волшебными существами, сын Фридвульфы унаследовал свирепость матери.

Говорят, что Хагрид, как ни удивительно, дружит с мальчиком, благодаря которому Сами-Знаете-Кто лишился силы и могущества, после чего матери Хагрида, как и прочим соратникам Сами-Знаете-Кого, пришлось бежать. Гарри Поттер, возможно, не знает горькой правды о своем огромном друге.

Закончив читать, она посмотрела на Гарри, подняв красивую вычерченную бровь.

— Ну, теперь я знаю правду о своем огромном друге, — хмуро сказал Гарри. — И он продолжает быть моим огромным другом. Гермиона, нам надо срочно к нему.

— Вот коза, — еле слышно прошипела Гермиона, вылезая из-за стола.

Но Хагрида они так и не нашли. Не пришел он и на свой урок, на котором его заменяла незнакомая старая и суровая, как табуретка, волшебница Граббли-Дерг. В Хогсмид не пошли, надеясь высмотреть, когда в окнах Хагрида зажжется свет, но так и не дождались. Подавленные, поплелись в Выручайку — читать и заниматься. Гарри еле переставлял ноги. Коридор плыл, стены растягивались, как теплый воск, а пол казался зыбким, будто пустынные дюны.

Комната приняла теплые красные тона, соорудила два мягких кресла, а на полу разложила целую кучу пушистых пледов и подушек. В камине весело потрескивал огонь, но всю уютную атмосферу портили огромные окна во всю стену, которые никак в последнее время не хотели убираться. Вечно мерзнущая Гермиона с удовольствием закуталась в плед и придвинулась ближе к огню.

— Что у тебя сегодня? Эй, прием!

— Принципы сохранения массы и энергии по трансфигурации и сравнение латинских и рунических формул для чар, — угрюмо сказал Гарри. — Начну с практики, все равно ничего сейчас из книг не пойму. И протез этот задрал, — внезапно добавил он.

Гермиона тяжело вздохнула.

— Слушай, я понимаю… то есть не совсем понимаю, но… Ты же не потерял руку, да?

Гарри вскипел.

— Если я не потерял руку, значит, должен вообще на это забить?! Я и так пытаюсь об этом не думать!

— Я не это имела в виду, — испуганно прервала его Гермиона. — Просто… хорошо, что это тебе не мешает в реальной жизни. И что это левая рука.

Наступила пауза. Гарри угрюмо швырял заклинаниями в заботливо приготовленный Комнатой манекен. Злобно пнул подкатившуюся к ногам деревянную голову и рявкнул:

— Задрало всё! Добби! — В комнате раздался хлопок, и Гарри попытался успокоиться. Добби не заслуживал его ярости. — Тащи пирожные, братан.

Гермиона укоризненно посмотрела на него, но ничего не сказала. Это она еще не знала, что иногда, когда Гарри зарабатывал «В» по Зельям или когда Флитвик хвалил его за великолепное эссе, он награждал себя шоколадной лягушкой.

Добби появился через пять минут с подносом, полным сэндвичами с копченой олениной, пирожными, чайничком заварного чая и двумя стеклянными узорными чашками.

— Гарри Поттер, сэр. Добби слышал, что Гарри Поттер не нашел нужную книгу, Добби сам нашел ее.

— Ты о чем?

Добби испуганно оглянулся и зажал рот рукой.

— Страшный профессор без ноги позвал Добби в учительскую забрать мантии в стирку, и Добби слышал, сэр, как профессора обсуждают второе испытание. Страшный профессор спросил, догадается ли сэр Гарри Поттер обратиться за помощью к сэру Лонг-Батону.

— Лонгботтому? Невиллу, что ли?

Добби кивнул. Гарри непонятливо посмотрел на Гермиону, она ответила ему тем же.

— Добби узнал, что в этой книге, о которой они говорили, Гарри Поттер! Сэр должен использовать жабросли на втором испытании!

— Да я уже знаю, Добби, — сконфуженно признался Гарри. — Но спасибо тебе за помощь. Ты — настоящий друг.

Разочарованный Добби поклонился и исчез, оставив друзей в недоумении.

— Чего все заладили мне помогать? С чего бы Грюму вызывать Добби, а потом при нем обсуждать жабросли?

— Ну он же не знает, что вы общаетесь. Волшебники редко обращают внимание на эльфов, они для них — полезный предмет интерьера.

— Нифига. Всё он знает, он меня на Святочном балу спросил, откуда у меня носки со снитчами.

— Тогда это очень странно, — нахмурилась Гермиона. — Действительно, как будто специально хотел дать тебе подсказку. Почему он так уверен, что ты сам до этого не догадаешься?

Гарри пожал плечами.

