Спаситель империи. Невошедшее (джен)

Декабрь 1914 года выдался на редкость морозным. Снег, словно саван, укрывал замерзшую землю, а в воздухе витал горький запах пороха и предчувствия. В Александровском дворце, в уютном кабинете императора Николая II, царила атмосфера, казалось бы, далекая от войны. У камина, потрескивая, горели поленья, отбрасывая причудливые тени на стены, увешанные портретами предков. Николай Александрович сидел в кресле, погруженный в бумаги, а Александра Федоровна, его любимая Аликс, расположилась рядом, вышивая крестиком.

— Ники, — тихо произнесла императрица, не отрываясь от работы. — Ты думаешь, это правильно?

Император поднял глаза, отложив перо. В его взгляде читалась усталость, но и нежность.

— Алекс, дорогая, о чем ты? О Владике?

Александра кивнула, ее тонкие пальцы продолжали ловко управляться с иглой.

— Да. Он… такой необычный. И откуда он взялся… из будущего… Это так… невероятно.

Николай вздохнул. История появления Владислава, мальчика из двадцать первого века, в их семье была и впрямь невероятной. Необъяснимым образом он оказался в их дворце, потерянный и напуганный, но с удивительной ясностью в глазах и знанием вещей, которые не могли быть известны в их времени.

— Я понимаю твои сомнения, Алекс. Но я думаю, что это промысел Божий. Он прислал нам этого мальчика. Владик сирота в своем времени. Он нуждается в нашей защите, в нашей любви. И, как бы ни было странно, он — наш сын.

Александра отложила вышивку, ее глаза наполнились слезами.

— Я люблю его, Николай. Он такой… живой. Он смеется, как ребенок, но в его глазах столько мудрости, столько понимания… Он так быстро привязался к нам.

— И к Алексею, — добавил Николай, улыбнувшись. — Алёша просто светится от счастья.

И действительно, отношения между цесаревичем Алексеем и Владиславом были особенными. Алексей, страдавший от гемофилии, часто чувствовал себя одиноким и изолированным. Владик же, словно почувствовав это, сразу же стал для него настоящим братом. Они вместе играли, читали книги, делились секретами. Владик рассказывал Алексею о будущем, о самолетах, о компьютерах, о мире, который казался сказкой. Алексей слушал, затаив дыхание, и в его глазах загоралась надежда.

— А девочки? — спросила Александра, вернувшись к своей тревоге. — Они… они не понимают. Они видят в нем загадку.

Николай кивнул. Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, привыкшие к строгим правилам и условностям, были озадачены появлением Владислава. Они наблюдали за ним с любопытством, но и с некоторой настороженностью. Для них он был чужаком, пришельцем из другого мира.

— Ольга пытается с ним подружиться, — заметил Николай. — Она всегда была самой рассудительной. Татьяна… она, кажется, немного ревнует. Мария и Анастасия просто очарованы им, но им трудно понять его.

— Им нужно время, — вздохнула Александра. — Им нужно привыкнуть. Но я боюсь, что они никогда не поймут его так, как понимает Алексей.

* * *

Снег тихо падал за окнами Александровского дворца, укрывая Петергоф пушистым белым одеялом. В одной из комнат, где царил полумрак, освещаемый лишь тусклым светом камина, собрались дети императора Николая II. Обычное для них времяпрепровождение — чтение, рукоделие, тихие игры — было нарушено недавним, совершенно неожиданным событием. В их семье появился новый член — Владик, мальчик из далекого двадцать первого века, ставший их приемным братом.

Ольга, старшая, скрестила руки на груди, ее взгляд был полон недоверия. Татьяна, более мягкая, но тоже настороженная, сидела рядом, перебирая пальцами край своего платья. Мария, всегда более открытая, но сейчас явно смущенная, молчала, глядя в огонь. Только Алексей, цесаревич, с горящими глазами, сидел на полу, прислонившись к креслу, где обычно отдыхал отец.

— Я не понимаю, сестры, — начал Алексей, его голос звучал непривычно твердо для его лет. — Почему вы так к нему относитесь? Он же наш брат теперь!

Ольга вздохнула, ее голос был ровным, но в нем чувствовалась сталь, — Алёша, ты слишком мал, чтобы понимать. Это… необычно. Очень необычно. Он из другого времени, из другого мира. Мы не знаем его, а он не знает нас. Как он может быть нам братом?

