Взаперти (гет)

Воздух вокруг них заискрился мириадами невидимых звезд, когда они пересекли невидимую границу. Кэтрин почувствовала, как холодный, пронизывающий ветер, несущий запах сырой земли и древних тайн, охватил ее. Она крепко, почти судорожно, взяла Римуса под руку, пытаясь унять дрожь, пробежавшую по всему телу.

— Что ж… Мы сделаем это, — прошептал Римус, его голос был напряженным, но в нем звучала нотка облегчения.

Они шли очень быстро, стараясь не привлекать лишнего внимания. Каждый шорох листвы, каждый треск ветки под ногами казался им оглушительным. Они двигались по узкой, едва заметной тропинке, которая вела от границы чар к величественному, но теперь такому пугающему замку. Дорога казалась бесконечной, петляя среди густых, темных деревьев, чьи кроны сплетались над головой, почти полностью скрывая небо. Каждый шаг отдавался в груди Кэт тяжелым эхом. Она чувствовала, как напряжены ее мышцы, как быстро бьется сердце. Но еще более тревожным, чем сама дорога, было осознание того, что Бродяга будет добираться один. Ее взгляд невольно скользнул в сторону, туда, где темная стена деревьев казалась непроницаемой.

— Он справится, — сказал Римус, словно прочитав ее мысли. Его рука сжала ее в ответ, пытаясь придать уверенности.

Кэт кивнула, но ее сердце не успокоилось. Она знала, что Бродяга силен. Она видела его решимость, его отвагу. Но Запретный Лес… он не щадил никого. Там могли быть не только дикие звери, но и куда более древние, куда более коварные существа. Существа, которые не знали жалости.

— Я просто… Если что-то пойдет не так, и его поймают? — Тревога сжимала ее горло, делая дыхание поверхностным.

Римус остановился на мгновение, его рука мягко легла на ее плечо, прежде чем притянуть ее к себе. Он обнял ее, чувствуя, как дрожь в ее плече постепенно утихает. Он видел, как Сириус смотрел на нее. Не так, как смотрят на того, кто дал кров, а как на единственный источник света в кромешной тьме. И с обычной для себя ясностью Римус понял: его роль здесь — быть мостом между ними. Всегда мостом, а не берегом

— Мы сделаем все, что сможем, Кэтрин, — прошептал он, его голос был низким и успокаивающим. — Мы обязательно поговорим с Дамблдором. Дождись вечера. Бродяга импульсивен, несдержан, но не глуп. Он не станет рисковать без крайней необходимости.

— Иначе и быть не может. Он должен стать свободным.

— А сейчас вспомни нашу самую долгую и нелепую беседу о чае, — сказал Люпин, легкая улыбка тронула его губы. — Помнишь, как мы в шутку выбирали сорт, в котором лучше всего утопить профессора Снейпа? Нам нужно сыграть эту роль. Пусть все видят, как мы вместе направляемся к замку, как я провожаю тебя до Больничного крыла. Воплотим в жизнь сплетни, что полнят каждый угол школы. Это отвлечет внимание, даст нам время.

Они медленно приближались к замку, их силуэты становились четче на фоне серого неба. Кэтрин старалась говорить как можно громче, имитируя оживленный спор, но мысли ее были далеко, в темном лесу, где сейчас, возможно, Бродяга уже столкнулся с тем, что искал. Она чувствовала себя актрисой, играющей роль в дурно поставленной пьесе, где на кону — жизнь друга.

Когда они подошли к воротам, Кэтрин заметила несколько любопытных взглядов, скользнувших по ним. Подмигнув Римусу, она нарочито закатила глаза, словно в знак крайнего раздражения.

Он улыбнулся ей у ворот, играя свою роль. В его улыбке не было горечи — лишь легкая усталость, выученная за долгие годы. Он смирился с тем, что некоторые двери останутся закрытыми для него еще до того, как он к ним подойдет.

Но мысль о той самой субботе тихо разъедала его изнутри. Она ведь согласилась — с той самой улыбкой, что на мгновение отогрела стены его кабинета. А потом он… растворился. Испарился за плотно притворенной дверью, позволив долгу и опасности затмить хрупкое обещание. Он стал тишиной в ответ на ее вопрос, пустым местом, призраком в коридоре. И его главное умение — бесшумно отступать, чтобы никому не мешать, — впервые обернулось против него, став не тактикой выживания, а доказательством малодушия.