— Он и перед первым туром спрашивал, догадался ли я, как решить задание. Зачем-то ему надо, чтобы я прошел Турнир.

— Ну, он школьный друг Дамблдора…

— Тем страннее. Дамблдор пальцем не пошевелил, чтобы мне помочь. Или ты думаешь, что Дамблдор науськал Грюма, если они хороводятся?

Они помолчали.

— А МакГонагалл? Неужели она не знает, что мы с Добби общаемся?

— Может, она его не заметила.

— Не заметить это чудо в футболке Iron Maiden, гавайских шортах и разноцветных носках нельзя.

— Интересно, что, все-таки, они украли? — спросила Гермиона через полчаса, откусывая пирожное и другой рукой перелистывая рунический словарь.

— Я уже проверил сундук, — хмуро сказал Гарри, выпуская связку Протего и Экспеллиармус и новой палочкой поправляя плетение заклинания. — Вроде всё на месте. Шмотки? Можно купить новые. Ингредиенты, школьная фигня — то же самое. Но мотивация должна быть железная. И при чем тут благородство?

— Не знаю, Гарри… Обычно благородство — это защитить кого-то, спасти.

Они уставились друг на друга круглыми глазами.

— Копченый Волдеморт! Не могут же они похитить кого-то из школы?!

— И я не замечала, чтобы кто-то пропадал… Не могли же они украсть Хагрида?

— Да наверное, рано еще. Не будут же они столько времени ждать, пока Хагрид сидит в темнице?

— Точно… Да и Хагрид у нас большой. Надо подумать. Кто тебе больше всего дорог?

— Ну, ты, — растерянно сказал Гарри, пытаясь придумать, кто может быть дороже Гермионы.

— Что?!

— Первый раз вижу, как кто-то так реагирует на подобное признание, — неловко засмеялся Гарри.

Гермиона вскочила, и рунический словарь полетел на пол.

— Ничего подобного! Я запрусь в Выручайке и пусть рыщут хоть до морковкиного заговения!

— Морковкиного заговения? — заржал Гарри. — Ты откуда это вообще взяла?

Гермиона вцепилась в волосы, и они угрожающе затрещали от электрического разряда.

— Они же не могут… Не могут… Я к МакГонагалл!

И, забыв свою сумку, стрелой вылетела из Выручай-комнаты. Мда. Если это будет действительно кто-то живой, вряд ли Дамблдор позволит, чтобы заложникам что-то угрожало. Хотя, после первого тура, Гарри уже ни в чем не был уверен. Он обещал им безопасность, обещал и подвел… Как теперь ему в чем-то довериться? Если это очередная игра (а Гарри был уверен, что так и есть), ставки оказались слишком высоки. Но в теорию ритуала это ложилось отлично — как еще показать благородство, если не спасти близкого тебе человека? Значит, надо из кожи вон вылезти, но достать оттуда Гермиону. На час они ее защитят — и чарами согрева, и дыхания. Но что будет потом?

Гарри уже несколько дней не мог отделаться от мысли, что ему просто необходимо глотнуть Умострильного 2.0. Неведомые тайны, которые могли открыться перед его взором, поражали воображение, стоило только о них задуматься. Он поймет, чего хочет Дамблдор… Может быть, кто запихнул его в этот Турнир. Научится новым вещам, сможет понимать теорию, только прочитав книгу! По крайней мере, он на это надеялся.

Он достал стеклянный пузырек, который носил с собой в кобуре для зелий. Зелье переливалось холодным голубым цветом, и это напомнило ему бассейн в Выручай-комнате. В конце концов, не зря же они его варили? А то дойдет до конца Турнира, и так и не поймет… что можно было понять раньше. И почему не сделать этого сейчас?

Палец сам, медленно, сдвинул крышечку на пузырьке, и та беззвучно упала на пол. Всего глоточек! Ну, может два. В конце концов, он сейчас переживает не лучшие моменты жизни, и зелье… ну… компенсирует протез? Гермиона поймет. В конце концов, она тоже себе наварила приличное количество зелья. Гарри закрыл глаза, поднес пузырек к губам и глотнул.

Зелье обожгло мозг изнутри, нейроны пришли в бешеный хаос. Гарри скрутило на кресле, он не мог вдохнуть, не мог понять, где находится… Будто всё в его теле подчинялось уже не ему, а какому-то чужому, неведомому порядку.

Перед глазами заплясали чернильные пятна — как ожившие руны, как схемы, вспыхивающие и гаснущие, разрастающиеся в сложнейшие геометрии. Расползающиеся разноцветные фракталы, делящиеся, и делящиеся, и делящиеся… Боль, дрожь, жар. Он скрутился опять, и его затрясло. Прошиб холодный пот.