— Но он же здесь! — возразил Алексей, его щеки покраснели. — Папа и мама его приняли. Значит, он наш. И он такой же, как мы! Он любит играть, он смешной…

Татьяна мягко перебила: — Алёша, мы не говорим, что он плохой. Просто… это все так странно. У него другие привычки. Другая манера общения. Как мы можем с ним общаться? Как мы можем его понять?

— А вы пытались? — цесаревич вскочил на ноги, его маленькое тело дрожало от возмущения. — Вы только смотрите на него свысока! Он же старается! Он пытается понять нашу жизнь. А вы только отворачиваетесь!

Мария, наконец, осмелилась заговорить, — Но, Леша, он… он такой другой. Его одежда, его манеры… Иногда мне кажется, что он не понимает, где находится. Он говорит о вещах, которые нам непонятны. Как будто он из сказки, но не из нашей.

— Он из будущего! — выпалил Алексей, забыв о всякой осторожности. — Он сам говорил! Он из времени, когда все будет по-другому! Россия другая!

Ольга и Татьяна переглянулись. Эта тема была для них самой болезненной. Прибытие Владика было окутано тайной, и хотя родители старались объяснить им, что это нечто чудесное, девочки чувствовали подвох.

— Будущее… — прошептала Татьяна, ее глаза были полны тревоги. — Это и пугает, Алёша. Мы не знаем, что будет завтра, а тут еще и он…

— Он не пугает! — Алексей подошел к сестрам, его взгляд был полон решимости. — Он просто другой. И он наш брат. Я буду его защищать! Если вы не хотите с ним дружить, я буду дружить за всех вас! Я его не брошу!

Ольга вздохнула, но в этот раз в ее вздохе было меньше раздражения и больше усталости. Она подошла к Алексею и положила руку ему на плечо: — Леша, мы не хотим его обидеть. Просто… нам нужно время. Это слишком много для нас всех. Ты пойми, мы выросли в определенном мире, с определенными правилами. А он… он словно вырвался из другого измерения. Мы не знаем, как с ним быть. Как его принять по-настоящему.

Татьяна кивнула, ее взгляд смягчился, — Мы не хотим, чтобы ты чувствовал себя одиноким, Леша. Если тебе так дорог этот мальчик, мы постараемся… постараемся быть к нему добрее. Но ты должен понять, что это не так просто, как тебе кажется.

Мария, осмелев, подошла к Алексею и робко коснулась его руки. — Может быть, ты расскажешь нам что-нибудь о нем, Леша? Ты ведь его так хорошо понимаешь. Расскажи нам, что ему нравится, что он любит. Может быть, тогда нам будет легче?

Алексей посмотрел на сестер, его глаза все еще горели, но теперь в них появилась надежда. Он знал, что сестры не злые, просто им страшно и непонятно. И он, маленький цесаревич, чувствовал себя ответственным за то, чтобы этот странный, но такой родной ему брат, нашел свое место в их семье.

— Он любит слушать истории, — начал Алексей, его голос снова стал звонким и радостным. — И он умеет рассказывать такие удивительные вещи! Про летающие машины, про то, как люди разговаривают друг с другом на расстоянии, даже если они очень далеко! И он очень любит…» Алексей замялся, вспоминая, как Владик однажды показал ему картинку на маленькой светящейся коробочке, — Он любит историю, любит свою страну и гордиться ею. Он любит смотреть мультики!

Ольга и Татьяна переглянулись, в их глазах мелькнуло любопытство, смешанное с недоверием. Это было так далеко от их привычного мира, от их книг и вышивок.

— Мультики? — переспросила Ольга, пытаясь представить себе это. — Что это?

— Я не знаю, — признался Алексей, — но это правда! И он очень добрый. Он никогда никого не обижает. Он просто… другой. Но он наш брат. И я его очень люблю.

Декабрь 1914 года был полон тревог и неопределенности. Война бушевала где-то далеко, но в стенах Александровского дворца, в этой тихой комнате, зарождалось что-то новое. Что-то, что могло стать мостиком между прошлым и будущим, между привычным и неведомым. И хотя путь к полному принятию был еще долгим, в этот вечер, благодаря маленькому цесаревичу, в царской семье стало на одного брата больше. И, возможно, на одну надежду больше.

В этот морозный декабрьский вечер, в самом сердце империи, рождалась новая, удивительная история. История семьи, которая приняла в свои объятия ребенка из другого времени, и в котором, как он чувствовал, было что-то особенное, что-то, что могло изменить их всех.