Оказавшись в тишине Больничного крыла, Кэтрин почувствовала, как притворство спало с нее тяжелым покрывалом, обнажив изможденные нервы и леденящий страх. Она обязана была держаться — за них, за него, за себя, — но сейчас, в полном одиночестве, ей казалось, будто она каменеет на дне бездонного омута.

Она опустилась на край кровати, сомкнула веки и мысленно твердила, как заклинание: пусть Бродяга будет жив, пусть Римус сумеет достучаться до Дамблдора, пусть они все переживут эту ночь. И даже здесь, среди знакомых до боли стен, в гулкой тишине, оттеняющий каждый ее вздох, она не отпускала последнюю соломинку — надежду. Надежду, что задуманное удастся, что Дамблдор не отвернется, что Бродяга сумеет укрыться. И что когда-нибудь, когда все это останется позади, они наконец смогут просто пить чай и смеяться — не притворяясь, не скрываясь, не боясь.

* * *

— Мисс Кейм, вы очень бледны. — Мадам Помфри деликатно приложила тонкие изящные пальцы ко лбу Кэтрин в заботливом жесте. — Жара нет. Все ли хорошо?

— День выдался волнительным, мадам Помфри, — голос Кэтрин звучал чуть хрипло, словно сорвавшийся с цепи ветер. — Столько студентов сдают экзамены. Боюсь даже представить, что еще преподнесет этот день… Может, нашествие икающих второкурсников после неудачного зелья, а может, кто-нибудь вновь превратится в свистящий чайник.

— О, без ваших любимчиков и сегодня не обошлось. Эти близнецы Уизли… Знаете, я шесть лет наблюдаю за их выходками и все жду, какая же из них станет фатальной? Это же надо умудриться…

Кэтрин невольно усмехнулась. Фред и Джордж Уизли действительно были ее излюбленными пациентами в лазарете. Они были одновременно и ее головной болью, и источником бесконечного удивления. Их изобретательность в создании шуток и розыгрышей граничила с гениальностью, а их способность выходить сухими из воды после самых невероятных выходок поражала даже видавшую виды мадам Помфри.

— Как говорится, две сороки — к радости, одна — к печали, — Кэтрин устало покачала головой. — Эти мальчишки-сороки далеко пойдут, вот увидите.

— В Азкабан, не иначе, — отрезала мадам Помфри, словно отчеканила слова.

Внезапная дрожь пронзила Кэтрин так резко, что поднос с пустыми мензурками выскользнул из рук и с грохотом рухнул на пол. Мадам Помфри взмахом палочки собрала осколки в аккуратные пузырьки, после чего заключила дрожащие руки Кэтрин в свои ладони.

— Моя дорогая, вы вся дрожите. Что случилось? Ох говорила я Директору, не к добру вокруг замка эти твари… кого угодно маячащие на горизонте дементоры доведут.

— Просто… не спала сегодня ночью, мадам Помфри, — пробормотала Кэтрин, стараясь говорить ровно. — Не обращайте внимания.

Мадам Помфри внимательно посмотрела на нее, и Кэтрин стало неловко под этим проницательным взглядом. Она знала, что главная целительница Хогвартса видит ее насквозь, чувствует ее тревогу. Но сейчас она не могла делиться своими секретами.

— Хорошо, моя дорогая, — мягко произнесла мадам Помфри и в ее глазах мелькнуло лукавство. — Но прошу вас, берегите себя. Эти дни тяжелы для всех нас. Если почувствуете себя хуже, сразу же обращайтесь ко мне.

Кэтрин кивнула, стараясь выдавить слабую улыбку. Мадам Помфри сжала ее руки и отпустила, оставив Кэтрин наедине со своими мыслями. Ей нужно было собраться. Она не могла позволить страху парализовать ее.

Солнце неумолимо клонилось к закату, словно что—то именно сегодня подгоняло его, торопило к горизонту. Его последние лучи, окрашенные в багряные и золотые оттенки, проникали сквозь высокие окна Больничного крыла, бросая длинные тени на стерильно чистый пол. Кэтрин, обычно такая собранная и сосредоточенная, сегодня казалась рассеянной. Она заполнила бумаги, перебрала письменные принадлежности, даже провела полную ревизию всего медицинского запаса, но ни одно из этих рутинных действий не могло унять нарастающее беспокойство, которое сжимало ее грудь.