Когда наваждение отхлынуло, это было как глоток свежего воздуха, когда выходишь из парной душевой кабины, как прыжок в холодную воду. Шестеренки в мозгу с визгом раскрутились и заработали.

Мысли были его, но они больше не были отдельны. Гарри чувствовал каждую из них, как собственную конечность: цифры, слова, формулы, конструкции артефактов, школьные лекции, обрывки разговоров — всё это вдруг вспыхнуло в голове одновременно, наслаиваясь, переплетаясь.

А потом — тихий, холодный отлив. Гарри откинулся назад, с непониманием таращась на потолок. Понял, где находится. Вытер лоб и понял, что дышит — поверхностно, будто после бега. Сердце колотилось. Как будто с глаз снялась пелена, пыль и ржавчина. Словно кто-то вымыл внутри всё до скрипа. Ха! Еще бы люди подсаживались на эту штуку! Он чувствовал принцип работы чар, не только видел плетения.

— Протего!

Еле видимый серебряный щит возник по его приказу мгновенно — как всегда, но что-то неуловимо изменилось. «Я провожу магию», — как-то спокойно подумал Гарри. — «И она вырывается оттуда, где ее очень-очень много… И проходит через мой проводник, вызванная словом-ключом. Просто».

— Нет, ты представляешь, она сказала, что мне не о чем беспокоиться. Конечно, это утешение, но немного слабое, учитывая… Гарри? Гарри!

Гарри повернулся к ней — глаза его сияли — и покачнулся в кресле. Его понесло вбок, и он понял, что упал на подлокотник в полуобмороке.

— Что с тобой?! Господи!

— Приличные волшебницы поминают Мерлина, — пьяно улыбнулся Гарри.

— Ой, да в задницу… — Гермиона оборвала себя и бросилась к Гарри.

Он попытался встать, но упал на колени и с удивлением увидел, как пропитавшая футболку кровь капает на каменный пол.

— Я попробовал, — прохрипел он, пытаясь собраться с мыслями.

— Что? — растерялась Гермиона. — Ты о чем?

— Умострильное.

Гермиона ахнула и вмиг растерялась еще больше.

— Но зачем сейчас?

— А почему нет?

Она наколдовала платок, молча вытерла ему лицо от крови и пота, и опустилась на кресло, будто не понимая, что делает.

— И… и как?

— Не чувствую, что поумнел. — Он вдохнул и попытался сосредоточиться. Тело слушалось с задержкой, язык еле ворочался. — Скорее, процессы в голове идут быстрее. Действие зелья — около недели, мне этого хватит, чтобы быстро научиться чему надо. Потом испытание, и можно будет отдохнуть.

— Ты же не собираешься потом его постоянно принимать?

Гарри усмехнулся. Голова все еще кружилась.

— Есть такой соблазн. Но не буду. Любое лекарство полезно в умеренных дозах, иначе оно превращается в яд. — И он наставительно поднял палец.

— Парацельс. — Гермиона все еще выглядела взволнованной, руки вцепились в кресло. — «Всё есть яд и всё есть лекарство. Только доза делает лекарство ядом и яд лекарством». Хорошо, что ты это понимаешь.

Гарри до сих пор не пришел в себя.

— По крайней мере, поймем, что это за зелье. Какой простор для экспериментов, да, Гермиона?

Ее глаза засверкали смесью страха и любопытства.

— И что ты уже понял?

— Да я и не думал особо, — засмеялся Гарри. — Не успел. Я такой же, как и раньше, просто… Как-то всё разложилось по полочкам… Ну, например, уже очевидно, что никому нельзя доверять.

— Я так и обидеться могу.

Гарри растянулся на полу, облокотившись на кресло спиной, и откинул голову назад.

— Не, тебе можно. А вот с надеждами на остальных можно попрощаться. Не знаю, может эти мысли лежали на поверхности.

Гермиона ждала.

— Ну, например, очевидно, что Рон Уизли — самовлюбленный мерзавец. — Гермиона вздрогнула. — Не знаю, на что я надеялся. Он бросил меня, когда я нуждался в нем больше всего, а потом напал. Ведомый своей выдуманной обидой, выдуманной, чтобы прикрыть свою зависть и ненависть к моей славе, моим деньгам. Его мозг не обращал внимания на мою одежду, на мое неумение вести себя — он это игнорировал, потому что деньги и слава для него были важнее. По ним он меня и оценивал. Ленивый, но амбициозный, завистливый, но не желающий шевельнуть и пальцем, чтобы чего-то добиться. Ему было «прикольно» ждать, когда я встречусь с драконом. Рассчитывал увидеть страх на моем лице, признание моих ошибок. Верил ли он, что я бросил свое имя? Наверное, в глубине души нет. Но желание пихнуть меня лицом в грязь было выше. Это было поводом, и Рону сорвало крышу. Я забыл, что он видел на первом курсе в Зеркале Еиналеж… Капитан команды по квиддичу, староста, лучший ученик. Стоящий один, без друзей и братьев. Пусть умоляет, хоть ползет через весь Большой зал — никаких прощений, ни сейчас, ни потом. Я был глуп. Всё понимал, но надеялся, что он однажды подойдет и скажет: «Гарри, как же я был неправ».