Ее мысли метались, словно испуганные птицы, не находя покоя. Добрался ли Сириус до Визжащей хижины? Этот вопрос пульсировал в ее сознании, вызывая холодный пот.

Получится ли у Римуса убедить Гарри поговорить? Она знала, как тяжело Гарри дается доверие, особенно после всего, что ему пришлось пережить. Но сейчас, когда ставки были так высоки, когда судьба Сириуса висела на волоске, этот разговор был жизненно необходим. Римус, с его мудростью и пониманием, был единственным, кто мог пробиться сквозь броню юношеского упрямства и страха.

И, наконец, самое главное: смогут ли они все вместе убедить Дамблдора хотя бы выслушать Бродягу? Альбус Дамблдор, великий и мудрый, но иногда такой… далекий. Его решения были непоколебимы, его взгляд на вещи часто казался недоступным для обычных смертных. Кэт подошла к окну, прижимая ладонь к холодному стеклу.

— Мисс Кейм. Добрый вечер. — ледяной глубокий голос Северуса Снейпа вывел ее из оцепенения.

Девушка резко обернулась, ожидая увидеть вместе с преподавателем Зельеварения толпу министерских служащих и армию дементоров, но Снейп был один. Взгляд внимательных черных глаз пробежал по ее лицу, и мужчина чуть скривил губы.

— Ожидал найти здесь профессора Люпина. — брови Снейпа чуть приподнялись. Вся его фигура выражала неодобрение. — Вы практически всегда где-то рядом.

— Профессора здесь нет, сэр. — Кэтрин постаралась улыбнуться. Тонкая шаль на плечах словно покрылась инеем под взглядом Снейпа. — Что-то передать?

Он снова окинул ее взглядом, на этот раз более пристальным, словно пытаясь уловить в ее глазах ответ на вопрос, который не задал вслух.

— Профессор Люпин забыл забрать у меня некое зелье, — наконец произнес он, и его голос стал еще более низким, почти шепотом, — назначение которого вам известно. Я сам отнесу его. Доброго вечера.

С этими словами он развернулся и, не дожидаясь ответа, направился к выходу из Больничного крыла. Его мантия развевалась за ним, словно темное крыло ворона, и Кэтрин почувствовала, как напряжение, сковывающее ее, начало медленно отступать.

Едва дождавшись, когда грозовая туча в лице профессора Снейпа покинет Больничное крыло, Кэт кинулась к лунному календарю, висящему на стене. Ее пальцы дрожали, когда она провела ими по строчкам, выведенным серебряными чернилами.

Нет… Не может этого быть. Только не сегодня.

Ее взгляд остановился на определенной дате, и мир вокруг нее словно сжался до размеров этой единственной отметки. Лунный календарь, обычно служивший ей надежным ориентиром, теперь казался зловещим предвестником. Сегодня была та самая ночь. Ночь, когда луна достигнет своего полного, зловещего сияния.

— Мадам Помфри! — Кэт на ходу сорвала косынку с волос. — Я отойду ненадолго, хорошо?

— Мисс Кейм, что-то случилось?

— Рим… профессор Люпин забыл у меня свое лекарство. Я быстро. — Слова вылетели из ее уст, словно спасательный круг, брошенный в бушующее море.

Мадам Помфри встретила ее взгляд, и в ее глазах, обычно таких строгих, вспыхнуло что-то теплое, почти матерински-торжествующее.

— Конечно, дорогая моя, — сказала она, и ее голос прозвучал необычно мягко. — Идите. И не спешите возвращаться. Иногда забота о другом — лучшее лекарство от собственных тревог.

Она проводила Кэтрин понимающим взглядом, и на ее губах играла едва заметная, светлая улыбка. Улыбка женщины, которая много лет наблюдала, как один из самых достойных мужчин, которых она знала, носил свое одиночество как неизбежную мантию. И вот теперь она видела — в его жизни появился человек, ради которого он был готов забыть о своем зелье. И это, черт побери, было прекрасно.

* * *

Кэтрин почувствовала, как по спине пробежал новый поток холода, но на этот раз он был не от взгляда Снейпа, а от осознания собственной беспомощности. Она была в ловушке. Ловушке обстоятельств, на которые повлиять не было практически никакой возможности. Но куда бежать сначала? Кабинет Римуса? Башня преподавателей? Сразу идти в кабинет Дамблдора? Найти Гарри? Но что она могла им сказать? Что она могла доказать? Ее слова звучали бы как бред сумасшедшей. Успел ли Римус поговорить с кем-то?

Бежать в Визжащую Хижину и не дать Бродяге натворить глупостей. Эта мысль мелькнула как отчаянная искра. Он был так близок к тому, чтобы все испортить, к тому, чтобы поддаться гневу и отчаянию.

Сердце бешено колотилось о ребра, воздуха не хватало. Переходы и галереи так любимого ей замка казались бесконечно длинными и словно увеличивались в размерах, стоило ей начать движение. Стены, которые раньше служили ей убежищем, теперь казались враждебными, давящими.

— Мисс Кейм! Какая приятная встреча!

Кэтрин медленно подняла голову. В центре огромного холла, залитого тусклым светом из высоких окон, стоял сам Министр магии Корнелиус Фадж. Его лицо, обычно добродушное, сейчас казалось напряженным, а глаза внимательно изучали ее. В паре шагов от него, застыла неприятная физиономия Макнейра.

— Добрый вечер, Мисс Кейм. — Мягкий голос Директора Дамблдора выдернул девушку из липкой паутины страха. — Что-то случилось? Вы встревожены.

Кэтрин сглотнула, пытаясь подавить нарастающее волнение. Она знала, что в этот момент каждое ее слово может стать решающим. Вокруг витал запах страха, и она чувствовала, как он проникает в ее легкие.

— Добрый вечер, Министр, — прохрипела она, стараясь придать голосу хоть какую—то уверенность. — Я… шла к… кухням. Попросить домовиков приготовить ромашковый чай. Эти экзамены, столько стресса у студентов…

— Добрый-добрый, если бы он таким был, — произнес Фадж, его голос звучал как будто издалека. — Как приятно вас видеть

Дамблдор, стоящий рядом, внимательно всмотрелся в ее глаза. Его мудрый взгляд, как всегда, был полон понимания, но сейчас она не могла избавиться от ощущения, что он тоже чувствует напряжение в воздухе. Макнейр оставался неподвижным, но Кэтрин чувствовала его взгляд, холодный и оценивающий. Он был палачом. Он видел страх. И сейчас он видел его в ней.

— Мисс Кейм, — произнес Дамблдор, его голос был мягким, но в нем звучала нотка настороженности. — Вы выглядите встревоженной. Все в порядке?

Кэтрин заставила себя улыбнуться, но это было похоже на натянутую маску, которая вот—вот треснет под давлением. Внутри нее бушевала буря, сотканная из страха и отчаяния. Что, если они узнали о Сириусе? Что, если Макнейр уже знает, где его искать? Эта мысль была подобна ледяному клинку, впивающемуся в ее сердце.

— Да, все в порядке, — ответила она, стараясь говорить уверенно. — Просто… много дел. Я волнуюсь за студентов. Такая ночь. Волнительная.

— Вы знаете, Мисс Кейм, — начал Министр, — в такие времена, как сейчас, важно оставаться начеку. Мы не можем позволить себе расслабляться. Особенно с теми, кто может представлять угрозу.

Кэтрин почувствовала, как холодный пот стремительно пробежал по ее спине, оставляя за собой ледяной след. Она знала, что Фадж намекает на Сириуса, и это было как удар в живот, выбивший весь воздух из легких. Она пыталась сохранить спокойствие, но мысли о том, что его могут поймать, что его снова запрут в Азкабане, не давали ей покоя. Образ его изможденного лица, его отчаяния, преследовал ее.

— Да, Министр, — произнесла она, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно, но он все равно казался тонким и напряженным. — Я согласна. Мы должны быть осторожны. Но я уверена, что все в Хогвартсе под контролем.