Гермиона грустно смотрела на него. Ей было нечего сказать.

— А остальные?

Гарри задумался.

— В прошлом году я доверял Люпину. Он учил меня Патронусу — меня одного из всех учеников, кому это было нужно. А тогда это было нужно всем. Он был другом Дамблдора и был верен ему собачьей верностью. Видишь связь? Тогда я думал, что он просто скромный, добросовестный учитель. А потом он забыл принять зелье. Что ему стоило выпить его и потом пойти в Визжащую хижину? Ладно, забыл, не подумал. Но как можно о таком не подумать? Как можно не купить напоминалку, зачаровать какой-то браслет, чтобы било током перед каждым полнолунием? А ещё он где-то жил всё моё детство — и ни разу обо мне не вспомнил. Не пришел ко мне. Не знал, где я живу? Хорошо. Но он не отправил мне ни единого письма, хотя, как мы потом узнали практическим путем, письма ко мне прекрасно доходили. Точно так же как Рон упивается своей завистью, Люпин упивался своей болезнью. Он не нашел работу в магическом мире, хотя кто его бы спрашивал, оборотень ли он? Никто даже в Хогвартсе не знал этой его тайны, он не регистрировался в Министерстве. Несколько выходных в месяц — вполне можно было договориться. Но он работал в каких-то шарашкиных конторах, перебивался с места на место. И у магглов, которые бы никогда не заподозрили его в ликантропии, работы не нашел. Посчитал, что для бывшего старосты зазорно махать метлой? Ведь даже дворники могут себе позволить оплачивать жилье, покупать одежду. А продавцы? Весь потрепанный, потасканный… А ведь подержанные мантии стоят не так дорого, и в Хогвартсе он не тратился ни на еду, ни на жилье. Впрочем, это всё не важно. Про Сириуса вообще молчу — тех же щей, да погуще влей. А с Дамблдором…

Он замолчал. Гермиона не торопила его, слушала.

— Вот скажи мне. Зачем взрослому волшебнику подталкивать ребёнка, который только пару раз сумел создать телесный Патронус, к незаконному использованию хроноворота? Он что, не мог провернуть этот план сам? «Достаточно трёх оборотов», да? А почему именно трёх? Можно же было отловить Петтигрю. Или проследить, чтобы Люпин принял зелье. Но, конечно, дело не в этом. Воспитание, — протянул Гарри с долей отвращения. — Он играет с людьми в Большую Игру. И да, это хорошо. Ребенок, которого заставляют есть овощи, недоволен, он плачет и кричит, но ведь цель оправдывает средства? Он пытается вложить в нас хоть немного понимания реальности, воспитать в нас правильное отношение к жизни, научить нас чему-то… Но он перебарщивает. Иногда это… — Гарри задыхался. — Знаешь, Дамблдор почти весь второй курс провел в стенах Хогвартса, а о том, что чудовище Тайной комнаты — василиск, догадалась второкурсница. Он прекрасно знал, где умерла Миртл. Прекрасно знал. Это всё ложь.

Гарри уставился в стену; слезы навернулись на глаза.

— А на первом курсе — эти испытания, придуманные для школьников. Знаешь только, где он ошибся?

— Где? — тихо спросила Гермиона.

— Дьявольские силки. Как думаешь, для кого они были? Чье это было испытание?

— Невилл.

— Невилл.

Гарри с трудом перебрался на кресло и глотнул остывший жасминовый чай.

— Присылать забрать меня Хагрида, а не МакГонагалл. Просить тебя помирить меня с Роном. Он видел, что меня травили, но не делал ничего. Это тоже его воспитание? Самая безопасная в мире школа, где детей ведут на отработку в Запретный Лес. Зачем? Ведь он знал, что там кто-то убивает единорогов, чтобы возродиться. По крайней мере, догадывался, кто это. Надеялся, что Авада еще раз отрикошетит от моего лба? И, конечно же, в этой школе не водится никаких опасных тварей. Ни дементоров, ни одержимых, ни василиска, ни Турнира, который зачем-то надо проводить именно сейчас. А держать меня у Дурслей — тоже было воспитанием? Я… меня лупили так, что я не знал, останусь ли я в живых. Мне даже первое письмо пришло «в чулан под лестницей». Дамблдор должен был об этом знать. Скажешь, нет?