Она бросила быстрый взгляд на Альбуса Дамблдора. Великий волшебник, казалось, уловил ее тревогу. Его глаза, обычно полные мудрости и спокойствия, прищурились, как будто он хотел сказать ей что-то ободряющее, что-то, что могло бы развеять ее страхи. Но рядом с ним стоял Макнейр, и его присутствие было как тяжелый, давящий камень. Он не отводил от нее своего холодного, оценивающего взгляда. Он был как хищник, готовый к нападению, и Кэтрин чувствовала, как его присутствие давит на нее, заставляя ее сжиматься внутри.

— Знаете мисс Кейм, после вашей отставки вашим коллегам приходится тяжко без целителя. Вы ведь обучались в Больнице Святого Мунго?

—Все верно. Мне очень помогли навыки, приобретенные там. Осеннее назначение в Хогвартс помогло мне понять, что именно в Больничном Крыле мне самое место.

В этот момент время словно замедлило ход. На пороге появился Северус Снейп. Его лицо было бледным, а глаза горели мрачным огнем.

— Министр, — произнес он низким, хриплым голосом, который заставил Кэтрин вздрогнуть. — У меня есть новости.

Все повернулись к нему, однако Кэтрин, стоя чуть выше на лестнице отчетливо видела несколько парящих в воздухе носилок, мрачной вереницей следующие за Северусом Снейпом.

— Ну же, Северус, не томи.

Снейп сделал шаг вперед, его взгляд скользнул по Кэтрин, задержавшись на мгновение. В его глазах она увидела что-то, что заставило ее сердце сжаться.

— Сириус Блэк пойман, — произнес он, и каждое слово прозвучало как удар молота.

Мир Кэтрин пошатнулся. Слова Снейпа эхом отдавались в ее голове, заглушая все остальные звуки. Она почувствовала, как ноги подкашиваются, а перед глазами поплыли темные пятна. Холодный пот снова хлынул по ее спине, но на этот раз он был не просто ледяным, а обжигающим, словно она стояла на краю пропасти. Кэтрин сжала кулаки, ногти впились в ладони. Макнейр, казалось, наслаждался ее реакцией. Его губы тронула едва заметная усмешка. Дамблдор же, напротив, выглядел обеспокоенным. Он перевел взгляд с Снейпа на Кэтрин, и в его глазах мелькнула тень.

— Несомненно, мисс Кейм мистеру Уизли срочно требуется ваша помощь — Дамблдор выступил чуть вперед, и Кэтрин смогла сохранить лицо, не показав отчаянья.

— Сириус Блэк пойман, — повторил Министр, словно пробуя новость на вкус. — Это отличная работа, Северус. Он будет доставлен в Азкабан немедленно. Макнейр срочно соберите сотрудников Министерства. Дамблдор, Блэка нужно запереть, нам нужно чуть меньше часа на приготовления, можем ли мы рассчитывать…

— Безусловно, Корнелиус. Северус будьте добры за мной. Мисс Кейм, дети отправятся с вами в Лазарет, мы подойдем к вам через несколько минут.

* * *

— Мадам Помфри, ширму, пожалуйста! — Голос Кэтрин прозвучал резко, почти по-командирски. Она не могла позволить ему дрогнуть. — Гарри и Гермиона не ранены. У Уизли — сложный перелом с подвывихом. Нужно резать штанину. В ране — грязь. Обезболивающее, сейчас же.

— Вы справитесь одни? — встревоженно спросила мадам Помфри.

— Да.

Руки предательски дрожали, но Кэтрин заставила их повиноваться. За ширмой, которую мгновенно возвела мадам Помфри, открылось зрелище, от которого свело желудок. Нога Рона была вывернута под противоестественным углом. Рваная рана зияла, обнажая бледный отблеск кости сквозь сгустки крови и грязь.

Очищение. Арника от отека. Репозиция костей. Восстановление мышц… Руки сами совершали привычные движения, пока разум цеплялся за спасительный медицинский алгоритм. Терпи, мальчик, проснешься с новой ногой…

Сириус, что ты наделал? — мысль вонзилась, как нож, едва не сбив с ритма.

Сквозь ширму доносились обрывки спора: торжествующий Фадж, взволнованная Помфри, отчаянные крики Гарри и Гермионы: «Он невиновен!»