— Он говорил вам с Роном, что в Хогвартсе каждый получает помощь, если в ней нуждается, — разглядывая туфли, хмуро произнесла Гермиона.

— О, конечно, — фыркнул Гарри. — Помощь в Хогвартсе получает каждый, кто ему чем-то полезен.

— Да нет, — грустно произнесла Гермиона. — Я со всем согласна. Я тоже заметила… что что-то тут не так.

— Вот и я чувствовал, да и про Дамблдора уже думал, но никак не мог собрать всё воедино. А еще есть один важный вопрос.

— Какой?

— Берта Джоркинс.

— Прости?

— Я кое-что вспомнил. Про нее писали в газетах, да? Что она исчезла во время отпуска в Албании, и ее никто особо не хотел искать. Скитер еще проехалась по Министерству.

— Ну?

— Помнишь, я рассказывал о том, как летом у меня заболел шрам?

Гермиона напряглась и села поудобнее.

— А как это связано с Бертой?

— Кроме того, что Волдеморта тоже видели в последний раз в Албании? Есть кое-что. Я вспомнил свой сон, который тогда мне снился. Когда заболел шрам. Не весь, но вспомнил. Я тогда вам рассказывал, что видел его во сне — его и Петтигрю. Короче, они обсуждали, как меня убить.

Гермиона ахнула.

— Так мы были правы! Турнир — это…

— Да, — в нетерпении прервал ее Гарри. — Я просто не хотел вас волновать. Но суть тут в Берте. Несколько пунктов. Понимаешь, Хвост сказал, что для чего-то им можно обойтись и без меня, можно, де, использовать другого мага. У них есть какой-то план. Еще Волдеморт сказал, что он окреп, и что не выжил бы, если бы Хвост не доил Нагайну — его змею. А еще упомянули Берту Джоркинс! Сказали, что ее исчезновение заметят, но она им тоже была нужна для какой-то информации… И они в итоге ее убили. Ах да, еще Хвост обиделся, когда Волдеморт сказал, что к ним присоединится его верный слуга. И вот тогда, уже потом, Волдеморт убил того старика.

Эмоции захлестнули его, и у него снова потекла кровь. Он быстро вытер ее рукавом. Гермиона в шоке открывала и закрывала рот.

— Значит, Берта мертва. Но как он убил старика? Я имею в виду… Раз он окреп достаточно, чтобы держать палочку… Он обрел тело?

— Об этом и речь. Может быть, с помощью Берты?

— И что она могла сделать?

Гермиона вскочила, зашагала к двери, но, что-то поняв, обернулась.

— Ох, я такая глупая! Комната, дай нам, пожалуйста, книги, в которых будет про… обретение тела духом.

На стоящей рядом со стеной тумбочкой появилась стопка из двух внушительных фолиантов такой древности, что казалось — тронь и развалятся.

— Гермиона! — заорал Гарри восторженно. — Ты гений! Даже без Умострильного!

— Умострильного второй версии, — польщенно уточнила Гермиона. — Мне даже самой интересно, как он это проделал. Некромантия, конечно, запрещена на территории Британии, но вряд ли его это беспокоило. Но сама я в некромантии не понимаю ни черта.

Она взяла первую книгу, вторую протянула Гарри.

— «Призраки и привидения»? На первом курсе он говорил, что был хуже, чем призрак.

— Да просто пролистаем. Мало ли, что найдем.

Но они ничего не нашли. Видимо, Комната могла достать не все книги. Может, только бывшие в шаговой доступности, или оставленные тут другими учениками. Так или иначе, в книгах были только теории, что такое призраки и возможно ли вернуть им тело. Книги говорили — невозможно, так как призраки — не душа, а лишь отпечаток души.

— Отпечаток души. Значит, Волдеморт — цельная душа?

— Можем представить, что когда Авада отбилась от тебя, его развоплотило. — Гермиона встала и заходила по комнате. — Допустим, он вырастил себе тело с нуля и вселился в него. Или опять вселился в чужое тело, но оно оказалось слишком слабым.

— Или облек себя в тело сразу.

— Слишком мало информации, — нахмурилась Гермиона. — Пошли в библиотеку.

Но в библиотеке они тоже ничего не нашли, хоть и сидели там несколько дней подряд. Мадам Пинс пришла в шок, когда услышала, что они хотят найти, но ничего не сказала.