»…не хочу терять тебя в моем мире…»

Соберись! — мысленный крик заставил ее встряхнуть головой. Кости встали на место. Кровотечение остановлено. Уродливый шрам останется на память.

— …очевидно, под заклятьем, — долетал голос Фаджа.

Сириус, если тебя казнят… я сама тебя убью.

Последний узел повязки был затянут. Рон спал, его дыхание было ровным. Ширма опустилась, открыв бледное, умиротворенное лицо. Кэтрин мельком заметила, как Дамблдор что-то шепчет Гермионе, и девочка резко кивает.

— Превосходная работа, моя дорогая. Вы были невероятны, — голос мадам Помфри звучал с неподдельным уважением. — Я принесу шоколад. Дементоры — не шутка.

Едва мадам Помфри скрылась в кабинете, а Дамблдор вышел, Кэтрин сорвалась с места.

— Профессор! — ее голос сорвался на шепот, когда она выскочила в коридор. — Умоляю, выслушайте! Он невиновен! Дайте мне шанс все объяснить!

Дамблдор обернулся, его взгляд за очками-половинками был усталым, но непроницаемым.

— Вы действительно полагаете, что можете изменить приговор, мисс Кейм? Мир не так прост. Блэк осужден по всей строгости закона.

— Но я могу доказать! Есть свидетели… — слезы подступали к горлу, глотая слова.

— Вы рискуете не только его жизнью, но и своей, — его голос стал мягче, но в нем зазвучала непререкаемая твердость. — Не вмешивайтесь в то, чего не понимаете.

— Я не могу просто смотреть! — вырвалось у нее, голос сдавлен рыданием.

— Тогда вернитесь к своим обязанностям. И позвольте мне делать свою работу.

В этот момент взгляд Дамблдора на мгновение скользнул куда-то за ее плечо, вглубь пустого, казалось бы, коридора. В его глазах мелькнуло нечто — не удивление, а скорее… подтверждение.

— Спокойной ночи, мисс Кейм.

Дверь лазарета щелкнула за ее спиной. Захлопнулась. Навсегда.

Кэтрин, не чувствуя ног, вошла обратно. Мадам Помфри с грозным видом стояла над Поттером, следя, чтобы мальчик ел шоколад. Гермиона… ее лицо было не просто заплакано. Она была бледна, запыхана, прядь волос прилипла ко лбу, словно она только что бежала марафон. И Гарри… он смотрел в одну точку с таким напряжением, будто только что видел призрак.

Странно… — мелькнуло у Кэтрин, но тут же утонуло в волне собственного отчаяния.

Поправив косынку, она направилась к столу, где ждал поднос с бинтами. Мир плыл перед глазами, но ее руки сами потянулись к стерильной повязке. Она снова была целительницей. Ее боль не имела здесь права голоса. А странная усталость детей… что значила она по сравнению с приговором, прозвучавшим в коридоре?

* * *

Взрыв яростных голосов разорвал хрупкую тишину лазарета. Дверь, сорвавшись с петель, с грохотом врезалась в стену, и на пороге возник Северус Снейп — сама грозовая туча, мечущая молнии испепеляющего взгляда.

— ГДЕ ОН?! — проревел профессор, врываясь в палату. — Поттер, что ты натворил?! Говори!

— Северус, это абсурд… — Фадж был встревожен, но пытался сохранять видимость благоразумия. — Мальчик физически не мог ничего сделать. Дверь была заперта Дамблдором всего десять минут назад!

— Это вы помогли ему бежать!

— Северус, вы бредите… Мадам Помфри, мисс Кейм, кто-то из ваших пациентов покидал свои кровати?

— Боги всемилостивые, конечно же нет, профессор! — возмущенно воскликнула Мадам Помфри. — И я, и мисс Кейм все время были здесь.

Снейпа захлестывала волна ярости. С утробным рыком он бросился к Гарри, но Кэтрин, повинуясь внезапному порыву, оказалась на его пути, заставив профессора зельеварения резко остановиться.

— А ну-ка прочь отсюда, — тихий, но зловещий рык в ее голосе, казалось, на мгновение ошеломил Снейпа. Он замер, медленно опуская на нее взгляд, полный презрения. — Я сказала: уходи!

В ее позе, в самой ткани ее молчания, была такая непоколебимая уверенность, что Снейп дрогнул.

— Мерзкая подстилка обор… — начал он, но был прерван.

— Северус! — прогремел голос Дамблдора. — Сейчас же прекратите это безобразие.

Снейп стоял, кипя от бешенства, меча взгляды на Фаджа, пораженного его выходкой, и на Дамблдора, чьи глаза за стеклами очков оставались нечитаемыми. С разворотом, полным гнева, так что мантия со свистом взметнулась за спиной, он вихрем вылетел из палаты. Кэтрин выдохнула, чуть прикрыв глаза.

— Коллега, кажется, слегка не в себе, — заметил Фадж, провожая его взглядом. — На вашем месте, Дамблдор, я бы за ним присмотрел. Э-э-э… дамы, приносим извинения.

— Уверяю вас, с ним все в порядке, — безмятежно отозвался Дамблдор, уводя растерянного Министра Магии. — Просто его постигло… жестокое разочарование. Надеюсь, Корнелиус, дементоры теперь покинут школу? Не думаю, что Сириус Блэк рискнет вернуться. Наверняка уже к утру он покинет Великобританию. Думаю, он теперь не наша головная боль…

Их голоса затихали в коридоре. Мадам Помфри вновь заперла дверь и с раздражением наложила несколько заклятий, тщательно отгораживая уютный мир Больничного крыла от остальной школы. Резко обернувшись и окинув суровым взглядом пациентов и Кэтрин, она решительно зашагала к своему кабинету.

— Все. Если хоть одна живая душа посмеет потревожить моих пациентов до зари… Я… — Целительница клокотала негодованием. — Чайник поставлю! Все по кроватям, и чтобы через десять минут я слышала лишь ангельское посапывание!

Разгневанная фурия вихрем влетела в кабинет, дверь захлопнулась за ней, словно выстрел. Палата замерла в тишине, которую робко нарушало лишь тиканье часов на столе Кэтрин. Рон Уизли, словно очнувшись от кошмара, растерянно переводил взгляд с Гарри на Гермиону.

— Спасибо, — прошептал Гарри, едва слышно.

Кэтрин попыталась выдавить улыбку. Закончив смену повязок, она почувствовала себя лишней в этом детском мирке, где кипели эмоции и жажда обсудить произошедшее.

— У вас десять минут. Потом я вернусь и погашу свечи. Идет?

Троица синхронно кивнула, как один механизм.

* * *

— Мисс Кейм.

Робкий голос Гермионы заставил Кэтрин вздрогнуть. Она обернулась и встретила взгляд девочки, в котором читалась не только привычная сосредоточенность, но и новая, взрослая серьезность.

— Это вам.

Гермиона осторожно вложила ей в руку сложенную страницу, явно вырванную из книги. Ее взгляд был красноречивее любых слов.

— Только вам, — повторила она, и в ее тихом голосе прозвучала недетская решимость.

Кэтрин кивнула, пальцы сомкнулись на шершавой, желтоватой бумаге. Она не стала спрашивать. Некоторые тайны не требовали вопросов, только молчаливого согласия.

Дождавшись, пока Гермиона вернется в постель и притворится спящей, Кэтрин подошла к окну, залитому призрачным светом полной луны.

Она развернула бумагу. Сложенный вчетверо лист из учебника по заклинаниям. Поперек ровного печатного текста, словно выведенная углем из самых глубин отчаяния, красовалась надпись:

«Дом. 13 дней. С.»

Судорожный вздох вырвался из ее груди. Она прижала записку к себе, и по щекам потекли слезы — не слабости, а освобождения. Сириус. Жив. В безопасности.

Она повернулась к притихшим детям. Гарри, все еще сидевший с отсутствующим видом, чуть наморщил лоб. Рон спал, похрапывая. А Гермиона… Гермиона встретилась с ней взглядом и чуть кивнула, закутываясь в одеяло, словно в доспехи хранителя тайны.

Полная луна в окне, казалось, уносила с собой ужасы этой ночи. В ее холодном свете, среди тишины и спящих друзей, в душе Кэтрин рождалась хрупкая, но несгибаемая надежда. Домой. В срок. Это было обещание. Обещание встречи. Обещание конца кошмара.

И она будет ждать. До тринадцатого дня.