За руны Гарри взялся еще тщательнее — зелье помогало выбирать нужные рунные варианты и приспосабливать их правильно. Будто под чужой указкой, рука его выводила аккуратную — никогда бы сам так не начертил! — линию, мозг догадывался соединить связку там, где надо, нашептывал, где может быть прокол. Он взял «Основы скандинавской рунической матрицы», «Силовые формулы и заклятия в рунической письменности» и «Руны: истоки и применение в современной артефакторике» и штудировал их перед сном. Симус и Рон смотрели на него презрительно. Рон фыркал каждый раз, как видел Гарри с книгой. Гарри было смешно.

В первом классе его начальной школы им раздали прописи, и сказали тренироваться выписывать буквы. Гарри старательно вырисовывал нужные крючки, которые на первый взгляд не имели смысла, но, как и все, научился хорошо писать. Тетрадь с уже нанесенными контурами рун для отработки резьбы была теми же прописями. Заточив перо (перьевой ручкой руны не вырисовывались), он принимался за работу и посвящал этому двадцать минут в день. Всего двадцать минут, а какая практика. Странно, но руны лучше всего получались, если хорошенько настроиться — представить воду, когда рисуешь Лагуз, представить, что идешь на войну за своих родных, когда рисуешь Тейваз.

Освоив рунические алфавиты, выучив значения рун, их сочетания и расшифровки, заучив основные формулы, способы начертания, магического наполнения и замыкания кругов, магу оставалось приступить к практике.

Он продолжал пробовать сооружать легкие амулеты, пытаясь корректировать иногда видимые им плетения. С практикой и гермиониной помощью это начало получаться. Постепенно, конечно. Пока что он сделал амулет с руной Альгиз, который носил на шее во время их тренировочных дуэлей, и нарисовал Райдо на подошве ботинка, чтобы скользить на каменном полу. Просто проверял, подействует ли. Подействовало — ногу дернуло так, что Гарри шлепнулся копчиком на пол и взвыл от боли. Зато подействовало!

Да, иногда руны не срабатывали вообще. Иногда срабатывали слишком сильно. Он попробовал начертить Кеназ и Перт — просто попробовать, что выйдет — и не смог заснуть, потому что свет исходил из всех уголков сундука. Промучившись ночь, он с облегчением вздохнул, когда руны «выветрились». Да, надо ставить ограничение по времени. И научиться эти руны деактивировать.

Он ненароком подумал, что можно было вырезать на медальоне руну для подводного дыхания, но на это ушло бы слишком много времени. Соединить Лагуз, Ансуз и Перт, рассчитать область покрытия головы, указать, что это должна быть именно голова (чтобы не создать пузырь вокруг условной левой ступни), установить время работы амулета… Он, конечно, начал работать над этим, но на многое не надеялся. Зато сделал дополнительный рунический ключ на сумку для учебников, повесив кожаный брелок на ручку сумки. Руны были такими интересными, что ему хотелось плясать.

Гермиона гоняла Гарри, заставляя разбирать созданные им круги, взламывать рунную и обычную защиту, используя активные рунные цепочки. Гарри выл, но делал. Без зелья он бы точно не смог в этом продвинуться так быстро. Хотя для зелья он уже придумал свой рунный ритуал, только вот доработать его никак не мог. Ритуал описывался в брошюре, как дополнение к Умострильному 2.0, только по возрасту Гарри никак под условия не подходил.

Если коротко, существовал небольшой рунный ритуал, позволяющий погрузиться в осознанный сон — состояние, где время текло медленнее, а сознание оставалось ясным. В этом искусственном сне человек мог без страха сортировать воспоминания, а заодно и строить запутанные лабиринты из фальшивых образов — надежную защиту от так называемой легилименции. Объяснять, чем полезна сортировка воспоминаний, Гарри не требовалось — знания укладывались в голове по полочкам, память начинала работать, как заведенный мотор, а намерения становились четче, что позволяло сделать магию более послушной. Единственным условием для проведение ритуала было совершеннолетие участника — с детьми ритуалистам было работать не с руки. Гермиона пообещала поломать над этим голову, и Гарри тоже не собирался отлынивать.

В другой практике Гарри себе тоже не отказывал. Выручайка оказалась идеальным укрытием. Пользуясь этим, он заказывал почтой разнообразные редкие компоненты и варил с их помощью составы разного назначения — от лечебных до отравляющих. Руки быстро привыкали к точным дозировкам, а внимание — к нюансам цвета, запаха и текстуры. Гермиона в шоке смотрела, как он мастерски нарезал корни и помешивал зелье. От испарений не помогала и вытяжка, и Гарри приходилось мыть сальную голову каждый день. Может, забить на это, как сделал Снейп?

Готовые зелья он тут же разливал по стеклянным флаконам и прятал в продуманные коробочки для эликсиров в своем сундуке. Среди уже приготовленного было зелье из бадьяна, мгновенно затягивающее раны, противоожоговая мазь, восстановительный бальзам, костерост, крововосполняющее, обезболивающее и противошоковое зелья, а еще лечебная настойка растопырника. Для полноценного аврорского набора не хватало только противоядия от магических отрав — слишком сложного и требующего недельной выдержки. Да и вообще закон Голпалотта (как сообщила ему Гермиона, листая учебник по зельям для шестого курса) гласил, что противоядие от яда, созданного путем смешивания несколько других ядов, не может быть создано путем нахождения противоядия от каждого отдельного яда и смешивания их вместе. А значит, собирать у себя в сундуки все возможные противоядия всё равно не выйдет.

Умострильное будто наконец-то пробудило его от сонного состояния, в котором он пребывал с момента выхода из Больничного крыла. Немного охренев от великолепия мира, брызжущего прямо в мозг, Гарри опомнился и купил себе новые блокноты. Вдруг после того, как зелье закончится, пойдет такой откат, что станет хуже, чем было? Вдруг он забудет свои идеи, формулы, теории? Рисковать было нельзя, так что он опять одолжил у заворчавшей Лаванды каталоги и выбрал себе несколько синих блокнотов с чарами расширения, вмещающих несколько тысяч страниц.

Записывал он в принципе все, что приходило ему в голову. Ритуалы, рунические связки, магические схемы, наброски заклинаний Гермионы, разработки артефактов, арифмантические выкладки той же Гермионы. Вопросы, которые должны быть заданы преподавателям.

* * *

Директор Хогвартса стоял у окна своего кабинета, глядя на заснеженные вершины Запретного леса, но не видел их. Его пальцы сжали край подоконника; магия в воздухе казалась натянутой, словно струна.

За последние месяцы что-то изменилось. Гарри начал закрываться. Нет — не просто закрываться, а отстраняться. Он стал умнее, точнее, хищнее в действиях. В его вопросах сквозила жажда силы, но не той, что исходит из любви и защиты. Он начал видеть вещи сквозь иную призму — слишком зрелую, слишком темную. Мадам Пинс, к счастью, рассказала, какие книги тот ищет. Неужели история повторяется?

Дамблдор вздохнул и обернулся.

— Дружок, позови мисс Грейнджер, — тихо сказал он Добби. — Пожалуйста, без лишних слов. Это важно.

Гермиона вошла через десять минут, тревожная и собранная. Она всегда старалась быть вежливой с директором, но сейчас чувствовала себя как на допросе.

— Вы звали, директор?

— Да, мисс Грейнджер. Благодарю, что пришли. Присаживайтесь.

Он говорил мягко, но в его взгляде была острота, к которой она не привыкла.

— Чаю?

— Нет, спасибо, — сказала Гермиона пересохшими губами.

— Ну что ж. — Дамблдор налил себе чаю из расписного чайника, и запах трав и цитруса разнесся по всему кабинету. — Я кое о чем узнал недавно, и, честно говоря, это меня взволновало.

«Мадам Пинс», — обреченно поняла Гермиона. — «Нам конец».

— И почему вы с мистером Поттером искали информацию по обретению тела?

Он положил подбородок на сложенные пальцы рук, но глаза его весело поблескивали. Притворяется, зараза, сто процентов что-то подозревает. Гермиона потупилась, чтобы он не заметил выражение ее лица. Они повели себя безрассудно, но другого пути уже не было, кроме как самим искать книги в библиотеке. Теперь следовало быстро решить, стоит ли об этом говорить. О том, что у Гарри болел шрам, Дамблдор знает. Но знает ли он о снах? Гарри рассказывал об этом Сириусу — вкратце, но все же, — а верить Сириусу… Он, конечно, хороший человек и настоящий гриффиндорец, но он верен Дамблдору.

Гермиона подняла взгляд от мысок туфель.

— Гарри снился сон, где был Сами-Знаете-Кто.

— В начале лета? — быстро спросил директор.

— Да.

Дамблдор кивнул, будто нашел чему-то подтверждение; глаза его довольно блистали. Сириус. Это Сириус донес Дамблдору. Гермиона не стала акцентировать на этом внимание и продолжила.

— Там он держал палочку. Мы подумали… вдруг это не просто сон? Вдруг он обрел тело? Только мы не поняли, как. Может, он снова вселился в кого-то, но тело оказалось слишком слабым…

Осознав, что она отвечает как на уроке, Гермиона порозовела и снова опустила голову. Дамблдор молчал, и она настороженно покосилась на него. Директор казался уставшим и больным.

— Да… — Он встал и прошелся по кабинету; его тяжелая мантия колыхалась вокруг сапог. — Это вряд ли…

Он казался задумчивым, но Гермиона поставила себе в уме галочку. Значит, вряд ли.

— Почему?

— Некоторых вещей лучше не знать, мисс Грейнджер, — улыбнулся Дамблдор с грустинкой в глазах. — Но если бы тело оказалось слабым, оно бы просто не выдержало бы поселенца. А если его тело слабое — это его новое тело. Впрочем, дело не в этом. Меня больше беспокоит Гарри.

— А что с Гарри? — испуганно спросила Гермиона.

— О, я надеюсь, с ним всё в порядке. — Дамблдор замолчал, словно подбирая слова. Сел в кресло. — Иногда человек начинает изменяться... не потому, что этого хочет, а потому что обстоятельства ведут его в том направлении. А иногда и наоборот. Я не сомневаюсь в добром сердце Гарри. Но мне кажется, он... немного отклонился от намеченной Кубком тропы. Вы же знаете, что Турнир — прообраз алхимического Делания?

Гермиона кивнула. Дамблдор взглянул ей прямо в глаза.

— Что-то запустилось, и теперь движется само. Но путь, на который он встал, не ведёт к Свету. С тех пор как его имя вышло из Кубка... он стал более решительным. Холодным. — Дамблдор задумчиво провел пальцем по столу, убирая пыль. — Он начал делать то, что раньше даже не рассматривал. Ходит на Руны, на «Выше ожидаемого» сдает зелья. Закрывается на восьмом этаже. И начал проявлять небывалую активность как для Испытания Альбедо. Альбедо — это Луна, тени… вода. Неясное состояние ума. Это ощущение — тоньше воздуха, который пронизывает солнце. Магический ход событий достаточно опасно нарушать.

Она молчала, бледнея.

— Что меня больше всего волнует, так это… стал ли он другим?

Она сжала губы. Дамблдор кивнул, закрыв глаза, и казался таким расстроенным, что Гермиона невольно почувствовала себя виноватой.

— Мне бы всего лишь дать ему понять, что он не один. Хорошо, что вы все-таки рядом. Человек без друзей становится ретортой без наполнения. — Он улыбнулся. — Гарри не помешало бы не забывать, кто он такой. Добрый, хороший мальчик с большим горячим сердцем. Есть многие способы пройти Турнир, но надо сделать это правильно.

Против воли Гермиона почувствовала желание спорить. Добрый, хороший мальчик… Почему-то Дамблдора не волновало, что этого хорошего мальчика, как оказалось, пинают в коридорах. Ладно она не узнала, но у директора в школе была целая агентурная сеть из призраков и портретов. Она вскинула голову, и в ее глазах Дамблдор увидел что-то, от чего едва заметно дернулся.

— А если он уже изменился?

Дамблдор смотрел на неё очень долго.

— Тогда боюсь, что может стать слишком поздно для исправления моих ошибок. Видит Мерлин, я не хотел того, что произошло. Но прощение… прощение — это великая сила. Не прощение ради того, чтобы тебя оставили в покое, не ради дружбы. Не игнорирование того, что произошло. Просто теплое снисхождение, жалость к порокам других людей.

Гермиона промолчала, хотя ей казалось, будто какое-то зелье толкает ее развязать язык. Она только кивнула. Директор вздохнул.

— Я действительно надеюсь, что он не закроется навсегда. В конце концов, вы тоже его друг, мисс Грейнджер.

Разговор с директором повлиял на Гермиону сильнее, чем она могла бы ожидать, и она злилась на саму себя. Растрепала все на духу, как какая-нибудь Лаванда! Надо было улыбнуться и заткнуться нахрен… Она так быстро и злобно летела по коридору, что не услышала, как ее зовут.

— Гермиона! Гермиона!

Она затормозила и развернулась на каблуках. Мантия захлестнула лодыжки.

— Гарри! — Ей вдруг стало стыдно.

— Чего он от тебя хотел?

Гарри забрал ее сумку, и они медленно побрели к гриффиндорской гостиной.

— Расспрашивал, изменился ли ты и стал ли новым Темным Лордом, — буркнула Гермиона.

Гарри расхохотался, и Гермиона улыбнулась. Все-таки это ее Гарри, тот самый мальчишка с непослушными вихрами, который когда-то спас ее от тролля.

— Пусть держит карман шире. Стоит начать учиться — ты тут же Темный Лорд. Странно, что тебя еще не записали в Темные Леди.

Гермиона пихнула его в протезное плечо, и Гарри захихикал.

— А еще он сказал, что вряд ли Сам-Знаешь-Кто вселился в слабое тело. Сказал, что если тело слабое — оно не переживет вселения. Значит, это его собственное тело.

Гарри посерьезнел.